22

Хо-хо, кого я вижу! Привет, парни, как прогулялись?

Единственный глаз Кривоглаза по-прежнему украшала опухоль, но зрение уже вернулось к нему. Сидя на поваленном дереве рядом с Рыбоедом, он насмешливо наблюдал за приближающейся понурой шайкой. С первого взгляда было понятно, что счастье отвернулось от Клыкача. Кайбо, негласно избранный предводитель, доложил капитану о стычке с зайцами и о плачевном состоянии, в котором они нашли «Темную королеву». Кривоглаз, внимая скорбному повествованию, что-то сосредоточенно чертил на земле кончиком меча. Наконец Кайбо умолк. Выдержав томительную паузу, Кривоглаз заговорил:

— Да, парни, история грустная. Только нет такого корабля, что ходил бы по морям вечно. Старушка «Темная королева» славно послужила нам. Но теперь, когда за нами охотится Габул, эта посудина стала бы для нас плавучим капканом. Пусть ее гниет там, на реке, она не нужна нам больше. Верьте моему слову, это аббатство Рэдволл стоит доброй сотни таких кораблей. Я буду повелителем этого края, а вы… ну, вы станете здешними графьями и заживете припеваючи. Будете как сыр в масле кататься. Куда лучше, чем шастать по морю, полагаясь на милость волн и ветра, или ходить по струнке перед выжившим из ума Габулом.

Здесь, в этой стране, тепло и сытно. И все здесь будет нашим, если только вы больше не будете ерепениться и поймете, что приказ капитана — закон. Ну, что скажете?

В ответ раздался одобрительный рев. Крысы потянулись к своему капитану, чтобы дружески хлопнуть его по спине.

— Мы с тобой, Кривоглаз!

Когда вопли стихли, Кривоглаз кончиком меча указал на свой чертеж:

— Глядите, парни. Вот он, мой план. Вот это — аббатство. Как туда проникнуть, спросите вы? Нас здесь около сотни, а с невольниками, пожалуй, и десять дюжин наберется. Помнится, Клыкач, ты хвастал, что можешь поджечь ворота. Так вот, приятель, твой час настал. Докажи, что ты мастер не только языком трепать. Значит, ворота ты берешь на себя. С тобой пойдут Рыбоед, Фринк, ну еще, скажем, с полдюжины крыс и в придачу невольники. Считай, целый отряд. Аббатство, значит, осталось без ворот, тебе ведь их спалить — пара пустяков, сам говорил. Я возьму Рензо, Сопленоса, еще два десятка парней, и мы займем позицию со стороны равнины. Устроим для этих деревенских пентюхов роскошный фейерверк из горящих стрел — надо их порадовать. Тут они, понятно, решат, что мы нагрянем именно с этой стороны. Как бы не так! Ты, Кайбо, возьмешь всех остальных. Запаситесь крюками и веревками, словно собираетесь брать на абордаж огроменный торговый корабль.

Да, братва, наши крюки и веревочки и в этот раз сослужат нам добрую службу. Проберитесь к восточной стене и притаитесь в лесу, там такая чащоба, что никто вас не увидит.

А как мы начнем нашу огненную потеху, забросьте на стену крюки и вскарабкайтесь наверх. Вы, значит, первыми ворветесь в аббатство. С северной стороны там есть калитка. Откройте ее, и аббатство наше. К тому времени, если, конечно, этот смельчак Клыкач не вкручивает нам мозги, от ворот останутся одни угольки. И нынче вечером мы закатим в аббатстве хорошую пьянку, не будь я Кривоглаз!

Услышав это, крысы вновь разразились радостными воплями. Молчал лишь Клыкач. Он чувствовал, что попал впросак, но теперь, когда его поход закончился столь постыдно, перечить капитану не приходилось.

Мэриел и Дандину не терпелось отправиться в путь, но уже давно рассвело, а им все не удавалось покинуть жилище сов. Громогласка, их гостеприимная хозяйка, решила восполнить запасы еды, уничтоженные сальнорылами, и отправилась в лес на промысел. В ее отсутствие Каменноголов и четверо его отпрысков демонстрировали перед гостями свое умение клеваться и царапаться, причем в качестве тренировочных снарядов норовили использовать Тарквина и Дарри.

Наконец Громогласка вернулась с полными мешками.

— Вот и все, что я нашла. Не густо, конечно, но больше ничего не подвернулось. Здесь целая куча диких яблок, несколько белых грибов, лесная слива — она, правда, малость зеленовата. Еще чуток сельдерея и так, по мелочи того-другого. Да, вот еще лепешки, сама как-то пекла.

Поюсь только, немного зачерствели, но все равно они страсть до чего сытные.

Гости поблагодарили хозяйку, на прощание позволили совятам немного поклевать и пощипать себя и под предводительством Каменноголова отправились на запад.

Лес становился все более неприветливым и угрюмым, тени сгущались, и сквозь кроны деревьев струился лишь тусклый зеленый свет. Деревья здесь были невероятно высокие; темные стволы теснились вокруг тропы, а мрачные лиственные купола почти не пропускали солнечных лучей. Земля, сплошь покрытая прелой листвой, поросла колючим кустарником, извилистые корни прорезали ее, словно гигантские жилы. Здесь царило безмолвие, не нарушаемое даже птичьим щебетом. Стоило путникам заговорить, голоса их гулко отдавались среди стволов. Все приуныли, и Тарквин, чтобы взбодрить друзей, забренчал на харолине и затянул песенку:

Каменноголов так грозно уставился на певца своими круглыми желтыми глазами, что у того слова застряли в горле.

— Это ты орешь, кролик? Смотри, обмотаю эту штуковину вокруг твоих ушей. Говорят тебе, место это недоброе.

Шум здесь поднимать нельзя.

Мышка следила глазами за их внушительным провожатым — он то вприскочку передвигался впереди, то летел, лавируя между деревьями. Да, без Каменноголова они бы ни за что не нашли дороги, думала Мэриел.

Все уже решили, что походу не будет конца, как вдруг Каменноголов взлетел на поваленное дерево и повернулся к своим спутникам:

— Вот оно, Гнилое болото! Дальше я никогда не суюсь!

Не боюсь, нет! Только не по душе мне это место! Теперь идите сами! Удачи и всех благ! Впрочем, вас наверняка кто-нибудь сожрет или сами утопнете. А если вдруг окажетесь в моем лесу, помните, я всегда к вашим услугам! Мы, Макгарни, не самые мудрые совы, но зато храбрейшие из храбрых, это уж точно!

Он поднялся в воздух и был таков, друзья даже не успели поблагодарить его и попрощаться.

Дандин уселся на поваленное дерево и развязал свой мешок.

— Что ж, Каменноголов Макгарни, спасибо за приятное знакомство. Кстати, я умираю с голоду. Давайте перс дохнем и спокойно перекусим. Когда еще выпадет такая возможность? Вы поглядите только на это болото.

Друзья уселись рядом с Дандином. В самом деле, глазам их открылась унылая картина — впереди темнели трясина, поросшая кривыми иссохшими деревьями; ветки их напоминали хищные лапы, готовые схватить зазевавшегося путника. Поверх коричневато-зеленой жижи тут и там возвышались кочки, поросшие блеклыми голубоватыми цветами. Правда, болото пересекали несколько тропинок, на вид довольно надежных. Но все же зрелище было настолько угнетающим, что друзьями овладела тоска.

Против сытного обеда никто не возражал. Друзья разожгли веселый костерок. Все немного воспрянули духом и принялись рыться в своих мешках.

— Давайте поджарим вот эти белые грибочки, а яблоки завернем в листья и запечем.

Дарри не теряя времени приступил к стряпне. Дандин откусил кусочек от одной из лепешек Громогласки. Сморщившись, он схватился за челюсть:

— Ох, знатные лепешки! Наверняка им минуло немало лет и зим!

— Слышь, старина, зато у нас есть чудные метательные снаряды, на случай если встретим врагов, — рассмеялся Тарквин.

Дандин вновь сунул голову в свой мешок. Вдруг он радостно завопил:

— Гляньте-ка, флейта! Я и забыл, что взял ее с собой!

Видно, она завалилась за подкладку мешка. Нет худа без добра, зато сальнорыла ее не сломали. Посмотрим, все ли с ней в порядке.

И Дандин заиграл любимый в аббатстве танец «Выдра во садочке». Мелодичные звуки разбили гнетущую тишину, и друзья поневоле начали прихлопывать и притопывать лапами. Горячая еда, яркий огонь костра и веселая музыка пошли им на пользу — от подавленного настроения не осталось и следа. А вдалеке, на темных просторах, наблюдало за путешественниками множество неподвижных глаз; они застыли, ожидая, когда друзья вступят в царство трясины.

Быстроногий, Зоркий и Береговой Страж, обойдя дозором южный берег, первыми вернулись в Саламандастрон.

Крепость встретила их неприветливо: ни одной живой души не было в ее залах и покоях. В кузнице барсука Зоркий заметил глубокие отметины, оставшиеся на твердой скале. Заяц горестно вздохнул:

— Взгляните, след когтей владыки Ронблейда. Я знал, не далек тот день, когда это случится с нашим повелителем!

Береговой Страж провел лапой по глубоким зарубкам:

— Да, ты прав. В Ронблейда вошел Кровавый Гнев!

Быстроногий схватил копье:

— Скорее! Надо во что бы то ни стало найти его. Со времен Неукротимого Вепря Кровавый Гнев ни разу не вселялся в повелителей Саламандастрона. Сейчас Ронблейд готов убить всякого, кто встанет у него на пути.

Туман давно рассеялся. На залитом солнцем морском берегу зайцы увидели, чем обернулся приступ ярости, минувшей ночью овладевший их повелителем. Больше сотни трупов лежало на берегу и качалось в волнах у скал — то были крысы, изрезанные, порубленные, пробитые насквозь. Прибрежные камни были залиты кровью, и даже морская вода покраснела; обломки мечей и копий покрывали скалы. Все говорило о страшной бойне. Береговой Страж, в ужасе закрыв глаза, опустился на землю.

— Вот почему он услал нас всех прочь. Хотел остаться один. Да, немало я повидал на своем веку битв и сражений, но такого…

Быстроногий оперся на копье:

— Говорят, когда в барсука вселяется Кровавый Гнев, он не знает снисхождения к врагу. Но откуда здесь взялись крысы? Где их корабль?

Зоркий тем временем обогнул выступ скалы.

— Эй, сюда! Нашел тут одного — еще вроде жив, — позвал он.

Пират был при последнем издыхании.

— Корабль… наш корабль… «Стальной клинок», — еле ворочая языком, бормотал он. — Рифы… Мы сели на мель… пробоина в днище… капитан Лупоглаз… Мы ждали рассвета… Думали, прилив поможет сняться с мели… Как вдруг… Чудовище… Громадный барсук вышел прямо из моря… Еулалиа!

Зоркий приподнял голову умирающего:

— Это был Ронблейд!

— Рон… блейд… Не знаю… Вода стекала с его доспехов… Копье… Меч… Все блестит… Морское чудовище… Где нам с ним тягаться… Нас было больше сотни, но он прикончил всех, всех… О, какой рев, какой страшный рев…

«Твердый Коготь, Крокус, сержант Луговой Бегун!» — так он кричал много, много раз… И рубит, и колет, и режет… всех… всех…

Зоркий взглянул на Быстроногого:

— Сержант Луговой Бегун? Да ведь это твой отец!

Быстроногий отвел глаза вдаль, на море:

— Да. А Твердый Коготь и Крокус — мои брат и сестра. Я не помню их. Когда они погибли, я был зайчонком-несмышленышем. Меня воспитал Ронблейд. Когда я вырос, он рассказал, какая участь постигла моих родных.

Однажды он обнаружил в прибрежных волнах их тела.

То была работа крыс.

Умирающий пират приподнял голову и уставился на Быстроногого:

— Стоны, визг… И кровь.. кровь… кровь…

Голова его бессильно свалилась набок. Ужас по-прежнему искажал черты пирата, глаза были широко раскрыты.

А вдалеке, на голубых просторах моря, среди пенных гребней волн, мчался «Стальной клинок», отданный на волю ветра. Теплый летний бриз обрушивал на палубу целые фонтаны брызг, смывавших следы крови. На носу, забыв обо всем на свете, крепким сном спал Ронблейд Широкая Полоса. Он все еще был в доспехах, но лапа, сжимающая меч, разжалась. Капли соленой воды орошали свежие раны, но Ронблейду все было нипочем. Кровавый Гнев оставил его, и никто не знал, когда он в следующий раз настигнет владыку-барсука. Ронблейд спал мирно, как младенец на руках матери.

23

Раскаленный шар солнца неспешно клонился к западу; тени становились все длиннее. Сияние знойного дня сменилось рассеянным сумеречным светом, и лишь на красных камнях обители еще рдели отблески заката. Сакстус уступил свой пост на стене Гейбу Дикобразу. Бросив взгляд на северную тропу, толстый еж-винодел широко зевнул, заморгал от удивления, протер глаза и крикнул, повернувшись к западному валу:

— Сестра Серена! Иди скорей сюда. Глянь, что это, по-твоему?

— Хм, понятия не имею. А красота-то какая, просто загляденье. Похоже, вдоль тропы развесили фонарики. Такие маленькие золотистые огонечки.

Раф Кисточка, услышав последние слова Серены, вприпрыжку взлетел по ступенькам:

— Маленькие золотистые огонечки? Где? Ох, хвостом клянусь, от этой красоты жди беды. Это не фонарики, сестра Серена. Это факелы! Они движутся прямо к аббатству. Надо бить тревогу!

В мгновение ока Раф сбежал со стены, пересек лужайку и взобрался на недостроенную колокольню. Схватив дубинку, он принялся колотить в полое бревно.

Как только грохот набата достиг ушей Кривоглаза, он приказал отряду, вооруженному крюками и веревками, отправляться в лес к западной стене и до поры притаиться там. Другому отряду он велел перебраться через канаву и ждать дальнейших распоряжений на равнине. Потом капитан с ехидной улыбкой обратился к Клыкачу:

— Ну, приятель, теперь дело за тобой. Ты у нас умом остер, придумал поджечь ворота. Докажи, что ты не трепло.

Свет факелов выхватывал из темноты растерянную морду Клыкача. Он понимал: раз в аббатстве уже подняли тревогу, застичь жителей врасплох не удастся. К тому же с ним было всего семеро крыс. Да и от тех не приходилось ждать особой прыти — Кривоглаз послал их лишь для того, чтобы позор Клыкача не остался без свидетелей. Однако он натужно рассмеялся, хотя собственный каркающий смех резанул его по ушам.

— Считай, приятель, что ворот уже нет, — решительно заявил он. — Сам смотри не зевай! Как только ворота догорят, врывайтесь внутрь.

Сакстус, Флэгг и еще трое молодых выдр стояли на стене. Они заготовили целые груды камней, чтобы метать но врага. На восточной и западной стене нес караул брат Олдер с отрядом мышей и кротов, вооруженных копьями. Говоря откровенно, копья эти были всего лишь острыми сучьями, но при случае ими вполне можно дать отпор врагу. У отряда, который возглавлял Кротоначальник, были наготове полные корзины булыжников: защитники ждали лишь подходящего момента, чтобы обрушить их на головы непрошеных гостей. Сестра Шалфея, Раф Кисточка и Гейб Дикобраз приняли командование над небольшим отрядом лучников. Уже много сезонов жители аббатства не знали войн; они не имели оружия, пригодного для кровавых битв и сражений, и, когда опасность подошла к стенам, пришлось вооружаться чем попало.

Кривоглаз и его крысы бодро шагали вдоль канавы, пока не оказались у стен аббатства, прямо напротив главных ворот. Там нерешительно топтался Клыкач, окруженный факелоносцами. В воздухе повисла напряженная тишина. Внезапно ее разбил звонкий голос Сакстуса:

— Что вам надо на этот раз, крысиное отродье?

Кривоглаз с довольной ухмылкой оглядел свою банду.

Все как на подбор — свирепы и безжалостны, так и рвутся в бой. Настоящие головорезы, увешанные дешевыми украшениями и вооруженные до зубов.

— Что надо, спрашиваешь? Ваше сытенькое аббатство, а больше, пожалуй, ничего. Ох, придурки деревенские, неужто вы и впрямь решили, что мы вас испугались?

Верьте моему слову, вам лучше сдаться без боя. Спасете свои шкуры и избавитесь от хлопот.

Сакстус схватил заостренный сук и прикинул его в лапе, готовясь к броску.

— Ладно уж, мы, пожалуй, немного похлопочем. Отделаем тебя и твоих прихвостней, если сейчас же не уберетесь восвояси.

Крысиный капитан решил, что переговоры затянулись.

Он взмахнул мечом и взревел во всю мощь своих легких:

— Вперед! Бей их!

Стрела пролетела над самой головой Сакстуса, но он успел увернуться. Выпрямившись, он метнул копье в Кривоглаза.

Увидев это, капитан припал к земле. Но рядом с ним стоял один из его бойцов, и копье вонзилось прямо в грудь злополучного пирата. С душераздирающим воплем он рухнул замертво.

Бой закипел!

Матушка Меллус увидела, что Клыкач и отряд факелоносцев суетятся около ворот. Не мешкая, она бросилась к Кротоначальнику:

— Хватайте свои булыжники и скорей к воротам. Да только цельтесь получше, старайтесь не задевать этих бедняг, невольников.

Выстроившись на стене, Кротоначальник и его отряд обрушили на головы крыс град камней. Клыкач как раз собирался швырнуть свой факел в ворота, когда мощный удар сбил его с ног. Оглушенный, Клыкач растянулся на тропе, выронив потухший факел. Невольники бросились врассыпную, но Фринк и Рыбоед успели-таки метнуть свои факелы. Один из них отскочил от ворот, не причинив им ни малейшего вреда, но второй попал точно в цель — деревянная резьба занялась огнем. Флэгг бросился тушить пламя, но тут наткнулся на Сакстуса. Закрыв морду лапами, мышонок сотрясался от рыданий. Флэгг схватил его в охапку:

— Сакстус, дружище, что с тобой? Ты ранен?

Сактус покачал головой, слезы ручьями текли из его глаз.

— Ох, Флэгг, я убил его! — с дрожью в голосе выкрикнул он. — Убил! Только что он был жив, и вдруг мое копье вонзилось ему в грудь. Как он кричал, Флэгг, как стонал. Я до сих пор слышу. А потом упал. Это я убил его, я!

Флэгг окликнул проходившую мимо матушку Меллус:

— Эти прохвосты подожгли ворота. Беги туда, глянь, что можно сделать. А я мигом нагоню.

Флэгг взял Сакстуса за подбородок своей здоровенной лапой и заглянул в его заплаканные глаза:

— Разве кто-то из нас хотел убивать, дружище! Но война есть война. Тут или ты, или тебя, третьего не дано.

И помни, мы не только за собственную шкуру деремся.

Мы защищаем Рэдволл, родной наш дом. Подумай о нашей детворе — ведь крысы и их не пожалеют. Стоит разбойникам ворваться в аббатство, они потопят его в крови.

Сейчас не время лить слезы — надо прогнать врага прочь от этих стен.

Сакстус послушно утер глаза. Потом он схватил пращу и ловко метнул в крыс камень.

— Получай! Не видать вам нашего аббатства как своих ушей!

Камни, стрелы, копья и пики, которыми обменивались крысы и рэдволльцы, со звоном и свистом рассекали воздух. Матушка Меллус и три крота, Бакстон, Топотун и Данти, накачали бочку воды и подкатили ее к горящим воротам. Кротоначальник и его команда высыпали со стен полные корзины земли, чтобы сбить языки пламени.

Пользуясь тем, что взрослым не до них, кротенок Грабб и неразлучные выдрята удрали из спальни. Малышей разбудил лязг и грохот; они решили не упускать случая стяжать славу на поле брани. Первым делом они пробрались в пустую кухню и принялись искать, не подвернется ли какое подходящее оружие.

На кухонном столе лежали огромные, до блеска начищенные ножи для резки овощей. Малыши схватили их и принялись плясать, потрясая грозными клинками.

И неугомонная троица выбралась на лужайку, волоча за собой ножи; правда, малыши чуть было не наткнулись на матушку Меллус, которая вместе с кротами катила к воротам очередную бочку с водой, но успели юркнуть за кусты. Ранн прижал лапу к губам:

— Ш-ш-ш! Заходим с другой стороны, парни!

Малыши кое-как вскарабкались вверх, на угол северной и восточной стен. Тут они начали препираться, потому что перепутали ножи и теперь никак не могли решить, где чей.

Пока они разбирались с оружием, над головами их, едва не задев Бэгга по уху, просвистел железный крюк.

Он попал как раз в расщелину между камнями. Кто-то натянул привязанную к крюку веревку. Грабб похлопал приятеля по голове:

— Повезло. А то был бы ты, красавец, без ушей.

За первым крюком не замедлил последовать второй, затем еще и еще. Со свистом и треском крюки впивались в стену, и к каждому была привязана веревка. Ранн вскарабкался на плечи Грабба и вгляделся в темноту:

— Парни, да ведь это крысяки! Лезут наверх, прямо на стену!

Бэгг бросил взгляд на главные ворота, где вовсю кипело сражение:

— Уф, по-моему, крик поднимать глупо. У них и так хватает дел. Да и ма Меллус, если нас застукает, сразу погонит спать. Или оставит без завтрака, а может, весь день продержит взаперти, а то еще…

Ранн чумазой лапой заткнул братишке рот:

— Ладно, хватит страшилки рассказывать. Ножички-то нам зачем? Сейчас — чик! — и перережем веревки! Хохо-хо, вот будет смеху!

— Крысяки себе все зады отобьют! Давайте я буду резать посредине, а вы по краям.

Кайбо почти достиг цели. Зажав в зубах меч, он оглянулся на других крыс. Те бесшумно карабкались все выше и выше, глаза их сверкали победным огнем. Земля осталась далеко внизу, а высоты Кайбо всегда побаивался.

Зажмурив глаза, чтобы не смотреть вниз, он вновь принялся карабкаться по веревке. Казалось, стоит еще пару раз подняться, и когти его вцепятся в зубцы на вершине стены. Тут послышалось какое-то хихиканье, резкий свистящий звук, и туго натянутая веревка вдруг ослабла.

— Ооооооооо!

Оторопевшие от удивления крысы проводили Кайбо глазами: он исчез в кромешной тьме у подножия стены, до них донесся лишь глухой звук ударившегося оземь тела. И сразу со всех сторон раздались свист и хлопанье — веревки одна за другой обрывались под острыми лезвиями кухонных ножей. Воздух наполнился визгом и стонами. Один из пиратов рухнул вниз, так и не проронив ни звука, с недоумением уставившись на веревку, которую все еще сжимал в лапах.

А троица малышей торжествовала победу. В три удара они перерезали последнюю веревку, самую прочную и толстую.

— Раз, два, три, готово! Не придете, гады, снова! — довольно напевал Бэгг.

И последний враг, отчаянно вопя, сорвался вниз.

Тем временем Кривоглазу, осаждавшему западную стену, пришлось круто изменить мнение о жителях аббатства, которых он то и дело величал олухами и раззявами. Камни и пики, пущенные рэдволльцами, летели без промаха, так что крысам пришлось отступить и залечь в канаве. Растерянный, сбитый с толку, крысиный капитан едва успевал пригибаться, когда над его головой проносился увесистый булыжник или самодельная пика. Клыкач по-прежнему лежал на тропе, не подавая признаков жизни, а Фринк и Рыбоед только и делали, что гонялись за невольниками — те пытались ускользнуть и скрыться на просторах равнины. Пригнув голову и всем телом извиваясь по дну канавы, к капитану подполз Сопленос, раненный в лапу:

— Капитан, эти деревенские пентюхи дерутся как черти!

— А ты, недоумок, верно, ждал, что тебя встретят с распростертыми объятиями?

— Ждать не ждал, только стрелы и пики у нас все вышли. Приходится кидать в них хлам, которым они нас поливают. У них-то этого добра надолго хватит.

Кривоглаз презрительно сплюнул:

— Да уж, камней и палок! Разрази меня гром, если у них там найдется хоть один стоящий меч или кинжал.

Погоди, сейчас Кайбо и его молодцы вскарабкаются на эти проклятые стены — тогда мы устроим им потеху, покажем, как дерутся крысы-пираты!

Острозуб, лежавший поблизости, недоверчиво затряс головой:

— Куда они только запропастились, Кайбо и его парни?

За это время новую крепость можно было отгрохать, а они все не могут вскарабкаться на какую-то жалкую стенку.

В следующую секунду ему пришлось пожалеть о своих словах.

— Уж больно ты востер на язык, приятель, — повернулся к нему разъяренный Кривоглаз. — Верно, такому шустрому малому скучно лежать в канаве на брюхе. Иди-ка проверь, посмотри, что там творится у восточной стены.

А ты, Сопленос, оттащи-ка в канаву этого кретина Клыкача. Смотреть противно, как эта падаль валяется на дороге.

Матушка Меллус схватила полную корзину булыжников, как следует прицелилась и метнула ее в канаву. Визг, стоны и проклятия, раздавшиеся внизу, подтвердили, что барсучиха не промахнулась. Она подмигнула рэдволльцам, которые без устали посылали во вражеский стан камни из пращей:

— Накормим крыс до отвала! Не давайте им передышки — пусть носа не высовывают из канавы. Ну что, Сакстус, как настроение?

Мышонок ловко увернулся от просвистевшего мимо камня и тут же запустил его обратно.

— Отлично! Но мне вот что странно. По-моему, там, в канаве, десятка три крыс, никак не больше. А когда Флэгг увидел их в лесу, он насчитал около сотни. Где же остальные?

— Ты прав, очень странно. Я-то сама их не считала.

Может, нам стоит обойти стены кругом, вдруг эти прохвосты подстраивают какую-нибудь новую пакость. Ты иди на южную стену, а я на восточную… Ох, у меня сейчас вся шерсть выпадет! С этими Диббунами хлебнешь горя! Глянь только, они там, на восточной стене!

Трое юных друзей по оружию высматривали, не осталось ли где еще веревки, когда на них вихрем налетели матушка Меллус, Сакстус и Флэгг.

— Управы на вас нет, негодники! Вам ведь сказано было спать, а? Ну-ка живо отдавайте ножи! Ишь игрушку нашли! Как вы еще лапы друг другу не поотрезали?

— И не играли мы вовсе! Мы спасали…

— Погодите, вот брат Олдер увидит, что сталось с его лучшими ножами, достанется вам на орехи.

Тут Флэгг заметил огромный железный крюк:

— Глянь только на эту штуковину! Ох, а внизу что творится! Взгляни, там кишмя кишит крысами. Кто это их так отделал? Ну и дела!

Грабб обиженно затряс головой:

— Я же говорю, это мы перерезали веревки, вот крысяки и шлепнулись.

— А вы одно знаете — ругаться! За то, что мы всех спасли! Вот в следующий раз не будем…

Сакстус перегнулся через стену:

— Вот это да! Глазам своим не верю!

Внизу и впрямь валялось десятка полтора крыс, мертвых и раненых — некоторые, падая, налетели на острые ветки и сучья, других придавили тела товарищей. Те, кто был еще жив, скулили от боли, корчились, потирали разбитые головы и переломанные лапы.

— Ну, ребята, вы сегодня отличились, не будь я выдрой! Значит, эти мерзавцы вон что удумали — потихоньку взобрались наверх, а вы их…