- Кузьма Петрович, разве я достоин?
      - Народу, брат, видней.
      Джон Смит вышел в коридор, прочитал очередной номер стенной газеты "Брак мой-враг мой!", а когда он направился в машинное отделение, то увидел на Доске почета, на малиновом бархатном фоне свой портрет.
      Шпион невольно расправил плечи.
      Дни потянулись вереницей.
      Однажды утром, когда Джон Смит перелистывал свежий номер "Московского комсомольца", Надя сказала ему:
      - Знаешь, что ты произнес сегодня ночью? Ты сказал: "Гуд бай".
      Джон Смит притворно рассмеялся.
      - А, - сказал он, - это я готовил уроки. Я ведь, милая, на курсы записался, иностранных языков. Мечтаю "Сагу о Форсайтах" в подлиннике читать. Да и вообще без языка в наше время не обойтись.
      В тот же день шпион был вынужден записаться на курсы иностранных языков.
      - К сожалению, прием окончен, - сказала директриса.
      - Я вас очень прошу, - настаивал Джон Смит.
      - Заходите через год.
      - Я не могу так долго ждать. Мне бы "Сагу о Форсайтах"...
      - Так и быть, - сказала директриса, - сделаем исключение. Давайте проверим ваши способности. Повторяйте за мной: "Май нэйм из Джон Смит". Ну, что ж вы растерялись? "Май нэйм из Джон Смит".
      - Провал! - воскликнул Джон Смит и надкусил ампулу с ядом.
      Стены отшатнулись, пол рванулся из-под ног, разведчик упал, и сознание оставило его, не прощаясь.
      Директриса, проливая воду, старалась привести его в чувство, кто-то звонил через коммутатор в "Скорую помощь", через весь город под вой сирены летел малолитражный автобус с крестом на борту, люди в халатах тащили носилки по лестнице...
      Шпион не подавал признаков жизни. Душа рассталась с ним без горечи и с облегчением, как женщина, уставшая от мук.
      Разведчик лежал на гладком холодном столе, закинув подбородок. Полы его дождевика касались земли.
      Наконец вошел профессор. Он склонился над Смитом, стиснул его запястье, как тренер по дзюдо в центральной оперативной школе, затем твердым и уверенным голосом поставил диагноз:
      - Острый катар верхних дыхательных путей!
      От изумления Джон Смит немедленно пришел в себя.
      - Этого не может быть!
      - Вы сомневаетесь в моей компетентности? - усмехнулся профессор. Затем он достал чистый бланк, поставил на нем какую-то закорючку в виде перевернутого китайского иероглифа и сказал:
      - Вот рецепт. Вы будете принимать эти таблетки три раза в день. На ночь горячее молоко с боржомом. До свидания.
      Он уже двигался к следующему больному так стремительно, что расстегнутый белый халат за его спиной летел, как шлейф.
      Джон Смит сунул рецепт в карман и, шатаясь, побрел домой,
      Шло время. Солнечное лето, шурша и остывая, катилось к сентябрю.
      Джон Смит и Надя обедали в молочном буфете. Разведчик шел к столу с подносом в руках. Он молча
      смотрел на жену и улыбался.
      Она сидела у окна, и предвечерние лучи касались
      легких ее волос.
      - Неужели ты ничего не заметил? - вдруг спросила Надя,
      "Наследил!" - подумал Джон Смит и огляделся, нет ли "хвоста".
      - У нас будет ребенок, - сказала Надя. Качнулись на подносе молочные бутылки, со стуком покатились крутые яйца, дрогнул студня брикет.
      - Надья! - воскликнул разведчик. - Надья! Ит'з бъютифл, ит'з вандерфул! У меня нет слов! Ай кан'т поверить! Аи вонт надеяться! Це дуже гарно! Но почему ты плачешь?
      Надя достала из сумочки платочек, вытерла слезы и сказала:
      - Я плачу от счастья. Какое счастье, что я тебя встретила. А представляешь, если бы мы жили в разных частях света?..
      С тех пор Джон Смит не знал покоя. Он стал печальным и задумчивым настолько, что однажды, сидя в буфете и рассеянно орудуя вилкой и ножом, отрезал кончик собственного галстука.
      Вечерами после работы Джон Смит уходил из дому и часами бродил в районе Лубянки, замедляя шаги возле гранитного фасада. Молодые сержанты, которые пили чай с плавленым сыром, сидя возле распахнутых окон, быстро привыкли к высокому сутулому гражданину в драповом пальто и жестами приглашали его зайти. Но шпион со вздохом уходил прочь, махнув рукой.
      Как-то раз он дольше обычного простоял перед дубовой дверью, потом решительно взялся за ручку и вошел.
      Младший лейтенант с лицом и манерами старшего лейтенанта проводил его к майору Зотову.
      Майор, утомленный несовершенством этого мира, поднял глаза.
      Джон Смит пересек кабинет и со стуком положил на стол перед майором бельгийский браунинг No 2.
      - Ваши документы! - сказал майор.
      - У меня фальшивые документы, -виновато произнес диверсант.
      - Давайте, какие есть, - сказал майор, пряча оружие в ящик письменного стола. Джон Смит вынул паспорт. Майор внимательно перелистал его.
      - Документы вроде бы в порядке, -сказал он, - а что вам, собственно, угодно?
      - Да шпион я, шпион! - воскликнул Джон Смит.
      - Из-за границы, что ли?
      - Из-за границы. Из Калифорнии я.
      - Так, - произнес майор Зотов, снимая трубку, - товарищ полковник?! Зотов рапортует. Тут ко мне шпион один явился. Нет, вроде бы тверезый... Что ему надо? Сейчас узнаю.
      - Что вы, собственно, хотите?
      - Дело том, что я изменил убеждения, -сказал Джон Смит, - точнее говоря, разочаровался в ценностях, под знаком которых проходила вся моя жизнь. В общем, кому бы тут сдаться?
      - Товарищ полковник, он сдается. Сдается, говорю, раскаивается... Симпатичный такой. Зажигалку мне подарил в виде пистолета. Ага, понятно. Есть, все понял.
      Он повесил трубку.
      - Вы посидите,-сказал майор Джону Смиту,- нет, нет, не здесь, - остановил он диверсанта, который уселся в кресло под огромным портретом Дзержинского, вы посидите в камере, а затем полковник Громобоев лично вас допросит.
      - Меня будут пытать?-спросил Джон Смит. Майор искренне расхохотался.
      - Мы такими делами не занимаемся. Вы не в гестапо, а в советском учреждении.
      Однако майор сказал неправду. Пытки начались сразу после того, как захлопнулся штырь на обитых железом дверях. Дело в том, что за стеной какой-то пьяный уголовник целый день фальшиво распевал:
      А я иду, шагаю по Москве...
      Это была страшная пытка. Измученный шпион хотел уснуть, но ежеминутно его будил звонкий тенор соседа-арестанта:
      ...И я пройти еще смогу
      Далекий Тихий океан,
      И тундру, и тайгу...
      Джон Смит начал колотить в стену табуреткой, но в ответ раздавалось:
      ...И если я по дому загрущу... День и ночь прошли в страшных мучениях.
      Тем временем в Москву через Никитские ворота проник Боб Кларк, американский шпион, задачей которого было разыскать Джона Смита и объединиться с ним для совместных действий.
      То и дело оглядываясь, Боб Кларк шел по улице. Костюм его был тщательно продуман. Мягкая, надвинутая на глаза шляпа, темные очки, поднятый воротник. В правой руке он держал кусок сливочного мороженого. Левый карман его заметно оттопыривался. Там лежала портативная рация.
      Все с удивлением провожали его глазами, ибо там, где шел Боб Кларк, на мягком асфальте оставались четкие следы в форме раздвоенного копыта.
      - Видать, шпион, - сказал один прохожий, - у них всегда так, специальные чурки привяжет к галошам и коровой притворяется. Так и шастают через границу, так и шастают.
      - Эвон, сколько развелось ихнего брата, шпиона, - произнес другой.
      - Не говори, - поддакнул третий, - от этих приезжих коренному москвичу житья не стало...
      Боб Кларк поднялся на второй этаж. Вышла молодая полная женщина и сказала:
      - Петра Ивановича нет дома. Я жду его. Заходите, выпейте чаю. Он должен был вернуться час назад. Я уже начинаю волноваться. Заходите же.
      - Нет, нет, не беспокойтесь, - сказал Боб Кларк, - я загляну попозже.
      Несколько часов он бродил по городу, спускался в метро, пил газированную воду, читал газеты, смотрел, как плещется река, стоял перед витриной антикварной лавки, которая оказалась салоном модных шляп, затем вновь направился по адресу.
      - Еще не приходил, - сказала Надя, - не знаю, что и думать.
      - Вы только не нервничайте, -: сказал Боб Кларк, - вам нельзя... Сидит он где-нибудь с друзьями за кружкой пива...
      Надя вздохнула. Она знала больше, чем предполагал Джон Смит, а чего не знала, о том догадывалась. Итак, Надя вздохнула и запела высоким чистым контральто:
      Эх, нет цветка милей пиона За окошком на лугу, Полюбила я шпиона, С ним расстаться не могу.
      Эх, у Прасковьи муж водитель, У Натальи муж завмаг, У Татьяны укротитель, У меня - идейный враг.
      Эх, прилетел он из Небраски На советские луга, Но зато какие глазки У идейного врага.
      Эх, не шуми под ветром, поле, Не дрожи, кленовый лист, Ох, ты, дроля, милый дроля, Почему ж ты не марксист?..
      До вечера Боб Кларк ждал у ворот на лавочке, но Джон Смит так и не появился.
      Боб Кларк расстегнул пуговку на вороте, снял пиджак и задумался. Потом он рассеянно откусил кусок сливочного мороженого и внезапно съел его целиком.
      - Что же делать, - опомнился шпион, - как же я теперь без мороженого? Один в незнакомом городе. Загляну-ка я в Третьяковскую галерею. Столько слышал от разных туристов, а побывать не довелось.
      Так он и сделал.
      Наутро Джона Смита вызвал к себе полковник Громобоев. Он шагал по кабинету, задорно напевая:
      Я суровый контрразведчик, Не боюсь глубоких речек, Не боюсь высоких крыш, А боюсь я только мышь!
      Джон Смит вошел.
      - Кто вы такой? - спросил полковник,
      - Майор Джон Паркер Смит, сотрудник американской разведки.
      - Люди делом занимаются, а ты?..
      - Я больше шпионить не буду, - сказал Джон Смит.
      - Почему это вдруг?
      - Мне надоело.
      - А много ль ты успел набедокурить? - спросил полковник,
      - Да как вам сказать, порядочно. Месяц назад в ресторане стул опрокинул, шуму было. Потом как-то раз за автобусом бежал, толкнул старушку. Стукнула она меня кошелкой по спине, но ничего, отлежался. Вот, кажется, и все.
      Полковник задумался. В кабинете тикали часы. По карнизу шумно прогуливался голубь.
      - Ладно, - сказал наконец Громобоев, - можешь идти.
      - То есть как? - не понял диверсант.
      - Ты свободен. Коллектив благодари. Химчистка No 7 берет тебя на поруки.
      Бывший шпион недоверчиво взглянул на офицера, но тот с улыбкой кивнул ему и придвинул к себе бумаги, давая понять, что разговор окончен.
      Джон Смит попрощался дрогнувшим голосом, направился к дверям, потом вернулся и сказал:
      - Гражданин полковник, мне стыдно злоупотреблять вашим благородством, но один вопрос не дает мне покоя. Дело в том, что у меня есть домашнее животное.
      - Какое именно? - спросил Громобоев.
      - Да так, - ответил Джон Смит, - волчишка небольшой. Нельзя ли о нем позаботиться? Приобщить к созидательному труду?
      - Ну, что ж, - сказал полковник, - будет какой-нибудь склад охранять.
      - Вы понимаете, какая штука, - возразил недавний диверсант, - он у меня вообще-то работник кабинетного толка.
      - А как по характеру?
      - Тонкий лирик со склонностью к унынию.
      - Минутку, - сказал полковник и набрал короткий местный номер. - Майор Кузьмин? Говорит полковник
      Громобоев. Как у нас с медперсоналом в детских учреждениях? Острая нехватка? Ясно. Ну вот, - обратился он к Джону Смиту, - пускай оформляется в детские ясли на улице Чкалова, 5.
      Через минуту Джон Смит вышел на улицу и быстрой походкой зашагал домой,
      Полковник Громобоев встал, Подошел к окну и взглянул сверху вниз на нашу землю, которая крутится испокон века, таская на себе нелегкую поклажу человечество!