ПРЕДИСЛОВИЕ

Всякий человек, публикующий историю какого-нибудь государя, какой-нибудь государыни, того или иного знатного вельможи либо той или иной танцовщицы, причем историю, написанную лично ими, должен отчитаться перед публикой, вечно сомневающейся в достоверности подобных сочинений и в том, каким образом они попали к нему в руки.

Сделать это в отношении книги, которую мы сегодня выпускаем в свет, не составит нам никакого труда. Для этого достаточно будет всего-навсего изложить факты во всей их простоте.

Вот что мы писали в 1838 или 1839 году по поводу своего путешествия 1835 года по княжеству Монако:

«К X веку Монако стало наследственной сеньорией семьи Гримальди, могущественного генуэзского рода, обширные владения которого располагались в Миланском герцогстве и в Неаполитанском королевстве. Приблизительно в 1605 году, в период образования крупных европейских держав, сеньор Монако, опасаясь, что савойские герцоги и французские короли в один миг уничтожат его, вверил себя покровительству Испании. Однако в 1641 году Онорато II счел, что это покровительство приносит больше расходов, нежели выгод, и, решив сменить покровителя, впустил в Монако французский гарнизон. Испанию, имевшую в Монако почти неприступную гавань и столь же неприступную крепость, обуял неистовый фламандский гнев — такой, что находил временами на Карла V и Филиппа II, и она отняла у своего бывшего подопечного его миланские и неаполитанские владения. В результате этого захвата бедный сеньор сохранил власть лишь в своем Маленьком государстве. Тогда Людовик XIV, чтобы возместить владетелю Монако понесенный им ущерб, пожаловал ему взамен утраченных земель герцогство Валантинуа в Дофине, Карладское графство в Лионе, маркграфство Бо и владение Бюи в Провансе; затем он женил сына Онорато II на дочери господина маршала де Грамона. (Сын же нашей княгини Монако позднее взял себе в жены дочь господина Главного.) Этот брак принес владетелю Монако и его детям титул иностранных князей. Именно с тех пор Гримальди сменили свое звание сеньоров на княжеский титул.

Брак не был счастливым; в одно прекрасное утро новобрачная, та самая красивая и легкомысленная герцогиня Валантинуа, столь хорошо известная по любовной летописи века Людовика XIV, стремительно покинула пределы владений своего супруга и укрылась в Париже, возводя на бедного князя самые немыслимые обвинения. Более того, герцогиня Валантинуа не ограничилась в своем несогласии с супругом одними лишь словесными упреками, и князь вскоре узнал, что он несчастлив настолько, насколько может быть несчастен муж.

В ту пору подобное несчастье вызывало у всех только смех, но князь Монако был очень своеобразный человек, и он разгневался. Разузнав имена многочисленных любовников жены, он приказал изготовить их чучела и устроить им казнь через повешение во дворе своего замка. Вскоре там не стало хватать места и пришлось выйти на дорогу, но князь не успокоился и продолжал чинить расправу. Слух об этих казнях докатился до Версаля. Людовик XIV в свою очередь разгневался а приказал передать г-ну Монако, что ему следует быть более милосердным; г-н Монако заявил в ответ, что, будучи суверенным князем, он вправе творить любой суд в своих владениях, вплоть до вынесения смертных приговоров, и ему должны быть благодарны за то, что он довольствуется малым, вешая лишь соломенные чучела.

Эта история наделала столько шуму, что в Париже сочли уместным отослать герцогиню обратно к супругу. В довершение наказания князь хотел провести жену перед чучелами ее любовников, но вдовствующая княгиня Монако так этому воспротивилась, что ее сын отказался от подобного мщения и устроил из всех этих чучел грандиозные потешные огни. По словам г-жи де Севинье, то был своеобразный факел Гименея.

Однако вскоре стало ясно, что над князьями Монако нависла страшная угроза. У князя Антонио была только одна дочь, и его надежда подарить ей брата таяла с каждым днем. Вследствие этого 20 октября 1715 года князь Антонио выдал принцессу Луизу Ипполиту замуж за Жака Франсуа Леонора де Гойон-Матиньона и передал ему герцогство Валантинуа в преддверии того времени, когда он оставит ему княжество Монако, что и произошло, к его великой печали, 26 февраля 1731 года. Таким образом, Жак Франсуа Леонор де Гойон-Матиньон, герцог Валантинуа по браку и князь Гримальди по праву наследования, стал родоначальником нынешней правящей династии.

Онорато IV спокойно царствовал в своем княжестве, когда грянула революция 1789 года. Жители Монако следили за ее развитием с особенным вниманием; затем, когда во Франции была провозглашена республика, они, воспользовавшись тем, что князь в это время был в каком-то другом месте, и вооружившись тем, что попало им под руку, двинулись на дворец и взяли его штурмом; прежде всего мятежники принялись грабить дворцовые погреба, где хранилось примерно двенадцать — пятнадцать тысяч бутылок вина. Два часа спустя восемь тысяч подданных князя Монако были пьяны.

После этого первого опыта они поняли, что свобода — это прекрасное дело, и решили тоже основать у себя республику. Однако Монако оказалось слишком большим государством для того, чтобы образовать единую и неделимую республику, какой была республика во Франции, и потому лучшие умы страны, составившие Национальное собрание, рассудили, что республика Монако, по примеру американской республики, должна стать федеративной. После обсуждения основ новой конституции она была принята Монако и Ментоной, вступившими в вечный союз; однако оставалось еще селение под названием Рок-Брюн. Было решено, что оно принадлежит в равной степени обоим городам. Жители Рок-Брюна стали роптать: им тоже хотелось быть независимыми и войти в федерацию, но в Монако и Мантоне лишь посмеялись над столь непомерными притязаниями. Сила была не на стороне Рок-Брюна, и его жителям пришлось замолчать; тем не менее отныне Рок-Брюн был заклеймен в конвентах обоих городов как очаг смуты. Несмотря на это сопротивление, было образовано новое государство под названием республика Монако.

Однако жители Монако считали, что недостаточно провозгласить республику, следует также заключить союз с государствами, избравшими такую же форму правления, и заручиться их поддержкой. Разумеется, они имели в виду Америку и Францию; что касается республики Сан-Марино, федеративная республика Монако относилась к ней с таким презрением, что о ней даже не шла речь.

Между тем лишь одно из упомянутых выше государств было способно благодаря своему географическому положению принести республике Монако пользу: то была Французская республика. В связи с этим республика Монако решила обратиться только к ней; она отправила трех депутатов в Конвент с просьбой о заключении союза и предложением о содружестве. В это время депутаты Конвента пребывали в прекрасном расположении духа; они радушно приняли посланцев республики Монако и призвали их явиться на следующий день за договором.

Договор был составлен в тот же день. Правда, он был невелик и состоял всего лишь из двух статей:

«Статья 1. Французская республика и республика Монако будут жить в мире и содружестве.

Статья 2. Французская республика рада познакомиться с республикой Монако».

Этот договор, как мы уже говорили, был вручен посланцам, и те удалились весьма довольные.

Несомненно, читатель не забыл, как благодаря г-же Д*** Парижский договор вернул в 1814 году князю Онорато V его владения, которые тот благополучно сохраняет с тех пор.

Впрочем, без всяких шуток, подданные Онорато V обожают своего монарха и с великим беспокойством ожидают часа, когда у них сменится правитель. В самом деле, сколь бы презрительно ни относился Сен-Симон note 1 к Монако, его жители, тем не менее, обитают в дивной стране, где отсутствует рекрутский набор и почти нет налогов: цивильный лист князя почти полностью покрывается за счет двух с половиной процентов пошлины, взимаемой с товаров, и шестнадцати су с каждого паспорта. Что касается армии князя, то она состоит из пятидесяти карабинеров и пополняет свои ряды добровольцами.

К сожалению, нам не удалось в полной мере насладиться чудесной оранжереей, именуемой княжеством Монако, так как жестокий ливень, застигший нас на границе, упорно сопровождал нас на протяжении трех четвертей часа, в ходе которых мы успели пересечь всю страну. Вследствие этого мы разглядывали столицу с ее крепостью, где обитало все население княжества, сквозь своего рода сероватую мокрую пелену; не лучше обстояло дело и с гаванью, где нам все же удалось разглядеть одну фелуку: она вместе с другой, которая в то время находилась в плавании, составляет весь флот князя.

Проезжая через Ментону, мы получили благодаря одной вывеске представление об уровне культуры, которого достигла в 1835 году от Рождества Христова бывшая федеративная республика. Над дверью какого-то дома красовалась надпись, выведенная крупными буквами: «Марианна Казанова продает хлеб и дамские шляпки».

Я не знаю, хорошо ли питаются жители Монако, но я сомневаюсь, что жительницы Монако носят приличные головные уборы.

В четверти льё от города нас вторично подвергли таможенной проверке и визированию паспортов; с паспортами все прошло гладко, а вот таможенный досмотр оказался суровым, и, таким образом, мы смогли убедиться, что во владениях князя Монако всякий экспорт запрещен не менее строго, чем импорт. Мы хотели прибегнуть к обычному в таких случаях средству, но нам попались неподкупные таможенники, которые не оставили без внимания ни единой зубной щетки, так что нам и нашим вещам пришлось снова мокнуть под проливным дождем, ибо под предлогом прекрасного климата там не соорудили даже навеса. Воспользовавшись этой задержкой, я попытался исследовать один пункт хореографической премудрости, ибо уже давно задался целью выяснить его при первой же возможности; речь шла о столь популярном во всей Европе танце монако, во время которого, как всем известно, танцоры движутся приставным шагом то направо, то налево. Итак, в третий раз, с тех пор как мы пересекли границу, я принялся задавать всевозможные вопросы о нем; здесь, как и в других местах, я получил весьма уклончивые ответы, которые разожгли мое любопытство, ибо они окончательно убедили меня во мнении, что с этой почтенной жигой связана какая-то важная тайна, способная повредить чести князя или его княжества. Таким образом, мне пришлось покинуть владения г-на Монако, оставшись столь же несведущим в данном вопросе, как и до приезда сюда, и навсегда утратив надежду когда-нибудь разгадать эту тайну, которую мне так и не удалось прояснить на месте.

Что касается Жадена, то он был всецело поглощен другой проблемой, казавшейся ему неразрешимой.

Мой спутник пытался понять, каким образом в таком маленьком княжестве могло выпасть такое большое количество осадков».

Вот что я написал в 1838 году, а затем совершенно забыл о строках, которые вы только что прочли; между тем, снова проезжая в 1842 году через столицу княжества Монако, я остановился на сутки в гостинице «Великий король Испании». Чтобы получить комнату с кроватью, мне пришлось отдать свой паспорт. Паспорт, естественно, дал знать хозяину гостиницы, кто его постоялец. Хозяин в свою очередь известил об этом весь город.

Я уже принял множество знатных подданных моего добрейшего и артистичного друга князя Флорестано I, когда появился еще один посетитель, показавшийся мне загадочнее остальных.

Этот человек был не кто иной, как сын милейшей Марианны Казановы, торговавшей в 1835 году хлебом и дамскими шляпками.

Сын имел несчастье потерять ее тремя годами раньше и продал совмещенное материнское заведение; обладая небольшим капиталом в дюжину тысяч франков, он вступил (или собирался вступить) в почтенное сословие сардинских таможенников. Явился он ко мне вот с какой целью.

Во время монакской революции 1793 года его дед Джакопо Казанова проник вместе с другими мятежниками в замок Онорато IV.

Однако он перепутал лестницы: вместо того чтобы спуститься со всеми другими в погреб, он в одиночестве поднялся в библиотеку.

Эта ошибка не была столь грубой, какой она может показаться на первый взгляд: Джакопо Казанова был не пьяница, а библиоман.

Ему уже не раз доводилось наведываться тайком в эту библиотеку, пользуясь тем, что министр внутренних дел покупал у его жены хлеб, а супруга министра внутренних дел — шляпки, и во время этих своих посещений он обратил внимание на пять небольших рукописных книжек, озаглавленных «Мемуары Екатерины Шарлотты де Грамон де Гримальди, герцогини Валантинуа, княгини Монако»: эти томики бросились ему в глаза.

Из множества богатых трофеев, которыми мог одарить библиомана княжеский замок, он жаждал получить только эту рукопись.

Джакопо Казанова положил эти пять книжек в карман и как ни в чем не бывало вернулся домой, не сказав никому о только что совершенной им небольшой краже.

Впрочем, никто и не заметил исчезновения рукописи, которая по-видимому хранилась в библиотеке в течение целого века, но никому, за исключением Джакопо Казановы, не пришло в голову в нее заглянуть.

Джакопо Казанова скончался в 1813 году, завещав драгоценную реликвию своему сыну Никола Казанове; тот умер в 1830 году, в свою очередь завещав ее своему сыну Гаэтано Казанове, — именно он сейчас стоял передо мной.

Однажды ему попала в руки газета из Ниццы, где была перепечатана статья, с которой я только что ознакомил читателей. Гаэтано прочел, что, гуляя по городу, я обратил внимание на вывеску заведения его матери. В связи с этим его осенило, что при случае я мог бы найти какое-то применение этой рукописи, которая у его деда, а потом и у него самого лежала без дела.

На протяжении трех лет Гаэтано раздумывал, каким образом передать мне книгу, но ни один из способов не казался ему достаточно надежным, чтобы испробовать его; наконец, к концу третьего года этих раздумий, Казанова неожиданно узнал, что человек, с которым он так давно стремится встретиться, прибыл в Монако.

Гаэтано потратил еще три часа на поиски посредника, который мог бы мне его представить; по истечении третьего часа, не найдя такого, он решил представиться мне сам.

Почти три минуты мой гость стоял передо мной и что-то бормотал, так и не сумев внятно объяснить цель своего визита; однако в конце концов он достал из кармана пять рукописных томиков и закончил тем, с чего ему следовало бы начинать, а именно — показал мне титульный лист, произнеся: — Прочтите это. Заглавие этой рукописи уже известно читателю.

Оно было достаточно интригующим, особенно в глазах человека, собиравшегося приступить к работе над книгой под названием «Людовик XIV и его век», и немедленно приковало мое внимание.

И тогда посетитель, ободренный приемом, рассказал мне историю рукописи и то, как, переходя по наследству от отца к сыну, из поколения в поколение, она наконец оказалась у него.

Я не стану уточнять, на каких условиях я приобрел эту рукопись у Гаэтано Казановы — это касается только меня и интересует только моего книгопродавца; важно лишь, что, перед тем как опубликовать ее, я подробно рассказал обо всех обстоятельствах, способных подтвердить ее подлинность.

Впрочем, наилучший залог тому не библиографические подробности, а сам ее стиль, который относится к началу XVII века: его невозможно спутать ни с каким другим.

Он свидетельствует о том, что женщина, создавшая книгу, которую вам предстоит прочесть, была хорошо знакома с г-жой де Гриньян и писала таким же пером и на таком же столе, как у г-жи де Севинье.

Исходя из этого как из необходимого пролога к тому, что вам предстоит прочесть, начнем.

Александр Дюма.

P.S. Нет нужды говорить, и я повторяю это достаточно громко, чтобы меня услышали все, даже глухие, что я всего-навсего издатель сочинения Екатерины Шарлотты де Грамон де Гримальди, герцогини Валантинуа, княгини Монако.

Часть первая