— Напился и не помнит, что натворил! — с отвращением пробормотал одноногий. — Мистер Фиппс! — обратился он к одному из своих людей. — Уведите-ка этого ублюдка и подержите под замком еще несколько дней — он пробыл в лихорадке слишком долго, и пользы от него не будет. Но попомни мое слово, Мак-Дональд, я с тобой еще посчитаюсь!
— Мак-Дональд? — взревел Дэвид. — Я не Мак-Дональд! Я — Дэвид Даглас из Касл-Рока, наследник лорда!
Его последние слова заглушил гогот моряков, собравшихся вокруг.
— Сбросьте ублюдка вниз! — с презрением крикнул одноногий капитан.
— Попробуй только прикоснуться ко мне, грязная свинья, и, клянусь, я убью тебя! — пообещал Дэвид.
Очевидно, одноногий воспринял эту угрозу всерьез.
— В цепи его! — скомандовал он.
Первого же противника, который шагнул ближе, Дэвид сумел опрокинуть сокрушительным ударом в челюсть. Он повернулся как раз вовремя, чтобы оттолкнуть локтем матроса, напавшего справа. Еще одного он оттолкнул ногой, а четвертого опрокинул на спину двумя ударами кулака.
Но тут подоспели еще четверо. Дэвида заковали в кандалы, а удар увесистым грузилом по голове вновь лишил его сознания.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на грязной, слипшейся соломе. Он задыхался от вони. Кто-то накрыл его рваным одеялом. Низкорослый человечек в лохмотьях, с угловатыми чертами лица и глазами навыкате пытался протолкнуть между губ Дэвида ложку безвкусного месива. Дэвид закашлялся, сплюнул и сумел поднять руку, чтобы оттолкнуть ложку.
— Воды, — прохрипел он.
Незнакомец принес воды, тревожно поглядывая на подопечного. Дэвид напился, стараясь не делать большие глотки. Но голос его по-прежнему остался хриплым, когда он спросил:
— Это и вправду преисподняя, — отозвался низкорослый незнакомец. — Ты, приятель, на судне для каторжников «Месть», которое плывет в Австралию.
Незнакомец не шевельнулся. В бешенстве Дэвид выбил миску каши из рук человека, который пытался помочь ему.
— Наследник Дагласа погиб при страшном пожаре две недели назад.
— А сын лорда погиб и похоронен, Мак-Дональд, и здешние ребята считают, что ты, убийца женщины, кощунствуешь, дерзая назваться его именем.
— Что за женщина была убита? Шона из Крэг-Рока? Незнакомец в замешательстве покачал головой:
— Я не знаком ни с какой девчонкой из таверны, я не бывал в Глазго много лет! Если нам удастся повернуть корабль к берегу, я сумею доказать…
— Тсс! — зашикал его собеседник, похожий на мартышку. — Кое-кто здесь считает, что ты рехнулся от лихорадки, другие верят, что ты лорд и разберешься во всем, когда придешь в себя. Но капитан — а он не знает жалости — сказал, что впредь каждый раз, когда ты назовешь себя Дагласом, ты будешь получать по двадцать ударов плеткой-девяти-хвосткой.
— Я Дэвид Даглас! — повысил голос Дэвид. Скрипучая дверь с грохотом распахнулась. Одноногий спускался по лестнице, морщась от вони. За ним следовало несколько матросов, и среди них — гнусного вида парень, которого Дэвид первым ударил в челюсть.
Его щека до сих пор была перекошена. Вероятно, от удара он лишился нескольких зубов.
— Мак-Дональд, больше я не намерен терпеть твои выходки на своем корабле! — заорал одноногий. — Держите его, ребята!
Дэвид не сдался и на этот раз, но был слишком слаб, а противники — слишком многочисленны. В конце концов на него насели со всех сторон и привязали к столбу, подпирающему потолок в середине тесной камеры.
Угрозу двадцати ударов плеткой-девятихвосткой привели в исполнение. Наказание взялся выполнить парень с перекошенным лицом, но даже он помедлил, нерешительно взглянув на одноногого:
— Он едва живой, кэп. Двадцать плетей его прикончат.
— Он высок, как дуб, и мускулы у него, как у воина. Эту силу он обратил против невинной жертвы. Господь осудил его. Если он умрет, так тому и быть, но лучше бы он выжил — он пригодится для работы в Сиднее. Мертвец ни на что не годен. Начинай.
Каждая плеть безжалостно впивалась в тело Дэвида. От слабости боль казалась ему невыносимой. Он потерял сознание прежде, чем наказание успело завершиться.
Очнувшись, он вновь увидел рядом маленького человечка, скорбно качающего головой.
— Тебя зовут Коллум Мак-Дональд, — предупредил незнакомец. — Да, да! Будь даже твоя история про лорда правдой, лучше бы тебе о ней забыть. Капитан Варне забьет тебя до смерти, так что не раздражай его! Работай с парусами, мой палубу, делай все, что он велит. Выживи, чтобы рассказать свою историю тем, кто согласится выслушать ее!
— Я — Дэвид Даглас, старший сын и наследник лорда из Касл-Рока, с севера Шотландии! — настаивал Дэвид.
— Замечательно, дружище, я тебе верю. Но если хочешь жить, отзывайся на имя Мак-Дональд. И попробуй поесть — суп подкрепит твои силы. Скоро тебя потащат на работу.
Дэвид уставился на незнакомца и нахмурился.
— Кто ты такой, черт возьми, и какое тебе дело до меня? Безобразное лицо расплылось в улыбке.
— Некогда я был лекарем Джеймсом Мак-Грегором с Хай-стрит, из Глазго. А потом любовница знатного господина решила избавиться от его ребенка и обратилась ко мне за помощью. Она умерла, когда я пытался остановить кровь из ее чрева. Ее покровитель подал на меня в суд, но милосердные судьи отправили меня на этот корабль вместо того, чтобы сразу отослать к палачу. Да, они не поверили мне и не поверят тебе.
— Лекарь! — удивленно пробормотал Дэвид.
— А теперь меня называют убийцей.
Дэвид уставился на незнакомца и наконец понял мудрость его совета.
— Стало быть, я Мак-Дональд.
— Да, так будет лучше. Дэвид пожал плечами.
— Мак-Дональды — не самый плохой из кланов. Даже в порядочных семьях попадается паршивая овца, верно?
— Мак-Дональд — хорошее имя, с ним можно выжить, пока ты не вернешь собственное.
Дэвид согласился. Добиться справедливости и отомстить можно было только одним путем — выжить. Бессильный гнев, злоба на Шону и ее сообщников сейчас ничем не могли помочь. Неужели его считают мертвым? Но ведь он не умер. И вместе с тем вряд ли такое существование можно назвать жизнью. Он попал в земной ад. Но он непременно выживет. Останется в живых хотя бы потому, что должен вернуться, выяснить, кто стремился убить его и кого похоронили вместо него. Разузнать, какие злые замыслы и заговоры ввергли его в эту бездну вечного горнила.
Он вновь появится в ее жизни.
И тогда, да поможет ему Господь, он обрушит на Шону всю свою ярость, заставит ее поплатиться — не только ее, но и всех, кто причастен к нападению на него. И позаботится, чтобы они получили по заслугам!
Дэвид проснулся внезапно и вспомнил, что он уже не на борту корабля, не узник и не убийца. Он обрел свободу и вернулся к себе домой, в Касл-Рок.
Дэвид быстро повернул голову. Шона спала. Все эти годы он с нетерпением ждал, когда вернется сюда, мысли об отмщении преследовали его во сне и наяву, но хотя он жаждал мести, то и дело оказывалось, что он просто желает ее саму. Ее аромат преследовал Дэвида по ночам. Воспоминания об атласном прикосновении ее кожи приходили к нему в темноте, он вновь чувствовал, как скользят под его ладонями пряди ее волос. А теперь…
Ему хотелось и нежно обнять, и с силой встряхнуть ее. Когда она была моложе, он заботился о ней как о неуправляемом, упрямом, прекрасном ребенке. Когда она выросла и расцвела, он стал испытывать к ней влечение. Все это время он желал ее, потакая своей слабости и вместе с тем — жажде мести.
Но Шона вновь завладела его сердцем, лишила рассудка. Он поднялся с постели и подошел туда, где она спала на холодных плитах пола. Осторожно подняв на руки, он отнес ее в постель. Не в силах сдержаться, он нежно прижался губами к ее губам, впитывая сладость поцелуя.
Глупец! Опомнившись в последнюю минуту, он покинул комнату тем же путем, которым пришел сюда.
Глава 8
Шона сидела у себя в кабинете, дотошно проверяя каждую цифру в конторских книгах, которые велись в обоих поместьях. Насколько она могла судить, ни единого шиллинга не было потрачено зря с того дня, как похоронили Дэвида Дагласа — или обугленный труп, который приняли за тело Дэвида Дагласа.
Вздохнув, она отложила книги, поднялась, потянулась и выглянула из большого окна, так похожего на окно в ее спальне. К окну вели ступени, за ним проходил каменный балкон. Балконы служили частью оборонных укреплений замка, но, насколько было известно Шоне, ими никогда не пользовались по назначению, ибо во времена феодальных войн, некогда терзавших север Шотландии, наружные стены замка выдерживали любую осаду.
Она нахмурилась, глядя в окно и надеясь, что оно подскажет, каким образом Дэвид появлялся в ее комнате и исчезал.
С тех пор как она проснулась на второе утро после возвращения Дэвида и обнаружила, что лежит в постели, прошло три дня. Эти дни она провела в непрестанной тревоге, ожидая появления Дэвида в любую секунду.
Но его не было.
Однако Шона знала, что он приходит в замок по ночам. Она находила следы его визитов. В первое утро на подушке лежал букет цветов. На второе оказалось, что подушка рядом с ее головой примята. Шона поняла, что прошедшей ночью Дэвид спал рядом: он оставил маленький, искусно сделанный кельтский крест на тонкой цепочке — фамильное наследие Дагласов. На третье утро она нашла тонкий шелковый платок и стакан с остатками бренди на старом сундуке в изножье кровати. Она подолгу размышляла о подарках, борясь с искушением бросить их в огонь. Должно быть, Дэвид оставил их для нее в насмешку. Тем не менее Шона стала носить крестик, спрятала цветы под подушку и положила платок в карман. Ее возмущало, что она испытывает беспокойство днем, долгие часы проводит без сна по ночам, но вместе с тем крепко спит во время визитов Дэвида.
Днями он скрывался где-то в окрестностях. Шона не сомневалась, что он способен проникнуть как в ее кабинет, так и на конюшню, и в шахты. Вероятно, даже бывает в замке Мак-Гиннисов, хотя она никогда не слышала о существовании потайных ходов в доме ее предков.
Но чем он занимается? Что ищет? Шона понимала: несмотря на то что незаметные появления и исчезновения Дэвида раздражают ее, заставляют опасаться последствий и обвинений против своих родных, ей не терпится вновь увидеть Дэвида.
Она боролась с желанием снова встретиться с ним, но ничего не могла поделать. Она изводилась от ожидания, мысли о Дэвиде преследовали ее.
Услышав тяжелые шаги по лестнице, ведущей на второй этаж, она отвернулась от балкона и уставилась на дверь кабинета за мгновение до того, как та распахнулась. На пороге застыл Алистер. На его привлекательном лице не было и следа от обычной лукавой усмешки.
— Случилось несчастье на шахте, — отрывисто проговорил он.
Шона сорвалась с места, готовая броситься вниз по лестнице.
— Господи, что стряслось? Сколько людей было в шахте?
— Там было…
— Ну, сколько? Говори, Алистер, прошу тебя!
— Трое попали в завал, остальные уже пытаются откопать их. Они торопятся, мы должны поспеть вовремя.
— Алистер, это еще не все, я знаю! Говори!
— Там был Дэниэл — он работал в узкой штольне.
— Дэниэл! — Шона задохнулась.
— Да, мальчишка из семьи Эндерсонов.
— О Боже! — воскликнула Шона, стремительно развернулась и понеслась вниз по лестнице.
Алистер нагнал ее только у двери и крепко схватил за плечи.
— Лошади оседланы, мы отправимся туда верхом. Но будь осторожна: ничего хорошего не выйдет, если ты вылетишь из седла, торопясь помочь ему!
Шона растерянно кивнула и поспешно уселась в седло. Она вновь взяла себя в руки. Алистер знал, что Шона — искусная наездница. Вдвоем они галопом понеслись по холмам, долинам и полям. В двадцати футах от входа в шахту Шона спрыгнула с лошади и бросилась бежать.
Марк Мензис перехватил ее у входа.
— Миледи, вниз уже спустились Лоуэлл, Гоуэйн, Аларих и Айдан. Вы все равно не сможете копать, как мужчины.
— Где мальчик, Марк?
— Еще внизу, его ищут.
Алистер прошел мимо, торопясь в шахту.
— Задержи ее здесь, Марк. Пусть утешает женщин, если этого не могут мужчины, — приказал он.
Шона подождала, когда кузен скроется из виду, а затем повернулась к Марку.
— Марк, пусти меня!
— Миледи…
— Ты просто обязан меня впустить, — настаивала она. Управляющий нехотя подчинился. Шона бросилась в шахту, которую освещали призрачным светом висящие на крюках фонари. Ей встретился Айдан, покрытый угольной пылью и ведущий под руки совершенно черного от грязи углекопа.
— Шона, тебе здесь не место! — воскликнул он. — Мы уже докопались до штольни и выводим людей.
— А мальчик? — спросила она.
Перепачканный углекоп, которого только что спасли из завала, покачал головой.
— Он в боковой штольне, туда мы еще не успели добраться.
— О Боже! — выдохнула Шона. Забыв про Айдана и углекопа, она устремилась вглубь, туда, где мрак шахты едва рассеивал свет фонарей. Углекопы поправляли накренившиеся подпорки, Шону несколько раз окликнули. Она не отвечала, пока не добралась до того места, где кипела работа. Ее кузены и дедушки вгрызались в уголь с такой же силой, как углекопы вокруг них.
Послышался радостный крик — удалось откопать еще одного человека.
— Моя нога! — кричал углекоп.
— Я выведу его, — послышался голос Алариха, и он подхватил спасенного под руки, вытягивая его из-под кучи угля.
Вытирая припорошенный угольной пылью лоб, Гоуэйн обернулся и увидел Шону.
— Господи, детка, неужто ты ищешь смерти? Алистер, я же велел не пускать ее…
— Я оставил ее у входа, отец. Но ты ведь знаешь, как она упряма.
— Выведите ее… — начал Лоуэлл.
— Нет, я останусь здесь, — возразила Шона. — Где мальчик?
— Там, в глубине, — прохрипел кто-то.
— Энгус, где ты? — позвал Алистер.
— Здесь!
Алистер и Лоуэлл пробивались туда, где последний из попавших в завал углекопов лежал под грудой камня и угля.
— Мы спасем тебя! — заверил бедолагу Алистер.
Все мужчины были найдены, но ребенок остался в шахте. Шона проползла по земле и камням в крохотную, неправдоподобно узкую штольню неподалеку от того места, где нашли последнего из углекопов. Мужчины не могли работать в такой тесноте, и потому сюда посылали детей и женщин.
Шона была достаточно маленькой и худой, чтобы проникнуть внутрь штольни. Она ползком двинулась вперед, смутно осознавая, что дедушка Гоуэйн выругался за ее спиной.
— Дэниэл! — негромко позвала она. Ей не следовало кричать: Шона знала, что подпорки в штольне держатся еле-еле, особенно после обвала в большом туннеле.
— Шона, вылезай оттуда! — потребовал Гоуэйн.
— Дэниэл! Дэнни! Ты здесь?
В ответ послышался тихий плач. Судя по звукам, мальчик был очень далеко.
— Дэнни, это леди Шона. Ты меня слышишь? Я понимаю, ты, должно быть, перепугался. Мы спасем тебя. Если ты ответишь, это нам поможет. Ты здесь?
Плач повторился, а за ним последовало негромкое:
— Да!
— Сейчас я подползу поближе…
— Не выйдет, — отозвался малыш.
— Почему?
— Камень упал. Огромный камень.
— Мы уберем этот камень.
Шона вновь услышала всхлипы и негромкий плач насмерть перепуганного ребенка. Но внезапно он перестал плакать и решительно произнес:
— Не надо. Вас тоже завалит.
— Дэниэл, я не оставлю тебя здесь.
Шона не собиралась сдаваться. Внезапно кто-то с силой потянул ее за ноги, и она услышала сердитый голос Деда:
— Шона, немедленно вылезай оттуда, иначе я не посмотрю, что ты леди, положу на колени и отшлепаю — в другой раз будешь слушать, что тебе говорят! Немедленно возвращайся, пока не обвалилась штольня целиком. Стены там, должно быть, все в трещинах, а ты и понятия не имеешь о креплениях, и…
— Я понимаю только, что ребенок задохнется, если мы не вытащим его!
После этого резкого ответа Шона стиснула зубы и уцепилась за камни у входа в штольню, а затем подтянула ноги поближе к себе.
Она услышала, как Гоуэйн громогласно выругался.
Но едва звук его голоса затих, Шона застыла на месте, потому что мальчик говорил. С кем-то другим.
— Да!
К собственному удивлению, Шона услышала детский смех и еще один согласный возглас.
— Дэнни! — прошептала она.
— Я поеду верхом на звере! — услышала она.
— Нет, нет, Дэнни, выслушай меня!
— Разве вы не слышите воду?
— Дэнни! — в тревоге воскликнула она. Шона слышала, как детский смех затихает вдали, а затем уловила звук, похожий на плеск воды о камни.
— Дэнни, Дэнни! — позвала она.
Ответа не последовало. Мальчик исчез. Он словно растворился во мраке, должно быть, обезумев от недостатка воздуха. Он прополз в глубь штольни, упал в подземную реку и…
— Нет, нет! Господи, нет! — закричала она и осеклась. Кто-то полз за ней. — Пустите меня! — потребовала она, отбиваясь от чужих рук. — Дэнни! — снова позвала она. — Дэнни!
В ответ не послышалось ни шороха, ни шагов, ни смеха. Ничего.
Шону решительно потянули из штольни, и она вновь принялась бороться, но безуспешно. Кто-то успел крепко схватить ее за щиколотки и вытягивал наружу.
— Дэнни! Ответь мне!
Но ей отвечала лишь тишина, а между тем время шло. Минуты бежали одна за другой.
— Дэнни, Дэнни, прошу тебя!
Шону вновь потянули за ноги. Черная пыль оседала ей на лицо и одежду, острые камни царапали тело. Но Шона не замечала этого. Ее лицо было залито слезами, когда ее вытащили на кучу угля в большой штольне. Кто-то q, поставил ее на ноги.
Шона вгляделась в перепачканное лицо Алистера, смутно узнавая кузена только по яркому блеску синих глаз.
— Мальчик… — всхлипнула она.
— Тише, тише. — Алистер прижал ее к себе. Внезапно снаружи послышались крики — земля приглушала их.
— Что там? — повелительно спросил Гоуэйн.
— Алистер… — неуверенно начал Лоуэлл.
— Не беспокойся, я уведу кузину, — пообещал Алистер.
— Но мы не можем уйти! — запротестовала она.
— Шона, тут уже ничем не поможешь, — объяснил Алистер и повел ее по туннелю. Едва они вышли из шахты, как увидели бегущего навстречу углекопа.
— Скорее, скорее сюда! Мальчик здесь! Слава Богу, малыш Дэнни Эндерсон выбрался из шахты!
— Что? — прогремел голос Гоуэйна.
— Да, да, он снаружи! Он жив!
— Но как?.. — Шона не договорила.
— Только Господу известно, — ответил углекоп. — Никто из нас не знает, каким чудом он спасся!
Шона вырвалась из рук Алистера. Марк Мензис, перепачканный углем, как и все остальные, стоял на коленях в траве поодаль от шахты, а рядом сидел малыш, окруженный углекопами и их женами. Дэнни уже успели укрыть одеялом, его личико было перепачкано до неузнаваемости, темные волосы намокли и облепили голову. Шона бросилась к паре, сидящей в высокой траве, упала перед ребенком на колени, отвела волосы со лба и вгляделась в огромные синие глаза.
— Дэнни, Дэнни, ты жив! — Повинуясь порыву, она крепко обняла его, а затем слегка отстранила, испытующе глядя ему в глаза. — Дэнни, как же ты выбрался?
— Меня вытащил зверь, — серьезно отозвался мальчик.
Кто-то вложил кружку в руки Шоны, откуда-то появился теплый чай с молоком. Шона приставила кружку к губам мальчика — они стали почти такими же синими, как глаза. Дэнни глотнул чаю и вздрогнул, не спуская глаз с Шоны.
Внезапно Шона решила, что больше не пустит его в шахту. Ей нет дела до того, что происходит по всей Шотландии, Англии и во всем мире. В Крэг-Роке в шахту больше не спустится ни один ребенок.
Дэнни допил чай и вернул ей кружку. Шона подняла голову, когда сверху протянулась чужая рука. Рядом стояла Джина Эндерсон, печально глядя на Шону и ребенка. Шона сжалась от укола совести. Мальчик считался одним из братьев Джины, сыном Фергюса и Чарити Эндерсон, но Шона была убеждена, что на самом деле матерью ребенка является Джина. Шоне следовало бы отойти, чтобы Джина взяла мальчика на руки и утешила, но Джина, по-видимому, не возражала против такого внимания.
— Дэнни, малыш, что это был за зверь, если он сумел вытащить тебя из шахты? — спросил Марк Мензис.
— Зверь, который живет в пещере, — объяснил Дэнни так уверенно, словно говорил о том, что солнце всходит каждое утро. — Он умеет разговаривать. Он услышал, как я плачу, и сказал, чтобы я шел за ним. Так я и сделал, и он вытащил меня на землю. Это большой зверь, но совсем не злой.
— Говорила я вам: проклятая шахта кишит призраками! — послышался женский крик.
Кричала Чарити Эндерсон. Шаль сползла с ее седеющих волос на плечи, когда Чарити протолкалась сквозь толпу, упала рядом с Шоной, с непонятной злобой взглянула на нее и крепко обняла ребенка.
Дэнни без особой радости принял эти объятия, а Шона слегка отстранилась. Чарити Эндерсон никогда не считали привлекательной женщиной, она и вправду не была хороша собой, но вместе с мужем произвела на свет множество миловидных детей. У Чарити было вытянутое лицо, похожее на лошадиную морду, серо-голубые глаза казались тусклыми и невыразительными на фоне желтоватой кожи. Волосы некогда были единственным ее украшением, но теперь Чарити не заботилась о них, и они превратились в спутанную, неряшливую гриву. На лице ее в эту минуту появилось странное выражение: она улыбалась и в то же время хмурилась. Всем видом она давала понять: пусть Шона знатная леди, но мать мальчика — она, и она сама будет решать, как поступить с ним.
Шона поднялась и только теперь заметила, как настороженно перешептываются люди вокруг. Некоторые заговорили громче и смелее.
— Значит, это правда! Эта чертова шахта проклята! — выкрикнул углекоп.
— В ней полно призраков, — поддержал другой.
— Призраков? Как бы не так! — вдруг возмущенно возразил Айдан.
— Мой кузен прав! — заявил Алистер. — Бог мой, вы что, рехнулись? Если в шахте и живут призраки, так наверняка самые добрые на земле. Штольня обвалилась, а нам удалось спасти всех троих, попавших в завал, и даже мальчишку, застрявшего в непролазной щели, спасло какое-то чудо, странный зверь. Да если здесь есть призраки, то самые лучшие из всех призраков Шотландии!
И в эту минуту Шона поняла: в шахте не водится никаких таинственных существ. Дэвид Даглас нашел мальчика и спас его. Дэвид, который вышел из воды подобно оборотню — как раз вовремя, чтобы спасти ее. Дэвид, который невероятным образом ухитрялся успевать повсюду. Она была благодарна ему за Дэнни, искренне благодарна. Последовавшее молчание вдруг нарушил Марк Мензис:
— Да, ребята, если там водится призрак, то совсем не злой, и это правда!
— Еще бы! А наша леди готова перепачкаться, как простая девчонка, ради всех нас! — выкрикнул кто-то из спасенных углекопов, еще стоявших рядом с Айданом.
— Да здравствует наша леди! — послышался нестройный хор голосов.
Шону со всех сторон обступили люди. Она заметила одобрительную усмешку Алистера — прежде чем ее подняли и усадили в седло.
— Не хотите ли выпить с нами в таверне, леди Шона? — спросил Марк Мензис.
Празднованием в таверне обычно завершали день, когда удавалось предотвратить беду в шахте. А если трагедии не удавалось избежать, погибших поминали тоже в таверне. Владельцы шахты никогда не отказывались выпить с углекопами после похоронных служб.
— Конечно, я буду рада выпить с вами, — отозвалась Шона. — Но я вся перепачкалась…
— Так полагается, — подмигнул ей Марк.
— Тогда непременно выпьем, — заверила его Шона. Таверна была слишком мала, чтобы вместить всех гостей, и большинство углекопов с женами расположились с кружками эля и пива на траве и за столами во дворе, чтобы всем хватило места. Шона ухитрилась стереть с лица часть угольной пыли и с улыбкой вглядывалась в лица родственников, окружающих ее. Алистер выглядел особенно забавно с черным лицом, но при виде Айдана девушка рассмеялась — с него сыпалась угольная пыль.
Шона гордилась семьей. Все ее родные спустились в шахту, работали, рыли землю и уголь, заботясь о том, чтобы никто не погиб. Когда ей принесли кружку эля, Шона поймала взгляд Гоуэйна, расположившегося поодаль в переполненной таверне. Она подняла кружку, улыбаясь сварливому и резкому дедушке, и увидела его ответную одобрительную улыбку. Шона глотнула эля и только потом заметила, что рядом с ней стоит незнакомец — мужчина в коричневом монашеском балахоне. Он был очень высок и стар. Такой густой серебристо-белой бороды и клочковатых бровей, как у него, Шона еще никогда не видела.
— Большая честь для меня — стоять рядом с хозяйкой этих земель, — произнес монах гортанным голосом. Выговор выдавал в нем ирландца. — Тем более в день торжества. Скажите, что с мальчиком, который попал в завал?
Шона с облегчением улыбнулась.
— С мальчиком все хорошо.
— Это чудо!
— Вполне возможно.
— Кстати, я слышал, здесь водятся странные призраки? Шона отпила большой глоток эля и пристально взглянула на незнакомца.
— Нет, никаких особенных призраков у нас здесь нет, брат… Прошу прощения, мы с вами незнакомы. Как ваше имя?
— Брат Дамиан, — ответил старик.
— Как вы очутились в здешних краях?
— Я совершаю паломничество, — объяснил брат Дамиан. — Прошу вас, расскажите подробнее об этих призраках.
— Но у нас их нет.
— Миледи, здешний народ суеверен как никакой другой. Я слышал, вы отмечаете даже Ночь лунной девы, — так мне говорили.
— Мы любим веселиться и до сих пор отмечаем некоторые старинные праздники, — пытаясь скрыть раздражение, сообщила Шона. Одно дело — признаться Марку Мензису в том, что они и вправду немного суеверны и временами старые обычаи, мысли и убеждения им гораздо ближе нынешних. И совсем другое — незнакомцу, случайно оказавшемуся в Шотландии. Шона вовсе не хотела, чтобы он потешался над ними. — Нам нравятся развлечения, брат Дамиан, но призраков здесь нет — никаких духов, привидений и тому подобного. Полагаю, мальчик сам нашел дорогу через другой выход из шахты. Он еще очень мал, совсем ребенок, и весьма впечатлителен. Ему рано работать в шахте. — Смутившись, она отставила свою кружку в намерении немедленно заявить о своем решении. — Впредь, — начала она, обращаясь скорее к себе, чем к прохожему монаху, — ни один ребенок не будет работать в шахте!
— Это вам решать — ведь вы здесь хозяйка, — заметил монах, выпил одним глотком свой эль и отставил кружку. Затем пожал плечами. — Путешествуя, порой узнаешь много любопытного. Правда ли, что большая часть этих шахт принадлежит Дагласам?
В сущности, Шоне не подобало болтать направо и налево о размерах владений Дагласов.
— Нынешний лорд Даглас в Америке, брат Дамиан, и потому он поручил мне заботиться о его владениях. Он доверяет мне.
— И вашим храбрым родичам.
— Да, это правда. Но почему вы спрашиваете?
— Как я уже сказал, в пути узнаешь много любопытного. Откровенно говоря, в округе ходят толки о большом пожаре, разразившемся несколько лет назад. Я слышал, пламя поглотило наследника Дагласов! Может, это его призрак явился сюда, взывая к справедливости?
— К справедливости? При пожаре сгорели конюшни. Никто в точности не знает, что произошло, но здесь проводили расследование. Утверждают, что упал фонарь, разбился и пламя охватило всю конюшню. Такова воля Божия, и нечего искать в том, что случилось, особый смысл, — сердито завершила она. Перед ее глазами до сих пор вставали фигуры дедушек и кузенов в глубине самой опасной части шахты. Они спасали попавших в беду людей, когда шахту покинули даже опытнейшие из углекопов. — Пожар был трагической случайностью, вот и все. Добро пожаловать в Крэг-Рок, брат Дамиан. Надеюсь, вам понравится у нас в деревне. А теперь прошу меня простить, — произнесла она.
Даже если бы ее не научили с почтением относиться к священникам, чутье подсказывало Шоне: она должна быть приветлива и любезна со всеми людьми Божиими, особенно с паломниками, которые обходили пешком всю Шотландию. Но этот старик вызывал у нее раздражение…
Она отошла от монаха, пробралась сквозь толпу углекопов, которые похвалялись своим участием в событиях дня, и достигла столика в дальнем углу таверны, где сидел Ферпос Эндерсон.
Ферпос был уже навеселе. Он не работал ни в шахте, ни где-нибудь еще — его кормили сыновья, старшему из которых исполнилось восемнадцать, а самым младшим был Дэниэл. Несколько лет назад, выбираясь из шахты, Фергюс сильно повредил ногу. Однако он не стал работать в поле и отказался пасти овец и коров. Его жена и дочери выращивали овощи на клочке земли, арендованном у дальней границы владений Мак-Гиннисов, и благодаря работе сыновей Фергюса и женщин семья не голодала, а самому Фергюсу хватало денег на пиво и эль, которые, по его словам, помогали приглушить боль в ноге. Но чтобы утолить все его печали, требовалось слишком много денег. Дэвид Даглас назначил ему щедрую пенсию сразу после случившегося.
Сегодня старик не счел нужным побриться, и хотя его не покрывала угольная пыль, как других углекопов, он казался не менее грязным. Черные, круглые, блестящие, как бусинки, глаза отчетливо выделялись на его багровом лице, обрамленном белыми волосами. Он удивленно вскинул голову, когда Шона присела на скамью против него.
— С этого дня дети больше не будут работать в шахте, Фергюс Эндерсон.
Похоже, он заметил нотку вызова в ее голосе, но ответил со всей любезностью, помня, что таверна заполнена не только родственниками Шоны, но и доброжелательно настроенными углекопами, которых восхитила смелость хозяйки, рискнувшей последовать за ними в шахту.
— Ну, миледи, теперь я большая шишка, коли вы говорите, что мой парнишка особенный, что ему не место под землей. Только вы забыли, добрая леди Шона: среди нас есть люди, которым не прокормить семью без помощи даже самых младших детей!
— Вам должно хватать денег, Фергюс.
— Увы, дорогая леди! Вы молоды, красивы, вы никогда не знали боли, не знали, что значит быть немощным мужчиной!