Евгений Дрозд
      В РАЮ МЫ ЖИЛИ НА СУШЕ
      Карла разбудила настоятельная потребность опорожнить мочевой пузырь. Кряхтя и постанывая он поднялся - все тело ныло после сна на импровизированном ложе - и вышел из спасательного модуля. Островок был пуст, детей нигде не было видно, поэтому он не стал утруждать себя переходом к кособокой будке на удаленном мысе, а увлажнил белый коралловый песок с тыльной стороны модуля.
      Оправив рубашку, он постоял в нерешительности, прислушиваясь к себе. Нет, спать уже не хотелось.
      Тяжело ступая босыми ногами по сыпучему песку, он побрел к воде. Ровный, сильный ветер трепал полы его рубахи, развевал седые волосы, путался в бороде. Идти стало легче лишь на узкой темной полоске, где песок был мокрым и плотным и где слабо колыхающаяся соленая влага лизала берег.
      Осторожно ощупывая дно, он забрел по колено в воду к ближайшему садку, извлек несколько раковин, привычно раздавил их в шершавых ладонях и позавтракал скользкой, отдающей йодом мякотью.
      Вышел на берег, бросил пустую скорлупу в солидную уже кучу, накопившуюся за многие годы.
      "Пирамида", подумал он с глухой иронией, "след человека..." Бросать пустые раковины в воду он давно уже отучился, после того, как несколько раз резал себе ступни об их острые края.
      Как всегда, после моллюсков захотелось пить, и он двинулся к самой высокой точке острова, бывшей в то же время и высшей точкой планеты.
      Целых пять метров над уровнем океана. Может, даже шесть.
      Сооружение, воздвигнутое человеком на вершине острова, этот рекорд природы превышало раза в три. Воткнутая в песок раздвижная решетчатая ферма, опирающаяся на невысокий шкаф приемопередатчика и увенчанная зонтиком солнечной батареи, экзотическим подсолнухом тянулась к белому диску местного светила.
      Батарея питала приемник и опреснитель воды.
      Старик тяжело опустился на песок у опреснителя, открыл краник и терпеливо дожидался, пока тонкая, слабая струйка не наполнит пластиковый стаканчик в нише. Надо бы взять ведро и залить в бак свежей воды, но Карл решил оставить это на потом. Стаканчик наполнился, и Карл медленно осушил его маленькими глотками. Отставил стакан, оглянулся. На передней панели передатчика была тень от зонтика солнечной батареи. Карл поднялся, едва не потерял равновесие под порывом ветра, чтобы удержаться на ногах сделал несколько быстрых шагов. Под ступней что-то хрустнуло. Он пристально осмотрел песок и чем больше вглядывался, тем сильнее хмурился. На песке, перед лицевой панелью передатчика, большую часть которой занимала огромная рельефная маска из серого с искрой металлита, выложены были изощренные узоры из раковин и пустых панцирей местной морской фауны.
      Багряные, пурпурные и бурые панцири крабообразных мужественно топорщили крепкие клешни, грозные шипы и отростки. Ритмическому порядку смены цвета подчинялись хрупкие экзоскелеты морских звезд - белых, кремово-розовых, как бы светящихся изнутри, и особенно красивых ярко-шафранных с траурной черной каймой. Двустворчатые раковины тоже чередовались - одни, с затейливыми спиральными рисунками на боках, как стыдливые девственницы держали створки плотно прикрытыми, другие же были раскрыты, как шкатулочки, демонстрируя на своем перламутре матовые шарики жемчужин:
      крупные - в одиночку, мелкие - горсточками.
      Среди них тяжелые спиральные раковины смотрелись дородными матронами, умело и зазывно раскрывающими свое розовое нутро. Ветер тихо гудел в их крепких стенках и закатывал внутрь песчинки.
      "Опять за свое", подумал Карл. И мрачно сказал вслух:
      - Мне это не нравится.
      Перед тем как усесться в тень, он еще раз оглядел море от горизонта до горизонта. Детей видно не было. В последнее время они завели привычку уплывать на несколько дней, и ничего с этим нельзя было поделать.
      "Адаптировались", думал Карл, "хорошо адаптировались... А ведь поначалу мы думали, что вообще никто не выживет..."
      Он вспомнил тошнотворный визг сирен и мигающий красный свет в доке спасательных модулей корабля. Как он, ломая ногти, активировал автоматику модуля, а Татьяна загнала в модуль стайку перепуганных, ревущих малышей и бросилась за следующей партией... А потом... потом он потерял сознание и уже никогда не узнает, как там все было, он пришел в чувство, когда автоматика уже благополучно посадила модуль на единственный на всей планете островок - вершину огромной океанской отмели, простирающейся на сотни, если не тысячи километров во все стороны...
      Татьяна погибла. А с ней и сотни других - экипаж и пассажиры, взрослые и дети... Мертвые останки корабля кружат вокруг планеты, и только в нескольких отсеках еще теплится жизнь, и Теофил год за годом пытается связаться с каким-нибудь кораблем или обитаемым миром, чтобы вызвать помощь, и единственное, что скрашивает его одиночество там, на орбите, это сеансы связи с Карлом, когда они могут поболтать и отвести душу, обсуждая новости из перехваченных Теофилом отрывков галактического вещания. Новости в последнее время были какими-то совсем убогими, так что Карл начал подумывать, а не изобретает ли их Теофил для его утешения, а помощи все не было и не было. Конечно, трудно было надеяться, что их разыщут немедленно. Они и сами не знали, в какую часть Галактики забросило их странствие по "кротовой норе". Погибли пилоты и штурманы, и некого было спросить - как они ухитрились в эту самую нору провалиться, совершая заурядный рейс в хорошо обжитых пространствах...
      Карл покосился на застывшую в скорбном молчании маску. Когда очередной сеанс? Он дернулся было посмотреть на солнце, но оборвал жест с ощущением почти физической боли от его бессмысленности. Здешнее солнце не двигалось.
      Оно было намертво впаяно в небосвод. В единственных часах Карла давным-давно села батарейка, и время в этом мире стояло. Карл старился, дети росли, дул ветер, но время стояло, и над островом висел вечный полдень.
      Карл неподвижно сидел в центре почти круглой, четко очерченной тени солнечной батареи, спиной к передатчику, лицом к морю. Над его головой ветер развевал длинные пряди сухих, разноцветных водорослей, привязанных к ферме (явно работа Мервина, как и узоры из раковин и панцирей), гудела под ветром туго натянутая на зонтичный каркас ткань солнечной батареи, море оставалось пустым и ничего не происходило.
      "... да, хорошо адаптировались", думал Карл, "кто мог бы подумать... особенно когда кончились запасы пищи и пришлось переходить на местную живность..."
      То были кошмарные дни. Карл с содроганием вспоминал все эти болезни, которые неизвестно как и чем надо было лечить, расстройства желудков и поносы, их плач и свое полное бессилие и отчаяние.
      "... теперь я им и не нужен - сами управляются... и море - как на заказ - температура воды 36 градусов по Цельсию, можно сутками из него не выползать без опасности переохладиться или перегреться... хорошо, на отмели, вроде особо опасных тварей нет, но рано или поздно они доплывут до глубоких мест, и кто им там может встретиться?.. черт! - рано или поздно... о чем я думаю?.. ведь отыщут же нас когда-нибудь... или я и сам уже не верю? Они уже почти взрослые... у Владимира и Клода волосы под мышками и на лобке появились... Мервин отстает в развитии, но смышлен, хитроват, на лету все схватывает... у Владимира ум другой - глубокий, основательный... прирожденный лидер... Клод, пожалуй, сильнее его, но во всем подчиняется, туповат... и девочки растут... скоро надо будет им про месячные объяснять, чтобы не пугались...
      что за комиссия, Создатель!.. если помощь еще на несколько лет задержится, придется и роды принимать... интересно - сами догадаются, что у них для чего, или рассказывать понадобится?.."
      Громкий трубный звук с моря заставил его напрячься. Что-то неуловимо изменилось во всем мире. Воздух стал - как плавящееся стекло.
      Резкие звуки каких-то варварских труб доносились уже со всех сторон, а Карл все сидел, придавленный тяжелым, темным страхом, и не было у него сил распрямиться и посмотреть, что происходит на море.
      Наконец смог он поднять тяжелую голову, чтобы увидеть, как они выходят на берег. Сотни, тысячи - неровными рядами, повторяющими очертания береговой линии, ступали они на песок, вода стекала по их нагим телам, капала с мокрых бород мужчин и длинных распущенных волос женщин. А за их спинами, он ясно видел, все море до горизонта было усеяно человеческими головами плывущими к острову. Тысячи рук сверкали на солнце, вздымаясь и опускаясь для очередного гребка, блестела кожа резвящихся между людей дельфинов.
      Многие из вышедших на берег мужчин были вооружены короткими, крепкими шипами или зазубренными, длинными костяными мечами меч-рыбы. На женщинах были ожерелья из мелких пурпурных ракушек, затмевающих яркостью подрагивающие соски, многие носили переброшенные через плечо пучки мягких водорослей, в протянутых вперед ладонях они несли горстки жемчуга, яркие веточки редких кораллов, причудливые раковины. Те, что уже были на берегу пели какой-то гимн, и звуки его все крепли и нарастали по мере того, как к поющим присоединялись выходящие из моря. Высокие женские голоса выпевали длинную мелодичную фразу, слов которой Карл не мог разобрать, мужские голоса как бы ставили за ней точку, выдыхая низкое, грозное "А-У-МММ", после чего раздавался трубный рев длинных, закрученных винтом раковин...
      Они приближались к Карлу, но казалось, его не замечали. Их взгляды были устремлены на металлитовую маску на панели передатчика.
      Впереди всех двигалась невысокая худощавая фигурка. Карл с трудом узнал Мервина. В растянутые мочки ушей мальчика были вставлены веточки черного коралла, грудь закрыта рядами ожерелий и панцирем громадного краба. В правой руке - посох или жезл из длинной, извилистой ветви того же твердого, тяжелого коралла.
      Мервин поднял руку, и первые шеренги остановились, сдерживая напор идущих сзади рядов. Мальчик подошел ближе к передатчику, не отводя глаз от неподвижной маски, медленно опустился на колени. Положил черный посох на белый песок, протянул вперед руки и обратился к маске распевным речитативом. И снова Карл не мог понять слов. Маска оставалась застывшей, рот ее был искривлен в издевательской ухмылке, глаза закрыты. Мервин повторил свой призыв. Он как будто ждал чего-то и не получал ответа. Взор его скользнул вниз, и он увидел раздавленную Карлом раковину. Лицо мальчика исказилось гневом, и он впервые посмотрел прямо на Карла. Его глаза горели жутким огнем.
      "Святотатство!" - воскликнул Мервин тонким голосом, и заледеневший от страха Карл услышал грозный рев толпы: "Святотатство!"
      Ужас не давал Карлу пошевелиться, он знал, что пришел его конец, он не мог даже кричать, и ему ничего не оставалось, как прибегнуть к единственному способу спасения. Он проснулся.
      Он вскочил на ноги, все еще трясясь от пережитого, и дико озирался вокруг.
      Солнце и ветер. Белый песок и пустое море.
      Гулко гудит солнечный зонт.
      Он пришел в себя. Сердце перестало колотиться в груди, дыхание выровнялось. Он заметил, что решетчатая ферма опять сдвинулась к самому краю шкафа. Это была вечная его забота - не дать ей упасть. Зонт солнечной батареи сильно парусил под ветром и постоянно норовил спихнуть ферму с передатчика. Закрепить ее было нечем. Карл хотел толкнуть мачту назад, на середину, но чувствовал себя слишком слабым.
      "Ладно, подержится еще. Дети вернутся - передвинем."
      Веки серой маски на панели передатчика дрогнули и раскрылись. Зрачки-объективы обшарили горизонт, сфокусировались на Карле. Губы маски зашевелились.
      - Привет, Карл, - сказала маска приятным, низким, но явно искусственным голосом.
      Карл с ненавистью посмотрел на нее.
      "Убить мало идиота, который додумался снабжать вокодеры лицом, да еще и с мимикой", подумал он.
      "Наверно, воображал, что это ужас как забавно и остроумно..."
      - Что с тобой, Карл? Ты скверно выглядишь, старина, - сказала маска. Что-то случилось?
      Карл подумал, что он давным-давно забыл, как звучит настоящий голос Теофила, да и лицо, если честно, тоже. Теофил для него был теперь этим лицом и этим голосом.
      - Посмотри вниз, перед собой, - сказал наконец Карл.
      Мимика маски выразила удивление, глаза опустились и пробежались по ракушечно-панцирным узорам.
      - Ну что - красиво...
      - Мервина затея?
      - Они все этим занимались, но в общем-то да, его. А что?
      - Так они, значит, тут были, пока я спал? И меня не разбудили!..
      - А зачем? Они ненадолго, а потом снова ушли в море.
      Карл мрачно смотрел в песок. Он проспал возвращение детей и сеанс связи. То и другое - главные составляющие его жизни на острове. И вот он проспал, а его даже не удосужились разбудить.
      Со связью вообще дело было темное. Карл никак не мог уловить закономерности, когда передатчик начинал работу. Теофил что-то объяснял про необходимые условия, про непроницаемые слои в ионосфере, про особенности орбиты мертвого корабля... в данном случае, значит, связь была несколько часов назад. А бывало, что между сеансами проходило несколько стандартных суток, по крайней мере по внутреннему ритму организма Карла.
      - Мне это не нравится, - мрачно сказал Карл.
      - Что?
      - Вот эти узоры.
      - А по-моему, очень мило.
      - Узоры хороши, но мне не нравится то, что за ними стоит.
      - Что же?
      - Культ, вот что! Все это сильно смахивает на ритуальное жертвоприношение. И у меня есть ощущение, что ты это поощряешь.
      - Ты опять за свое, Карл.
      - У меня есть принципы и я ими не могу поступиться!
      - Но ведь это игра, Карл.
      - Это опасная игра. И я тебе уже говорил, к чему она может привести.
      - Слушай, Карл, мы с тобой уже не раз об этом спорили, я не хочу попусту сотрясать воздух.
      Пойми, ты воюешь с ветряными мельницами. Если нас в скором времени разыщут, то все проблемы решатся сами собой. Если же нет - ты ничем не сможешь помешать им в создании своей мифологии и религии...
      - Я этого не допущу!
      - Да пойми же ты, папа Карло, тебе это не под силу. Законы социальной психологии так же незыблемы, как законы физики. Вспомни древнюю историю. Не было на Земле народа без мифологии и религии...
      - А здесь будет!
      - Упрям ты, Карл... Хорошо, представим, что нас никогда не разыщут. Детишки уже неплохо приспособились, начнут плодиться и размножаться... Жить им, конечно, придется в море - на острове места не хватит... Ну, да, они уже и так в воде большую часть времени проводят... Эволюционируют в каких-нибудь дельфинов или тюленей. И может статься, что вообще перестанут быть разумными - если слишком хорошо приспособятся к среде. Много ли ума надо, чтобы за рыбами гоняться, да моллюсков собирать?
      Для этого и инстинктов хватит...
      - Вот потому я и хочу дать им знания и как можно больше, чтобы они не забыли, кто они и откуда.
      - Знания? Какие знания? Надеюсь, ты согласишься, что в плане добывания пищи ты их ничему научить не можешь. Ничего практически полезного из твоих речей они не извлекут. Ты можешь только рассказывать им сказки про огромные города, летающие корабли и людей, умеющих делать чудесные вещи.
      - Но мы-то знаем, что это не сказки!
      - Мы знаем, а им остается только верить твоему честному слову, что это правда. Пифагорейский аргумент - Учитель сказал! Давай, насаждай авторитарный стиль мышления.
      - Я обучу их принципам научного мышления.
      - Да на кой черт они им нужны? Все это будет чистейшей абстракцией. А что конкретного ты им можешь показать? Два основных принципа научного метода познания - это повторяемость изучаемого явления и воспроизводимость этого явления в эксперименте. Ты можешь объяснить им устройство этого передатчика и создать еще один такой же?
      Или хотя бы второй стаканчик для опреснителя?
      Поскольку Карл не отвечал, Теофил продолжил.
      - У нас тут все уникально. Один-единственный на всю планету остров, на нем один старик с длинной седой бородой, при нем одно говорящее лицо и один упавший с неба ковчег. Уникальность и неповторимость - это уже атрибуты чуда и сфера интересов религии. Плюс твои россказни про летающих среди звезд людей и о том, что мы сами пришли сюда с неба. Кстати, о звездах - ты уже пытался объяснить им, что это такое? Ведь увидеть их они смогут лишь доплыв до обратной стороны планеты...
      Карл и на этот раз ничего не ответил.
      - Словом, тут у нас есть все компоненты для вполне приличной религии. Которая, собственно, и должна иметь дело с уникальными феноменами - со всем миром в целом и с уникальным и неповторимым "я" каждого из нас... Знаешь, у большинства примитивных народов прошлого описание рая, куда отправляются души умерших, совпадало с описанием местности, откуда некогда пришли их далекие предки. В нашем случае любящие родители будут объяснять своим чадам, что их предки жили в раю, на небесах (и это, заметь, будет чистой правдой!), в странном месте, где было больше суши, чем воды.
      Карл все так же угрюмо молчал, и маска на панели передатчика после паузы заговорила с мечтательной интонацией:
      - А ведь, ей-богу, неплохая религия получится!
      Они будут совершать паломничества к святой земле, которой для них станет наш островок...
      Думаю, это лучше всех твоих наставлений поможет им сохранить память о своем происхождении и знание того, что жизнь - нечто большее, чем просто добывание пищи. В каком-нибудь поколении у них отыщется гений, который сможет изложить систему этой веры в возвышенной поэтической форме... Чувствую, это будет великолепная эпическая поэзия, что-нибудь на уровне, скажем, Бхагавад-гиты... А я у них буду чем-то вроде оракула...
      - Ты так говоришь, как будто наверняка знаешь, что меня переживешь, угрюмо проговорил Карл, пристально глядя на маску.
      Теофил явно смутился.
      - Э-э... не обращай внимания, это я так - фантазирую.
      Карл яростно ткнул пальцем в маску.
      - Я твои фантазии насквозь вижу! Так вот запомни - не бывать тебе у них богом!
      - Ты что, Карл! Я разве претендую?! Я только хочу, чтобы они верили в небесного бога, а еще лучше - во многих небесных богов, и ни в коем случае не сотворили бы бога на земле... то есть, тьфу, в воде, чтобы не было у них культа кого-либо из своих - история показывает, сколько крови тогда проливается... Особенно история ХХ века.
      - Не собираюсь с тобой препираться, Теофил, ты кого хочешь уболтаешь. Но запомни одно - я не допущу никаких богов и религий. Я не допущу, чтобы реальность они подменяли иллюзиями.
      Знаниями и только ими они будут руководствоваться в своей жизни, знаниями, а не верой. Ты понял? Знаниями, а не верой!..
      - Понял, Карл, понял, да ты не волнуйся, успокойся, пожалуйста...
      Маска вдруг приняла совсем другое выражение, глаза-объективы нацелились куда-то за спину Карла.
      - А-а! - закричал Теофил радостно. - Вот и дети... Боже, что это они тащат?!.
      Карл обернулся. Все пятеро уже были на берегу, вода стекала ручьями по их смуглой коже, покрытой белой соляной коркой. Владимир и Клод тяжело дыша тащили над собой и чуть впереди себя громадную, жуткого вида рыбину, насаженную на два костяных меча. Как будто хоругвь несли.
      Мервин опасливо держался в стороне, Лила и Хельга что-то радостно визжали, приплясывали и хлопали в ладоши.
      Рыба, казалось, окончательно смирилась со своей участью, но, когда ребята свалили ее на песок у ног Карла, вдруг забилась и задергалась. Карл осторожно отступил от нее. Судя по грозному виду, по костяному шипастому воротнику у жаберных щелей, по всем топорщащимся отросткам, шишкам и буграм на панцирных пластинах, создание было безобидным, не хищником, однако на шипах мог оказаться яд.
      Владимир и Клод исполняли вокруг твари дикарский танец, размахивая в воздухе костяными мечами; бессвязно и бестолково, перебивая друг друга, выкрикивали историю своего подвига.
      Карл только переводил глаза с одного на другого, пытаясь хоть что-то уразуметь.
      - ... она за рифом, а я как нырнул...
      - ... а я ее сбоку, а она...
      - ... она как рванется...
      - ... а я ее бац! А гарпун соскочил...
      - ... а тут я...
      - ... врешь, я!..
      - ... сам врешь! Я ее точно под жабры, а он...
      - ... это ты врешь! Дядя Карл! Он все врет! Я первый...
      Они уже не плясали, а стояли друг против друга, обмениваясь злобными взглядами. А в руках костяные мечи.
      - Ребята, - сказал Карл, - успокойтесь, вы что?..
      - Это я вру?! - кричал Владимир, наступая на Клода. - Ты, слизняк, повтори, что ты сказал!..
      - Дядя Карл, скажите ему...
      - Так ты еще и ябедничать!..
      Владимир толкнул Клода в грудь, тот отлетел назад, затылком ударился о ферму солнечной батареи и сшиб ее со шкафа передатчика. Ферма упала на грунт с глухим звуком, спицы зонтика солнечной батареи погнулись. Клод лежал, вытаращив глаза, на лице его застыло глупо-изумленное выражение. Карл с ужасом увидел, что из-под его затылка на белый песок вытекает струйка крови. Карл впал в бешенство, в голове у него помутилось. Он шагнул к Владимиру и, трясясь от ярости, заорал:
      - Ты... ты, ублюдок! Вон с глаз моих!..
      Владимир выронил костяной меч и метнулся прочь.
      Девочки испуганно жались друг к дружке и всхлипывали. Бледный Мервин медленно пятился в сторону модуля.
      "Успокойся, болван," приказал себе Карл. "Ведь это дети... они еще дети..."
      Он обернулся и наклонился над Клодом. Его все еще трясло. Клод уже подымался все с тем же глуповатым выражением на лице. Карл запустил руку в его густую шевелюру, поднял волосы на затылке, осмотрел рану. Ничего страшного - просто рассек кожу.
      - Иди в модуль, - хмуро приказал ему Карл, - там есть еще пластырь в аптечке, пусть Мервин или девочки заклеят...
      Клод поплелся к модулю, на каждом шагу оглядываясь.
      Карл тяжело опустился на песок, держась за сердце. Прямо перед ним оказалась тупая, страшная морда рыбы. Губы ее шевелились.
      До ушей Карла донесся шепот:
      - ... Карл, скорее... я умру... поторопись, Карл...
      Карл, вытаращив глаза, глядел на рыбу.
      Только через пару секунд до него дошло, что шепот доносится со стороны передатчика.
      Серая маска на панели трагически искривившись шептала:
      - Карл, скорее... скорее поставь назад ферму...
      энергия иссякает... я умру...
      Карл с трудом разлепил обезвоженные губы.
      - Что ты несешь, Тео? От чего это ты умрешь?
      Поставим мы сейчас ферму, но надо же сначала зонт выправить... Ну, разрядится аккумулятор...
      пропустим пару сеансов связи...
      - Дурак!.. Я же здесь... здесь...
      Карлу стало страшно.
      - Ничего не понимаю! Что значит - здесь? В передатчике?
      - Боже мой, да неужели ты ничего за эти годы не заподозрил? Неужели не понял, что все эти новости я сам выдумываю?! Я думал, ты давно догадался, только поддерживаешь игру... Нету никакого корабля там, наверху, он испарился при взрыве... нету никакой связи... То, что перед тобой - это не только передатчик, это еще и бортовой когитор. Моя личность записана в его памяти. Я только здесь и больше нигде...
      - Ты лжешь! Это невозможно!
      - Перед самой катастрофой я работал с большим корабельным когитором. На мне был шлем Дойлида, я находился в прямом контакте с процессором.
      Через психополе. Мое тело погибло сразу же после первого взрыва. А моя психика осталась там... в памяти большого когитора. То есть это я сам там остался. А за секунду до гибели корабля он - большой когитор - переписал информацию с записью моей психики в память бортового когитора спасательного модуля. Перекачал, значит, меня самого. Я здесь, а там, на орбите, ничего и никого нет... Скорее, Карл, поставьте ферму...
      Карлу показалось, что небо стало тяжелым и низким, оно обрушилось на него и прихлопнуло к маленькому островку. Его пробрал озноб, крупная дрожь прошла по телу. Вот уже больше десяти лет он топчет свою будущую могилу. Корабля не было, надежды не было, над головой пустота, мир стал плоским, его вертикальное измерение никуда не вело, небо замкнулось.
      Карл снова ощутил, как красная пелена застилает ему глаза, кровь гулко стучала в черепе, он не видел маски, но знал, что ее глаза-объективы умоляюще глядят на него.
      - Ты лжешь, Теофил! - слова вырывались из глотки с каким-то клекотом. Ты лжешь! Я сейчас поставлю ферму, но только если ты признаешь, что все это - очередная твоя дурацкая шутка! Слышишь, Теофил, шутка, выдумка, ложь!.. Скажи, что ты соврал, иначе я не буду ставить ферму...
      Тихий, еле слышный шепот.
      - Да, Карл, я соврал. Прости меня - это просто глупая шутка, неудачный розыгрыш...
      Тишина.
      Карл нашел в себе силы встать, подозвал Владимира и Мервина.
      Они быстро расправили зонтичные спицы и водрузили мачту на место.
      Только после этого Карл посмотрел на неподвижную маску. Ему не нравилось ее выражение - гримаса отчаянья, искривленный в сардонической ухмылке рот.
      -Дурак! - сказал вслух Карл. - Нашел время шутить! Выскажу я все, что о тебе думаю, во время следующего сеанса...
      Он уже успокоился, пришел в себя. День выдался беспокойный, но все ценности его маленького мира снова выстроились в гармоничное целое. Над головой летел корабль, и Теофил, этот черный юморист, рано или поздно свяжется с каким-нибудь миром или кораблем и вызовет помощь... Все в порядке. То, что маска молчит, ничего не значит - просто корабль зашел в область радиотени...
      Вечный полдень над островом.
      Надо только тщательно следить, чтобы мачта снова не свалилась.
      Ему показалось, что в стороне, противоположной солнцу, он видит ярко светящуюся точку.
      Несомненно это корабль. Раньше ему никогда не удавалось его увидеть. Точка быстро прорезала небосклон и ушла за горизонт.
      1989