Шейда

Джавид Гусейн
Шейда

      Гусейн Джавид
      Шейда
      Трагедия в пяти действиях
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
      Меджид-Эфенди - директор типографии. Ашраф - его сын
      Шейда Рамзи Рауф редакторы
      Макс Мюллер - немец, художник. Роза - дочь Мюллера. Мария - мать Розы. Масуд - главный наборщик.
      Гара Муса Юсиф наборщики
      Могильщик, ангел в черной одежде, другие наборщики, музыканты, полицейские и тюремные служители.
      ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
      Большая комната, принадлежащая дирекции типографии. Одна дверь и два окна комнаты выходят на улицу, слева другая, постоянно открытая дверь ведет в типографию. На стенах висят календари, карты... Справа и слева стулья и столы. На столах - книги, брошюры, журналы, газеты и пр. Конец зимы. Когда открывается занавес, Рауф за столом у окна что-то энергично пишет, светловолосый и чувствительный Шейда, дымя сигарой, задумался, приставив руку ко лбу.
      Рауф. Шейда! О чем ты думаешь? Шейда. Не спрашивай, дорогой, состояние мое ужасно... Я - как корабль, потерявший управление, не знаю, чем заняться. Рауф (с усмешкой). Ну вот, видишь! Что я тебе говорил шесть месяцев назад? Редактирование - это не шутки! Каким бы героем ни был человек поначалу, все-таки в конце концов он устает, пресыщается, начинает скучать. А такие молодые редакторы, как мы, к тому же еще и томятся, нервничают. Шейда. Нет, Рауф, нет... Ни усталость от редакторства, ни наводящие тоску приказы директора, ни давление цензуры, ни убожество материала не занимают меня, не они на меня давят. Единственная сила, которая убивает меня - это пустота и бессмыслица жизни. (Поднявшись с места, взволнованно). Ради бога, ты только подумай! К чему есть и пить подобно животному, и так старательно трудиться? К чему регулярно раздеваться и одеваться, засыпать и просыпаться? К чему, подобно бесчувственной машине, думать и размышлять, писать и перечеркивать? Ох, когда я размышляю над этими бессмысленными "к чему", над ничтожеством этой лишенной основы жизни, будто орел острыми когтями разрывает мою печень, злобный дракон гложет мой мозг. Хочу смеяться, но не могу, хочется плакать, но не плачу. Глухая тьма, туманная инертность обвалакивают все мое существо. Бесцельная пустота безделия, горькая усталость вечно душат меня. Нет никакого чувства, никакой силы, которые могли бы развеселить мое сердце. Нет ни одной надежды, нет ни одного утешения, которые были бы способны принести радость моей душе... Ищу звезду, какой-нибудь луч, что мог бы озарить мою мечту, но не нахожу его. Хочу покончить с собой и избавиться, но увы... И это у меня не получается. Рауф. Зря, дорогой, зря..., ибо в каждой безнадежности живет надежда, в каждой тьме кроется свет, требуются лишь терпение и стойкость. (Глядя через окно на улицу). Вот самый очаровательный луч, самая яркая звезда!.. И вместо того, чтобы ты искал ее, она ищет тебя. Вот цветок Германии! Дочь художника, прекрасная Роза! Идет сюда! Шейда. Ради бога, поменьше смейся надо мной. Рауф. (смеясь). Да, потерявшие голову всегда бывают нервозны и пессимистичны!
      Входит Роза в одежде школьницы. Шейда тут же вскакивает со своего места и благоговейно приближается к ней. Длинные светло-каштановые волосы. Розы, ее голубые глаза, целомудренный взгляд, ангельские манеры придают ей особую очаровательность.
      Роза (легким кивком головы приветствует Рауфа, обращаясь к Шейде). Как ты, дорогой мой? Шейда. Благодарю. Роза. Где мой отец? Шейда. Пока еще не приходил. Меджид-эфенди (из типографии). Рауф, Рауф... Иди-ка сюда. Рауф. Сейчас, мой эфенди. (Тут же спускается в типографию). Роза. Слава богу, оказывается, и тебя можно изредка видеть. Вот уже второй раз ради тебя, только ради тебя я прихожу сюда. Шейда. О, я тронут твоей любезностью, твоим благородством... Когда я удостаиваюсь такого неожиданного счастья, страдание, смешанное с радостью, необыкновенное волнение обычно лишают меня рассудка, колеблют мою больную душу. Роза (улыбаясь). Ладно, обо всем этом позже. Пойдем к морю сегодня? Шейда. Конечно, пойдем, если хочешь. Роза. Какой грех проводить эти ночи впустую!.. Ах, как прекрасна прогулка в лунную ночь на лодке!
      Входит Ашраф, элегантно одетый, в пенсне.
      Шейда (обращаясь к изменившейся в лице Розе). Очевидно, вы не знакомы с Ашраф-беком? Сын директора типографии Меджида-эфенди, он только что вернулся из Европы. (Ашрафу). Это мадемуазель Роза, дочь нашего художника из Германии Макса Мюллера. Ашраф (с поклоном подавая руку). Бесконечно счастлив знакомством с Вами. Роза. Благодарю. Макс Мюллер (входит, поглаживая полу-седую широкую бороду). Роза, ты здесь? Роза. Да, папенька! Пришла за тобой. Макс Мюллер. Очень хорошо! Отдам эти рисунки и пойдем вместе. (Из висящей на плече сумки вынимает несколько рисунков, кладет их на стол). Где Меджид-эфенди? Шейда. Он в типографии, мой эфенди. Макс Мюллер. Шейда! Хочу сообщить тебе радостную весть. Шейда. Какую радостную весть? Макс Мюллер. Ты целую неделю подыскиваешь себе жилье. А тут один еврей-маклер как раз освобождает комнату в нашем доме, уезжает в Россию. Можешь переселиться туда сегодня же. Шейда (пожимая ему руку). О, если бы вы знали, как я рад этой вести. Я перееду сегодня вечером, да, сегодня же вечером. Макс Мюллер. Завтраки и вечерний чай дает мать Розы. Будем жить одной семьей, ты совершенно не будешь стеснен. Знаешь, я тебя очень люблю, ибо в тебе я вижу тюркское благородство во всей полноте его. Шейда. Благодарю вас.
      В это время входит тучный, среднего роста Меджид-эфенди вместе с Рауфом.
      Макс Мюллер. Мой эфенди, вот рисунки, что я принес для вашего еженедельника. Меджид-эфенди (берет рисунки, разглядывает их). Отлично, великолепно! Хорошо, что вы пришли, у меня к вам один частный вопрос, пойдем, поговорим в магазине. Макс Мюллер. Извольте, мой эфенди, я вас слушаю...
      Меджид-эфенди, Макс Мюллер и Роза уходят.
      Меджид-эфенди (уходя, к Шейде). Как только придут наборщики, пусть тут же приступят к работе. Сегодня очень много работы, следите, чтобы они не бездельничали. Шейда. Слушаюсь, мой эфенди. Ашраф (возбужденно). О, Шейда, что за прелесть, что за очарованье! Одним только взглядом покоряет человека. Будь автор Фауста жив, можешь быть уверен, он позабыл бы о своей прекрасной Маргарите и поклонялся бы Розе, и оказался бы не перед фантомом своего воображения, а перед блистательной явью. Шейда. Да, Роза воистину очень милое созданье, она нежна и прекрасна. Ашраф. По правде говоря, я еще не встречал такой чарующей, красавицы! (Зажигая сигару, задумчиво удаляется). Рауф (входя, Шейде). Опасный у тебя появился соперник!.. Шейда. Да, этот парень сильно расчувствовался...
      В это время входят Гара Муса и Юсиф. Мусса - смуглый, среднего роста, средних лет мужчина с устрашающим обликом. Одежда на нем сильно поношена и залатана, левая рука до локтя забинтована бязью. Его брат Юсиф - бледный молодой человек в последней стадии туберкулеза.
      Рауф (едва увидев их). Дай-ка посмотреть на тебя, эфенди! Как с рукой, лучше? Муса. Нет, мой эфенди, наоборот, изо дня в день все хуже. Рауф. Зачем же стоишь, присядь. Муса (своему брату). Садись ты, Юсиф. Я повидаюсь с Меджидом-эфенди и тут же вернусь. Если тебе наскучит, не жди меня, возьми фаэтон и поезжай домой. (Уходит). Шейда (Юсифу). Откуда вы, не от доктора ли? Юсиф. Да (кашляет). Шейда. Как ты себя чувствуешь? Лучше, чем раньше, не так ли? Юсиф (с горькой и многозначительной улыбкой). Несомненно, мой эфенди!.. Если не сейчас, то чуть позже я совершенно поправлюсь и, расставшись с этими страданиями, обрету вечный покой. (Снова кашляет, прикрывая платком рот). Шейда (печально). Юсиф, ну, о чем ты думаешь? Что пользы в этих мрачных думах? В конце концов ты себя погубишь. Рауф. Да, друг мой, в жизни необходимы терпение и стойкость. Те, кто поддаются наплыву чувств, собственноручно приглашают опасность. Бог даст, вскоре ты выздоровеешь, поправишься, однако я уверен, что ты больше не будешь работать в типографии. Юсиф. Нет, мой эфенди, нет... вы оба ошибаетесь, или делаете вид, что ошибаетесь... Между тем безнадежные взгляды врачей, холодные утешения знакомых, страдания моего несчастного брата Мусы ясно говорят о том, что мои дни уже сочтены. (После продолжительного и сильного кашля, вставая со своего места). Ох, ох... Не хочу никаких утешений. По мне смерть - это самое приятное утешение, самый настоящий избавитель. Все бегут от смерти, а я все глаза проглядел ожидаючи ее, ибо я смогу быть счастлив только под сенью ее черных крыл. Да, я смогу найти покой только в ее пустых объятиях. (Мучимый удушающим кашлем, грустно). Ох, простите, побеспокоил... Будьте здоровы, мой эфенди... Может, больше не увидимся...
      Не переставая кашлять, платком прикрывает рот. Наступает гнетущая тишина. В этот момент в перепачканной типографской краской одежде по одному, по двое входят наборщики. Некоторые из них здоровы, другие бледны, горбятся, у одного глаз повязан черным платком... Последним входит толстый Масуд.
      Первый наборщик (своим товарищам). Видели вы Юсифа? Боже, в каком он состоянии, что за вид? Страшно даже в лицо взглянуть. Масуд (громким голосом). А как ты думаешь, мой паша? Работа наборщика - не шутка! Этот бедный малый уже шесть лет вкалывает в этой проклятой типографии, которая ничем не отличается от тюрьмы. Второй наборщик. Бедняга, если бы у него было хоть немного денег... Масуд (язвительно). Что ты, ребенок, что ли? Откуда деньги у наборщика? Ровно двенадцать лет я тружусь в этом божьем приюте и, пыжась от гордости, выполняю обязанности главного наборщика, однако в моем августейшем кармане нет ни ломаного гроша. Первый наборщик (с сожалением). Гара Муса перед нашими глазами!.. Какое вознаграждение он получил за то, что обливался потом, глотая свинцовую пыль? Единственное невинное дитя его мучается в лихорадке, брат его, Юсиф, гибнет в когтях туберкулеза, сам же он мечется под градом бедствий. Несчастный! Он надеялся на свою единственную руку, которая прокормила бы его семью, на мозолистую, отказывающуюся от всякой милостыни руку, но господу богу и она показалась лишней для него. Второй наборщик. Что же будет делать этот несчастный, лишившись работы? Как он прокормит свою семью? Масуд (с горькой улыбкой). Не волнуйся, это проще простого. Его дом отдан под залог Меджиду-эфенди за половину стоимости... Из этих денег он получил пока две трети и скормил своим больным, оставшуюся же часть получит на днях и тоже растратит. Вот тогда только и придут настоящие бедствия и самая настоящая нищета. Первый наборщик. О, бессовестный, безжалостный!.. Второй наборщик. Как будто недостаточно того, что он пьет кровь народа, он еще зарится на наше жалкое имущество и дома. Шейда. Интересно, кто же в этом виноват? Меджид-эфенди ли? Или простаки, которые надеются на его милосердие и жалость? Этот мир - мир столкновений и борьбы. Естественно, что он хочет напиться вашей крови, высосать ее до капли, однако и вы, по мере своих сил, должны защищать себя, ибо, если вы будете носиться с грезами о милосердии и жалости, то в результате кроме унижения и нищеты ничего не обретете. Сегодня вы со стороны наблюдаете, словно стадо баранов, как душат Юсифа и Мусу, в то время, как вам, да, всем вам, завтра предстоит пройти тот же путь над пропастью. Но увы, позднее раскаянье, поздний вопль ваш останутся без ответа, не принесут спасенья. Первый наборщик. Что же делать, мой эфенди, что делать? Все мы жалки, все мы бессильны... Второй наборщик. Ох, если бы не жить в постоянном страхе перед властью! Шейда. Нет, друг.мой! На мой взгляд, эти увертки не имеют никакого значения и смысла. Если все рабочие, весь пролетариат земного шара начнет рассуждать так же, как и вы, то богачи еще несколько столетий будут топтать ногами трудящееся человечество. В то время, как мозолистые руки тех рабочих, которых вы считаете беспомощными, кормят весь мир, в том числе и вооружают все армии, всех капиталистов-эксплуататоров. Сегодня все счастье и беды мира зависят только от этих рук. Будьте уверены, если эти руки перестанут трудиться хотя бы даже на один день, жизнь во всем мире остановится. Первый наборщик. На деле требуются только усердие и мужество. Второй наборщик. Да, требуются только стойкость и выдержка. Масуд (смотрит на часы). Время идет. Пора приступать к работе. Ну, живо!..
      Наборщики с шумом спускаются в типографию.
      Муса (входит, обращаясь к Рауфу). Как Юсиф, уже ушел? Рауф. Да, вскоре после твоего ухода. Шейда. Ну, рассказывай, что удалось сделать? Встретился с Меджидом-эфенди? Муса. Нет, мой эфенди, его нет в магазине... Шейда. Сядь, подожди, все равно должен сюда вернуться.
      Муса садится в углу. В это время в типографии наборщики воодушевленно поют:
      Сырые темницы - наш вечный приют, Бедствия - наша извечная доля, Свинец, уничтожающий целые армии, Стал.нашей пищей. Товарищ, бога ради, раскрой глаза! Проспись от смертельного сна! Долго склонялся ты перед гнетом, Долго топтали тебя, проснись! Вставай!1
      С первыми звуками этого марша входит Меджид-эфенди некоторое время удивленно слушает, потом сердито спускается в типографию.
      Рауф (Шейде). Послушай, что ты наделал? Разве можно было передавать такой текст эдаким бестолковым типам? Шейда. Ничего не поделаешь, друг мой, они вытащили его без моего ведома из моей тетради. Рауф. Если текст попадет в руки Меджиду-эфенди, то конец, ты не сможешь выкрутиться. Шеида. Уже поздно.
      Небольшая пауза.
      Меджид-эфенди (выходит из типографии, сердито глядя на бумагу, что держит в руке). Шейда! Это ты написал? Шейда (молчит). Меджид-эфенди. Кроме тебя никто из редакторов не мог написать ничего подобного... (Гневно). Ну, отвечай, это ты написал?.. (Еще больше распаляясь). Ты?! Шейда (после недолгого колебания). Да... Меджид-эфенди. А коли так, тут тебе больше делать нечего! Ты что, хочешь, чтобы я с твоей помощью угодил в лапы жандармов Николая?! Отвечай, тут что типография или очаг революции?! (Шейда, задумавшись, не отвечает). Меджид-эфенди. Нечего туг долго думать, если я что-то должен тебе за работу, скажи. Шейда. Нет. Меджид-эфенди. Тогда нет смысла ждать... Ступай, ты свободен. Шейда (берет свое пальто, грустно). Но... Меджид-эфенди (прерывая его). Ступай, дитя мое, ступай! Мне не нужны оправдания. Шейда (бросив на Меджида-эфенди гневный взгляд, вполголоса). Ну, конечно!.. (Уходит) Меджид-эфенди (Мусе). А ты чего хочешь? Муса. Если можно... Меджид-эфенди. Только говори живей. У меня нет времени! Муса. Если можно, дайте мне немного денег и еще... Меджид-эфенди (с усталым видом). Ладно, что еще? Муса. Дайте какую-нибудь работу в типографии. Хоть и с одной рукой, но я хочу работать. Меджид-эфенди, (вынимает портмоне, отсчитывает несколько бумажек). На, это последняя, третья часть той суммы, в которую оценен твой дом. Больше у тебя не остается никаких денег... Через два месяца ты должен освободить дом и найти себе приют в другом месте, понятно? (Раскрывает большую тетрадь, делает какую-то запись). А ну-ка подойди, подпиши!.. Муса (подписывая). Мой эфенди, этих денег хватит моей семье только на два месяца. А после... Во всяком случае, вы должны дать мне какую-либо работу. Меджид-эфенди. Работа-то есть, но с одной рукой нельзя работать. Муса. Допустим. Но если рука потеряна в типографии, а ее владельцу и тут не найдется работы, то где же тогда он ее сыщет? Меджид-эфенди. Что поделаешь, ты самвиноват. Надо было действовать более осторожно. Муса. Мой эфенди, не обо мне речь... Вы должны подумать и о моих детях... Меджид-эфенди. Сказано нет - и баста! Муса (идет к двери, но возвращается). Мой эфенди!... Meджид-эфенди. Ступай-ступай, -нечего болтать попусту! Муса. Мой эфенди, я у вас не помощи прошу, не милости жду. Я хочу только работы, хоть какое-нибудь место в типографии. (С волнением) Хоть какое-нибудь место... Работу... Меджид-эфенди (раздраженно). Я же сказал, что у меня нет времени слушать разные глупости!.. С одной рукой нельзя работать, понятно тебе?! Муса (почти исступленно). Значит, с одной рукой нельзя работать?! (С горьким хохотом). Ах ты, подлец, ах бессовестный!..
      Занавес
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      Маленькая скромная комната... Справа два окна, слева дверь, в углу кровать. У окна стол и несколько стульев. На столе два-три бокала, графин с водкой, разбросанные газеты, журналы и книги... На стене большое зеркало, несколько картин. Освещает комнату слабый свет лампы. Дверь комнаты открывается на балкон, окна выходят в сад. Последняя ночь апреля... Рауф и Масуд появляются со стороны сада и приближаются к окну.
      Рауф (пальцем стучит в окно). Шейда! Шейда! Масуд. Видно, его нет дома. Рауф. Шейда, эй, ты здесь? Масуд (поднимаясь на цепочках, заглядывает в комнату). Нет, тут нет его. Пойдем, попозже еще раз зайдем. (Уходят). Мария (входит в комнату, увеличивает свет лампы). Ашраф-бей, Ашраф-бей! Подойдите-ка сюда! Ашраф (входит). Что случилось? Мария? А где Шейда? Мария. Его самого нет, однако вы можете ознакомиться с его комнатой, которая является зеркалом его жизни. Ашраф (с усмешкой). Ну и комната, какая печальная картина!.. Тут в каждом углу гнездятся разочарованность, уныние, сиротство. Тут поселилось одиночество, свободное от всяких условностей и ограничений... (Через окно смотрит в сад). Самая непринужденная, самая поэтическая жизнь! Мария. Ох, я не знаю, зачем Макс поселил здесь этого разгильдяя. Такой нервный сосед быстро надоедает. Роза (входит). Где Шейда? Мария. Кто знает, в каком кабаке он сейчас затуманивает себе голову. Роза (Ашрафу). Поверьте, увидите Шейду, не узнаете, он совершенно изменился с тех пор, как ушел из типографии. (Показывает на графин, бокалы). И к выпивке сильно пристрастился, стал таким мрачным и раздражительным. Мария. По ночам, как полоумный актер, все что-то выкрикивает бессвязно. Никому покоя не дает. Ашраф. Конечно, все это не без причины? Роза (с улыбкой). Кто знает! Мария (уходя). Душа моя, какое это имеет к нам отношение. Пойдемте, выпьем по чашке кофе. Ашраф (как только уходит Мария, целует руку Розы). Роза, ты продолжаешь любить Шейду, не так ли? Роза (с удивленной улыбкой). Любить?! О, нет! Я его только жалею. Так, как жалеют несчастных. Ашраф. Ах, как ты сердобольна, как великодушна! (Снова целует ей руки). Мария (снаружи). Ашраф-бей! Роза! Роза. Пойдем, мама ждет нас. Ашраф. Я хочу оставить записку Шейде. Ты иди, я сейчас полойду. Роза (уходя). Смотри, не задерживайся. Ашраф. Сейчас подойду. (Берет со стола листок бумаги, однако, ничего не написав, принимается расхаживать по комнате, задумчиво дымя сигаретой). Шейда (входит с унылым видом). О, мой эфенди! Добро пожаловать, рад тебя видеть! (Пожимая руку Ашрафу). Как случилось, что вспомнил вдруг о бедном дервише? Ашраф. Бедный дервиш? Клянусь богом, подобное дервишество я предпочел бы власти султана. Шейда (с горькой улыбкой). Может быть! Ашраф. Однако ты мне кажешься очень грустным. Шейда. Об этом лучше и не спрашивай! Ашраф. Ты ведь знаешь мой характер, ради бога, раскрой мне свою душу, расскажи обо всем. Шейда (печально). Что мне сказать, брат мой, что мне сказать? Вот уже ровно два месяца, как судьба моя, надежда, грезы о будущем - все, пожалуй, все, на мой взгляд, погибло, сошло на нет. Однако, несмотря на такую безнадежность, я еще чувствовал в себе какую-то стойкость, способность к сопротивлению. (Взволнованно). Жаль, жаль что и она исчезла. Да, я жил только любовью к Розе, находил утешение только в этой жестокой красавице, но и она бросила меня, и она забыла обо мне. Живя в одном со мной доме, неделями ухитряется не показываться мне на глаза. Ашраф. Нет, Шейда, ты ошибаешься, ибо она любезна и милосердна, как ангел. Шейда (грустно). Пожалуй, что так... Роза (входя). Добрый вечер, Шейда, как вы? (Протягивает руку Шейде). Шейда (подавая руку). Благодарю. Ашраф (Шейде). Знаешь, что завтра Первое Мая? По этому случаю наборщики устраивают загородную прогулку, пикник, и нас приглашают в, гости. Роза. Интересно, куда они собираются пойти? Ашраф. На окраине города, в нагорной части, есть живописный сад. Вот туда они и договорились пойти. Роза. И музыканты будут? Ашраф. Разумеется, что за пир без музыки? Роза. Не знаю отчего, но мне очень нравится восточная музыка. Ашраф. Если вы соблаговолите присутствовать на празднике, будем беспредельно рады. Роза. Вообще я очень люблю загородные прогулки. Если ничего не случится, отправимся все вместе. Ашраф. Посмотрим, что скажет Шейда? Роза. Несомненно, не откажется. Ашраф (Шейде). Придешь? Шейда (поколебавшись). Приду, мой эфенди. Мария (снаружи). Роза! Где же вы? Роза. Сейчас идем! (Обоим). Пойдем, выпьем по чашке кофе. Шейда. Благодарю. Ашраф. Пойдем же! Шейда. Я немножечко нездоров, вы идите, я подойду попозже. Ашраф (Розе). Нас ждут... Мария (снаружи). Роза! Роза. Идем.
      Выходит вместе с Ашрафом. Шейда, потирая лоб, стоит в раздумье.
      Масуд (снаружи). Разрешите войти? Шейда. Кто там, заходите. Масуд (входя с первым и вторым наборщиками). Слава богу, наконец-то застали. Шейда. Пожалуйста, эфенди, садитесь... (Они рассаживаются) Масуд. Где же ты пропадаешь? Сегодня дважды за вечер я заходил, второй раз вместе с Рауфом, но тебя не было. Шейда. Я выходил подышать воздухом. Масуд. Что-нибудь опять случилось? Ты кажешься очень озабоченным. Шейда. Душа томится. Масуд. Отчего же? Шейда. Даже сам не знаю. Масуд (поднимаясь, своим товарищам). Тогда пойдем, не будем сейчас беспокоить. Завтра в саду обстоятельно поговорим. Первый наборщик. Посидели бы немножко, куда ты торопишься? Шейда. Садись, садись. Рассказывай, что у вас нового? Как идут дела? Масуд (показывая на своих товарищей). Об этом лучше спросить у революционеров... Первый наборщик (Шейде). Вы не хуже нас знаете Меджида-эфенди. От этого типа нам просто житья не стало. Ему никакого дела нет, если кто-нибудь из нас заболеет или покалечится. Заработки ни на грош не увеличиваются, а работы хоть отбавляй, с каждым днем все больше заказов. Мочи нет терпеть эту кабалу, этот гнет. Шейда. И где же выход? Первый наборщик. Выход очень прост... (Резким тоном). Отказаться от работы, отстаивать свои права, вот и все! Шейда. Превосходно!.. А ваши требования записаны? Первый наборщик. Да, можете посмотреть... (Вынимает из внутреннего кармана пиджака и разворачивает лист бумаги большого формата). Шейда (просматривая его). Во, всяком случае, единство слова и дела - главные условия. И еще необходимо быть исключительно внимательными и осторожными. Второй наборщик. Будь уверен, эфенди. Мы все хорошенько обдумали. Масуд. Однако эти требования чрезмерны и слишком резко изложены. По мне, следовало бы написать несколько поскромней и помягче. Первый наборщик. Заблуждаешься, Масуд, сильно заблуждаешься. Запомни раз и навсегда, что мы будем требовать, а не просить. Шейда. Право скорей берут, чем дают. Maсуд. Он силен, а мы слабы... Что мы сможем с ним сделать? Шейда Муса, одолевший фараона, был всего-навсего пастухом, однако он бросился на арену с непоколебимым духом и победил. Гавэ, уничтоживший Зокхака, тоже был бедным кузнецом. Тем не менее он восстал с горящим сердцем и свергнул с престола кровопийцу-правителя. А кто такой Меджид-эфенди? Не только он, но и опора наглости его - русский царизм - не сегодня-завтра будут низвергнуты. Масуд. Отлино. как скажете, так и поступим. (Смотрит на часы). Не пора ли нам? Время уже позднее. Первый наборщик. Да, пожалуй, больше не будем беспокоить. Шейда. Нет, вы меня не беспокоите... Но пусть эта бумага останется у меня. Я ее внимательно перечту, продумаю и завтра выскажу свои соображения. Второй наборщи к... Тем лучше, тем лучше... Масуд. Ну, пошли. Первый и второй наборщики. До свидания... Шеида. Счастья и радости вам.
      Проводив их, Шеида открывает окно в сад. Скрестив на груди руки, задумчиво и рассеянно смотрит в сад.
      Роза (входит). Шейда, что же ты не идешь? Папа ждет тебя. Шейда (не отвечая, глубоко вздыхает). Роза. Интересно, что с тобой стряслось? Сегодня ночью в тебе чувствуется дух плачущего сироты или страдающего поэта. Шейда (приближаясь к ней). Нет, нет... Если что-то и есть во мне, то это сердце одержимого любовью бродяги и отчаянье наказанного судьбой влюбленного. Но для утешения моего сердца нужен такой милосердно-сострадательный взгляд, каким обладаешь только ты. Это чувство может быть обласкано и утешено только твоими, вылитыми из света руками. Роза. Шейда! Ты поддался губительному чувству и напрасно мучаешься. Шейда (схватив руку Розы, взволнованно). Да!.. Но запомни, что ты, как капризный ребенок, играла с моим исполненным страдания сердцем, месяцами подкидывала его, как мячик, в руках, посчитала его детской игрушкой... Но, увы, наконец, ты неожиданно разорвала его на куски, бросила наземь и стала топтать ногами. Роза (отнимая руку). Нас ждут в зале. Пойдем туда, а потом... Ашраф (входит, пожимает руку сначала Розе, затем Шейде). С вашего разрешения, я ухожу. Роза. Почему? Может, у вас срочная работа? Ашраф. Да, отец послал мальчика, что он хочет видеть меня по одному вопросу. Роза. Это не дело. Приходите раз в неделю и то вот так - мимоходом... Ашраф. Это для меня большое несчастье. До свидания, дорогая, завтра снова увидимся. (Выходит, Роза следует за ним.) Макс Мюллер (в дверях, Ашрафу). Ашраф-бек! Теперь вы знаете, где наш дом, несомненно, будете навещать нас почаще. (Шейде). Шейда, пожалуйста, заходи, выпьем кофе. Шейда. Благодарю. Голос Марии. Ашраф-бек, завтра к вечеру опять ждем. Голос Ашрафа. Хорошо, мой эфенди, хорошо!
      Шейда закрывает дверь. Со вздохом ревности, грустный, приложив руку ко лбу, садится на скамью.
      Занавес.
      ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
      В саду, среди зелени и цветов, бассейн с фонтаном. Чуть поодаль высятся чинары, кипарисы. Май, вечер. Шейда лежит на лужайке, дымя сигаретой и задумчиво любуясь окрестностями. Мимо быстрым шагом проходит Гара Муса.
      Шейда (поднимаясь с места). Муса-эфенди, Муса!.. Муса (с иронической улыбкой). Нет, мой друг, я уже не тот Муса, которого ты знал. Меня теперь называют королем отверженных, султаном бродяг. (Намеревается продолжить свой путь). Шейда (не отпуская его). Послушай, куда же ты? Куда так торопишься? Муса. Мне некуда идти. Я гоняюсь лишь за одной добычей. Ищу одну хитрую лису, чтобы задушить и разорвать ее в клочья. Шейда. Муса! Оставь все эти намеки, посиди немного, поговорим. Муса. Не веришь мне? Вот тебе доказательство!.. (Достает из кармана залатанного пальто большой револьвер). Шейда. Помилуй, кто же охотится с револьвером?! Муса. А он больше годится для тех, за кем я охочусь. Шейда (показывая на перевязанную руку). Как рука твоя? Еще не зажила? Муса (горько смеясь). Пока не помажешь кровью эту рану, оставшуюся на память от типографии, она не затянется. Причем, эта кровь должна течь - в жилах только богатого, очень богатого человека. Понятно тебе? Шейда (с состраданием и жалостью). Понимаю, да понимаю. Муса. Вот и все! (Хочет удалиться). Шейда. Муса, Муса! Муса (отмахиваясь). Нет у меня времени!
      Быстрыми шагами удаляется. Шейда растерянно следит за его уходом. В этот момент приближаются наборщики, исполняя под музыку марш. Шейда направляется к ним. Наборщики празднично одеты, у каждого в руке красная роза.
      Марш, исполняемый наборщиками:
      Сырая темница - наш вечный приют, Бедствия - наша извечная доля, Свинец, уничтожающий целые армии, Стал нашей пищей. Товарищ, бога ради, раскрой глаза, Проснись от смертельного сна! Долго склонялся ты перед гнетом, Долго топтали тебя, вставай, проснись! В глазах не осталось света, В сердцах нет радости, Лишенные крови тела Рано или поздно угаснут, истлеют, Товарищ, довольно терпел ты, Вставай! Проснись, проснись, проснись!
      Закончив пение марша, наборщики по двое, по трое садятся на скамейки, некоторые ложатся на траву.
      Первый наборщик (своим товарищам). Слушайте, а куда делся Шейда? Рауф. Куда он денется? Не увидев Розы, огорчился и покинул сад. Масуд. Действительно, любовь - это неутешное горе. Рауф. Да, горе... Но самое приятное горе. Первый наборщик. Нет, любовь - недосягаемое счастье. Второй наборщик. Да, счастье... Но самое несчастное счастье!
      В этот момент сидящие справа наборщики замечают кого-то и начинают свистеть, окликая.
      Масуд. Кто там? Кого опять вызываете? Первый наборщик. Мусу, Гара Мусу. Рауф. Это действительно он? Второй наборщик. Да! Рауф (внимательно смотрит). Пожалуй, он самый. Масуд (одному из наборщиков). Ступай, позови его сюда. Первый наборщик. Странный он человек, даже не оглянулся ни разу. Второй наборщик. Может, он не знает, что мы тут. Рауф. Кто знает, какая беда опять стряслась с этим, несчастным. Масуд. Что ты, не дай бог! Еще и двух месяцев нет, как он похоронил своего брата и единственного сына. Рауф. Разве его беды на этом закончились? Все, что он имел, единственный дом, и тот отобрал у него Меджид-эфенди. Причем, будто бы по закону. Масуд. Ни стыда у него, ни совести! Рауф. А Ашраф? Каков Ашраф! Масуд. А он что сделал? Рауф. Муса освободил дом не в назначенный день. Так он осыпал несчастного ругательствами, оскорблял по-всякому. Первый наборщик. Вот вам и последнее вознаграждение! Второй наборщик. Вот так расплачиваются с подобными нам отверженными. Масуд. Да, путь, по которому мы идем, всегда заканчивается обрывом. Маячит впереди страшный обрыв, и нет ни выхода, ни спасения. Первый наборщик. (Вынимает из-за пазухи лист с письменным требованием, потрясая им). Выход прост, вот он! Требуются лишь благородный порыв и отвага! Нужна только мужественная стойкость! А до тех пор, пока мы будем пресмыкаться, уткнувшись лицом в землю, мы светлого дня не увидим. Нас будут давить каждодневно, поодиночке и всех вместе! Второй наборщик. Больше не стоит размышлять, завтра же необходимо вручить это требование и постоять за свои права. Первый наборщик. Да, либо мы должны добиться выполнения наших требований, либо покинуть типографию. Второй наборщик (вскакивая с места). И не надо других слов, либо "да", либо "нет". Масуд. Мне кажется, мы должны быть немного умеренными. Не гнев, а поиск решения нам нужен. Первый наборщик (возмущенно). Нет, не надо других слов: либо "да", либо "нет"!
      Возвращается наборщик, ходивший за Мусой.
      Масуд. Ну, что случилось? Почему не пришел Муса? Наборщик. Ушел чуть не бегом, через нижние ворота. Рауф. Хорошо, что он не подошел сюда. Один вид Ашрафа попортил бы ему немало крови. Первый наборщик (в сторону). Вот и они идут... Масуд. Айда, товарищи, когда веселье, нужно веселиться, когда работа, нужно работать, понятно? Первый наборщик (спрятав бумагу за пазуху). Но слово наше остается в силе. Второй наборщик. Умрем, но не отречемся от своих слов. Масуд (подошедшим музыкантам). Ну-ка, принимайтесь за дело, а мы послушаем, душа тоскует без музыки.
      Музыканты готовятся играть. Выходят Роза и Ашраф.
      Рауф. Добро пожаловать, мой эфенди! Все поднимаются со своих мест и приветствуют вошедших. Ашраф. Ради бога, прошу, сидите, мы хотим немного прогуляться. Роза. Эта сторона более красива, не так ли? Ашраф. Да. (Наборщикам). Однако вы не ждите нас тут, идите вон к той чинаре, мы сейчас придем туда. Рауф (музыкантам). Сыграйте сегях, послушаем.