Николай Иванович Крылов очень высоко ставил моральный дух войска, настроение солдата, считал, что очень многое решает в бою наступательный порыв, но никогда не рассматривал эти нравственные категории в отрыве от материального обеспечения и точных расчетов в замысле операции.
      В штабе фронта провели разграничительные линии действий 5-й армии и ее соседей, справа 39-й армии, слева 11-й гвардейской. Полоса наступления 5-й армии сократилась до 22 километров.
      Довольно долгое противостояние войск в обороне дало возможность с очень большой, даже необычно большой точностью установить, какими силами располагает противник в полосе наступления 5-й армии. Все, что узнала разведка всех видов о немецкой обороне, было тщательно занесено на карты командующего и начштарма.
      Итак, на противоположном берегу Суходровки и в глубине держала оборону 299-я немецкая пехотная дивизия 6-го армейского корпуса. Ей в усиление был придан 256-й пехотный полк из 256-й пехотной дивизии. Им придавались три пехотных штрафных батальона, два танковых батальона, дивизион штурмовых орудий, тринадцать артиллерийских дивизионов, два минометных дивизиона.
      В глубине обороны на 4–6 километров располагался тактический резерв в составе 528-го пехотного полка и нескольких специальных батальонов.
      Оперативный резерв: 14-я и 95-я пехотные дивизии и 350-й пехотный полк 221-й пехотной дивизии. Расположен в районе Богушевска и Сенно. Крылов уже получил в штабе фронта данные о том, как будет усилена 5-я армия к началу наступления. Прибывали новые части.
      Армия стала трехкорпусной. К 72-му и 65-му стрелковым корпусам добавлялся 45-й стрелковый корпус генерал-майора С. Г. Поплавского. Итого — девять стрелковых дивизий.
      Армии придавались две танковые бригады, несколько саперных полков, штурмовые бригады, штурмовые саперные батальоны, 3-я гвардейская артиллерийская дивизия прорыва с гаубичными и пушечными бригадами, 14-я гвардейская пушечная дивизия в составе трех бригад, 16-я гвардейская истребительная противотанковая бригада, минометные полки, в том числе и реактивной артиллерии М-31 и М-13, зенитная артдивизия, зенитные артбригады, 513-й полк огнеметных танков, 253-й полк танков-тральщиков, самоходные артиллерийские установки.
      Армия получила 1733 орудийных и минометных стволов, не считая зенитной и реактивной артиллерии, 272 танка и САУ.
      Сила огромная, перевес над противником в полосе прорыва составлял по численности личного состава в три раза, по количеству пулеметов в 24 раза, минометов — в 5,2, противотанковых орудий — в 2,5, орудий 76-миллиметровых и выше — в 7,4, реактивных установок — в 5,4, танков и САУ — в 5,6 раза.
      Артиллерийское обеспечение прорыва давало возможность сосредоточить в полосе наступления в среднем до 112 орудий и минометов, не считая зенитной и реактивной артиллерии, и до 25 танков на один километр фронта. На направлении главного удара артиллеристы доводили плотность до 200 орудий и минометов при плотности танков в 40 единиц на один километр фронта.
      Не все еще было под рукой, короткими июньскими ночами, соблюдая все требования маскировки, эту силу надо было принять, разместить на исходных позициях.
      Казалось бы, замысел операции построить было очень просто. Произвести привязку войск к местности, расписать задачи перед корпусами, дивизиями, средствами усиления и смять противника. Несомненно, что удар такой мощности разрушил бы немецкую оборону, тем более что запас снарядов позволял провести артподготовку продолжительностью до двух часов с лишним.
      Николай Иванович вел армию в большое наступление впервые. До сего времени он мог себя считать по праву мастером обороны. И как мастер обороны, он прежде всего и взглянул на предстоящую задачу. Предыдущий опыт говорил о том, что, какой бы интенсивной ни была артподготовка, какой бы плотности ни велся артогонь, подавить все огневые точки противника, все его тщательно замаскированные батареи не удастся. Превосходство в силах наступающего — очень важный фактор, но, как показали бои в Севастополе и особенно в Сталинграде, не решающий. Даже при прорыве наступающий несет обычно очень тяжелые потери. Для того чтобы нанести значительные потери наступающим, у немцев в полосе обороны, которую предстояло прорывать 5-й армии, средств было достаточно. Поэтому с первой минуты, как только начали в штарме составлять план наступления, Крылов задумался, как избежать потерь, как свести их до минимума, ибо ничего он не ценил выше человеческой жизни, выше жизни солдат и офицеров вверенных его командованию.
      Самый обычный и почти неизбежный момент в начале наступления — это артиллерийская подготовка. Но даже самая массированная артподготовка не может подавить все огневые средства противника, не может начисто уничтожить его живую силу. Что только ни делал Манштейн, чтобы раздавить оборону Севастополя. После ужасающей артподготовки, бомбежки траншеи вновь оживали и немцы если и продвигались, то обильно поливая кровью каждый метр. В Сталинграде немецкая авиация полный день висела в воздухе, а Паулюс в иных случаях еще сосредоточивал для артиллерийского удара до двухсот с лишним стволов на километр прорыва и все же нес потери.
      Артиллеристы разрабатывали метод артиллерийской поддержки атаки — двойной огневой вал сопровождения пехоты и одновременного подавления обороны противника на всю глубину его первых траншей. Это тоже не было чем-то новым и совсем неизвестным. Слишком мало было вариантов огнем при прорыве, чтобы возможно было придумать что-нибудь такое, чего противник не знал. Вместе с тем Крылов извлек из своего опыта оборонительных боев, что самое опасное для обороняющихся всегда и при всех обстоятельствах — внезапность!
      Можно ли в слагающейся обстановке рассчитывать на какую-либо внезапность? Четыре фронта спешно оснащались всеми видами вооружений и боеприпасов для широкомасштабной операции. С Украины перебрасывались, две танковые армии. Возможно ли это осуществить, чтобы неприятельская разведка не установила передвижения огромной массы танков? В месторасположение четырех фронтов прибывали тысячи эшелонов с войсками, с техникой, с боеприпасами.
      Контрнаступление советских войск под Сталинградом оказалось внезапным для немецкого командования. В этом Крылов сам убедился на допросе плененных немецких генералов и воспринимал эту внезапность как чудо из чудес. После долгих раздумий о природе этой внезапности отнес ее в плоскость психологическую. Не могло быть так, чтобы разведка ничего не заметила. Немецкие разведчики сообщали о концентрации советских войск на флангах немецкой группировки. Однако эти сообщения не принимались во внимание, ибо немецкое командование всех степеней исходило из ложной установки, что Красная Армия после поражений летом сорок второго года и боев за Сталинград не имеет сил для организации мощного удара. Заданность концепции немецкого командования сыграла решающую роль в том, что оно; проглядело подготовку контрнаступления.
      Здесь, в Белоруссии, рассчитывать на чисто психологический аспект не приходится. Немецкое командование к тому времени получило немало доказательств того, что Красная Армия способна к широким наступательным операциям, и, конечно, трудно было бы найти в немецкой армии генерала, который не понимал бы, что вот-вот должна наступить очередь и освобождения Белоруссии.
      Командующий фронтом Черняховский и начальник штаба фронта склонны были считать, что операция «Багратион» будет для противника полной внезапностью. Крылов не надеялся на это и предпочитал готовить операцию, исходя из того, что противник будет готов к обороне. Стало быть, фактор внезапности надо искать в маневре, в отходе от шаблона.
      Следует здесь заметить, что в сорок четвертом году накануне операции «Багратион» да и после ее завершения в распоряжении Советского Верховного Командования не имелось еще документов, которые с полной ясностью говорили бы, что внезапность была все же достигнута. Послевоенные публикации подтвердили, что наступление в Белоруссии четырех фронтов оказалось для немецкого командования внезапным. Сработала все та же концепция недооценки сил советского народа и все тот же психологический барьер мнимой непобедимости немецких войск.
      Но в июне, накануне операции, в этом никто не мог быть уверен.
      Бои в Сталинграде открыли Крылову один из самых важнейших секретов боя: надо чувствовать, что там, где ты находишься, есть главная точка всей войны, что от твоих действий, какого бы масштаба они ни были, оборона ли высотки, противотанковая пушка, окоп или оборона города, зависит исход всей войны. Не кто-то другой за тебя, не сосед твой ближний или дальний, а именно ты должен одолеть врага...
      Посвящение в глубину военной тайны идет как бы по ступеням лестницы сверху вниз. И степень посвящения уменьшается с каждым пролетом вниз. Что положено знать в штабе фронта, то далеко не все становится доступным знанию в штабе армии. Но тайна может оставаться только касательно деталей, плох бы был тот командарм или начштарма, который не сумел бы прочитать по карте общий замысел операции. Но кто же, хотя бы в составе и одного фронта, какая из его армий станет главным направлением — этого не могло предусмотреть до конца ни одно планирование. Комфронта колебался, где вводить решающую силу — танковую армию — в прорыв: на участке 11-й гвардейской или на участке 5-й армии? Колебания понятны. Многое зависело и от сопротивления противника, и от успеха в организации прорыва. Крылов предпочел счесть, что его армии и надо наносить сильнейший удар и ее полосу наступления сделать направлением главного удара.
      И если правые или левые соседи получат преимущество в прорыве, то 5-й армии это будет только облегчением, а если у них задержка, то ее успех определит успех фронта.
      Так как же достигнуть внезапности, если считать, что сосредоточение огромных сил не может остаться не замеченным противником?
      Для армии это означало найти неожиданный маневр, для четырех фронтов — одновременный удар на огромном протяжении по фронту, чем и прикрывается согласно теории Брусилова главное направление наступления.
      Но, собственно говоря, этот же брусиловский эффект создается и в полосе 3-го Белорусского фронта, ибо наступают три армии, и противник остается в неизвестности, которая же из них поставлена на направлении главного удара, где в полосе армии наносится главный удар.
      Здесь Крылов видел возможность дезориентировать противника и придать наступлению на каком-то одном участке полосы наступления армии свойства внезапности.
      В переводе в практическую задачу это означало — подготовить и начать наступление таким образом, чтобы противник задействовал в обороне только тактический резерв, поставив его под разгромный удар, и не тронул с места резерв оперативный. Задержка с вводом в бой оперативного резерва давала возможность силы противника разгромить по частям.
      В первые часы раздумий над подготовкой наступления эта задача представала еще лишь в общих чертах, для ее конкретизации предстояло проделать огромную подготовительную работу.
      Генерал-майор Н. Я. Прихидько пришел начштармом в 5-ю армию с поста начштарма 68-й армии. Но и ему пришлось нелегко, несмотря на солидный опыт штабной работы.
      Крылов был требователен к себе, но и в не меньшей степени и к другим. Он требовал точности во всем и, главное, точных знаний противника и своих сил. Расчеты, расчеты... Дни, часы, минуты, километры, метры.
      У армейской разведки Крылов требовал каждодневного уточнения позиций и передвижений противника, точного анализа, что происходит у противника, не меняется ли его поведение в приближении срока начала операции. Ничего приблизительного не принимал. Если разведка давала карту, скажем, расположения неприятельских батарей, Крылов заставлял ее уточнять всеми средствами разведки, в том числе и авиационной.
      Если разведчики докладывали, что тот или иной опорный пункт обороняет батальон, Крылов требовал уточнения его личного состава и всех средств поддержки. Его интересовали не только цифры. Батальон полного состава? А что это за состав? Обстрелянные солдаты или новое пополнение? Возраст, обученность и т. д.
      Карты дорабатывались по нескольку раз за день, перепроверялись довоенного выпуска двухверстки. Крылов настаивал на уточнении, а сколько осталось домов в деревне, сколько в ней погребов, требовал нанесения на карту даже одиноко растущих деревьев.
      По его указанию с первых же дней подготовки операции штабные работники приступили к сооружению ящика с песком, на котором восстанавливали рельеф местности и все оборонительные сооружения в намечаемой полосе прорыва.
      Июньские ночи коротки, а передвижения войск можно было совершать только ночью. Для всего командного состава армии размылись границы дня и ночи.
      Однако ночные передвижения войск — это только одна сторона маскировки. Начались в открытую, чтобы заметил противник, работы по совершенствованию оборонительных сооружений. Пусть немецкие генералы раздумывают, для чего такие работы. Не для того ли, чтобы укрепиться в Белоруссии, а наступать на Украине?
      Но это общая игра всех четырех фронтов. А войсковая? Усиленная работа по укреплению траншей, ходов сообщений по всей полосе армии, но и выдвижение траншей поближе к берегу Суходровки. Вот это уже для наступления, но на общем фоне не так-то уж вызывающе. И это главное.
      Суходровка — речка не из больших, но берега заболочены, течет она в низине, и дно ее капризно меняет глубину. Это не Днепр, но с разбега тоже не перепрыгнешь, понадобятся и плавсредства.
      Расстояние между передовыми позициями противоборствующих сторон 150–200 метров. Посредине речки, заболоченные берега и высотки. Они на обоих берегах. Спуск с высоток, прибрежные луга, болотины по берегу и подъем к позициям противника. Вот она, смертельная зона, здесь будут самые тяжелые потери, если не найти «маневра».
      И этот «маневр» напрашивался как бы сам собой. Придвинуть на возможную близость исходные позиции к траншеям противника. Но как это возможно при столь неблагоприятном рельефе местности? На первый взгляд это вовсе невозможно, даже и бессмысленно. Сейчас передовые позиции расположены над речной долиной. С высоток на противоположном берегу они недоступны для визуального наблюдения. Если их спустить по берегу вниз — они открыты для наблюдения, а Суходровка с заболоченными берегами — опять же препятствие.
      Нет, спустить вниз траншеи — это всего лишь половина дела, ладо исходные позиции придвинуть к передовым траншеям противника на бросок гранаты — вот в том один из элементов внезапности. Стало быть, исходные позиции надо перенести через Суходровку, чтобы переправа через нее и путь батальонов и полков через долину оказались недоступны прицельному огню противника.
      Сначала Крылов приказывает продвинуть траншеи и ходы сообщения к кромке берега. Работать ночью, землю вывозить на старые позиции, траншеи и ходы сообщения тщательно маскировать. В то же время активизировать действия снайперов, чтобы они всеми средствами мешали немецким наблюдателям.
      Незначительная на первый взгляд операция. Но и в больших делах не бывает мелочей. Особенно показали себя в эти дни девушки-снайперы: ефрейтор Р. Шанина из Архангельска (более 15 гитлеровцев), ефрейтор Е. Краснобокова с Урала (14 гитлеровцев).
      Началось формирование передовых отрядов во всех дивизиях первого эшелона. И вот замысел командарма замкнулся на тех, кому его осуществлять.
      О 4-й роте 2-го батальона 850-го стрелкового полка 277-й стрелковой дивизии 72-го стрелкового корпуса Крылов был наслышан давно. Знал лично комбата И. П. Луева и командира роты старшего лейтенанта А. Д. Старостенко.
      К этому времени сменился командир 72-го стрелкового корпуса. В командование корпусом вступил генерал-майор Александр Игнатьевич Казарцев, соратник Крылова по Сталинградской битве, бывший комдив славной 87-й дивизии.
      Они встретились как старые друзья, но их связывало нечто большее, чем боевая дружба, пережитые вместе гнев, ярость и бессилие.
      — Ну и как, Александр Игнатьевич, — спросил Крылов после первых приветствий, — чуешь, как все резко и страшно для наших врагов переменилось? Ты от бессилия чуть на себя руку не поднял, когда немецкие самолеты разбомбили твою дивизию в степи, а их танки и машины мчались по чистому полю к Сталинграду... Пусть теперь у немецких генералов в бессилье, как во сне, повиснут руки...
      Никто в армии в те часы не мог лучше Казарцева понять замыслы Крылова, ибо в этом замысле воплотился сталинградский опыт.
      Командарм и командир корпуса пробрались в траншею, вырытую почти у кромки берега Суходровки. В расположение 4-й роты, выделенной в передовой отряд передового батальона, к «запевалам битвы», к «запевалам победы», как потом несколько дней спустя назовут эти передовые отряды и батальоны в «Красной звезде».
      — О твоей роте, товарищ старший лейтенант, ходят в армии легенды, — начал Крылов беседу со Старостенко. — Будто бы удачлива она в боях и выходит из боя всегда с малыми потерями. Даже до меня доходят рапортички бойцов с просьбой перевести в твою роту, чтобы всегда находиться на боевом участке. Сразу скажу, старший лейтенант, в слепые удачи в боях я не верю, стало быть, боевая выучка твоей роты соответствует боевым условиям. Потому и пришел я к тебе, дабы вместе нам с тобой подумать, товарищ старший лейтенант, как бы твоя легендарная рота помогла бы решить армейскую боевую задачу.
      Старостенко было лет под тридцать. Густой и тщательно расчесанный чуб спускался из-под пилотки на лоб, в голубых глазах редкое спокойствие, и отвечал он командарму без какой-либо тени страха перед таким высоким начальством, скорее как равному, а это и любил Крылов в общении с младшими командирами и солдатами.
      — Не велика ли для роты задача, товарищ командующий? — спросил Старостенко.
      Крылов расстелил карту.
      — Твоя рота, старший лейтенант, острый наконечник нашего удара. Погляди по карте, в какую точку ударить этим острием? Где здесь нерв всей обороны немцев?
      Старостенко указал на высоту с отметкой 157,7. Затем скользнул на торфозавод и оттуда, прочертив нечто похожее на дугу, остановился на деревеньке Бураки.
      И хотя на карте командарма Бураки были обозначены деревней и тщательно прорисовывался каждый дом, они уже не были ни деревней, ни, говоря военным языком, населенным пунктом. Немецкие солдаты оборудовали под зимние квартиры погреба и подвалы. Даже русские печи с их огромными жерлами были превращены в огневые точки.
      — Высота, на которую ты указал, старший лейтенант, — заметил Крылов, — это дверь, быть может, и ворота на всю глубину их обороны, ключ от этих ворот — Бураки. Сначала надо добыть ключ. А лежит он у них в первой линии траншей! Как бы ты, старший лейтенант, со своей ротой ворвался бы в эти траншеи и по ним в Бураки?
      — Кто меня будет поддерживать, товарищ командующий?
      — Я сказал бы, что отдаю в поддержку всю армию, но это не сразу, и решать армии много задач, а вот здесь твои комкор и комдив тебе объяснят...
      Комдив 277-й генерал-майор С. Т. Гладышев подвинулся к карте и указал Старостенко на отметку, что обозначала его батальон.
      — Сначала батальон, потом полк, а за ними и вся дивизия... Только выхватить у них ключик, как образно обозначил задачу командующий. Ну и перед прыжком на Бураки мы ударим по этому бывшему населенному пункту такими залпами...
      — Когда начинать? — поинтересовался Старостенко.
      — Не спеши, старший лейтенант! — остановил его Крылов. — Сначала подумай, с чего начнешь.
      — Раньше мы думали, что немцы заминировали свой берег перед траншеями... — ответил Старостенко. — А вот недавно разведкой проверили — мин на том берегу до самого края их позиций не имеется! Для своей контратаки простор оставили. Это и хорошо! Высоко себя ставят, высоко залетели, страшнее будет падать! Ночью мы переползем через Суходровку! Не переправимся, а переползем. Да так тихо, что вода не плеснется. А еще хорошо бы, если бы в ту ночь дождь пролил. Проползем болотом, и надо будет до рассвета зарыться в землю. Траншею вырыть перед самым их передним краем, чтобы было до него как бросок гранаты!
      — Вот! — воскликнул Крылов. — Это и есть по-сталинградски. Атаку начинать с броска гранаты, а не с грома всей артиллерии.
      — Пусть думают, — продолжил Старостенко, — что это местная операция по улучшению позиций.
      — Не совсем так, старший лейтенант! Мысли у него будут иные. Начали, дескать, русские отвлекающую операцию малыми силами, чтобы всей силой ударить в другом месте. А мы им поможем. Артиллерия будет молчать до того момента, как ворвешься в траншеи, а в стороне мы ударим большим огнем. Как только твоя рота ворвется в Бураки, тогда и дивизии начинать пролом обороны... Готовься, старший лейтенант, все подготовь, чтобы переползти, как сам выразился, через Суходровку!
      Итак, позади двадцать дней и ночей напряженной подготовки наступательной операции, равной которой еще ни разу не проводили советские войска. И в 5-й армии весь подготовительный период позади. Позади расчеты, передвижения войск, проверка всех звеньев армии, позади игра на ящике с песком в присутствии командующего фронтом, позади и встреча с представителем Ставки маршалом А. М. Василевским.
      Строгая, ответственная проверка готовности 5-й к наступлению, анализ замысла командарма и несколько слов, сказанных маршалом на прощание:
      — Николай Иванович, мы в Генеральном штабе с большим вниманием следили за твоим ростом как виртуозного мастера обороны, это твоя первая наступательная операция. Если есть какие-либо сомнения — скажи, если есть нужда посоветоваться — я всегда готов. Мне лично очень хотелось бы, чтобы ты с блеском оправдал свое назначение и в наступлении.
      Крылов после некоторой паузы ответил:
      — Военнопленные в Сталинграде рассказывали, как Гитлер похвалялся, что его шестая армия может штурмовать небо.