Она обращалась к Лейле «мадам» или «мисс Дункан» и знала свое место. Миллисент предугадывала желания своей госпожи, знала, как принять или отказать джентльменам, говорила грамотным языком, выглядела привлекательно, но не вызывающе, и была предана — однако Лейла так и не знала, нравится она девушке или нет. Впрочем, это не имело значения, пока та выполняла свою работу. Но были времена, когда Лейла тосковала по Нелли с ее некрасивым лицом, ужасающим акцентом и манерами. Или даже о Флоренс, с которой была в Кимберли. Их образы постоянно преследовали ее.

Отослав Миллисент, Лейла накинула сатиновый халат и прошла в комнату Салли, как делала каждый вечер перед сном. Девочка сейчас была розовощекой и пухленькой, по-прежнему веселой и по-прежнему уродливой. Лейла любила ее безумно. Сначала Рози, затем дочка Нелли дали ей то, чего никогда не было в ее собственном детстве. Глядя на спящую малышку, она молилась про себя, чтобы Салли никогда не ушла от нее, лишив единственной надежды на счастье в старости.

Когда она наклонилась, чтобы поцеловать девочку, в комнату тихо вошла Миллисент. На серебряном подносе в ее руках лежал сложенный лист бумаги.

— Нельзя ли подождать до утра? — раздраженно заметила Лейла.

— Джентльмен отказывается уходить, пока вы не прочтете записку, мадам, — объявила служанка весьма неодобрительным тоном.

Зная, что Миллисент никогда не назовет слугу или посыльного джентльменом, Лейла невольно почувствовала любопытство.

— Он сам принес ее?

— Он спросил, дома ли вы, — мне кажется, что у него ангина, — затем написал записку и настоял, чтобы я отдала ее прямо сейчас. — Она поджала губы. — Я закрыла дверь, но он по-прежнему там, мадам. Он такой человек, что не уйдет, пока не получит ответ… или пока я не пошлю за полицейским.

Лейла вздохнула, не желая ни с кем разговаривать в этот вечер.

— Не хотелось бы иметь дело с полицией. Глупый мужчина, возможно, слегка навеселе. Лучше я просто напишу ему несколько строк.

Взяв записку, она развернула ее и прочитала одно-единственное предложение, написанное столь знакомым почерком:

«На этот раз, клянусь, со мной нет огромной лошади».

Бумага полетела на пол, Лейла выбежала из комнаты Салли к дверям квартиры и распахнула их.

На его лице остались следы пережитой боли, а шею пересекал шрам, который не мог скрыть даже шелковый шарф. Но все же, несмотря на полученные ранения, его глаза снова были полны уверенности, и он казался еще выше и сильнее, чем раньше.

— Я знала, что мы встретимся, — призналась она, с трудом дыша. — Но все же я застигнута врасплох. Наверное, так будет повторяться каждый раз.

Взяв его за руку, она провела Вивиана вовнутрь, заметив:

— Я рада, что Оскара с тобой нет.

— Бедняга погиб под Преторией.

Ужас наполнил ее, когда из покрытого шрамами горла раздался этот свистящий шепот. «Такой голос, что девушка и глазом не моргнет, как окажется у него в постели».

Похолодев, она сказала:

— Тебя могли убить. Думаю, я тогда бы тоже умерла.

Он стоял, глядя на нее со столь знакомым выражением. И ее слова должны были стать чем-то очень важным.

— Вивиан… ничего не изменилось.

— Нет, ничего не изменилось, — согласился он, продолжая с улыбкой смотреть на нее. Затем поднял руку, нежно провел пальцем по ее щеке.

— Так много времени потеряно. Клянусь, что больше не буду медлить. Этим утром я узнал, что дед завещал Шенстоун моему сыну, назначив меня опекуном над поместьем до его совершеннолетия. Я собираюсь немедленно обосноваться в Шенстоуне и дважды в год ездить в Южную Африку, чтобы создать там конезавод. Это станет моим наследством для будущих детей — наших детей.

Он обхватил ее лицо обеими ладонями.

— Лейла, наша женитьба не скажется на твоей карьере, клянусь, но, ради. Бога, позволь мне в конце концов обрести свое счастье.

Глядя на него, Лейла видела широкое небо над бескрайним вельдом, чувствовала буйные запахи экзотических цветов. Она видела заросшие подснежниками корнуоллские болота, и ее душа пела.

— Есть только одно, — прошептал Вивиан хрипло. — Ким — мой сын, но он же и сын Джулии. Сможешь ли ты принять его?

— Он же ребенок, — ответила она просто. — У меня есть Салли Вилкинс. Она не моя дочь, но я считаю ее таковой. Сможешь ли ты принять ее?

Вивиан улыбнулся, и это была знакомая веселая улыбка, которую она узнала так давно.

— Разумеется. Я испытываю особую любовь к незаконнорожденным детям.

Примечания