1

— Эй ты, ублюдок!

Голос, в котором звучал вызов, послышался откуда-то из-за спины Тоби Стрейнджерсона. Он не оглянулся. Правая нога его инстинктивно дернулась, но он справился с собой и, не меняя шага, продолжил путь по пыльной дороге.

— Это я тебе говорю, ублюдок!

Голос, похоже, принадлежал Вику Коптильщику. Женщины, сплетничавшие у дверей, оглядывались на крик, работавшие на огородах мужчины выпрямлялись посмотреть. Двое юнцов впереди него тоже смотрели в ту сторону, ухмыляясь, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Значит, стычка подстроена, и они играют в ней не последнюю роль.

Выбора не оставалось. Тоби шел, не останавливаясь, прикидывая, сколько их будет. Впрочем, какая разница? В любом случае достаточно, чтобы сделать все, что они хотят сделать. Потом он вспомнил, о чем его предостерегала нынче утром бабка Нен, и по спине у него пробежали мурашки. Это несчастье было предсказано.

— Ну, ублюдок? Ты меня слышишь, ублюдок?

Никакого сомнения — кричал толстый Вик Коптильщик. Те двое — впереди, у дома гончара — Нил Байвуд и Вилли Бейн, значит, в этом участвуют Брюс Бернсайд и Рей Мясник, а возможно, и еще двое-трое парней, которых он не раз видел в этой компании. В глене теперь осталось не так уж много молодых людей.

Утренний ветер был пронизывающе-холодный, и все же Тоби вспотел. Бабка Нен все утро, пока он занимался обычными домашними делами, придиралась к нему и вообще мешалась под ногами. Поэтому в замок пришлось бежать, а там стюард Брюс отослал его обратно в Тиндрум, и снова ему пришлось бежать, ибо поручения лэрда полагалось выполнять бегом. Еще бы тут не вспотеть, тем более в таком тяжелом пледе!

И что он должен сделать теперь — объяснить: «Я вспотел, потому что бежал, так что не думайте, пожалуйста, что я струсил»?

— Ублюдок! Ты что, оглох, ублюдок?

Даже сквозь вой ветра он различал звучавшую в голосе угрозу. Обычный деревенский шум, казалось, стих — люди бросали работу и прислушивались. Стихло клацанье ткацких станков, стих металлический лязг в кузне, стук молота каменщика. Только где-то вдалеке брехала собака и гоготали гуси, из школы доносился» нестройный хор детских голосов, нараспев учивших урок, да рокотали мельничные жернова. Еще дальше, у замка, упражнялись под ровный барабанный бой солдаты.

— Ублюдок! Я к тебе обращаюсь, ублюдок!

Голос приближался. Тоби уже слышал стук подошв по камням. Они рассчитают все так, чтобы сомкнуть кольцо как раз когда он поравняется с Нилом и Вилли.

Под ногами — сплошная грязь, валуны и трава, улица неровной колеей вилась через всю деревню. Огороды были окружены невысокими каменными стенами, а еще — дорога, скалы, пастбища. Десятка два домишек, рассыпавшихся по обеим берегам реки, — вот и весь Тиндрум. Стены из нетесаного камня, крыши из дерна, окна закрыты деревянными ставнями. Никто не сказал бы точно, где кончается деревня: домишки просто тянулись по глену, карабкаясь на склоны холмов, пока не растворялись где-то вдали. Спрятаться негде, бежать — некуда.

— Предатель! Если ты не откликаешься на «ублюдка», ублюдок, может, откликнешься на «предателя»?

Вик был теперь всего в нескольких шагах от него и орал так, что, наверное, во всем Страт-Филлане слышно. Тоби не боялся толстого Вика. Он боялся Вика и пятерых его дружков. Предостережение бабки Нен все не выходило из головы. В последнее время она часто вела себя странно, но сегодня утром и того необычнее.

Она подошла к нему, когда он доил Босси.

— Не ввяжись в драку! — повторяла она. — Зло надвигается на глен. Ужасные дела грядут, если ты ввяжешься в драку сегодня! — Она крутилась вокруг него, пока он кормил кур, таскал воду, колол дрова, в общем, делал обычную утреннюю работу по дому. Все это время она размахивала клюкой и все бормотала про страшное зло, которое нависло над гленом, и про то, что он должен держаться подальше от драк. Что бы ни наговорил ей хоб, это здорово ее расстроило. Когда он убегал на работу в замок, бабка все еще не успокоилась.

Тогда он не придал ее словам какого-либо особого значения — сама мысль о драке казалась сегодня абсурдной. Вот на следующей неделе, когда весь глен соберется на игры, тогда другое дело. Тогда ему придется защищать свое звание, если, конечно, найдется желающий оспорить его. Разумеется, он рассчитывал на честный мужской поединок. Совсем не на то, что задумал Вик Коптильщик.

— Предатель! Предатель! Я к тебе обращаюсь, предатель! Ублюдок сассенахский! А ну повернись ко мне, ублюдок!

Щеголеватая Фэн Гленохи стояла у своего крыльца и болтала с толстой Ольгой Гончарницей. Обе неодобрительно обернулись на шум, а ему предстояло пройти как раз мимо них.

Не замедляя шага, Тоби сорвал шапку и вежливо поклонился женщинам.

— Доброе утро, сударыни!

Обе отвернулись от него и продолжили свою болтовню. Ноги сами несли его к Нилу и Вилли, словно листок в потоке.

— Доброе утро — это когда рядом нет ублюдков! — не унимался Вик. — Когда рядом нет предателей. Эй ты, предатель, дружок сассенахов!

Это было неправдой, но как раз сейчас Тоби Стрейнджерсон и впрямь обрадовался бы появлению английского мундира. Он уже видел дом мельника. Перед домом стояла телега, нагруженная мешками. Именно туда и лежал его путь, вот только дойти ему, похоже, не судьба.

Нил и Вилли лениво раздвинули руки и шагнули на дорогу, загораживая ему проход. Должно быть, половина Тиндрума уже смотрит.

«Ужасные дела грядут, если ты ввяжешься в драку сегодня».

Драка — не честный кулачный бой. Он был чемпионом глена по кулачному бою, но честным боем сейчас и не пахло. «Ужасные дела» смахивали скорее на выколотые глаза, чем на просто переломанные кости. А он-то думал, что с бабкой Нен приключился один из ее странных припадков, когда она понесла эту чушь насчет драки. Ему казалось, что хоб не говорит с ней, когда она не в себе, но, возможно, бабка с утра была вполне здорова, пока не узнала того, что он ей открыл. Жаль только, хоб не сказал, как избежать драки, которую тебе усердно навязывают.

Все, шутки в сторону. Нет смысла мило улыбаться и беззаботно здороваться с Нилом и Вилли — уж во всяком случае, если они стоят на дороге с такими физиономиями. Тоби подошел к ним вплотную и сделал резкий рывок вправо. Они разом прыгнули в ту же сторону, и он, взмахнув полами пледа, обернулся, чтобы встретиться лицом к лицу с Виком Коптильщиком. Как и ожидалось, с ним были Брюс и Рей, но кроме этого он прихватил с собой и Нилова брата, Колина. От этой новости Тоби сделалось не по себе.

Если бы дело ограничилось кулачным боем, Тоби одолел бы любых двоих из этой компании и, возможно, даже получил бы от такой потасовки некоторое удовольствие. Все вместе они почти наверняка побили бы его, хотя и он бы в долгу не остался. Но тут пахло не только кулаками. Одни будут бить, другие

— удерживать жертву, и бой не закончится с падением избиваемого на землю. В ход пойдут ноги. Возможно, даже ножи, хотя сассенахи вешали любого хайлендера note 1, пойманного ими не то что с ножом, а и с традиционным кинжалом.

Дрянь дело! Толстый Вик — почти одного с ним роста, но жира на его тяжелых и волосатых руках больше, чем мускулов. Грозный на вид, сам по себе он не представлял какой-либо угрозы. Брюс с Реем с детства шли на поводу у кого угодно, да и годами еще не вышли. Правда, сегодня их было шестеро, так что они могли позволить себе наглые, хотя и немного беспокойные ухмылки.

Но вот Безумный Колин… Колин старше всех: ему лет двадцать, если не больше. У Колина с головой не все в порядке — он убивает овец по полнолуниям. Еще ребенком он был не совсем в себе. Два года назад он ушел на войну, и когда вернулся с битвы при Парлайне, мозгов у него совсем не осталось. Теперь его искаженное безумием лицо ощерилось в зловещей ухмылке. Он не сводил глаз с Тоби. Руки он держал за спиной. Если Вик дал Безумному Колину нож, в воздухе пахнет убийством.

Все шестеро стали в круг, Тоби — в середине.

Он сосредоточился на Толстом Вике, здоровяке, заводиле. У его отца денег куры не клюют! Это видно хотя бы по его наряду — от богатой броши на шапочке и до башмаков. Даже плед его был ярким зеленый и черный цвета тартана еще не выцвели, а пряжка на поясе — металлическая, не роговая и не костяная. Очень большим модником был он, Вик, сын коптильщика. Вид у него, когда он стоял во главе своей армии, — увереннее некуда.

«Зло надвигается на глен. Ужасные дела грядут, если ты ввяжешься в драку сегодня».

Тоби Стрейнджерсон далеко не единственный, кто работал на англичан, но у него единственного не было семьи, чтобы постоять за него. Все знали, что зачат он был целым отрядом солдат-сассенахов, так что избить его или даже убить было бы знаком протеста, весточкой для сассенахов и всех их пособников. Никто не вспомнит, кто это сделал. «Мы ничего не видели. Так, мальчишки бузили… Разве ж мы не разняли бы их, когда б знали…»

Он положил руки на пояс — чтобы не дрожали. Сглотнул — чтобы смыть противный привкус страха в горле. Под пледом пот струился по ребрам.

— Ты чего-то кричал, Вик?

Вик скривился:

— Так ты еще и глухой, да, ублюдок?

— Ты слишком много говоришь. Я сейчас занят. Хочешь бросить мне вызов на играх? — Последние семь поединков Тоби выиграл. Толстого Вика он одолел бы в одном коротком раунде.

— Тебе не бывать на играх. Ни один предатель…

— Правда? Тогда, может, сегодня вечером у брода? Три раунда? Или без ограничений? Мне все равно.

Вик покосился на остальных:

— А ты прихватишь с собой банду своих дружков-сассенахов? Ну уж нет. Мы уладим это здесь и сейчас, предатель!

Кольцо сжималось — медленно-медленно, будто они наслаждались, оттягивая развязку.

— Что уладите?

— Предатель, предатель! — Безумный Колин почти бился в припадке, перекосившись в идиотской ухмылке. Демоны! Неужели они дали этому полоумному нож?

— Предатель, значит? — Прозвище «ублюдок» почти не задевало Тоби — этот ярлык он носил всю жизнь. «Предатель» — совсем другое дело. — Помнишь, когда ты собирался в поход, Колин, три года назад? Когда лэрд призвал людей Филлана поддержать короля Фергана? Помнишь тот день, Колин? Я ведь тоже был тогда там, Колин, был в замке. Я тоже хотел записаться с лэрдом Далмалли.

Лэрд тогда просто засмеялся. Тоби был одним из многих безусых юнцов, пытавшихся записаться в войско. Но он был еще одним из самых рослых, даже тогда. Лэрд называл его самым длинным удилищем в глене. Ведь он же пытался! Он пытался, просто ему отказали. Он мог бы пасть в битве при Парлайне. Он мог бы вернуться калекой или безумцем, как Колин, но предателем он бы не был. Он не работал бы на англичан, если бы кто-нибудь другой дал ему работу. Да что там, любой из этих шестерых прыгал бы от счастья, предложи им кто место у сассенахов.

— Смерть предателям! — расплылся в ухмылке Безумный Колин. Его голова слишком пуста, чтобы убедить его в чем-то.

Тоби переключился на Вика:

— Что-то я не помню тебя в замке тогда, толстяк.

— Я был там!

— Значит, ползал на карачках.

Брюс и Рей захихикали. Побледнев от ярости, Вик шагнул вперед — остальные тоже придвинулись поближе. Тоби помнил о тех двоих, за спиной, в любую секунду ожидая удара по почкам.

— Значит, теперь ты встал на ноги. К чему тогда столько шума?

— Держись подальше от моей сестры, предатель!

«Держись подальше от моей сестры»… «Держись подальше от моей дочери»… Эти слова тоже были ему слишком хорошо знакомы. Ни одна семья в глене не подпустила бы Большого Ублюдка Стрейнджерсона на пушечный выстрел к девушке на выданье. Но сейчас обвинение показалось ему совершенно абсурдным. Мег Коптильщица — всего лишь ребенок, имеющий дурную привычку сшиваться у замка. Накануне вечером Тоби проследил, чтобы она благополучно вернулась домой. Должно быть. Вику этого оказалось достаточно.

— От Мег? Это ты у нас путаешься с малолетними, Вик, не я. — Тоби повысил голос, чтобы заглушить то, что должно было последовать за этим. — Тебе стоило бы получше за ней приглядывать. Не подпускай ее близко к солдатам.

— Я собираюсь не подпускать к ней тебя! — зарычал Вик.

Его слова могли бы послужить сигналом к нападению. Но не послужили. Вик явно не доверял своим дружкам настолько, чтобы ожидать от них поддержки, если Тоби не нападет первым.

Только пророчество бабки Нен удерживало теперь Тоби. Сердце его колотилось, кулаки сжались и дрожали. «Ужасные дела грядут…»

— Ты трус, Коптильщик. Вот что я тебе скажу: мы встретимся с тобой сегодня вечером у брода, и я побью тебя одной рукой, а другую ты сам привяжешь мне за спиной! — Вряд ли он сможет так выиграть, но вся деревня соберется смотреть, так что поединок будет честным.

Остальные удивленно переглянулись, искушаемые соблазном посмотреть на бой в три руки.

— Он врет! — взвыл Вик. — Он ублюдок, сассенахское отродье! Он предатель и ублюдок!

— Тогда ударь меня! — Тоби выдвинул подбородок. — В чем дело? Боишься, Кэмпбелл?

Вик Коптильщик на деле был Виком Кэмпбеллом, и это служило еще одним источником неприятностей для Тоби — все они были Кэмпбеллы, все до одного, кроме Вилли Бейна. Почти все в глене были Кэмпбеллы, отчего их и приходилось звать другими именами.

Лицо Вика исказила злобная гримаса.

— Колин! Сделай его, Колин!

Безумный Колин хихикнул и извлек из-за спины тесак в локоть длиной.

— Подожди! Держи его! — крикнул Рей и схватил безумца за руку. Брюс бросился ему на помощь.

И тут Тоби услышал скрип колес и цоканье копыт за спиной. В сгрудившуюся на дороге компанию въехала телега мельника. Сидевший на ней хозяин щелкнул кнутом. Дружки Вика бросились врассыпную, только Колин, упираясь, бормотал что-то.

Спасение!

— О, сэр! — поспешно сказал Тоби, изо всех сил стараясь не сорваться на крик. — У меня как раз поручение к вам от стюарда!

— Тпру! Тпру, кому сказано! — Толстый мельник натянул поводья, останавливая телегу. — Валяй сюда, парень! Что там нужно этому старому мерзавцу?

Нил попытался схватить Тоби, но тот увернулся и отскочил к телеге. За его спиной щелкнул кнут мельника, отгоняя преследователей. Он ухватился за борт и закинул ногу лошадь дернула телегу вперед, и он чуть было не свалился на землю, но удержался, и повозка, раскачиваясь на неровной дороге и скрипя под грузом тяжелых мешков с мукой, покатила дальше. Еще звучали проклятия оставшихся в дураках Вика и его дружков, а лошадь уже шлепала через брод, разбрызгивая воду.

2

Несколько минут Тоби ничего не соображал — только цеплялся за скамейку, пытаясь унять предательские позывы кишечника. Его била дрожь, сердце оглушительно стучало. Во рту сохранялся противный кислый привкус. Он ничего не имел против честного поединка, за которым не стоит никаких личных обид, но он терпеть не мог такую вот крысиную свару — с ножами, битьем ногами…

Однако до этого не дошло. Он пока цел. Он избежал драки, значит, пророчества бабки Нен можно и не бояться. Он надеялся, что хоб скажет ей это и она не будет переживать, ожидая его возвращения вечером. Обыкновенно хоб сплетничал обо всем, что творилось в глене. Поговаривали, что стоит ребенку чихнуть дважды — а бабка Нен уже тут как тут с одним из своих снадобий, не успеет он чихнуть в третий раз. Женщины в положении всегда знали, что повитуха появится как раз тогда, когда в ней будет нужда. Ходила она уже с трудом, но, когда он вечерами возвращался домой, она знала больше новостей, чем он.

— Спасибо, сэр, — пробормотал он наконец. К этому времени телега давно уже миновала реку и поднималась по пологому склону к Локи-Каслу.

Все это время мельник не обронил ни слова. В сознании Тоби Йен Кэмпбелл всегда ассоциировался с детскими воспоминаниями о вращавшем мельничные жернова ослике, которого нужно было водить по кругу — одно из главных развлечений деревенской детворы. Теперь-то он понимал, что ослику, возможно, и нравилось общество, но он ничуть не хуже справлялся бы и сам.

Мельник был самым толстым человеком в глене и говорил сиплым, задыхающимся голосом, словно ему не хватало воздуха. При этом он был большим любителем поговорить, что плохо сочеталось с его одышкой. Волосы и борода его вообще-то были песочного цвета, но вечно покрывавший их слой муки окрашивал мельника с ног до головы в тускло-желтые тона даже плед утратил первоначальные цвета, сделавшись таким же серовато-желтым. Его глаза утонули в складках жира и казались маленькими, как у свиньи. И как у свиньи, его глаза отличались зоркостью.

— Ладно. И что просил передать мне старый Брюс?

— Он хотел еще шесть возов муки, прежде чем вы привезете еще овса.

— Шесть возов, да? Послушать, так он готовится к осаде. Сдается мне, что это не просто слухи — насчет того, что сассенахи готовятся покинуть нас. Ну что ж, раз уж я погрузил овес, придется ему обойтись пока овсом. — Мельник сипло рассмеялся. — Или ты хочешь, чтобы я повернул назад?

— Если вы повернете, я схожу! Спасибо, что спасли меня, сэр.

Старик внимательно посмотрел на него:

— Они действительно задумали что-то серьезное?

— Только пугали, мне кажется, но я все равно рад улизнуть. Спасибо.

— Не за что. Родичей надо выручать.

Тоби выпрямился так резко, что чуть не свалился со скамейки: там, куда садился мельник, места оставалось немного.

— Что?

Йен, похоже, забавлялся, глядя на его лицо.

— Ты что, не знал? Твой дед приходился моей матери двоюродным братом. Кажется, именно так. Ты бы спросил у моей сестры — она готова болтать о том, кто с кем в родстве, без умолку.

Сестра его была та еще склочница.

— Нет, не знал. Бабка Нен всегда говорила, что у меня нет родни.

Смех мельника больше походил на кашель.

— Близкой — никого. — Он бросил на него взгляд из-под снежных бровей. — Но, возможно, есть, и ближе, чем ты думаешь.

Тоби и так цеплялся за край повозки изо всех сил теперь же пальцы аж побелели от напряжения.

— Вы это о моей матери, да, сэр?

Мельник пожал своими необъятными плечами:

— Я это об обоих твоих родителях, парень.

— Мне известно, что означает мое имя, сэр.

— Оно означает только то, что твой дед был недостаточно богат.

— А? Я хотел сказать… Что?

Мельник изрыгнул проклятие, обращаясь к своей кляче, — та игнорировала его, продолжая неспешно трусить вверх по склону.

— Девятнадцать лет назад, сынок, весь цвет горного края полег под Литхолом.

Старик, похоже, завел один из своих бесконечных разговоров.

— Да, сэр, — покорно откликнулся Тоби и набрался терпения.

— Битва Столетия — так называют ее. И правда, вряд ли наш век увидит еще одну такую.

Насколько помнил Тоби, битва при Литхоле так называлась только потому, что произошла в 1500 году. С тех пор век видел уже две такие же битвы — по крайней мере почти такие же ужасные.

— Славное войско собралось тогда! — вздохнул мельник. — Без малого две сотни нас выступило, а во главе наш лэрд — Кеннет Кэмпбелл, то бишь последний настоящий лэрд Филлана. Его род владел Локи-Каслом сотни лет. Не то что нынешние куклы, которых посадили править нами. — Его свиные глазки прищурились, как бы оценивая реакцию Тоби на подобную крамолу.

— Конечно, сэр.

— Не рождалось еще воинов, способных сравниться с Кэмпбеллами из Филлана. Сам король Малькольм сказал это, когда смотрел свое войско накануне битвы. Нас будет мало, сказал он, но мы сильны духом. Воистину это было так! Мы были лучшими из лучших хайлендеров. Англичане палили в нас, залп за залпом, но наши ряды не дрогнули. Нас не вернулось в родной глен и четырех десятков, вот так-то, парень. Горький это был день для Шотландии. Сам король Малькольм пал в бою, и двое его сыновей, и лэрд Филлана, и оба его сына, и всех мужей Горной Шотландии выкосило как серпом. Сассенахи устроили настоящее побоище.

— Да, сэр. — Литхол был не первой катастрофой, да и не последней. Конечно, он отличался особым кровопролитием, но это прежде всего потому, что королю Эдвину надоело каждые несколько лет подавлять восстания, вот он и решил преподать своим шотландским подданным хороший урок. Впрочем, в ряду уроков Литхол был как раз первым.

История вообще казалась Тоби печальным предметом, во всяком случае, как ее преподавали в тиндрумской школе. Утомительно долгий список битв, в которых вооруженные копьями и палашами хайлендеры противостояли лоулендерам note 2 или англичанам — иногда тем и другим вместе, — вооруженным пушками и мушкетами. Результат был один и тот же: бойня. Уже на памяти Тоби случились Норфорд-Бридж и Парлайн, а Литхол произошел всего за год до его рождения. Должен же быть предел, за которым отвага превращается в самоубийственное безрассудство. Правда, вслух говорить это в Страт-Филлане не стоило.

Йен Мельник сдвинул густые белые брови:

— Той же зимой они разместили в замке свой гарнизон. Солдатам нужны были женщины — но это ты и сам знаешь.

Да, это Тоби знал слишком хорошо.

— Они похитили шесть девушек из деревни.

— Именно так. Срам, да и только. И шесть девушек на столько мужчин — еще срамнее. Когда они ушли следующей весной, они бросили девушек, всех до единой с ребенком на руках. Одной из них была Мег Инишейл. Она хотела назвать тебя Тоби Кэмпбеллом из Инишейла, но твой дед поклялся, что не позволит, чтобы его имя носил… английский ублюдок.

— Я этого не знал! Инишейл? — Разговор о семье был для него делом непривычным.

— Рей Кэмпбелл из Инишейла. Ох, парень, он и до того был не сахар, этот Инишейл. Две жены были у него, и обе умерли молодыми. Третьей-то он себе так и не нашел. Никого у него не оставалось, кроме Мег, да и ее он не смог простить. Хоть и не было в том ее вины, он этого не понимал. Он так и не пустил ее больше к себе на порог. Предложить что-то кому другому, чтобы ухаживали за ней, у него тоже не было, а принять помощь со стороны гордость не позволяла.

— Мой дед был Кэмпбелл из Инишейла?

— Ох, нет, он-то сам родился у нас в глене. Кажись, его отец пришел сюда из Инишейла или его дед.

Бабка Нен всегда уклонялась от разговора о матери Тоби. Теперь он начинал понимать почему: неожиданные ответы повлекли бы за собой новые расспросы. Клан мужчины и его родня определялись, само собой, только по отцу, но в его жилах, оказывается, текла и кровь Кэмпбеллов, чего он раньше не знал. Но где был Йен Мельник, когда женщину из его рода изгнал из дома ее же родной отец? Почему ей пришлось рожать сына в хижине знахарки, и никого не было рядом с ней, кроме бабки Нен?

— Она назвала меня Тобиасом.

Мельник пожал плечами казалось, он чувствовал себя не слишком уютно, словно жалел, что заговорил об этом.

— Это ведь еще ни о чем не говорит, верно? Она ведь не могла знать, от кого из сассенахов понесла. Бабка Нен приютила ее Мег родила тебя и умерла. Это разбило сердце старому Рею, если оно не было еще разбито. Он умер через два дня после твоего рождения. Он ни разу тебя не видел.

Его дочь, умирая, назвала младенца Тоби — так говорила бабка Нен, и подтвердить или опровергнуть это не мог больше никто. Тобиас — не шотландское имя. Возможно, сассенах по имени Тоби нравился ей больше других или она меньше других его ненавидела. Может, он был с ней добрее, чем другие? Впрочем, какое отношение это имеет к отцовству? Так, досужие вымыслы. Тобиас Стрейнджерсон — Тобиас Сын Чужака — Тоби-ублюдок. Никто и никогда не узнаем кто его отец.

Они поднялись уже достаточно высоко по склону, чтобы видеть всю раскинувшуюся под ними деревню. Крыши из дерна сливались с травой, а дороги и стены, казалось, покрывали всю долину паутиной. Дальше, на полпути к Крианларичу, стояла Скала Молний, к подножию которой прилепилась маленькая избушка бабки Нен, дом, где он родился, вырос и жил. Где-то рядом с ней должна была пастись на привязи Босси, но с такого расстояния разве разглядишь? Вершина Бен-Мора сияла нетронутым снегом.

Мельник тряхнул поводьями, но лошади его нетерпение не передалось.

— Тебе известно, что случилось с остальными пятью, парень?

«Почти ничего».

— Мне всегда говорили, что они ушли из глена.

Кто будет обсуждать такие вещи при Тоби Стрейнджерсоне? Все, что говорила на эту тему бабка, — это то, что их всех отослали к родне за горами, чтоб в глаза не видеть их ублюдков. Она никогда не упоминала, что кто-то из них позже вернулся домой. Она никогда не говорила и того, что вместо них в Страт-Филлан пришел кто-то другой, хотя поведение англичан после Литхола было варварским повсеместно. «Укрощение» — вот как они называли месть короля Эдвина. Вся Шотландия присмирела после этого на целых десять лет, даже Горная.

— Некоторые ушли, — кивнул мельник. — Дугал Рыжий потерял под Литхолом обоих своих сыновей.

Какой такой Дугал? Тоби чувствовал себя так, словно где-то оставил что-то важное и теперь ему нужно вернуться, чтобы найти это.

— Кто, сэр?

— Дугал был не то что Рей. Он принял свою Элли обратно. Конечно, молодой Кеннет потерял под Литхолом ногу. Одноногий пахарь будет ходить кругами, верно?

Ага, значит, вот куда он клонит!

Кеннет Коптильщик — угрюмый человек, сильный телом и мрачный духом. Калека, он редко выходил из дома и слишком много пил. Тоби не особенно интересовался им, так что даже не мог представить его себе молодым. Впрочем, его поведение можно было хотя бы отчасти извинить сварливой женой вроде Элли и еще в большей степени — непутевым сыном вроде Толстого Вика.

— Дом и собственное дело — вот чем Дугал расплатился с мужем Элли за свадьбу и имя для ее младенца. Мы еще все подшучивали над молодым Кеннетом, что он продает за такую плату. Этот их Вик родился всего через несколько месяцев после свадьбы — почти одновременно с тобой.

— Он на неделю старше меня, сэр.

Йен кивнул:

— Да, но ты самый рослый мужчина в глене. А ведь он ничуть не ниже тебя. Вы с ним — два сапога пара! Я хочу сказать, у него нет права обзывать тебя так, и сдается мне, у тебя найдется родня и ближе меня. Этого ты не знал? — недоверчиво спросил мельник.

— Нет, сэр. Даже не догадывался.

Неужели мельник считает его таким уж болваном? Конечно, он знал. Это же совершенно очевидно. Они ровесники и роста почти одинакового. Волосы у Толстого Вика прямые и черные, у Тоби — каштановые и вьющиеся, но в школе оба выделялись среди сверстников ростом. Они всегда враждовали. Другие мальчишки дразнили их близняшками до тех пор, пока не разобрались получше, ибо ничего общего между ними не было и быть не могло. Никто не смог бы этого доказать, но вполне можно бы было предположить — оба зачаты одним и тем же неизвестным английским солдатом. У Тоби Стрейнджерсона был сводный брат, который только что пытался убить его.

Ну его к черту. Вик Коптильщик — лжец, лентяй, лоботряс, который не дает прохода девушкам и к тому же пьет еще больше, чем его отчим. Он не стоит даже удара копьем.

Куда интереснее, отчего это Йен Мельник вдруг признается в собственном родстве — это теперь-то, столько лет спустя. Насколько Тоби разбирался в запутанных родственных отношениях обитателей глена, если он приходится родней Йену, он состоит в родстве по меньшей мере с четвертью Филлана, не говоря уже о связях по линии Кэмпбеллов. Они могли бы сказать ему и раньше, разве нет? Неужели так трудно признаться в этом круглому сироте, выращенному местной колдуньей, которая старше всех в глене и большую часть времени не в своем уме. Это ведь не требует особых усилий. Неужели никто из них так и не смог пробить стену молчания?

И зачем один из них сделал это теперь? Ведь женщинам — его родственницам уже поздно изображать любящих тетушек или утирать ему слезы, если он разобьет коленку. И мужчинам слишком поздно брать его со своими сыновьями удить рыбу в озере или охотиться на оленей лэрда — чего многим хотелось, но мало кому удавалось. Никто ведь ни слова не сказал. Не говоря уж о том, чтобы что-то сделать.

Сам мельник был с ним довольно добр. Он позволял маленькому Тоби водить по кругу ослика, хотя то же он позволял и всей остальной детворе. Он время от времени подбрасывал бабке Нен мешок муки — но большинство деревенских тоже носили ей подарки. Они поступали так потому, что она была знахаркой и делала все, чтобы хоб был доволен, а вовсе не за то, что она приютила изгнанную из дома девку, спасла ее ребенка и сумела взрастить его даже без помощи кормилицы.

Так почему Йен Мельник открыл свою тайну теперь? Проверял преданность Тоби? Он ведь тоже принимает английское серебро. Возможно, он имеет с гарнизона больше, чем любой другой в деревне. Правда, он только что вытащил Тоби из очень неприятной заварушки.

Старик ждал ответа, а телега громыхала уже почти под самыми темными стенами замка. На зеленой лужайке занимались муштрой под барабан сассенахи. На краткий миг их шлемы и мушкеты вспыхнули на солнце, и тут же поворот дороги скрыл их из виду.