36

— Что случилось? — закричала Гвин, скатываясь с седла и чуть не упав. Занион держал под уздцы Грома. Толпа расступилась, и она увидела Булриона: он лежал ничком на траве, видимо, без сознания. Гвин опустилась возле него на колени, и кольцо людей и лошадей опять сомкнулось вокруг них.

— Он вдруг стал падать из седла, — сказал Джукион. — Я едва успел его подхватить.

— Булрион, любимый!

Он тихо застонал. Его лицо было серым и липким от пота, дыхание — неровным и хриплым.

— Где Ниад? — сказал кто-то. — Позовите ивилгратку.

Балахон Булриона был пропитан кровью и прилип к его спине. Гвин заглянула под него. Поясница ее мужа представляла собой сплошную гнойную массу лопнувших волдырей. И эта масса разрасталась на глазах.

— Позовите целительницу! Приведите Ниад! — раздавались крики в толпе.

— Нет! — Гвин вскочила на ноги. Ее всю трясло от ярости. — Это ты сделал! — крикнула она Мандасилу.

В широкополой зарданской шляпе и с черной щетиной на лице ивилграт был уже не похож на жителя Далинга. Он был крупный парень, но рядом с громадными Тарнами казался коротышкой. Мандасил глядел на Гвин, злобно скривившись и негодующе сверкая черными глазами.

— Я не хотел. Ты же знаешь, что я не властен над собой.

— Врешь, властен! И ты можешь его вылечить!

— Не могу! — Мандасил с опаской огляделся. — И ты не можешь меня заставить. Я — ивилграт. Того, кто ко мне притронется...

Гвин изо всей силы ударила его носком сапога по колену. Он с криком схватился за ногу.

— Очисти ему спину! — крикнула она.

Из толпы раздались крики протеста. Громче всех возражал Возион. Но Гвин не обращала на них внимания. Заметив, что все еще держит в руках хлыст, она с размаху стегнула Мандасила. Он закричал, отшатнулся и схватился за меч. На его груди вспух красный след. Джукион и Занион схватили его за руки.

Гвин опять хлестнула его.

— Очисти ему спину! — вопила она. — Немедленно его вылечи, а не то... — Она повернулась к Полиону. — Дай мне меч.

Побелевший Полион начал вынимать меч из ножен, но остановился, бросив опасливый взгляд на Возиона.

— Я наведу на тебя порчу! — завопил Мандасил, корчась в сильных руках Тарнов. — Я вас всех изуродую!

Гвин подняла хлыст.

— Или ты сейчас же вылечишь Булриона, или — клянусь! — я раскромсаю тебя на куски!

Лицо Мандасила искривилось в плаксивой гримасе.

— Я не умею! Я не виноват, что я меченый. Я что, просил сделать меня ивилгратом? — Из глаз у него лились слезы, и он рвался из рук Тарнов, которые, повинуясь приказу Гвин, крепко его держали. — Я вас всех сгною!

— Не посмеешь! — рявкнула Гвин. — Поверните его ко мне спиной! Посмотрим, как на него подействует хорошая порка.

Она сама не знала, выполнит ли свою угрозу. Но Джукион и Занион выполнили ее приказ и повернули Мандасила к ней спиной. Это удалось им не сразу, потому что Мандасил не был обделен силой и бешено сопротивлялся.

— Даю тебе последнюю возможность, — сказала Гвин. — Хорошо! Хорошо, я попробую!

— Отпустите его. — Гвин отступила назад, наполовину ожидая, что Мандасил выхватит меч, но тот упал на колени рядом с Булрионом.

Гвин постучала ему по плечу ручкой хлыста:

— Давай!

Мандасил тупо смотрел на изъязвленную спину Булриона. Он вытер ладони о штаны. Слезы градом катились у него по лицу.

— Я не знаю, что делать. Он может умереть. Я тут ни при чем. Я только сделаю хуже.

«Хуже» означает, что Булрион умрет.

— Лечи!

Гвин краем глаза заметила, что притащили Ниад. Может быть, Ниад и сможет помочь Булриону, но угрозы Мандасила — дело серьезное. Его надо каким-то образом привести в покорность. Иначе будет плохо всем. А он не шевелился.

Гвин взмахнула хлыстом и изо всех сил ударила ивилграта по спине. Он заорал, но не посмел даже потянуться за мечом — только пригнулся к земле. Гвин чувствовала, что окружающие ее Тарны, оправившись от первоначального шока, начинают негодовать.

— Прекрати, — сказал Возион. — Это несправедливо.

"Голос! - подумала Гвин. — Скажи, что мне делать?"

Ударь его еще раз.

— Вылечи его! — закричала Гвин. — Живо!

И она снова ударила Мандасила. Ей стало нехорошо от звука хлыста, рассекающего кожу. Мандасил протянул руки вперед и накрыл ими отвратительную язву на спине Булриона. И застыл в этой позе, рыдая.

— Думай, Мандасил! Думай о том, чтобы его вылечить! Или ты его вылечишь, или сейчас же умрешь!

Гвин постучала ручкой хлыста ему по шее. Потом окинула взглядом обнаженные торсы и затененные широкополыми шляпами бородатые лица, на которых был написан ужас. Позади людей виднелись лошади. Пот катился ей в глаза. Она сама не знала, сделает ли то, чем угрожает. И даже если захочет сделать, позволят ли ей Тарны. До сих пор они поддерживали ее во всем, но вряд ли они допустят, чтобы она убила человека — не в пылу битвы, а в наказание за проступок.

«Неужели все это на самом деле происходит со мной?»

— Бесполезно, — простонал ивилграт. — Я не знаю, что надо делать.

Он поднял руки, и в горле у него как-то странно булькнуло Толпа ахнула. Те места на спине Булриона, над которыми он держал руки, были покрыты гладкой здоровой кожей. Можно было различить очертания всех его пальцев — словно он прижал руки к мокрому песку: остров здоровой розовой кожи в море гноя и крови.

— Ага! — хрипло сказала Гвин. — Получилось-таки! А теперь доведи дело до конца.

Она с торжеством оглядела окружающих, предполагая увидеть радость и восхищение. Но увидела только страх. Гвин показалось, что ее сейчас вырвет — наступила реакция на сверхчеловеческое напряжение. У нее тряслись руки.

— Их надо держать в ежовых рукавицах, — сказала она, но в ответ никто не улыбнулся.

Булрион застонал. Гвин опустилась на землю и вытерла ему лоб. Язвы на его спине исчезли, осталось лишь пятно слегка воспаленной кожи.

— Булрион!

Он открыл глаза и облизал губы.

— Как хорошо, — пробормотал он. — Совсем не больно.

— Старый ты дурак! Ну почему ты никому ничего не сказал? Надо было дождаться, пока потеряешь сознание?

Мандасил убрал руки и сел на траву.

— Кажется, все прошло.

Он глядел на Гвин с изумлением и страхом. Его веки распухли, слезы все еще блестели в щетине на лице. Он потер ушибленную Гвин ногу, потом рубец у себя на груди.

— Да, все прошло. Спасибо.

Он хотел ответить, но лишь что-то промычал и умолк. У него дрожали губы.

— Не так уж все плохо, — сказала ему Гвин. — Конечно, никто не станет просить, чтобы его сделали меченым, но не так уж все ужасно. Ты можешь теперь сделать людям много хорошего. И, наверно, станешь очень богатым.

Мандасил был примерно одного возраста с Гвин, может быть, немного моложе, но он или никогда не отличался умом, или болезнь и превращение в меченого не дали ему достичь Умственной зрелости. Почему он стал каменщиком? Потому что его отец был каменщиком или потому, что у него всегда было много силы и мало ума?

— Только не вздумай использовать свое воздействие для достижения власти, Мандасил. Поставь его на службу людям. Не надо грозить и издеваться. Тебе самому будет хуже.

Он неуверенно кивнул. Гвин сама себе удивлялась: ишь какую проповедь прочла! Она не вполне верила своим собственным словам. Если Мандасил ей поверит, ему станет легче, Может быть, в ее словах даже есть большая доля истины.

Красные рубцы на его коже мучили ее совесть.

— Ниад, — сказала она, — я рассекла ему кожу. Помоги ему, пожалуйста.

Булрион перекатился на спину и сел, крякнув от натуги. Он оглядел стоявших вокруг, потом посмотрел на Гвин. Когда он увидел рубцы на спине Мандасила, у него изумленно расширились глаза.

— Что тут произошло?

— Ты нас ужасно напугал. Теперь все в порядке.

Булрион поднял шляпу, отряхнул ее о колено и надел на голову.

— Ну и прекрасно, — сказал он. — Возион, что случилось?

— Я и сам точно не знаю, — ответил тот.

У него за плечом виднелась ухмыляющаяся физиономия Тибала. Опять скалится!

— Это — судьба, — сказал чей-то голос.

Все повернулись и воззрились на Ордура. Он испуганно заморгал. Гвин вскочила на ноги, опередив Булриона.

— Что ты этим хочешь сказать? — сказала она, подойдя к Ордуру. — Объясни.

— Ничего особенного, Гвин-садж.

Он сделал шаг назад. Так вот что имела в виду Джасбур! Ордур со вчерашнего дня сильно изменился: его лицо похудело, в нем появились твердость, уверенность в себе. Он, видимо, уже не так глуп, как был раньше, но пока еще не отличается могучим интеллектом. Гвин решила, что сумеет вытянуть из него истину — если ей не помешают.

— Ты что-то скрываешь! Какая судьба? Чья судьба?

Ордур переминался с ноги на ногу, украдкой поглядывая на Булриона.

— Лабранца что-то такое говорила. Про него.

— Да, как ты... — начал Возион.

—Тише Возион! Так что говорила Лабранца о моем муже?

— Ничего, садж.

— Врешь!

Тут вмешался другой голос:

— Когда она это говорила — до того, как беседовала с правителем, или после?

Вперед вышел Раксал. Вокруг Булриона, видимо, собрались все путники, кроме трех джоолгратов.

— После, — признал Ордур, опустив глаза с видом провинившегося ребенка.

Гвин повернулась к Раксалу. Он был гораздо умнее Ордура, и муолграта нельзя запугать. С другой стороны, у него не может быть скрытых интересов. Взгляд его рыбьих глаз был страшноват, но Гвин твердо его выдержала.

— Булрион заметил, что твой дядя оказал ему слишком уж дружественный прием. Ты говорил, что не знаешь почему. Может, теперь скажешь правду?

Он пожал плечами.

— Можно и сказать. Двое шуулгратов сделали относительно него какое-то странное предсказание.

Булрион подошел и встал рядом с Гвин.

— Какое еще предсказание?

Гвин сердито толкнула его локтем.

— Да они, наверно, были не в себе, — холодно ответил Раксал. — А после понесли и вовсе какую-то бессмыслицу.

— Ладно, скажи все же, что за предсказание, — настаивала Гвин. — Мне скажи!

У Раксала хватило ума понять смысл ударения — даже если никто из окружающих не обратил на него внимания. Он нахмурился, помедлил, потом четко проговорил:

— Они сказали, что Булрион Тарн станет Обновителем, основателем новой империи.

Раздался взрыв хохота. Тарны снимали шляпы и отвешивали Булриону низкой поклон. Ордур глупо ухмылялся. Полион, на котором не было шляпы, встал перед Булрионом на колени и склонил голову. Напуганные шумом лошади прядали ушами и рыли землю копытами. Сам Булрион хохотал громче всех. Многие до того ослабели от смеха, что цеплялись за соседей, чтобы не упасть.

Один Тибал Фрайнит смотрел на Гвин, сохраняя на лице бесстрастное выражение.

37

Хутор оказался покинутым хозяевами — но, видимо, совсем недавно. Во дворах копошились куры и горланили петухи, несколько тощих собак встретили пришельцев истерическим лаем. Тарны неторопливо и обстоятельно обсуждали количество яиц под наседками, состояние овощей в кладовках, подсохший навоз — как давно здесь проходила скотина.

— Ну хватит молоть языками, — наконец прикрикнул Булрион. — Какая разница, сколько прошло дней — четыре или пять? Здесь никто не воевал. Ну-ка пораскиньте мозгами, ребята! С чего бы вдруг людям покинуть дома — причем не далее как неделю назад?

— Следов насилия не видно, — сказал Занион.

— Звездная немочь? — со страхом в голосе предположил Возион.

Молчание.

— Они узнали, что я на подходе, и в ужасе убежали.

Шуточку, естественно, отмочил Полион. Дед попытался стукнуть его, но парень ловко увернулся.

Так кто же напугал жителей? Гвин это сильно беспокоило. Но ее Голос не отвечал на вопросы. Двигаться навстречу неизвестной опасности было безрассудно, но куда они денут меченых, если вернутся в Тарнскую долину? Она видела, что над этим же ломают головы остальные. Никому не хотелось первому предложить повернуть назад. Как, впрочем, и следовать дальше. Решение должен принять предводитель. Для этого и существуют предводители.

— Ну что ж, нам это непонятно, — сказал Булрион. — Но не торчать же нам здесь весь день, почесывая затылки. Поехали дальше. Может, когда-нибудь узнаем причину.

За хутором начиналась холмистая местность. Холмы были пологие, склоны большей частью вспаханы и засеяны. Но все-таки среди них можно было скрыться от любопытных глаз. Дорога в основном шла по заросшим деревьями ложбинам между холмами, и измученные жарой путники радовались тени. Дома встречались редко и были все покинуты хозяевами.

Когда дорога поднялась на взгорье и взору Гвин открылась вся долина реки Флугосс, она разглядела вдали руины Толамина. Пять лет тому назад они с Кэрпом провели в этом городе свой медовый месяц. И вот от большого оживленного города остались одни развалины, а ее муж Кэрп лежит где-то там в братской могиле. Она прошептала молитву его богу, но не почувствовала близости покойного мужа. Может быть, Двойственный Бог внимает только тем, кто действительно в него верит?.

«Голос, ты меня слышишь?»

Ответа не было. И однако, Голос ответил ей на вопрос во время схватки с Мандасилом. Он был как-то странно непоследователен. Обычно его слышала только она, но как-то раз его приказ выполнил Джукион. Кто или что бы это ни было, Гвин уже полностью уверовала в Голос. Может быть, ей отвечает Бог. Она бросила думать о прошлом и пришпорила Утреннюю Звезду.

Примерно через час после того, как они уехали с покинутого хутора, им встретился еще один. В нем также не было людей. Ближе к вечеру они нашли третий. За весь день они не встретили ни души, хотя война сюда явно не докатилась. Никто не придумал лучшего объяснения, чем Возион: звездная немочь. Однако Джасбур и Ордур сказали, что, когда они две недели назад были в Толамине, ни о какой эпидемии речи не шло.

— Как бы то ни было, отсутствие людей облегчало их путешествие и, возможно, делало его более безопасным.

Вскоре захромала лошадь Шарда — отвалилась подкова. В этом не было бы ничего удивительного, если бы подкова у его лошади не отваливалась уже в третий раз и всегда ближе к вечеру. Напрашивался вывод, что это его рук дело. Но он отпирался со слезами на глазах.

Шарду было лет пятьдесят, но он выглядел древним старцем: ходил, волоча ноги, почти никогда не поднимал глаз. В Далинге у него остались жена и три взрослых дочери, которых он никогда уже больше не увидит. Еще весной он был Удачливым торговцем, а теперь стал бездомным и нищим изгнанником.

Ульпион осмотрел копыто его лошади.

— С ума сойти! Я смотрел подкову два часа назад. Она держалась прекрасно.

Гвин решила заступиться за Шарда.

— Но Шард с тех пор не слезал с седла!

— Он — огоулграт, — сказал Тисвион.

— Но он же в этом не виноват. Мне тоже кажется, что пора остановиться на ночлег. Может, он это делает бессознательно, но места для ночевки выбирает отличные.

Булрион, который с хмурым видом сидел на лошади, понял намек и сказал, что действительно место для ночевки прекрасное. Дорога шла по узкой лощине вдоль берега звонкого ручья. Березовая рощица давала укрытие, и под деревьями росли кусты — не слишком густые, но все же люди не будут друг у друга на виду. Окружающие холмы были покрыты только травой, так что никакой враг не сможет подкрасться к ним незамеченным. Чего еще надо?

— Это — последняя запасная подкова, — проворчал Ульпион и позвал Джукиона подковать лошадь.

Гвин и Джасбур разожгли костер. Остальные стреножили лошадей и стали ставить палатки. Шард побрел куда-то в сторону, зная, что любое предложение помощи с его стороны будет отвергнуто. Никто даже спасибо не скажет.

Вечером воздействие огоулгратов опять напомнило о себе. Трое самых молодых — Ниад, Полион и Тигон — взяли свои миски и отошли в сторонку — надо полагать, для того, чтобы без помех обсудить несуразное поведение пожилых людей вроде Тисвиона, которому уже стукнуло аж двадцать лет.

Тигону было пятнадцать, то есть лишь немного меньше чем Ниад и Полиону, но веснушчатому курносому коротышке трудно было дать больше тринадцати. В его возрасте даже год кажется вечностью. Звездная немочь лишила его родителей и друзей, и он выбрал себе в герои Полиона. У Полиона была какая-никакая борода и жена. Полион убил человека в бою. Тигон тенью ходил за Полионом по пятам — когда тот ему это позволял. А Полион терпел его, как преданного раба.

И вдруг Ниад принялась икать. Тут же заразился икотой и Полион. Желая им помочь, Тигон пошел за водой. Оба тут же перестали икать. Как только Тигон вернулся, икота возобновилась. Не всякому пришло бы в голову, что так можно подшутить и над взрослыми, но Полион был верен себе. Он велел Тигону пойти и встать позади разглагольствовавшего у костра Булриона.

На того тут же напал жестокий приступ икоты. Сидевшая справа от него Гвин не икала, но сидевшие слева Возион, Занион, а за ними — и Джасбур тоже принялись икать. Тигон убежал обратно к Полиону. Икота вокруг костра прекратилась.

Затем Полион отправил свое секретное оружие на противоположную сторону костра, и его следующими жертвами стали Тибал, Мандасил и Ордур. Икота стала распространяться и на людей, сидевших в отдалении от костра. Скоро икала половина отряда, а другая половина с трудом сдерживала смех. Джукион и Занион наконец поняли, что все это — проделки Полиона. Они поймали его и Тигона и заявили, что сейчас привяжут их к одному дереву, пока Полион не помрет от икоты. Наверно, они выполнили бы свою угрозу, но в эту минуту эпидемия икоты прекратилась — так же внезапно, как и началась. Порядок был восстановлен, и ужин закончился без помех.

Дорога утомила Гвин, а пустые деревни веснарцев сильно ее встревожили. Но при этом она ощущала странное довольство. И не она одна — вся компания была в отличном настроении. Путешествие пришлось им по вкусу.

Все три авайлграта явно находились в переходной стадии, что совсем не беспокоило Тарнов — им просто было любопытно. Эти здравомыслящие практичные люди признали, что меченых надо скорее жалеть, чем бояться. Джасбур и Ордур терпеливо отвечали на их вопросы. Если бы Васлар не была в таком негодовании по поводу смены пола, то над ней наверняка бы подшучивали.

Возион спросил, удается ли в Академии обучить меченых контролировать свое воздействие.

— Авайлгратов ничему научить нельзя, — сказала Джасбур. — Но и им полезно находиться в обществе себе подобных. Других же обучают довольно успешно. Огоулграты выучиваются подавлять свое воздействие — хотя и не до конца. — Джасбур огляделась, чтобы убедиться, что поблизости нет Шарда. — Особенно хорошо обучаются молодые.

— И что, творят одно добро? — спросила Гвин.

— Не всегда. Точно предсказать ничего нельзя. Даже Лабранца никогда не уверена, что ее усилия не причинят больше вреда, чем пользы. — Джасбур только что заметила, что Ордур увлеченно болтает с Васлар Номит и в порыве ревности выдала важный секрет председательницы Академии.

Быстро темнело. Булрион начал прозрачно намекать, что пора на покой. Джукион шутливо спросил, сможет ли он спать на больной спине. Занион начал назначать дозорных на ночь.

— Здесь нам ничто не грозит, — сказала Васлар. — Роща устлана сухими листьями, ветра нет, и никто не сможет подкрасться неуслышанным. Хватит и одного дозорного.

Гвин решила расспросить Тибала про Лабранцу. Ее заинтересовала нечаянная оговорка Джасбур. Она огляделась, но Тибал исчез. В конце концов, она разыскала его в роще. Он сидел на земле, опустив голову на колени.

— Тибал? Что с тобой?

— Ничего, — буркнул он. — Со мной все в порядке.

У Гвин упало сердце.

— Ты предвидишь беду? Нас ждет несчастье?

— Уйди, Гвин. Пожалуйста, уйди! — Он поднял голову. Его лицо едва белело в темноте. — Не спрашивай... не спрашивай! — В его голосе ей послышалось рыдание. — Не задавай вопросов!

— О Судьбы! — Гвин похолодела. Она ни разу не видела Тибала в таком отчаянии. Может быть, им до сих пор чересчур уж везло? Она села рядом с ним и обняла его за плечи. — Можно я утешу тебя сегодня, а ты утешишь меня завтра?

Он взял ее за руку и некоторое время молчал. Рука его была ледяной. Он весь дрожал.

— Если бы я мог... — пробормотал он. — Но я погибну, а проку от этого все равно никакого не будет. Может быть, даже... будет хуже... во много раз хуже. Пожалуйста, оставь меня.

Кто им угрожает? Сколько их? Гвин не удержалась и спросила:

— Могу я хотя бы принять какие-то меры? Например, выставить больше дозорных?

— Это будет означать, что я невольно изменил будущее. Ты тут ни при чем, Гвин. Тут нет твоей вины.

Сейчас Гвин вспомнила, как сказала как-то раз Тибалу, что у него такой вид, будто он увидел покойника. И все тогда расхохотались. Теперь она поняла, кто обречен погибнуть в эту ночь.

38

Муоль стояла в Доме Костей. Это было знаком скорее ненависти, чем желания, хотя Полиона обуревало желание. Сегодня ночью оно осуществится!

Занион — чтоб его Ивиль сгноила заживо! — назначил Полиона в дозор первым. Не иначе как назло. Он все еще не мог простить Полиону россказней Мейлим. Думает небось, что Ниад уснет раньше, чем его сменят. Но Ниад велела Полиону разбудить ее, если она будет спать. И он обещал. Ей не пришлось его долго уговаривать.

Поуль стояла в Доме Созидания. Весной рождались здоровые крепкие дети. А Джооль была в Доме Любящих, хотя двигалась в обратном направлении, что скорей означало безумие, чем разум. Нет, скорее, «хаос в стане врагов». Отличное предзнаменование!

В лесу было темно и совершенно тихо. Такой безветренной ночи Полион даже не мог припомнить. Зато было легко нести дозор: он слышал даже, как шуршали листья, когда кто-нибудь шевелился во сне. И храп слышал. А раньше ему было слышно, как разговаривали дети в лагере джоолгратов. В лесу же стояла тишина. Раза два ухнула сова — и все. Даже мышь не проскочит мимо него неуслышанной.

Полион прислонился спиной к дереву и стал думать о Ниад, стараясь подавить возбуждение. Сегодня ночью это свершится. Наконец-то! Он женат уже неделю, а что толку?

Скоро на небе появится Авайль. Она будет стоять в Доме Путешествий. Это, может быть, имеет значение. Собственно говоря, в их путешествии уже произошли изменения. Перейдя через Флугосс, они оказались в Веснаре, загадочном, покинутом жителями Веснаре. В этом безлюдье было что-то зловещее, хотя вроде бы получалось, что никаких врагов поблизости нет. Но что-то здесь не так. Когда Авайль на три пальца поднимется над горой, настанет время будить Джукиона — его очередь в дозор следующая.

А потом он разбудит Ниад, если она спит.

Взрослый бородатый мужчина, и все еще девственник!

Возмутительно!

Он сам виноват в том, что случилось в первую брачную ночь. Ему некого винить, кроме самого себя, за то, что он перепил и заснул. Но потом эти поганцы уволокли его с собой в Черную Бухту. Занион согласился, чтобы с Полионом сыграли эту злую шутку, потому что держал на него зуб за Мейлим. Он позволил братьям привязать Полиона к седлу, и они ржали всю дорогу. Ну до чего смешно!

А когда он вернулся к жене, она грустно сообщила ему, что у нее начались месячные. Придется подождать несколько дней. Он чуть с ума не сошел.

Похоже, ему суждено умереть девственником.

Небо посветлело на востоке — вставала луна.

Ниад сказала, что сегодня уже можно, но Занион назначил его первым в дозор. Ничего, все будет в порядке. Листья так будут шуршать, хворост так будет трещать, что он перебудит весь лагерь. Трижды в каждую ночь — и не меньше. Этим шутникам не поздоровится: его-то жена при нем, а где их жены? Весь день будет нарочно зевать, а ночью будет шуршать листьями им на зависть. Какое это наслаждение — отомстить обидчикам!

А Ниад тоже ждет наслаждение. Она будет довольна мужем.

В конце концов, он же герой. Дед так и сказал — что он настоящий зарданец. Кроме Раксала и Васлар, он единственный в отряде, кому довелось убить человека. Ему нет нужды сомневаться в том, что он настоящий мужчина.

Сильные пальцы схватили его за запястья и дернули руки назад. Он оказался плотно прижатым спиной к дереву. Полион хотел крикнуть, предупредить остальных, но в открытый рот мгновенно затолкали тряпку. Он почувствовал на горле холодное прикосновение ножа. Перед ним возникло бледное лицо. Пустые глазницы, дыра вместо носа, белые зубы — на него злорадно скалился череп. А ведь он не услышал ни звука.

39

Веснарское войско стояло лагерем недалеко от Вериова. Король Гексцион Гараб развлекался в своей резиденции — огромном роскошном шатре с шелковыми стенами, в котором кроме королевской опочивальни было еще несколько комнат Обстановка была дорогая и выдержана в хорошем вкусе. В золотых подсвечниках горели свечи, освещая хрустальные кубки и пестрые цветастые ковры.

Раскинувшийся на подушках король был похож на колбасу в последней стадии приготовления — свиную кишку уже набили мясом и жиром и завязывают бечевкой. Невидимая бечевка перетягивала его запястья, щиколотки, локти и колени. Во всех остальных местах он раздулся до того предела, на который смогла растянуться кожа, и казалось, вот-вот лопнет.

Он смотрел, как танцует Арбим. Она уже сбросила свои прозрачные одежки, кроме последней, ее судорожно извивавшееся тело блестело от пота, она тяжело дышала. Все это не вызывало у короля ни малейшего интереса.

Он давно уже потерял феноменальную половую силу, которой славился в молодости, но вид почти голой танцовщицы должен был бы его возбудить. И, наверно, возбудил бы, если б все происходило во дворце и за ширмами играли бы музыканты. Но, к сожалению, было бы неприлично, если бы из королевского шатра в разгар военной кампании доносилась сладостная музыка. Глядя на освещенный изнутри шатер, его воины должны были считать, что их любимый монарх занят вопросами тактики и стратегии. А звуки музыки помешают им сохранить эту трогательную веру.

Однако отсутствие музыки умаляло воздействие танца. Телодвижения Арбим, совершаемые в полной тишине, которую нарушало только ее прерывистое дыхание, можно было принять за эпилептический припадок.

Вращая грудью, волнообразно сокращая брюшные мышцы, она скинула последний прозрачный покров. По-прежнему ничего. Ну что ж, все это он уже видел. Гексцион провел тяжелый день, разъезжая в колеснице по расположению своего войска. Хотя от солнца его защищали зонтики, а от перегрева — прохладительные напитки, езда на колеснице всегда утомляла его.

Неслышная музыка загремела в беззвучном крещендо. Арбим, извиваясь, упала перед королем на пол в позе покорности и мольбы. Он одобрительно улыбнулся, глядя, как колышутся ее груди, но почувствовал укол отвращения при виде стекавшей между ними струйки пота.

Бросив в рот кусочек засахаренной тыквы, он сказал:

— Молодец, цыпленочек. Отдохни, а потом станцуешь мне танец огненной кошки. И налей мне немного вина.

По правде говоря, дело было не в пыльных дорогах и не в отсутствии музыки. Ему должны вот-вот привести на допрос пленного. Арбим и ее танец теряли для него всякий интерес, когда ему предстояло такое увлекательное занятие. От одной мысли об этом король одновременно ощущал тошноту и восторг. Гексцион обожал страдания — точнее, обожал наблюдать страдания других.

Ага! Он услышал вдали окрик часового и сполз с дивана. Арбим бросилась за его мантией. Гексцион сунул ноги в сандалии, которые она тоже принесла, и позволил ей накинуть на него эту омерзительную шкуру. Зарданский воин надевал на себя шкуру зверя, которого сам убил. Королю пристало носить только шкуру льва, и Гексцион велел сочинить подходящую случаю легенду. Шкура была отвратительно тяжелой, колючей и зловонной. Но зато скрывала его распухшее тело и придавала его облику несомненное величие.

Гексцион остановился перед огромным зеркалом. За осколок, отбитый в его углу, двух людей забили палками почти до смерти. Да, величия у него не отнять. В нем есть широта и глубина. Он затянул на одну дырку пояс, на котором носил меч, и поднял повыше львиную гриву, чтобы скрыть отвислые груди. Вглядевшись в свое отражение, он с раздражением заметил, что в корнях волос на бороде опять проглядывает седина. Надо будет велеть закрасить ее до утреннего выхода.

Гексцион взял из рук Арбим корону — скромный золотой обод — и надел ее так, чтобы скрывала плешь. Потом пошел было к пологу, отделявшему его личные покои от приемной, но остановился и задумчиво поглядел на Арбим, которая собирала с ковра свои прозрачные одежды.

— Поспи немного, — сказал он ей с ласковой улыбкой. — Возможно, я тебя еще позову.

Что было вполне вероятно, если допрос пройдет хорошо.

Раздвинув полог, Гексцион вышел в приемную. Здесь стояли прочные дубовые кресла, а на полу лежали ковры попроще. На одной стене висела карта.

Его ждал Френцкион. Он приветствовал короля ударом копья о шит и опять замер.

Гексцион одобрительно поглядел на него. Френцкион Зорг был Воителем, командиром Череполиких — отборной королевской гвардии, последней секты традиционных зарданских воинов, уцелевшей в Куолии. На нем была шкура леопарда, причитавшаяся ему в соответствии с рангом, но леопард этот, видимо, был небольшим — или Френцкион предпочитал как можно меньше закрывать тело. Да и действительно, жалко закрывать это великолепное сплетение бронзовых мышц, которым Френцкион гордился по праву.