Вскоре на связь с Виктором вышел старый знакомый. По настоянию графьев– увы, ныне уже покойных– Виктор установил на свой офисный телефон громоздкое приспособление. Оно состояло из экрана и пульта управления с красной кнопкой и рычажком. Когда раздавался зуммер, нужно было нажать на красную кнопку. Через секунду на экране высвечивался номер, с которого звонили. Но это был не простой определитель номера, а нечто усовершенствованное: высвечивались номера не только городских, но и любых мобильных телефонов, даже если звонили из-за границы. Рычажок имел три позиции. Нулевая– нейтральная. В позиции "I" рычажок включал запись беседы, при этом начинал подмигивать зеленый индикатор, а позиция "2" позволяла определить, записывался ли разговор на другом конце или где-то по дороге. Если записывался, экран из белого становился синим.
      ...Телефон зазвонил, и одновременно произошло несколько событий, никогда ранее не наблюдавшихся. Номер звонившего не высветился вовсе – на экране загорелись семь звездочек. Экран из белого стал не синим, а ярко-зеленым. Когда же Виктор, ошарашенный увиденным, включил запись беседы, индикатор, вместо зеленого подмигивания, продемонстрировал устойчивое красное свечение.
      – Виктор Павлович? – прозвучал в трубке смутно знакомый голос. – Это вы? Можно вас попросить перейти к нормальному аппарату? Очень сильные помехи, невозможно говорить. Я сейчас перезвоню.
      Полковник Василий Иннокентьевич Корецкий был изысканно вежлив. Он напомнил Виктору про старое доброе академическое время, посетовал, что нет времени встретиться и просто так поговорить, упомянул про героические дни обороны Белого дома от зарвавшихся путчистов.
      – Заехали бы как-нибудь, Виктор Павлович, – наконец пригласил он. – Посидим, поболтаем.
      – А куда к вам заехать-то? – спросил Виктор.
      – Да уж! – Можно было почувствовать, что полковник на том конце провода улыбается. – У нас адрес известный. Москва, Кремль. Не заблудитесь. Поговорим про общих знакомых. Как там Платон Михайлович? Ларри Георгиевич? Этот. .. Марк... Цейтлин, кажется? Ну так как?
      – Насчет сегодня... боюсь, что трудно будет. – Виктор начал тянуть время, не понимая, как реагировать на приглашение. – У меня тут деловые переговоры...
      – Бросьте вы, – в голосе Корецкого прорезался металл, – какие у вас дела, какие переговоры... С кем вы там еще можете переговариваться? Давайте, давайте, собирайтесь. Я машину высылаю.
      – У меня своя машина, – брякнул Виктор.
      – Ха-ха! – У полковника явно улучшилось настроение. – Своя – не своя... У нас тут, понимаете ли, бюрократия. Пока я вам пропуск на машину буду выписывать, рабочий день кончится. Так что уж давайте лучше на моей.
      – Ладно, – сдался Сысоев, прикидывая, сколько времени ему надо, чтобы доложиться Мусе или Ларри. – Минут за двадцать успеете доехать?
      – Обижаете, Виктор Павлович, – серьезно сказал Корецкий. – За окно посмотрите. Видите черную "Волгу" у подворотни? Это за вами.
      – С вещами, что ли? – попробовал пошутить Виктор, выглянув в окно.
      Полковник помолчал секунду и бросил трубку.
      Виктор набрал внутренний телефон Мусы. Номер не отвечал – Муса был на "переговорах" с массажисткой.
      – Пола, – приказал Виктор, – срочно найди мне Ларри. Где хочешь. Или Платона. Скажи Марии, пусть быстро ищет. У меня пять минут. Максимум.
      Пола, воспитанная на необременительной торговле кроссовками, встрепенулась, почувствовала неладное и набросилась на телефон. Первым обнаружился Ларри.
      – Что там у тебя? – резко спросил Ларри. – Говори быстро. Виктор рассказал про звонок и про ждущую у въезда во двор машину. Ларри долго молчал.
      – Я что-то не понимаю, – сказал он наконец. – Почему ты должен куда-то ехать? Ты никому ничего не должен. Так не делается. Хотят вызвать – пусть пришлют официальный документ. Пошли ты его знаешь куда. Согласен со мной?
      У Виктора отлегло от сердца. Наконец-то он услышал серьезный совет серьезного человека. Каким же он был идиотом, что с самого начала пошел к Мусе, увидев в нем единственную защиту от Марка!
      – А ты думаешь, это правильно? – осторожно спросил он. – Он же приглашает неофициально. Может, лучше съездить, узнать в чем дело?
      Интересно все-таки, сколько нужно времени, чтобы по-настоящему узнать человека?
      – Может, и лучше, – медленно сказал Ларри. – Съездишь. Узнаешь, в чем дело. Потом обсудим. Пока.
 
      Черная машина влетела в Кремль мимо застывших в приветствии часовых. Водитель провел Виктора через пост и проводил до кабинета полковника Корецкого.
 
      – Садитесь, коллега, – не слишком любезно сказал полковник, кивая в сторону кресла. – Поговорим.
      – Здравствуйте, Василий Иннокентьевич, – произнес Виктор, устраиваясь в кресле.
      Полковник спохватился и протянул Виктору руку через стол.
      – У меня только один вопрос, – заявил он Сысоеву. – Очень простой. Мне известно, что вы, в нарушение таможенного законодательства, ввозили на территорию Российской Федерации автомобили иностранного производства без уплаты таможенных пошлин. Это так?
      – Нет, не так. Мы не ввезли ни одного автомобиля. За последние месяцы мы приобретали машины только на внутреннем рынке.
      Полковник кивнул головой, раскрыл лежащую перед ним пухлую папку и углубился в чтение.
      – А вас не заинтересовало, почему вы их так дешево покупали? – спросил он наконец. – Если посчитать таможню, получится чуть ли не в два раза дороже.
      Виктор дернул плечом.
      – Нам за столько продавали. Что мы должны были делать – просить, чтобы нам продали подороже?
      – Вот именно.
      – Это почему же?
      – А потому, – принялся наставительно объяснять Корецкий, – что вы фактически оказались соучастником преступной сделки по ввозу и реализации товаров без уплаты установленных государством налогов. Поэтому товары подлежат изъятию и обращению в доход государства, а на вас будет наложен штраф в размере их стоимости. И еще. Поскольку сделка совершалась в особо крупных размерах, то это повлечет за собой также уголовную ответственность. Теперь понятно?
      – Был президентский указ, – напомнил ему Виктор. – Могу представить ксерокопию.
      – Не надо, – отмахнулся полковник. – Не надо шуточки шутить. Льготы были даны общественной организации, а не вам. Это они должны были деньги зарабатывать, для решения уставных задач.
      – Так они и зарабатывали, – согласился Виктор, в душе помянув добрым словом Беленького и графьев, заставивших его гнать все деньги на счет Ассоциации. – Мы всю выручку переводили им. Себе только три процента оставляли – накладные расходы. Это очень легко проверяется. Могу показать все документы.
      Судя по безразличию, с которым Корецкий выслушал ответ, он не явился для него неожиданностью.
      – А вот про эту бумажку вы ничего не хотите сказать? – спросил он, перебрасывая Виктору вынутый из папки листок.
      Виктор взглянул и почувствовал, что сердце ухнуло куда-то в пятки. Руки покрылись противным холодным потом, под ложечкой засосало. На листке его собственным почерком было написано: "Дорогой Паша! Сообщаю тебе реквизиты, по которым надо отправить согласованную сумму. Туда же должна поступать стоимость машин и наша часть маржи. Привет ребятам".
      Ниже приводились реквизиты одного из счетов Ронни Штойера.
      – Так, – удовлетворенно произнес полковник, заметив реакцию Виктора. – Значит, говорите, всю выручку платили Ассоциации? Ну-ну. А теперь что скажете? Кто же кому все-таки платил?
      Виктор отвел взгляд от Корецкого и уставился в окно. Полковник выждал паузу.
      – Ладно. Пойдем дальше. Эта бумажка вам знакома? Эта бумажка тоже была знакома. Дней десять назад Виктор вместе с Беленьким подводили промежуточные итоги совместной деятельности и зафиксировали наличие инфокаровской задолженности в размере почти трех миллионов долларов. По настоянию Виктора здесь же было отмечено, что "Инфокар" погасит задолженность к Новому году за счет очередных поставок машин.
      – Мы договорились, что рассчитаемся, – сказал Виктор, снова отводя глаза к окну. – Из будущих поставок.
      – Из каких это будущих поставок? – с явным удовольствием спросил Корецкий. – Вы и дальше собирались обманывать государство? Разбазаривать бюджетные деньги? Вы что думаете, я не в курсе вашей аферы с компенсацией таможенных платежей? Между прочим, уже имеется запрос прокуратуры – что это за компенсации и почему все расчеты ведутся через неизвестно какой банк. А высшую меру за хищения в особо крупных размерах никто еще до сих пор не отменил. Это вам известно?
      Сысоев промолчал. Ему очень хотелось запулить чем-нибудь тяжелым в голову этому шуту, начальник которого как раз и пропихивал президентский указ по льготам, но Виктор терпел, понимая, что от дыры в голове собеседника его положение не улучшится.
      – Короче, так, – сказал Корецкий, не дождавшись ответа. – За вами должок. Три миллиона. Мы еще потом разберемся, что это у вас за счета в Европе, откуда они взялись и все такое, а вот три миллиона чтобы к понедельнику были. Мне прекрасно известно, что вы их можете сюда принести и вот на этот стол положить. Наличными. Так и передайте Платону Михайловичу. И Ларри Георгиевичу. И Марку... как его... Цейтлину. Привет им, скажите. От полковника Корецкого.
      – Я могу идти? – спросил Виктор, вставая. Корецкий махнул рукой.
      – Идите. Вас проводят до ворот. А я с вами прощаюсь. До понедельника.
      От Кремля до офиса на Метростроевской Сысоев шел пешком. Он ожидал чего угодно, но только не такого наезда. По сравнению с той информацией, которая оказалась в руках у Корецкого, требование выплатить три миллиона наличными представлялось совершенно несущественным. И надо полагать, этот сукин сын вывалил на стол далеко не все, что у него есть в запасе. Главное – он делает свои пакости прямо-таки с садистским удовольствием, можно сказать, с пионерским азартом. Неужели до сих пор помнит ту старую историю с Викой? Сволочь, какая сволочь! И ведь не успокоится, пока не угробит "Инфокар". Как хотелось бы узнать, что еще у него в папке...
      Стоп! Виктор резко остановился, пропустив мимо ушей ругань прохожего, налетевшего на него сзади. Какие бумаги показывал Корецкий? Платежную инструкцию по переводу денег Штойеру. Акт о состоянии взаиморасчетов. Что-то еще. Да! Сами расчеты, которые он и Пасько выверяли, сидя на конспиративной даче под Серпуховом.
      Что-то было с этими расчетами... Паша с Герой жарили шашлыки. Они уже дважды кричали – кончай, ребята, идите сюда, мясо стынет, водка греется. Пасько стоял у окна. А он, Виктор... Он переписывал страницу с расчетами, потому что на даче не было ксерокса, а ему был нужен свой экземпляр, чтобы без спешки проверить все в конторе. Помнится, у него закончилась паста в ручке, тогда Пасько дал ему синий карандаш и сказал – черт с тобой, оставь мне карандашную копию, потом разберемся. Именно эту карандашную копию только что, не давая в руки, показал ему Корецкий.
      Но если дача сгорела вместе с Герой и со всеми бумагами в сейфе, то откуда у Корецкого эта страница?

      – Почему вы считаете, что это так важно? – недоуменно спросил Федор Федорович. – Мало ли откуда мог взяться оригинал документа.
      – Поймите, – объяснял Виктор, – они же специально держали все в сейфе на даче. Паша у себя на Старой площади ничего не хранил. И бумаг с собой не возил. То есть возил, но только в одну сторону – на дачу. В газетах писали, что все бумаги в сейфе сгорели. А этот листок Пасько туда при мне клал. Он физически не мог уцелеть.
      – Неубедительно, – пожал плечами Федор Федорович. – Там расчеты по вашим долгам. Беленький ведь тоже должен был отчитываться. Он вполне мог взять эту чертову бумажку в Москву.
      – Мог, – согласился Виктор. – Но что-то здесь не так. Я сейчас точно не помню, но, кажется, остальные документы, которые Корецкий мне показывал, тоже были не копии, а оригиналы. Я на эту бумажку обратил внимание только потому, что она написана синим карандашом. Если у Корецкого в руках оригиналы, то это значит, что Паша весь архив перевез в Москву. А что же тогда сгорело в сейфе?
      Федор Федорович посерьезнел.
      – И вправду интересно. Ладно, попробую поспрашивать.
      Следствие по делу о сгоревшей даче ни шатко ни валко вела прокуратура области. После того как знакомые Федора Федоровича начали задавать вопросы, в прокуратуре взъерошились, решили, что невредно было бы прикрыть задницу, и с радостью воспользовались ненавязчиво сделанным им предложением привлечь к следствию коллег из военной прокуратуры. Все-таки рядом воинская часть, танк угнали именно оттуда, и есть серьезные основания полагать, что между трупом на даче и двумя трупами в джипе есть какая-то связь. Так в состав следственной группы вошел некто Аксинькин. Следователь Аксинькин носил задрипанный старый костюмчик непонятного происхождения, в холодную погоду надевал под пиджак малиновую кофту, а над влажным от напряжения мысли лбом топорщился непокорный желтый хохолок.
      Недуг у Аксинькина тоже был старый. И в перестройку, и в капиталистическую эпоху следователь страдал алкоголизмом.
      Болезнь прогрессировала. Аксинькин напивался часто и, будучи в соответствующем состоянии, вел себя буйно и шумливо. Начальство, хотя и измученное его непотребными выходками, было вынуждено терпеть, потому что чутье у Аксинькина было отменное, следовательским ремеслом он владел как никто и потрошил самых тяжелых клиентов, словно цыплят. Если он позволял себе нечто совсем уж несуразное, его отправляли проветриться в санаторий. Аксинькин возвращался оттуда присмиревший, неделю-другую пахал, как вол, потом дело доходило до получки, и все начиналось сначала.
      За возможность откомандировать Аксинькина в область его начальство ухватилось с радостью. Дня два назад он, во время ночного дежурства, слегка перебрал, нашумел и даже запустил табельным пистолетом в заместителя начальника службы внутренней безопасности. Дошло до наручников. На санаторий, из-за нехватки фондов, денег не было, поэтому Аксинькину выписали суточные и сплавили буяна с глаз долой.
      Перед отбытием к месту назначения Аксинькина пригласили в кабинет его непосредственного начальника и предложили побеседовать с незнакомым товарищем. Тот угостил Аксинькина сигаретой, щелкнул зажигалкой и сказал:
      – Я с вами, товарищ, буду говорить откровенно. Следствие есть следствие, порядок мы все знаем. Но есть один момент. Если заметите что-нибудь странное, не откажите в любезности... Проинформируйте. Есть причины, по которым мы не можем этим сами заниматься. Вот мой телефон. Звоните в любое время,
      Аксинькин покосился на своего начальника. Тот стоял у окна и делал вид, что внимательно изучает пробегающие по улице машины. Аксинькин подумал немного и кивнул. На связь он вышел уже в середине следующего дня.
      – Товарищ подполковник, – сказал Аксинькин трезвым голосом, – можно попросить этого... с которым вчера виделись,.. тут малость помочь надо
      – Объясни, в чем дело, Леша, – поинтересовался начальник.
      – Запишите телефон. Это криминалистическая лаборатория в Серпухове. Пусть позвонит кто-нибудь и прикажет им не валять дурака. Если я прошу заключение сегодня, то это значит – сегодня. А не через две недели.
      – Что-нибудь нащупал, Леша? – спросил начальник, который, постоянно общаясь с Аксинькиным, разучился удивляться.
      – Что есть, то и нащупал. Конечно, если скажете, я могу здесь целый месяц груши околачивать, но больше тут ловить нечего. Если по делу, то меня только это заключение и держит. А дальше уж ваша воля.
      Кто кому звонил – неважно, но утром Аксинькин, шмыгая носом, возник на месте постоянной работы и гордо прошествовал в кабинет начальника.
      – Можете сказать этому... позавчерашнему, – сказал он, – пусть запросит материалы экспертизы. Остальное могу устно доложить.
      – А как там вообще? – деликатно поинтересовался начальник.
      – Там никак. Все дела в Москве. А там нормальный висяк. Помаются с недельку и бросят. Обычное дело.
      Незнакомый товарищ встретил Аксинькина у "Мзиури" на Арбате, поздоровался за руку, проводил в тихую комнатку на задах, усадил в кресло, в котором когда-то, очень давно, сидел Сережа Терьян, плеснул в рюмки коньяк и приготовился слушать.
      – Значит, так, – начал Аксинькин, с интересом поглядывая на коньяк. – Убийство чистой воды. Но это они и сами понимают. Телефонный провод перерезан. Дом только что из шланга бензином не поливали. Во дворе стояла машина, судя по следам – иномарка. На ней приехал покойный. Преступников было минимум трое.
      – Почему?
      – За домом, по ту сторону забора, следы еще двух машин. Всего, значит, три машины. Но самое интересное не в этом.
      – А в чем?
      – Лопухи они там, – махнул рукой Аксинькин, опрокидывая рюмку и важничая. – Они увидели, что в сейфе все бумаги сгорели, ну и перестали им интересоваться. А я только дверцу открыл – мама родная! Оттуда бензином несет, да так, что хоть святых выноси. Этот сейф сперва вскрыли, потом плеснули туда бензинчику для верности, спичку бросили и закрыли обратно, когда бумаги нормально занялись. Я пепел поворошил, и что-то он мне не показался. Поэтому экспертиза и понадобилась.
      – И что же показала экспертиза? – спросил Федор Федорович, наливая Аксинькину еще.
      – Нормально показала, – туманно ответил Аксинькин, начиная впадать в нирвану. – Сейф был битком набит газетами. Они и сгорели.
      – Та-ак, – протянул срочно прибывший из Штатов Платон. Он крутил в руках записочку Федора Федоровича и глядел поочередно то на Виктора, то на Ларри. – И что все это значит? А, Вить?
      – Я теперь точно помню, что Корецкий мне показывал оригиналы! – глотая окончания слов, выкрикнул Виктор. – Точно! Они убили Геру, взяли все бумаги из сейфа, потом напихали туда газет и подожгли дом. И все!
      – Кто? Кто?
      – Как кто? У кого я видел документы?
      – Брось, – даже обиделся Платон. – Этого не может быть. Ты ведь знаешь, где он работает.
      – Хорошо. В Кремле работает. А документы у него откуда? На улице нашел?
      Платон посмотрел, как Ларри лениво обрезает кончик у сигары, аккуратно проводит горящей спичкой по всей ее длине, потом медленно раскуривает, погружаясь в клубы дыма, и сказал:
      – Между прочим, это вариант. Есть над чем подумать.
      – Нет, – очень тихо сказал Ларри. – Не надо думать.
      И прикрыл глаза, будто засыпая.
      В клубной комнате Платона воцарилась тишина. Платон, не отрывая глаз, смотрел на дремлющего Ларри. Потом, словно восприняв телепатическую волну,произнес:
      – Ладно, Витюша, спасибо тебе. Ты иди отдыхай, а то уже утро скоро. Мы тоже сейчас поедем.
      – Ну что? – каким-то извиняющимся голосом спросил он у Ларри, когда за Виктором захлопнулась дверь. – Опять что-то не так?
      На мгновение Платон поймал сверлящий взгляд желтых глаз Ларри, а потом они снова исчезли в облаке сигарного дыма.
      – Ты очень умный, – промурлыкал Ларри, – очень... Ты же знаешь, как я к тебе... Ты гений. Но ты иногда делаешь такие вещи... Такие неправильные. Зачем ты при нем, – Ларри кивнул на дверь, – при нем про такое говоришь? Он тебе может в чем-то здесь помочь? Он тебе здесь ни в чем не может помочь. Тогда зачем ему нужно знать лишнее? Он засвечен. С кем имеем дело, мы знаем. Зачем рисковать? Когда ему начнут яйца дверью зажимать, он долго молчать будет?
      – Но ведь это же Витька все разнюхал. Ты что думаешь, он дальше сам не в состоянии додумать?
      – А зачем ему знать, что мы с ним согласны? – спросил Ларри, изучая тлеющий кончик сигары. – Он додумался. Мы не согласились. И кончили на этом. А потом – если по сути, то все не так.
      – Не понял.
      – Брось, слушай. Ты ведь сам мне говорил, кто стоит за этой затеей с льготами. Ясно же, что эти... в машине... и в доме... работали на него.
      Так на фига ему устраивать возню с танками и пожарами? Если что не так – вызвал к себе. Туда вошли, обратно не вышли. Согласен со мной?
      – Пожалуй, согласен, – медленно кивнул головой Платон.
      – Конечно, ты со мной согласен. Потому что это правильно. И потому что это наш единственный шанс. Понимаешь почему? Если бы это "папа" сделал, нам конец. Сегодня нам против него не вытянуть. А если это кто-то другой устроил, а "папе" подбросили туфту, тогда совсем другое дело. И тогда, если в правильном месте спросить, откуда, мол, подлинники документов, да вот эту бумажку показать, – он поддел пальцем записку Федора Федоровича, – может очень даже красиво получиться. Я правильно говорю?
      Платон задумался и вдруг расхохотался, запрокидывая голову, как в молодости.
      – Господи! – сказал он. – Бедный Вася. Уже второй раз нарывается. Я бы на его месте повесился.
      – Правильно говоришь, – пошевелил усами Ларри. – Я бы тоже на его месте повесился. Знаешь, чего я боюсь?
      – Чего?
      – Боюсь, что он сейчас не повесится. Придется еще поработать. Слушай, давай по рюмке выпьем. Я привез из Германии классный французский коньяк. Просто офигительный. Эй! – крикнул он, не оборачиваясь. – Принесите сюда бутылку... Которую я привез. И рюмки.

      Созданный Платоном "мозговой центр" замыслил атаку на Завод по двум основным направлениям. Первое было стратегическим и предполагало обмен акций Завода на акции СНК, за которые были выручены живые деньги. Второе направление являлось вспомогательным – часть ценных бумаг СНК обменивалась на ваучеры, гениальное изобретение Анатолия Чубайса. В нужный момент предполагалось выбросить эти ваучеры на чековый аукцион и скупить на них приличный пакет заводских акций.
      Но штурм все не начинался. Не получалось со штурмом. Как говорил один очкастый умник из "мозгового центра", для такой операции в стране малость не хватает народонаселения. Катастрофически недоставало живых денег. Народ, быстро ощутивший, что ваучер не так-то просто обменять не то чтобы на две обещанные "Волги", а даже на две поллитры, в нарастающих количествах попер ваучеры в фондовые магазины СНК. "И вправду, Коль, чего я туда деньги понесу? Ежели за ваучер тоже акцию дадут".
      К целевой установке, определенной в семьдесят миллионов долларов, не удалось приблизиться даже наполовину. Компьютеры "мозгового центра", отслеживая динамику продаж, оптимистично предсказывали дальнейший рост. Но предупреждали при этом, что поступление наличных вот-вот сойдет на нет.
      А это не просто ставило под удар всю затею. Дело обстояло намного серьезнее. Если ты собрал с народа деньги и задачу решил, и пусть не ту, которую декларировал, но все-таки решил, – и собранные деньги, начав работать, станут приносить вкладчикам хоть что-то, – это одна история. А вот если деньги собрал, а задачу не решил, то получается совсем другой коленкор. Тридцать миллионов долларов – это три миллиона вкладчиков. А ну как они в один прекрасный день придут и спросят – где бабки? Выпиской с банковского счета никого не успокоишь.