АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ. ДУЭТ
44
После полуночи двуколка миновала Эймсбери и начала подъем на запад, к Стоунхенджу. Луна только-только пошла на убыль, то и дело кокетливо прячась за облаками. Дул холодный ветер — погода начинала портиться.
Крейтон сидел на задней скамейке, бездумно барабаня пальцами по маленькому барабану, изготовленному для него цыганами. Эдвард разговаривал с возницей. Билли Босуэллом. Билли был примерно одного с ним возраста, низенький, смуглый и, разумеется, скрытный. Под давлением этого несносного джорджо Билли в конце концов сдался и немного разговорился о своей жизни и о себе. Теперь он делился с Эдвардом своими тревогами: он боялся, что ему придется идти драться на войну. Это было именно то, чего так хотел сам Эдвард, но, попытавшись довести до цыгана свою точку зрения, он столкнулся с полным непониманием. Как живется цыганам в Германии, он не знал, а великие преимущества британской цивилизации мало касались человека, большую часть года промышлявшего торговлей булавками.
— Ну а я родился в Африке…
— Никогда не слыхал о такой.
Гм! Эдвард постучал ногой в такт барабану.
— Кстати, — вдруг подал голос Крейтон, — откуда это у тебя такие модные ботинки, Экзетер?
— Билли дал их мне после того, как мы миновали Эндовер сегодня днем. Очень мило с его стороны. — Ботинки были малы на размер, но дареному ботинку в язык…
— Пустяки, — заявил Билли со своим чипсайдским выговором.
Гм!
Крейтон выпрямился и ткнул пальцем:
— Видите огни вон там?
— Да, — хором откликнулись оба.
— Где это? — добавил Эдвард.
— Должно быть, это казармы Королевской артиллерии в Ларкхилле. Значит, мы уже почти приехали.
Равнина Солсбери на поверку оказалась не такой уж и ровной. Дорога свернула в низину.
Эдварда снедали сомнения. Эта ночная поездка в обществе цыгана и такого подозрительного типа, как Крейтон, могла вовлечь его по меньшей мере в нарушение частных владений. Да и Бог знает во что еще.
— В Стоунхендже живет кто-нибудь, сэр? Кому он принадлежит?
— Им владеет сэр Эдмунд Антробус. В четверти мили к западу от него проживает в коттедже полисмен. Будем надеяться, доблестный констебль не страдает бессонницей. — Крейтон помолчал минуту. — Аэродром расположен еще ближе к нему, но не думаю, чтобы в такой час там кто-то был.
Эдвард поднял взгляд — полоска облаков начала светиться серебром. Он зябко поежился.
— Ага! — произнес Крейтон. — Тоже почувствовал? А ты, Босуэлл?
Цыган пробормотал что-то на ромени.
— Фантастически сильная, если мы ощущаем ее уже отсюда. Ага, вот!
Луна выплыла из-за своей вуали. Прямо перед ними довольно близко возвышался призрачный круг, составленный из гигантских каменных блоков, — полуразрушенный, зловещий, загадочный. Поначалу он казался совсем маленьким на фоне окружающей его пустоты, но по мере того как двуколка приближалась к нему, все яснее становились истинные размеры камней. Кто мог воздвигнуть такое сооружение в столь глухом месте, а главное, зачем? Это было какое-то архаичное безумие, воплощенное в камне. Безумие — затерявшееся во времени и в ветрах. Пони продолжал исправно стучать копытами — подобные бредовые чудеса его явно не волновали.
У Эдварда как-то закололо в голове.
— Вы уверены, сэр, что нам не стоит сначала попробовать менее призрачное место? Где не так много этой «виртуальности»?
— Можно, конечно, но у меня свои причины начинать отсюда. Не забывай. Палата ведь тоже читала «Завет». В Суссленде всего пять или шесть узлов, так что заговорить их все против тебя — не такая уж невыполнимая задача.
— Не уверен, что я понимаю, сэр. То есть совсем не понимаю.
— Представь себе магическое заклятие: «Никто по имени Эдвард Экзетер не пройдет этим путем».
— Неужели такая магия?
— Мана, не магия. Если она достаточно сильна, она может быть и такой. Я надеюсь, что мощная энергия этого узла преодолеет блокаду такого рода. Хррмф! Ошибочно считать противника неуязвимым. Они могли и забыть, что твое полное имя состоит из трех, а не двух частей.
Эдвард надеялся, что уверенность, с которой Крейтон произносил эти слова, на чем-то основана.
— А что с часовыми по ту сторону? Я имею в виду, если Погубители охотятся на меня здесь, почему бы Палате не ждать меня там?
— Разумеется, ждут, — безмятежно ответил Крейтон. — Я надеюсь, что кто-нибудь из наших ребят окажется под рукой, чтобы преподать им урок. Да и я сам буду, так сказать, на своей территории.
«Аффалино каспик…» Эти бредовые слова без конца крутились в голове у Эдварда. Он почти наяву слышал и сопутствующий им ритм. Может, это своего рода реакция на сверхъестественную энергию узла? Да нет, просто страх.
— Там ограда! — Он надеялся, что ограда положит конец всей затее и они смогут отправиться домой, но всерьез в это не верил. Изгородь оказалась вполне солидная — колючая проволока на крепких стальных столбах.
— Да к тому же и смотрителя нет на месте, чтобы принять у нас по шестипенсовику или сколько там стоит вход.
— Мы можем перелезть.
— Можем, но мистер Босуэлл лучше справится с ней для нас. Верно, мистер Босуэлл?
Билли молчал, пока повозка сворачивала с дороги. Он подогнал ее к ограде и натянул вожжи.
— Только не говорите, чтобы я забрал их назад. Я их лучше вам брошу.
— А почему бы и нет? — сказал Крейтон, спрыгивая на землю. — Черт подери! Далеко не самый изящный способ испоганить памятник национальной истории. — Его необычная разговорчивость, возможно, скрывала то же нервное напряжение, что испытывал и Эдвард. — Ладно, Экзетер, у меня для тебя еще плохие новости.
Эдвард вздохнул:
— Да, сэр?
— При переходе ты не сможешь взять с собой ничего. Не переходит ничего, кроме человеческого организма, — даже пломбы в зубах пропадают. Тебе не надо беспокоиться по этому поводу, но одежда будет помехой.
— Вы хотите сказать, нам предстоит проделать всю эту белиберду нагишом?
— В чем мать родила. — Крейтон швырнул шляпу в повозку и начал расстегивать рубашку. — Быстрее, пока луна не зашла.
Скрипя зубами, Эдвард тоже начал раздеваться. Он стянул ботинки с облегчением. До рассвета всего два часа, подумал он. В минуту, когда солнце появится из-за горизонта, он будет свободен от данной им клятвы и тут же отделается от своего ненормального спутника, даже если для этого ему потребуется отправиться в полицейский участок и сдаться.
Билли провел пони на несколько футов дальше. Секция ограды, скрипнув в агонии, подалась за повозкой, и столбы нехотя выдернулись из мела.
— Ага, то-то, — заметил цыган.
Эдвард беспокойно оглянулся на огни Ларкхилла на севере, потом на темные пятна на противоположном конце равнины. Судя по всему, это были аэродромные строения, но в окнах не горело ни огонька. Он кинул носки в повозку.
— Умница, — отеческим тоном произнес Крейтон. — Ну, Босуэлл, ты подождешь нас здесь минут двадцать, ладно? Так, на всякий случай. Не хотелось бы возвращаться в Солсбери в костюме Адама.
Он достал из повозки барабаны, один повесил себе на шею, второй протянул Эдварду.
— Пошли, Экзетер, — ободряюще гаркнул он, осторожно перешагивая через упавшую проволоку. Его тело призрачно белело под луной.
— Нет! — неожиданно выпалил Эдвард, продолжая возиться с ширинкой.
Крейтон остановился и резко обернулся.
— Слово чести! — рявкнул он.
— Сэр, вы вытянули его у меня нечестным способом. У меня есть долг перед Родиной и Королем.
— У тебя есть еще долг перед памятью отца и делом его жизни.
— Сэр, у меня нет никаких свидетельств этому, кроме ваших слов. Вы вели со мной нечестную игру.
Крейтон нахмурился:
— Ты и представления не имеешь о том, чем обернется эта война. Миллионы людей погибнут! Земля Европы напитается кровью!
— Но мой долг!
— Кретин! Даже если тебе и удастся попасть на фронт — в чем я сильно сомневаюсь, — ты будешь там не более чем пушечным мясом. Твоя судьба — в Соседстве. Заткнись и слушай! Ты ведь не знаешь, как ты именуешься в пророчествах: Освободителем!
— Я?
— Ты! Почему, ты думаешь. Палата так боится тебя? Это ведь те люди, что убили твоих родителей, Экзетер! Если ты откажешься пойти со мною сейчас, значит, твои отец и мать погибли напрасно!
Эдвард молча дрожал на ветру.
— Вы можете мне в этом поклясться, сэр?
— Я клянусь тебе в этом как друг твоего отца.
Со вздохом Эдвард стянул брюки.
Обнаженный, он вслед за Крейтоном перебрался через брешь в ограде, дрожа от холода и от тяжелых предчувствий. Странное дело, нагота каким-то образом укладывалась во все происходящее. Последние несколько дней лишили его всего — доброго имени, надежд на карьеру, возможности сражаться на войне, грядущего наследства, самых дорогих для него вещей вроде фотографии родителей или этого последнего письма Джамбо, даже Фэллоу, ставшего его настоящим домом… Алисы… Он с горечью подумал, что может так и не узнать, чем же кончается «Затерянный мир». Все пропало.
— Нам лучше идти на самую середину, — заметил Крейтон. — Там мы будем в большей безопасности, если кто-то случится на дороге.
Что будет делать в этом случае Билли Босуэлл? Об этом лучше не думать. Лучше вообще ни о чем не думать. Эдвард шел за своим предводителем между выраставших из земли камней, в самый центр залитой лунным светом тайны. Вблизи Стоунхендж оказался не просто нагромождением стоящих камней — это был дом. Обрушенный, но продолжавший внушать страх.
Крейтон сверкнул зубами в улыбке:
— Еще одно, последнее предупреждение!
— Говорите.
— Переход — изрядный шок для организма, особенно когда проделываешь его впервые. Ты можешь потерять ориентацию. Я реагирую лучше, хотя это как морская болезнь — никогда не знаешь, когда шарахнет. Это может продолжаться некоторое время. Надеюсь, там нас будут ждать друзья, они помогут. Разумеется, они не говорят по-английски.
— Как я узнаю, друзья это или враги?
— Ну, остерегайся ребят в черных балахонах, похожих на монахов. Их называют «Жнецами», и они смертельно опасны. Могут убить одним прикосновением. Что касается остальных — друзья тебе помогут. Если кто-то попытается убить тебя — значит, это враг.
— И как это я сам не догадался? — пробормотал Эдвард. — Вперед, Макдуф!
Крейтон повернулся к нему спиной и начал выбивать руками ритм на барабане.
— Раз… два… три! — скомандовал он и запел.
Прыгая, извиваясь, жестикулируя, они с пением передвигались по кругу друг за другом. «Инсо афир йэлее… парал инал фон…» Лунный свет померк, потом снова посветлело.
Черт, сколько в этой траве острых камней…
Эдвард решил, что шаман из него никудышный. В жизни еще не делал он ничего хоть вполовину такого идиотского. Он замерзнет до смерти. И что-то тут не так! Эти огромные пилоны, нависавшие над ним в темноте, были древней тайной, недоступной его пониманию. Он оскорбляет что-то могущественное, освященное самим временем…
Он вскрикнул и замер, дрожа и исходя потом одновременно. Отвращение и страх пронзили его до мозга костей.
— Нет, нет!
Снова воцарилась тишина.
— Ага! — торжествующе произнес Крейтон. — Ты это почувствовал?
— Нет. Ничего. Я не чувствовал ничего.
— Хррмф! А я — да! Это самое начало. Значит, действует. Это доставит нас куда-нибудь, хотя, возможно, и не туда, куда мы хотели попасть. Ты точно ничего не чувствовал?
— Совершенно точно, — выдавил из себя Эдвард, стуча зубами. — Я уверен.
— Гм… Ну-ка, стисни зубы. — Крейтон протянул руку и ухватился за угол пластыря на лбу у Эдварда. — Ну!
Дерг!
— Ох! Вы сняли с меня скальп!
— Посмотрим, поможет ли это. Ладно, начинаем все сначала. Ну, соберись! Увереннее, и старайся не ошибиться в движениях. Приготовились…
— Нет! — крикнул Эдвард, делая шаг назад. — О нет! — Он был раздет, замерз, и его задурили настолько, что он ведет себя, как псих. — Вы ведь пытаетесь исполнить пророчество, да? Это все ради него?
— Я пытаюсь спасти тебе жизнь! И если при этом то, что мы делаем, поможет пророчеству сбыться, что ж, так тому и быть. Ты предпочитаешь умереть? Начинаем сначала…
— Я не буду! Я не пойду!
— Мальчишка! — взревел полковник. — Ты давал мне слово!
Эдвард отступил еще на шаг.
— Вы лгали. Вы меня обманывали!
— Неправда!
— Вы говорили, что Служба поддерживает пророчество! Вы сказали, что отец был одним из них, — разве не так? Но на самом деле отец не хотел этого! Он хотел оборвать цепь! Он говорил это в письме!
Помолчав немного, Крейтон вздохнул:
— Ладно, старина. Ты прав. Я тебе ни разу не солгал, но ты прав. Камерон Экзетер одобрял не все, что там предсказывалось Освободителю. Но не все в целом. Он расходился по этому вопросу с большинством. Он не хотел, чтобы его сын становился Освободителем.
Эдвард отступил еще на шаг и наткнулся на каменный блок. Камень был холодный, твердый и иззубренный. Он отпрянул.
— Отец не хотел, чтобы миры переворачивали вверх тормашками. Он это сам говорил.
— Отчасти из-за этого — из-за того, что ты сделаешь с миром. Но больше из-за того, что мир может сделать с тобой.
— Что значит это «мир сделает со мной»?
— Он не был уверен, что ты возмужаешь достаточно для того… — Крейтон тоже вздрогнул. — Пойми, у тебя нет выбора. Доверься мне! Когда мы доберемся до Олимпа, мы расскажем тебе все с начала до…
Громкий звук разорвал ночную тишину. Что-то огромное взревело неподалеку, и этому звуку вторило паническое ржание пони. Они услышали свирепые проклятия Билли. Двуколка дернулась и исчезла в темноте, унося его с собой. Они остались одни — обнаженные посреди ночной равнины Солсбери.
— Именем Иегосафата, что это такое? — спросил Крейтон, вглядываясь в темноту.
У Эдварда волосы на загривке стали дыбом.
— Это лев!
— Нет!
— Еще как да! Это рык, которым они запугивают свою жертву на охоте. Как мог лев попасть в Стоунхендж, полковник?
— Спроси лучше, чем они питаются в Стоунхендже. Попробуем ключ еще раз, ладно? И на этот раз постарайся получше.
Эдвард решил, что согласен с этим предложением. Ему довольно часто приходилось слышать львов, но никогда так близко. Такой оградой голодного льва не остановить, тем более в ней сейчас зияет брешь…
— Готов? — спросил Крейтон. — Раз… Два… Три…
«Аффалино каспик…» Грохотали барабаны. В такт этому грохоту двигались руки и ноги. Даже движениям головы придавалось значение. При этом Эдвард старался еще следить за рядом пилонов, чтобы видеть, что творится снаружи. Выглядывать в ночи зеленые глаза.
Луна спряталась за облако и погасла.
Дробь второго барабана оборвалась, как отсеченная гильотиной, а вместе с ней оборвался и голос Крейтона. Его барабан упал и покатился по траве. Эдвард застыл. Он остался один.