Флоринда Доннер
      Жизнь-в-сновидении
      В новой книге Флоринды Доннер -- женщины-сталкера из партии магов нагваля Карлоса Кастанеды -- мы встречаемся с хорошо знакомыми нам по книгам самого Кастанеды героями -доном Хуаном, доном Хенаро, женщинами-сновидящими и сталкерами из партии дона Хуана и наконец -- с самим Карлосом Кастанедой, показанным автором в достаточно новом и неожиданном ракурсе обожаемого учителя, безупречного воина, веселого, заботливого и любимого друга.
      Превращение обычной девушки из среднего класса в мага, обучение сновидению, удивительные встречи и события, описанные в "Жизни-в-сновидении", не оставят равнодушным ни одного из тех, кто с нетерпением ждал выхода каждой новой книги Кастанеды, ибо ученица не уступает в мастерстве своему учителю.
      "Это столь же захватывающее и таинственное повествование, как и его тема: традиционное обучение женщины-мага в мире дона Хуана".
      Карлос Кастанеда
      "Захватывающий рассказ женщины о постижении себя и магии в Мексике наших дней".
      Оливер Стоун
      "История Доннер завораживает. Это магический театр небесных актеров, танцующий фейерверк безумных ангелов, молящихся о судьбах мира. Она предлагает нам образец прекрасного вкуса: смесь магии и женской мудрости."
      Гэбриэл Росс
      "Доннер бросает вызов самым убедительным социальным мифам о реальности: назначении женщины и природе сновидения."
      Джудит Пинтар
      Флоринда Доннер - верная соратница и товарищ Карлоса Кастанеды в его путешествиях в сновидении - представляет удивительный автобиографический отчет о своих захватывающих иногда даже помимо ее воли - приключениях в мире "жизни-в-сновидении". Иногда завораживающая, иногда таинственная, а иногда веселая и полная юмора книга "Жизнь-в-сновидении" представляет собой незабываемое духовное приключение.
      "Повествование столь же захватывающее и таинственное, как и предмет, о котором в нем идет речь: традиционная система подготовки женщин-магов в мире дона Хуана Матуса".
      Карлос Кастанеда
      Все права защищены. Любая перепечатка настоящего произведения без разрешения издателя является нарушением авторских прав и преследуется по закону.
      Введение
      Мой первый контакт с миром магов отнюдь не был чем-то запланированным заранее. Это было скорее случайное событие. В июле 1970 года в северной Мексике я встретила группу людей, и оказалось, что они являются строгими последователями магической традиции, возникшей еще во времена индейцев доколумбовой Мексики.
      Эта первая встреча оказалась для меня воистину судьбоносной. Она ввела меня в другой мир -- мир, который существует одновременно с нашим. Я провела двадцать лет своей жизни, взаимодействуя с этим миром. Здесь описано, как началось мое вовлечение в этот мир и как оно стимулировалось и направлялось магами, принявшими на себя ответственность за мое пребывание в нем.
      Среди них самой яркой фигурой была женщина по имени Флоринда Матус. Она была моим учителем и советчиком. Она же оказалась человеком, который дал мне свое имя -- Флоринда, как дар любви и силы.
      Называть их магами -- это не моя прихоть. "Brujo" или "bruja", что значит колдун или ведьма, -- это испанские слова, которыми обозначаются мужчина или женщина, занимающиеся практикой знахарства. Я всегда возмущалась особым дополнительным оттенком этих слов. Но маги сами успокоили меня, раз и навсегда объяснив, что "магия" означает нечто совершенно абстрактное: способность, которую развили некоторые люди для расширения пределов обычного восприятия. В таком случае абстрактная характеристика магии автоматически исключает какие-либо позитивные или негативные оттенки названий, используемых для обозначения людей, занимающихся практикой магии.
      Расширение пределов обычного восприятия -- это концепция, возникшая из веры магов в то, что наши возможности выбора ограничены в жизни вследствие того, что они определяются социальной средой. Маги уверены, что социум устанавливает для нас перечень возможностей выбора, а мы сами довершаем сделанное: путем принятия только этих вариантов выбора мы устанавливаем предел нашим практически беспредельным возможностям.
      К счастью, говорят они, это ограничение относится лишь к нашей социальной стороне и не касается другой, практически недоступной стороны, которая не находится в сфере обычного сознания. Поэтому главные усилия магов направлены на раскрытие этой стороны. Они осуществляют это путем разрушения непрочного, но все же весьма устойчивого щита человеческих представлений о том, что из себя представляют люди и чем они могут быть.
      Маги считают, что в нашем мире обычных дел есть люди, которые проникают в неизвестное в поисках других видов реальности. Они утверждают, что идеальными последствиями таких проникновений должна стать способность извлекать из такого поиска энергию, необходимую для превращения и для отделения нас самих от заранее определенной реальности. Но, к сожалению, -утверждают они, -- такие попытки являются ментальными усилиями. Очень тяжело измениться только под влиянием новых мыслей или новых идей.
      Одной из вещей, усвоенных мною в мире магов, было то, что без ухода из мира и без причинения самим себе боли в этом процессе маги действительно решают изумительную задачу по разрушению соглашения, которым определяется реальность.
      Глава 1
      После посещения обряда крещения ребенка моих друзей в Ногалесе, штат Аризона, мне захотелось пересечь границу Мексики. Когда я покидала дом моей подруги, одна ее гостья, женщина по имени Делия Флорес, попросила меня довезти ее до Эрмосильо.
      Это была смуглая, среднего роста и крепкого сложения женщина средних лет. Она была величественно-крупной, с прямыми черными волосами, заплетенными в толстую косу. Ее темные сверкающие глаза освещали умное, все еще слегка по-девичьи округлое лицо.
      Уверенная в том, что она -- мексиканка, живущая в Аризоне, я спросила ее, не нужна ли ей туристская карточка для въезда в Мексику.
      -- Зачем мне туристская карточка для въезда в собственную страну? -- резко ответила она, расширив глаза в преувеличенном удивлении.
      -- Судя по вашим манерам и акценту я решила, что вы из Аризоны, -- сказала я.
      -- Мои родители были индейцами из Оахаки, -- объяснила она. -- Но я -- ладина.
      -- Что такое ладина?
      -- Ладинос -- это хитрые индейцы, которые выросли в городе, -- разъяснила она.
      В ее голосе послышалось удивившее меня странное волнение, но она тут же добавила:
      -- Они приняли путь белого человека и настолько преуспели в этом, что могут превратить свой путь во что угодно.
      -- Тут нечем гордиться, -- сказала я осуждающе. -Несомненно, это не слишком лестно для вас, миссис Флорес.
      Сокрушенное выражение на ее лице сменилось широкой улыбкой.
      -- Возможно, ты права, но это -- для настоящего индейца или настоящего белого человека, -- сказала она нахально. -Сама я совершенно удовлетворена этим. -- Она наклонилась ко мне и добавила: -- Зови меня Делия. Я чувствую, что мы станем большими друзьями.
      Не зная что сказать, я сосредоточилась на дороге. Мы ехали в молчании до пункта проверки. Пограничник попросил меня предъявить туристскую карточку, но ничего не сказал Делии. Казалось, он не замечает ее -- они не обменялись ни единым словом, ни единым взглядом. Когда я попыталась обратиться к Делии, она повелительно остановила меня предупреждающим жестом руки. После этого пограничник вопросительно посмотрел на меня. Так как я ничего не сказала, он пожал плечами и пропустил меня.
      -- Как так получилось, что пограничник не потребовал твоих документов? -- спросила я, когда мы отъехали на небольшое расстояние.
      -- Он знает меня, -- солгала она. И, зная, что я поняла, что она лжет, она разразилась бесстыдным хохотом. -- Я думаю, что напугала его, и он не отважился обратиться ко мне, -солгала она опять. И снова засмеялась.
      Я решила сменить тему разговора, лишь бы только предотвратить нагромождение ее лжи. Я начала говорить о злободневных делах, связанных с текущими событиями, но большей частью мы ехали в молчании. Это было довольно удобное и не очень натянутое молчание; оно походило на пустыню, окружающую нас, -- такое же просторное, застывшее и странно успокаивающее.
      -- Где мне высадить вас? -- спросила я, когда мы въехали в Эрмосильо.
      -- В деловом центре, -- ответила она. -- Я всегда останавливаюсь в одной и той же гостинице, когда приезжаю в город. Я хорошо знаю владельцев и уверена, что смогу договориться, чтобы ты поселилась в гостинице за ту же плату, что и я. С благодарностью я приняла ее предложение.
      Гостиница была старой и запущенной. Окна комнаты, которую мне дали, выходили на пыльный внутренний дворик. Двуспальная кровать с пологом на четырех столбиках и массивный старомодный туалетный столик сокращали пространство комнаты до размеров, вызывающих мысли о клаустрофобии. В номере была маленькая ванная, но ночной горшок все-таки стоял под кроватью. Он составлял пару с фарфоровым прибором для умывания, установленным на туалетном столике.
      Первая ночь была ужасной. Я спала урывками и в своих снах ощущала шорохи и тени, пересекающие стены. Призраки предметов и ужасных животных появлялись из-за мебели. Бледные и призрачные люди то и дело материализовывались из углов.
      На следующий день я объехала город и его окрестности, а ночью, хотя и была утомлена, пыталась бодрствовать. Когда в конце концов я заснула, в ужасном кошмаре я увидела темное амебообразное создание, крадущееся ко мне от изножья кровати. Радужные щупальца высовывались из его кавернозных пор. Когда существо наклонилось надо мной, я слышала, как оно тихо вздыхало, издавая короткие скрипящие звуки, которые превращались в хрипы.
      Мои вопли заглушались его радужными нитями, затягивающимися вокруг моей шеи. Создание, как я откуда-то знала, было женщиной. Когда тварь навалилась на меня сверху и стала душить, все вокруг почернело.
      Этот неопределимый во времени момент между сном и бодрствованием был в конце концов прерван настойчивым стуком в мою дверь и озабоченными голосами постояльцев гостиницы, раздававшимися из холла. Я включила свет и пробормотала через дверь какие-то извинения и объяснения.
      Моя кожа все еще ощущала кошмар как липкий пот, и я пошла в ванную. Когда я взглянула в зеркало, то едва сдержала крик. Красные линии, пересекающие мое горло, и равномерно распределенные красные точки, сбегающие вниз по груди, выглядели как незаконченная татуировка. В безумном состоянии я упаковала свои сумки. Было три часа ночи, когда я вышла в пустынный вестибюль, чтобы заплатить по счету.
      -- Куда это ты собралась в такое время? -- спросила меня Делия Флорес, появляясь из двери позади конторки. -- Я слышала о твоем кошмаре. Ты взбудоражила всю гостиницу.
      Я так обрадовалась, увидев ее, что обняла ее и зарыдала.
      -- Ну, ну, не плачь, -- бормотала она успокаивающе, поглаживая мои волосы. -- Если хочешь, можешь спать в моей комнате. А я буду охранять тебя.
      -- Ничто в этом мире не заставит меня остаться в этой гостинице, -- сказала я. -- Я возвращаюсь в Лос-Анжелес сию же секунду.
      -- У тебя часто бывают кошмары? -- спросила она небрежно, подводя меня к потрескавшейся старой кушетке в углу.
      -- Время от времени. Всю жизнь я страдаю от ночных кошмаров, -- ответила я.--Ив каком-то смысле даже привыкла к ним. Но в эту ночь все было не так. Это был самый реальный, самый жуткий кошмар, который мне пришлось перенести.
      Она бросила на меня оценивающий долгий взгляд и затем сказала, лениво растягивая слова: -- Ты не хотела бы избавиться от своих кошмаров? -- Когда она произносила это, то бросила полуукрадкой быстрый взгляд через свое плечо в направлении двери, как если бы кто-то мог оттуда нас подслушивать. -- Я знаю кое-кого, кто действительно может помочь тебе.
      -- Конечно, я бы не отказалась, -- прошептала я, снимая шарфик с шеи, чтобы показать ей красные отметины. Я рассказала ей в деталях о своем кошмаре. -- Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное? -- спросила я.
      -- Выглядит достаточно серьезно, -- произнесла она, внимательно исследуя линии, проходящие поперек моей груди. -Тебе действительно не следует уезжать до тех пор, пока ты не встретишься с целительницей, о которой я говорила. Она живет приблизительно в ста милях к югу отсюда. Всего около двух часов езды.
      Меня очень обрадовала возможность встретиться с целительницей. С самого рождения я пользовалась подобными услугами в Венесуэле. Как только я заболевала, мои родители вызывали врача, а сразу после его ухода наша домоправительница-венесуэлка укутывала меня и вела к целителю. Когда я стала старше и не хотела больше лечиться у знахаря -никто из моих друзей не делал этого -- она убеждала меня, что не будет никакого вреда от того, что будешь защищена дважды. Привычка настолько крепко укоренилась во мне, что когда я переехала в Лос-Анжелес, то, заболевая, встречалась как с врачом, так и с целителем.
      -- Ты думаешь, она примет меня сегодня? -- спросила я. Увидев непонимание на ее лице, я напомнила, что уже воскресенье.
      -- Она примет тебя в любой день, -- заверила меня Делия. -- Почему бы тебе просто не подождать здесь, и мы сейчас же отправимся к ней. У меня не уйдет и минуты, чтобы собрать вещи.
      -- С какой стати ты сворачиваешь со своего пути для того, чтобы помочь мне? -- спросила я, внезапно придя в замешательство от ее предложения. -- Ведь я для тебя совершенно незнакомый человек.
      -- Совершенно верно! -- воскликнула она, подымаясь с кушетки. Она снисходительно взглянула на меня, как будто ощущала возникшие у меня сомнения. -- Что может быть лучше? -задала она риторический вопрос. -- Помочь совершенно незнакомому человеку -- это безрассудное действие, или акт большого самообладания. Мой случай -- это последнее.
      Не зная, что сказать, я не нашла ничего лучшего, как уставиться в ее глаза, которые, казалось, воспринимали мир с изумлением и любопытством. В ней было что-то странно успокаивающее. Дело было не только в том, что я доверяла ей, -мне казалось, что я знакома с ней всю жизнь. Я чувствовала существующие между нами связь и близость.
      Когда я наблюдала, как она исчезла за дверью, чтобы взять свои вещи, я собралась связать и закрепить багаж в автомобиле. Мне не хотелось оказаться в затруднительном положении, проявив дерзость, что так много раз случалось прежде. Но какое-то необъяснимое любопытство удержало меня, несмотря на хорошо знакомое ноющее чувство тревоги.
      Я прождала около двадцати минут, как вдруг женщина, одетая в красный брючный костюм и туфли на платформе, вышла из двери за конторкой клерка. Она задержалась под лампой. Обдуманным жестом она откинула назад свою голову так, что локоны ее белокурых волос замерцали на свету.
      -- Ты не узнала меня, не так ли? -- Она весело улыбнулась.
      -- Это на самом деле ты, Делия? -- воскликнула я в удивлении, с раскрытым ртом уставившись на нее.
      -- Ну, а как ты думала? -- Все еще посмеиваясь, она шагнула со мной на тротуар по направлению к моей машине, припаркованной перед гостиницей. Она швырнула свою корзину и вещевой мешок на заднее сидение моего маленького автомобиля с откидным верхом, затем села рядом со мной и сказала:
      -- Целительница, к которой я везу тебя, говорит, что только очень молодой и очень старый человек могут позволить себе выглядеть вызывающе.
      Прежде чем я успела напомнить ей, что к ней не относится ни то, ни другое, она призналась мне, что она значительно старше, чем кажется. Ее лицо сияло, когда она повернулась ко мне и воскликнула:
      -- Я напяливаю это обмундирование, потому что люблю поражать моих друзей!
      Имела она в виду меня или целительницу, она не сказала. Конечно же, я была поражена. И это касалось не только ее нарядов, которые сильно отличались по стилю, -- изменилась вся ее манера поведения. Не осталось и следа от надменной, настороженной женщины, которая проехала со мной от Ногалеса до Эрмосильо.
      -- Это будет самое очаровательное путешествие, -произнесла она, -- особенно если мы откинем верх. -- Ее голос звучал счастливо и мечтательно. -- Я обожаю путешествовать ночью в машине с откинутым верхом.
      Я охотно выполнила ее пожелание. Было почти четыре часа утра, когда мы оставили позади Эрмосильо. Небо, неяркое и черное, испещренное звездами, казалось самым высоким из тех, что мне приходилось видеть. Я ехала быстро, тем не менее казалось, что мы вообще не движемся. В свете фар без конца появлялись и исчезали шишковатые силуэты кактусов и мескитовых деревьев. Казалось, что они все были одной и той же формы, одного и того же размера.
      -- Я упаковала с собой несколько сладких булочек и полный термос чампуррадо, -- сказала Делия, доставая свою корзину с заднего сидения. -- Утро наступит до того, как мы доберемся до дома целительницы.
      Она налила мне полчашки густого горячего шоколада, приготовленного с маисовой мукой, и накормила рулетом по-датски, давая мне кусочек за кусочком.
      -- Мы проезжаем через волшебную страну, -- сказала она, прихлебывая восхитительный шоколад. -- Волшебную страну, населенную воюющими людьми.
      -- Что это за воюющие люди? -- спросила я, стараясь, чтобы это не прозвучало снисходительно.
      -- Яки, народ Соноры, -- сказала она и замолчала, вероятно оценивая мою реакцию. -- Я восхищаюсь индейцами яки, потому что они постоянно воевали, -- продолжала она. -- Сначала испанцы, а затем мексиканцы -- не далее как в 1934 году -- испытали храбрость, хитрость и безжалостность воинов яки.
      --Я не в восторге от войны или от воинственных людей, -сказала я. Затем, чтобы оправдать свой резкий тон, я объяснила, что происхожу из немецкой семьи, которая была разлучена войной.
      -- У тебя другой случай, -- заключила она. -- У тебя не было идеалов свободы.
      -- Минутку! -- возразила я. -- Именно потому, что я поддерживаю идеалы свободы, я нахожу, что война так отвратительна.
      -- Мы говорим о двух различных видах войны, -- настаивала она.
      -- Война есть война, -- заметила я.
      -- Ваш вид войны, -- продолжала она, не обращая внимания на мое замечание, -- ведется между двумя братьями, которые оба являются правителями и сражаются за верховенство. -- Она наклонилась ко мне и настойчивым шепотом добавила: -- Тот вид войны, о котором говорю я, ведется между рабами и хозяевами, которые думают, что люди -- их собственность. Заметила разницу?
      -- Нет, -- упрямо настаивала я и повторила, что война -это война, независимо от причин.
      -- Я не могу согласиться с тобой, -- сказала она, громко вздохнув и откинувшись назад на своем сиденье. -- Возможно, причина наших философских разногласий в том, что мы вышли из различных социальных реальностей.
      Удивленная выбранными ею словами, я автоматически сбросила скорость. Мне не хотелось показаться грубой, но слушать ее концептуальные академические разглагольствования было настолько нелепо и неожиданно, что я ничего не могла с собой поделать и расхохоталась.
      Делия не обиделась. Она с улыбкой глядела на меня, оставаясь вполне довольной собой.
      -- Если ты хочешь понять то, о чем я говорю, тебе нужно изменить восприятие.
      Она высказала это настолько серьезно и тем не менее настолько доброжелательно, что я почувствовала себя пристыженной за свой смех.
      -- Ты можешь даже извиниться за то, что смеялась надо мной, -- добавила она, словно прочитав мои мысли.
      -- Действительно, я хочу извиниться, Делия, -- произнесла я, искренне осознав это. -- Я ужасно сожалею о моей грубости. Я была так удивлена твоими формулировками, что просто не знала, как поступить. -- Я бросила на нее быстрый взгляд и добавила сокрушенно: -- Вот и рассмеялась.
      -- Я не имела в виду социальные оправдания твоего поведения, -- сказала она, дернув от досады головой. -- Я имела в виду оправдание из-за непонимания положения человека.
      -- Я не знаю, о чем ты говоришь, -- сказала я с тревогой и почувствовала, как ее глаза сверлят меня насквозь.
      -- Как женщина, ты должна понимать это положение очень хорошо, -- произнесла она. -- Ты была рабыней всю жизнь.
      -- О чем ты говоришь, Делия? -- спросила я в раздражении от ее дерзости, впрочем, сразу смягчилась, подумав, что, несомненно, бедная индеанка имела невыносимого мужа-тирана. -Поверь мне, Делия, я совершенно свободна. Я делаю, что хочу.
      -- Ты можешь делать, что тебе нравится, но ты все равно не свободна, -- настаивала она. -- Ты -- женщина, а это автоматически означает, что ты во власти мужчины. -- Я не нахожусь ни в чьей власти, -- воскликнула я. То ли мое голословное утверждение, то ли тон моего восклицания, не знаю, вызвали у Делии взрыв грубого хохота. Она смеялась надо мной так же безжалостно, как до этого я над ней.
      -- Кажется, ты в восторге от своего реванша, -раздраженно заметила я. -- Теперь твой черед смеяться, не так ли?
      -- Это совсем не одно и то же, -- произнесла она, внезапно став серьезной. -- Ты смеялась надо мной, ощущая свое превосходство. Раб, который говорит как господин, всегда восхищается господином в этот момент.
      Я попыталась прервать ее и сказать ей, что у меня и в мыслях не было думать о ней как о рабыне, а о себе как о госпоже, но она проигнорировала мои попытки. Все так же серьезно она сказала, что причина ее смеха надо мной заключалась в том, что я заплатила женской природе своей глупостью и слепотой.
      -- Что с тобой, Делия? -- спросила я в недоумении. -- Ты умышленно оскорбляешь меня.
      -- Конечно, -- с готовностью согласилась она и захихикала, оставаясь совершенно безразличной к нарастающему во мне раздражению. Она звучно шлепнула меня по колену. -- А что касается моего поведения, -- продолжала она, -- то оно вызвано тем, что ты даже не отдаешь себе отчета в очевидном факте: раз ты женщина, значит, ты -- рабыня.
      Собрав все терпение, на которое я была способна, я сказала Делии, что она не права. -- В наши дни никто не является рабом. -- Женщины -- рабыни, -- настаивала Делия. -- Мужчины порабощают женщин. Мужчины затемняют рассудок женщины. Их желание поставить на женщинах клеймо, как на своей собственности, затуманивает наш разум, -- заявила она. -- Этот туман висит на наших шеях как ярмо.
      Мой бессмысленный взгляд вызвал у нее улыбку. Сложив на груди руки, она откинулась на сиденье. -- Секс затуманивает разум женщин, -- добавила она мягко, но все же настойчиво. -Женщины так основательно заморочены, что даже не могут рассмотреть возможность того, что их низкий статус в жизни является прямым следствием сексуального воздействия на них.
      -- Это самое нелепое из того, что я когда-нибудь слышала, -- произнесла я.
      Затем довольно тяжеловесно, в пространной осуждающей речи я затронула социальные, экономические и политические причины низкого статуса женщины. Довольно долго я рассказывала об изменениях, которые произошли в последние десятилетия. О том, как женщины преуспели в своей борьбе против мужского господства. Раздраженная насмешливым выражением ее лица, я не смогла удержаться от замечания, что ее предубеждение несомненно проистекает из собственного опыта, из ее собственных перспектив на будущее.
      Все тело Делии сотрясалось от едва сдерживаемого хохота. Она сделала усилие, чтобы взять себя в руки и сказала:
      -- Реально ничего не изменилось. Женщины остаются рабами. Рабыни, которые получили образование, заняты сейчас выяснением истоков социального и политического насилия, направленного против женщин. Ни одна из рабынь, однако, не может сосредоточить внимание на корне их рабства -- половом акте, -если только он не заключается в изнасиловании или не связан с другими формами физического насилия.
      Слабая улыбка разомкнула ее губы, когда она сказала, что верующие мужчины, философы, а также мужчины от науки в течение веков утверждали и, конечно, продолжают утверждать, что мужчины и женщины должны следовать биологическому, Богом данному императиву, обязывающему их поступать в соответствии с их сексуальными репродуктивными возможностями.
      -- Мы были поставлены в условия, заставляющие верить, что секс -- это хорошо для нас, -- подчеркнула она.
      -- Эта берущая начало от рождения вера и принятие ее делают нас неспособными правильно поставить вопрос.
      -- И что это за вопрос? -- спросила я, с трудом сдерживая смех, вызванный ее нелепыми убеждениями.
      Казалось, что Делия не слышит меня. Она молчала так долго, что мне показалось, что она задремала, и поэтому я вздрогнула, когда она произнесла:
      -- Вопрос, который никто не отваживается задать, -- это что делать нам, женщинам, чтобы занять соответствующее положение?
      -- В самом деле, Делия, -- воскликнула я в притворном испуге.
      -- Затуманенность разума женщин настолько тотальна, что мы готовы касаться всех других вопросов нашего положения, за исключением того, который является причиной всего, -- заявила она.
      -- Но Делия, мы не можем жить без секса, -- засмеялась я. -- Что случится с человеческим родом, если мы не...
      Она прервала и мой вопрос, и мой смех повелительным жестом руки.
      -- В настоящее время женщины, подобные тебе, в своем рвении относительно равенства подражают мужчинам, -- сказала она. -- Женщины имитируют мужчин в такой доходящей до абсурда степени, что секс, которым они занимаются, не имеет никакого отношения к рождению человека. Они приравняли свободу к сексу, даже не рассматривая, что секс дает для их физического и эмоционального здоровья. Мы подверглись настолько основательному внушению, что твердо верим: секс является для нас благом.
      Она подтолкнула меня локтем, а затем, пародируя декламацию нараспев, стала импровизировать:
      -- Секс -- благо для вас. Он доставляет удовольствие. Он необходим. Он смягчает депрессии, репрессии и фрустрации. Он исцеляет головную боль, низкое и высокое давление крови. Он заставляет исчезнуть прыщи. Он вызывает рост вашей груди и бедер. Он регулирует ваш менструальный цикл. Короче говоря, это фантастика! Это полезно для женщин. Каждый подтвердит это. Каждый порекомендует. -- Она остановилась на мгновение, а затем завершила с нарочитой актерской выразительностью: -- "Каждый день сношаться -- к врачам не обращаться". (В оригинале -- "A fuck a day keeps the doctor away").
      Я нашла ее представление ужасно смешным, но потом внезапно отрезвела, когда вспомнила, как семья и друзья, включая нашего семейного врача, советовали то же самое, правда, не так грубо, -- в качестве средства от всех подростковых хворей, которые у меня были. Потом это превратилось в жесткое репрессивное окружение, утверждавшее, что когда я выйду замуж, у меня будут регулярные менструальные циклы. Я наберу вес. Я буду лучше спать. У меня будет мягкий характер.
      -- Я не вижу ничего плохого в желании секса и любви, -произнесла я, защищаясь. -- Когда бы я ни занималась этим, мне всегда очень нравилось. И никто не затуманивал мой разум. Я свободна! Я выбираю, кого хочу и когда хочу. В темных глазах Делии сверкали искры веселья. -- Выбор тобою партнера никоим образом не меняет того факта, что тебя трахали.
      Затем с улыбкой, как бы смягчая грубость своих слов, она добавила:
      -- Приравнять свободу к сексу -- это злая ирония. Мужчины настолько полностью, настолько тотально затуманили наш разум, что мы теперь совершенно лишены энергии и воображения, чтобы сосредоточиться на действительной причине нашего порабощения, -- подчеркнула она. -- Желать мужчину сексуально или влюбиться романтически -- вот всего лишь два варианта выбора, предоставленного рабыням. И все, что мы говорили об этих двух вариантах, служит только оправданием для нашего соучастия и невежества.
      Я была возмущена. Мне ничего не оставалось, как решить, что она -- одна из представительниц угнетенных сварливых женщин-мужененавистниц.
      -- Почему ты так не любишь мужчин, Делия? -- спросила я своим самым развязным тоном.
      -- У меня нет нелюбви к ним, -- заверила она меня. -Единственное, что я страстно ненавижу, -- это наше нежелание испытать, насколько основательно мы подверглись внушению. На нас оказывают настолько яростное и самодовольное давление, что мы стали старательными соучастницами. А если женщина осмеливается вести себя иначе, то она подвергается гонениям и осмеянию как мужененавистница или ненормальная.
      Покраснев от смущения, я тайком бросила на нее взгляд. Я решила, что она так пренебрежительно отзывается о сексе и любви прежде всего потому, что она старая. Физические желания остались для нее позади. Тихо хохотнув, Делия закинула руки за голову. -- Мои физические желания остались позади не потому, что я старая, -- сообщила она, -- а потому, что мне дали шанс использовать мою энергию и воображение, чтобы стать чем-то отличным от рабыни, на роль которой меня готовили.
      Я почувствовала себя скорее обиженной, чем удивленной тем, что она прочитала мои мысли. Я стала защищаться, но мои слова вызывали лишь новые взрывы смеха. Перестав смеяться, она сразу же повернулась ко мне. Ее лицо напоминало суровое и серьезное лицо учительницы, распекающей ученика.
      -- Если ты не рабыня, тогда как же они воспитали тебя как Hausfrau? -- спросила она. -- И как случилось, что все, о чем вы все думаете, это о heiraten, о своем будущем Herr Gemahl, который будет Dich mitnehmen?
      Она так сильно рассмешила меня своим немецким, что я вынуждена была остановить машину, чтобы не случилось аварии. Меня настолько заинтересовало, где она так хорошо выучила немецкий, что я забыла защитить себя от ее нелестных замечаний о том, что предел моих желаний в жизни -- это найти мужа, который бы увлек меня. Невзирая на мои настойчивые просьбы, она пренебрежительно проигнорировала мой интерес к ее немецкому.
      -- У нас потом будет достаточно времени поговорить о моем немецком, -- успокоила она. Затем насмешливо посмотрела на меня и добавила: -- Или о твоем рабстве.
      Прежде чем я успела возразить, она предложила, чтобы мы поговорили о чем-нибудь безличном.
      -- Например? -- спросила я, снова трогая машину. Устроившись полулежа на сиденье, Делия закрыла глаза.
      -- Позволь я расскажу тебе кое-что о четырех наиболее известных вождях яки, -- тихо проговорила она. -- Я интересуюсь вождями, их успехами и неудачами.
      Опередив мое ворчливое замечание о том, что я совершенно не интересуюсь военными историями, Делия сказала, что первым вождем яки, который привлек ее внимание, был Калисто Муни. Она не была прирожденным рассказчиком: ее рассказ был строг, почти академичен. Но я внимала каждому ее слову.