— Потому что ты слишком туп, чтобы играть в кости, — донесся сверху сердитый голос.
— От такого слышу! — Непривычный выговор показал, что спорят на галерее никак не Тарны.
— Вот так мы потеряли все деньги, и нам пришлось нищенствовать!
— Так это же ты, Джасбур.
— Ну-у, а ты был слишком туп, чтобы меня остановить!
— Я же спал.
— Кроме того, у нас теперь денег нет, и играть ты все равно не можешь.
— От такого слышу, — проворчал второй голос.
Гвин прошла дальше.
— Тревожишься, Гвин-садж? — Пухлая сереброволосая Элим сидела в тени и вязала распашонку.
— Просто меня задергали! — Гвин села на табурет рядом с ней. Общество Элим ей нравилось. — Не оберешься всяких хлопот!
Да, она тревожилась. Тревожилась за Булриона, не понимая, почему из всех выбрали именно его, гадая, какому допросу его сейчас подвергают. Она тревожилась, что вот-вот явятся какие-нибудь начальники расследовать ночные убийства. Она тревожилась из-за Гуршитов, тревожилась, не зная, как ей уклониться от брака с Коло, взять назад свое обещание. И страшилась мысли, что ее ивилгратка может быть изобличена с минуты на минуту.
Ей был нужен Кэрп... или кто-нибудь еще. Кто-нибудь, с кем можно делиться бедами.
— В Далинге я просто отдыхаю, — объявила Элим под; деловитое пощелкивание спиц. — Дома всегда нужно кормить, мариновать, мыть, чинить, коптить, резать, доить, подбрасывать дрова в огонь, поливать, печь или учить проситься на двор.
— Ты бы попробовала управлять гостиницей!
— Думаю, я справилась бы, привязав одну руку за спиной.
При этих словах глаза у нее весело заблестели, хотя, вполне возможно, она сказала сущую правду. Гвин прикинула, какой отпор получил бы Лиам Гуршит, испробуй он свои штучки на дородной Элим Пананк.
Элим нахмурилась.
— Правду сказать, мне что-то скучно становится. Еще столько надо накупить на рынке! Если эти стражники в скором времени не уберутся, займу меч у кого-нибудь из мужчин и проложу себе путь на улицу!
— Если хочешь, я могу выпустить тебя через чердачное окно. Тебе придется спрыгнуть в проулок, но оно не очень широкое.
— Пожалуй, я выберу меч. — Элим посмотрела через двор и поджала губы. — Эта девчонка Ниад? Ты... за нее отвечаешь? Заменяешь ей мать, хочу я сказать.
Гвин посмотрела туда же. Ниад сидела на мраморном столе, укрытом двумя деревьями. Юный Полион что-то горячо говорил, держа ее за руку, и вглядывался в ее глаза с очень близкого расстояния.
— Расцветают юные сердца? — спросила Гвин.
— Что-то — да, расцветает!
— А не околдовала ли его ее целительная сила? Так сказать, побочное действие?
Элим скептически хмыкнула:
— Уверена, что тут замешана всего лишь самая простая магия, вроде магии Муоль. Она молоденькая и женского пола. А ее синие глаза, золотые волосы и большие груди ничего к этому не добавляют. Ну, почти. И запомни, Гвин, мальчика не научили слушаться поводьев.
Ниад лишилась всей своей семьи, была проклята Ивиль, месяцы и месяцы провела в гостинице, как в тюрьме, — первая любовь, вот что ей требовалось, чтобы забыть о бедах, обрести хоть чуточку самоуважения.
— У нее счастливый вид. Он как будто милый мальчик. И что ни говори, он герой вашей семьи. Истинный зарданец, так назвал его твой отец.
— Ну, ты знаешь, чем они славятся! Будь я матерью Ниад, так забрала бы все окна решетками.
— Она не так простодушна, как кажется, — сказала Гвин. — Этого просто не может быть. Но я передам твои слова. Ого!
Влюбленные очнулись и возвратились в будничный мир, когда из-за дерева появилась Лабранца и надвинулась на них. На ней было все то же серебристое платье. Волосы аккуратно причесаны. Такая внушительность, что хоть на прием во дворец императора. Она села по другую сторону стола. Гвин уже вскочила и почти перебежала двор. Она села бок о бок с Лабранцей, чувствуя себя рядом с ней совсем раздетой. Рассудок твердил ей, что Лабранца чересчур разодета для этого города и, уж конечно, для столь раннего часа, но внушительность Лабранцы сметала подобную логику. А Лабранца нахмурилась на нее.
— Я хочу поговорить с девочкой.
— Так говори.
— С глазу на глаз.
Гвин покачала головой.
— Быть может, ты не знаешь, Лабранца-садж, но город объявил вне закона всех, кого поразила звездная немочь, — то есть тех, кто поправился, так как почти все умерли. Дав приют Ниад, я стала преступницей. А потому я имею право на участие в вашем разговоре.
Лабранца сердито пожала плечами:
— Но у этого молодого человека никакого права нет.
Полион с мольбой посмотрел на Гвин.
— Позволь ему остаться, — сказала она. — Я у него в большом долгу. Если он хочет послушать, а Ниад не против, то я и подавно не возражаю. Он спас меня от похитителя.
— Не он. Мужчину, который нес тебя, сразила Ниад Билит.
Ниад ахнула. Под пушком пробивающейся бороды Полион побледнел.
— Я к нему не прикасалась! — простонала Ниад, а глаза у нее расширились от ужаса. — Я даже близко от него не была.
Лабранца холодно улыбнулась.
— Тебе и не надо было. Не спорю, поразить человека смертью на расстоянии — это очень редкое для ивилграта воздействие, но не невозможное. Ты видела, что происходит, ведь так? И хотела положить этому конец? Пожелала остановить?
Ниад ошеломленно кивнула.
— Этого было достаточно. У тебя есть сила исцелять и сила поражать болезнью. Они сопутствуют друг другу. С этого времени всякий, кто вызовет у тебя неприязнь, окажется в смертельной опасности.
Полион отодвинулся от Ниад, хотя, возможно, сам того не заметил.
— Объясни, — сказала Гвин. — Объясни, откуда ты знаешь такие вещи, Лабранца-садж.
— Я из Рарагаша.
— И что?
— В дни империи всякого, кто заболевал звездной немочью, отсылали в Рарагаш. Даже пораженных легко, поскольку тяжесть болезни никак не была связана с тем, будет ли наложено Проклятие или нет. Рарагаш был чем-то вроде колонии для прокаженных.
— Так все они должны были умереть много лет назад.
Лабранца Ламит скрестила толстые руки на груди странно мужским жестом.
— Но традиция сохранилась. Многие, меченые Проклятием, находят дорогу в Рарагаш. — Она повернулась к Ниад. — Очень советую тебе отправиться туда как можно скорее, чтобы тебя научили управлять твоей силой. Не то ты убьешь еще много людей. И чуть кто-нибудь заболеет или умрет, винить будут тебя, виновата ты или нет. Рано или поздно на тебя донесут как на колдунью. Тогда тебя разыщут и убьют.
Ниад сжалась в испуганную девочку. Полион обнял ее за плечи — и сильно поднялся в добром мнении Гвин.
— Кто научит? — спросил он властно.
— Другие ивилграты. Много веков назад император Лоссо Ломит учредил в Рарагаше Академию для изучения пораженных звездами. Те, кто мог доказать властям, что Проклятие на них не легло, получали императорское прощение и могли покинуть Рарагаш. Академия продолжает существовать, хотя она уже и не прежняя.
Удивительная и очень хорошая новость. Гвин гневно подумала о десятках людей, которых весной изгнали из Далинга — вот им бы знать про это! Она вгляделась в мужеподобную великаншу.
— Кто управляет Академией? Кто ею руководит?
— Я.
Почему-то Гвин это не удивило.
— И что привело тебя из такой дали сюда?
— Важное дело.
— За пределами Далинга от империи мало что осталось, — сказала Гвин, размышляя. — В смутные времена Рарагаш не разграбили?
Лабранца нетерпеливо мотнула головой. Она всячески выражала, что хочет кончить их разговор.
— Зарданцы уважали меченых куда больше, чем кволцы. Они обошли Рарагаш стороной.
— Но в последующих войнах не всегда участвовали зарданцы.
— Да, и мелкие королевства непредсказуемы. Рарагаш научился не оповещать о себе. Однако, когда мы узнаём о вспышке звездной немочи, то посылаем своих людей искать меченых. Мои два спутника добрались до Далинга с этой целью.
А, так, значит, у нее самой цель другая!
— По дороге сюда, — сказал Полион, — мы повстречали джоолграта.
Лабранца обратила на него свой устрашающий взгляд еще раз.
— Джоолграты заслуживают особой жалости, так как не способны маскировать себя. Если ты сообщишь Джасбуру или Ордуру, где он скрывается, они отправятся туда и найдут его.
— Ее. Это женщина. Дедушка уже предложил ей убежище.
— Он достоин похвалы. Но ей следует сначала побывать в Рарагаше. Мы можем помочь даже джоолгратам.
Ниад жалобно смотрела на Гвин. Было невозможно представить себе, чтобы эта доверчивая, ласковая девочка убивала людей, но вчера ночью человек упал мертвым, словно пораженный молнией. Лабранца лишь подтвердила собственные страхи Гвин.
— Особой спешки нет, — сказала она. — Никто из нас сейчас не может выйти из гостиницы. Но если бы и могли, Ниад нельзя отправить одну в такой дальний путь. Ей будет нужен провожатый.
— О? — сказал Полион. — А далеко до этого Рарагаша?
Мальчишка-фантазер, несомненно, вдруг почуял приключения.
— По ту сторону Петушьей Арены, — сказала Лабранца. — Две недели на хорошей лошади, даже если на дороге все будет спокойно. А одна война или парочка вас, конечно, задержит. Карпанцы вторглись в Нимбудию. По слухам, карпанцы убивают меченых на месте.
Полион прижал Ниад к себе.
— Слышишь? Все могло быть куда хуже.
Она хихикнула и ткнула его локтем в ребра. Юные сердца расцветали стремительно.
— Я буду твоим защитником! — сказал он и обнял ее еще и другой рукой.
— Если он будет тебе надоедать, — посоветовала Гвин, — нашли на него боль в животе.
— Тут нет ничего смешного! — резко сказала Лабранца. — Ты играешь с огнем, юноша! — Она встала, собираясь уйти.
Полион ответил ей вызывающим взглядом.
— А мне нра-вит-ся играть с огнем. — Он обернулся к Ниад. — Я тебе неприятен?
— Нет, но...
Она не успела договорить, потому что он тут же нашел ее губам другое применение. Ее глаза широко открылись от изумления, потом закрылись и остались закрытыми.
Гвин решила, что события вышли из-под ее контроля, и оставила их этому занятию. Потом она поговорит с Ниад, а Полион уже предупрежден.
Она нагнала Лабранцу, широким шагом направляющуюся к лестнице.
— Вы собираетесь вернуться в Рарагаш, Лабранца-садж?
Лабранца остановилась.
— Возможно. Расскажи мне про Тибала Фрайнита.
— Мне почти ничего не известно. Он пришел рано утром, прожил здесь два дня и ушел незадолго до вашего прибытия.
— Он искал кого-нибудь, пока был здесь? — Ее начальственный тон был невероятен. Гвин он возмущал, но воспротивиться ему она не смогла.
— Насколько знаю я, нет. Я не пасу моих постояльцев, садж.
—Невыносимый! Хотя шуулграты не отвечают за свои поступки, а потому я не стану его осуждать. Да, я думаю, известие о вторжении карпанцев — достаточная причина вернуться в Рарагаш без промедления.
— Я думала, все шуулграты превращаются в бредящих полоумных. Так было со всеми ними в Далинге.
— Необязательно, если получают верные советы. Ты понимаешь природу Проклятия Шууль, Гвин-садж? — Лабранца прищурилась на нее с высоты своего роста, будто школьная наставница.
— Они могут предсказывать будущее.
— В ограниченных пределах. Память шуулграта простирается только вперед. Сейчас Тибал Фрайнит уже совершенно тебя не помнит, если только ему не суждено встретиться с тобой в будущем. Ты заметила, что он все пишет и пишет? Шуулграты запойно ведут дневники. Прошлое для них покрыто мраком неизвестности, как для нас — будущее. Ты помнишь прошлое — то, что пережила, чему тебя учили, — а они помнят будущее наперед таким, каким узнают его.
— Значит, будущее для них предопределено и неизменяемо, как наше прошлое для нас?
— Вовсе нет! Шуулграт способен изменить будущее. Если он предвидит, что обварит ногу кипятком, то в его власти не подходить к плите.
Лиам Гуршит ударом кулака свалил Тибала Фрайнита на мозаику двора почти точно на том месте, где сейчас стояла Гвин. Если Тибал знал о грозящем ударе...
Забряцал колокольчик, наружная дверь открылась, в нее вошел гвардеец, опознал Гвин и парадным шагом направился к ней. Притопнув, остановился и отдал честь.
— Гвин-садж? — Совсем еще молодой, и прежде она его не видела. Его лицо, в местах, не закрытых шлемом, было красным и потным. Он пыхтел. В такую погоду кольчуга — довольно-таки неудобная одежда, а он к тому же торопился. — Меня послали найти Лабранцу Ламит.
Гвин кивнула в сторону Лабранцы, и та опять скрестила руки на груди.
Парень впился в нее глазами, будто выискивая уязвимое место в стенах осажденной крепости. Она была выше него и явно тяжелее — вместе с кольчугой и всем прочим.
— Его милость просит тебя, садж, почтить его своим присутствием.
— Да? А если я не пожелаю?
Он улыбнулся в предвкушении.
— Я вызову подмогу.
— Такая вот просьба? Ну, пожалуй, мне следует перемолвиться словом с правителем Инкуитом. Показывай дорогу, сынок!
Гвин проводила их взглядом, потом вновь обвела глазами двор. Мужчины Тарны, по обыкновению, играли в кости, а с поясов у них свисали мечи. Второй раз их врасплох не застанут! Все еще укрытые деревьями Ниад и Полион о чем-то увлеченно разговаривали, держась за руки и почти касаясь лбами. Женщины собрались в кружок вокруг Элим и болтали у пьедестала статуи Шууль в ипостаси летописца. Судьба словно бы записывала то, что говорилось у его ступней.
Вчера ночью шайка громил вломилась во двор. Лиам Гуршит так зарился на дом, что готов ради него женить сына... впрочем, Коло как жених стоил дешево на брачной ярмарке. Винал Эсотерит попытался ее похитить и преуспел бы, если б, на его несчастье, гостиница не была полна Тарнов. Но так просто он не отступит, а, кроме того, захочет отомстить.
Прекрасный дом, но он не стоит ее жизни. Не стоит брака с Коло Гуршитом. Если ей суждено кончить свои дни служанкой, делающей самую черную работу, или нищей, или шлюхой, этот жребий все-таки лучше брака с ним — тогда ведь она будет одновременно и прислугой, и нищей, и шлюхой. Судьбы его побери! Дом — капкан, и ей следовало понять это раньше. Родной кров дает приют и защиту, этот дом был самой большой опасностью для нее.
«Слишком долго ты была заключена здесь».
— Что? — Она вздрогнула и посмотрела вокруг, хотя и знала, что ничего нового не увидит.
«Выйди на волю и добейся чего-нибудь».
— Кто ты? — вопросила она у пустоты.
И не услышала ответа. На этот раз было ясно, что у нее галлюцинации — ведь вблизи от нее не было никого.
Гвин рухнула на мраморную скамью. Никто не прятался под столами. Это не мог быть чревовещатель. Тибал Фрайнит ушел более суток назад. Она стиснула руки, чтобы унять дрожь. Ей чудится то, чего нет. Она сходит с ума. Только вот вчера Джукион Тарн словно бы тоже услышал этот голос... Надо будет спросить у него.
И тут же представила себе, каким покажется этот вопрос. Нет уж!
А голос — мужской он или женский? Городской или деревенский? Но вообще-то он давал дельные советы. «Началось... Вышвырни его вон, и дело с концом... Слишком долго ты была заключена здесь... Выйди на волю и добейся чего-нибудь»...
Снизойди голос до ответов, она могла бы указать, что появление Тибала не явилось поворотным моментом. Момент этот настал, когда несколько часов спустя явился Лиам Гуршит и взял ее за горло. Но, вышвырнув Коло, она совершила, возможно, самый умный поступок в своей жизни, а вот теперь голос говорит ей то, что она сама пыталась сказать себе — попытка отстоять гостиницу бессмысленна и бесплодна.
Ну, у нее остается один выход. Владеть землей у нее нет права, но все законоведы, с которыми она советовалась, в один голос подтверждали, что здание и все, в нем находящееся, принадлежат ей. Можно их продать, а новый владелец пусть разбирается со всей путаницей. Да одни статуи стоят целое состояние!
Она побежала в свою контору.
18
Булрион Тарн шагал по улицам Далинга назад в гостиницу в самом черном настроении. Его не сопровождал гвардейский эскорт, но рядом с ним шел представитель правителя, Раксал Раддаит — молодой, долговязый и словно бы почти не замечающий своего спутника. Одет он был по-простому: в балахон и штаны, хорошо скроенные, выкрашенные темно-зеленой краской и явно перенесшие от силы две стирки. Но скорее всего и вовсе с иголочки, новые. А вот сапоги и меч явно смахивали на гвардейские. Открытые по локоть руки и голени были заметно светлее, чем у тех, кто всегда носит короткие штаны. То есть он скорее всего воин и привык ходить в кольчуге. По далингскому обычаю, темные волосы закрывали уши, и он не носил ни бороды, ни усов. На спине — небольшой заплечный мешок.
Раксал шагал рядом с Булрионом, храня полное молчание, а потому у Булриона было время обдумать навалившиеся на него тревоги. Серьезные тревоги.
Он не выносил трудностей, сути которых не понимал. Правитель обошелся с ним, как с новообретенным любимым братом — почему? И он же знал про преступно укрываемую ивилгратку или, во всяком случае, подозревал, но это как будто его не заботило. Он предложил людей и золото, чтобы укрепить Тарнскую Долину, но не стал настаивать, получив отказ. Он прямо-таки пресмыкался перед Булрионом. Что было совсем уж непонятно.
Про эту Лабранцу он спросил так, будто она в чем-то столкнулась с Булрионом. Нападение было результатом местного соперничества, и Тарнов за него не винили, что хорошо. Но правитель намекал на крутые ответные меры и предостерегал, советуя побыстрее уехать из города. Дорога домой изобиловала отличными местами для устройства засады. Раксал Раддаит участвует в этом заговоре, или он послан с ними для защиты, так сказать, пропуск в человеческом облике?
Тут было из-за чего тревожиться. Но Гвин Солит задала задачу куда хуже, и решать ее надо было сейчас же. Она скрыла настоящее положение дел с гостиницей. Ну, это-то понятно. Касается это только ее, а не Булриона. Или нет? Может, ее интерес к нему был всего лишь страхом, что она вот-вот лишится всего своего имущества?
Он понимал, что сам себе противоречит. Он же как раз думал, что всего лучше ему будет жениться на молодой вдове, может быть, с детьми. В его возрасте он не мог предложить пылкой любви, а только безопасность и нежность, ну, и немного страсти, хотя, конечно, много меньше, чем мужчина помоложе. То есть он помышлял совсем о такой женщине, как Гвин Солит. Они оба шутили, что брак будет заключен между недвижимостями, и в его случае это заметно ближе к истине, чем в ее... то есть БЫЛО в ее.
Хуже того: Судьбы взвалили на него тягостную обязанность сообщить ей об этом. Ему придется сказать ей, что никаких прав на гостиницу у нее нет, что она — нищая.
А потому выходи за меня — у тебя нет другого выбора.
Вот тут-то и возникало противоречие: на таких условиях Гвин Солит была ему не нужна. Старый мягкотелый дурень, он хотел, чтобы ей был нужен он, он сам. Он хотел верить тому, что она сказала ночью.
Как много она сообразила? Как много лгала ему?
А это важно? Здравый смысл советовал жениться на ней и быть благодарным своему жребию, не беспокоясь, выходит ли она за него или за долину. Она была куда лучше того, на что он мог надеяться, а теперь почти не было сомнений, что она станет его. Но он ведь должен сообщить ей скверную весть, так сможет ли она его простить? А может быть, она знает правду и просто ждала, чтобы удар наконец обрушился. Она дала согласие Коло Гуршиту, и тут вдруг появился выбор. Так ли уж Булрион Тарн самодоволен, ставя себя выше Коло Гуршита?
Он так и не нашел ответа, когда свернул на улицу Феникса вместе с Раксалом. Колокольчик на двери забренчал, и они вошли. Все Тарны столпились вокруг него, точно курицы — вокруг петуха. Даже женщины кинулись к нему бегом. Он пошарил взглядом, но еще одного лица не увидел. Да и прислуга словно бы куда-то исчезла. Тут он обнаружил, что она стоит в тени под галереей и смотрит на него. Словно с тем же облегчением и радостью, как все они.
— Мы уезжаем, — сказал он им и заметил одобрение в их глазах. — Возион, проверь лошадей. Вдвойне проверь — подпруги затянуть потуже, стремена укоротить. В пути может всякое случиться. Это Раксал Раддаит. Он едет с нами. Будьте с ним учтивы. Какие бы вопросы он ни задавал, отвечайте.
Никто не возразил ни слова. Все разбежались укладывать вещи. Полный дурных предчувствий, он подошел к ней. Она улыбнулась счастливой улыбкой, не подозревая, какой удар он на нее обрушит.
— Гвин-садж, могу я поговорить с тобой?
— Конечно. А кто этот человек? Лицо знакомое.
— Раксал Раддаит.
Она покачала головой, словно имя ей ничего не сказало, и провела его в небольшую, довольно убогую комнату. Булрион захлопнул дверь с излишней силой. Закружились вихри пыли, на конторке и столе зашелестели бумаги.
Она обернулась к нему:
— Пожалуйста, извини за беспорядок! Тут никому не дозволено убирать, кроме меня, так что ты знаешь, кто повинен в этом хаосе.
Она все еще улыбалась. Нет, не великая красавица, о каких слагают сказания, но очень миловидна — красивее и Надим, и Ордим, даже когда они были молодыми. Он хочет ее, да, хочет! И она полностью от него зависит. Ни имущества, ни мужа, ни надежд. Ничего, кроме врагов. Теперь он объяснит, что она нищая и что правитель предостерег, что ей надо поскорее покинуть город. И ей останется только согласиться на то, что предложит Булрион.
Но она не походила на женщину, загнанную в угол. Она походила на женщину, которая только что получила хорошие известия. С чего ему начать? Что сказать сразу?
— А ты посмотрел на дверь с улицы? — спросила она с широкой улыбкой.
— Нет.
— Мы сняли пшеничный снопик! «Гостиница на улице Феникса» закрылась!
Значит, она знала? Так что означает такое ликование?
— Скоро глашатай прокричит эту новость на всех перекрестках, — сообщила она. — Видишь ли, мне, кроме брачных предложений, предлагали просто продать ее. И утром я решила: продаю! С предложениями обращаться к моему стряпчему! Пусть передерутся! Пусть Лиам, если ему так приспичило, забирает ее — за хорошую цену! Чудесно, правда?
Булрион пробормотал что-то невнятное. Ей же нечего продать!
— Так гостиница же — вся твоя жизнь.
— Нет. Она была жизнью Кэрпа. Когда он погиб, я поклялась сохранить ее ради его памяти и ради детей. Когда они умерли, я не поняла, что игра кончилась. Мне она не нужна, Булрион. Правда! В жизни есть что-то получше этого. — Она обернулась и схватила пачку всяких бумаг. — Ты только погляди! Счета от торговцев. Налоги. А еще — городская политика. Трудности с прислугой. Конечно, воспоминания... Но воспоминания я могу взять с собой — хорошие, а остальные оставить тут. — Она подбросила бумаги, и они разлетелись во все стороны. — Пусть все они передерутся из-за нее. А еще лучше — почему бы тебе не поджечь ее, когда мы отправимся в путь, по доброму старому зарданскому обычаю? — Она засмеялась.
Потом взглянула на Булриона. Щеки у нее раскраснелись, глаза блестели. Она выжидательно посмотрела на него.
Булрион смял шляпу, которую держал в руке, ища слова.
— 'Правитель сказал, что ты поступишь мудро, Гвин, если покинешь город.
Улыбка угасла.
— Ну и?.. — Это было сказано шепотом.
Он недоуменно покачал головой.
— Мы сочтем честью, если ты поедешь с нами. Долина будет тебе...
— Надежным убежищем? Вчера ночью ты предложил мне не просто убежище.
Они впились глазами друг в друга.
Его сердце бешено заколотилось. Нет, она не может так притворяться! Она искренне верит, что богата. Он почувствовал, как краснеет его лицо.
— Подумать об этом еще будет много времени. Тебе не обязательно решать сейчас же.
— Я не хочу ехать туда беглянкой, Булрион! Я хочу, чтобы ты довершил то, что я начала вчера ночью.
Но почему она против всякой вероятности бросилась к нему в постель? Он отвернул голову, пряча сомнения.
— Не торопись так. Я старик, толстый старик, уже прадедушка. Вчерашняя ночь была прекрасным сном. А сегодня — явь.
— Мне не нужна явь! Мне нужен сон!
— Есть много мужчин моложе, которые рады будут...
— Мне не нужны мужчины моложе! — закричала она. — Никаких мужчин моложе мне не нужно!
Он растерянно смотрел на ее искаженное обидой лицо.
— Женщина, ты с ума сошла!
— Ты сказал, что хочешь меня!
— Хочу? Конечно, я тебя хочу, но...
— Я должна предупредить тебя об одном: я не одна из ваших покорных тарнских женщин, которые делают то, что им говорят. В Далинге женщины ждут, что мужья будут считаться с ними и...
— Покорных! — взревел Булрион. — Ты не знаешь, что болтаешь! Зарданская женщина на людях с мужем не спорит, это так. И мужчины на людях женщинам не возражают, таковы приличия. Но поверь мне, наедине они только что в горло друг другу не вцепляются! Если ты воображаешь, что мои жены подчинялись моим прихотям и рта раскрыть не смели, так ты просто дура!
— Извини! — Она мило улыбнулась. — Прости меня, я немножко не в себе. Поцелуй меня, а?
Как он может ее поцеловать до того, как сообщит ей все?
Как он может вынести это выражение обиды и растерянности на ее лице — как он может стократ их усугубить? Судьбы! Какая важность, что ей известно, а что нет? Она же кое-что от него скрыла, так почему ему нельзя?
— Пойдешь за меня, Ниен? — хрипло пробормотал он.
Она бросилась ему на шею.
КНИГА ТРЕТЬЯ
Книга МУОЛЬ,
а она есть Страсть,Багряная,подательница любви и ненависти,созидательница и погубительница
19
— Уходить надо! — бурчал Ордур, бесцельно царапая ногтями по мраморному столу.
— Куда идти, орясина?
— Не знаю. Когда она придет?
— Говорят же тебе, говорят, говорят, — зарычал Джасбур, — я не знаю! И знать не хочу. Монеты у тебя есть?
— Не-а.
— Так сиди голодный, тупица. Еды здесь — на недели хватит.
Они сидели во дворе гостиницы час за часом. Кроме них, в здании никого не было. Теперь солнце выползло из-за дерева и поджаривало их. Будь у них хоть капля здравого смысла, они бы пересели в тень, подумал Джасбур. Но на это требовалась энергия. А энергии-то у него и не было. Зато была жуткая пульсирующая боль в спине под горбом. Может, он его повредил, сам того не зная, или же начинается новое изменение? Обычно-то изменения приходились на новолуния, но могли случиться когда угодно. Кожа у него зудела. Да, похоже, начинается изменение.
Наверное, из-за Лабранцы. Она на барже расточала столько воздействия Огоуль, что вполне могла нарушить его равновесие. Ну, здесь ему хотя бы есть, где сидеть, еды вдоволь, а делать ничего не надо. Могло быть хуже.
Колокольчик звякнул, грохнула дверь.
И стало куда хуже. Вернулась Лабранца. Прошла широким шагом через двор к ним: даже в солнечном свете были видны огненные язычки гнева, плясавшие вокруг нее. Ну, почти видны.
— Ты вернулась, садж, — сказал Ордур. Чуть ли не самое умное за весь день. Она пропустила его слова мимо ушей.
—Где все?
— Уехали, — сказал Джасбур. — Все уехали.
А вот теперь глаза Лабранцы и впрямь метнули пламя.
— Булрион Тарн?
— Старик? Уехал. И Гвин-садж тоже. Дала нам ключи и сказала, чтобы сами за собой ухаживали.
Лабранца пробормотала себе под нос что-то не слишком благопристойное. Она явно была из-за чего-то в бешенстве, что слегка подбодрило Джасбура.
— А правитель как?
— Дряхлый, аморальный, коварный, отчаявшийся и до изнурения многоречивый. У него какие-то нелепые понятия о Рарагаше.
— Говорил тебе, — заныл Ордур. — Никому из меченых не говорили...
— Я помню! — Она посмотрела вокруг в бессильной ярости. — Ты уверен, что старик уехал из города?
— Угу, — ответил Джасбур. — А что в нем такого особенного? — Он встрепенулся и на миг даже забыл о коликах в животе. — Да неужели Об...
— Не знаю! — рявкнула она. Лабранца — и признается, что чего-то не знает? Да это эпохальное событие. — Но его красноречие признал, что среди их меченых было несколько шуулгратов. Он знает что-то — или думает, будто знает — и о-о-чень интересуется Булрионом Тарном. Это увязывается с Тибалом Фрайнитом — он был здесь перед самым приездом Тарна.
— Булрион Тарн — Обновитель? Но он же СТАРИК! Чтобы восстановить империю, нужны годы и годы. И он же простой земледелец! Может, кто-то из его сыновей или...
Под ее свирепым взглядом Джасбур выдохся.
— Одно я все-таки узнала, — сказала Лабранца. — По словам правителя, некоторые из меченых укрылись в рыбачьей деревушке Черная Бухта к востоку отсюда. Вы отправитесь туда и проверите.
Джасбур застонал.
— Только не верхом! — Даже пешая прогулка будет очень болезненной в его состоянии. Даже и сидя тут, он изнывал от жары. Он сунул руку за ворот и почесал грудь.
— Могу я доверить вам лошадей? — спросила она грозно. — Когда я вас отправляла, то дала вам денег столько, что хватило бы навербовать целое войско. И где они теперь?
— Ну, у нас обоих одновременно выпало плохое время. Ты ведь знаешь, так бывает.
Лабранца закатила глаза.
— Хоть бы раз одному из вас выпало хорошее время! Вот было бы мило!
— Да, очень.
Она тяжело опустилась на скамью и уставилась в никуда, барабаня пальцами по столу.
— Я возвращаюсь на север. Попытаюсь нагнать Тибала Фрайнита, но он сказал, что мы встретимся в Рарагаше, а потому, полагаю, так и будет. И еще мне надо приглядывать за тем, что делают карпанцы.
Джасбур почесал подбородок.
— Насилуют, убивают, грабят.
— Разумеется. Вопрос в том — где. И куда они движутся. Как только обнаружите меченых в Черной Бухте, если кто-нибудь из них еще жив, отошлите их в Рарагаш, а сами отправляйтесь в Тарнскую Долину.
— Где это?
— Одним Судьбам известно! Узнайте. Займитесь Булрионом Тарном. Все указывает на него.