Не находящее выхода желание угнетало Адама, как подействовала бы вынужденная неподвижность. В нем росла потребность физической разрядки. Раз он не мог заняться любовью или битвой, ему захотелось хотя бы мчаться быстрее, а не тащиться, подстраиваясь под шаг пехоты. Поначалу казалось, что и это желание придется подавить, но вскоре после того, как они остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям и самим поесть, сэр Ричард бросил замечание, что через милю или две они въедут в лес святого Леонарда. Глаза Адама разгорелись.

– Как вы думаете, аббат позволит нам поохотиться? – спросил он.

Сэр Ричард удивился. Было, пожалуй, лишним останавливаться ради охоты во время важной поездки, но спустя мгновение он понимающе улыбнулся. Адам был так серьезен, так вдумчив все время, пока они разрабатывали планы, что сэр Ричард почти забыл, как тот молод. Бедный мальчик, тащить такой груз ответственности на своих плечах! Не удивительно, что он жаждал небольшой разрядки.

– Сомневаюсь, что он решится отказать нам, – ответил сэр Ричард, оглянувшись на хвост воинов, растянувшийся по дороге.

Адам усмехнулся.

– Да, но я не хотел бы прибегать к угрозам. Я знаю, что церковь официально поддерживает короля Генриха, и мне не хотелось бы действовать так, словно мы считаем себя вправе распоряжаться собственностью церкви.

– Тогда я попрошу, – продолжил сэр Ричард. – Я один или два раза охотился здесь со своим прежним господином. Кроме того, мы сможем найти там подходящий приют для леди Джиллиан. Она не жалуется, но наверняка очень устала, и, честно говоря, мне не нравится сама мысль, что она будет спать на голой земле.

– Почему? – спросил Адам, искренне недоумевая и без умысла создавая у сэра Ричарда ложное впечатление, что он не воспринимает Джиллиан как женщину. – Она молодая и здоровая!..

Адам не мог понять этих нежностей. Его мать и сестра никогда не делали трагедии из ночевок на свежем воздухе. Потом Адаму пришло в голову, что сэр Ричард мог решить, что он, Адам, своими словами задел честь его госпожи, и, извинившись за свою небрежность, он сказал, что не имел в виду оскорбить леди Джиллиан, и объяснил, что его мать и сестра при необходимости часто путешествовали налегке.

Тем не менее, Адам решил, что ночлег в аббатстве – прекрасная идея. Джиллиан сможет нанести визит вежливости аббату, избавив его самого от проблемы общения со святым отцом.

С воинами, конечно, в аббатство идти было нельзя. Катберту и двум другим командирам было приказано вести отряды на юго-запад до какого-нибудь открытого места, где они смогут разбить лагерь, в то время как Джиллиан, Адам, сэр Ричард и сэр Эндрю предстанут перед аббатом.

Они были приняты милостиво и сразу же получили позволение поохотиться. Служке было велено проводить их к лесникам. Мужчины попрощались и уехали охотиться, хотя солнце уже клонилось к горизонту и начинать травлю зверя было, пожалуй, поздновато. Летом звери днем прячутся; зимой, однако, им порой приходится добывать пропитание и в светлое время суток. Так или иначе, настаивал Адам, времени у них немного. Разумнее попытаться застигнуть оленя за вечерней кормежкой, чем ждать до рассвета. Кроме того, в лесу где-нибудь обязательно найдется охотничий домик, чтобы переночевать. Сэр Ричард вздохнул. Он-то рассчитывал на приличный ужин и теплую постель. Вздох, однако, был снисходительный, и сэр Эндрю тоже не имел ничего против энтузиазма Адама. Он сам был страстным охотником. Во всяком случае, никто из них не связывал желание Адама поохотиться с его потребностью отдалиться от Джиллиан.

Джиллиан немного встревожилась, когда ее оставили в компании аббата. Адам не понимал, насколько ограниченным был ее жизненный опыт. Однако аббат не придерживался мнения Адама о том, какой должна быть хорошая женщина. Он не ожидал многого от ума и способностей Джиллиан. Поэтому он адресовал ей несколько добрых слов, которым она внимала в скромном молчании. Видимо, так и надлежало себя вести приличной молодой леди, поскольку аббат остался доволен и показал это, чем очень ее успокоил. Потом он высказал догадку, что она, должно быть, очень устала и хотела бы отдохнуть. Вызванный приор молча проводил ее в маленький аккуратный домик, отделенный от аббатства воротами и стеной, на особой территории, предназначенной для гостей женского пола. Джиллиан с чувством благодарности укрылась в этой тихой гавани. Она действительно очень устала и была рада немного поспать на чистых простынях.

Джиллиан проснулась спустя несколько часов, поужинала присланными монахами яствами – они ведь не могли пригласить женщину в свою трапезную, и затем с ужасом осознала, что ей абсолютно нечего делать. От этой нежданной свободы ее мозг немедленно попал в свой привычный круговорот надежды и страха. Если Адам любил ее, неужели он не мог уделять ей чуть больше внимания? Она тут же укорила себя за эту мысль, напомнив себе, что его усиленное внимание превратило бы ее в шлюху в глазах ее же вассалов.

Логика, однако, не самая убедительная вещь для женщины, которая жаждет поцелуев и ласки сильных рук. Джиллиан знала, что ее не волнует ничье мнение, кроме Адама. Если бы он только захотел, она бы с радостью появилась на людях с непокрытой головой. А раз он этого не хотел, возможно, у него были другие резоны, кроме ее чести. Вероятно, есть какая-нибудь другая женщина, чьи деликатные ушки он не хотел бы замарать сплетнями о том, что у него появилась любовница. Он отказался от женщины в замке сэра Эндрю. Означало ли это, что он все еще сыт ее любовью? Означало ли это, что он беспокоился о ней, не желая обидеть ее? Или все это было ради какой-то милой особы, которой он принадлежал? Наверняка, думала Джиллиан, если бы это было ради нее самой, он бы за эти дни больше смотрел на нее, больше разговаривал с ней.

Застряв на мыслях об этом, Джиллиан издала нетерпеливое восклицание. Нелепо сидеть в этой крохотной голой комнатке, нагоняя на себя тоску, в то время, как она должна подпрыгивать от счастья. Бог знает, возможно, очень скоро ее постигнет настоящее несчастье, но, пока она может наслаждаться, она будет радоваться. Джиллиан встала и взяла плащ. Если женщинам запрещено гулять по монастырю, где-то должно быть место, отведенное специально для гостей.

Предположение Джиллиан оказалось правильным. Сразу за домиком располагался небольшой сад, протянувшийся вдоль стены аббатства. Он был унылый и увядший, но Джиллиан нашла, что посмотреть: как расположены саженцы, как обложены соломой корни многолетних растений. Она внимательно наблюдала за этими приготовлениями, поскольку монахи славились как замечательные садовники, а огороды и сады Тарринга были теперь на ее совести. Ее саму немного удивило, как чувство ответственности усилило ее интерес к делу, и продолжала осмотр, пока совсем не стемнело. Она могла бы побродить и дольше, но услышала, как через ворота проехали всадники. Джиллиан не успела их разглядеть, но предположила, что вернулись Адам со спутниками. Она поспешила в приготовленную для нее комнату, чтобы убедиться, что там все чисто и приготовлено к приходу гостя. Наверняка он сейчас придет к ней… Наверняка? Но никто не пришел.

Осберт де Серей приказал своему отряду расположиться лагерем в полумиле к северу от аббатства. Они только что миновали деревню, так что его люди не возражали. У них были свои методы устраивать себе комфортный отдых, а господин, не делая никаких попыток обеспечить их благосостояние, не спрашивал, чем они занимаются, оставляя их без присмотра.

Сам Осберт в сопровождении Жана и Пьера отправился в аббатство и проехал через ворота как раз перед тем, как их собирались закрыть на ночь. Обед давно миновал, а аббат был занят вечерними молитвами, но приор любезно принял Осберта и распорядился, чтобы ему нашли что-нибудь поесть.

Приор дружелюбно балагурил, извиняясь за недостаточную роскошь сумрачной трапезной и жалуясь на недостаток общества. Зимой путешествуют немногие, заметил он, особенно в эти нелегкие времена, но у них есть еще гости. Жаль, что Осберт не прибыл на несколько часов раньше – тогда он смог бы составить компанию сэру Адаму, сэру Ричарду и сэру Эндрю, которые отправились на охоту. Тусклого света двух свечей хватало, чтобы вкушать пищу, но было недостаточно, чтобы приор заметил, как побледнел Осберт. Само имя Адам встречалось достаточно редко среди знати, а в сочетании с сэром Ричардом и сэром Эндрю в этих краях могло означать только Адама Леманя. Однако, пока Осберт дожевывал, он успел оправиться от шока и сообразить, что Адам уехал на охоту.

Он настолько справился с собой, чтобы спросить у приора, когда ожидается возвращение гостей. Приор заметил, что голос Осберта изменился, но предположил, что тот подавился едой, и сказал с сожалением, что они, наверное, вернутся завтра не раньше полудня. Раз они не вернулись засветло, то, наверное, остались ночевать в охотничьем домике и продолжат охоту на рассвете. Вздох облегчения Осберта был неправильно понят этой доброй душой как знак сожаления, и он покопался в памяти, чтобы найти какие-нибудь слова утешения для расстроенного Осберта. Тут глаза его просветлели.

– Здесь осталась леди, в женском домике у южных ворот, – с надеждой произнес он. – Я уверен, что леди Джиллиан была бы рада побеседовать с вами, если вы составите ей компанию.

– Леди Джиллиан? – выпалил Осберт. – Я… я не хотел бы навязываться… Видите ли, уже темно… Я замерз и устал, а леди… Она, должно быть, тоже устала и пожелала лечь пораньше.

Джиллиан! Джиллиан здесь! Тысяча самых разных эмоций крутилась в голове Осберта, но ему нужно было побыть несколько минут одному, чтобы решить, что делать. Приор пожалел, что гостю не понравилось его предложение, но больше предложить было нечего. Он жалел, что вообще заговорил о леди. Осберт был теперь явно в смущении и замешательстве. Лучше извиниться и уйти, чтобы дать гостю прийти в себя. Осберт равнодушно кивнул, едва заметив уход приора, – его мозг был полностью занят этой удивительной игрой случая.

Вопрос заключался лишь в том, счастливый ли это случай или нет. И как воспользоваться им? Хотел ли он возвращения Джиллиан? Осберта бросило в жар. Девчонка была лакомым кусочком, даже накачанная зельем и совершенно пассивная, но сейчас это не имело значения. Окажется ли она полезной? И сможет ли он увезти ее, не подвергая опасности себя? Последний вопрос был самым важным, и после некоторых раздумий Осберт решил, что это возможно. Он не мог увезти ее этой ночью, так как, если он выведет лошадей из стойла, это вызовет излишнее любопытство, но возвращения Леманя ожидали только после утренней охоты. Если Осберт выедет перед самым рассветом, что было вполне естественно, он сможет, не привлекая ничьего внимания, забрать с собой Джиллиан.

Оставив на столе беспорядочно разбросанные объедки, Осберт вышел посоветоваться со своими приспешниками. Жан отправился осторожно разведать обстановку, пока Осберт продолжал размышлять, стоит ли добыча риска. Безопаснее всего было бы просто убить Джиллиан, но, к несчастью, он назвал монахам свое настоящее имя, и его, безусловно, обвинят в ее смерти. Это лишит его всякой возможности домогаться земель Невилля, поскольку церковь запрещает наследование владений жертвы убийцей. Это означало, что ему придется тащить ее с собой в добром здравии, а сопротивляющаяся женщина – большая помеха в дороге.

Осберт очень злился на Адама. Он рассчитывал, что Адам убьет Джиллиан, чтобы облегчить себе захват ее земель, но этот тупой Лемань не сделал этого. Вне всякого сомнения, он заставил эту дурочку отдать все ему. Однако подобный акт легко будет оспорить, поскольку, по брачному договору, Джиллиан отдала все свои земли мужу, а ее мужем был он, Осберт. Может, Джиллиан в попытке спасти себе жизнь не сообщила об этом Леманю? Глупая, упрямая сука, ей всегда удается причинять ему неприятности.

Слово «упрямая» породило новый поток мыслей. Она могла сделать вид, что сдалась, надеясь при первой возможности взбунтоваться. Как могло оказаться, что сэр Ричард и сэр Эндрю так дружны с Леманем, что отправились с ним на охоту? Почему эта сучка не поплакалась им, прося защитить ее? Осберт пожал плечами и ухмыльнулся, представив себе, какими методами Лемань воспользовался, чтобы убедить ее повиноваться. Видимо, он достаточно постарался, раз Джиллиан так запугана, что даже не обратилась за помощью к монахам, и он так уверен в ней, что оставил без присмотра. Вероятно, Джиллиан уже тысячу раз мечтала вернуться во французский замок Серей или… Осберт сел и осклабился до ушей. Несомненно, Джиллиан мечтала вернуться в его объятия. Что ж! Тогда она поедет с ним добровольно.

Осберт не знал иного способа обращения с женщинами, кроме как доводить их до безумного страха, но он замечал также, что мягкость сразу после жестокости делает их чрезвычайно податливыми. Если он сумеет вывезти Джиллиан в один из замков Людовика, это значительно укрепит его притязания на земли Невилля. Ее присутствие могло бы даже подвигнуть лорда Льюиса на штурм Тарринга. Поскольку перепуганная Джиллиан окажется целиком в его власти, будет нетрудно заставить ее подтвердить брачный контракт.

Вскоре после того, как Осберт вывел это блестящее умозаключение, основанное на совершенно ложных посылках, вернулся Жан с сообщением, что стену, окружающую женский гостевой дом, преодолеть не составляет труда. Он уже сам побывал там и нашел маленькую дверь в стене, через которую монахи вносят все необходимое для ухода за садом и выносят мусор. Она была заперта, сказал Жан, но теперь уже открыта. Через нее нетрудно вывести леди, не поднимая лишнего шума.

Джиллиан ждала Адама, пока сумерки не сменились непроглядной тьмой. Тогда она велела Кэтрин зажечь свечи и продолжала ждать. Ей казалось невероятным, что никто не удосужится пройти несколько шагов, чтобы пожелать ей доброй ночи или поинтересоваться, хорошо ли она устроилась. Затем ей пришло в голову, что речь шла вовсе не о нескольких шагах. Гости мужского и женского пола в аббатстве располагались в далеко отстоящих друг от друга помещениях. Как глупо было забыть об этом. Возможно, аббат считал неприличным для мужчин навещать дом леди после наступления темноты. Остановило бы это Адама, если бы он захотел прийти? Если бы он желал ее, ничто не остановило бы его. Джиллиан вздохнула, борясь со слезами.

Пока Кэтрин расчесывала ее, Джиллиан в который раз убеждала себя не быть дурой. Нельзя же чувствовать себя брошенной только потому, что ей непривычно находиться одной в доме. Правда, это был совсем маленький домик и вовсе не изолированный, он отделялся от самого аббатства только стеной и воротами. И все-таки зимой странников было мало, и в гостевом доме не было ни единой души, кроме самой Джиллиан и Кэтрин…

Одна! Впервые с тех пор, как она с Адамом покинула Тарринг, она не была окружена прислугой и семьями ее вассалов. Желая объятий Адама, Джиллиан все же не была такой легкомысленной, чтобы воображать, что Адам мог прийти к ней в тех обстоятельствах. Но здесь… Монахи не караулили стену или ворота. Может быть, Адам не пришел потому, что намеревается сделать это попозже, ночью, когда все улягутся спать. Джиллиан поспешила услать служанку.

Когда служанка ушла, Джиллиан начала думать, подбирая подходящую тему для беседы. За те несколько дней, когда они были настоящими любовниками, Джиллиан обнаружила, что Адам, несмотря на свое огромное тело и жаркую страсть, был лишен чисто животных инстинктов. Он не хватал ее сразу же, как только они оказывались наедине. Ему сначала хотелось поговорить. Тема могла быть любой, но лучше, если бы это было что-нибудь, что могло бы поскорее привести к поцелуям и ласкам. Джиллиан нахмурилась и спустя мгновение широко улыбнулась. Он просил ее показать, где она держала нож. Какой мог быть лучший повод продемонстрировать ему свои бедра? Она встала с постели, поежившись, когда босые ноги коснулись холодного каменного пола, отыскала свое оружие в ящике, куда его положила Кэтрин, и привязала к ноге.

Вернувшись в уют постели, Джиллиан не стала бороться со сном, но часть ее сознания продолжала бодрствовать в ожидании, так что она твердо знала, что проснется от любого шороха. Однако сквозь толстые стены ничего не доносилось, и она мирно спала, пока сквозь соломенную крышу не пробился звон колоколов с высокой башни. Джиллиан легла спать вскоре после вечерней службы, так что этот мелодичный звон, разбудивший ее, мог означать призыв к полуночной молитве. Полночь, а Адама все нет. Страх и рассудок боролись в мозгу Джиллиан, принося то надежду, то отчаяние, смешиваясь со снами, когда она периодически погружалась в дремоту. Когда ночная свеча начала бледнеть в предрассветном сереющем свете, Джиллиан уже больше не могла лежать без движения. Она встала и принялась одеваться. Кэтрин будет разочарована, но Джиллиан нужно было сделать что-то, чтобы разогнать черную тучу, затянувшую ее душу.

Движение немного помогло, но только немного. Джиллиан в отчаянии обыскала комнату в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь ее. В голой монастырской келье не было ничего интересного – кровать, низкий сундук, табурет, распятие. Глаза Джиллиан зажглись, когда она увидела распятие. Она не осмеливалась признаться в своем грехе священнику, но она сможет исповедаться милостивой Матери Божьей, которая хорошо понимает сердечные дела. Она опустилась на колени под распятием и начала молиться. Вскоре глаза ее наполнились слезами, и тихий звук ее собственных рыданий перекрыл звук крадущихся шагов в коридоре, которые на мгновение замерли, а потом кто-то быстро, очень быстро вошел в ее комнату.