НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ
      ГРУЗИНСКОЙ ССР
      Прошу довести до сведения всех органов милиции республики:
      в ночь с 8 на 9 марта в г. Таганроге ограблен ювелирный магазин.
      Похищены драгоценности стоимостью 456 325 руб. 40 коп.
      Установлено: один из скрывшихся участников грабежа - грузин по
      кличке "Муртало" (фамилия неизвестна). Объявлен всесоюзный
      розыск. Приметы: среднего роста, коренастый, верхняя губа
      рассечена, два передних зуба - золотые.
      Начальник Уголовного розыска
      Наркомвнудела СССР.
      11 марта 1940 г.
      Кукарача, как и все сотрудники милиции, получил копию этой радиограммы, хотя к участию в операции его не привлекали. Подобные дела в районе обычно возглавлял и "проворачивал" лично Сабашвили. Но эта радиограмма и начальству и подчиненным показалась несколько наивной. "Муртало не та птичка, чтобы после содеянного в чужом городе прилететь в Тбилиси, снести яйца в собственном гнезде и ждать спокойно, пока за ним пожалует милиция!" - так думали все.
      Кроме Кукарачи.
      В час ночи девятнадцатого апреля Кукарача вошел в комнату Инги и стал в дверях с наганом в руке.
      За столом сидели двое - Муртало и Инга. Нераскупоренная бутылка шампанского застыла в руке Муртало. Он взглянул сперва на Ингу, потом на Кукарачу и опустил руку с шампанским.
      - Не двигаться! - приказал Кукарача. Он, конечно, понял, что оружие у Муртало в правом кармане и потому ему нужно освободить правую руку.
      - Подними бутылку выше!
      Муртало повиновался.
      Грянул наган Кукарачи, и из отбитого горлышка бутылки брызнуло шампанское. Кукарача переложил наган в левую руку, подошел сзади к стулу, на котором сидел Муртало, указательным пальцем поднял висевший на спинке стула пиджак и, не почувствовав в нем тяжести, повесил на место.
      - Встать!
      Муртало встал.
      Кукарача молниеносным движением извлек из правого кармана его брюк пистолет и положил себе в карман. Потом сел к столу и поставил себе бокал.
      - Можешь налить.
      Муртало разлил шампанское и спросил с горькой усмешкой:
      - Сесть можно?
      - Конечно. Но тебе придется так долго сидеть, что на твоем месте я предпочел бы постоять...
      - Шутишь? Это хорошо, когда шутит милиционер! - Муртало сел.
      - Я - Кукарача.
      - Знаю. Почему ты не вошел через окно?
      - Чтобы ты не ушел через дверь.
      - Как ты догадался, что дверь не заперта?
      - Устарели твои методы, Муртало, на эту приманку мы сейчас не клюем!
      - Хорошо стреляешь!
      - Из нагана - пять в десятку, ножом - три в десятку, два в девятку. Интересуешься расстоянием?
      Муртало поморщился.
      - Что тебе нужно, зачем пришел? Знаешь ведь, в Грузии я не работаю, местные власти не беспокою... А из-за дуры подводить меня под срок не стоит. Не к лицу Муртало сидеть за ношение оружия. И потом... Не угрожаю, но ты знаешь: тюрьма имеет не только вход... - Муртало потянулся к пиджаку.
      - Не надо, Муртало! - предупредил Кукарача и взвел курок нагана.
      - Папиросы! - огрызнулся Муртало.
      - Папиросы можно...
      Муртало закурил.
      - Ну, за что же выпьем? - полувсерьез, полушутя спросил Кукарача.
      - За милицию! - осклабился Муртало.
      - За милицию! - Кукарача осушил бокал. Никто его не поддержал.
      - Говоришь, не стоит брать тебя из-за дуры? - обратился он к Муртало.
      - Ей-богу, не стоит, Кукарача! - ответил тот многозначительно.
      Кукарача помолчал, потом взглянул на Ингу, которая до сих пор не промолвила ни слова.
      - Будьте любезны, мадам, - сказал он, - снимите серьги и кольцо... Бриллиантовые серьги и бриллиантовое кольцо... Снимите и положите на стол...
      Инга зарделась.
      - Загибаешь, Кукарача! - Муртало осуждающе покачал головой. - Не стоит того мое дело! Отстань от женщины, возьми бабки!
      Кукарача пропустил слова Муртало мимо ушей и в свою очередь словно между прочим спросил:
      - Кстати, куда ты дел остальное добро, взятое в ювелирном магазине в Таганроге?
      Муртало собрался было ответить, даже рот раскрыл, но передумал. Минут пять длилось молчание. Муртало снова закурил, несколько раз затянулся, и вдруг - Кукарача не успел даже опомниться, - перегнувшись к Инге, ткнул ее в лицо папироской. Инга вскрикнула, откинув голову назад, и Кукарача ужаснулся, увидев под ее левым глазом безобразный кровоточащий ожог.
      - Продала, сука?! - прошипел Муртало, и тут же сильнейший удар Кукарачи опрокинул его навзничь. Кукарача связал ему руки, потом подошел к Инге.
      - Как я прозевал! - проговорил он с сожалением.
      Инга достала из шкафа какой-то пластырь, приложила к ране, а Кукарача схватил за шиворот пришедшего в себя Муртало, встряхнул его, поставил на ноги и с презрением, словно плюнул, сказал:
      - Гниль ты, а не человек! Твой крестный не ошибся!
      Муртало затравленным волком взглянул на лейтенанта и процедил сквозь зубы:
      - Припомнится тебе все, Кукарача... Кровью отольется... Не будь я Муртало!..
      - Ладно, пока что моя очередь! Шагай! - И он подтолкнул Муртало к двери.
      И тут случилось то, чего Кукарача не мог не то что ожидать, но даже представить себе: Инга сорвалась с места и упала перед ним на колени.
      - Не губи меня, Кукарача!.. Кто мне поверит, что не я выдала его милиции?! Умоляю тебя!.. - Она припала горячими губами к руке лейтенанта. - Отпусти его!.. Будь мужчиной! Сжалься надо мной! Отпусти его, если не хочешь увидеть меня с перерезанным горлом!
      - Да ты что?! Из-за кого ты унижаешься? Из-за этого подонка? Встань сейчас же!
      - Нет, Кукарача! Ты не знаешь их законов! Убьют, зарежут меня! Заклинаю тебя матерью, отпусти его! Пусть уйдет из моего дома невредимым!
      - Инга, о чем ты говоришь?! Я ведь не личное, я государственное дело выполняю! Как же я могу отпустить его?!
      - Покончу с собой, Кукарача! Клянусь!
      Кукарача понял, что Инга сейчас способна на все. Он не был железным, он был обыкновенным человеком - лейтенант милиции Георгий Тушурашвили. И человек не устоял перед горем человека. Он достал нож и разрезал узел на руках Муртало.
      - Иди! - сказал Кукарача.
      Муртало не сдвинулся с места.
      - Иди! - повторила Инга.
      Муртало пошел к двери.
      - В окно! - сказал Кукарача.
      Муртало вернулся и перелез через окно. Спустя несколько минут Кукарача выстрелил в окно. Распластанная на полу Инга подползла к Кукараче и, рыдая, обняла его за ноги.
      - Встань!
      - Что же теперь с тобой будет?!
      - Ничего, авось обойдется...
      Кукарача поднял Ингу, положил наган в карман и ушел, прикрыв за собой дверь.
      Огни вокруг в окнах были погашены. Но Кукарача чувствовал, как в него, словно раскаленные стрелы, впивались любопытные, испуганные взоры соседей...
      Кабинет Сабашвили был заперт изнутри. Кукарача понурив голову сидел на стуле. Давид, как зверь в клетке, бегал по комнате, ломая руки, натыкаясь на стены. Временами он останавливался перед лейтенантом и рычал:
      - Ты что думал? Муртало - фраер вроде твоих квартальных сопляков?! На бандюгу объявлен всесоюзный розыск, а этот кретин Шерлок Холмс прет один на операцию!.. Как ты назвал операцию? "Инга и Кукарача"?! "Кукарача из Ваке"?! - Давид схватил графин с водой и почти опорожнил его. - Ты понимаешь, что это пахнет трибуналом?! Как ты смел скрыть от меня?!
      - Да что я скрыл?! Откуда я знал? Пришел к женщине на день рождения, а застал там незнакомца... - пробормотал Кукарача.
      - Какого еще незнакомца?! Кого ты обманываешь?! И чего тебя понесло к ней в час ночи?!
      - Когда освободился, тогда и пошел...
      - Зачем? Кто она тебе - друг?! Племянница?! Или ты совсем из ума выжил? Крутишь любовь с проституткой?!
      - Это моя обязанность... - ответил спокойно Кукарача.
      - Что - твоя обязанность?! - обезумел Сабашвили.
      - Моя обязанность морально воздействовать...
      - Замолчи, иначе прихлопну тебя и себя тоже!.. Впрочем, кому я предъявляю векселя! Сам во всем виноват! Разве тебе место в милиции? Мозги у тебя набекрень! Тебе бы заведовать детским садом!..
      - Объяснил же тебе: случайно я нарвался на него, ну и сумел он уйти...
      - А два выстрела?!
      - Ну... Стрелял я, промахнулся...
      - Когда стрелял?! Спустя час?!
      - Ну, убей меня! Ушел, сбежал, сволочь! Что же мне теперь делать? Ну, застрелюсь я перед тобой, хочешь?..
      Давид сел к столу, схватился за голову, долго молчал. Потом положил перед Кукарачей лист бумаги и ручку.
      - Пиши... Озаглавь, как хочешь, - заявлением, просьбой, рапортом... Напиши, что не хочешь работать в милиции и просишь освободить...
      Время шло, а Кукарача даже не дотронулся до ручки. Сабашвили понял, что в душе лейтенанта происходит борьба, страшная, сложная борьба. Он взял себя в руки, постарался унять нервное возбуждение и тихо спросил:
      - Что с тобой, Георгий?
      - Давид, ты знаешь - я могу и заявление написать, и уйти из милиции... Меня страшит другое... Я боюсь потерять тебя, потерять уважение к самому себе... Поэтому прошу - не гони меня сейчас... Дай возможность исправить свою ошибку... Я сумею искупить вину, хотя бы ценой собственной жизни...
      Сабашвили взял трубку внутреннего телефона.
      - Габо, зайди, пожалуйста, на минутку...
      - Что ты собираешься делать? - спросил Кукарача.
      - Собираюсь охладить тебя.
      - Надолго?
      - Пока не поумнеешь.
      - Значит, вечное заключение? - горько улыбнулся Кукарача. - А я вот что тебе скажу: лично я считаю, что возвращение Инги к праведной жизни во сто крат важнее, чем поимка этого подонка Муртало...
      - Что?! - побледнел Давид. - Значит, ты отпустил его?!
      - О, господи! Сказал ведь тебе - ушел он, сбежал!
      Давид собирался сказать что-то, но в это время в кабинет вошел его заместитель Габо.
      - Привет!
      Никто ему не ответил. Габо быстро смекнул, что происходит что-то необычное, и прикусил язык.
      - Отбери у него оружие и посади в карцер! - распорядился Давид.
      - Карцер занят.
      - Кто там?
      - Мтацминдский Апо, вор.
      - Никаких Апо! Немедленно освободить карцер!
      - А куда я дену Апо?
      - Куда хочешь! Отпусти!
      - Как?!
      - В чем он провинился?
      - Избил буфетчика.
      - За что?
      - Обсчитал его сверх меры...
      - Ну и поделом ему... Отпусти!
      - Куда?
      - Вы что, оглохли, капитан? Говорят, вам: гоните к черту этого Апо и посадите в карцер Георгия Тушурашвили, Кукарачу. Понятно?
      - Есть, товарищ майор! - вытянулся Габо.
      - Вот так. Действуйте!
      Сабашвили вышел из кабинета.
      С того дня в жизни Кукарачи что-то изменилось, он как-то преобразился. Одни говорили, что лейтенанту сильно повезло, другие, наоборот, считали, что судьба изменила Кукараче; одни доказывали, что их участковый приобрел ангельский характер, другие, наоборот, обвиняли его в связях с самим сатаной. Одним словом, от Земмеля* до сельхозинститута и от Вере до Мтацминды имя Кукарачи склонялось на все лады.
      _______________
      * З е м м е л ь - так тбилисцы по сей день называют место, где
      когда-то находилась частная аптека Земмеля.
      - Вчера Кукарачу видели в аптеке...
      - Что-то зачастил он на Кобулетский подъем...
      - А Инга-то... Ломит из себя святую, словно не она, а я ходила в любовницах Муртало...
      - Чует мое сердце, выпустит Муртало из них кишки...
      - Одеваться-то стала хуже... Но лицо... Лицо у нее так и сияет от счастья...
      - Ну, вряд ли она откажется от старого...
      - А Кукарача каждый день в шесть утра уходит от нее...
      - Может, они расписались?
      - Ну, ты скажешь!..
      Так или иначе, имена Инги и Кукарачи слились воедино...
      Мы возвращались от тети Анисо, подруги детства мамы. Раньше, до переезда на новое место, мы жили в одном доме, на Анастасьевской улице. Теперь не проходило недели, чтобы мама и тетя Анисо не навестили друг друга. Приятельницы болтали весь день не переставая, а я и сын тети Анисо - мой ровесник Зураб - гоняли мяч во дворе.
      Итак, мы возвращались домой... Я рассказывал маме, как мы с Дуду с закрытыми глазами прошли по перекинутой через овраг Варазисхеви водопроводной трубе. Мама слушала, слушала и вдруг громко расхохоталась:
      - А знаешь, почему ты такой лгунишка?
      - Почему? - искренне заинтересовался я, так как знал за собой такой грех - иногда я любил сочинять несусветную чушь.
      - Когда появился ты, я была студенткой, присматривать за тобой дома было некому, и я оставляла тебя на попечение Анисо. А она, негодяйка, чтобы ты не орал, давала тебе пустую грудь. Ну а все, кто в детстве сосали пустую грудь, вырастают лгунишками. Понял?
      Мы хохотали оба.
      У Верийского базара мы встретили Кукарачу. С ним была красивая молодая женщина в простеньком платье. Я сразу узнал Ингу.
      - Здравствуйте, Анна Ивановна, - поздоровался Кукарача с изысканной вежливостью.
      - Кукарача, дорогой, здравствуй! - обрадовалась мама. - Куда ты исчез? Как ты поживаешь?
      - Ничего, спасибо. Как вы? Тамаз не обижает вас? Если что - дайте мне знать, я шкуру с него спущу... - Кукарача погладил меня по голове.
      - Нет, что ты, твои лекции пошли ему впрок. Вот только обманывает меня иногда.
      - Что ж, Анна Ивановна, иногда мы все обманываем друг друга, оправдывал меня Кукарача и взглянул на стоявшую в стороне и неловко улыбавшуюся Ингу.
      - Знакомьтесь, Анна Ивановна, это мой друг, Инга Лалиашвили.
      - Ах, вот она какая, Инга? Чудная девочка! - Мама протянула руку. Смущенная Инга ответила слабым пожатием.
      - А откуда вы ее знаете? - спросил удивленный Кукарача.
      - Ну, милый мой, сейчас весь мир только и говорит, что о тебе и Инге! - ответила мама со смехом.
      Инга густо покраснела.
      - А вы тогда были правы, Анна Ивановна, ох как правы... - сказал Кукарача.
      - Когда, Кукарача?
      - Когда сказали мне, помните: "Из всех сокровищ, дарованных богом человеку, самое драгоценное - талант любви".
      - А-а, - вспомнила мама.
      - Спасибо вам, Анна Ивановна!
      - Я-то при чем?
      - И все же вам спасибо!
      - Не за что, Кукарача...
      - Ну, так до свидания!
      - Дай бог вам здоровья!
      Кукарача и Инга ушли. Мама проводила их взглядом.
      - Красивая девушка! - сказала мама.
      - Очень! - подтвердил я.
      - Тоже мне знаток! - Мама легонько шлепнула меня по затылку. Потом потерла правую ладонь и проговорила про себя: - Какая у нее теплая и приятная рука...
      Прошло с того дня несколько месяцев. И вот однажды во двор тети Марты ворвался бледный как полотно Зевера, замахал руками и испустил душераздирающий вопль:
      - Кукарачу убили!
      ...Спустя десять минут весь наш квартал собрался у дома Инги.
      Санитары и двое милиционеров вынесли на носилках Кукарачу. Он был без сознания. Из простреленной в двух местах груди Кукарачи еще сочилась кровь...
      - Инга, - проговорил он, - кругом туман... розовый туман... Я не вижу тебя... Ух, Муртало, подло ты пришил меня, сволочь грязная... - Кукарача с сожалением покачал головой, потом поднял глаза на Ингу и протянул руку к ее лицу. Рука на миг застыла в воздухе и упала, словно отрубленная.
      Без единого стона, без единого слова, - с улыбкой на лице красиво умер Кукарача - лейтенант милиции Георгий Тушурашвили.
      Давид чуть прикоснулся к Инге рукой. Девушка взглянула на него мутными глазами.
      - Куда он ушел? В какую сторону?
      Инга показала на Удзо*.
      Давид молча протиснулся сквозь толпу и пошел по ведущей к Удзо дороге, как овчарка по волчьему следу.
      Утром из Бетаниа** Давид привез на коне изувеченного, со связанными руками Муртало и бросил его во дворе милиции. Муртало был жив.
      _______________
      * У д з о - гора в окрестностях Тбилиси.
      ** Б е т а н и а - храм неподалеку от Тбилиси.
      Спустя ровно месяц в народном суде, что около круглого садика, начался процесс. Желающих попасть на него не мог вместить не только крохотный зал, но и садик. Каждое слово, произнесенное на суде, передавалось из уст в уста.
      Мама на процесс не ходила, я же не пропустил ни одного заседания. Мама подробно расспрашивала меня.
      В судебной практике такое, наверное, случается редко - суду с большим трудом удалось найти защитника для обвиняемого. Ни один тбилисский адвокат не хотел браться за защиту Муртало: людское негодование оказалось сильнее всех посулов и даже угроз дружков убийцы.
      Судебное разбирательство длилось три дня - с утра до позднего вечера с небольшими перерывами. Было опрошено много свидетелей и еще больше предъявлено обвинений Муртало.
      На утреннее заседание третьего дня по просьбе Давида впервые пришла Инга. Пришла красивая и строгая, как амазонка, в глубоком трауре, с белым как полотно лицом. Она вошла в зал вместе с Давидом и стала перед судьей и заседателями, даже не взглянув на остриженного Муртало, сидевшего за барьером между двумя милиционерами.
      После обычной предварительной процедуры начался допрос.
      С у д ь я. Расскажите суду, что вам известно по делу.
      И н г а. Кукарача пришел домой в полдень...
      С у д ь я. Вы имеете в виду Георгия Тушурашвили?
      И н г а. Я буду называть его Кукарачей.
      С у д ь я. Пожалуйста... Скажите, почему Кукарача пришел именно к вам?
      И н г а. Он был моим мужем.
      С у д ь я. А кем был для вас обвиняемый?
      И н г а (после продолжительного молчания). Муртало?
      С у д ь я. Шалва Фридонович Хизанишвили.
      И н г а. Я не знаю такого человека.
      С у д ь я. Он сидит слева от вас, на скамье подсудимых.
      И н г а. Этого подонка зовут Муртало.
      С у д ь я. Кем же он доводится вам?
      И н г а. Он был моим любовником, пока... (Шум в зале.) Пока я не познакомилась с Кукарачей.
      С у д ь я. Насколько суду известно, вы не состояли в официальном браке с Тушурашвили.
      И н г а (упрямо). Он был моим мужем!
      С у д ь я. Каковы, по-вашему, мотивы преступления, совершенного в отношении пострадавшего?
      И н г а. Кукарача - не пострадавший, он убит. (Шум в зале.)
      С у д ь я (смущенно). Продолжайте...
      И н г а. Кукарача спал. Вдруг в комнату вошел Муртало с наганом в руке. Я закричала от испуга и неожиданности, хотя и знала, что рано или поздно развязка должна наступить. Кукарача вскочил и бросился к оружию, но было поздно. Его револьвер был уже у Муртало... (Инга умолкла.)
      С у д ь я. Продолжайте, пожалуйста.
      И н г а. Кукарача спал раздетым и, проснувшись, тотчас потянулся к одежде. "Не беспокойся, можешь беседовать со мной в майке!" - разрешил Муртало.
      - Зачем ты пришел? - спросил Кукарача.
      - Ты спрашиваешь меня? - удивился Муртало.
      - Я и Инга любим друг друга!
      - Не может быть! И сильно?
      - Муртало, положи оружие и уходи!
      - Оба? Или только твое?
      - Оба!
      - А нет ли у тебя наручников? Заодно надену и пойду с тобой в милицию.
      - Ты так и поступил бы, если б котелок у тебя варил... - Кукарача взял брюки.
      - Предупреждаю, встанешь - получишь пулю!
      - Не посмеешь! Убьешь меня - не миновать тебе расстрела!
      - Дудки! Уголовный кодекс я знаю как аллилуйю. Я убью тебя на почве ревности и заработаю пять, от силы восемь лет. Красная цена за твою шлюху.
      - Убей и меня! - попросила Инга.
      - Нет, милая! Смерть для тебя блаженство, для него - мучение. Ты должна жить долго, долго, пока не сгниешь!
      - Поделом мне! - сказал Кукарача.
      - Вот именно! Сорвалось у тебя! И знаешь почему? Потому, что фраер ты, не профессионал, и купила тебя эта шлюха!
      С у д ь я. Почему Кукарача сказал "поделом мне"? И что имел в виду обвиняемый, сказав "сорвалось у тебя"?
      И н г а. Дело в том, что год тому назад Кукарача схватил этого подлеца в моем доме и отпустил его по моей просьбе...
      С у д ь я (привстал). Что? Схватил и отпустил?
      И н г а. Да. Вы не знали Кукарачу... Он был добр, чист и безгрешен...
      С у д ь я. Продолжайте.
      И н г а. Продолжать нечего.
      - Помнишь, говорил я, что припомнится тебе все? - Муртало взвел оба курка.
      - Не стреляй, Муртало! - сказал Кукарача спокойно, как бы с сожалением.
      С у д ь я. Потом?
      И н г а. Потом Муртало приблизился к кровати...
      Инга сделала несколько шагов к барьеру, за которым сидел Муртало, расстегнула жакет, выхватила наган и, пока милиционеры опомнились, навела его на Муртало и спустила курок.
      Муртало вскочил, закрыл лицо руками и повалился на пол. При каждом выстреле он дико выл. В зале поднялся невообразимый шум.
      Семь раз грохнул Ингин наган. Потом в зале воцарилась тишина.
      Инга бросила револьвер, опустилась на пол, уткнулась головой в колени и зарыдала.
      Я вернулся домой к обеду. Мама налила мне суп, сама села к столу и приготовилась слушать. Я молчал и к супу не притронулся. Тогда она убрала тарелку и поставила передо мной мои любимые холодные котлеты с белым хлебом. Когда я отказался и от котлет, мама забеспокоилась.
      - Что с тобой, мальчик, ты заболел? - Она потрогала мой лоб.
      - Сегодня допрашивали Ингу.
      - Что же она сказала, несчастная?
      - Пустила в Муртало семь пуль!
      - Как?!
      - Так. Из нагана.
      - Да ты что?! В зале суда? Семь выстрелов?! - Мама не верила своим ушам.
      - В зале суда.
      - И ты видел это?
      - Видел.
      Мама встала, снова села.
      - Потом?
      - И промахнулась.
      - Семь раз?
      - Семь раз.
      - Невероятно! - прошептала мама и вышла на кухню. Вскоре я последовал за ней. Мама сидела у окна, смотрела на белый купол университета и курила. Я опустился на пол перед ней и положил голову на ее колени. Долго молчали мы... Потом я почувствовал ласковое прикосновение теплой маминой руки. Она нежно гладила меня по голове. Я взглянул на маму. По ее щекам катились слезы, и подбородок дрожал.
      - Промахнулась, говоришь? - спросила она.
      Я кивнул головой. Я понял, что маме хочется заплакать навзрыд, но усилием воли она сдерживала себя, - она умела владеть собой, моя гордая мама.
      Я почувствовал горький комок в горле, зарылся головой в мамины колени и заплакал - сперва тихо, про себя, потом громко. Мама не успокаивала меня, лишь рука ее по-прежнему гладила мою голову. Я плакал и за нее...
      Это произошло 21 июня 1941 года. А на другой день об этом уже забылось. 22 июня народ был ошеломлен страшной вестью - на нашу страну напала фашистская Германия.
      Лишь однажды, в 1943 году, тетя Марта вспомнила Кукарачу и Ингу и всплакнула - когда в военкомат пришло сообщение с фронта о гибели медсестры Инги Амирановны Лалиашвили.
      И я вспомнил Кукарачу, вернее, он приснился мне - 12 октября 1979 года, в 12 часов ночи, за полчаса до моего второго инфаркта. И вот что странно: во сне Кукараче, по-прежнему было двадцать один или двадцать два года, мне - за пятьдесят, а он по-прежнему поучал и наставлял меня...