— Рассказывай! Довольно ты держала меня в неведении, в потемках. Тебе это приятно, мне — нет. Я жду, чтобы ты пролила свет.
      — Свет — на что? — воскликнула она с горечью. — На мою жизнь?
      — Твоя жизнь принадлежит только тебе, — промолвил Рауль. — Скрывай свое прошлое, если стыдишься представить его моему взгляду. Я знаю, ты хочешь навсегда остаться для меня загадкой, и никогда твое прекрасное лицо не откроет мне, что творится в глубине твоей души. Если я что-то хочу сейчас узнать, то лишь ту сторону твоей жизни, которая прямо затрагивает мои интересы. Мы стремимся к одной цели. Скажи, какой путь избрала ты. Иначе я рискую заодно с тобой оказаться замешанным в каком-нибудь злодействе, а мне это вовсе не улыбается. — Он ударил кулаком по столу. — Ты слышишь, Жозина, я не хочу убивать! Воровать? Ладно. Взламывать замки? Что ж, отлично. Но убивать? Нет, никогда!
      — Я тоже не хотела убивать, — сказала она.
      — Может быть. Но ты приказывала другим убивать.
      — Неправда!
      — Тогда объясни, чего ты добивалась!
      Она, ломая руки, со стоном произнесла:
      — Нет, не могу…
      — Но почему? Кто тебе мешает открыть мне все, что тебе известно, все, что ты узнала от Боманьяна?
      — Умоляю тебя, не вмешивайся в это, — прошептала она. — Не тебе состязаться с этим человеком.
      Он расхохотался:
      — Ах, вот как, оказывается, ты боишься за меня? Прекрасная отговорка! Не волнуйся, Жозефина, я не боюсь Боманьяна. У меня есть более опасный враг.
      — Кто же это?
      — Ты, Жозина, — сказал он жестко. — Да, тебя я боюсь куда больше, чем Боманьяна. Вот почему сейчас мне нужна полная ясность. Когда я узнаю твое подлинное лицо, твои истинные намерения, мой страх уйдет. Ну, ты будешь рассказывать?
      Она отрицательно покачала головой.
      — Так ты решила бросить мне вызов? — вышел из себя Рауль. — Что ж, если ты так упорно молчишь, стало быть, дельце того стоит. Видимо, речь идет о крупном куше, очень крупном? И ты не желаешь ни с кем делиться? Пусть. Пойдем отсюда. Возможно, в другом месте ты будешь откровеннее!
      Он подхватил ее на руки, как в ночь их первого знакомства, и направился к двери.
      — Постой, — сказала она. Силовой прием, выполненный Раулем с таким изяществом, окончательно укротил ее, она поняла, что больше его нельзя дразнить. Он вновь усадил ее в кресло.
      — Что ты хочешь знать? — спросила Жозефина.
      — Все, и прежде всего, зачем ты пришла сюда, зачем твой приспешник убил Брижит Русслен.
      — Ради повязки с драгоценными камнями, — отвечала она.
      — Это фальшивые гранаты, фальшивые топазы и опалы. Они ничего не стоят!
      — Да, но их семь.
      — Ну и что? Из-за этого ее нужно убить? Не проще ли было выждать удобный случай и спокойно пошарить у нее в квартире?
      — Другие тоже напали на этот след, они могли опередить.
      — Другие?
      — Да, сегодня утром я велела Леонару разузнать побольше об этой самой Брижит Русслен. Он выяснил, что какие-то люди уже бродили возле этого дома.
      — Ну и что? Это единственная причина, чтобы убивать?
      — Я допустила страшную ошибку, когда сказала Леонару: «Эти камешки нужны мне любой ценой, во что бы то ни стало». Наверно, он потерял контроль над собой.
      — Значит, ты зависишь от этого животного, теряющего голову от волнения и способного убить безо всякой причины? Это не может продолжаться дальше! Что касается людей, которые слонялись возле этого дома, я уверен: они подосланы Боманьяном. Не тебе соперничать с ним, предоставь это мне. И запомни: успеха ты можешь добиться только в паре со мной. Без меня на победу не рассчитывай!
      Жозина была сломлена. Рауль утверждал свое превосходство так властно и уверенно, что это ее подавляло почти физически. Сейчас он казался ей и выше ростом, и сильнее, чем раньше. Она уступила его воле и энергии.
      — Хорошо, я расскажу все, — промолвила Жозефина. — Но, может быть, выберем для этого более подходящее место?
      — Нет, сейчас и здесь, — твердо сказал Рауль, понимая, что, стоит графине прийти в себя, он от нее ничего не добьется.
      Рауль испытал прилив гордости. Впервые он одержал верх над противником, почти ни в чем ему не уступавшим. Конечно, в данный момент графиня не вполне владела собой. Мнимое убийство Брижит Русслен выбило ее из колеи, а вид связанного Леонара вызвал своего рода нервное потрясение. Только поэтому Рауль, удачно воспользовавшись обстоятельствами, и мог запугать ее и вырвать согласие. Теперь он был хозяином положения, Жозефина Бальзамо подчинилась ему.
      Он снял с круглого столика скатерть, прикрыл ею Леонара, потом вернулся и сел рядом с Жозефиной:
      — Я слушаю.
      Она бросила на него взгляд, полный горечи и досады, и прошептала:
      — Ты совершаешь страшную ошибку: хочешь воспользоваться моей слабостью и выведать у меня то, что я и без того когда-нибудь рассказала бы тебе по доброй воле. Ты подвергаешь меня бесполезному унижению, Рауль!
      Он повторил тем же холодным тоном:
      — Я слушаю.
      — Что ж, если ты настаиваешь… — начала она. — Постараюсь быть краткой и не слишком утомлять тебя… Итак, слушай. Двадцать четыре года тому назад, за несколько месяцев до начала войны 1870 года между Францией и Пруссией, кардинал Бонншоз, архиепископ Руана и сенатор Империи, возвращаясь из города Ко, был застигнут страшным ливнем. Ему пришлось искать приюта в замке де Гер, в котором тогда обитал последний отпрыск знатного рода шевалье дез'Об. Кардинал поужинал у нормандского аристократа и удалился в комнату, приготовленную для него любезным хозяином. Шевалье дез'Обу было тогда не менее девяносто лет. Изрядно помятый жизнью, изнемогавший под бременем лет, он все еще сохранял светлый разум и отличную память. Хозяин замка попросил кардинала принять его для чрезвычайно важного разговора. Их беседа затянулась надолго, кардинал де Бонншоз поведал о ней в своих посмертных записках. Я запомнила дословно рассказ старого шевалье. Вот он.
      «Монсиньор, очевидно, вы не удивитесь, узнав, что годы моей юности прошли во времена страшных политических бурь. В эпоху якобинского террора мне было двенадцать лет. Рано лишившись родителей, я жил со своей тетушкой, тоже из рода дез'Об, и ежедневно сопровождал ее в расположенную неподалеку тюрьму, где она ухаживала за больными узниками и оделяла их небольшими пожертвованиями. Тюрьма была заполнена несчастными всех сословий и состояний, их судили и обрекали на смерть. Вот каким образом случай свел меня с одним замечательным человеком, чье имя осталось мне неведомым, так же как и то, по чьему доносу и по какой причине он был заключен в тюрьму.
      Я относился к нему заботливо и почтительно и, может быть, поэтому он был расположен ко мне. Вечером накануне дня, когда его должны были казнить, он сказал:
      — Дитя мое, завтра на рассвете меня поведут на эшафот, и я умру, так и не открыв ни своего имени, ни своего сана. Не узнал бы ничего и ты, но обстоятельства требуют, чтобы именно тебе я поведал некую тайну. Прошу тебя, выслушай меня со всем вниманием, как если бы ты был взрослым мужчиной, а не ребенком. Поручение, которое я намерен на тебя возложить, имеет огромную важность. Я уверен, дитя мое, что ты окажешься на высоте и сумеешь сохранить, чего бы это не стоило, тайну, от которой зависят самые насущные интересы государства.
      Я узнал от него, продолжал шевалье дез'Об, что он был священником и ему были доверены несметные богатства в виде драгоценных камней. Камни складывались в тайники, самые необычные, какие только можно себе представить. Так, в одном из забытых Богом уголков Нормандии, в окрестностях города Ко, на виду у всех возвышается огромный валун. Такие валуны используют для обозначения границ между владениями — полями, лугами и тому подобное. В этом гранитном межевом камне, наполовину ушедшем в землю и заросшем кустарником, в верхней части его, есть два-три естественных углубления, присыпанных землею и покрытых мхом и дикими цветами.
      Там, внутри, и сложены драгоценности.
      Священник очень точно указал мне, где расположен камень, и просил об одном. Когда вернутся во Францию мир и спокойствие (по его расчетам, это время наступит лет через двадцать), я должен прийти на указанное место и убедиться в том, что скрытое в камне не тронуто ни временем, ни людьми. Я пообещал, а также поклялся, что буду ежегодно, на каждую пасху, посещать литургию в церкви деревни де Гер.
      В одно из пасхальных воскресений подле кропильницы должен был появиться человек во всем черном. Мне следовало подойти к нему и назвать свое имя. Он подведет меня к бронзовому семисвечному канделябру, который зажигают только в дни праздников. После этого я должен произнести условленные слова и проводить к межевому камню.
      Я поклялся вечным спасением души выполнить все эти указания. На следующий день священник взошел на эшафот. Монсеньор, я был очень молод, но клятву сохранил свято. Моя тетушка вскоре умерла, я остался один, пошел в солдаты, участвовал во всех войнах, которые вели Директория и Империя. К моменту падения Наполеона мне исполнилось тридцать три года, я вышел в отставку в чине полковника и вернулся в родные места. В пасхальное воскресенье 1816 года в церкви де Гер я увидел семисвечник рядом с алтарем, но человека в черном перед кропильницей не было. С тех пор я, как верный своему долгу солдат, стоял на посту каждую пасху. Мне удалось купить замок де Гер. Я ждал, но человек в черном так и не появился. И за все эти годы я не слышал ни единого слова, которое имело бы хоть малейшее отношение к этому делу. Межевой камень стоял на месте. Ризничий прихода де Гер в праздники зажигал свечи на канделябре. Но никто не пришел на свидание со мной.
      Что мне делать? К кому обратиться — к князьям церкви или к светским владыкам Франции? Но нет, моя миссия была определена четко, я не имел права действовать по своему усмотрению.
      Я молчал, испытывая муки совести. Мне было страшно думать, что я умру и унесу в могилу такую важную тайну. Монсеньор, с сегодняшнего вечера все мои сомнения и угрызения совести исчезли. Ваше случайное появление в моем замке кажется мне свидетельством Провидения, это перст Божий. Вы олицетворяете одновременно власть духовную и светскую. Как архиепископ вы представляете церковь, как сенатор — государство. Я не совершаю ошибки, открывая вам тайну, непосредственно затрагивающую интересы обоих. Отныне вам принимать решение, вам делать выбор. Действуйте, монсиньор, обсудите этот вопрос, с кем сочтете нужным. Как только вы назовете, в чьи руки должны быть переданы священные сокровища, я сообщу все необходимые сведения».
      Кардинал де Бонншоз выслушал этот рассказ, не прерывая собеседника. Он не мог скрыть от шевалье дез'Оба, что эта история выглядит не слишком правдоподобной. Тогда шевалье вышел и через минуту вернулся с маленьким ларцом:
      «Вот та самая шкатулка, которая была скрыта в углублении межевого камня. Мне показалось более благоразумным взять ее оттуда. Я вручаю ее вам, монсеньор. Взгляните и оцените несколько сотен камней, которые лежат здесь. Тогда вы поверите, что мой рассказ правдив, а достойный священник не ошибся, когда говорил о несметных богатствах».
      Уверенная речь шевалье и представленные им доказательства убедили кардинала отнестись к делу вполне серьезно и пообещать старику известить его, когда решение о судьбе клада будет принято. На этом беседа завершилась.
      Архиепископ, без сомнения, сдержал бы слово, но обстоятельства помешали, обстоятельства в высшей степени драматические — война с Пруссией и бедствия, последовавшие за ней. Империя пала, Францию наводнили неприятельские войска. Когда угроза оккупации нависла над Руаном, кардинал решил переправить в Англию самые важные документы и присоединить к этому ценному багажу и шкатулку шевалье.
      4 декабря, накануне того дня, когда немцы должны были войти в Руан, доверенное лицо архиепископа сьер Жобер сам управлял кабриолетом, выехал в Гавр, где должен был сесть на корабль. Но двумя днями позже труп Жобера обнаружили в лесу, в десяти километрах от Руана. Весь багаж с документами вернулся обратно, а кабриолет, лошади и шкатулка исчезли. Расследование пришло к выводу, что несчастный стал жертвой банды немецких кавалеристов, грабивших в окрестностях богатых горожан, которые искали спасения в Гавре.
      Этим беды не окончились: в начале января кардинал получил послание шевалье дез'Оба. Старик не смог пережить поражения Франции. Перед смертью он неразборчивым почерком нацарапал две фразы: «Местонахождение клада указано на дне шкатулки. Канделябр спрятан в саду моего замка».
      Таким образом все следы исчезли.
      Шкатулка украдена, и не осталось доказательств, подтверждающих, что рассказ дез'Оба содержал хоть крупицу истины. Камней никто не видел. Существовали ли в действительности? Быть может, это была лишь фантазия старого дворянина? Да и сам ларец — не хранилась ли в нем всего-навсего театральная бижутерия, подделки?
      Мало— помалу кардиналом овладевали сомнения, и достаточно серьезные, поэтому, по здравом размышлении, он решил ни к кому не обращаться, а хранить молчание обо всей этой истории. К рассказу шевалье дез'Оба следовало, скорее всего отнестись как к старческому бреду. Распространять подобные сведения было бы слишком рискованно.
      Итак, кардинал молчал, однако…
      — Однако… — повторил Рауль д'Андрези, выглядевший чрезвычайно взволнованным.
      — Однако, — продолжала Жозефина Бальзамо, — на всякий случай архиепископ оставил несколько страниц записок, в которых во всех подробностях изложил беседу в замке де Гер и все, что за этим последовало. Записки он не успел сжечь перед смертью, и они были найдены в одной из его богословских книг, проданных с аукциона вместе со всей библиотекой.
      — Кто же нашел этот документ?
      — Боманьян.
      Жозефина Бальзамо завершила свой рассказ, который она вела слегка монотонно и склонив голову, словно повторяя вытверженный урок. Подняв взгляд, она была удивлена выражением лица Рауля.
      — Что с тобой? — вырвалось у нее.
      — Я в полном восторге. Ты только подумай, Жозина: три старика передавали друг другу тайну, словно эстафету, и вот, век спустя, она дошла до нас. Мы владеем потрясающим секретом, достойным всех средневековых чудес! Все звенья цепи целы, и последнее звено — Боманьян. Что он делает? Что собирается предпринять? Сумеет ли оказаться на высоте своего предназначения? Наконец, следует ли мне стать его союзником или вырвать факел из его рук?
      Графиня Калиостро не прерывала его, ибо самые главные слова еще не были сказаны.
      — Продолжай, Жозина! — промолвил Рауль. — Мы ступили на удивительный путь, так пойдем же по нему рука об руку и вместе достигнем цели, которая находится совсем рядом от нас.
      — Сущность человека, именуемого Боманьян, можно раскрыть одним словом: честолюбие, — заговорила Жозефина. — С самого начала он поставил себя и свою духовную карьеру на службу безмерному тщеславию. Оно привело его к иезуитам, со временем он занял среди них видное место. Нечего и говорить, каким влиянием в обществе он пользуется. Завладев записками кардинала де Бонншоза, он потерял голову. Перед ним открылись небывалые горизонты, его от природы страстная душа загорелась. Ему удалось уговорить кое-кого из руководителей ордена, поманив их неслыханным богатством, и он добился того, что под его начало были отданы могущественные силы вездесущих иезуитов. Вскоре Боманьян собрал вокруг себя дюжину нормандских мужланов, более или менее родовитых, но погрязших в долгах. Он слегка приподнял перед ними завесу тайны, не раскрывая главной части своего плана. Он сколотил настоящую банду, готовую пойти за ним на любое преступление. Каждому была определена своя задача, свое поле деятельности. Боманьян подчинил себе этих дворянчиков с помощью золота, на которое не скупился.
      Два года упорных поисков привели к некоторым результатам. Прежде всего, стало известно, что казненного священника звали брат Никола и был он казначеем Феканского аббатства. Кроме того, в секретном архиве обнаружили любопытнейшую переписку, которую в течение нескольких веков вели монастыри всего французского королевства. Удалось установить важный факт: все монастырские и вообще церковные деньги, пожертвования и дары, — все стекалось не куда-нибудь, но только в монастыри Нормандии, точнее округа Ко. Значит, именно здесь должны быть сосредоточены все сокровища французской церкви — неисчерпаемый источник, достаточный для проведения нескольких крестовых походов. Особый совет, состоящий из семи священнослужителей, имел право распоряжаться кладом, но только один из семи знал точное его нахождение.
      Революция разорила монастыри. Но богатства продолжали существовать, и брат Никола оставался их последним хранителем.
      Рауль долго молчал, потом в сильнейшем волнении прошептал:
      — Это прекрасно! Какие восхитительные приключения нас ожидают! Я всегда знал, что прошлое оставляет в наследство будущему сказочные сокровища, но вся штука в том, как их найти. У наших предков не было, как у нас, сейфов и подземных хранилищ Французского банка. Они придумывали всевозможные тайники, наполняли их золотом и брильянтами, а секрет передавали с помощью какой-нибудь загадочной фразы, служившей одновременно и замком, и ключом к нему. Когда проходил очередной период бурь, оказывалось, что секрет утерян и сокровища, накопленные тяжким трудом, навсегда утрачены… Если брат Никола говорил правду и десять тысяч драгоценных камней и в самом деле скрыты в необыкновенной копилке, то это достояние французской церкви, унаследованное от средневековья, составляет ни много, ни мало — миллиард франков! В нем слились усилия тысяч монахов, колоссальные пожертвования всего христианского мира. И все это заключено в древнем валуне посреди нормандских полей… Ну а какова твоя роль в этом деле, Жозефина Бальзамо? Чего ты сумела достигнуть? Достались ли тебе от предка какие-нибудь свидетельства, указания?
      — Всего лишь несколько слов, — ответила она. — На том же листке, где были четыре загадки Калиостро, рядом с фразой «Фортуна королей Франции» он дописал: «Между Руаном, Гавром и Дьепом (признание Марии-Антуанетты)».
      — Ну да, — у Рауля перехватило горло. — Речь идет об окрестностях города Ко. Устье древней реки, на берегах которой жили французские короли и монахи. Именно там и должны быть скрыты сокровища, собранные за десять веков христианства. И конечно, там я их и найду. — Повернувшись к Жозине, он спросил: — Ты не нашла следов?
      — Нет, вплоть до того самого дня, когда встретилась с Боманьяном.
      — И он мало-помалу доверил тебе все, что знал сам?
      — Да.
      — Ты воспользовалась его любовью, чтобы выудить необходимые сведения?
      — Да, — так же просто промолвила она.
      — Вот что значит играть по-крупному!
      — Вот что значит играть своею собственной жизнью. Решив меня убить, он хотел вырвать из сердца любовь, заставлявшую его страдать. Кроме того, он боялся, что я разоблачу его компанию.
      — Не думаю, что после разрыва с тобой Боманьян чего-то добился. Вчера вечером он пришел в варьете. Зачем? За повязкой Брижит Русслен, за семью камнями! Без сомнения, он хотел разобраться, имеют ли они какое-то отношение к заветному сокровищу.
      — Допустим. Но узнать наверно мы ничего не сможем.
      — Сможем, Жозефина, еще как сможем!
      — От кого?
      — Мы все узнаем от Брижит Русслен.
      Она вздрогнула:
      — Брижит Русслен?
      — Ну да, — спокойно сказал он. — Достаточно спросить у нее.
      — Значит… она жива?
      — Конечно, черт побери!
      Рауль поднялся, сделал два-три балетных поворота, а затем исполнил нечто среднее между канканом и жигой.
      — Умоляю тебя, графиня Калиостро, не смотри на меня так сердито! Если бы я не поиграл на твоих нервах, мне не удалось бы услышать от тебя ни словечка правды. Не сегодня-завтра Боманьян загребет миллиард, а Жозефине останется лишь кусать свой очаровательный локоток. А теперь, прошу тебя, улыбнись, не испепеляй меня взором!
      Еле слышно она произнесла:
      — Наглец, как ты посмел! Все эти угрозы, запугивания понадобились тебе лишь затем, чтобы заставить меня разговаривать? Я никогда не прощу тебе этого, Рауль!
      — Вот еще! — отвечал он весело. — Ты простишь меня, ведь что такое слегка уязвленное самолюбие по сравнению с нашей любовью?! Между людьми, любящими друг друга, как мы с тобой, не должно быть места недомолвкам. Сегодня я немного проучил тебя, а завтра проучу снова, и так до тех пор, пока между нами не установится полное доверие.
      — Доверие должно быть обоюдным, — процедила она.
      — Ты не доверяешь мне? Всего лишь из-за того, что я освободил твою душу от бремени тайны?
      Но лицо Жозефины стало таким замкнутым и обиженным, что Рауль рассмеялся, вместо долгого и излишнего объяснения. Он принялся подпрыгивать, пританцовывать, издавая возгласы притворного сочувствия:
      — Ах, какой ужас! О, Господи, мадам изволит сердиться! Из-за чего же? Всего лишь из-за того, что ее чуть-чуть обдурили? О, моя славная Жозефина, как бы мне хотелось развеселить тебя!
      Не обращая на него внимания, Жозефина стала освобождать Леонара из пут. Тот немедленно бросился на Рауля, как бешеный пес, сорвавшийся с цепи.
      — Не трогай его! — приказала графиня.
      Леонар застыл в позе боксера, кулак его едва не касался лица юноши, между тем как Рауль сквозь смех и слезы пробормотал:
      — Иди-иди, бедный чертик из табакерки!
      Леонар дрожал от ярости:
      — Мы еще встретимся, красавчик! Ты еще попадешься мне в руки! Я с тобой рассчитаюсь, хоть через сто лет!
      — Целый век?! — зло усмехнулся Рауль. — Впрочем, это неудивительно, ведь и твоя хозяйка…
      — Уходи, — приказала графиня Калиостро, выталкивая Леонара за дверь. — Уходи и уведи отсюда карету.
      Она обменялась с сообщником несколькими быстрыми фразами на незнакомом Раулю языке. Оставшись наедине с любовником, она спросила:
      — Что ты собираешься делать?
      — О, мои намерения чисты и благородны, как у ангела!
      — Полно дурачиться! Ответь, что ты хочешь предпринять.
      Став серьезным, он сказал:
      — Я поступлю так, как тебе и в голову бы не пришло. Я буду для тебя верным другом и надежным союзником, никогда не причиняющим вреда, не заставляющим страдать.
      — Что ты имеешь в виду?
      — Только то, что я сейчас задам Брижит Русслен несколько вопросов, а ты будешь свидетельницей нашей беседы. Ты довольна?
      Она ответила утвердительно, хоть вид у нее был весьма разгневанный.
      — В таком случае оставайся здесь. У меня мало времени, и разговор не затянется.
      — Почему ты так торопишься?
      — Скоро ты все узнаешь.
      Оставив двери открытыми, дабы ни один звук не ускользнул от ушей Жозефины, Рауль подошел к кровати, на которой под охраной Валентины лежала Брижит Русслен. Молодая актриса улыбнулась своему спасителю, рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.
      — Я не утомлю вас, — обратился к ней Рауль. — Всего несколько минут. Вы в состоянии отвечать на мои вопросы?
      — Да, конечно.
      — Отлично. Что ж, начнем… Вы стали жертвой маньяка, уже давно находящегося на примете у полиции, его пора отправить в сумасшедший дом. Сейчас он не представляет ни малейшей угрозы. Но я хотел бы уточнить одно обстоятельство…
      — Я готова рассказать все, что знаю.
      — Меня интересует повязка с камнями. Как она вам досталась?
      — Эти камни я нашла в одном старинном ларце, — отвечала она, поколебавшись. Ее нерешительность не ускользнула от внимания Рауля.
      — Ларец был деревянный?
      — Да, разбитый и даже без замка. Он лежал в копне соломы на ферме, где жила моя мать.
      — Где это?
      — В Лильбонне, между Руаном и Гавром.
      — Кто же был владельцем этого ларца?
      — Не знаю. Я не спрашивала у мамы.
      — Камни выглядели так же, как сейчас?
      — Нет, они были вправлены в серебряные кольца.
      — Где же они?
      — До вчерашнего дня я держала их в своей театральной гримерной…
      — Их украли?
      — Нет, вчера я продала их одному господину, который пришел за кулисы сделать комплименты моей игре и случайно увидел их. Он сказал, что коллекционирует драгоценности.
      — Этот господин был один?
      — Нет, его сопровождали двое других. Я обещала сегодня в три часа передать ему и семь камней, чтобы он вновь вставил их в оправу. Он дал за них очень хорошую цену.
      — Были ли на внутренней стороне колец какие-нибудь надписи?
      — Да, слова на каком-то древнем языке.
      Поразмышляв с минуту, Рауль подвел итог:
      — Советую вам помалкивать обо всех этих событиях. Иначе дело может обернуться крупными неприятностями. Если не для вас, то для вашей матери: уж очень странным выглядит то, что к ней случайно попали кольца, явно имеющие огромную историческую ценность.
      — Я готова их вернуть, — растерянно сказала Брижит Русслен.
      — Теперь уже бесполезно. Пусть камни будут у вас. Я прошу передать мне лишь кольца. Где живет господин, который их купил?
      — На улице Вожирар.
      — Его имя?
      — Боманьян.
      — Превосходно. И еще один совет напоследок, мадемуазель: уезжайте из этого дома, слишком далеко он стоит от соседних зданий. Некоторое время — скажем, месяц — поживите со своей горничной в гостинице. И никого там не принимайте. Обещаете?
      — Да, сударь.
      Когда он вышел, Жозефина Бальзамо взяла его под руку. Она выглядела очень взволнованной и далекой от желания мстить.
      — Я догадалась — ты собираешься нанести ему визит?
      — Да, я иду к Боманьяну.
      — Но это же чистое безумие!
      — Почему?
      — Идти к нему, и как раз тогда, когда с ним двое его сообщников?!
      — Два плюс один — всего лишь три.
      — Не ходи туда, умоляю!
      — Чего ты боишься? Не съедят же они меня!
      — От Боманьяна всего можно ожидать.
      — Неужели он людоед?
      — Не надо смеяться, Рауль.
      — Не надо плакать, Жозефина!
      — Не ходи туда, Рауль, — повторила она. — Я знаю дом, где живет Боманьян. Комнаты расположены так, что можно расправиться с пришельцем и никто не услышит, не придет на помощь.
      — Вот и хорошо, ведь никто и не смог бы мне помочь.
      — Рауль, Рауль, ты шутишь, но пойми же…
      Он обнял ее:
      — Послушай, Жозефина, я вступил в эту крупную игру последним и оказался лицом к лицу с двумя сильными шайками — твоей и Боманьяна, и ни одна, конечно, не примет меня в свои ряды. Я, так сказать, третий лишний. К тому же за моей спиной никто не стоит, никто не поддерживает. Я отвечаю только за самого себя. Позволь же мне уладить счеты с нашим общим врагом Боманьяном и одновременно угодить моей славной подружке Жозефине Бальзамо.
      Это вновь задело ее. Она вырвала из его руки свою, и они пошли рядом молча.
      Рауль вновь спрашивал себя, не была ли эта женщина с кротким и нежным лицом, столь пылко любившая его и любимая им, не была ли именно она самым безжалостным и коварным его противником…

Глава IX
ТАРПЕЙСКАЯ СКАЛА