Двадцать минут пути из Гарта в Париж прошли в молчании, и, пожалуй, именно это молчание и еще послушание барона усугубляли подозрения Виктора. Он исподтишка наблюдал за д'Отреем. Сегодня краска исчезла с его лица. Оно выдавало бессонную лихорадочную ночь.
      — Ее адрес? — осведомился Виктор.
      — Улица Вожирар, около Люксембургского дворца.
      — Имя?
      — Элиз Массон. Она была танцовщицей в «Фоли Бержер», я ее подобрал там, она так признательна мне за все, что я сделал для нее. У нее больные легкие…
      — Дорого она вам обходится?
      — Она не требовательна. Только вот работать я стал меньше.
      — Настолько, что вам нечем платить за квартиру?
      Они снова замолчали.
      Виктор думал о любовнице барона и сгорал от любопытства… Не женщина ли это из кинотеатра, она же соучастница убийства в Бикоке?
      Машина остановилась возле большого старого здания. Поднявшись на третий этаж, барон позвонил.
      Им открыла молодая женщина. Она протянула барону руку, и Виктор сразу же убедился, что это была не та, чей облик так запомнился ему.
      — Наконец-то! Но ты не один? С приятелем?
      — Нет, — возразил он, — этот господин из полиции, и он собирает сведения о деле с бонами, в котором я случайно оказался замешанным.
      Она провела их в маленькую комнату, где Виктор смог получше рассмотреть ее. Болезненное лицо с большими голубыми глазами. Скромное домашнее платье. На плечах пестрый платок.
      — Простая формальность, мадемуазель, — извинился Виктор, — несколько вопросов… Вы видели господина д'Отрея позавчера?
      — Позавчера? Дайте подумать… Да, мы вместе завтракали и обедали, а вечером я проводила его на вокзал.
      — А вчера?
      — Вчера он приехал в семь утра и мы не выходили из этой комнаты до четырех часов. Я его проводила как обычно.
      Виктор был уверен, что все эти ответы подготовлены заранее. Но могла ли правда быть сказана таким же тоном, что и ложь?
      Он осмотрел квартиру. Кроме бедно обставленного будуара была кухня, передняя. Там, под вешалкой, стояли чемоданы.
      Внезапно он заметил, что любовники переглянулись. Он открыл чемодан. В нем одну сторону занимали предметы дамского туалета, другую — пиджак и мужские сорочки.
      В саквояже были уложены пижама и дамские туфли.
      — Куда вы хотели уехать? — спросил Виктор.
      Барон вместо ответа пробормотал:
      — Кто разрешил вам здесь рыться? Это что, обыск? На каком основании? Где ваш ордер?
      Виктор ощутил опасность, исходящую от этого человека. Он невольно выхватил револьвер.
      — Вас вчера видели у Северного вокзала с двумя чемоданами. И с вашей любовницей.
      — Ерунда! — воскликнул барон. — В чем вы меня собираетесь обвинить? В хищении желтого пакета или… Или даже в убийстве господина Ласко? — произнес он с иронией.
      Вдруг Элиз Массон возмущенно закричала:
      — Что ты сказал? Он тебя обвиняет в убийстве?
      Барон рассмеялся.
      — Кажется, так. Но, господин инспектор, это несерьезно! Какого черта вы допрашивали мою жену?
      Он овладел собой и немного успокоился. Виктор опустил револьвер и направился к выходу, тогда как барон д'Отрей продолжал язвить:
      — А, полиция!.. Впервые с ней имею дело. Но если она всегда так действует… Господин инспектор, эти чемоданы стоят здесь уже несколько недель. Мы с крошкой мечтаем о путешествии на юг. Но пока это не удалось. Вот и все.
      Молодая женщина продолжала негодовать:
      — И он осмелился тебя обвинить! Назвать тебя убийцей!
      В этот момент у Виктора созрел план: надо прежде всего разделить любовников, отвезти барона в префектуру и договориться с начальством, чтобы здесь немедленно был произведен обыск. Он не ждал больших результатов, но это было необходимо. Если боны запрятаны в этой квартире, то нельзя дать им исчезнуть.
      — Ждите меня здесь, — обратился он к молодой женщине. — Что же касается вас, сударь…
      И он указал на дверь с таким властным видом, что барон без пререканий прошел вперед, спустился по лестнице и занял место в автомобиле.
      На углу Виктор назвался регулировщику движения и попросил его присмотреть за пассажиром в автомобиле, а сам направился позвонить по телефону.
      — Это вы, Лефебюр? Я — Виктор из светской. Нельзя ли срочно выслать двух агентов в угловой дом на улице Вожирар, около Люксембургского? Говорите громче! Что? Со мной хочет говорить шеф? Но сейчас я сам у него буду. Немедленно пришлите двоих по этому адресу и еще: необходимы сведения об Элиз Массон, танцовщице из «Фоли Бержер». Да, Элиз Массон…
      Через пятнадцать минут прибыли два инспектора. Им было приказано следить, чтобы Элиз Массон не покидала своей квартиры.
      Господин Готье, шеф полиции, ожидал Виктора в своем кабинете в компании с маленьким пожилым толстяком. Это был один из непосредственных начальников Виктора комиссар Молеон.
      — Ну, наконец-то, Виктор! — воскликнул начальник. — Что вы можете нам рассказать? Я вам много раз советовал поддерживать контакт с нами. А от вас — никаких вестей. Комиссариат Сен-Клу действует со своей стороны, мои инспектора — с другой, вы — с третьей. И никакой связи! Никакого конкретного плана!
      — Проще говоря, шеф, это значит, что дело с бонами и с преступлением в Бикоке не двигается с места. И по зубам ли оно нам?
      — А лично вам?
      — Признаюсь, что дело интересное, хотя слишком многостороннее. Действие разбросано. Никакого единства. Никакого серьезного соперника.
      — В таком случае, — сказал начальник, — у нас есть новость, которая может заинтересовать вас. Молеон кое-что знает об Арсене Люпене, он лучше подготовлен, чем кто-либо…
      Виктора это известие явно взволновало.
      — Что вы говорите, шеф? Арсен Люпен? Вы уверены? У вас есть доказательства, что он замешан в деле?
      — Самые форменные: его письма. Вы знаете, что Арсен Люпен замечен в Страсбурге и едва избег ареста? Так вот, желтый пакет, доверенный банку, находился сначала в сейфе у одного страсбургского промышленника, которому принадлежали девять бон, и мы знаем теперь, что после того как этот промышленник положил пакет в банк, его сейф был взломан. Кем? Арсеном Люпеном.
      — Письмо было действительно от Арсена Люпена?
      — Да.
      — И адресовано?
      — Женщине. Кажется, его любовнице. Между прочим, он писал:
      «Я предполагаю, что боны были ловко стянуты из банка одним из служащих, Одиграном. Если захочешь, попытайся их найти. Его следы ведут в Париж, куда я приеду вечером в воскресенье. Меня это, впрочем, не слишком интересует. Я думаю о другом. Это дело о девяти миллионах. Оно стоит того, чтобы им заняться!»
      — Конечно, никакой подписи?
      — Есть: смотрите — «Арс.Л.».
      И господин Готье закончил:
      — Воскресенье — это день, когда вы были в «Балтазаре». Там же находился Альфонс Одигран со своей любовницей.
      — Там была и другая женщина, шеф! — воскликнул Виктор. — Очень красивая, и она, без сомнения, следила за Одиграном… Она-то и есть та особа, которую я заметил ночью в Бикоке. Она убегала с места убийства папаши Ласко.
      Виктор расхаживал по комнате, не скрывая своего возбуждения, казавшегося удивительным у этого человека, всегда владевшего собой.
      — Шеф, — наконец сказал он, — раз в деле замешан этот тип, — я доведу его до конца.
      — Вы так решительно настроены, похоже, что вам это удастся.
      — Я его никогда не видел… Ни я его, ни он меня, мы друг друга не знаем.
      — Ну?
      — Но это не помешает мне свести с ним счеты. И самым серьезным образом. Но хватит о будущем. Перейдем к настоящему.
      И, не заставляя себя ждать, он рассказал про все, что сделал накануне и сегодня утром, о расследовании в Гарте, о встречах с домашними д'Отрея, Жерома, с мадемуазель Элиз Массон. Относительно последней ему принесли формуляр.
      »…Сирота, дочь алкоголика и туберкулезной матери, уволена из «Фоли Бержер» за несколько краж, совершенных в артистических уборных своих подруг по работе. Некоторые факты наводят на мысль, что она была осведомительницей одной международной банды. Туберкулез второй степени».
      Наступило молчание. Было заметно, что Готье очень доволен результатами, достигнутыми Виктором.
      — Ваше мнение, Молеон?
      — Хорошая работа, — похвалил комиссар, который, естественно имел свои оговорки. — Хорошая работа, которая требует уточнений. Если разрешите, я возьму на себя допрос барона.
      — Я буду ждать вас в своей машине, — буркнул Виктор.
      — Сегодня вечером снова соберемся здесь, — заключил начальник. — Тогда мы сможем дать серьезный материал предварительному судебному следствию, которое откроется в Париже.
 
 
      Через час Молеон доставил барона к автомобилю Виктора и объявил:
      — С этим петушком больше нечего делать.
      — Садитесь, — предложил Виктор. — Поедем к мадемуазель Элиз Массон.
      Комиссар возразил:
      — За ней уже наблюдают. По-моему у нас есть более срочные дела.
      — Какие?
      — Выяснить, что делал в момент преступления Гюстав Жером, муниципальный советник Гарта и домовладелец барона д'Отрея. Это вопрос, который интересует его жену и который я хотел бы задать его другу Феликсу Дювалю, торговцу в Сен-Клу. Его адрес я только что получил.
      Виктор пожал плечами и уселся за руль, Молеон и д'Отрей устроились сзади.
      Феликса Дюваля они застали в его конторе. Высокий молодой брюнет с тщательно расчесанной бородкой, который с первых же слов принялся смеяться.
      — Что это затевается против моего друга Жерома? Утром телефонный звонок его жены, затем два визита журналистов и теперь…
      — Визиты насчет чего?
      — Их интересовало, в котором часу я позавчера вернулся домой.
      — И что вы ответили?
      — Правду, черт возьми! Была половина одиннадцатого, когда я стучался в дверь.
      — Но его жена считает, что он вернулся среди ночи.
      — Знаю, она кричала об этом на всех углах, как простая бабенка, ошалевшая от ревности. «Что ты делал после половины одиннадцатого? Где ты был?»
      Он снова рассмеялся от всей души.
      — Гюстав вор и убийца? Это Гюстав, который и мухи не обидит!
      — Ваш друг выпил много?
      — Да нет же, чуть-чуть! Может быть, у него слегка шумело в голове. Он даже пытался затащить меня в одно заведение за полкилометра отсюда, в Эстамине-де-Карефур. Оно закрывается только в полночь.
      Оба полицейских отправились по этому адресу. Хозяин заведения сообщил им, что в самом деле позавчера господин Гюстав Жером заходил сюда выпить сразу после половины одиннадцатого.
      Таким образом возникал вопрос: что же делал Жером с половины одиннадцатого до середины ночи?
      Они проводили барона д'Отрея до его двери, и Молеон предложил посетить чету Жером. Но супругов не оказалось дома.
      Полицейские позавтракали в «Спорте». Молеон выглядел озабоченным. Виктор же всем своим видом показывал, насколько действия комиссара казались ему бесплодными.
      — Вы не находите, — нарушил молчание Молеон, — что есть что-то странное в поведении этого субъекта?
      — Какого из них?
      — Гюстава Жерома.
      — Для меня это второстепенный вопрос.
      — Но, черт возьми, расскажите тогда свою программу.
      — Следить за Элиз Массон.
      — А по-моему, надо повидать мадам д'Отрей. Поедем к ней.
      — Поедем, — пожав плечами, согласился Виктор.
      Дверь открыл сам барон д'Отрей. Они уже собрались войти, когда их окликнули снизу; к ним со всех ног бежал полицейский, один из двух, которым было поручено охранять здание на улице Вожирар, где жила Элиз Массон.
      — Что случилось? — спросил Виктор.
      — Она убита, похоже, задушена…
      — Элиз Массон?
      — Да.

      Молеон отреагировал моментально. Сообразив, что он допустил оплошность, не начав расследования с улицы Вожирар, как предлагал его коллега, и не зная, что предпринять, он внезапно разразился гневными воплями, надеясь вызвать реакцию, на которую рассчитывал.
      — Ее убили? Вот это да! Несчастная! Вероятно, потому, что вы, д'Отрей ей что-то доверили… И кто-то знал об этом… Но кто?.. Расположены вы нам помогать?
      Виктор попробовал вмешаться, но Молеон заупрямился:
      — Любовница д'Отрея убита. Я его спрашиваю, может ли он навести нас на след? Да или нет? И сразу же!
      Если на это последовала реакция, то не со стороны господина д'Отрея, которого совершенно ошеломила эта новость. Он как будто не понимал смысла произнесенных слов. Но Габриель д'Отрей изумленно воззрилась на своего мужа, видимо, ожидая его протестов, возмущения, гнева. Как только Молеон замолк, она дрожащим голосом пробормотала:
      — У тебя была любовница?.. У тебя?.. Ты… Максим… Итак, каждый день, когда ты уезжал в Париж…
      Ее румяные щеки внезапно посерели.
      — Любовница… Любовница… Возможно ли это… У тебя была любовница? — все повторяла она.
      Наконец ее муж сумел овладеть собой.
      — Прости меня, Габриель… Я сам не знаю, как это случилось… И вот она умерла, — прошептал он. — Все, что произошло за эти два дня, ужасно! Я в этом ничего не понимаю… Какой-то кошмар. Почему эти люди хотят меня арестовать?
      — Арестовать тебя? За что? Ты с ума сошел! Тебя арестовать!
      С ней началась истерика. Она упала на пол и на коленях, с распростертыми к комиссару руками, умоляла:
      — Нет, нет!.. Вы не имеете права… Я вас заклинаю… Он не виновен. Ведь он был в это время со мной! Клянусь! Он меня поцеловал, а потом… я уснула в его объятиях. Да, на его руках… И вы хотите… Нет, это было чудовищно…
      Она пролепетала еще несколько слов, затем силы ее истощились, и она потеряла сознание.
      Все это — отчаяние обманутой женщины, ее ужас, ее мольбы, ее обморок — было совершенно естественно и глубоко искренно. Так лгать было невозможно!
      Максим д'Отрей плакал, не пытаясь помочь ей. Через некоторое время, придя в себя, она тоже разразилась слезами.
      Молеон взял Виктора за руку и повлек за собой. В вестибюле старая служанка слушала под дверью. Он бросил ей на ходу:
      — Скажите им, чтобы они не выходили из дому до вечера, нет, даже до завтра!
      Уже в автомобиле он обратился к Виктору:
      — Врет ли она? Если бы это знать. Я видел и не таких комедианток! Что вы об этом думаете?
      Но тот хранил молчание. Он вел машину очень быстро, так быстро, что Молеон хотел попросить его ехать потише, но не осмелился только потому, что боялся, как бы Виктор не прибавил еще ходу. Они были злы друг на друга. Оба сотрудника полиции не переваривали один другого.
 
 
      Озлобление Молеона продолжало сказываться даже тогда, когда они пробирались сквозь толпу, окружившую здание на улице Вожирар. Виктор, напротив, был спокоен и вполне владел собой.
      Вот сведения, которые им сообщили по делу.
      В час дня агенты, уполномоченные на производство обыска у Элиз Массон, долго звонили в ее квартиру и наконец позвали слесаря. Дверь была взломана. Войдя, они обнаружили Элиз Массон лежащей на кушетке. Она была без признаков жизни. Никакой крови. Никакого оружия. Никаких следов борьбы. Но лицо ее было искажено, на шее черные пятна.
      — Пятна характерные, — заключил судебный медик. — Она была задушена веревкой, салфеткой или чем-то подобным. Может быть, даже косынкой…
      И сразу же Виктор обнаружил отсутствие оранжевого с зеленым платка, который был на Элиз при его первом посещении. Он спросил. Никто из присутствующих здесь платка не видел.
      Странно, что ни один ящик не был выдвинут. Чемодан и саквояж оказались на месте и в том же состоянии, как он их оставил. Это доказывало, что убийца не искал боны. Или он знал, что их нет в этой квартире?
      Консьерж признался, что не может поручиться за то, что никто не прошел в дом или вышел из него.
      Молеон отвел Виктора в сторону и сообщил, что один из квартирантов, поднимаясь по лестнице, встретил женщину, быстро спускавшуюся с третьего этажа, и у него сложилось впечатление, что там только что захлопнулась дверь. Женщина была одета просто, и кажется, старалась скрыть свое лицо.
      Молеон добавил:
      — Нигде не обнаружено никаких отпечатков пальцев. Видно, это результат обычной предосторожности — убийца был в перчатках.
      Пробормотав в ответ что-то нечленораздельное, Виктор углубился в разглядывание альбома с фотографиями. Здесь были товарищи и подруги Элиз. И на одной из фотографий он нашел знакомое лицо — женщины из «Балтазара».
      Он молча сунул фотографию в карман.

      Совещание под председательством начальника полиции состоялось в кабинете господина Валиду, судебного следователя, который только что прибыл из Бикока.
      Дело было темное и вызвало огромный интерес у публики. И над всем этим витало имя Арсена Люпена.
      — Нужно действовать быстро, — настаивал шеф полиции.
      — Действовать быстро, — проворчал господин Валиду, — это легко сказать. Но в каком направлении? И как? Лишь только столкнемся с фактами — все версии рассыпаются. Аргументы вступают в противоречие друг с другом.
      Прежде всего, ничто не указывает на связь между хищением бон и убийством господина Ласко. Альфонс Одигран и Эрнестина не отрицали своей роли. Но мадам Шассен протестовала, и даже если бы ее интимные отношения с господином Ласко были установлены, передача желтого пакета на этом обрывалась. Оставались безмотивными и действия д'Отрея, даже если бы подозрения относительно него подтвердились.
      Наконец, какая связь может существовать между убийством господина Ласко и убийством Элиз Массон?
      — Короче говоря, — резюмировал комиссар Молеон, — все эти дела связаны между собой только в воображении инспектора Виктора, которому в воскресенье взбрело в голову зайти в кинотеатр «Балтазар», а сегодня он оказался перед трупом Элиз Массон. И в конечном счете на нас давит его интерпретация событий.
      Инспектор Виктор пожал плечами… Все словоизлияния иссякли. Сам он упрямо продолжал хранить молчание, и это положило конец обсуждению.
      В воскресенье Виктор пригласил к себе одного старого агента Сюрте, из тех, что не решаются порвать с префектурой даже после официальной отставки, и их продолжают использовать для различных поручений, учитывая их верность долгу и услуги, оказанные в прошлом. Этот агент, старый Лармона, был предан Виктору, восхищался им и всегда был готов выполнить любое деликатное поручение, которое Виктор на него возлагал.
      — Поразнюхай насчет жизни, которую вела Элиз Массон. Не было ли у нее более интимного друга, чем Максим д'Отрей, — попросил его Виктор.
      В понедельник он отправился в Гарт, где суд в распорядительном заседании восстанавливал по его указанию картину убийства в павильоне Бикок.
      Доставленный туда д'Отрей держался достойно и защищался хорошо. Тем не менее, казалось установленным, что его опознали на следующий день у Северного вокзала. Два чемодана, приготовленные к отъезду, были найдены в квартире его любовницы. Серая каскетка вызывала серьезные подозрения.
      Судебный следователь потребовал очной ставки между мужем и женой. Ввели баронессу. Как только она показалась, старая служанка показала пальцем на барона и воскликнула:
      — Это он, господин следователь, довел ее до такого состояния сегодня утром. Он бы ее уложил на месте, если бы я не вмешалась. Это — сумасшедший. Буйный сумасшедший!
      Максим д'Отрей отказался дать объяснения. Еле слышным голосом баронесса проговорила, что она ничего не поняла. Муж набросился на нее в то время, как они мирно разговаривали.
      — Он несчастный, — добавила она. — То, что случилось, вывело его из себя. Никогда он меня и пальцем не трогал… И если теперь он унизился до удара, не надо вменять ему в вину.
      Она протянула ему руку. Он, казалось, постаревший лет на десять, плакал.
      Виктор задал вопрос баронессе:
      — Вы по-прежнему утверждаете, что ваш муж вернулся тогда в одиннадцать часов?
      — Да.
      — И что, улегшись в постель, он вас поцеловал?
      — Да.
      — Хорошо. Но вы уверены, что он не встал с постели через полчаса или час?
      — Уверена.
      — На чем вы основываете свою уверенность?
      — Если бы он ушел, я бы почувствовала это. Я лежала в его объятиях. Впрочем…
      — Впрочем?
      Она покраснела, что с ней часто случалось, и пробормотала:
      — Часом позже, сонная, я ему сказала: «Ты знаешь, сегодня день моего рождения».
      — Ну?
      — Ну, и он снова меня поцеловал.
      Ее поведение невольно наводило на мысль: не разыгрывает ли она комедию? Как бы ни глубоко было впечатление от ее искренности, все же можно было предположить, что спасая мужа, она нашла верный тон для вящей убедительности.
      Следователи оставались в нерешительности. Внезапное появление комиссара Молеона изменило положение.
      — Снова… два важных факта… даже три. Прежде всего, железная лестница, которой пользовалась сообщница преступления в Бикоке, найдена сегодня в заброшенном парке в Бужевале. Беглец или беглецы перетащили ее через стену. Я сразу же послал запрос. Лестница за этим номером была продана женщине, по приметам похожей на ту, которую встретили в доме Элиз Массон в момент преступления. Это первое…
      Молеон перевел дыхание и продолжил:
      — Во-вторых. Один шофер привез на набережную Орфевр следующее заявление. Во второй половине дня в пятницу, на следующий день после убийства Ласко, он стоял у Люксембургского дворца, когда господин с чемоданом и дама с саквояжем сели в его такси. «Северный вокзал!» — последовало распоряжение клиентов. — «К отходящим поездам?» — «Да!» — подтвердил господин.
      Они, видимо, ехали с большим запасом времени, так как около часа оставались в машине. Потом они уселись на террасе кафе, и шофер обратил внимание, что они купили вечернюю газету, остановив проходившего разносчика. В конце концов господин проводил куда-то даму, а сам с двумя чемоданами отправился в сторону улицы Вожирар.
      — Внешность?
      — Барона и его любовницы.
      — Время?
      — Половина шестого. Таким образом, почему-то изменив намерение бежать за границу, господин д'Отрей отправил свою подружку домой, а сам вернулся шестичасовым поездом в Гарт, как делал это обыкновенно.