А открытку она давно уже выбросила. Вместе с прочим бумажным хламом.
* * *
Сначала была проходная. Потом внутренний кордон, потом еще один, потом еще. Отовсюду пялились рачьи глаза телекамер; на всех постах господин Петер совал в специальное гнездо свое удостоверение – зеленую пластиковую карточку. И еще одну карточку, красную, изготовленную специально для Ирены; лампочки мигали, давая добро, и сосредоточенные охранники снимали блокировку с бронированных дверей.
– Приносим извинения за, э-э-э, некоторые неудобства…
Ирена покровительственно улыбалась. Для того, чтобы оградить эту их хваленую секретность, достаточно было бы посадить у входа одного-единственного Сэнсея.
За очередной дверью оказалась обшитая пробкой, напичканная аппаратурой комнатушка; Ирена с любопытством огляделась.
Петер нервно потер ладони:
– Кофе хотите?
Самый большой и сложный прибор, примостившийся у входа, оказался комбайном-кофеваркой. Ирена в жизни таких не видела.
– Автомат для мытья посуды у вас тоже есть?
Петер не ответил. Подсел к миниатюрному монитору, пощелкал кнопочкой, устало сказал кому-то невидимому:
– Выведи на нас его физданные…
Кофеварка зашипела, выпуская струйку ароматной жидкости. В ее шипение вклинился другой звук – точь-в-точь фонограмма из фильма про врачей-убийц.
Мерные удары сердца. Шелест воздуха – вдох-выдох… Экран монитора ожил, осветился некой развернутой диаграммой. Световые столбики подпрыгивали и опадали.
Ирена подошла и присела на подлокотник вертящегося кресла.
– Это Анджей, – напряженно сказал господин Петер за ее спиной. – Сейчас данные разворачиваются в реальном времени, для наглядности и для удобства. Хотя – вы помните – модель работает в хронорежиме десять к одному…
Ирена молчала.
Ей сложно было поверить, что самолюбивое сердце Анджея способно биться напоказ, в динамиках. В какой-то момент ей стало неприятно – как будто некую интимную подробность выставили для всеобщего обозрения…
– Он в сознании, – сказал Петер, глядя на кофейную чашечку в собственных руках. – Эксперимент длится вот уже месяц… реального времени. У нас колоссальный перерасход энергии. Модель необходимо сворачивать… Если он этого не делает – он не в себе.
Ирена приняла чашку из его рук и с удовольствием отхлебнула. Коснулась ладонью шеи, ловя собственный пульс; сердце Анджея всегда билось реже. «Удав, – говаривала Ирена в свое время. – Хладнокровная сытая змеюка…»
Она поставила кофе обратно на блюдечко. Она ОСОЗНАЛА, и мерные удары перестали быть фонограммой. Это действительно билось сердце – вполне определенного, знакомого Ирене человека…
– Дело вот в чем, – Петер вздохнул. – Мы обладаем возможностью… гм. Мы можем прервать эксперимент, закрыть модель снаружи… Даже если не принимать в расчет господина Кромара, который при таком варианте обязательно погибнет… Даже если не принимать этого в расчет – взрыв вероятностных аномалий такой силы… способен… причинить неконтролируемый ущерб… положить начало не до конца изученным нами процессам… Я уже не говорю о международном скандале – но попросту, грубо говоря, нас ждет катаклизм, который…
– То есть как не принимать в расчет? – удивленно спросила Ирена.
Господин Петер замолчал.
– То есть что не принимать в расчет? Смерть Анджея?
Господин Петер страдальчески сморщился:
– Нет… то есть… Видите ли, Ирена, эксперимент с самого начала нес в себе опасность… для жизни испытателя. Господин Кромар…
– Господин Кромар никогда не был склонен к авантюрам, – сказала Ирена медленно. – И никогда не рисковал бы жизнью просто так… ради научного интереса. Думаю, он был уверен до конца… что ему удастся провести эксперимент и остаться в живых.
– Да! – Петер сморщился так, что лицо его стало похоже на сдувшийся резиновый матрас. – Но эксперимент оказался НАСТОЛЬКО удачным… Что это граничит с катастрофой, Ирена. Боюсь, что даже Анджей… не мог предполагать…
Сердце в динамиках билось уверено и ровно – но Ирена вдруг похолодела от мысли, что еще секунда-две – и оно остановится. Завопят, забегают невидимые сотрудники господина Петера, и сам он прольет кофе на светлые брюки – и только она, Ирена, останется сидеть неподвижно, и даже чашка в ее руке не дрогнет…
– Итак, Ирена, мы не можем схлопнуть модель извне… И поддерживать ее жизнеобеспечение не можем тоже. Потому что каждая минута существования модели порождает проблемы… в том числе, извините, этические. Потому что ЭТО, созданное господином Анджеем… с каждым мгновением становится все более… как бы это объяснить… автономным. И когда оно станет совсем автономным… Видите ли. Это раковая опухоль на вероятностной структуре реальности…
Он еще что-то говорил – красиво и наукообразно. Ирена пила кофе и слушала, как дышит Анджей. Кажется, и пульс и дыхание чуть ускорились – возможно, он волнуется, или, может быть, бегает…
При слове «модель» ей представлялась увеличенная копия спичечного городка, запакованная в непроницаемую капсулу. И где там, спрашивается, разбежаться?..
Она желчно усмехнулась. Петер заметил ее улыбку – и прервался:
– Я понимаю – все это звучит… может быть, фантастично, или не вполне убедительно… Но единственная для нас возможность – найти моделятора внутри модели и, извините, побудить его… принудить его завершить эксперимент.
Он замолчал. На лице его, как ни странно, обозначилось облегчение – как будто он наконец-то переступил через колебания и излил душу. Высказал все начистоту.
Кофе закончился. Ирена с сожалением заглянула в пустую чашечку. Попросить, что ли, еще?
– Почему для этой… миссии вам нужна только я и никто другой? Вы думаете, я способна повлиять на Анджея? Вы ошибаетесь – на него и в лучшие времена никто не мог повлиять…
Петер раздраженно пощелкал кнопочкой – в комнате стало тихо, экран монитора погас, унося с собой тайну кровяного давления Анджея Кромара и температуры его тела, и еще множества показателей, в которых Ирена, не будучи врачом, ничего не понимала…
– Отправьте лучше роту десантников, – порекомендовала Ирена серьезно.
Петер засопел. Встал, прошелся по узкому коридорчику между приборами, характерным жестом потирая ладони:
– Видите ли… Во-первых, мы исходим из того, что господин Анджей, мягко говоря, не в себе от пережитого потрясения… И женская мягкость здесь куда уместнее грубой силы. Во-вторых… вернее, это во-первых и в-единственных… Внутрь модели ведет один лишь канал. По иронии ли судьбы… или по странному умыслу господина Анджея… или еще по какой причине – но это ВАШ канал, Ирена. Никого, кроме вас, модель не впустит.
– Можно еще кофе?
– Пожалуйста…
Завертелось кофейное зерно, обращаясь в пыль. Зашипела, давясь собственным паром, кофеварка.
Славный же спичечный городок соорудил ее старый друг…
Он всегда добивался своего. Всегда; ни один его экстравагантный поступок не поддавался предсказанию. На месте господина Петера она бы никогда не связывалась с…
Хорошо давать другим советы. А она сама?! Возможно, тысячи женщин время от времени повторяют друг другу: на месте этой дуры Хмель я никогда бы не…
– Где находится модель?
– Что? – господин Петер почему-то вздрогнул.
– Где находится эта его модель?
– Видите ли…
Тонкая шоколадная струйка лилась в фарфоровые недра чашечки.
– Видите ли… никто не в состоянии ответить на ваш вопрос. Мы контролируем ВХОД в модель, тот самый канал…
Ирена молчала.
– Госпожа Хмель. Не знаю, как вы это себе представляете… Дело в том, что в ходе эксперимента Анджею Кромару удалось смоделировать самодостаточную, саморазвивающуюся… реальность. Только помните – вы давали подписку о неразглашении!!
Автомат выплюнул последнюю каплю свежего кофе.
Ирена молчала.
* * *
Она была тогда на третьем курсе. Единственная среди всех девчонок – замужем.
…О самоубийстве одноклассницы Владки она узнала в полдень. И надо же, только вчера пришло последнее Владкино письмо – совершенно спокойное, веселое, безмятежное…
Самолет вылетал в девятнадцать ноль-ноль, раз в два дня, но именно тот день как раз был днем рейса; Ирена кинулась в кассу – билетов на сегодня не было. Никаких; не помогла телеграмма, которую она совала в окошечко – билетеры сочувственно вздыхали и разводили руками. Все места заняты. Абсолютно все. Брони не будет, берите билет на послезавтра…
Тогда она позвонила Анджею на работу. Она поступала так только тогда, когда иного выхода не было.
«Перезвони через полчаса»…
Она перезвонила.
«Есть. Я подвезу тебе билет прямо к рейсу. Жди в аэропорту в шесть»…
Преклонение перед ним на какое-то время побороло даже шок от трагического известия. Она кинулась домой, бросила в сумку необходимые вещи и поспешила в аэропорт.
В шесть часов посадка была в самом разгаре.
Ирена стояла с сумкой в одной руке и телеграммой в другой, растеряно оглядывалась, выискивая среди толпы знакомое невозмутимое лицо…
В полседьмого объявили, что посадка закончена.
В семь самолет улетел.
Она постояла еще какое-то время, будто надеясь, что самолет, спохватившись, вернется. Потом побрела на остановку автобуса…
Анджей был дома. Сидел за компьютером и даже не заметил Ирениного возвращения. В окошке монитора плавала сложная трехмерная конструкция – Анджей в экстазе вертел ее то так, то эдак; в прихожей, под зеркалом, сиротливо лежал авиабилет на сегодняшний рейс…
Некоторое время спустя Ирена узнала, что Владка покончила с собой из-за постоянных размолвок с мужем.
«…Ничего особенного. Просто очередная моделька».
* * *
Она вытащила черепаху из-под дивана и водрузила на подушку под лампой. Черепаха не обрадовалась и не огорчилась – закованная в латы рыцарская морда оставалась бессмысленной и бесстрастной.
Во дворе Сэнсей перемалывал зубами куриные кости; слабо дымил костер из остатков хвороста.
«Мы примем все меры к тому, чтобы ваше… путешествие было как можно более безопасным. Почти таким же безопасным, как катание на лыжах с гор… То есть вероятность какой-нибудь случайности есть всегда… Но мы сделаем все, чтобы исключить такую вероятность…»
Я подумаю, твердила она, как заводная. Ей хотелось домой, в одиночество.
«Ваша задача предельно проста – вы войдете в мир… предположительно он в точности соответствует нашему, разве что некоторое расхождение во времени… Точка вашего входа будет соответствовать местоположению моделятора. Вы войдете с ним в контакт. В случае благоприятного исхода… вы понимаете, все мы надеемся именно на благоприятный исход… Так вот, в этом случае эксперимент будет немедленно свернут и вы вернетесь автоматически – вместе с моделятором. В случае же… мы всё обязаны предусмотреть… если вы не найдете моделятора, или если его состояние окажется необратимым… Тогда вы снова воспользуетесь своим индивидуальным каналом. Место вашего входа вы используете как выход. Вашему здоровью ничего не грозит… Вы проведете внутри модели не более нескольких часов, а в реальном времени – меньше получаса…»
Я должна подумать.
Соседские дети гоняли мяч посреди пустынной дороги. Жена соседа время от времени требовала прекратить безобразие; вот мяч перелетел через Иренину калитку – следом опасливо заглянул лохматый щуплый пацаненок, Валька, старший соседский сын.
– Сидеть, Сэнсей, – сказала Ирена помрачневшему псу.
Валька осмелел. Перемахнул через забор, подобострастно улыбнулся Ирене и, уже выбравшись обратно, показал Сэнсею длинный издевательский язык:
– Бе-е-е…
Проехала, отчаянно сигналя на футболистов, чья-то незнакомая машина. Жена соседа выскочила на улицу и от угроз перешла к делу; мальчишки завопили.
Ирена поворошила угли.
Если бы она решилась иметь ребенка от этого сумасшедшего… Нет. То есть, конечно, малыш бегал бы и прыгал через заборы наравне с этими сорвиголовами – но тогда бы она была связана с Кромаром чем-то куда более весомым, нежели просто воспоминания…
Половину из которых хорошо бы навеки забыть.
«Ирена… Я не говорю о вознаграждении, которое назначит вам Комитет. Я просто взываю к вашему благородству… Вы ведь благородный человек. Кризис эксперимента повлечет за собой… к сожалению, пострадают совсем невинные люди. У нас есть последний шанс…»
Я должна подумать.
«… И ведь какой толчок для творчества!.. Вы связаны подпиской о неразглашении… Но, творчески переработав… вы могли бы написать фантастический роман. Согласовав сюжет с Комитетом… у нас есть каналы для быстрого издания, распространения, популяризации… это был бы перелом вашей писательский карьеры… Не говоря уже о незабываемом впечатлении… Вообразите себе, что вам предложили бы слетать в космос. Неужели вы отказались бы?!»
Она вернулась в дом. Легла на диван и натянула плед до самого подбородка.
Под стулом бесформенной горкой лежала распечатка ее неоконченной повести. Написанной процентов на шестьдесят – и вдруг оказавшейся ненужной, неправильной, бесперспективной…
А чего, собственно, ей надо? Чтобы ее узнавали на улицах? Чтобы ее имя стало паролем? Чтобы отхватить хоть раз в жизни Серебряный Вулкан в номинации «повесть»?
Она поискала взглядом черепаху. Не нашла; устало заложила руки за голову.
Ей хочется, черт подери, иметь повод для гордости. И она желает, чтобы ее право на эту гордость признали…
Ирена поморщилась.
Вот уже недели две она не бралась за работу. И называла это «отдыхом»…
Зачем Анджею понадобилось отправлять ей ту открытку? Учитывая, что вот уже пять лет, как они умерли друг для друга?..
Вошел, открыв лапой незапертую дверь, молчаливый Сэнсей. Положил морду на край пледа, поднял на Ирену вопросительные глаза.
– Посмотрим, – сказала она шепотом. – Мне надо еще немножко подумать.
* * *
Экспертов было человек пять. Все лощеные, партикулярные, наперебой благоухающие одеколонами; всех по очереди представили Ирене – но она, конечно же, ни одного имени не запомнила.
– Сверим часы…
Господин Петер нервничал и пытался скрыть свое волнение. Ирене было его немножечко жаль.
– Итак. Двенадцать тридцать четыре, мы находимся непосредственно перед входом в канал… В двенадцать сорок пять госпожа Хмель войдет в пространство модели. К сожалению, мы не сможем напрямую пронаблюдать за ее действиями… Однако госпожа Хмель прошла необходимый инструктаж и способна справиться со своей миссией совершенно самостоятельно…
Петер говорил и говорил, наблюдатели молча кивали.
– Аварийный выход не предусмотрен? – небрежно спросил самый пахучий из них, представлявший, кажется, какой-то секретный отдел президентской администрации. – К примеру, если контактерша не вернется через энное количество часов…
Господин Петер потер ладони:
– Господа… Мы обязаны предусмотреть всё. Мы и предусмотрели всё… что в наших силах. К сожалению, специфика работы с моделью… Однако, время! Госпожа Хмель…
Ирена посмотрела на круглый циферблат, установленный над железной мрачного вида дверью. Двенадцать сорок пять…
Господин Петер нервничал все сильнее. Угрюмый молодой человек в спецовке техника – но с физиономией опытного телохранителя – ловко отпер все навешенные на дверь замки.
Эксперты запереглядывались. За дверью начинался узкий грязный коридор, причем из глубины его ощутимо тянуло кошачьей мочой.
– Удачи, госпожа Хмель… Ваша новая книга будет иметь феноменальный успех!..
Ирена шагнула через высокий порог. Такое впечатление, что этажом выше сейчас разбранится визгливая соседка, а из под ног с мявом шарахнется…
Полная темнота. И беззвучие.
Глава вторая
* * *
По широкому изгибу трассы ползли навстречу друг другу две машины – желтая и белая. С такого расстояния обе казались симпатичными игрушками; вот они разминулись, разъехались, не оглядываясь, в разные стороны…
Ирена поежилась. Ветер был сырым и прохладным.
В стороне, под холмом, отрешенно бродили два десятка вислобрюхих коров. Ирена перевела взгляд; роща была почти сплошь желтой, посреди улицы гоняли мяч голосистые ребятишки, а из трубы Ирениного дома поднимался квёлый дымок…
Она вздрогнула. Тряхнула головой.
«Моделятор должен находиться в непосредственной близости – таковы конструктивные особенности канала… Немедленно приступайте к поискам. Используйте все ваши знания о моделяторе – вероятно, модель во многом носит отпечаток его личности…»
Справа и слева торчали из земли два толстых прута с навязанными на них красными лоскутками. Так на скорую руку ограждают промоину на обочине или незакрытый канализационный люк…
Ирена шагнула вперед. Скрипнули под ногами камушки.
Оглянулась.
Теперь два прута напомнили ей самодельные ворота для дворового футбола. Сомнительно, правда, чтобы соседские дети карабкались на вершину холма, решив сыграть тут пару матчей. Тем более что мяч здесь катится в одном направлении – вниз…
Она переступила с ноги на ногу, в который раз осматривая до боли знакомый пейзаж.
Что ж. Часть дела сделана, теперь надо подумать…
Дымок из трубы ее дома понемногу иссякал.
Старый тополь рос не справа от ворот, а слева. Обнаружив это, Ирена некоторое время стояла, не в силах сдвинуться с места.
«Пребывание в ткани модели совершенно безопасно для здоровья»…
Ветер пах осенью. Калитка скрипела уютно и привычно; Ирена медленно провела рукой по доскам, убеждаясь, что это не голограмма и не иллюзия. «Ткань модели»?..
Нет, она обдумает все это потом… Когда сядет за компьютер и выведет белым по синему: глава первая…
– Сэнсей?
Движение в будке. Показалась одна лапа, другая…
Он ПРОСПАЛ ее появление?!
Радостный визг. Пес прыгнул ей навстречу – заспанный, странно маленький, со свалявшейся шерстью, неухоженный…
– Сэнсей, это ты?!
Визг. Порядочные собаки, перешагнувшие порог совершеннолетия, обычно не позволяют себе подобных звуков.
Или он очень уж соскучился?
– Сэнсей, в доме посторонние?
Никакой реакции. Умильные глаза.
Входная дверь была отперта. Более того – белые щепки на пороге и судорожно высунувшийся язычок замка свидетельствовали о том, что в дом вошли не вполне мирным путем…
Разумеется. У Анджея нет ключа, но если он хочет пройти – остановить его невозможно…
– Глазам не верю! – она встала посреди прихожей, скрестив на груди руки. – Ты же клялся, что никогда в жизни сюда не явишься!
Молчание. Непривычный запах – не то ощущается чужое присутствие, не то сам дом пахнет по-другому…
Ирена ревниво огляделась. Нет, все знакомо. Все, до последней черточки…
А вот этого пятна под дверью – его не было. Что он тут разлил? Чернила? Машинное масло?
– Анджей, – сказала она резко. – Выходи.
Молчание.
Она распахнула дверь в гостиную; в камине дымился пепел. Кресла перед круглым столом были коричневые, а не синие; Ирена сжала зубы.
– Анджей!
Содержимое камина ее удивило. Какие-то обуглившиеся лохмотья…
На кухне она снова обнаружила следы чужого присутствия. Длительного, беспорядочного, совершенно неучтивого; Сэнсей бегал за ней, как хвостик, и в преданных глазах его не было ни капли раскаяния.
– Сэнсей, как же так?! Пришел чужой человек… как ты допустил?
Радостное повиливание хвостом.
– А где он сейчас? Где он?
Пес побежал ко входной двери. Ирена выскочила следом; соседские ребятишки все еще гоняли мяч перед воротами.
– Валька!
Она невольно вздрогнула. Подбежавший вихрастый пацаненок был старше, чем она ожидала увидеть.
– Валька, где господин Анджей… где дядя, который тут был?
Мальчишка смотрел непонимающе.
– Полчаса назад. В доме. Был дядя. Вы с ребятами не видели, куда он ушел?
Валька невесть с чего застеснялся. Поворошил пыль носком видавшей виды кроссовки:
– Так ведь… тетя Ирена… Разве ж это были не вы?..
* * *
Они поженились скоропостижно и без всяких церемоний. Говоря обязательное «да», Ирена страшно переживала из-за туфель со сбитыми набойками: все случилось так внезапно, что она не успела навестить сапожника…
На другой день она привела молодого мужа в компанию собственных однокурсников. По такому случаю холл в общежитии был освобожден от мебели, а три двери, снятые с петель и уложенные на табуретки, образовали подобающий случаю стол. Девчонки стряпали сутки напролет; Ирена надела некое подобие подвенечного платья, что до Анджея – он был в тот день особенно обаятелен. Ирена чувствовала себя немножко фокусником – будто везла не показ однокурсникам праздничный фейерверк в коробке…
Еще в такси она взяла с него слово не упоминать о духовом оркестре под окнами Ивоники – чтобы не травмировать бедного парня… Анджей был покладист, весел и шутил так, что даже таксист – Ирена видела – судорожно пытался запомнить его шутки, чтобы потом огорошить приятелей…
Приехали. Сели за стол. Ирена видела, какими глазами смотрят на Анджея ее однокурсницы – предвкушая обещанного джина в бутылке…
Выпили за новобрачных – и с этого момента Анджей замолчал.
Он сидел рядом с молодой женой, во главе стола – и мрачнел на глазах. Смотрел в скатерть перед собой, отмахивался от тостов, бормотал, злобно щурился на бокал с шампанским. За столом понемногу установилось недоуменная тишина; Ирене казалось, что ее жарят на медленном огне. Белая блузка безжалостно оттеняла пунцовую шею, пунцовые щеки, горящие уши; подруги принужденно шутили, завистницы демонстративно смотрели в потолок, а парни хмурились и все чаще выходили покурить…
Наконец, Анджей поморщился, как от кислятины. Встал с бокалом в руке; за столом воцарилось напряженное молчание. Анджей обвел присутствующих угрюмым взглядом – и спросил, нервно постукивая костяшками пальцев по краю стола:
– Кстати, а что вы думаете о смертной казни?..
С тех пор эта фраза стала на курсе паролем. Когда сказать было нечего, спрашивали, многозначительно переглядывась: «А что вы думаете о смертной казни?..»
Ирена убежала с праздника раньше времени. Анджей догнал ее на улице, долго молча шел рядом и вдруг заговорил – странно. Сначала ей показалось, что он наизусть цитирует каких-то забытых поэтов – но потом она поняла с суеверным ужасом, что муж ее попросту просит прощения, и его уложенные в ритм признания есть не просто зарифмованный текст – пугающие в своем совершенстве стихи…
Он говорил весь вечер. Когда они пришли домой и легли в постель. Когда они… Впрочем, это было уже без слов. И наутро – а утро, как ни странно, все-таки наступило – никто из них не смог вспомнить ни строчки. Как будто ничего не было; Ирена плакала со злости, и, утешая ее, он виновато пожимал плечами:
– Сиюминутное – не восстановимо…
– А что ты думаешь о смертной казни?! – спрашивала она сквозь раздраженные слезы.
Он пожимал плечами:
– Сейчас – ничего.
* * *
– …Анджей!
Дом молчал, но Ирена и не ждала, что он ответит. Дом был пуст, ее зов звучал по инерции, для самоуспокоения…
Она прошлась по комнатам. Остановилась в кабинете, присела на край дивана, провела рукой по складкам пледа.
Достала из сумки записную книжку. Аккуратно написала под рисунком горящего замка: «В доме никого нет. Кресла не синие, а коричневые. Дверь открыли ломиком. Собака не злая… и неухоженная. Черепахи нет. В доме кто-то жил.»
Перечитала написанное. Поморщилась. Нет, за такое Серебряный Вулкан не дают…
…Время?
Прошло около часа с тех пор, как она увидела две машины, ползущие навстречу друг другу на широком изгибе трассы. И теперь, восстановив перед глазами эту картину, вдруг нахмурилась.
Она спрятала записную книжку, поднялась и направилась в гараж.
Машина была на месте. Грязная, с забрызганными глиной бортами, и это поразило Ирену даже больше, чем непривычная форма крыши.
Потому что ее привычная машина вдруг оказалась по-верблюжьи горбатой. Так же как и те, желтая и белая, что она видела с холма…
Она постояла, переминаясь с ноги на ногу.
Потом достала записную книжку и дописала под горящим замком: «Машины не такие. И моя тоже. Она горбатая. И грязная.»
Прерывисто вздохнула. Посмотрела на часы.
– Анджей…
Там, откуда она пришла, прошло семь минут. Вероятно, эксперты многозначительно переглядываются, делая вид, что хоть толику понимают в происходящем. А господин Петер – тот трет ладони, сдирая с них белую кожу…
В принципе, она прямо сейчас может подняться на холм и пройти в те импровизированные ворота. Господин Петер будет в отчаянии; впрочем, материала на рассказ уже хватит. Или ее не устроит Серебряный Вулкан в номинации «рассказ»?
Она усмехнулась. Что, если эта сволочь, мастер по моделькам, сейчас наблюдает за ней – неким хитрым моделяторским способом?
– Анджей, – сказала она устало. – Ты меня утомил.
Календарь висел на обычном месте – в спальне; календарь открыт был на картинке «декабрь».
Она опустилась на краешек кровати. Достала записную книжку – но писать ничего не стала.
Какие будут варианты?
Господин Петер напичкал ее наркотиками, и теперь она живет внутри большой галлюцинации… Тогда все понятно. Только какого пса?..
Она раздраженно отбросила подушку. С обратной стороны наволочки обнаружилось продолговатое бурое пятнышко; Ирена брезгливо поморщилась.
Какого черта она дала втравить себя в это сомнительное предприятие? Тем более что в нем замешан Анджей…
А вот интересно… где-то она читала о методе, позволяющем отличить галлюцинацию от правды…
Она зевнула. Кровать почему-то не внушала ей доверия – возможно, из-за пятна, которого на ЕЕ наволочке никогда не было. Придерживаясь за скрипучие перила, Ирена спустилась в кабинет, включила компьютер в надежде отыскать на диске собственное великое произведение – но не нашла. Ничего из свежих вещей, даже неудачной неоконченной повести…
Она легла на диван, натянув плед до подбородка.
Слышно было, как в прихожей стучит хвостом Сэнсей.
Надо подумать. Немного времени… Связать. Осознать. Дайте мне подумать…
Модель. Это все – МОДЕЛЬ?!
Она потянулась к телефону. По памяти набрала номер долговязого профессора восточной литературы. Ожидая связи, усмехалась про себя. Надо же… Сейчас проверим…
– Ирена?! Вы уже вернулись, вот здорово!
Она села на диване, бездумно кутаясь в плед.
– Как я рад вас слышать! Ваши студенты вас ждут… В то время как Карательница стоит на ушах, потому что триместр уже пять недель как начался… Ирена, как съездили?
– Хорошо, – сказала она удивленно. – Спасибо…
– Когда вас ждать? С впечатлениями, с сувенирами? – голос профессора сделался игривым.
Ирена сглотнула:
– Собственно… а когда удобнее?
– Завтра, конечно, сразу же приходите в институт, не стоит давать Карательнице лишнего повода… Возможно, лучше ей прямо сейчас позвонить…
– Да-да… – пробормотала Ирена по инерции. – Да… я тоже рада… вас слышать.
– Может быть, расскажете вкратце? – профессор заулыбался в трубку.
– Нет… извините, я очень устала… Завтра.
– Хорошо… Тогда до завтра. Всего хорошего…
– Всего… и вам… тоже… того же…
Она перевела дыхание.
Это уже интереснее. Это по-прежнему – МОДЕЛЬ? Смоделированный профессор?
Она опять-таки по памяти набрала старый телефон Анджея. Вот поди ты, и забыть-то не удалось…
Никто не брал трубку. Ирена призадумалась – и вспомнила еще два телефона, по которым Анджей когда-то обретался.
Тот же результат. Длинные гудки.
Через несколько часов стемнеет. Да, стемнеет, потому что… как там говорил профессор? Триместр уже пять недель как начался? Октябрь…
Страх был ледяным и внезапным. Рубашка мгновенно прилипла к спине – как она позволила себя втянуть… почему она просто не отказалась сразу же?! Теперь… это галлюцинация – или она «в ткани модели»? Над кем здесь проводят эксперимент?!
Из-под дивана выползла черепаха. Покосилась на Ирену бессмысленным блестящим глазом; Ирена автоматически включила настольную лампу, уложила черепаху на подушку…
Время начала эксперимента – декабрь. Правильно, и календарь в спальне говорит о том же… Эксперимент длится ТАМ месяц, а ЗДЕСЬ – десять. Все сходится…
А кто, спрашивается, все это время кормил Сэнсея и черепаху?!
Когда стемнеет, идти к воротцам на холме нет резона – можно с легкостью сломать шею. Значит, за оставшиеся несколько светлых часов просто необходимо отыскать Анджея… Почему он сбежал при ее приближении? Играет в кошки-мышки?!
Ирена прошлась по кабинету. Ты дома, говорили глаза, но все остальные чувства не особенно этому верили. Следовало бы пойти на кухню и открыть банку каких-нибудь консервов – но мешала мысль об учиненном чужими руками беспорядке. О разбросанной утвари, о грязной посуде, о каких-то тряпках в углу…
Тряпки. Она почесала кончик носа.
…Содержимое камина в гостиной представляло собой груду пепла с непрогоревшими кусочками ткани. Что это была за ткань и почему Анджей ее жег?
И был ли это Анджей?!
Она прокляла свою заторможенность. «Тетя Ирена, а разве это были не вы?»
В тот момент она решила, что маленький соседский Валька балуется, либо фантазирует, либо видел что-то не то…
Что он видел?! Что, если в этой… модели живет смоделированная Анджеем Ирена?..
Она перевела дыхание. Прошла в кухню; в дальнем углу имела место куча неопределенного назначения лохмотьев. Впрочем, у Ирены не было охоты особенно их разглядывать…
Морщась от отвращения, она выгребла тряпки во двор и сбросила в мусорную яму. Пусть этот дом смоделирован, пусть он ненастоящий – но допускать в свою кухню неаппетитный хлам Ирена не желала.
Посреди двора она остановилась, раздумчиво уставилась на тополь. Ладно, если допустить на минутку, что никакой МОДЕЛИ нету и господин Петер попросту оглушил ее на десять месяцев, и она только теперь пришла в себя… Если допустить, что это возможно – тогда почему тополь растет не справа от ворот, а слева?!
Насколько МОДЕЛЬ реальна? Где ее границы? Профессор, например, существует? Или существует только его голос в телефонной трубке?
В задумчивости она вернулась в дом, подошла к телефону и набрала номер Карательницы.
– Наконец-то, госпожа писательница, вы соизволили объявиться…
Из трубки, казалось, вытекали ледяные сквозняки. Карательница даже не считала нужным язвить; равнодушная холодность в ее голосе предвещала самые большие из всех возможных неприятностей.