Джудит
(мягко, но внушительно).Друзья мои – миссис Даджен!
(Берет стул, стоящий у очага, и пододвигает его миссис Даджен, которая выходит из спальни, вся в черном, держа в руке чистый носовой платок и прикладывая его к глазам.)
Все встают, за исключением Эсси. Миссис Уильям и миссис Тайтэс извлекают столь же чистые носовые платки и тихо плачут. Трогательная минута.
Дядя Уильям. Может быть, тебе легче станет, сестра, если мы прочитаем молитву?
Дядя Тайтэс. Или споем гимн?
Андерсон
(с некоторой поспешностью).Я уже навестил сегодня нашу сестру, друзья мои. Испросим благословения в сердцах наших.
Все
(за исключением Эсси).Аминь.
Все садятся, кроме Джудит, которая становится за стулом миссис Даджен.
Джудит
(Эсси).Эсси, ты сказала «аминь»?
Эсси (испуганно). Нет.
Джудит. Так будь умницей и скажи.
Эсси. Аминь.
Дядя Уильям
(ободряюще).Ну ничего, ничего. Мы знаем, кто ты такая, но мы будем к тебе добры, если ты заслужишь это хорошим поведением. Все мы равны перед престолом всевышнего.
Эта республиканская идея не встречает сочувствия у женщин, которые убеждены, что именно престол всевышнего – то место, где их превосходство, часто оспариваемое в этом мире, наконец будет признано и вознаграждено по заслугам.
Кристи
(у окна).А вот и Дик.
Андерсон и Хоукинс оглядываются с приветливым выражением. Эсси поднимает голову, и сквозь ее тупое безразличие пробивается искорка интереса. Кристи, осклабившись, выжидательно смотрит на дверь. Остальные застыли в томительном предчувствии опасности, которою грозит Добродетели приближение Порока в неприкрытом виде. Дверь распахивается, и закоренелый грешник появляется на пороге, освещенный утренним солнцем, которое красит его явно не по заслугам. Он безусловно самый красивый в семье; только выражение лица у него дерзкое и язвительное, манера держаться глумливая и вызывающая; одежда живописно небрежна. Но лоб и рисунок губ изобличают непреклонность духа поистине удивительную, а глаза горят фанатическим огнем.
Ричард
(на пороге, снимая шляпу).Леди и джентльмены! Ваш слуга, ваш покорнейший слуга!
(С этим откровенно издевательским приветствием он швыряет шляпу Кристи, который подпрыгивает от неожиданности, точно зазевавшийся вратарь, а сам выходит на середину комнаты, останавливается и непринужденно оглядывает все общество.)Какая радость написана на ваших лицах! Как вы все счастливы меня видеть!
(Поворачивается к миссис Даджен, и верхняя губа у него зловеще приподнимается, обнажая клыки, когда он встречает ее полный ненависти взгляд.)Что, матушка, как всегда, соблюдаем приличия? Что ж, правильно, правильно.
Джудит демонстративно отступает от него в дальний угол кухни, инстинктивно подобрав юбку, словно для того, чтобы уберечься от прикосновения заразы. Дядя Тайтэс спешит высказать ей свое одобрение, бросившись добывать для нее стул.
Как! Дядюшка Уильям! Да мы с вами не видались с тех пор, как вы бросили пить.
(Бедный дядя Уильям, сконфуженный, хочет возразить, но Ричард, дружески хлопнув его по плечу, прибавляет.)Ведь вы же бросили, верно? И хорошо сделали, а то уж очень усердствовали.
(Поворачивает спину дяде Уильяму и направляется к дивану.) А где же наш честный барышник, дядюшкаТайтэс? Дядюшка Тайтэс, покажитесь.
(Застигнув Тайтэса в тот момент, когда тот подставляет стул Джудит.)Ну конечно, как всегда, ухаживает за дамами.
Дядя Тайтэс
(негодующе).Стыдитесь, сэр…
Ричард
(перебивает его, насильно пожимая ему руку).Стыжусь, стыжусь, но и горжусь тоже – горжусь своим дядюшкой, всеми своими родственниками.
(Снова оглядывает присутствующих.)Разве можно смотреть на них и не испытывать при этом гордости и удовольствия!
Дядя Тайтэс, уничтоженный, возвращается на свое прежнее место.
(Поворачивается к столу.)А, мистер Андерсон! Всё заняты добрыми делами, всё пасете свое стадо. Не давайте им сбиваться с пути, пастор, не давайте им сбиваться с пути. Ага!
(С размаху усаживается на стол и берет в руки графин с вином.)Чокнемся, мистер Андерсон, за доброе старое время.
Андерсон. Вы, кажется, знаете, мистер Даджен, что я не привык пить до обеда.
Ричард. Со временем привыкнете, пастор. Вот дядюшка Уильям – так тот даже до завтрака пил. Верьте мне: от этого ваши проповеди только станут елейнее.
(Нюхает вино и корчит гримасу.)Только не советую начинать с хереса моей матушки. Я его раз отведал тайком, когда мне было лет шесть, и с тех пор отличаюсь умеренностью.
(Ставит графин на место и меняет тему.)Так я слыхал, вы женились, пастор? И говорят, ваша жена гораздо красивее, чем подобает доброй христианке.
Андерсон
(спокойно указывает на Джудит).Вот моя жена, сэр.
Джудит встает и застывает в позе несокрушимой добродетели.
Ричард
(соскакивает со стола, повинуясь инстинктивному чувству приличия).Ваш слуга, сударыня. Не обижайтесь на меня.
(Внимательно смотрит на нее.)Что ж, ваша слава не преувеличена, но, к сожалению, по вашему лицу видно, что вы добродетельная женщина.
Джудит явно шокирована и опускается на свое место под возмущенно-сочувственный ропот дадженовской родни. Андерсон, который достаточно умен, чтобы понять, что подобные изъявления неудовольствия только забавляют и раззадоривают человека, задавшегося целью злить окружающих, сохраняет все свое благодушие.
Но все равно, пастор, я вас теперь уважаю больше прежнего. Да, кстати; я как будто слыхал, что наш безвременно скончавшийся дядюшка Питер хоть и не был женат, но оставил потомство?
Дядя Тайтэс. У него был только один внебрачный ребенок, сэр.
Ричард. Только один! По-вашему, это пустяки? Я краснею за вас, дядюшка Тайтэс.
Андерсон. Мистер Даджен, вы находитесь в присутствии вашей матери, удрученной горем.
Ричард. Я весьма растроган ее горем, пастор. А кстати, где он, этот внебрачный ребенок?
Андерсон
(указывая на Эсси).Перед вами, сэр, и слушает ваши речи.
Ричард
(от неожиданности бросив паясничать).Как! Какого же черта вы мне об этом не сказали раньше? В этом доме дети довольно видят горя и без того, чтобы…
(Мучимый угрызениями совести, бросается к Эсси.)Послушай, сестренка! Ты не сердись на меня, я не хотел тебя огорчить.
Эсси поднимает на него взгляд, полный благодарности.
(Выражение ее лица и следы слез на нем глубоко трогают Ричарда, и он кричит в бурном порыве гнева.)Кто заставил ее плакать?… Кто обидел ее? Клянусь богом…
Миссис Даджен
(встает и наступает на него).Придержи язык, богохульник. С меня довольно. Прочь из моего дома!
Ричард. А почему вы знаете, что дом ваш? Ведь завещание еще не прочитано.
Мгновение они смотрят друг на друга с непримиримой ненавистью, потом миссис Даджен, побежденная, тяжело опускается на место. Ричард решительным шагом проходит мимо Андерсона к окну и берется рукой за резную спинку стоящего там стула.
Леди и джентльмены! Приветствую вас как старший сын своего покойного отца и недостойный глава этого дома. С вашего разрешения, пастор Андерсон, с вашего разрешения, адвокат Хоукинс. Место главы семейства – во главе стола.
(Ставит стул с резной спинкой к столу, между священником и стряпчим, садится и тоном председателя обращается ко всем присутствующим.)Мы собрались здесь сегодня по прискорбному поводу: в семье скончался отец, дядя повешен и, должно быть, угодил в преисподнюю.
(Сокрушенно качает головой.)
Родственники цепенеют от ужаса.
Вот, вот, так и надо; стройте самые постные мины
(вз
гляд его падает на Эсси, и тотчас же голос теплеет и тон становится серьезнее), только бы у девочки в глазах светилась надежда.
(Живо.)Ну, адвокат Хоукинс, к делу, к делу! Читайте завещание, друг.
Тайтэс. Мистер Хоукинс, не позволяйте приказывать вам и понукать вас.
Хоукинс
(любезно и предупредительно). Я уверен, что мистер Даджен не имел в виду ничего обидного. Я вас и секунды не задержу, мистер Даджен. Вот только надену очки…
(Шарит по карманам.)
Даджены переглядываются, предчувствуя недоброе.
Ричард. Ага! Они заметили вашу вежливость, мистер Хоукинс. Они готовы к самому худшему. Стакан вина, покуда вы не начали, – прополоскать горло.
(Наливает стакан, и подает ему, потом берет другой и наливает себе.) Хоукинс. Благодарю вас, мистер Даджен. Ваше здоровье, сэр!
Ричард. И ваше, сэр!
(Он уже поднес стакан к губам, но вдруг спохватывается, недоверчиво косится на вино и говорит с ударением.)Не будет ли кто-нибудь так добр дать мне стакан воды?
Эсси, неотступно следившая за каждым его словом и движением, потихоньку встает, проскальзывает за спиной миссис Даджен в спальню, возвращается оттуда с кувшином в руке и, стараясь производить как можно меньше шума, выходит из дому.
Хоукинс. Завещание написано не совсем таким слогом, каким пишутся обычно юридические документы.
Ричард. Да, мой отец умер без поддержки закона.
Хоукинс. Браво, мистер Даджен, браво!
(Приготовляется читать.)Вы готовы, сэр?
Ричард. Готов, давно готов. Да вразумит нас господь и да поможет нам принять с благодарностью то, что нам предстоит услышать. Начинайте.
Хоукинс
(читает).«Это есть последняя воля и завещание, составленное мною, Тимоти Дадженом, на моем смертном одре, в городе Невинстауне, по дороге из Спрингтауна в Уэбстербридж, сентября двадцать четвертого дня, года одна тысяча семьсот семьдесят седьмого. Настоящим я отменяю все ранее составленные мною завещания и заявляю, что нахожусь в здравом уме и знаю, что делаю, и что это моя настоятельная воля, согласная с моими собственными желаниями и чувствами».
Ричард
(взглянув на мать).Гм!
Хоукинс
(качая головой).Плохой слог, никуда не годный слог.
«Моему младшему сыну, Кристоферу Даджену, назначаю и завещаю сто фунтов, из которых пятьдесят фунтов должны быть ему выплачены в день его свадьбы с Саррой Уилкинс, если она пойдет за него, и по десяти фунтов при рождении каждого ребенка, счетом до пяти».
Ричард. А если она не пойдет за него?
Кристи. Пойдет, раз у меня будет пятьдесят фунтов.
Ричард. Хорошо сказано, брат! Дальше.
Хоукинс. «Жене моей, Анне Даджен, рожденной Анне Примроз…» – вот видите, как он не разбирается в законе, мистер Даджен: ваша мать не родилась Анной, а была наречена так при крещении, – «…назначаю и завещаю пожизненную ренту в пятьдесят два фунта в год…
(Миссис Даджен судорожным усилием сохраняет неподвижность под устремленными на нее взглядами.)…которые должны ей выплачиваться из процентов с ее собственных денег…» Ну что это за выражение, мистер Даджен? С ее собственных денег!
Миссис Даджен. Очень правильное выражение, потому что это святая истина. Они все мои собственные, до последнего пенни. Пятьдесят два фунта в год!
Хоукинс. «И за все ее благочестие и доброту поручаю ее милосердию детей, которых я всегда старался держать от нее подальше, насколько у меня хватало сил».
Миссис Даджен. Такова моя награда!
(Сдерживая накипающую ярость.)Вызнаете, что я об этом думаю, мистер Андерсон, вы знаете, как я это назвала.
Андерсон. Ничего не поделаешь, миссис Даджен. Нужно терпеливо сносить выпавшие нам испытания.
(Хоукинсу.)Продолжайте, сэр.
Хоукинс. «Старшему моему сыну и наследнику, Ричарду Даджену, назначаю и завещаю мой дом в Уэбстербридже со всеми угодьями, а также прочее мое имущество…»
Ричард. Ого-го! Упитанный телец, священник! Вот он, упитанный телец!
Хоукинс. «…на нижеследующих условиях…»
Ричард. Ах, черт! Есть условия?
Хоукинс. «Именно: первое – что он не допустит, чтобы незаконная дочка моего брата Питера умерла с голоду или пошла по дурной дорожке из-за нужды».
Ричард
(с жаром, стукнув кулаком по столу).Принято!
Миссис Даджен поворачивается, чтобы бросить злобный взгляд на Эсси, видит, что ее нет на месте, и в поисках оглядывается по сторонам; убедившись, что девочка без разрешения покинула комнату, мстительно поджимает губы.
Хоукинс. «Второе – что он будет хорошо относиться к моей старой лошади Джиму…»
(Снова качает головой.)«Джеймсу», вот как надо было написать, сэр.
Ричард. Джеймс будет как сыр в масле кататься. Дальше.
Хоукинс. «…и оставит у себя на работе моего глухого батрака Проджера Фестона».
Ричард. Проджер Фестон каждую субботу будет пьян в доску.
Хоукинс. «Третье – что он сделает Кристи свадебный подарок из числа тех красивых вещей, что стоят в парадной комнате».
Ричард
(поднимая ящик с птичьими чучелами).Вот тебе, Кристи.
Кристи
(разочарованно).Я бы лучше взял фарфоровых павлинов.
Ричард. Получишь и то и другое. (
Кристи в восторге.)Дальше?
Хоукинс. «Четвертое и последнее – что он постарается жить в ладу со своей матерью, поскольку она будет на это согласна».
Ричард
(с сомнением).Гм! Больше ничего, мистер Хоукинс?
Хоукинс
(торжественно).«В заключение я передаю свою грешную душу в руки творца моего, смиренно испрашивая прощения за все мои грехи и ошибки, и надеюсь, что он наставит моего сына на путь добра, так чтобы никто не мог сказать, будто я поступил неправильно, доверив ему больше, чем другим, в свой смертный час, здесь, на чужой стороне».
Андерсон. Аминь.
Дяди и тетки. Аминь.
Ричард. А матушка не сказала «аминь».
Миссис Даджен
(встает, еще не соглашаясь без борьбы отдать то, что считала своим).А правильное это завещание, мистер Хоукинс? Вспомните: ведь у меня хранится настоящее, законное завещание, которое вы сами составляли, и там сказано, что все переходит ко мне.
Хоукинс. Написано очень плохо и совсем не по форме, миссис Даджен, однако
(любезный поклон в сторону Ричарда), на мой взгляд, покойный распорядился своим имуществом как нельзя лучше.
Андерсон
(предупреждая возражения миссис Даджен).Вас не о том спрашивают, мистер Хоукинс. Имеет ли это завещание законную силу?
Хоукинс. Суд признает действительным это, а не то.
Андерсон. Но почему, если то больше соответствует установленным образцам?
Хоукинс. Потому что суд всегда постарается решить дело в пользу мужчины, а не женщины, особенно если этот мужчина – старший сын. Говорил я вам, миссис Даджен, когда вы меня звали составлять завещание, что это неразумная затея, и хоть бы вы и заставили мистера Даджена подписать его, он все равно не успокоится, пока не уничтожит его силу. Но вы не хотели слушать моего совета. А теперь вот мистер Ричард – голова всему.
(Поднимает шляпу с полу, встает и рассовывает по карманам бумаги и очки.)
Это служит сигналом, что пора расходиться. Андерсон достает свою шляпу с вешалки, подходит к очагу и заговаривает с дядей Уильямом. Тайтэс подает Джудит шляпку и плащ. Тетки, встав с дивана, беседуют с Хоукинсом. Миссис Даджен, теперь незваная гостья в своем собственном доме, стоит неподвижно: она подавлена несправедливостью закона по отношению к женщинам, но готовапринять его, как приучена принимать всякое тяжкое бедствие, усматривая в нем доказательство величия силы, его наславшей, и собственного ничтожества. Ибоне следует забывать, что в это время Мэри Уолстонкрафт еще только восемнадцатилетняя девушка и до появления ее «Защиты прав женщины» остается добрых полтора десятка лет. Миссис Даджен выходит из своего оцепенения, увидев Эсси, которая возвращается с полным кувшином воды. Она несет кувшин Ричарду, но миссис Даджен перехватывает ее по дороге.
Миссис Даджен
(с угрозой).Ты где была?
Эсси, перепуганная, пытается ответить, но не может.
Как ты смела уйти без спросу, после того что я тебе наказывала?
Эсси. Он просил пить…
(От страха у нее язык прилипает к гортани.) Джудит
(строго, но не так сурово).Кто просил пить?
Эсси без слов кивает на Ричарда.
Ричард. Что? Я?
Джудит
(скандализованная).Эсси, Эсси!
Ричард. Ах, да, верно!
(Берет стакан и подставляет Эсси Она наклоняет кувшин, но у нее трясутся руки.)Что такое? Ты меня боишься?
Эсси
(торопливо).Нет. Я…
(Наливает воду.) Ричард
(отпив немного).Ого, да ты ходила к тому колодцу, что у
ворот рынка, не иначе.
(Пьет.)Чудесная вода! Спасибо тебе! (
К несчастью, в этот миг он замечает Джудит, на лице которой написано самое чопорное неодобрение его явной симпатии к пожирающей его преданным взором Эсси.
Тотчас же к нему возвращается прежнее насмешливое озорство. Он ставит стакан на стол, демонстративно обнимает Эсси за плечи и ведет ее в круг гостей. Так как при этом миссис Даджен оказывается у них на дороге, то, поравнявшись с ней, он произносит.)С вашего разрешения, матушка!
(И принуждает ее посторониться.)Тебя как зовут? Бесси?
Эсси. Эсси.
Ричард. Ну да, Эсси. А ты хорошая девочка, Эсси?
Эсси
(глубоко разочарованная тем, что он, именно он, тоже начинает с этого).Да.
(Неуверенно смотрит на Джудит.)Я думаю… то есть я надеюсь…
Ричард. Скажи мне, Эсси, слыхала ты когда-нибудь о том, кого называют дьяволом?
Андерсон
(возмущенный).Посовеститесь, сэр, такому ребенку…
Ричард. Прошу прощения, священник; я не мешаю вашим проповедям, не прерывайте и вы моих.
(Эсси.)Знаешь, Эсси, как меня называют?
Эсси. Дик.
Ричард
(улыбаясь, треплет ее по плечу).Верно, Дик. Но не только Дик. Меня называют Ученик дьявола.
Эсси. А вы зачем позволяете?
Ричард
(серьезно).Потому что это правда. Меня воспитывали в иной вере, но я с самого начала знал, что истинный мой наставник, повелитель и друг – дьявол. Я видел, что правда на его стороне и что только из страха мир подлаживается к тому, кто одержал над ним победу. Я втайне молился ему; и он утешал меня и не допустил, чтобы мой дух сломили в доме, где постоянно лились детские слезы. Я обещал ему свою душу и поклялся, что всегда буду стоять за него и в этом мире, и в грядущем. Это обещание и эта клятва сделали меня человеком. Отныне этот дом – его дом, и никогда здесь не заплачет ребенок; этот очаг – его алтарь, и ни одна живая душа не будет дрожать здесь от страха долгими темными вечерами. Ну
(резким движением повернувшись к остальным), вы, добрые люди, кто из вас возьмет эту девочку из дома дьявола, чтобы спасти ее?
Джудит
(подойдя к Эсси и кладя ей руку на плечо).Я возьму. Вас надо заживо сжечь.
Эсси. Но я не хочу!
(Отступает назад, так что Ричард и Джудит оказываются лицом к лицу.) Ричард. Слышали, добродетельнейшая дама? Не хочет!
Дядя Тайтэс. Берегитесь, Ричард Даджен. Закон…
Ричард
(угрожающе поворачивается к нему).Берегитесь вы сами. Через час здесь перестанут действовать все законы, кроме одного – закона войны. Я видел солдат на дороге в шести милях отсюда; еще до полудня майор Суиндон водрузит на рыночной площади виселицу для мятежников.
Андерсон
(спокойно).Что же тут опасного для нас, сэр?
Ричард. Больше, чем вы думаете. В Спрингтауне он не того повесил, кого ему надо было; у Дадженов доброе имя, и он думал, что дядюшка Питер почтенный человек. Следующий раз он выберет самое уважаемое лицо в городе, только бы удалось обвинить его в мятежных речах. А ведь мы все мятежники, вы сами знаете.
Все мужчины
(за исключением Андерсона).Нет, нет, нет!
Ричард. Да, вы мятежники. Пусть вы и не кляли короля Георга на всех перекрестках, как я, но вы молились о его поражении. А служили молебны вы, Антони Андерсон, и вы же продали семейную библию, чтобы купить себе пару пистолетов. Меня, может быть, англичане и не повесят: не такое уж назидательное зрелище – Ученик дьявола, отплясывающий в воздухе. Иное дело священник!
Джудит, потрясенная, хватается за Андерсона.
Или адвокат!
Хоукинс усмехается с видом человека, который сумеет позаботиться о себе.
Или честный барышник!
Дядя Тайтэс рычит на него в ярости и страхе.
Или пропойца, бросивший пить!
Дядя Уильям жалобно стонет и трясется от ужаса.
Вот это действительно прекрасное доказательство, что король Георг шутить не любит!
Андерсон
(с полным самообладанием).Успокойся, дорогая: он просто пугает нас. Никакой опасности нет.
(Ведет жену к выходу.)
Вслед за ними теснятся остальные, за исключением Эсси, которая остается подле Ричарда.
Ричард
(продолжает шумно издеваться).Что же вы, а? Есть среди вас охотники остаться со мной, поднять американский флаг на крыше дома дьявола и драться за свободу?
Они торопятся выйти подталкивая друг друга в спешке. Кристи вместе с ними.
Ха-ха! Да здравствует дьявол!
(Видя, что миссис Даджен тоже направилась к двери.)Как, матушка! И ты уходишь?
Миссис Даджен
(мертвенно-бледная, прижимая руку к груди, как будто ей нанесен смертельный удар).Проклинаю тебя! В последний час свой проклинаю тебя!
(Выходит.) Ричард
(кричит ей вслед).Это принесет мне счастье.
Эсси
(робко).А мне можно остаться?
Ричард
(оглянувшись).Как! Они так испугались за свое тело, что позабыли о спасении твоей души! Ну конечно, оставайся.
(Снова поворачивается к двери и возбужденно потрясает кулаком вслед ушедшим.
Левая его рука, висящая неподвижно, тоже сжимается в кулак. Эсси вдруг хватает ее и целует, роняя на нее слезы. Он вздрагивает и оглядывается.)Слезы! Крещение дьявола!
(Она, рыдая, падает на колени. Он ласково наклоняется, чтобы поднять ее.)Ну ничего, Эсси; такими слезами можешь поплакать немножко, если уж тебе очень хочется.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Дом священника Андерсона стоит на главной улице Уэбстербриджа, неподалеку от ратуши. Жителю Новой Англии XVIII века он представляется много великолепнее простого фермерского дома Дадженов, но и в нем все настолько просто, что современный агент по недвижимости пустил бы оба дома внаем по одной цене. В жилой комнате такой же кухонный очаг – с котлом, с противнем для поджаривания хлеба, с подвижным железным крюком, чтобы подвешивать мясо, и с широкой решеткой, на которой стоит котелок и блюдо с гренками, смазанными маслом. Дверь, расположенная сбоку от очага, поближе к углу, не имеет ни филенок, ни металлических наличников, ни даже ручки; она сколочена из простых досок и запирается на засов. Стол простой, кухонный, покрыт коричневой домотканой скатертью, протершейся на углах; на нем лакированный поднос с чайной посудой: две толстые фаянсовые чашки с блюдцами, такая же полоскательница и молочник вместимостью не меньше кварты; в центре стола – деревянная дощечка, на которой лежит большой каравай хлеба и рядом квадратный полуфунтовый кусок масла в фаянсовой плошке. Большой дубовый шкаф, вделанный в стену напротив очага, служит не для декоративных целен, а для использования по назначению; на гвозде, вбитом снаружи в дверцу, висит домашний сюртук священника – знак, что хозяина нет дома, потому что, когда он дома, здесь висит его парадный сюртук. Высокие сапоги для верховой езды гордо красуются на полу возле шкафа – по-видимому, это их обычное место. Одним словом, кухня, столовая и гостиная священника еще не эволюционировали настолько, чтобы выделиться в три самостоятельных помещения; и с точки зрения нашего изнеженного века, он живет ничуть не лучше Дадженов. Но разница все-таки есть. Прежде всего, миссис Андерсон – особа значительно более приятная для семейной жизни, нежели миссис Даджен. На что миссис Даджен не преминула бы возразить, и довольно резонно, что у миссис Андерсон нет детей, требующих присмотра, нет кур, свиней и домашней скотины, есть постоянный, твердый доход, не зависящий от урожая и ярмарочных цен, есть любящий муж, за которым она живет как за каменной стеной, – короче говоря, что жизнь в пасторском доме настолько же легка, насколько она тяжела на ферме. Это все верно. Но объяснить факт – еще не значит его опровергнуть; и как ни мала заслуга миссис Андерсон в том, что она сумела сделать свой дом приятным и радостным, нужно признать, что ей это удалось в полной мере. Внешними вещественными знаками ее социального превосходства служат дорожка на полу, потолок, оштукатуренный в просветах между балками, и стулья – хотя и без обивки, но отполированные и покрашенные. Искусство представлено здесь портретом какой-то пресвитерианской духовной особы, гравюрой рафаэлевской «Проповеди святого Павла в Афинах» и подаренными к свадьбе часами рококо на полке над очагом, по сторонам которых выстроены в строгом порядке две миниатюры в рамках, две глиняные собачки с корзинками в зубах и две большие морские раковины. Очень украшает комнату низкое и широкое, почти во всю стену, окно с решетчатым переплетом, задернутое до половины высоты маленькими красными занавесками. Дивана в комнате нет; но около шкафа стоит нечто вроде деревянного кресла с резной спинкой, достаточно широкого для двоих. В общем, это как раз тот тип комнат, возврат к которому благодаря усилиям мистера Филиппа Уэбба и его последователей в искусстве интерьера стал в конце концов идеалом девятнадцатого века, хотя пятьдесят лет тому назад ни один уважающий себя священник не стал бы жить в такой комнате. Уже вечер, и в комнате темно, только уютно тлеют угли в очаге да в окно проникает тусклый свет масляных уличных фонарей; видно, что идет ровный, затяжной, теплый, не подгоняемый ветром дождь. На городских часах бьет четверть, и в комнату входит Джудит с двумя свечами в глиняных подсвечниках, которые она ставит на стол. От ее утренней самоуверенности не осталось и следа; она полна страха и тревоги. Подходит к окну и смотрит на улицу. Первое, что она видит там, – это ее муж, под дождем торопящийся домой. У нее вырывается короткий вздох облегчения, очень похожий на всхлип, и она поворачивается к двери. Входит Андерсон, закутанный в насквозь промокший плащ.
Джудит
(бросаясь к нему).О, наконец-то, наконец-то ты пришел!
(Хочет обнять его.)
Андерсон
(отстраняясь).Осторожно, моя дорогая, – я весь мокрый. Дай мне раньше снять плащ
. (Ставит перед очагом стул спинкой к огню, развешивает на нем плащ, стряхивает капли воды со шляпы и кладет ее на решетку очага и тогда только поворачивается к Джудит и раскрывает ей объятия.)Ну вот!
Она кидается к нему на грудь.
Не запоздал я? На городских часах било четверть, когда я подходил к дому, но городские всегда спешат.
Джудит. Сегодня они, наверно, отстают. Я так рада, что ты уже дома.
Андерсон
(крепко прижимая ее к себе).Беспокоилась, голубка моя?
Джудит. Немножко.
Андерсон. Да ты как будто плакала?
Джудит. Так, чуть-чуть. Не обращай внимания. Теперь уже все прошло.
Звук трубы где-то в отдалении.
(Испуганно вздрагивает и отступает к креслу с резной спинкой.)Что это?
Андерсон
(идет за ней, ласково усаживает ее в кресло и сам садится рядом).Король Георг, больше ничего, моя дорогая. Сбор в казармы, или сигнал на перекличку, или вечерняя зоря, или приказ седлать, или еще что-нибудь. Солдаты не звонят в колокол и не кричат в окно, если им что нужно, а посылают трубача, чтобы он переполошил весь город. Джудит. Ты думаешь, есть все-таки опасность?
Андерсон. Ни малейшей.
Джудит. Это ты говоришь, чтобы успокоить меня, а не потому, что а самом деле уверен.
Андерсон. Милая моя, опасность всегда существует в этом мире для тех, кто ее боится. Существует опасность, что наш дом сгорит ночью, однако это не мешает нам спать спокойным сном.
Джудит. Да, я знаю, ты всегда так говоришь; и ты прав. Ну конечно, прав. Только я, наверно, не очень храбрая – и в этом все дело. У меня сердце сжимается всякий раз, как я вспомню про солдат.
Андерсон. Ничего, дорогая; храбрость тем дороже, чем больших она стоит усилий.
Джудит. Да, должно быть.
(Снова обнимает его.)Милый мой, какой ты храбрый!
(Со слезами на глазах.)Я тоже буду храброй… вот увидишь: тебе не придется стыдиться своей жены.
Андерсон. Вот и хорошо. Очень рад это от тебя слышать. Так, так!
(Весело встает и подходит к огню, чтобы посушить башмаки.)Заходил я к Ричарду Даджену, но не застал его дома.
Джудит
(встает, не веря своим ушам).Ты был у этого человека?
Андерсон. Да ничего не случилось, милая. Его не было дома.
Джудит
(едва не плача, как будто этот визит – личное оскорбление для нее).Но зачем ты туда ходил?
Андерсон
(очень серьезным тоном).Видишь ли, в городе ходят толки, что майор Суиндон собирается сделать здесь то же, что он сделал в Спрингтауне: взять самого отъявленного мятежника – ведь он нас всех так называет – и повесить его в назидание остальным. Там он ухватился за Питера Даджена, как за человека с худшей славой в городе; и все считают, что здесь его выбор падет на Ричарда, по тому же признаку.
Джудит. Но Ричард сказал…
Андерсон
(добродушно, перебивая ее).Хо! Ричард сказал! Ричард для того и сказал, дорогая моя, чтобы напугать тебя и меня. Он сказал то, во что и сам, пожалуй, рад бы поверить, да простит его господь! Страшно представить, каково думать о смерти такому человеку. Вот я и решил, что нужно предостеречь его. Я ему оставил записку.
Джудит
(сердито).Какую записку?
Андерсон. Да вот, что я хотел бы сказать ему несколько слов по делу, которое его касается, и буду очень рад, если он зайдет сюда мимоходом.