44

Когда Булрион сказал, что пора выступать, Гвин не стала спорить. Какая бы опасность ни грозила им в Рарагаше, она мечтала о передышке, о том, чтобы несколько дней поковылять по земле на собственных ногах, а не трястись с утра до вечера в седле. Ей казалось, что она сыта лошадьми и их запахом до конца своих дней. Ордур обещал, что в Рарагаше ей дадут вдоволь горячей воды, и одна мысль об этом приводила Гвин в радостное возбуждение.

— Советую пустить вперед Раксала и джоолгратов, — сказал он.

— Почему? — подозрительно глядя на него, спросил Булрион.

— Потому что Тибал захочет ехать последним. У въезда в кратер всегда стоят сторожевые, и одним из них обязательно бывает джоолграт. Их надо предупредить, что с нами едет шуулграт. — Ордур обезоруживающе сверкнул белыми зубами на почерневшем от пепла лице. — Эту предосторожность принимают издавна.

Булрион пожал плечами и позвал Раксала. Гвин утомленно поплелась к Утренней Звезде. Кобыла устала даже больше нее, и для этого были серьезные основания.

— Последний день пути, девочка, — сказала ей Гвин. — Завтра будешь лежать на травке, задрав копыта.

Когда отряд двинулся по покрытой шлаком дороге, Гвин догнала Булриона, ехавшего во главе кавалькады. Он улыбнулся ей. Глаза у него покраснели, но слой пепла на лице даже молодил его; во всяком случае, в бороде не было видно седины. Но он по-прежнему оставался патриархом, самым старым человеком в отряде, даже старше Шарда, а также бесспорным предводителем. На него все равнялись. Ему была чужда глупая бравада, но в течение всего путешествия он неизменно проявлял мужество, выносливость и доброжелательность. Если это по силам Старику, то по силам и нам, рассуждали Тарны. Они последуют за ним, куда бы он ни повел их. Гвин не уставала восхищаться мужем. Она вышла замуж за исполина, теперь ей придется подвергнуть его еще одному испытанию. Две недели тому назад, когда Ордур открыл ей тайну участия Академии в политической жизни Куолии, она тут же пересказала все Булриону. Она ни на секунду не усомнилась, что должна это сделать, хотя понимала, как сильно ранит ее мужа открытие, что Полион оказался невинной жертвой гнусной дворцовой интриги. Но о странных вещах, которые происходят с ней самой, она не сказала ему ни слова.

С того дня она непрерывно, как термит, грызла эту загадку и пришла к неизбежному выводу. Голос, странное поведение меченых в ее присутствии... и, главное, воспоминание о той ночи, когда умерли ее дети. Все это подсказывало ответ — вернее, в этом-то и заключалась вся сложность. В ту ночь она была в гостинице совсем одна — все сбежали в страхе перед звездной немочью. Перед самым рассветом она завернула два маленьких тела в чистую ткань и вынесла их на улицу, где их должна была подобрать телега, увозящая жертв эпидемии. Таков был закон. Затем она вернулась к себе в комнату и в беспамятстве упала на пол. Придя в себя, она сумела дотащиться до постели. Ей казалось, что она была без сознания совсем недолго.

Потеряв детей, проведя несколько ночей без сна, она, естественно, очень ослабела. Ничего удивительного, что она упала в обморок. Так она твердила самой себе, и у нее не было серьезных оснований думать иначе. Но теперь... У нее остались лишь смутные воспоминания о том, как она ползла к постели. Светлее было в комнате или темнее, чем когда она выносила детей? Сколько времени она была без сознания — несколько минут или целые сутки? Больные звездной немочью часто теряют сознание. Несколько недель тому назад Возион высказал предположение, что она тогда заразилась от детей. И теперь Гвин была склонна с ним согласиться.

За обедом Ордур подтвердил ее опасения. Она решила, что ей пора поделиться ими с мужем.

— Любимый, — сказала она, — я должна тебе кое в чем признаться.

Он посмотрел на нее с притворным удивлением и шутливо сказал:

— Ни за что не поверю, что ты таки... — Но, увидев серьезное выражение на лице Гвин, грустно улыбнулся. — Не терзайся, Ниен. Я давно знаю. Это не имеет значения.

— Ты хочешь сказать, что тебе он все объяснил, а мне отказался? — гневно воскликнула Гвин. — Или тебе Тибал сказал?

Булрион нахмурился:

— Нет, мне сказал правитель Имквин.

Гвин задумалась: как это понимать? Копыта лошадей цокали по камням, вздымая облачка пепла. Булрион оглянулся, чтобы убедиться, что никто не отстал.

— Знаешь, — сказала Гвин, — мне кажется, что мы с тобой говорим о разных вещах. Ордур разговаривал с тобой обо мне?

— Ордур? Нет. Что он мог мне о тебе сказать?

— Я хочу поговорить с тобой о меченых. А ты про что подумал?

Булрион снял шляпу, положил ее на гриву Грома, провел закопченной рукой по лысине, затем опять надел шляпу.

— Про гостиницу.

— Судьбы! — Гостиница для Гвин осталась где-то в далеком прошлом. — Я про нее и думать забыла... А что ты узнал про гостиницу?

— Правитель сказал, что по закону она тебе не принадлежит. Ты не имеешь права ее продать. Но это не важно, потому что...

Гвин рассмеялась:

— Булрион Тарн! По-твоему, я вышла за тебя замуж, чтобы мне было где на старости лет преклонить голову?

Смущение на лице Булриона проглядывало даже через бороду и слой черной пыли.

— Конечно, нет! Но я думал, что тебе... что ты этого не знаешь...

Гвин улыбнулась:

— Вот еще выдумал!

Булрион смущенно ухмыльнулся:

— Так и есть! Корыстная баба!

Бедный Булрион. Неужели он и впрямь подозревал ее в корысти? И у него хватило мужества в этом признаться! Какой человек!

— Я вышла замуж за тебя, старый греховодник, за тебя потому что полюбила тебя. Правитель имел в виду, что я не имею права владеть землей, на которой стоит гостиница. А здание принадлежит мне по закону — во всяком случае, принадлежало. И мне также принадлежит мебель и предметы искусства, которые стоят больше, чем здание. Законникам здесь впору голову сломать, но как бы то ни было, никто не может лишить меня моей собственности. Даже если земля будет принадлежать кому-то другому, ее хозяин не имеет права сунуться в гостиницу, а тем более, ею завладеть. Он даже не имеет права — есть такой закон — повысить арендную плату за пользование его землей. Он только может закрыть гостиницу и никого в нее не пускать — вот и все. Тупик. Булрион печально покачал головой и отвел глаза.

— Мне так стыдно, Ниен. Я и вправду подозревал, что ты...

— Все это глупости. Забудь про гостиницу. Для меня она утратила всякое значение. И деньги не имеют значения. Лучше бы ты женился на корыстной бабе. Я пришла к выводу, что я — Меченая.

— Что ты говоришь! Я никогда в это не поверю! Это Возион тебе наплел? Если он, то я не посмотрю, что он калека...

— Да, я разговаривала с Возионом, — призналась Гвин. — Он со мной согласен. Но я взяла с него обещание, что он ничего тебе не скажет. Я не хотела тебя беспокоить, пока у меня не было полной уверенности. А теперь это подтвердил Ордур.

— Да чтоб я поверил хоть слову этого трепача!

— Дело не в том, что он говорит, а в том, чего не говорит. Послушай! Ордур сумел хитростью выманить у меня обещание не задавать ему больше вопросов. Потом я вспомнила, что и Тибал просил меня не задавать ему вопросов. Джасбур знает меньше, чем эти двое. Когда я спрашиваю ее, она старается увильнуть от ответа, но, в конце концов, отвечает. Похоже на то, что я обладаю особой силой — заставлять меченого отвечать на мои вопросы.

Это звучало совсем неубедительно, хотя Ордур и признал за обедом, что не может отказаться отвечать на ее вопросы. Булрион приподнял одну бровь, предполагая, что у Гвин есть и другие доводы.

— Теперь о Ниад. Помнишь, как было в Долине? Она смогла помочь Соджим, только когда я оказалась рядом. Даже в ту ночь, когда она вылечила тебя — ничего ведь не произошло, пока не пришла я. Она заставила упасть человека, который тащил на плече опять же меня. И помнишь случай с Мандасилом?

— Ты считаешь, что ты ивилграт?

— Нет. По-моему, я каким-то образом усиливаю их воздействие или лучше его направляю. Мне кажется, что я влияю и на других Меченых. Это ведь я придумала послать Раксала к Джодо в ночь нашей свадьбы. Он не хотел идти, но все же пошел. И это оказалось к лучшему для всех. Ты же видел, что он отвечает на мои вопросы, хотя никто другой не может вытянуть из него ни слова. С тех пор как это пришло мне в голову, я провела несколько опытов. Например, отвела в сторону Шарда и сказала ему, чтобы он перестал портить лошадей, потому что этим он только затягивает путешествие и делает хуже всем. Он, конечно, говорил, что ничего лошадям не делал, но с тех пор ни одна лошадь не потеряла подкову.

— Но ты же знаешь, что огоулграты непредсказуемы. Это ничего не доказывает.

— Может быть, — сказала Гвин. Ей самой хотелось бы думать так же. — Я сказала Васлар, что, если она хочет опять стать мужчиной, ей надо постараться ускорить очередное перевоплощение. Джасбур считает, что это не помогает. Но Васлар помогло. На следующее утро она... то есть он уже начал меняться. Джасбур говорит, что она ни разу не видела стольких изменений за такое короткое время.

Старик только фыркнул:

— Это все может быть чистым совпадением. Я могу, на пример, сказать, что стоит мне щелкнуть пальцами и начинается дождь. Может быть, не сразу, может, через месяц или два, но дождь обязательно пойдет.

Гвин благодарно засмеялась.

— Мы все устали и изнервничались, детка, — сказал Булрион. — По-моему, тебе мерещится бог весть что.

Он хотел сказать еще что-то, но порыв ветра швырнул им в лицо облако пыли. Лошади испуганно шарахнулись. По сторонам дороги возвышались темные скалы. Вдоль мрачного каньона с воем дул ветер, пронизывая Гвин насквозь, хватившись свободной рукой за шляпу, Булрион опять оглянулся на кавалькаду. Убедившись, что все в порядке, он громко — чтобы перекричать вой ветра — сказал Гвин:

— Если у тебя есть какой-нибудь сверхъестественный дар, дорогая, так это — умение ладить с людьми. Не знаю, что бы делал в дороге без тебя. А в обращении с некоторыми мечеными — Ниад, Мандасилом — этот дар учетверяется. Я согласен, что ты как бы прибавляешь им уверенности. Но ты и мне прибавляешь уверенности! Это — все, что я согласен признать. Гвин стала рассказывать ему про Голос. Ее рот был забит пеплом, а из глаз струились слезы. Но Булрион и в Голос не поверил. Спросил, когда она его в последний раз слышала. Пришлось признаться, что две недели тому назад — когда они переходили вброд Флугосс. Булрион пренебрежительно дернул плечом.

— Тогда брось беспокоиться. Люди не так уж редко слышат голоса. Никакая ты не меченая, Гвин! Ты сама говоришь, что ты не ивилграт. Ты не умеешь творить чудеса, видеть будущее, читать в умах других людей. И, насколько мне известно, ты пока что не превратилась в мужчину. — Он широко улыбнулся, ощерив желтые зубы в слипшейся от грязи бороде. — И уж во всяком случае, ты не холодный муолграт. Что тогда остается?

Гвин кивнула и решила на этом прекратить разговор. Оставалась еще одна возможность — поулграт. Почему семь судеб представлены только шестью разновидностями меченых? Тибал Фрайнит утверждал, что те, кого пометит Проклятием Великая Поуль, просто умирают.

А вот Возион в этом не уверен. Он считает, что существует седьмое Проклятие, которое, правда, встречается очень редко. Он сказал Гвин, что об этом тридцать лет тому назад словно бы случайно обмолвился один из его учителей. Точные слова он не помнил и отказался делать какие-нибудь предположения. А ведь это логично. Поуль распоряжается судьбами. Солнце правит другими планетами, и вполне вероятно, что поулграт, если есть такое Проклятие, способен управлять другими мечеными. Само по себе это не так уж страшно. Способность управлять мечеными ей очень даже пригодится, особенно в Рарагаше. Но Гвин беспокоило другое: каждое Проклятие имеет лицевую и оборотную стороны. Лекари могут и вызвать болезни, те, что читают чужие мысли, часто приводят в исступление и себя, и других. Те, что видят будущее, не имеют права его кому-нибудь открыть. И так далее. Проклятие дает преимущества, но ни одно из них не является неоспоримым благом.

«Какова же оборотная сторона моего Проклятия? — думала Гвин. — Почему никто не хочет со мной об этом говорить?»

Гвин слышала, как рарагашцы в разговоре поминали Южные ворота, но не предполагала увидеть настоящую крепость — высокое мрачное сооружение из черного камня, которое полностью перегораживало каньон. Парапет с бойницами для лучников и островерхая крыша из шифера придавали строению грозный вид — подстать окружающей его унылой и безлюдной местности. Тут Гвин вспомнила, что Рарагаш первоначально был тюрьмой.

Этот бастион, как сами Судьбы, не давал поблажки никому, не пропуская внутрь посторонних и не выпуская тех, кто захотел бы сбежать. Попасть в Рарагаш можно было только через темный узкий туннель, через который едва прошла бы лошадь. Единственным свидетельством того, что здесь ожидали или готовы были принять гостей, была грубо сколоченная коновязь. Около нее стояли четыре лошади. Но Раксал и джоолграты куда-то исчезли.

— Постой здесь, — хмуро сказал Булрион жене, — пойду погляжу на все это поближе.

— Гляди-гляди, — покладисто отозвалась Гвин. — Джодо с детьми, видимо, прошли внутрь. Они, наверно, уже далеко, а не то бы мы их услышали. Посмотрю, как ты станешь уговаривать Грома войти в этот туннель.

Булрион слез с коня и потянул его за повод, но Гром, как и предсказывала Гвин, уперся копытами и отказался стронуться с места. Начали подъезжать остальные. Почти все ухмылялись, глядя, как их патриарх пытается перебороть заупрямившуюся лошадь. В конце концов Ульпиону удалось затянуть свою лошадь в туннель. Правда, для этого ему пришлось завязать ей глаза. Следом более или менее охотно двинулись и другие.

В туннеле было прохладно и влажно. Копыта лошадей цокали по камню. Гвин чувствовала, что кое-где в потолке проделаны отверстия, откуда, надо полагать, на незваных гостей можно сбрасывать разные тяжелые предметы. Туннель вывел их в похожий на колодец двор, который имел только одно достоинство — защищал от ветра. Крепость выглядела заброшенной. Деревянные двери висят вкривь и вкось, на лестницы опасно ступить, вместо окон черные пустые провалы, двор завален мусором. Впрочем, Гвин заметила на земле конский навоз, который вряд ли остался со времен империи.

Сбившись кучкой, путники с беспокойством ждали, что будет дальше. Булрион послан Ульпиона и Заниона за остальными лошадьми.

Гвин хотела было тоже вернуться и помочь, но, подойдя к туннелю, увидела там Тибала Фрайнита, который шел в арьергарде, ведя лошадь на поводу.

— Добро пожаловать в Рагараш! — сказал он, и эхо странным образом донесло его слова раньше, чем появился он сам.

— Что-то не видно флагов, — заметила Гвин. — Встречающих тоже нет. И куда подевались джоолграты?

— Их спешно отправили вперед. Необученные джоолграты, как ты сама отлично знаешь, представляют серьезную опасность. — Тибал оглядел двор. — В Южных воротах редко выставляют стражу: этим путем мало кто приезжает. Пошли — задерживаться здесь нет никакого смысла.

Выездной туннель был таким же узким и темным, как и въездной, но лошади пошли в него охотнее: видимо, им тоже хотелось поскорее выбраться из угрюмой крепости. Снаружи светило солнце и опять дул сильный ветер. Каньон, быстро расширяясь, круто шел под гору. На склонах росли зеленые кусты. Хотелось верить, страна камня и пепла осталась позади.

Раксал Раддаит сидел на валуне со своим обычным выражением полного безразличия.

— Что, бросили? — поинтересовалась Гвин.

Раксал встал.

— В повозке больше не было места.

Тибал указал Гвин на спускавшуюся по склону повозку. Она была уже довольно далеко.

— Ясно, — сказала Гвин. Хотя она знала, что Раксал не нуждается в ее сочувствии, ей стало его жаль. Взяли и уехали, забыв про все, что он сделал для джоолгратов. Без него они никогда бы не добрались до Рарагаша.

— Через несколько дней тебе, наверно, можно будет повидать Джодо. Как ты думаешь, Тибал?

Тибал лукаво усмехнулся:

— Ну конечно. Да тут полно женщин-джоолграток. Тебе ведь все равно какая, а, Раксал?

Муолграт пожал плечами:

— Наверное, так.

Он, казалось, остался безразличным к насмешке, даже вряд ли ее заметил.

Гвин была ошарашена. Она вопросительно посмотрела на Тибала. Тот с извиняющимся видом пожал плечами.

— Я решил тебе напомнить, что меченых нельзя мерить обшей меркой.

Улыбнувшись, он подставил руки, чтобы подсадить ее в седло. Тибал явно пребывал в отличном настроении. Это — хороший признак.

Со вздохом, напоминавшим стон, Гвин вскарабкалась на лошадь.

— Долго еще ехать?

— Час, не больше. — Тибал ловко вскочил в седло — длинноногий, длиннорукий, с мальчишеской ухмылкой на лице. — Это не значит, что через час мы доберемся до дна кратера. Но до горячих источников, обеда и мягких постелей мы доберемся.

— Замечательно! Обещаешь?

Тибал засмеялся:

— Это — не обещание, это — пророчество. Можешь ему верить.

45

Весной того Года младший сын Рыцаря, мальчик по имени Лоссо заболел Звездной Немочью, но не Умер. Видя, что Недуг не оставил никаких следов, Ломит отправился к Господину и обратился к нему с просьбой: "Разреши моему сыну остаться с нами. Но его Господин Соблюдал Закон и Отказал ему, сказав...

Лабранца вздохнула и захлопнула тяжелую книгу, подняв облачко пыли. Она читала это уже много раз. Лоссо Ломит, основатель Третьей Династии... это имя слегка напоминало ей ее собственное, Ламит, и ей хотелось думать, что она ведет происхождение от великого императора.

День был душный, ветра почти не было. Солнце палило сквозь молочное марево. На Лабранце был только халат из тонкой, почти прозрачной ткани, но она все равно обливаясь потом. Этот же халат был на ней в ту ночь, когда она вернулась и когда Чинг.... Может, ей и сейчас нужно это? После возвращения прошло уже две недели, но она была так занята, что на развлечения не оставалось времени. Можно позвать его на ночь. Она покачала головой, сердясь на себя. Женщина, которой необходим мужчина, в конце концов, оказывается у него в подчинении. Чинг — всего лишь ее лакей и таковым останется. Нет, если ей что и нужно, то не подобострастный Чинг.

Лабранца сидела на тенистой лужайке перед домом, куда вынесла столик и стул. Она строго наказала слугам никого не пускать. Летом она любила размышлять, сидя здесь, в тени деревьев. Несколько коз на длинной привязи щипали траву. Козы дурно пахнут и вообще неприятные животные, но они поедают молодые кусты и деревца, которые прорастают из семян, заносимых ветром из леса. Так что приходите терпеть коз — они не дают зарасти лужайке вокруг ее дома. Поверх верхушек деревьев виднелись крыши Дворца. По давно сложившейся привычке Лабранца сидела к нему лицом, чтобы все время видеть шесты для сигнальных флагов. Когда-то ее дом окружал строго распланированный сад. Среди деревьев слева прячется маленький храм, а может, там есть и другие здания. Лабранца уже давно собиралась пройтись по лесу и посмотреть, не остались ли там статуи и другие ценные реликвии, но никак не могла выбрать для этого время.

А уж сейчас ей и вовсе было некогда. Плавный поток истории начинал ускорять движение. Она чувствовала, как нечто, спавшее сто лет, собирается проснуться. Это нечто был Великий Зверь Войны, о котором поэт Квирмойт писал:

Трубы зовут отважных в бой,

Благие намерения опять увяли,

И траву скоро удобрят кровью.

Лабранца бросила том на землю, где валялось еще много книг, и стала просматривать бумаги, наваленные на столе и придавленные хрустальными пресс-папье.

Донесения из Рурка, Мокта, Пагаида... Из Нимбудии ничего. Оттуда, видно, вестей уже больше не придет. Карпанцы разорили Аштин. Разгромив нимбудийскую армию под Бликорном, они пронеслись по стране, уничтожая все на своем пути, поджигая города, как свечи, чтобы осветить себе путь: Сейчас орда, видимо, заворачивает на запад, к Рурку. Или по крайней мере заворачивала, когда писалось это сообщение. Возможно, она уже стерла с лица земли и Рурк. Кто будет следующий? Тринг или Пагаид?

Лабранца так часто читала это донесение, что выучила его наизусть. Интересно, жив ли еще тот, кто его писал? Карпанцы без разбора убивают меченых.

В это все и упирается. Академия пережила малые войны, которые вспыхивали после крушения империи. Она находила соблазны для монархов. Когда ее фавориты погибали, она принималась за их преемников. Но с карпанцами так не выйдет. К ними подход ей не найти. Должно пройти три-четыре поколения, прежде чем цивилизация их развратит, как случилось с Зардой. Тогда, может, что и получится. Но по крайней мере карпанцы как будто идут на запад, а не на юг. Некоторое время Рарагаш еще будет в безопасности — если только как-нибудь не привлечет к себе их внимание. Силам Судеб не устоять против орды варваров.

Лабранца отложила донесение и стала читать следующее. Ерунда! Она отложила и его. Третье донесение было из Пагаида. Король Пор А-Вин выздоровел — благодаря блестящей идее Чинга. В прошлом Пор А-Вин отвергал авансы Лабранцы, но теперь станет более покладистым. Если, конечно, карпанцы его не выпотрошат.

Следующее донесение было от Хан А-Лита, который находится при дворе короля Гексциона Гараба где-то вблизи Вериова. Жирный болван все еще ждет, когда Мокт попадется в его ловушку. Сообщение было отправлено две недели тому назад.

А тут еще этот Булрион Тарн — новый Обновитель, видите ли! Еще одна головная боль. Но в это трудно поверить. Старик небось косит сено и собирает ягоды у себя в Да-Ламе и понятия не имеет об этом нелепом предсказании. Когда веснарцы и моктийцы разрешат наконец свой пограничный спор, можно будет послать к Тарну наемного убийцу. Сейчас возникновение новой империи не кажется столь невероятным, как, скажем, два месяца назад. Если карпанцы разгромят всех с такой же легкостью, как они разгромили Нимбудию, тогда может возникнуть зарпанская империя. Но в ней не будет места для Булриона Тарна — как и для самой Лабранцы Ламит.

Насмешливо проблеяла коза. В ответ раздался звук, напоминающий мяуканье больной кошки. Обернувшись, Лабранца увидела ястреба, который сидел на сухой ветке высокого дерева. Он повернул голову и внимательно посмотрел на Лабранцу. И еще раз мяукнул.

Лабранца взглянула на книги. Где-то здесь скрывается ответ — в этом она была уверена. Библиотека Академии всегда была одной из лучших в империи, к тому же остальные давно сгорели в огне зарданского нашествия. К сожалению, хранители библиотеки уже много лет пренебрегают своими обязанностями. Засовывают книги на полки как попало, так что теперь в ней ничего нельзя найти. Пошлешь им требование на ту или иную книгу — и ничего! Иногда Лабранца сама идет в библиотеку и пытается разыскать нужную книгу. А чаще просто машет рукой.

Сегодня какой-то ветхий библиотекарь наткнулся на ящик с книгами в подвале и, просмотрев их, обнаружил добрый десяток тех, что тщетно заказывала Лабранца. Она уже не помнила, для чего ей когда-то понадобились эти книги, но в этой находке почувствовала руку своей покровительницы Огоуль.

Поэтому Лабранца приказала принести ей весь ящик и разложила книги на траве. Их было штук тридцать. Большинство из них были ей совершенно незнакомы, и она даже не хотела в них заглядывать. Те же, в которые она заглянула, оказались бесполезны. Какое ей дело до давно умершего императора?