– Дайте свет.
Люстра под потолком вспыхнула, отчего в полутемном зале сразу стало светло, как в оперном театре во время антракта.
– Пересаживаемся на первые ряды, – сказал человек на сцене. – Быстро, быстро.
Первокурсники зашевелились, запереглядывались, потом нехотя потянулись ближе к сцене. Сашка и Костя пристроились во втором ряду с краю, поэтому все, пробивавшиеся к середине ряда, спотыкались об их ноги.
Человек на сцене ждал. Он не был похож на преподавателя ВУЗа, какими Сашка их представляла: вместо костюма на нем были джинсы и полосатый свитер, светлые прямые волосы забраны в «хвост», на носу очки – длинные и узкие, как лезвия, они были сконструированы, кажется, специально для того, чтобы удобнее было смотреть поверх стекол.
– Меня зовут Олег Борисович. Олег Борисович Портнов. Юноша в пятом ряду… да, вы. Не стесняйтесь, подсаживайтесь ближе. Нас не так много, есть места. Поздравляю вас, девушки и молодые люди, со значительным событием в вашей жизни: поступлением на первый курс института специальных технологий города Торпы. Вас ждет интересная жизнь и напряженная работа… Девушка, – его палец указал на Лизу, которая наклонилась, чтобы что-то сказать Оксане. – Когда я говорю, все прочие молчат. Запомните на будущее.
Лиза поперхнулась. В зале сделалось тихо. Портнов прошелся по сцене, заложив руки за спину; его взгляд перебирался с лица на лицо, медленно, будто луч фонарика в темноте.
– Итак, вы студенты. В честь этого вашего посвящения сейчас будет исполнен студенческий гимн – если кто знает слова, подпевайте.
В динамиках грянул торжественный аккорд. Портнов жестом велел всем подняться. Невидимый хор запел с полагающейся торжественностью:
– Gaudeamus igitur,
Juvenes dum sumus!
Post jucundam juventutem,
Post molestam senectutem
Nos habebit humus!
Сашка быстро огляделась. Подпевали немногие. Лиза стояла, плотно сжав губы. Оксана вслушивалась, пытаясь разобрать слова: похоже, с латынью у нее было туго. Сашка-то учила этот текст, учила на курсах, и переведенный текст такой, казалось бы, задорной песни никогда не вызывал у нее особого энтузиазма: «После приятной юности, после тягостной старости нас возьмет земля…» Хорошенькое начало!
– Vita nostra brevis est,
Brevi finietur;
Venit mors velociter,
Rarit nos atrociter,
Nemini parcetur!
Этот куплет она не любила особенно: в нем всем обещалась скорая смерть, которая не щадит никого. Vita nostra… «Жизнь мы краткую живем, призрачны границы…» Может быть, средневековым студентам было пофиг, мрачно думала Сашка. Может, если бы я сейчас слушала «Гаудеамус» дома, в нашем универе, мне тоже было бы пофиг, и я бы ни о чем таком не думала. Но я в Торпе.
– Vivat Academia,
Vivant professores!
Vivat membrum quodlibet,
Vivat membra quaelibet
Semper sint in flore!
Песня отзвучала. Студенты сели, как после минуты молчания. Портнов остановился на самом краю сцены, нависая над первыми рядами, вглядываясь в лица. Сашка поймала на себе его взгляд – и потупилась.
– А сейчас мы вместе посмотрим короткий фильм – презентацию нашего института. Прошу всех быть очень внимательными, не разговаривать и не отвлекать соседей. Давайте ролик.
Свет погас. Темные шторы на окнах дернулись и сошлись плотнее. На экране позади сцены возник светлый прямоугольник, и Сашка вспомнила киножурналы из раннего детства: в черно-белом изображении, появившемся на экране, было что-то глубоко архаичное.
– Добро пожаловать в древний город Торпу, – сказал глубокий дикторский голос. – Вас приветствует институт Специальных Технологий!
Из темноты выплыл и ярко вспыхнул логотип – округлый знак, точно такой же, как на аверсе золотой монеты. Сашка обмерла.
За прошедшую ночь она успела передумать обо всем. То шептала, зажмурив глаза: «Хочу, чтобы это был сон!». То лежала, глядя в потолок. То на полном серьезе верила, что попала в секретную лабораторию, где на молодых парнях и девушках ставят эксперименты, и они превращаются в калек. То вдруг успокаивалась, начинала видеть в своем положении преимущества: а вдруг ее научат чему-то удивительному, вдруг Фарит Коженников – инопланетянин и ей посчастливится увидеть другие планеты…
Ночью общежитие не спало: где-то шумели, пели под гитару, где-то гремел магнитофон. То и дело кто-то с топотом пробегал по коридору – туда, обратно. Кто-то звал кого-то из окна. Кто-то непрерывно смеялся. Обалдев от бессоницы, Сашка наконец провалилась в беспамятство, и снился ей какой-то бред. А в половине седьмого утра Оксана начала шелестеть полиэтиленовыми кульками, распространяя вокруг запах соленых огурцов, от этого шелеста и от этого запаха Сашка проснулась и больше не смогла сомкнуть глаз.
Теперь она смотрела на экран. Фильм был древний, старше самой Сашки, от дикторского голоса в динамиках закладывало уши, но ничего нового или хотя бы конкретного Сашка, как ни старалась, так и не услышала. Торпа – древний прекрасный город. Традиции высшего образования. Молодежь, вступающая в жизнь, и так далее, и тому подобное. Сменяли друг друга черно-белые кадры: улицы Торпы, в самом деле живописные. Фонтан с лебедями. Фасад института, фасад общежития, стеклянный купол над конной статуей. Диктор вещал о том, как правильно выбранный институт предвосхищает трудоустройство и карьеру, о молодых специалистах, выпускаемых ежегодно, о бытовых условиях в общежитии, о славных традициях – слова были знакомые и аморфные, их можно было переставлять так и эдак. Сашка и оглянуться не успела, как ролик закончился, экран погас и снова включился свет.
Первокурсники жмурились, переглядывались, пожимали плечами. Портнов широкими шагами пересек сцену, остановился на краю, заложив руки за спину:
– Торжественную часть будем считать оконченной, приступаем к работе. В этом году на первый курс зачислено тридцать девять человек, из них будет сформировано две группы. Группа «А», условно говоря, и группа «Б». Как в школе. Понятно?
Первокурсники молчали.
– Попрошу выйти на сцену подопечных Лилии Поповой и Фарита Коженникова.
Сашка сглотнула и осталась сидеть. По скрипучей лестнице на сцену поднялась Лиза, нервно одернула очень короткую юбку, встала с краю. Рядом с ней пристроился высокий парень, которого Сашка видела мельком в буфете. Кто-то выбирался из середины ряда, и, проходя мимо Сашки, снова споткнулся о ее ноги.
– Пойдем? – тихо спросил Костя.
Сашка поднялась.
Сцена была широкая, девятнадцать человек могли бы растянуться от кулисы к кулисе, держась за руки. Но все стояли кучкой, тесно, будто норовя спрятаться друг другу за спину.
– Перед вами группа «А» первого курса, – Портнов широким жестом указал на сцену. – Прошу любить и жаловать.
В зале кто-то несколько раз хлопнул в ладоши.
– Расписание будет вывешено на стенде сразу после первой пары. Группа «Б», сидящая в зале, сейчас отправляется на физкультуру, спортзал на третьем этаже, начало занятия через пять минут. Вторая пара у вас – специальность, тогда мы с вами встретимся снова и поговорим подробнее. У группы «А» специальность на первой паре, аудитория номер один. Сейчас организованно отправляемся на занятия. Осталось четыре минуты, опоздания у нас не приветствуются.
Портнов спустился по скрипучей лесенке и покинул зал через боковую дверь. Лиза отошла вглубь сцены и еще раз одернула мини-юбку. Сашка поразилась, какие у нее длинные ноги.
– Саш!
Сашка оглянулась. Оксана, все в той же трикотажной кофте, махала ей рукой из зала.
– В разных группах будем. Жалко, правда?
– Сейчас на физру… – пробормотал кто-то.
– У меня и кроссовок нет… Только тапочки…
Группа «Б» потихоньку вытягивалась из зала. Сашка обернулась к Косте.
– Кто такая эта Лилия Попова? – спросила шепотом.
Костя мотнул головой:
– Понятия не имею.
– Как, – Сашка поразилась. – Ты ведь… Как ты вообще сюда попал, ты говорил, что тебя отец…
– Отец, – Костя кивнул. – Фарит Коженников – мой отец. А что?
* * *
Аудитория номер один находилась на первом этаже, и вход в нее был из холла с конной статуей. Снаружи било солнце, стеклянный купол сиял, как линза прожектора. Свет омывал бока коня и всадника, скатывался, будто вода с тюленя. На полу лежали четкие тени огромных ног в стременах.
– Почему ты не говорил, что он твой отец?
– Откуда я знал, что ты его тоже знаешь? Я думал…
– Если он… если ты его сын, то как же… как он мог тебя в эту дыру засунуть?!
– Откуда я знаю? Я его не видел много лет… Они с матерью развелись, когда… ну, не важно… Он появился и поставил условие, ну и…
– Но он точно твой отец?
– Наверное, да, если меня зовут Коженников Константин Фаритович!
– Блин, – сказала пораженная Сашка.
Группа «А» ручейком влилась в небольшую аудиторию, похожую на школьный класс. Коричневая доска с тряпкой и мелом на полочке усиливала сходство. Едва успели рассесться, пристроив на полу сумки, как в коридоре гулко прозвенел звонок, и одновременно – секунда в секунду – вошел Портнов: длинный светлый «хвост» на спине, очки на кончике носа, пристальный взгляд поверх узких стекол.
Отодвинул стул перед массивным преподавательским столом. Уселся. Сплел пальцы.
– Ну что же… еще раз здравствуйте, студенты.
Мертвая тишина была ему ответом, только билась в стекло ошалевшая муха. Портнов развернул тонкий бумажный журнал, пробежал глазами по списку:
– Гольдман Юлия.
– Есть, – послышалось с задней парты.
– Бочкова Анна.
– Есть, – сказала толстенькая девочка с болезненно-бледным лицом.
– Бирюков Дмитрий.
– Есть.
– Ковтун Игорь.
– Есть.
– Коженников Константин.
По аудитории пробежал ветерок. Повернулись многие головы. Костя напрягся.
– Здесь, – сказал сдавленным голосом.
– Коротков Андрей, – как ни в чем не бывало продолжал Портнов.
– Есть.
– Мясковский Денис.
– Здесь!
Сашка слушала перекличку, водя ручкой по краю бумажной страницы. Девятнадцать человек. У них в классе было почти сорок…
– Павленко Елизавета.
– Я, – сказала Лиза.
– Самохина Александра.
– Я, – выдохнула Сашка.
– Топорко Евгения.
– Есть, – пробормотала маленькая, очень юная с виду девочка с двумя длинными косами на плечах.
– Все в сборе, – удовлетворенно признал Портнов. – Доставайте тетрадки, раскрывайте на первой странице, пишите сверху: Портнов Олег Борисович. Если кто не понял, я буду преподавать у вас специальность.
Первокурсники завозились. У Кости не оказалось тетрадки. Предусмотрительная Сашка вырвала для него лист.
– На будущее: учебники и тетради носить на каждое занятие. По поводу учебников, – Портнов отпер деревянный шкаф в углу и вытащил стопку книг. – Самохина, раздайте товарищам книги.
Сашка, верная синдрому отличницы, встала прежде, чем удивилась. Самому памятливому учителю требовалось несколько дней, чтобы запомнить имена и фамилии учеников. Портнов запомнил всех с одного раза – или зачем-то выделил только Сашку?
Она приняла из его рук тяжелую стопку, пахнущую старой библиотекой. Книги были одинаковые и не очень новые. Сашка прошла по аудитории, выкладывая на каждый стол по два экземпляра.
На обложке был абстрактный узор из цветных кубиков. Черные буквы складывались в два слова: «Текстовой модуль». Внизу стояла большая цифра «1».
– Книги не раскрывать, – негромко сказал Портнов, прежде чем кто-то из первокурсников, любопытствуя, приподнял обложку.
Все руки отдернулись. Снова стало тихо. Сашка, положив последнюю пару книг на их с Костей стол, села на свое место.
– Слушаем меня, студенты, – все так же негромко продолжал Портнов. – Вы находитесь в начале пути, на котором от вас потребуются все ваши силы. Умственные и физические. То, что мы будем изучать, дается не каждому. То, что оно делает с человеком, выдерживает не всякий. Вы тщательно отобраны, у вас есть все данные для того, чтобы пройти этот путь успешно. Наша наука не терпит малодушия и жестоко мстит за лень, за трусость, за малейшую попытку уклониться от полного овладения программой. Понятно?
Муха, в последний раз ударившись о стекло, замертво упала на подоконник.
– Каждому, кто будет прилежно учиться и отдавать занятиям все силы, я гарантирую: к концу обучения он будет жив и здоров. Однако небрежность и равнодушие плохо заканчиваются для наших студентов. Исключительно плохо. Понятно?
Слева от Сашки взметнулась рука.
– Да, Павленко, – сказал Портнов, не глядя.
Поднялась Лиза, конвульсивным движением одернула юбку.
– Понимаете, нас ведь не спрашивали, когда сюда направляли, – голос ее дрожал.
– И что же? – Портнов смотрел с интересом.
– Разве вы можете требовать от нас… чтобы так уж настойчиво учились… если мы не хотим? – Лиза с трудом заставляла себя не срываться на писк.
– Можем, – легко согласился Портнов. – Когда ребенка учат ходить на горшок, никто не спрашивает его согласия, верно?
Лиза постояла еще – и села. Ответ Портнова ее огорошил. Сашка молча переглянулась с Костей.
– Продолжаем, – как ни в чем не бывало сообщил Портнов. – Вы – группа «А» первого курса. Я буду вести у вас специальность – теоретические лекции плюс индивидуальные занятия. С каждым новым семестром работа будет усложняться, со временем появятся другие специальные дисциплины. Учтите, что физкультура в нашем ВУЗе является профилирующим предметом, со всеми вытекающими. Кроме того, в первом семестре вам придется заниматься философией, историей, английским и математикой. В школе большинство из вас училось хорошо, поэтому простого выполнения домашних заданий по этим предметам будет достаточно… Чего, к сожалению, нельзя сказать о специальности. Вам будет трудно. Особенно поначалу.
– Вы уже нормально так нас запугали, – сказал кто-то с задних рядов.
– Руку, Ковтун, сначала рука, потом ваше соображение. На будущее: за нарушение дисциплины будет выдаваться дополнительное задание по специальности. Ясно?
Тишина.
– Хорошо. С вводной частью худо-бедно закончили. Начинаем занятие. Коженников, будьте добры – возьмите мел и нарисуйте на доске горизонтальную черту.
– В середине? – решил уточнить Костя.
Портнов глянул на него поверх очков. Костя, потупившись, взял мел и старательно провел прямую линию от края доски и до края.
– Спасибо, садитесь. Группа, смотрим на доску. Что это?
– Горизонт, – сказала Сашка.
– Может быть. Еще?
– Натянутая веревка, – предположила Лиза.
– Дохлый червяк, вид сверху! – решил пошутить Игорь Ковтун.
Портнов ухмыльнулся. Взял с полки мел, нарисовал бабочку в верхней части доски. Внизу, под чертой, нарисовал такую же, но пунктиром.
– Что это?
– Бабочка.
– Махаон.
– Капустница!
– Проекция, – сказала Сашка после коротенькой паузы.
Портнов глянул на нее с интересом.
– Так. Что такое проекция, Самохина?
– Изображение… чего-либо на плоскости. Отражение. Тень.
– Выйдите сюда.
Сашка неловко выбралась из-за стола. Портнов, бесцеремонно взяв ее за плечи, развернул лицом к группе; Сашка успела увидеть удивленный взгляд Юли Гольдман, чуть презрительный – Лизы, заинтересованный – Андрея Короткова; в следующую секунду ей на глаза опустился черный платок, и стало темно.
Кто-то нервно хихикнул.
– Что вы видите, Самохина?
– Ничего.
– Совсем ничего?
Сашка помолчала, боясь ошибиться.
– Ничего. Темнота.
– То есть вы слепая?
– Нет, – обиженно сказала Сашка. – Просто, если человеку завязать глаза, он не будет видеть.
В комнате слышался теперь уже откровенный смех.
– Внимание, аудитория, – сухо сказал Портнов. – На самом-то деле, каждый из вас сейчас находится на месте Самохиной. Вы слепы. Вы таращитесь в темноту.
Смешки стихли.
– Мира, каким вы его видите, не существует. Каким вы его воображаете – не существует и в помине. Некоторые вещи кажутся вам очевидными, а их просто нет.
– Вас тоже нет? – вырвалось у Сашки. – Вы не существуете?
Портнов снял с нее платок. Под его взглядом она растерянно заморгала.
– Я существую, – сказал он серьезно. – Но я – совсем не то, что вы думаете.
И, оставив Сашку в состоянии столбняка, свернул платок комочком, небрежно бросил на край стола:
– Садитесь, Самохина. Продолжаем…
Сашка вскинула руку. Рука дрогнула, но Сашка упрямо продолжала держать ее; Портнов устало прикрыл глаза:
– Что еще?
– Я хотела спросить. Чему вы нас будете учить? Какой специальности? И кем мы будем, когда закончим институт?
По аудитории пронесся одобрительный шепоток.
– Я собираюсь дать вам представление об устройстве мира, – с подчеркнутой кротостью в голосе объяснил Портнов. – И, что самое важное, о вашем – каждого – месте в этом мире. Большего сейчас не могу вам сказать – вы не поймете. Еще вопросы есть?
Подняла руку девочка с косичками – Женя Топорко:
– Скажите, пожалуйста…
– Да? – в голосе Портнова проскользнуло раздражение. Женя дрогнула, но заставила себя продолжать:
– Если я не хочу дальше учиться… Хочу забрать документы. Можно это сделать прямо сегодня?
В аудитории снова стало тихо. Костя выразительно глянул на Сашку. У Лизы Павленко загорелись глаза.
– Очень важно расставить все точки над «Ё», – холодно сообщил Портнов. – Вы прошли серьезный конкурс и поступили в солидный институт, который не терпит сомнений, метаний и прочих глупостей. Документы забрать нельзя. Вы будете учиться здесь – или вас отчислят за неуспеваемость с одновременным помещением в гроб. Ваши кураторы, Фарит Коженников и Лилия Попова, остаются с вами до пятого курса – в их обязанности входит обеспечивать вам стимул для прилежной учебы. Я надеюсь, каждый из вас уже успел познакомиться как следует со своим куратором.
За минуту перед этим Сашке казалось, что тише быть не может, но теперь над столами разлеглась просто убийственная тишина. Мертвая.
– Раскрыли учебники на странице три, – буднично сказал Портнов. – Читаем параграф номер один, медленно, вдумчиво и не пропуская ни буквы. Начали, – он уселся за стол и еще раз обвел аудиторию взглядом.
Сашка раскрыла учебник. На внутренней обложке не было никакого текста – ни авторов, ни исходных данных. «Текстовой модуль 1, параграф номер 1». Страницы пожелтели, истрепались на уголках, шрифт был самый обыкновенный – как во всех учебниках…
Сашка начала читать.
И споткнулась на первой же строчке. Слово за словом, абзац за абзацем – книга состояла из полнейшей абракадабры.
Первой ее мыслью было: типографский брак. Она покосилась в учебник Кости, одновременно он заглянул в ее учебник.
– У тебя тоже такое?
– Разговоры, – негромко сказал Портнов. – Читаем. Внимательно. Я предупреждал, что будет тяжело.
– Это не по-русски, – тихо пискнула Аня Бочкова.
– А я не обещал, что это будет по-русски. Читайте, молча, про себя. Время идет.
Сашка опустила голову.
Кто-то засмеялся. Хихиканье пронеслось по классу, как эпидемия от очага к очагу, но Портнов никак не отреагировал. Смех затих сам собой. Сашка продиралась сквозь длинные, бессмысленные сочетания букв, и у нее волосы поднимались дыбом. Ей казалось, что кто-то вслед за ней повторяет эти звуки в темной комнате с зеркалами вместо стен, и каждое слово, отразившись по много раз, обретает смысл, но к этому моменту Сашка уже уходит на два абзаца вперед, и смысл отлетает от нее, как дым от быстро идущего паровоза…
Когда параграф – довольно короткий – закончился, она была мокрая с головы до ног. С трудом перевела дыхание. Пять абзацев в самом конце были выделены красным.
Снаружи прозвенел звонок.
– Задание на дом, – сказал Портнов. – Параграф прочитать три раза от начала до конца. То, что напечатано красным, выучить на память. Наизусть. Вызубрить. Завтра у нас индивидуальные занятия на третьей паре, список составит Коженников.
– Почему я? – взметнулся Костя.
– Потому что ты староста, – сухо сказал Портнов. – Все свободны. Идите на физкультуру.
* * *
Группа “А”, необыкновенно молчаливая, остановилась в холле, у подножья широкой лестницы. Сверху, весело переговариваясь, спускались представители группы “Б” – видимо, физкультура пошла им на пользу. Впереди шагала Оксана, и раскрасневшиеся щеки ее горели в полумраке, как два арбузных среза.
– Чего это вы такие прибитые? – при виде параллельной группы Оксана сбавила шаг.
– Узнаешь, – мрачно отозвалась Лиза.
– Ну пошли, что ли, на физру… – нерешительно предложил Костя. – Не стоять же тут до ночи…
– Староста, – сказала Лиза с непонятной интонацией. – Твоя фамилия Коженников?
– Да, ну и что?
– Кем тебе приходится Фарит… прости, не знаю отчества?
Костя сжал кулаки:
– Отцом! Ну и что? Ну и что?!
– Отстань от него, он ни в чем не виноват, – тихо сказала Сашка. – Он в той же дыре, что и мы… его тоже сюда загнали.
Лиза круто развернулась и первая двинулась вверх по лестнице. Ее короткая юбка плотно облегала попу, мелькали длинные загорелые ноги.
– Гм, – задумчиво сказал Андрей Коротков, высокий плечистый парень старше многих – наверное, попал в институт уже после армии.
Сашка, не глядя больше ни на кого, побрела вслед за Лизой – на третий этаж, к двери со скромной надписью «Спортзал».
* * *
Физрук оказался ослепительным черноволосым красавцем лет двадцати пяти. Тоненькая желтая майка облегала мощные мышцы на груди и спине, голые плечи и руки бугрились мускулами. Выстроив группу «в шеренгу по одному», Дмитрий Дмитриевич – так его звали – бесхитростно выложил всю свою историю: занимался борьбой, побеждал и делал успехи, получил травму, пришлось оставить большой спорт и уйти на тренерскую работу, а так как опыта нет – кстати оказалось и преподавание в провинциальном институте. Рассказывая, физрук застенчиво улыбался; Сашка поняла, почему такой веселой казалась группа «Б», особенно девочки. Дима Димыч – а звать его иначе не представлялось возможным – был похож на тигренка-подростка, могучего, искреннего, и мысль о том, что физкультура на первом курсе по расписанию – четырежды в неделю, вместо законного отвращения теперь вызывала восторг. Дима напомнил, что на каждое занятие необходимо являться в спортивной форме и обуви, пообещал вести секции – борьбы для мальчиков и настольного тенниса для всех. Юля Гольдман, разбитная и веселая, тут же возмутилась дискриминацией: почему, спросила она, борьба только для мальчиков? Девочки что, не имеют права бороться? Дима, к удовольствию собравшихся, покраснел и пообещал «что-то придумать». И, в качестве разминки, предложил пока снять обувь и поиграть в баскетбол, разбившись на три команды.
Пол в зале был совсем недавно покрыт толстым слоем краски. Ярко-зеленые, ярко-желтые поля, толстые белые линии, удары апельсинового баскетбольного меча, запах резины и пота – Сашка бегала от кольца к кольцу, скорее изображая активность, чем в самом деле пытаясь повлиять на ход игры. То, что происходило сейчас, было нормальным, радостным, сочным ломтем жизни, и трудно было поверить, что полчаса назад она читала параграф номер один, повинуясь желанию садиста-преподавателя в продолговатых очках на кончике носа.
Здесь над ними издеваются. Заставляют читать и зубрить ерунду, чушь. Все равно, что чистить булыжную площадь зубной щеткой… Или рассортировывать зерна, которые снова будут перемешаны, и снова, и снова, а работа тяжелая, зернышки маленькие… И – бессмысленная работа. Наказание. Издевательство.
Только кому это надо? Кому нужен Институт Специальных Технологий со всем его штатом, столовой, деканатом, общежитием? Что это, гнездо садизма?
Костя передал ей мяч над головой Юли, Сашка поймала, повела, петляя, бросила в кольцо – но Лиза в последний момент сильно ударила ее по руке. Мяч ударился о край щита и отскочил в руки кому-то из соперников, и опять – тук-тук-тук – переместился на противоположный конец зала, и Лиза побежала следом, одергивая мини-юбку, в которой, честно говоря, в баскетбол играть нежелательно…
Сашкина команда проиграла.
* * *
– Я не могу это запомнить! Не могу!
Учебник полетел в угол, ударился о дверцу шкафа, грохнулся на пол и остался лежать, раскинув желтоватые страницы. Оксана колотила по письменному столу, так что подпрыгивала настольная лампа:
– Не могу! Не стану это учить! Они над нами издеваются!
– Я тоже так думаю, – Лиза курила, сидя на подоконнике, майонезная баночка перед ней была полна окурков со следами помады.
– А что будет, если мы не выучим? – спросила Сашка.
Все три замолчали. Вопрос, мучавший их весь день, наконец-то был задан вслух.
Был вечер. За окном садилось солнце. Где-то бренчали на гитаре. Позади был первый день учебы, специальность, физкультура, философия и мировая история. Третья и четвертая пара не принесли сюрпризов. Сашка записала в общей тетрадке, что такое основной вопрос философии и чем материализм отличается от идеализма, сделала заметки о стоянках первобытных людей и их укладе и получила на руки два самых обыкновенных учебника. Обед, обильный и вкусный, был съеден в гробовом молчании. Первый курс вернулся в общагу, засел за учебники, и очень скоро обнаружилось, что задание, данное Портновым, невыполнимо в принципе.
Прочитать эту чушь, заставляя себя на каждом шагу, еще можно было. Но выучить отмеченные красным абзацы – никак. Отказывался работать мозг, и перед глазами от усталости плыли пятна. Первой не выдержала Оксана, ее учебник пустился в полет через всю комнату.
– Я не могу это учить! – Оксана всхлипывала. – Пусть хоть режет меня!
Лиза хотела что-то сказать, но в этот момент в дверь постучали.
– Войдите, – сказала Сашка.
Вошел Костя. Прикрыл за собой дверь.
– Привет. Я тут… В смысле расписания на завтра. В смысле, индивидуальные на третьей паре и на четвертой.
– Староста, – сказала Лиза с неподражаемым презрением.
– Он сам, что ли, напросился? – огрызнулась Сашка.
– Учитывая, чей он сын…
– А какая разница, чей я сын! – вдруг закричал Костя, разбрасывая слюну изо рта. – Какая разница! Я спрашивал у тебя, кто твой отец? Я тебя трогал вообще?
И, грохнув дверью, он выскочил в коридор, а Сашка за ним.
– Костя. Погоди. Не обращай внимания. Да погоди ты!
Не снижая скорости, Костя влетел в приоткрытую дверь мужского туалета. Сашка затормозила. Подумав, уселась на подоконник.
По коридору шел, осторожно ступая, третьекурсник. Медленно поворачивал голову, будто шея у него была железная, заржавленная. Иногда замирал, будто прислушиваясь к чему-то, и даже глаза его переставали двигаться, уставившись в одну точку. Потом он снова шел, и так, шаг за шагом, приближался к сидящей на подоконнике Сашке.
Несмотря на по-летнему теплый и солнечный день, он был в шерстяных перчатках. Лоб его закрывала широкая вязаная повязка – не то украшение, не то средство от головной боли.
– Привет.
Сашка не ждала, что он заговорит, и ответила автоматически:
– Привет.
– Первый курс? Кошмары? Истерики?
Сашка облизала губы.
– Ну, в общем, да…
– Понятно, – сказал третьекурсник. – Ты в школе отличницей была?
– А что? – спросила Сашка, нахмурившись.
Парень шагнул к ней. Остановился, покачиваясь, потом неожиданно легко подпрыгнул и сел рядом на подоконник.
– Тебе надо подстричься. Сделать каре. И помаду поярче.
– А тебе какое дело? – оскорбилась Сашка.
– Я твой старший товарищ, могу давать советы, – парень ухмыльнулся. – Валера, – и протянул руку в перчатке.
Сашке пришлось преодолеть себя, прежде чем она протянула руку в ответ и коснулась свалявшейся черной шерсти:
– Александра…
Она перевела дыхание и вдруг заговорила, понизив голос, очень быстро:
– Валера, скажи, объясни, ты уже должен знать: чему нас здесь учат?!
– Объяснить – значит упростить, – сообщил парень после паузы.
Сашка соскочила с подоконника:
– Пока.
– Подожди! – в голосе Валеры было нечто, заставившее ее остановиться. – Я не… выделываюсь. Выламываюсь. Прикалываюсь. Насмехаюсь. Насмешничаю. Зубоскалю. Поддеваю. Я…
Он замолчал удивленно и даже растерянно – будто его собственные слова были тараканами, разбегавшимися от яркого света.
– Ты понимаешь. В самом деле трудно объяснить. Первый семестр самый трудный. Просто выдержи, и все. Дальше будет легче с каждым годом.
– А у меня есть выбор? – горько спросила Сашка.
Валера, все еще сидя на подоконнике, пожал плечами.
– Слушай, – сказала Сашка сухо, – пожалуйста, загляни в туалет и скажи парню… первокурснику… что я его жду. И пусть он перестанет прятаться.
* * *
В половине первого ночи Сашка сдалась. Закрыла книгу, уронила под кровать. Закрыла глаза и сразу же уснула.
Проснулась от запаха табачного дыма. Лиза курила, сидя у окна, Оксаны в комнате не было.
– Фу, – Сашка отмахнулась от густого клуба, зависшего прямо перед лицом. – Кури в туалете, а?
– Еще чего? – спокойно спросила Лиза.
Сашка с трудом поднялась. До начала первой пары оставалось полчаса, в коридоре бегали, топали, орали и смеялись.
Она помылась в окутанной туманом душевой, брезгливо переступая босыми ступнями на деревянных, разбухших от воды мостках. На то, чтобы высушить волосы, уже не оставалось времени. В кухне было не протолкнуться от галдящих, звенящих посудой, ожидающих своей очереди к электрическому чайнику. Сашка сунула нос – и ушла. Натянула джинсы и рубашку, рысцой направилась через двор к зданию института, к черному ходу.
Группа «А» пребывала в расстроенных чувствах. Кто бравировал, кто балансировал на краю истерики, кто пытался доучить бессмысленный текст, таская за собой проклятый «Текстовой модуль» с абстрактным узором на потертой обложке. «Вызубрить», как велел Портнов, не смог никто: текст не давался к запоминанию.
– Ну и ладненько, – басил Андрей Коротков, с первого дня примерявший на себя роль всеобщего старшего брата. – Что он нам сделает?
Лиза, похудевшая, осунувшаяся, смотрела на него с прищуром, как сквозь табачный дым. Сашка старалась с Лизой не встречаться.
На первой паре была математика, которую Сашка не любила и от которой искренне рассчитывала избавиться хотя бы в институте; ничего подобного: стандартный учебник, курс повторения, тригонометрия, построение треугольников…
Сашка поймала себя на жадном интересе к полузабытым школьным темам. Учебник был логичен, он был последователен, каждое задание имело смысл. Тонкая книжка, напечатанная на плохой бумаге, вдруг спровоцировала приступ ностальгии; Сашка положила ее в сумку с теплым, почти нежным чувством.