Он стоял под деревьями и смотрел на сверкающую воду широкого рукава, но, к счастью, по-летнему обмелевшему. Он послал Улпиона и Тисвиона вперед разведать дальний берег. Они сумели добраться туда, ни разу не пустив лошадей вплавь, но затем скрылись за деревьями и больше не появлялись. Но если это еще один остров, так, конечно, им надо будет убедиться, что и тот рукав непреодолимого препятствия не составит. И ведь могут быть еще протоки, которые все надо разведать. Вот почему они так задержались.

Хорошие ребята оба они. Тисвион — один из внуков Могиона, а Улпион — Тилиона. Потомство самого Булриона было самым многочисленным, и сыновей у него было больше. Он позаботился взять с собой именно их, чтобы те два рода не сочли себя обойденными — Хаймион ведь все время ворчит о любимчиках. Старый завистник уже, конечно, подкапывается под Бранкиона. Если клан будет и дальше разрастаться с такой быстротой, ему, возможно, удастся внести раскол, а это будет непоправимым несчастьем.

Тисвион Харбо, долговязый, двадцатилетний, уже стал отцом двух девочек. И был лучшим лучником в семье, а также почти рыжим. И в том и в этом он пошел в отца, Богира Харбо который умер, не дожив до тридцати, — большая потеря. А уговорить Тилим снова выйти замуж так и не удалось — еще потеря. Улпион не уступал лучшим наездникам в долине, но к двадцати пяти годам зачал только трижды, и его жена два раза выкинула. Слишком уж нервная.

Хорошие ребята оба, а их жены уже обе опять понесли, так что их отсутствие не помешает зачатию. Но, Судьбы, почему они так замешкались?

Среди деревьев за спиной Булриона остальные седлали лошадей, снимали палатки, готовились к новой переправе. Неопытные земледельцы уже понемногу набирались воинской сноровки. Как ни странно, главная заслуга в этом принадлежала могучей авайлгратке из Черной Бухты — Васлар Номит. Конечно, Раксал Раддаит был куда более умелым воином, но муолграт не интересовался обучением своих спутников. А Васлар показала себя еще до приезда в Тарнскую Долину. Обидевшись на какие-то слова Джукиона, она схватила палку и потребовала, чтобы он обнажил меч. А потом обезоружила дюжего олуха и отдубасила его на славу. Ну и теперь мужчины каждую свободную минуту требовали, чтобы она учила их сражаться на мечах. Двое-трое делали большие успехи — особенно Улпион и Полион. Она всех обучила сноровке, необходимой в походах: и как выбирать место для стоянки, и как правильно нагружать лошадей, и еще много чему. От этой поездки семья получит много пользы.

А все Гвин, напомнил он себе.

За время пути они, с тех пор как выехали из долины, не перемолвились ни словом ни с одной живой душой. Накануне они обогнули Толамин стороной, зная, что веснарцы разрушили мост. Джасбур и Ордур сообщили, что в развалинах города еще живут люди, но упомянули о тамошнем голоде и о шайках, враждующих между собой. Окрестные фермы и деревушки почти все подверглись разграблению в дни войны, и жители бежали. А если кто-то и остался, то они прятались при приближении чужаков, а те не задерживались, чтобы разыскивать их.

Но на западном берегу все должно быть благополучно. Веснарцы были дружелюбны и радушны — хорошей зарданской крови все они, — то есть были такими тридцать лет назад. Однако земля между Карминными горами и Колоссами не зря получила название Петушьей Арены. Там сходились границы Мокта, Нурца и Веснара, и там они воевали между собой. Власть переходила от одних к другим, менялись названия королевств, но одна и та же кровавая повесть пересказывалась снова и снова сотни раз — до, во время и после существования империи.

Булрион переступил с ноги на ногу, и копье боли пронзило ему спину. Проклятия! Он думал, спине полегчает, когда он встанет и разомнется, но боль усилилась. Напоминание о его возрасте, вот что это такое — предупреждение, что он уже стар, чтобы вопреки всем обычаям Тарнов участвовать в приключениях вроде медовых месяцев. Глупее не придумаешь! Заниматься любовью, лежа на земле, мыться холодной водой, спать под сырыми одеялами. Ему следовало бы отвезти свою молодую жену домой в теплую постель. Если остальные заметили, что с ним не все ладно, хихиканья и насмешек не оберешься.

Позвякивали бляхи на сбруе, шуршали кусты, постукивали копыта. Хромая, подошел Возион со Звездой. Он поглядел на отца с лукавством, но воздержался от глупого замечания вроде: «Что-то они долго не возвращаются, верно?» А вместо этого сказал:

— С тех пор, как мы с тобой побывали тут, много воды утекло! — и криво улыбнулся.

Булрион незаметно поежился, чтобы облегчить боль в спине, и пробурчал:

— Я тогда был куда моложе, чем ты теперь.

— А я был моложе Полиона. — Возион оперся локтем на седло Звезды, чтоб не утруждать свою изуродованную ногу. — Не помню, чтобы я поблагодарил тебя. Мне потребовалось много времени, чтобы понять, насколько ты был прав, и я от души тебе благодарен. Вот и подумал, что сейчас как раз время сказать об этом.

— Не стоит благодарности. Это я тебе благодарен, что ты стал таким хорошим пастырем. А вот говорить все это нам не требуется.

Булрион отвернулся и снова посмотрел на реку. Тридцать лет назад он насильно вез отчаявшегося бунтующего подростка в Вериов для обучения. Возион все время восставал на дыбы. Булрион сказал ему, что он может стать пастырем, хотя земледельцем ему не быть. Настаивал он с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. Он уехал, оставив калеку-сына среди чужих людей. Прошли годы, прежде чем он простил себе эту жестокость. Теперь было поздновато для благодарностей. Время благодарить давно миновало, как и время просить прошения. Все позади, да и обернулось к лучшему. Так часто случается, благодарение Судьбам.

— Сможем мы добраться до Вериова засветло? — спросил он, не найдя лучшей темы для разговора.

— Навряд ли. С повозкой мы движемся медленно. А потом по меньшей мере четыре дня до Рарагаша.

— Сколько тебе нужно будет времени для проверки своего календаря?

Возион засмеялся:

— Минуты две.

Да какое это вообще имеет значение? Только одного Возиона и заботит, точны семейные записи или в них вкрадываются ошибки. Если год 99 состоял из пятидесяти двух недель, а в 100 их было пятьдесят три, хотя должно было быть как раз наоборот, какая, во имя Судеб, в этом важность? Если не считать Возиона с его вечными предзнаменованиями. Предзнаменования только на могилах писать, говаривал Гамион. Пастырь может определить день как благоприятный или как неблагоприятный по собственному желанию.

Но сейчас не время говорить об этом. Возион захотел поехать ради прошлого. Это было очень удачно, но все равно, как мог бы отец отказать ему, помня о той, первой, поездке?

Возион прервал молчание:

— Мне сказали, что в Нурце из-за джоолгратов могут быть неприятности.

— Какого рода неприятности? Глупый вопрос, верно? Я имел в виду: почему именно в Нурце?

— Джасбур говорит, что он населен гуще, чем Веснар или Да-Лам. Возможно, нам не удастся объехать стороной все города и деревни. Но еще она сказала, что у Рарагаша есть Договор с тамошними властями, так что нам могут дать охрану. В Нурце, говорит она, знают про то, что изгнанные меченые пробираются в Рарагаш, ведь Рарагаш, строго говоря, находится в его пределах.

Хм! Но прежде чем Булрион успел переварить эти сведения, из-за деревьев на дальнем берегу показался Улпион и замахал белой тряпкой.

— Вон он! Все чисто! — Булрион сделал слишком поспешное движение и невольно охнул от боли.

Его сын посмотрел на него с подозрением и сморщил длинный нос.

— У тебя ничего не болит?

Булрион перевел дух.

— Ничего! Переправляй своих.

— Может, тебе следует поговорить с нашими ивилгратами?

— Я же сказал, что у меня ничего не болит!

Возион пожал плечами.

— Хорошо, отец. — Он повернулся и сделал знак следовать за собой.

Булрион следил, как Возион пересек галечный пляж и направил лошадь в воду, возглавляя первую группу: впереди два огоулграта из Черной Бухты — старый Шард и мальчишка Тигон. Когда они приблизились, он весь подобрался в ожидании большой или малой неприятности, но ничего нежданного не произошло. Вчера вечером ревущий лагерный костер внезапно погас, оставив кучку холодной золы. А предыдущей ночью в непроглядной тьме с деревьев вдруг грянул птичий хор. Когда Занион приехал в Черную Бухту, меченые, которых предполагалось спасать от голодной смерти, объедались китовым мясом — на берег выбросились три кита. Рядом с огоулгратами происходят всякие странности!

За огоулгратами последовали Ниад и Полион. Из-под мужской шляпы девочки торчали два пучка золотистых волос, взметываясь вверх-вниз при каждом шаге ее лошади — смешно, но очаровательно. Полион возбужденно ухмыльнулся деду. Нос у него был много короче, чем у Возиона, но в остальном его сходство с мальчиком тех давних дней было поразительным. Хотя тот не ухмылялся. Булриона подмывало спросить, нравится ли ему эта поездка больше, чем поездка в Черную Бухту, но он поборол искушение.

Затем два авайлграта из Рарагаша. Они постепенно менялись. Ордур, мужчина, стал уже не таким тупым и не таким дряблым. Женщина выглядела более стройной и словно бы заметно моложе. Цвет лица у нее стал приятнее, волосы темнее, и в них появился блеск.

Булрион поглядел вверх по течению реки, потом вниз. Выше по течению виднелись развалины деревенских домов, видимо, брошенных уже давно. И никаких более свежих признаков жизни он не обнаружил. Лошадь Ниад заартачилась. Полион поспешил на помощь. Девочка сумела удержаться в седле. Вскоре все они въехали на противоположный берег и скрылись за деревьями. Булрион обернулся и увидел, что за ним наблюдает Раксал. Он кивнул, и воин широким шагом направился к нему.

— Ты хочешь поехать со своими последним или поищешь брод ниже по течению?

— Вода в реке стоит низко. Раз здесь достаточно мелко, значит, мелко и там.

Муолграт, как всегда, сохранял ледяную отчужденность. Булрион поручил ему трех джоолгратов, потому что только он был способен находиться с ними рядом. О том, что происходило между ним и этой Джодо по ночам, можно было только догадываться, но без Раксала чтецы мыслей поставили бы их всех перед неразрешимой задачей. Их надо было держать на расстоянии по меньшей мере ста шагов от остальных, а особенно от Тибала Фрайнита, которому они внушали ужас.

Раксал повернулся, чтобы отойти, но Булрион, поддавшись порыву, остановил его:

— Погоди!

Воин остановился и невозмутимо ждал, что последует дальше. Он словно бы не испытывал ни малейшего любопытства.

— Моя жена упомянула, что ты помог ей с продажей гостиницы?

— Да.

Булрион скрипнул зубами. Ему было стыдно говорить об этом, но еще более жгучий стыд не оставлял ему выбора.

— А как?

Других людей этот вопрос мог бы удивить, но не Раксала.

— Она велела своему стряпчему согласиться на самую высокую предложенную цену и прислать ей купчую на подпись. По закону этого мало: ей пришлось бы вернуться в Далинг и поставить свою подпись в присутствии нотариуса. Я посоветовал ей еще раз написать распоряжение стряпчему и заверил ее подпись. Я все еще ношу высокий гвардейский чин, а потому это законный документ. Деньги будут сохраняться в Храме до дальнейших ее распоряжений.

Чтоб Судьбы побрали далингийцев и их меченые Проклятием путаные законы!

— Твой дядя сказал мне, что, возможно, гостиница ей не принадлежит и у нее нет права ее продавать.

Раксал пожал плечами.

— В таком случае сделка будет признана недействительной. Однако она думает, что гостиница принадлежит ей.

Ему, совершенно очевидно, было все равно, так это или не так. Он остался бы равнодушен, даже если бы речь шла о его собственном имуществе.

— Как может человек, подобный тебе, судить о том, что думают люди?

— Мои суждения не затемняются чувствами. Вот ты сейчас испытываешь смущение, если не стыд. Нелогичный ответ на известие, что состояние твоей жены сохранено за ней. Совершенно очевидно, что ты поверил моему дяде и думал, что твоя жена тебе лжет. Возможно, кроме того, ты опасаешься, что скоро ей надоешь, а потому предпочел бы, чтобы она была бедной и во всем зависела от тебя.

Булрион сделал неосторожное движение, и вновь ему в спину ударила молния. Боль помешала ему сказать то, что он уже приготовился сказать. Он глубоко вздохнул.

— Благодарю тебя.

— За что?

— Э... что сказал мне. Почему тебе не пойти и не переправить джоолгратов через реку?

— Я это и собирался сделать. Ты сам попросил меня подождать.

Раксал повернулся и удалился размашистым шагом. Приятен, как рыба, сдохшая неделю назад!

Тибал Фрайнит, прислонившись к дереву, перелистывал книгу. Потом закрыл ее и сунул в карман балахона с беззастенчивой улыбкой.

— Ну да, я подслушивал! Ты же знаешь, как я трушу, если дело касается джоолгратов.

И слушал он только это? И для чего шуулграту затруднять себя подслушиванием? Он ведь тут же забудет все, что успеет узнать. Нечего и стараться понять ход мыслей таких людей! Только собственная голова разболится!

Тут между ними прошли вьючные лошади, которых вели Занион, Джукион и Васлар Номит. В великанше что-то изменялось, но она промелькнула мимо, прежде чем Булрион распознал, что именно. Может, она начала изменяться, как два других авайлграта? Если это приведет к тому, что она снова станет мужчиной, то она будет... он будет... А ну их всех!

Булрион следил, как они переправляются. Все шло куда лучше, чем он мог надеяться. И он снова занялся долговязым шуулгратом.

— Ты пришел в Далинг, потом в долину, теперь возвращаешься в Рарагаш. За кем ты следуешь — за мной или за моей женой?

Тибал вздохнул.

— Ты знаешь, Булрион-садж, что я не могу отвечать на такие вопросы. Раксал нашел брод.

Шагах в двухстах ниже по течению муолграт направил повозку в воду. Эфи и Кинимим, обычно сидевшие внутри, следовали за ней верхом, визжа от восторга. Последней ехала Джодо.

— Они переберутся на тот берег благополучно?

Тибал поколебался, потом сказал:

— У того берега девочка чуть не свалится в воду, но да, они доберутся до твердой земли благополучно.

Булрион прищурился на него, почему-то досадуя на его уверенность. Почему шуулграт все время словно бы смотрит мимо человека, а не на него?

— А что случится, если я крикну, чтобы они вернулись, и испорчу твое будущее?

Глаза Тибала сощурились.

— Я приложу все усилия, чтобы тебе помешать. Но ты этого не сделаешь.

— Но я бы мог!

— Скорее всего они тебя не услышали бы. Но попытаться ты можешь. Потому-то я обычно не отвечаю на такие вопросы. Но почему ты захотел бы меня погубить?

— Да я и не хочу. Поехали.

К ним приближались Гвин и Мандасил, ведя последних лошадей.

Еще и месяца не прошло, как Булрион Тарн проснулся ночью, потому что у него заболел зуб. И чуть не умер. И нашел эту чудесную женщину, и полюбил ее. Он женился на ней. И теперь вот едет в чужие края почти неведомо зачем, а продвигаются они до того медленно, что назад к жатве им никак не успеть. Он безмозглый старый дурак! Так почему же он получает от всего этого столько радости?

Он улыбнулся Гвин, взял поводья Грома и... о Судьбы! Ну и боль! Он охнул.

— Что с тобой? — сразу спросила Гвин.

— В спину немного вступило.

— Дурачок! Зачем терпеть? Мандасил!

— А, пустяки! — Булрион недоверчиво покосился на ивилграта, смуглого коренастого молодого человека — каменщика до того, как его сразила звездная немочь. Он еще не простил Судьбам свою беду, причем не скрывал злобы. Он никому не нравился. А Васлар его не терпела.

— Будь умницей, — нежно сказала Гвин. — Меня очень ведь интересует, чтобы спина у тебя была в полном порядке. Наверное, ее достаточно получше поразмять; однако, Мандасил, погляди, как ему помочь. Поехали, Тибал, не будем им мешать.

Шуулграт ловко вскочил в седло, и копыта их лошадей зацокали по гальке. Мандасил насупился.

— Я не очень-то пока набил руку. Где болит?

— Вот тут.

— Я ведь должен к тебе прикоснуться, так?

Булрион неохотно повернулся к нему спиной, немного спустил штаны и задрал балахон. Бывший каменщик потер его по крестцу ладонью, смахивавшей на напильник.

— Легче стало?

Ох!

— Пока нет.

— Ну, я больше ничего сделать не могу. Попытайся с этой белобрысенькой. — Мандасил забрался в седло и ударил лошадь пятками с совершенно лишней силой.

Гром жалобно заржал, что другие лошади его бросили. Булрион остался на острове совсем один. Он подтянул штаны. В седло он садился медленней, чем следовало бы. И с болью. Гвин и Тибал уже почти достигли другого берега.

Булрион Тарн утер пот со лба и направил Грома в воду на пути к Петушьей Арене.