Глава 21

Они достигли комнаты в башне, Дэвид закрыл и запер на засов дверь, прежде чем усадить Шону на кровать.

Слезы затопили глаза Шоны, и она пыталась удержать их, яростно моргая. Ее ребенок жив! Все эти годы она старалась забыть о нем. С ней сыграли самую жестокую шутку всех времен, а теперь требовали расплатиться за чужую игру!

— Дэвид, как ты не понимаешь, ты не имеешь права забирать ребенка! — воскликнула она.

— Он пробыл рядом с тобой четыре года, и ты, похоже, не окружала его материнской заботой…

Шона вскочила.

— Я ничего не знала! И до сих пор не знаю, не могу поверить! Я…

— Ты не знала о том, что родила ребенка? — издевательски осведомился Дэвид.

Шона покачала головой.

— И ты хочешь, чтобы я этому поверил? — грустно спросил он.

— Черт возьми, если Дэнни — наш сын, как ты можешь отнимать его у меня? — выкрикнула Шона. Внезапно она бросилась к Дэвиду и заколотила кулаками по его груди.

Дэвид поймал ее мечущиеся руки. Шона мгновенно пожалела о своем порыве, пожалела, что прикоснулась к нему. Схватив за предплечья, Дэвид приподнял ее над полом, впиваясь глазами в глаза и отступая к постели. Он бросил Шону на постель и пригвоздил ее ладонями.

— Ты не имеешь права на этого ребенка.

— Дэвид, я же ничего не знала!

— Как такое могло случиться? Ты не могла не догадываться о том, что беременна!

— Да, я знала, что жду… да! Но я бежала в Глазго, чтобы быть подальше от родных, не понимая, что произошло той ночью. Я не знала, что буду делать потом, а просто ждала ребенка… Но он родился раньше срока. Я выбилась из сил от боли, и повитуха дала мне какое-то снадобье, чтобы боль утихла. Когда я очнулась, мне сказали, что ребенок умер. Повитуха показала мне пропитанный кровью сверток, но не велела заглядывать внутрь, и я…

Дэвид вдруг отстранился и взъерошил пальцами свои волосы. Широко шагая, он прошелся по комнате и вернулся к кровати.

— Я же просил рассказать все, что ты знаешь! В чем еще ты солгала?

— Я не лгала тебе!

— Насколько я понимаю, ты умолчала о рождении ребенка — такое молчание сродни лжи!

Шона вскочила с кровати.

— У меня не было причин признаваться тебе! Я пыталась… намекнуть, что уже пострадала от последствий той ночи, но мне казалось, бессмысленно рассказывать тебе, что у нас был ребенок, который умер, не сделав ни единого вздоха.

— И когда ты видела Дэнни, тебе никогда не приходило в голову, что он может быть твоим сыном?

— Но я же держала в руках мертвого младенца! — воскликнула Шона. — Мне показали то, что я считала Но погибшим ребенком! Обезображенного бедняжку унесли и похоронили на кладбище в Глазго. Да, я думала, что Дэнни — Мак-Гиннис, но у меня трое здоровых кузенов, которые вполне могли увлечься деревенскими девушками!

Дэвид не сводил с нее безжалостного взгляда.

— Дэвид, я ничего не знала, поверь мне! — взмолилась она.

— Кто же знал? — холодно спросил он.

— Понятия не имею!

— Кто знал, что ты ждешь ребенка?

— Все. Все мои родные.

— Кто приезжал проведать тебя в Глазго? Шона смутилась.

— Кто? — потребовал ответа Дэвид.

— Алистер бывал там чаше остальных. Это он убедил меня вернуться домой. Но так или иначе, у меня бывали все родные.

— Может, приезжал кто-нибудь еще из замка? Шона помедлила, покачала головой и потупилась.

— Нет, никто. Только мои дедушки и кузены.

Дэвид шагнул к ней, схватил за плечи и приблизил к себе.

— По меньшей мере один из них пытался убить меня, — гневно выпалил он. — И если ты говоришь правду, предпринял все возможное, чтобы похитить нашего ребенка, вырастить его как деревенского оборванца и похоронить в шахте! А ты не хочешь признать очевидное.

— Пусти меня, Дэвид! Ты забрал ребенка…

— Ты чертовски права!

— За это я тебя никогда не прощу!

— А за какое из предательств прикажешь никогда не прощать тебя? — осведомился он. Он дрожал, в его блестящих зеленых глазах светилась мука. Жар, вдруг охвативший Шону, был ужасающим. Ей хотелось бороться, но вместо того она приникла к Дэвиду.

— Дэвид, ради Бога, поверь: я никогда не позволила бы Дэнни жить у Эндерсонов, если бы только знала! — прошептала она. — Дэвид, ты представить себе не можешь, что я пережила! Ведь я считала, что наш ребенок умер! Дэвид…

Он был по-прежнему зол, и Шона знала об этом. Внезапно он провел ладонью по ее волосам.

— Шона…

Она подумала, что не выдержит этой боли, гнева, обиды. Напряжение было так велико… Она желала его. Страсть, порожденная гневом, наполняла кровь, тело, все ее существо. Она вцепилась в его руки, пытаясь встряхнуть его, заставить выслушать, поверить.

— Ты должен понять! — в отчаянии прошептала она.

— Шона! — предостерегающе произнес он, но порыв Шоны был слишком силен. Оба повалились в глубину постели, и она выпалила:

— Ты несносен!

— Да, — согласился Дэвид.

— Немедленно пусти меня!

— Конечно, — кивнул он.

Их губы слились в поцелуе. Дэвид целовал ее с безумной, неудержимой страстью. Его ладони скользили по телу Шоны. Она вонзала пальцы в его волосы и плечи, смутно слыша треск рвущейся ткани. Вскоре ее лиловая амазонка была разодрана в клочья, за ней последовала очередь нижней кофточки и корсета. Он прижался губами к ее обнаженной плоти, и почему-то вспышка пламени, охватившего ее тело, принесла облегчение душе. Ласки губ Дэвида, прильнувшего к ее груди, пронзали ее, словно вспышки молний, и она задохнулась, вдруг задрожав всем телом. Она перебирала пряди его волос, ее тело выгибалось и подавалось навстречу ему. Она слышала, как он освободился от одежды, ощутила упругость его плоти и рванулась к нему, сгорая от желания.

Эта страсть пылала, как огонь, превративший конюшню в пепел и золу, хранящие жар еще долго после того, как угасло пламя. Дикое, жадное, свирепое, оно нарастало, как буря, как гроза.

А затем его ярость достигла вершины. Тело Дэвида напряглось, словно лук, извергаясь вновь и вновь подобно вулкану, накопившему в своем чреве неукротимую лаву. Она впилась ногтями в его спину, встречая каждый сокрушительный удар, но внезапно содрогнулась от сладости утоленного желания. Обессиленный, он упал рядом с ней.

Шона лежала, опустошенная и растерянная, ненавидя саму себя. Подумать только, он отнял у нее ребенка, а она все-таки желала его, хотела быть с ним… Что же они делают друг с другом?

Ей хотелось отвернуться, выпалить, что ненавидит Дэвида всей душой. Но Шона знала, что на самом деле не испытывает ненависти к нему. Ей больно от другого — те, кого она любила и кому доверяла всю жизнь, желали ее смерти…

— Шона!

— Оставь меня в покое! — прошептала она. Минуту Дэвид лежал молча.

— Хорошо, — наконец произнес он и начал одеваться. — Я оставлю вас одну, миледи, но не вздумайте ничего затевать. Шона, ты не настолько зла на меня, как делаешь вид. Тебе просто невыносимо сознавать правду, но я заставлю ее признать.

— А Дэнни? — прошептала Шона. Дэвид склонился и тронул ее за плечо.

— Шона, мальчик в безопасности, остальное не важно! Но я предупреждаю: не смей покидать комнату! Твои родные стремятся убить тебя, а я не позволю тебе умереть.

Шона вскочила, когда Дэвид направился к двери.

— Как ты можешь! Ты говоришь, что мой сын жив, и отнимаешь его у меня! Как ты посмел решиться на такое да еще предупреждать…

— Я буду поступать так, как пожелаю, миледи, потому что пять лет назад я поддался вашим чарам и проснулся мертвецом. Я смею делать все, что считаю нужным, потому что все эти годы у меня, оказывается, был сын. И этот сын попал в руки негодяев.

— Черт побери, ты должен мне верить!

— Шона, очень трудно поверить тому, о чем ты никогда не упоминала.

— Дэвид, неужели ты запрешь меня здесь? Я сама должна узнать, что происходит! — воскликнула она. — Я должна попытаться…

— Ты останешься здесь. Я намерен найти тех, кто пытался убить нас обоих!

Он отвернулся и зашагал к двери. Шона бросилась за ним.

— Дэвид, не можешь же ты просто уйти…

— Могу. — И как подобало Дэвиду Дагласу, лорду Касл-Рока, он с достоинством удалился.

Хлопнула дверь. Шона вздрогнула и несколько мгновений с дрожью смотрела на нее. Сорвав вязаное покрывало с постели, она набросила его на обнаженные плечи, метнулась к двери и распахнула ее. Дэвид ушел, но не оставил ее без присмотра — на стуле у порога восседал Джеймс Мак-Грегор.

— Что вы… — начала она.

— Леди Мак-Гиннис, — поприветствовал ее лекарь со странной улыбкой уличного мальчишки, — лорд Даглас ушел, но вы можете упокоиться с миром, если пожелаете.

— Упокоиться с миром… так пишут на могильных плитах! — воскликнула она.

Лекарь покраснел.

— Прошу простить, миледи. Я хотел сказать, что мне поручено охранять вас.

— А Дэвид ушел?

— Да, и сегодня вам его не остановить, леди. Поверьте мне, я хорошо его знаю.

— Вам поручено охранять меня и не выпускать из этой комнаты?

— Напрасно вы хотите покинуть ее, миледи: зло бродит совсем рядом.

Она оказалась узницей. Пленницей Дэвида. Кивнув лекарю, Шона отступила в комнату и уронила покрывало с плеч. Она высвободилась из разорванной одежды и долгое время стояла на месте, неудержимо дрожа. Слезы катились по ее щекам, и Шона позволила себе роскошь всхлипывать, как ребенок.

Но слезы вдруг отрезвили ее: Шона поняла, что стоит обнаженная посреди спальни. Она надела ночную рубашку и отделанный кружевом и лентами халат и выглянула в коридор, где сидел Джеймс Мак-Грегор.

— Входите, — пригласила она. — Расскажите, насколько близко вы знакомы с лордом Дагласом. И если вам известно, — добавила шепотом, — ради Бога, скажите, куда он девал Дэнни!

Сабрина горела, словно в огне. Жизнь потеряла привычную колею и ритм. Она только что выбралась из склепа и заслуживала отдых, чтобы оправиться от потрясения. Она хотела побыть одна, а тем более не видеть рядом Слоана. Но теперь, когда Шона и Дэвид, повергнув мир Сабрины в хаос, отправились вести собственное сражение, Скайлар и Ястреб тоже покинули ее.

Все разошлись. Сабрина уставилась на закрывшуюся дверь, мучительно сознавая, что Слоан стоит у нее за спиной.

— Зачем ты здесь? — прошептала она и прижалась лбом к двери.

Он не ответил на вопрос.

— Сабрина, ложись в постель, пока ты не лишилась сил, прошу тебя.

Она не пошевелилась и в ту же минуту почувствовала на плечах его ладони, мешающие ей убежать, укрыться.

Точно так же не могла она убежать от Слоана на постоялом дворе, когда попала к нему в комнату, пытаясь спрятаться от отчима. Как все смешно и нелепо! Который из двух случаев привел к таким ужасающим последствиям: первый, когда она была слишком перепугана и с запозданием поняла, что следовало сказать правду? Или второй — на следующее утро, когда она не успела проснуться? И не испытывала другой боли, кроме как боль унижения…

— Со мной все хорошо.

— Вот как? — спросил он, почта касаясь губами ее уха. — Похоже, ты пытаешься вырваться из этой комнаты. Дверь открывается легко, но тебе некуда бежать.

Внезапно он подхватил ее на руки.

— Я способна передвигаться сама! — в тревоге воскликнула она, заметив пристальный взгляд его бездонных карих глаз.

— Ты можешь упасть.

— Не упаду.

— Ушибиться.

— Ни за что!

— И навредить нашему ребенку.

— Но…

Увидев, что лицо его выражает непреклонность, Сабрина затихла. Слоан вернулся к кровати, усадил ее к спинке и подложил под голову подушку.

— Неужели ты настолько перепугана? — спросил он, садясь рядом. Его рука, лежащая на белой простыне, казалась особенно смуглой. Сабрина покраснела. Его пальцы были необычайно длинными, ладони — загрубевшими, мозолистыми от долгих поездок верхом по прериям. Но она знала: прикосновение этих рук может быть удивительно нежным…

— Перепугана? — недоверчивым шепотом повторила она.

Успела ли она испугаться? Бесконечные часы, проведенные в склепе, она молилась о том, чтобы выжить — ради ребенка.

— Сабрина, нам надо обсудить положение.

— Обсудить положение? Понятно… — На столе у кровати стояла бутылка бренди. — Майор Трелони, вы позволите предложить вам выпить? Я сама не отказалась бы…

Слоан перехватил ее руку, когда Сабрина потянулась за бутылкой.

— Сабрина, ты только что спаслась от рук злодеев, которые бросили тебя в склепе и намеревались убить, — напомнил он.

— Тем больше у меня причин выпить! — отозвалась она. Она попыталась высвободить руку и взять бутылку.

— Сабрина!

Девушка прикусила нижнюю губу, опустив глаза. Наконец, решившись их поднять, она почувствовала, как приливает к щекам кровь, и вновь посмотрела на дверь.

— Сабрина, тебе не удастся сбежать. Надеюсь, ты понимаешь, — насмешливо добавил он, — поскольку я нашел тебя здесь, в шотландском замке, то последую за тобой повсюду.

Сабрина проговорила, глядя на него в упор:

— Мне необходимо выпить.

— Для храбрости?

— Мне хватает храбрости.

— Это не храбрость, а безрассудство. Нет, пить ты не будешь. Эдвина напоила тебя укрепляющим снадобьем из трав. Бренди тебе ни к чему.

Но Сабрина отчаянно нуждалась в хорошем глотке бренди, хотя понимала: она не сумеет дотянуться до бутылки.

— Хорошо, а как насчет сна? — с надеждой спросила она. Он улыбнулся. Сабрина вновь подумала о том, как обезоруживает его улыбка и как он похож на… индейца. Дикаря.

— Слоан, я… — Она осеклась. Храбрости ей явно не хватало. Высвободив руку, она попыталась встать. Но сдвинулась с места слишком быстро и потому сумела сделать всего шаг от постели, прежде чем у нее невыносимо закружилась голова. — О Боже! — только и успела выдохнуть.

Слоан вновь подхватил ее на руки.

— Нет! — с жаром прошептала она.

Слоан с нежностью смотрел на нее. Она чувствовала тепло его дыхания, силу рук, внутреннюю решимость.

— Почему ты пытаешься сбежать от меня? — спросил он.

— Зачем ты здесь? — в отчаянии воскликнула она.

— О том, что тебя похитили, я узнал, только очутившись здесь, потому едва ли могу сказать, что пересек бурный океан, лишь бы спасти тебя, — пробормотал он. — А оказался здесь потому, что Ястреб всю жизнь был моим другом, и потому, что Джеймс Мак-Грегор поведал, какие беды постигли Дэвида. Я здесь потому, что… — Он замолчал.

— Почему? — прошептала Сабрина.

— Теперь это уже не имеет значения. Важно то, что у тебя будет ребенок.

Она опустила ресницы.

— Послушай, Слоан, это была случайность. Прошу…

— Отпустить тебя? Только скажи.

Сабрина тут же оказалась на постели, среди подушек.

— Ты уйдешь? — робко спросила она.

— Ни за что.

— Но ты сказал, что мне следует только попросить…

— Я имел в виду другую просьбу.

— Слоан, тебе незачем…

— Мне незачем — что? — Потянувшись, он приподнял ладонью ее подбородок и вгляделся в глаза.

Она покачала головой.

— Тебе незачем брать на себя ответственность.

— Ты считаешь, что имеешь право приказывать мне?

— Слоан, я не нуждаюсь в твоей помощи.

— Я и не предлагаю помощь.

— Да? Мне нужно выпить, — настойчиво произнесла Сабрина.

— Нет, — твердо возразил Слоан.

— Я не нуждаюсь в советах…

— Нет, нуждаешься. Ты считаешь, что у тебя, как у кошки, девять жизней, но насколько мне известно, ты уже потратила несколько из них.

— Черт побери, Слоан, будь добр уйти!

— Нет.

— Тогда мне совершенно необходимо выпить. Глоточек бренди. Некоторые врачи утверждают, что немного спиртного только на пользу женщинам в определенном положении.

Она потянулась за бокалом, но Слоан отнял его и вновь взглянул на Сабрину так, что ее тело охватило пламя.

— Когда-то я был не прочь посмотреть, как ты хлещешь виски, но время теперь неподходящее… Увы, дорогая, теперь тебе придется отказаться от спиртного. Слишком уж часто ты топишь в нем рассудок.

— Почему ты так жесток ко мне! Темные глаза Слоана посерьезнели.

— Спиртное вредит женщинам, которые ждут детей, я не раз слышал об этом.

— От кого? От женщин сиу? Он приподнял бровь.

— Да, — просто ответил он.

Сабрина уставилась на свои руки — пальцы еще дрожали. Как все нелепо! И встретились они со Слоаном при страшных, отвратительных обстоятельствах…

Может быть, она и вправду боялась. Боялась ночи, проведенной с ним, его силы, чувств, которые он возбуждал в ней. Но самое главное — он служил в кавалерии США и вместе с тем был индейцем сиу, он был невероятно опасен, брал все, что только хотел, требовал, что считал нужным.

Она закрыла глаза, приложив ладонь ко лбу.

— Сейчас я не в силах говорить об этом…

Смех Слоана привел ее в ярость. Сабрина села, воззрившись на него.

— Имей в виду, сейчас я чем-нибудь запущу в тебя! — раздраженно предупредила она.

— Из тебя и вправду получится настоящая красотка с юга, но не могу представить тебя в истерике.

— В истерике?! Да знаешь ли ты, сколько мне пришлось торчать в склепе?

Он посерьезнел.

— Ты права. Похоже, у тебя талант нарываться на неприятности.

— На эту неприятность я не напрашивалась…

— Ты, насколько мне помнится, одна бродила по кладбищу среди ночи?

Он вновь сумел поставить ее в глупое положение.

— Я услышала детский плач, — попыталась защититься Сабрина.

— Это меня и утешает — из тебя получится отличная мать.

Сабрина снова уставилась на свои ладони.

— Слоан, я хочу, чтобы ты знал: передо мной у тебя нет никаких обязательств, — объяснила она, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Я ни в чем не обвиняю тебя…

— Не обвиняешь? — переспросил он, высоко подняв бровь. — Поскольку с тех пор как мы познакомились, ты не сказала мне ни единого правдивого слова, едва ли у тебя есть право винить меня.

Сабрина стиснула зубы, стараясь обуздать ярость.

— Ты ничего мне не должен!

— А ты мне — должна, — мягко возразил он. — Я знаю, что тебе необходимо заснуть, и ты заснешь — после того, как выслушаешь меня. Я не брошу на произвол судьбы своего ребенка, несмотря на то что ты хотела бежать от меня, отправившись сюда.

— Это неправда! — воскликнула Сабрина, но тут же поняла, что Слоан ей не поверит.

— Нет, Сабрина, я не позволю тебе подвергать свою жизнь опасности в попытке избавиться от ребенка индейской крови.

Сабрина задохнулась и воззрилась на него в неукротимом бешенстве.

— Ублюдок! Ничего подобного я и не собиралась делать!

— С точки зрения белого человека, я и вправду индеец, несмотря на то что еще мой дед воевал на стороне американцев. Возможно, ты будешь считать, что вышла замуж за ублюдка, но ты ошибаешься.

— Я…

Она осеклась и задрожала, взволнованная не только появлением Слоана, но и тем, что он все знал и понимал. И она больше не могла отрицать того, что с ней произошло, не замечать жизнь, пустившую корни в ее чреве.

Вероятно, вначале она действительно хотела избавиться от ребенка, но, вспомнив, что Слоан наполовину сиу, испугалась. Она мечтала об избавлении до тех пор, пока чуть не погибла сама, и росток жизни в ней заслонил весь остальной мир. Но больше всего ее тревожило не происхождение Слоана, а его способность не только приводить ее в ярость, но и возбуждать.

— Слоан, тебе незачем жениться на мне. Я не хочу выходить за тебя замуж.

— Ты намерена отдать ребенка мне?

Одного взгляда в глубину карих глаз хватило Сабрине, чтобы понять: это не пустая угроза.

— Нет! Ты не отнимешь моего ребенка!

— Прежде всего он мой.

Сабрина облизнула губы и решила прибегнуть к новой тактике.

— Откуда тебе знать? Может, ты был…

— И тем не менее я знаю.

Убежденность Слоана ошеломила Сабрину. Пока она молчала, Слоан направился к двери, прислонился к ней спиной, съехал на пол и надвинул шляпу с пером на глаза.

— Слоан, что ты делаешь? — перепуганно воскликнула Сабрина. — Прошу тебя, уходи! Я… не хочу за тебя замуж. И не выйду!

Он приподнял шляпу.

— Ты не хочешь замуж за меня? Или за дикаря? — невозмутимо спросил он.

— Я… — начала она и осеклась, ибо ее зять был метисом, но женился на ее сестре.

Сабрина не могла не испытывать странных чувств по отношению к индейцам и была не в силах прогнать страх. Слоан — один из них. Несмотря на обаяние, в нем таился огонь. Его привлекательность была… красотой дикаря. Красотой, способной соблазнить любую женщину. Он вел жизнь, о которой Сабрина не могла даже помыслить. Она была для него игрушкой, развлечением и вместе с тем часто вызывала у него гнев. И он желал ее… Но никогда не смог бы полюбить.