Звучание рожков смолкло. Вместо них невидимая рука начала перебирать струны, а чей-то голос выводил мелодию. Слов Кэшел разобрать не мог.

Юноша несколько раз крутанул посох – сначала перед собой, затем над головой. Блестящие наконечники выписывали безукоризненные восьмерки, гладкие как масло. Перекрещивая запястья и меняя руки, Кэшел проделал весь набор движений, чтобы вернуть посох в исходное положение.

Хорошо, что здешний лес не отличается густым подлеском. Такое оружие, как семифутовый посох, занимает много места, даже если его просто держать в руках. Когда же такая штуковина с железными наконечниками начнет вращаться в лесу со скоростью, которую позволяют руки Кэшела – Дузи свидетель! – вы ослепнете от летящих веток и ползучих побегов.

– Эй пастух, судя по всему, ты решил сразиться с ними своей палочкой? – подал голос Криас.

– Я предпочитаю вообще не сражаться, если без этого можно обойтись, – ответил юноша, стараясь успокоить дыхание. Сердце его забилось сильнее… и не от привычного упражнения с посохом, а от перспективы схватки, которой – тут Кэшел не соврал демону – он не искал.

Собственно, сам по себе Кэшел редко нарывался на драку. Но уж случись такое, никогда не бежал от нее.

Впереди раздавалось журчание воды, стремительно бежавшей по камням. Ох уж эти ручьи! Скольких путников они одурачили… Шум, вроде бы и негромкий, смазывает все звуки вокруг и не дает заметить, как…

Мужчина шагнул из гущи деревьев на дорожку перед Кэшелом. Откуда он появился? Из той здоровой березы, что ли? Впрочем, он вполне мог стоять в ее тени. В руках незнакомец держал лук, причем сделан он был не из простого тиса или ясеня, а из золота. Да и наконечники у стрел отливали серебром. Ростом мужчина, пожалуй, мог сравниться с Кэшелом, но фигура его была стройная и гибкая, как у юной девушки.

– Приветствую тебя, чужестранец, – сказал он. – Наше племя Лесных Людей нечасто встречает гостей.

Цепким взглядом он отметил и железные наконечники на посохе, и магическое кольцо, поблескивавшее на мизинце у парня. Лицо его при этом приняло выражение, которое Кэшел часто наблюдал у старины Кифера, когда тот сидел в уголке пивной Рейзе и наблюдал за выпивохами. Сам-то Кифер не мог позволить себе кружечку эля с тех пор, как пропил свою землю и перебивался случайными заработками.

Кэшел расставил пошире ноги и осторожно огляделся. Ничего провоцирующего, просто открытый, спокойный взгляд: есть ли еще кто поблизости?

Увы, был… да еще как. По меньшей мере еще четыре группы мужчин и таких же сильных и гибких женщин стояли широким кругом среди деревьев. И только один из них – первый – находился в пределах досягаемости Кэшелового посоха.

– Добрый день, господин, – поздоровался юноша. – Меня зовут Кэшел ор-Кенсет, и я никак не хотел беспокоить вас – просто проходил мимо.

Стоявшие люди были одеты в одни только килты – неровно подрезанные, так, что справа были ниже, чем слева. Зато золотые луки имелись почти у всех. У троих с плеча свисали небольшие горны, а у пояса были мечи, извивавшиеся, как змеи.

Кэшел разглядел лишь одного невооруженного незнакомца. Им оказался долговязый паренек с копной огненно-рыжих волос, что сильно выделяло его среди белокурых соплеменников. Он держал лиру с двойным набором струн и посматривал на незваного гостя с явным неудовольствием.

– А я Велла, – представился стоявший перед Кэшелом мужчина. Он жадными глазами пожирал его кольцо. – Мы, Лесные Люди, польщены твоим прибытием. Ты просто обязан остаться с нами на сегодняшнюю ночь, чтоб мы оказали тебе достойный прием.

Одна из женщина ступила вперед и с благоговением протянула руку к Кэшелу – будто перед ней был драгоценный и хрупкий предмет. Он засек ее движение и быстро отреагировал. Женщина мгновенно отпрянула, виновато улыбаясь.

– Вообще-то я… – произнес юноша. Будь его воля, он пробыл бы рядом с этими Лесными Людьми ровно столько, сколько понадобилось, чтоб развернуться и унести ноги. Но их было так много, и все с луками… Кэшел даже подумал спросить совета у Криаса, но затем засомневался в полезности подобного шага. К тому же незнакомцы и так проявляли повышенный интерес к кольцу.

– Пойдем, Кэшел, – произнес Велла, протягивая вперед руку, незанятую луком. – Посети жилище Лесных Людей.

Кэшел пошевелился, его посох ударил железным наконечником в землю чуть ближе к Велле. Тот отскочил, блеснув топазовыми глазами.

– Элфин, проводи нашего гостя, – распорядился он. Юноша с лирой выступил вперед и тут же коснулся руки Кэшела.

– Пойдем, тяжеловес. – Голос его напоминал звук, с которым лопаются сосульки жестокой зимой. – Пойдем, и Лесные Люди покажут тебе, как следует обращаться с гостями.

– Ну, – пробурчал Кэшел. – Пожалуй, я бы что-нибудь поел.

Прикосновение юноши показалось ему обнадеживающе теплым. Кэшел ожидал чего-то холодного, металлического.

Все Лесные Люди развернулись и пошли в глубь леса, Кэшел оказался в самой середине. Пальцы Элфина по-прежнему сжимали его бицепс.

Ну точно, в ближайшее время ты все узнаешь…

– Сколько лет моей маленькой славной мисс? – пел Чалкус у разведенного на берегу костра. – Сколько лет тебе, о подружка?

Слушая его, Илна вновь представила себе Гаррика с его свирелью. И тут же решительно прогнала воспоминание: мало смысла и еще меньше радости в этом. Четверо моряков выплясывали на песке, высоко вскидывая ноги. Единственным аккомпанементом служил звук самодельных кастаньет: один из матросов надел на большие и указательные пальцы пустые морские раковины. Пощелкивая ими, он одной рукой задавал ритм, а другой – вел сложный, прерывистый контрапункт.

– Если я не умру от разбитого сердца, – продолжал свою песню Чалкус – теперь тонким, девичьим фальцетом, – то к утру будет ровно шестнадцать.

Илна бросила взгляд на Мероту, спавшую на песке у ее ног. Девочка взяла в рот конец своего плаща и совсем по-детски жевала его во сне. Илна подумала было вытащить ткань, а затем махнула рукой. Зачем? Вреда от этого Мероте не будет…

Девушка вздохнула. На свете существовало множество вещей – неправильных, но безобидных. Не стоит обращать на них внимания. Не говоря уж о том, что некоторые из них являлись неправильными только с точки зрения Илны ос-Кенсет. Умом она все понимала, а в душе никак не могла смириться.

Например, не было ничего дурного – по сути – в этой матросской музыке. Просто Илну не тянуло на веселье, но с другой стороны, события нынешнего для не настолько измотали ее, чтобы лечь и заснуть, подобно Мероте.

Запасы провизии для лорда Тадая и его свиты остались на мятежном корабле. Сегодня вечером морякам предстояло отведать еду, о существовании которой они даже не догадывались. Что-то съедят, что-то выбросят… Для простых парней с южного побережья Орнифола яйца в соусе из подпорченных овечьих внутренностей – это просто протухшие яйца. А ведь это еще не самый перл по части экзотики при королевском дворе.

Илна скупо улыбнулась. На самом деле, гастрономические вкусы принца Гаррика не многим отличались от таковых у матросов. Просто один налегал на кашу с бараниной, а другие – на кашу с рыбой. Его придворные приходили в ужас от такой простоты.

Зато винные запасы лорда Тадая снискали всеобщее признание. Вина производились на различных Островах, по различным рецептам – со специями, из непривычных фруктов.

Но сегодня для моряков это не имело никакого значения. Знаете когда мужчины перепьются, им все равно, чем пахнет вино. Хоть червями, сдохшими в винном чане… Судя по всему, веселье продлится до рассвета. Хорошо, если Вонкуло удастся спустить судно на воду к полудню.

Илна поднялась, еще раз оглянулась на девочку и, убедившись что все спокойно, медленно пошла к другому костру, горевшему на противоположном конце серповидного острова. За ее спиной дюжина моряков грянула припев песенки Чалкуса:

– Тили-дили-ди, тили-дили-до!

Ну и пусть, ее не волновало, что другие люди веселятся. Девушка криво усмехнулась. По крайней мере, не должно волновать…

У второго костра расположилась пятерка моряков во главе с Вонкуло. Перед ними стоял кувшин с длинным горлышком, но царившая атмосфера сильно отличалась от бурного веселья на другом конце островка.

Илна не собиралась подходить к Вонкуло. Простые моряки, конечно, дураки, к тому же в усмерть перепившиеся, но все же они нравились ей больше, чем безумцы, спланировавшие весь этот бред.

На самом деле девушке просто хотелось побыть в одиночестве, пока она сумеет совладать с собственным раздражением. После этого она планировала вернуться к костру и заснуть рядом с Меротой. Илна жила, не особенно рассчитывая на счастье. Тут ведь как: кому-то дано, а кому-то – нет. Причем это зависит не от внешних событий, а от того, что заложено в самих людях.

Вот Кэшел, например, счастливый человек. Не все время, конечно, но гораздо чаще, чем другие… из тех, кого знала Илна. Порой она думала, что им с братом отведена одна мера счастья на двоих. Но черно-белые полосы не смешаются в серый цвет.

В настоящий момент Илну обуревала злость на весь мир. Заодно она злилась на саму себя за такую идиотскую реакцию. Тучам безразлично, на кого они прольют дождь. Так и судьбу совершенно не волновал тот факт, что Илна ос-Кенсет рассматривала жизнь как моток перепутанной пряжи, которую простому человеку не распутать.

Судьба и не рассчитывала, что Илна будет все распутывать. Она сама, в силу своей глупости, возложила на себя такую обязанность.

Девушка присела на песчаный бугорок, сцементированный морским ракушечником, из которого здесь все было сделано. Она поглядела на звезды и подумала: «Интересно, а небесные жители, там на звездах… они счастливее нас?»

И снова улыбнулась. Наверное, счастливее – такие, как Кэшел. Нет никаких сомнений, что там на небесах все уравновешено. Так же, впрочем, как и на земле.

Вонкуло вел мрачную беседу со своими товарищами, не замечая девушки. Она и не пыталась прятаться, просто сидела неподвижно в своем темно-синем плаще, который маскировал ее лучше, чем чисто-черный цвет.

Она находилась слишком далеко, чтобы слышать их разговор. Да и не очень хотелось. Должно быть, обсуждают тот хаос, в который сами себя ввергли. Во всяком случае, Илна в их ситуации занималась бы именно этим.

Рулевой с «Разрушителя» поворошил угли при помощи просоленной сосновой ветки, затем подбросил ее во вспыхнувший с новой силой огонь. Вонкуло тем временем вставил ключик в дно музыкальной шкатулки и повернул его.

До того Илна смотрела на мерцающий костер, но теперь перевела взгляд на шкипера с его игрушкой. Она не шпионила – в конце концов, она сидела у них прямо на виду, могли бы и увидеть, если б посмотрели в ее сторону.

Вонкуло отпустил ключик, и шкатулка издала перезвон, как будто кто-то постукивал по лезвию стального меча. Никакой мелодии, один голый ритм…

Но искры, поднимавшиеся от костра, стали складываться в материальные образы. Неужели Вонкуло и другие не видели, что творилось? Но нет, их глаза были прикованы к самой музыкальной шкатулке, не замечая неистовый огненный танец.

А Илна наблюдала узор, в который складываются искры. Шесть магов образовали круг, в центре которого находилась мумия. Они распевали – Илна могла слышать их пение, но не понимала слов. Для нее они не имели смысла… так же, как для любого, кроме сил, которыми они управляли.

Звезды над ее головой начали медленно вращаться в такт крутящимся искрам костра. Их объединяли звякающие колокольчики из шкатулки. Так зубцы мельничных колес запускают вращение и обеспечивают перемалывание зерна в муку. Илна – маленький островок во Внутреннем Море, хотя какая-то часть ее сознания хранила эту информацию. Так же как помнила Вэллис, Барку и все ее прошлое.

Внутри круга, образованного шестеркой колдунов, находился еще один – коленопреклоненный. Он занес правую руку с кинжалом, левой придерживая на полу связанного ребенка. Позади группы колдунов стояла колонна, к которой был прикручен высокий мужчина. Рот его искажался в крике, мышцы напрягались узлами, как якорная цепь.

Маги продолжали распевать, затем умолкли. Их предводитель выкрикнул последние слова заклинания и обрушил руку с кинжалом.

Дрова вспыхнули как внезапная молния. Искры столбом поднялись вверх, разрушив всю картину. Из музыкальной шкатулки донеслись последние звуки, и все смолкло. Илна чувствовала, как ее бьет дрожь в теплом ночном воздухе.

Вонкуло вынул ключик и снова завернул шкатулку в шелковую тряпку. Моряки продолжали пить, беседовать и проклинать злую судьбу, которую они сами себе создали.

Опомнившись, Илна поднялась на ноги и побрела к другому костру. Тому, где спала Мерота, а Чалкус распевал песенку о черноволосой красотке, чьи губы слаще меда.

С глубоким вздохом Шарина расправила плечи и решительно вышла из аллеи. Мимо нее прошла тройка женщин с плетеными корзинами на головах. Они шли с рынка и оживленно болтали между собой. Девушка прижалась к стене, чтобы дать им дорогу. Горожанки проследовали мимо, одарив ее лишь беглым взглядом. Зато связанный каплун, сидевший в одной из корзинок, вывернул шею, не сводя взгляда с девушки, пока процессия не свернула за угол.

Шарина поморщилась. Странно, что птица могла иметь против нее? Ведь это не она несла ее к себе на кухню.

Девушка намеревалась продать брошку, но прежде хотела кое-что выяснить о месте, где случайно оказалась. Она пошла в восточном направлении, так чтобы садившееся солнце било в глаза встречных прохожих. Шарина прислушивалась к уличным разговорам. Содержание ее не интересовало, просто девушка хотела быть уверена, что они с жителями поймут друг друга, когда она заговорит.

Ее мучило чувство голода. Мимо прошла женщина с полным подносом пшеничных булок, накрытым ветхой тряпицей. Желудок Шарины отозвался мучительным спазмом на запах свежей сдобы.

Городские улицы изгибались. Похоже, они были проложены на месте троп, по которым овец перегоняли на рынок. Или же по следам людей, которые так же мало заботились о прямых дорогах, как беспечные овцы. Широкий проспект, которым шла Шарина, разветвлялся на две улочки – столь узкие, что две соседки, стоящие на противоположных балконах, вполне могли бы пожать друг другу руку. Девушка свернула налево.

В лавках на первом этаже торговали гончарными изделиями. Надо сказать, не слишком высокого качества. Во всяком случае им было далеко до глазурованного фаянса, который изготавливали в небольшом местечке Дашене, на полпути из Барки в Каркозу. Здешняя посуда отличалась грубыми формами, а неумелая роспись добавляла цвета, но не изящества коричневым уродцам.

Шарина шла по улице, ловя на себе взгляды лавочников. Ничего удивительного: ростом она превосходила не только местных женщин, но и большинство мужчин. К тому же длинные светлые волосы выгодно отличали ее от кучерявых темноволосых горожан.

Девушка привыкла к этому еще в родной Барке. Там, дома, она на протяжении восемнадцати лет ходила белой вороной среди односельчан. Ну ничего, по крайней мере, никто здесь не кричит и не тычет в нее пальцами. К тому же Шарина вполне освоилась с местным диалектом и очень рассчитывала, что сможет удовлетворительно пообщаться с покупателем ее товара.

Скоро она дошла до перекрестка, откуда расходились три улицы, а на четвертую, пошире, требовалось спуститься по ступенькам. На углу развернул свою палатку врачеватель. На прилавке перед ним был расставлен его многочисленный инструментарий: глиняные кувшинчики и набор хирургических приспособлений. Лезвия железные, но позолоченная и посеребренная гравировка на медных ручках призвана была своим блеском укрепить веру в респектабельность владельца.

За спиной доктора на стене палатки Шарина разглядела диковинное существо. Формой тела и клешней оно напоминало скорпиона, но было шести футов в длину, к тому же имело странно приплюснутые конечности. Скорее еще одна попытка привлечь клиентов, решила девушка. Трудно себе представить, как подобное чудище могло использоваться в медицинском деле. Во всяком случае, не собираясь связываться с данным доктором, она от души надеялась, что это просто балаганный трюк.

Врачеватель как раз закончил взвешивать кусочек меди, полученный в качестве вознаграждения за помощь, которую он оказал больному фрамбезией. В воздухе еще стоял запах мази, которую он наложил на гнойные язвы. Вытерши шпатель клоком соломы, доктор швырнул ее на мостовую прямо под ноги подходившей Шарины.

– Чем могу помочь прекрасной госпоже? – вкрадчиво спросил он. Слегка прищурившись, добавил: – Если это касается чего-то личного…

– Я просто хотела спросить. – Девушка поспешно прервала словоизлияния лекаря, которые грозили принять не слишком приятный характер. – Не подскажете, как найти мастерскую ювелира?

– О, – протянул мужчина, вновь усаживаясь на свой табурет. – Могу я спросить, откуда родом прекрасная госпожа?

У Шарины тотчас появилось желание развернуться и уйти, но в данных обстоятельствах это могло насторожить лекаря. Она не знала, куда ее закинуло и, главное, в какое время. Хотя железные инструменты вселяли некоторую надежду.

– Я с Орнифола, – ответила Шарина, не вдаваясь в подробности. Действительно, ее настоящий отец, чью внешность унаследовала девушка, принадлежал к орнифольской знати. Повернувшись, чтобы уйти, она бросила через плечо: – Полагаю, у вас отбоя не будет от клиентов… при такой-то учтивости.

– Прошу прощения, госпожа, – встрепенулся мужчина. Если пройдете Фашинным переулком до площади, то слева от себя увидите улицу ювелиров.

– Благодарю вас, – бросила Шарина с улыбкой, хотя скулы у нее свело от напряжения. Она и не подозревала, насколько напряжена, пока не столкнулась с этим невинным интересом к своей внешности. Ну и, конечно, чувство голода никуда не девалось.

Девушка двинулась вниз по улице.

– Надеюсь, удача в делах улыбнется вам, прекрасная госпожа с Орнифола, – услышала она за своей спиной голос лекаря.

В центре площади располагался колодец с низким срубом и поилкой для скота. Выше, там, где три улицы вливались в площадь, расположились жонглеры.

Один мужчина пел и играл на монохорде, ему вторил тоненьким дискантом ребенок лет шести. О чем они пели, Шарине так и не удалось установить: то ли слова у песни были неразборчивы, то ли исполнители больше налегали на мелодию, чем на текст песни. Напротив мужчина жонглировал ножами, время от времени ловя один из них зубами.

Свернув налево, девушка натолкнулась на танцующую птицу. Достойный экземпляр – ростом не ниже взрослого человека. Перед ней на мостовой была расстелена рогожка, на которой валялось несколько брошенных зрителями металлических треугольничков толщиной в палец.

Шарина огляделась в поисках хозяина птицы. Поблизости находился только один лысеющий парень в кожаном переднике поверх туники. Он опустил руку в поясной кошель, нащупал там деньги, но платить ничего не стал. Просто повернулся и быстро ушел.

У птицы не имелось хозяина, она была сама по себе.

Это настолько удивило девушку, что она остановилась посмотреть, невзирая на настойчивые жалобы своего желудка. Птица-танцор двигалась с той же грацией, что и чайка над береговой линией. Вместо крыльев у существа (его как-то даже не хотелось называть птицей) были руки, хотя короткие нижние конечности сгибались все же на манер птичьих, а не как у человека или, скажем, у собаки. Тело существа покрывал легкий пух – как у птенца, но не желтого, а обычного серого цвета. Поверх красовалась упряжь из грубых волокон, сплетенных в затейливое макраме.

Голова существа, пожалуй, казалась меньше, чем полагалось бы человеку такого роста. На этом основании Шарина отвергла предположение, что это просто переодетый человек. К тому же вряд ли кто-нибудь сумел бы исполнить такой танец. Танцор то и дело высоко подпрыгивал в воздух, взмахивая одной лапой с тупыми когтями, в то время как другая оставалась на земле.

Девушка неохотно покинула площадь и свернула в Фашинный переулок. Птица не обратила на нее ни малейшего внимания. Она продолжала свой танец: серия коротких шажков и очередной вертикальный взбрык.

По левой стороне узкой улочки располагались в ряд пять палаток золотых дел мастеров. Тылом своим они примыкали к каменной стене здания, в котором Шарина, судя по фронтону над крышей, распознала храм.

Спереди палатки были открыты, безопасность обеспечивалась здоровенными охранниками с мечами или алебардами. Сами ювелиры сидели на своих сундуках, от костяных табуретов для клиентов их отделял неширокий прилавок. В каждой из палаток – в ее передней части – располагались крошечные алтари.

Одна из них отгораживалась невысоким занавесом – очевидно, для сделок с залогом. Перед каждым прилавком рядом с охранником поджидала своя девушка-прислуга, она то размахивала руками, то застывала с безразличным видом.

Шарина огляделась в поисках свободного мастера. Трое из них встретили ее взгляд с профессионально-каменным выражением лица, четвертый вопросительно поднял брови. Его охранник был одет весьма опрятно, хоть и не так пышно, как соседи. Алтарь же представлял собой скромное изображение Пастыря на стене. Заметив интерес хозяина, телохранитель вежливо кивнул девушке, но взгляд его посуровел при виде пьюльского ножа, вырисовывавшегося под просторным плащом. Проводив Шарину к прилавку, он не задернул за ней занавеску, а тоже вошел и встал рядом с подозрительной посетительницей.

Ювелир поднялся со своего места и бросил вопросительный взгляд на охранника.

– Ваш человек обеспокоен ножом, который я ношу с собой, – сочла нужным пояснить девушка. – Если вас это тоже смущает, господин, то я обращусь к другому мастеру.

Ее собеседник слегка улыбнулся.

– Спасибо, Тилар, – сказал он. – Думаю, мы с юной леди поговорим наедине. Вполне понятно, что человек желает защитить себя и свои ценности.

Обернувшись к Шарине, он жестом предложил сесть и представился:

– Все зовут меня Милко из Разока, миледи.

Охранник вернулся на улицу и задернул за собой занавеску. Теперь свет падал только через деревянную решетку в потолке, но его вполне хватало.

Девушка уселась и заговорила, тщательно выбирая слова. Она обратила внимание, что здесь не пользовались родовым именем, как это принято на Островах в ее время.

– Меня зовут Шарина, – начала она. Милко выглядел худым, старым и очень педантичным. Казалось, его глаза ничего не пропускали. – У меня на руках фамильная драгоценность, которую я бы хотела обменять на деньги.

Губы ювелира улыбались, но глаза – нет.

– Поскольку вы прибыли издалека, миледи… – Интересно, что позволило ему сделать такой вывод: внешность или акцент?

– … позвольте сказать вам. Не обижайтесь, пожалуйста… но если каким-то образом вам в руки попала краденая вещь, то я не хочу ее даже видеть. И никто из моих коллег не захочет. И еще хочу напомнить: глупо надеяться, что мы не узнаем о факте кражи – здесь, в Валхокке, или ее окрестностях. Не стоит даже рисковать представлять на суд подобную вещь…

Шарина улыбнулась. Очень мило.

– Ценю вашу прямоту, господин, – заверила она. – Уверяю вас: вещь, о которой мы говорим, я получила из рук самого владельца, именно с целью продажи. Но прежде, чем мы перейдем к обсуждению деталей, позвольте спросить вас о ваших религиозных взглядах.

Ей доводилось встречать упоминания о Валхокке в эпических поэмах Серебряного Века – эпохи, последовавшей за тысячелетним царствованием Желтого Короля. В записях историков Старого Королевства имя города уже не упоминалось… Насколько она помнит, Валхокка являлась столицей Морских Повелителей Кордина.

Все, что связано с Морскими Повелителями, относилось к области мифов. Тем не менее сам город был вполне реален.

И вполне возможно, что за тысячу лет до Лоркана возникло древнее Королевство, объединившее южные острова Архипелага.

Но если поверить в существование Валхокки, то следует признать правдивыми истории о ее гибели. Согласно легенде, последний из Морских Повелителей – лорд Мантис – обрек на смерть некоего волшебника и бросил его тело в море. Тогда волшебник вернулся на землю во главе целой армии морских демонов. Подобно сухопутным медузам они хлынули на улицы города, предавая смерти все живое, разрывая на части здания своими щупальцами.

Ах все это, конечно, выдумки. Философ Бранком, изложивший данную историю, утверждал, что он обнаружил подлинные серианские хроники тех времен. Но многие считают, что все выдумал сам с целью утверждения версии божественного возмездия.

Ну, так или иначе, Шарина не собиралась здесь надолго задерживаться. Будем надеяться, ей так и не доведется проверить правдивость истории гибели Валхокки.

Милко кивнул в сторону дощечки, на которой был изображен Пастырь с двумя козами.

– Я верую в Пастыря, – сообщил он, – как и большинство выходцев из Разока. Однако здесь, в столице, больше поклоняются Госпоже.

– Я и сама поклоняюсь прежде всего Госпоже, – сказала девушка, – но хотелось спросить вас о другом. Как вы относитесь к артефактам других верований, из более древних времен?

Шарина хорошо помнила реакцию поселенцев на сверхъестественное событие: они гнали ее, как дикого зверя, до самого разрушенного дворца Дракона. Она очень боялась, что встретит подобное отношение у их потомков, населяющих Валхокку. Лучше бы ей в таком случае предварительно потрудиться над брошью и свести компрометирующее изображение.

– А, – просветлел лицом Милко, – вы, наверное, из тех, кто раскапывает древние гробницы… Знаете, люди по-разному относятся к этому. Что до меня, то я считаю: человек, достающий подобные вещи из земли, не более достоин осуждения, чем тот, который разрабатывает полезное месторождение. Но вы абсолютно правы, что решили обсудить это заранее.

Шарина откинула плащ на спину, полезла за пазуху и выудила золотую брошь. Она положила вещицу, еще хранящую тепло ее тела, на пустой стол перед ювелиром.

Глаза Милко расширились при виде размеров пьюльского ножа.

– Похоже, я напрасно сделал выговор Тилару, – сказал он. – А я-то не мог понять, почему он так встревожился при виде дамы с кинжальчиком. Не подумайте только, что я обвиняю вас, миледи.

– Этот нож принадлежал моему другу, – коротко сообщила Шарина. Ей все еще доставляли боль воспоминания о Нониусе. Она выставила золотую пластину на середину стола и добавила: – Яношу его в память о нем. Ну и чтоб использовать… в случае нужды. Как это не раз случалось в прошлом.

Милко кивнул с отсутствующим видом: все его внимание переключилось на брошь.

– Можно? – спросил он, и Шарина придвинула изделие к нему поближе.

– Прекрасный образец, – задумчиво произнес он, держа брошь за края и поворачивая ее в разные стороны. – Золото, конечно, не окисляется, но все же странно, что долгие годы, проведенные в погребении, не сказались на цвете изделия.

Девушка пожала плечами и улыбнулась, как бы извиняясь за свое нежелание давать дополнительную информацию о происхождении броши.

С полки, где у него хранились инструменты, Милко достал металлические весы и подвесил их на длинной медной цепочке к крюку на потолке. Вынул из сундука золотые грузики, положил три из них на одну чашу весов, на другую водрузил брошь Шарины. Осторожно, прибавляя по одному делению, уравновесил весы.

Девушка молча наблюдала за всеми манипуляциями. Не проявляя излишней спешки, ювелир тем не менее все делал быстро и точно. Покончив со взвешиванием, Милко достал из рукава маленький ножичек и сделал пометку на мерной палочке из ивы.

– Надеюсь, вас не оскорбит, если я возьму пробу на сплав, миледи? – спросил он. – Порой блеск вводит людей в заблуждение.

– Действуйте, – одобрила Шарина. – Мне и самой интересно, насколько золото чистое.

Тогда Милко снял с той же полки чашу, которую девушка назвала бы чашей для вина. Качество ее было намного выше, чем у изделий, что Шарина рассматривала в гончарных лавках по дороге. Чаша оказалась наполовину заполненной чистой водой.

Внутренняя глазурованная поверхность посудины была украшена гравировкой, изображавшей гарпию во всех деталях. Кончики ее расправленных крыльев касались края чаши, так что горизонтальные перья образовывали мельчайшие мерные деления чаши.

Милко с большой осторожностью опустил брошь в воду. Шарина стояла рядом и внимательно наблюдала за процессом, хотя имела весьма слабое понятие, что в сущности происходит.

Ювелир в удивлении покачал головой. Он указал на позицию, до которой поднялась вода: в точности до кончика одного крыла и до середины, меж двух перьев, другого.

– Совершенно чистое, – произнес Милко, – это чувствуется даже на ощупь. Я даже утяжелил медью свои гири. Такой мягкий металл, как ваш, нельзя трогать, что бы не стирать его и, следовательно, терять в весе.

Он поставил чашу на стол и сел сам, жестом пригласив девушку последовать его примеру.

– При всем при том остается открытым вопрос, каким образом вы собираетесь распорядиться этой вещью, – осторожно произнес ювелир. – Как вы справедливо подозревали, в нашем обществе имеются люди, которые придут в раздражение от вашей находки. Настолько, что не остановятся перед насилием.

Слегка улыбнувшись, он поправился:

– Во всяком случае, сделают такую попытку… Вы понимаете, миледи, я говорю не о себе. Но это только одна сторона вопроса. Кроме подобных безумцев, существуют люди, которые, напротив, готовы выложить круглую сумму за подобный артефакт, независимо от металла, из которого он изготовлен.

– Коллекционеры? – спросила Шарина, ее удивил такой поворот разговора.

– Ну, вроде того, – согласился Милко. – Вы сами отметили, что брошь имеет религиозное значение. Если желаете, я могу осторожно навести справки. Наверняка кто-нибудь найдется, может быть даже при дворце. Сумма, которую вы получите в этом случае, будет значительно выше, чем стоимость самого металла.