Остров железных птиц

      - Я не должна говорить, и все же я это сделаю, - сказала Ирэн.
      После недолгого раздумья она решилась:
      - На этом острове нет ничего, кроме жизни и света. Мы предусмотрели все опасности. Мы устранили всяческие суеверия. Идеальный порядок. Любой шаг сверх установленных и предписанных правилами автоматически исключается.
      - Но какое это имеет значение? - упрямился Жюльен.
      - Не нужно так говорить. Самый ничтожный шаг может все испортить.
      - Значит, вы суеверны?
      - Мы не суеверны. Правительство стоит на страже порядка.
      Теперь Жюльен уже знал, что это за правительство. Он пожал плечами. Ему казалось, что Ирэн хочет еще что-то сказать. Выяснилось, что у островитян, как и у других народов на земле, был свой атомный завод. И они отлично понимали, что это иное дело, нежели изготовление шляпок или зонтиков. А раз так, значит, нужен абсолютный порядок, исключающий любое незапрограммированное слово, любое непредусмотренное действие.
      - Понимаете, ничего незапрограммированного, ничего непредусмотренного! Никаких страстей, никаких чувств! Правительство роботов пресекает любое отклонение от установленных правил.
      - Вы живете в страхе, ни на что не надеясь, - сказал Жюльен.
      На глазах у Ирэн появились слезы.
      Внезапно она повернулась и пустилась бежать. Она была так хороша в своем золотистом наряде, ее волосы легко падали на плечи... Жюльен вернулся в город и пошел обедать в ресторан. Все было спокойно, будто ничего не произошло, только Жюльена уже не сопровождал ни один из двух роботов. Но когда на следующее утро он вышел из своей каморки, возле дома его ждал Назэр.
      - Они поручили мне понаблюдать за вами.
      - Кто это owu?
      - Вам хорошо известно, что этого никто не знает.
      Назэр тотчас увлек Жюльена в нижнюю часть города.
      Они вышли на улицу, где стояла вереница автоматических такси. Назэр велел Жюльену сесть в последнюю машину, занял место рядом с ним и нажал на кнопку с надписью "Деревня". Через несколько минут они достигли утеса на берегу моря, неподалеку от порта, и очутились среди группы небольших домов.
      - Вот смотрите, - сказал Назэр, - это все, что осталось от деревни, построенной в XIX веке, задолго до того, как здесь появились мы, которые выровняли рельеф и основали город.
      Деревушка состояла из пяти домов. Только у одного, более просторного, было несколько пристроек. Из ворот фермы виден был двор, где суетилась домашняя птица и бегали черные свиньи. На соседнем доме красовалась вывеска "Харчевня". Дома, как в колониальных странах, были с верандами, кровли покрыты черепицей, а стены, сложенные из камня, напоминали о суровой простоте европейской деревни.
      - Пережитки старины, - пояснил Назэр, - деревушка едва насчитывает десяток жителей. Крестьянин с семьей, хозяин харчевни и его жена, престарелый рыбак да еще один человек, который живет в этом домике и носит кличку Старый Негодник.
      На краю скалы стояла небольшая церковь с маленькой звонницей, увенчанная крестом.
      - Жители деревушки, так же как и мы, не признают никакой религии, - продолжал Назэр. - Их священник умер, а другого они не требуют. Только женщины по старой привычке время от времени ходят в церковь, а кто-нибудь из детей в полдень и вечером звонит в колокол.
      - Куда мы теперь пойдем? - спросил Жюльен.
      - Увидите, - ответил Назэр.
      Он повел Жюльена в харчевню, и они уселись за столик, испещренный следами от стаканов. К ним подошел хозяин - человек с седыми усами, в заплатанных штанах и темной рубахе.
      - Скоро придут и другие, - сказал Назэр.
      - Что вам подать? - спросил хозяин.
      - Пожалуйста, фруктового соку, - сказал Назэр. - Эти люди живут по старинке, - продолжал он, - заняты своими делишками. Некоторые думают о возвращении в Европу, другие смирились со своей участью. Они продают нам продукты, а взамен требуют доллары.
      - Мне кажется, - сказал Жюльен, - что вы здесь господа, и, во всяком случае, ваше правительство...
      - Мы позволяем им жить на правах музейных экспонатов. Они служат прекрасным наглядным пособием для школьников. Впрочем, им не разрешается выходить за пределы отведенной территории. Только старый Негодник может посещать порт, где он занимается торговлей да еще совершает какие-то сделки на торговых судах.
      - Значит, вы ведете торговлю?
      - Небольшие обменные операции, - ответил Назэр. - Но они не имеют существенного значения. В течение года к нам заходит не больше двух-трех судов.
      - И неужели никто не пытался убежать отсюда на корабле?
      - Никто. Даже старожилы не хотят покидать острив. Они надеются здесь разбогатеть.
      В харчевню вошел человек в рабочем костюме.
      - Здравствуй, Антуан, - обратился к нему Назэр. - Как дела?
      - Скотоводство себя оправдывает.
      Человек, которого звали Антуаном, сел к столу, и хозяин, ничего не спросив, принес ему стакан водки. Почти тотчас дверь снова открылась и на пороге показался торговец в голубом костюме; в галстуке у него красовалась бриллиантовая булавка. Судя по всему, это и был Старый Негодник. Его сопровождали две перезрелые, ярко накрашенные, женщины и старик в костюме из небеленого полотна, без сомнения деревенский рыбак. Перед тем как сесть, торговец повернулся к Назэру и Жюльену:
      - А, так вот кто оказал нам честь, о чудеса природы! сказал он. - Ваше правительство снова уменьшило наши прибыли, но погодите, мы скоро разделаемся с этими порядками! Настанет день, когда вы перессоритесь и придете к нам поучиться, как надо жить.
      - Полно, Сатюрнэн, - сказал крестьянин. - Вчера вы говорили, что собираетесь улизнуть из этой проклятой страны.
      - Да разве я человек вольный? - ответил тот. - Ведь эти люди следят за каждым моим шагом, но в один прекрасный день я им покажу, что значит свобода.
      - Будем зарабатывать себе на жизнь, - заметил человек, которого звали Антуаном, - а там увидим.
      Они уселись за стол и стали пить.
      - Свобода, - продолжал Антуан, - это значит быть хозяином у себя дома и никому не подчиняться.
      - Свобода - это любовь, - сказал Сатюрнэн.
      Обе красотки захихикали. Только рыбак пил молча.
      - Совсем нет веры, - продолжал Сатюрнэн. - У этих людей нет веры. Они никогда не видели настоящей птицы, такой, какая водилась здесь еще десять лет назад. Они не разводят цветов. Они понятия не имеют о красоте. Там, где нет счастья, нет и надежды. У нас по крайней мере есть хоть какая-то надежда.
      - Что касается веры, - заметил крестьянин, - то я думаю, не такое уж это сложное дело. Но вера все же нужна.
      - А что такое вера? - спросила одна из женщин.
      Никто не ответил. Мужчины наполняли свои стаканы.
      - Вера - это труд, - ответил Сатюрнэн, - труд и торговля, и все кончается вечностью. Знаете ли вы, что значит вечность?
      - Вот, - шепнул Назэр на ухо Жюльену, - вот она, ваша цивилизация.
      - Нет! - возразил Жюльен.
      - Конечно, это только карикатура, я согласен, - продолжал Назэр. - Но ваша цивилизация - это пустословие и пьянство. Вы окутываете свою деятельность мистическим туманом. Нет ни мистики, ни дел. Нет ничего, кроме незыблемого, раз и навсегда установленного порядка.
      - Нет, - повторил Жюльен. - Уйдемте отсюда!
      Он поднялся и направился к двери. Назэр последовал за ним. Жюльена охватило отчаяние. Так, значит, здесь сохранили древний декорум и позволили существовать этим обломкам кораблекрушения только для того, чтобы посмеяться над миром. Но ведь в нашем мире, как он порой ни грустен, есть и кое-что другое. Например, птицы, цветы. И Жюльен прошептал:
      - Птицы, цветы...
      - Ну и что? - сказал Назэр. - Какое нам дело до всех ваших увеселений и чувствований?
      Жюльен посмотрел на заброшенную церковь. Назэр втолкнул его в машину. Через несколько минут они снова были в городе.
      "Нет!" - повторял Жюльен.
      Однако, пока они с Назэром добирались до ресторана, он почувствовал, как его обволакивают тишина и покой городских улиц и лестниц. Он облокотился о балюстраду. Назэр молча стоял рядом. Небо над ними было густо-голубым. По улицам фланировали мужчины и женщины в красивых разноцветных одеждах. Жюльену нравились эти просторные, искусно освещенные постройки с их правильными пропорциями. Почему бы ему не поддаться очарованию этого чужого мира? Бермон! Сестра замужем за жестянщиком, который вечно с ней бранится. Отец со своими причудами. Зимняя грязь. Весна, которая опьяняет и оглупляет вас. Девушки-лгуньи. А здесь всему придается значение, взвешивается каждое слово. Лучше уж гнев железных птиц, даже боязнь малейшего отклонения от нормы, чем прежний беспорядок и неустроенность. Обо всем этом не уставал ему твердить Назэр.
      - Я не говорю, что вы не правы, - возражал Жюльен. - Мне тоже нравится все, что вы осуществили, только я не хочу забывать Бермон, тревоги и радости прежней жизни! Но какие у меня там были радости, теперь я и сам не знаю.
      - Вот видите, - говорил Назэр.
      В ресторане они застали Элуа. В глазах молодого человека была безмятежная пустота, столь характерная для жителей острова, навсегда затерянного во времени.
      "Нет!" - повторил Жюльен.
      Прошли еще дни, недели.
      По-видимому, приближался сезон дождей. Однако ничего не менялось. Жюльен Грэнби все больше забывал свой Бермон. В его краю время проходило так же бесплодно, хотя там он был не таким беззаботным и отрешенным, как здесь. Но к чему было стремиться? Когда Жюльен останавливался на лестнице, он, так же как и другие, вглядывался в какую-нибудь точку на лестничных переходах. Ему казалось, что вот-вот в лучах света возникнет бог, но бог никогда не появлялся.
      Иногда юноши и девушки вполголоса начинали петь. Это была тоскливая песня, которая сразу обрывалась. Однажды Жюльен встретил Ирэн. Девушка остановилась в нескольких шагах от него под большим панно, отбрасывающим четкую четырехугольную тень. Ирэн долго смотрела на Жюльена. Однако, когда он приблизился, чтобы с ней заговорить, мгновенно убежала. Черные волосы волнами ложились на ее плечи. Он не мог ее забыть.
      Нельзя забывать! Работая, он твердил эти слова. Чего ты не должен забывать? Что на свете есть и другое. Прошла еще неделя, и он снова все забыл. Наконец в один прекрасный день - он так и не мог понять, как это случилось, - когда он работал с товарищами в цеху, ему вспомнилась одна старая история, которую он слышал от брата. Жюльен не удержался и рассказал ее соседу.
      История была очень простая. Давным-давно на одном из заводов в предместье Парижа была двойная железная лестница, которая вела в машинный зал. Те, кто шел на работу, поднимались влево от центрального входа, а окончившие работу спускались с другой стороны. Некоторые из них виделись только на ходу, так как принадлежали к разным бригадам. И вот ежедневно, в полдень, на лестнице сталкивались молодой человек и девушка. Встреча происходила с удивительной точностью. Быть может, они украдкой поглядывали друг на друга. Однако об этом никто не знал. Девушка жила в Левалуа, юноша был из Иври. Другой возможности для встреч у них не было.
      Жюльен выложил начало этой истории тоном человека, которому предстоит многое рассказать. Однако он заметил, что его соседи, даже самый ближайший, проявили полное безразличие.
      "К чему все это? - подумал Жюльен. - Ведь они меня даже не слушают".
      Он решил больше не рассказывать и углубился в работу, состоящую в том, чтобы наладить тонкую часовую ось, предназначенную неизвестно для чего. К полудню эта история начисто вылетела у него из головы, а в ресторане он уже рассказывал о новом выпуске научного бюллетеня, посвященного подводному рельефу. Однако его соседи, в особенности Элуа и Назэр, тайком поглядывали на него, но не сказали ни слова. "Какая муха их укусила?"-подумал Жюльен, и ему тут же пришло на ум, что в этих краях нет ни одной мухи и других насекомых не больше, чем настоящих птиц. Жюльен поделился этим соображением с окружающими. У соседей округлились глаза; в них вспыхнул живой огонек и тут же погас. Все упорно молчали. Что это на них нашло? При общении с жителями острова Жюльен всегда восхищался их удивительно ровным настроением, царившим повсюду, как солнце и ветер. Столь необычная сдержанность соседей привела его в замешательство. Тщетно искал он слова, которые могли бы их расшевелить, но они по-прежнему сиделр с отсутствующим видом.
      В конце дня, когда Жюльен, как обычно, отправился на прогулку, его ожидал другой сюрприз. После случая с двумя роботами - господином Зет и вторым, которые повредили свои механизмы и, по-видимому, вышли из строя, к нему больше никого не приставляли. Жюльен бродил повсюду, наслаждаясь, одиночеством. Он отправлялся на пляж, возвращался оттуда, когда хотел, не заботясь о том, чтобы всегда быть начеку. Большую ч-асть времени он проводил, бродя вдоль балюстрад, и уже не пытался проникнуть в тайну этих мест. Скандал из-за камешков, которые он бросал в море, так сильно на него подействовал, что он понял раз и навсегда: нужно беспрекословно подчиняться законам этой страны, не подвергая их никакому обсуждению. Своим благонравным поведением Жюльен снова снискал расположение. В высших сферах пришли к заключению, что он ничем не отличается от других граждан. И потому Жюльен немало удивился, когда заметил, что люди оборачиваются ему вслед, собираются группами и говорят, по-видимому, о нем. Он спустился по лестнице, вышел на другую террасу, но его сопровождало перешептывание и преследовали любопытные взгляды. Наконец он осмелился подойти к трем оживленно беседовавшим мужчинам.
      - Скажите, пожалуйста, что здесь происходит?
      Никакого ответа. Такая же молчаливая оторопь охватила стоявших неподалеку Элуа и Назэра, словно и они ожидали от него какого-то неведомого признания.
      - Простите, господа, если я буду настойчив, - не унимался Жюльен. - Я здесь еще не освоился и не всегда знаю, как нужно поступать.
      Один из мужчин сказал:
      - Ну, разумеется. И что же случилось потом?
      Затем все трое удалились, словно убоявшись этих безобидных слов. И тут Жюльен услышал металлический скрежет. В небе носились огромные стаи железных птиц. Но, вместо того чтобы ринуться вниз, как ожидал Жюльен, они стали описывать в воздухе длинные спирали. Птицы кружились довольно долго и наконец исчезли.
      Вечером в ресторане соседи Жюльена Грэнби хранили тягостное молчание, тогда как за другими столами раздавались оживленные голоса. Тщетно пытался Жюльен уловить слова, которые объяснили бы ему, что происходит.
      - А потом? - спросил кто-то.
      - Об этом в сегодняшних выпусках ничего не говорится.
      - Выходит, что они об этом никогда не сообщат?
      - Ну а потом, что же случилось потом?
      Назавтра, проснувшись, Жюльен обнаружил повсюду большое волнение. Казалось, некоторые бригады не решались заходить в цеха. Другие входили и выходили обратно. Цехов было много, и там изготовлялось все необходимое для бесперебойной работы больших заводов. Эта суетящаяся толпа напоминала развороченный муравейник. Как и накануне, в небе парили железные птицы, но не опускались. Через несколько минут порядок кое-как установился, но если он установился кое-как, то здесь это было равносильно панике. Некоторые на минуту задерживались на пороге, другие решительно отправлялись на свои места. Были и такие, что быстро, через ступеньку, взбегали по лестнице,- без сомнения, они ошибались этажом. "Озабочены, рассеянны", - прошептал Жюльен, направляясь в часовой цех. Там его поджидал Назэр.
      - Сегодня утром вы не работаете, - сказал он Жюльену, пойдемте со мной.
      - Куда я должен идти? - спросил Жюльен. - Чего от меня хотят? Разве я не делаю того, что положено?
      Едва удержавшись, чтобы не задать вопроса, Назэр. вовремя одумался и сделал Жюльену Грэнби знак следовать за ним.
      Сначала Назэр спустился по лестнице на террасу, потом обогнул лестницу. Под ней оказалась маленькая, почти невидимая дверь. Жюльен прошел вслед за Назэром по длинному, плохо освещенному коридору, от которого в свою очередь ответвлялся целый ряд узких проходов. После нескольких минут ходьбы по этому лабиринту, где каждое мгновение казалось, что ты здесь только что проходил, они достигли вестибюля. В одной из стен бесшумно раздвинулись створки, и Жюльен очутился в зале, будто подвешенном над самым морем и походившем на огромный диспетчерский пост. Назэр внезапно скрылся. Обернувшись, Жюльен увидел, что створки снова сдвигаются.
      - Жюльен Грэнби, - раздался чей-то голос.
      В противоположном углу, у окна, за столом сидел человек. Жюльен приблизился к нему.
      - Сядьте в это кресло! - сказал человек.
      - С кем имею честь? - спросил Жюльен.
      - Мое имя ничего не значит, - ответил незнакомец. - Я только выполняю должность главного механика. Двадцать человек по очереди занимают этот пост, и наши функции сводятся к простым расчетам.
      Жюльен почесал затылок.
      - Садитесь. Тут нет никакой тайны, и вы могли уже убедиться, что здесь ни от кого ничего не скрывают. Если хотите знать, я выполняю роль управляющего, и моя обязанность пускать в ход машины, а уж они решают в соответствии с установленным порядком социальные проблемы. Когда эти проблемы оказываются надуманными или ненужными, машины их исключают и уничтожают тех, кто в этом повинен. Вы, конечно, видели железных птиц за делом.
      - Очень ловко придумано, - вежливо заметил Жюльен.
      - Вполне естественно. То, что выходит за рамки установленного порядка, погибает тут же, при зарождении беспорядка. Мы избегаем всяческих причин для спора и малейших поводов для скандала. У машин более тонкая организация, чем у нас, и они сами решают, что именно нужно прекратить или уничтожить. Иногда какое-нибудь незначительное или безобидное действие, скажем бросание камешков в море, служит признаком потенциального преступления, которое может быть совершено в состоянии аффекта. Но даже горе ребенка или склонность к вам, быть может кажущаяся, такой девушки, как Ирэн, постепенно переходят в безразличие благодаря искусству машин, о котором мы не имеем никакого представления. Например, вас достаточно было только напугать,
      - Если я вас правильно понял, - сказал Жюльен, несколько сбитый с толку этим длинным предисловием, - сегодня я оказался причиной беспорядка, сам не понимая почему.
      - Это не так, - заявил главный механик. - Будь вы виновником, вас бы уже не было в живых.
      Жюльен снова почесал затылок.
      - Сначала я должен объяснить вам принцип действия наших устройств, а также причину, по которой я ввожу вас в курс дела, тогда как для всех жителей острова, кроме нескольких инженеров и руководителей, это тайна. Итак, принцип действия нашей аппаратуры весьма прост.
      И старший механик продолжал свой рассказ:
      - Вы знаете, что даже в ваших странах робот может, например, управлять заводом. Он учитывает данные, которые в него вкладывают, и способен сам выходить из затруднений. Просто мы продвинулись в этом отношении немного дальше. Наши ..машины не довольствуются ролью исполнителей, но сами задают вопросы и проверяют наши ответы. Когда должно быть принято решение, не предусмотренное программой, и электрические цепи не могут его выдать, они требуют нашего вмешательства. Мы получаем приказ приступить к расследованию, мы обсуждаем и сообщаем результаты наших переговоров, иначе говоря, делаем выводы. Аппараты все это фиксируют и принимают осуществимое решение, не то, которое вытекает из наших расчетов, а то, которое больше применимо к данной ситуации. Когда вы прибыли к нам, машины не приняли определенного решения относительно вас, - невозможно было сказать, следует ли вас обучать, изгнать или уничтожить. Первичные устройства предписали нам подвергнуть вас допросу. Таким образом слились воедино строгий расчет и простая гуманность. В результате вас определили в часовой цех.
      - Но ведь допрос, которому я был подвергнут, носил довольно случайный характер, - заметил Жюльен.
      - Абсолютно случайный. Мы признаем реальность случая и придаем ему большое значение, но машины сортируют ответы и определяют степень их ценности.
      - Вам никогда не приходило в голову усомниться в правильности этих решений? - спросил Жюльен.
      - Мы убеждены, что они совершенны. Вы проявили себя как превосходный ремесленник, хотя раньше и сами не подозревали об этом.
      - Я хочу сказать, что это дело вкуса, - продолжал Жюльен. - Но допустите, что такое совершенство может кое-кого и раздражать.
      - Мы бессильны перед нашей технической аппаратурой. При малейшей попытке взбунтоваться мы оказываемся полностью в ее власти.
      - А если бы вы, например, проявили безразличие или рассеянность?
      - Нас тотчас же призвали бы к порядку с помощью допросов, следствий, и все опять вошло бы в свою колею.
      - Значит, остается только молчать, - сказал Жюльен.
      - Не старайтесь найти лазейку. Все предусмотрено, а так как нам хочется жить, то мы говорим или молчим тогда, когда это уместно, иначе говоря, в соответствии с ясными приказаниями, которые нам отдаются. Никаких угрызений совести! Никаких колебаний!
      - Если я вас правильно понял, то должен вам возразить.
      - Увы! - воскликнул механик.
      Вырвавшееся слово, казалось, испугало его. И тотчас раздался звонок.
      - Прошу прощения! - сказал механик.
      Он прислушался к потрескиванию электрических искр, идущих с потолка, и пошел проверить какой-то циферблат.
      - Вот что произошло, - заявил он наконец. - Вы произнесли слова, вызвавшие вопросы у наших машин. Оказалось, что ответы, которые мы давали, не помогли машинам прийти к какому-то однозначному решению, а вызвали с их стороны еще больше вопросов. Так много вопросов, что мы рискуем быть засыпанными ими. Учтите, что мы все равно придем к правильному решению, но можем потерять время и не поспевать с ответами. Если же мы не будем вовремя отвечать, правительство роботов всех нас уничтожит.
      - Следовало бы устроить массовый саботаж, - сказал Жюльен.
      Послышался смешок.
      - Наша аппаратура это полностью исключает. Как вы могли убедиться, некоторые слова вызывают смех у наших машин,
      Жюльен окинул взглядом многочисленные аппараты, расположенные в сводах зала и на стенах.
      - Может быть, вы наконец скажете мне, в чем дело? - спросил он немного раздраженно.
      - Вчера вы начали излагать одну историю...
      Из окна было видно море. Жюльен посмотрел на темно-синие волны с пенистыми гребешками.
      - Итак, вы рассказали начало истории. Это, конечно, никого не заинтересовало. Но нашелся один, который так просто, смеху ради попросил, чтобы вы ее продолжили. Во всем этом нет ничего необычного. У нас есть аппараты, способные закончить любую историю и даже предложить всевозможные варианты развязки. Наш обычай - ничего не оставлять в неопределенном положении. Достаточно любому из наших граждан задать вопрос, и этот вопрос тотчас же отправится на рассмотрение роботов. Ответ не должен превышать трех строк в одном из выпусков известного вам бюллетеня, который дает любые нужные сведения.
      - Вот вам целая история, и все из-за какой-то истории, меланхолически заметил Жюльен.
      - В том-то и дело. Мы и не собирались ничего усложнять, так же как и вы. Но наши машины оказались в затруднительном положении. Вы заявили, что какие-то мужчина и женщина ежедневно видели друг друга в течение секунды. У них не было возможности поговорить. Они были совершенно равнодушны друг к другу. Какое же может быть продолжение? Аппараты стали задавать вопросы. Речь зашла о таких отвлеченных понятиях, как любовь, красота, судьба, и при каждом слове начинались бесконечные дискуссии. Знаете, что приказали выяснить машины? Они приказали узнать, видима или невидима красота, и привести соответствующие доказательства.
      - Очень уж вы все усложняете, - сказал Жюльен.
      - Это не мы. Это все коробки, из которых вы видели только ничтожную часть, потому что у нас есть множество башен, доверху набитых этими коробками. С помощью электрических цепей начались настоящие допросы по метафизике; но никто из нас в ней не силен. Говорю вам, из-за нашей неосведомленности мы обречены на гибель. У нас нет времени изучать теории философов и мистиков. а если мы не дадим пищу машинам, повторяю вам, мы пропали.
      - Но что я могу сделать? - спросил Жюльен.
      - Придумайте любое продолжение вашей истории, но только обязательно сделайте это. Тогда нам удастся взять верх над неумолимым механизмом, и он снова начнет работать нормально.
      - Боюсь, что из этого ничего не выйдет, - ответил Жюльен. - Я и сам не знаю продолжения, а вам гораздо легче придумать его, чем мне, потому что вы знаете требования роботов.
      - Мы уже пробовали, - сказал механик, - но ничего не вышло. Мы говорили о том, что ваши герои поженились, но роботы стали посмеиваться. Они пожелали узнать подробности. Но, боже мой, какие им еще нужны подробности?
      При последнем слове раздался оглушительный шум. Все в зале задрожало. Механик поднялся и, поворачиваясь справа налево, стал произносить: "Прошу прощения. Прошу прощения. Прошу прощения". Наконец шум понемногу утих.
      - Вот видите, месье Грэнби, - продолжал механик, - что может получиться из-за пустяка. Мы вас очень просим, придумайте что-нибудь.
      Жюльен снова посмотрел на море. И зачем ему вздумалось начать эту историю?
      - Мой брат говорил, - произнес он наконец, - что в один прекрасный день рабочий и работница, которые встречались на двойной лестнице, одновременно положили руки на перила. Юноша сжал руку девушки, и вдруг они увидели ослепительный свет, который, казалось, излучали их соединенные руки.
      - Что вы мне тут рассказываете? - раздался сердитый голос. - Ну, а потом?
      Голос шел из аппарата, вделанного в середину перегородки.
      - А потом? - машинально повторил Жюльен. - Потом?
      - Что же было потом? - спросил механик.
      Жюльен посмотрел на него с любопытством. Неужели этот человек не знает, что такое вымысел, и придает ему какое-то значение?
      - Торопитесь, - сказал механик. - Прошу вас, продолжайте!
      - Никогда не нужно рассказывать слишком поспешно, - сказал Жюльен. - У нас ведь достаточно времени.
      Последнее слово вызвало перезвон, похожий на крики бесчисленных птиц. Этот перезвон сопровождался аккомпанементом большого колокола, который неутомимо отбивал двенадцать часов какой-то неведомой полночи или какого-то неведомого полдня.
      - Нет, нет у нас времени! - вскричал неханик. - Одна минута может нас погубить. Я прошу прощения. Он просит прощения. Мы просим прощения.
      Колокола мгновенно стихли. Человек вытер пот, струившийся по лбу.
      - Вот видите, какую реакцию вызывает один только вопрос о времени. Здесь время не может быть неопределенным и вечным. Ваша история не имеет никакого смысла. Это ясно. Но наши машины не могут отдать себе в это отчета. Здесь, на острове, все должно иметь смысл и никакой, даже самый незначительный вопрос не может быть оставлен без ответа.
      - Тогда не следовало задавать вопросов, - возразил Жюльен.
      - Но вопросы задает детекторная сеть, и только по вашей вине. Я умоляю вас. Абсолютно необходимо, чтобы вся ваша история до мельчайших подробностей была ясна, иначе опять начнется разговор о судьбе, красоте, бесконечности и мы никогда из этого не выпутаемся.
      - Мое положение крайне затруднительно, - сказал Жюльен. Ведь я хорошенько не помню, что рассказывал мой брат, И даже если бы я помнил, то не смог бы все рассказать. Полагаю, что однажды ночью молодые люди встретились перед входом в метро, но я не знаю, при каких обстоятельствах. Они доехали до Восточного вокзала и сели в поезд. Затем была остановка в маленьком городке. Молодая пара пробежала по улицам и очутилась в поле. И вот из глубины, полей им навстречу стало надвигаться что-то... Больше я ничего не помню. Если вы дадите мне отсрочку, может, я и найду продолжение.
      - Стало надвигаться что-то, но что именно? Это глупо, сказал механик.
      - Глупо, - повторил аппарат, на этот раз из-под пола.
      Механик посмотрел на море. Прибой усиливался.
      - Отсрочка, - сказал он наконец. - Это временное решение, и я могу попытаться его предложить.
      Он поднялся, чтобы повернуть несколько рукояток, и повторил:
      - Отсрочка.
      Тотчас зазвонил колокол, он отбил девять ударов.
      - Вам дается отсрочка до девяти вечера, - заявил механик.
      Жюльен пожал плечами.
      - И вы думаете, что, если я вспомню продолжение истории, это вам поможет? - спросил юноша.
      - Мы ничего не думаем. Мы пытаемся сделать невозможное.
      И тотчас же, испугавшись этого слова, произнес:
      - Извиняюсь, Извиняюсь.
      После этого он отпустил Жюльена.
      - Идите, и сегодня вечером, хотя бы в последнюю минуту, сообщите нам, сообщите... Сообщите первому, кого встретите, и, возможно, мы еще раз получим отсрочку. Помните! Над нами нависла страшная угроза.
      - Не все ли равно, когда умирать - днем позже, днем раньше, - спокойно произнес Жюльен.
      - Вы правы, но прежде чем умереть, мы хотим по крайней мере узнать продолжение.
      - Какое-то продолжение существует наверняка, и напрасно вы ломаете себе голову, - сказал Жюльен.
      Казалось, главный механик уже не отдавал себе полного отчета в том, что он говорил.
      И тут стена снова раздвинулась, Жюльен вышел из зала и опять увидел Назэра.
      - Сегодня днем вы свободны, - сказал Назэр. - Впрочем, многие цеха прервут работу.
      Жюльен, как обычно, позавтракал в ресторане. Там царило настороженное молчание. "Не сходить ли на какой-нибудь спектакль?" - подумал юноша. Занятый изучением жизни на острове, он редко бывал на концертах или в кино. Здесь показывали только документальные фильмы или мультипликации, а оркестры почти всегда исполняли одни и те же, хотя и не лишенные своеобразной прелести, танцевальные мелодии в замедленном темпе и приглушенных тонах. Но в этот день его потянуло на просторы. И он пошел погулять в нижнюю часть города, по улицам, ведущим в поля.
      Над городом сияло ослепительное солнце. Вдали сверкала гора. Из-за горы надвигалась огромная черная туча. Время от времени высоко в небе кружили железные птицы.