– Что же няню не послали? – продолжала изумляться Аморади.
      – Она за неделю до болезни Вари уволилась, новую пока не нашли, – объяснила Света.
      – А ты, значит, вместо воспитательницы? – съехидничала Рита.
      – Надо же друзьям помочь, – без налета агрессии сообщила Светка, – и на море хотелось смотаться, да у меня сейчас с деньгами туго. А тут прекрасный вариант – за счет Гинзбурга отдохнуть.
      – Хочу колу, – заявила Варя.
      – Солнышко, – засюсюкала Света, – тебе нельзя.
      – Купи, – нахмурилась девочка.
      – Нет, – твердо ответила Света, – врач запретил. Могу принести апельсиновый сок, свежевыжатый.
      – Залей его себе в задницу, – заорала малышка. – Я буду пить только колу. Не хочешь принести, сама пойду, но потом папе расскажу, как ты за мной ухаживала! Давай кошелек!
      – Варечка, смотри, включили самую большую горку, – Лукашина попыталась отвлечь внимание нахалки.
      Но девочка встала и заявила:
      – Деньги мои, что хочу, то и покупаю! Или отдавай валюту, или плохо будет!
      Света протянула ей портмоне, Варвара выхватила его, показала Лукашиной язык, сделала несколько шагов, затем остановилась, обернулась и ткнула пальцем в Риту:
      – У меня память как фотоаппарат! Один раз увижу и не забуду! Вернусь в Москву, расскажу папе, как ты меня с лежака скинула! Пнула! Наорала! Папа тебя накажет! Светка, как ее фамилия?
      Лукашина заморгала.
      – Хорошо, – процедила Варвара, – я все равно узнаю, а вас обеих папа из музыки выгонит! Даже в подземный переход пиликать не возьмут! Я скоро вернусь! Не хотите неприятностей, придется извиняться!
      Высказавшись, исчадие ада бодрым шагом направилось к киоску, где торговали прохладительными напитками.
      – Сколько ей лет? – спросила пораженная Рита.
      – Девять, – мрачно ответила Света.
      – Ну и ну, – пробормотала Аморади, – вроде у Гинзбурга семья приличная.
      – Варя больна, – решила оправдать подопечную Лукашина, – температура высокая.
      – И ты ее на пляж привела? – запоздало удивилась Рита.
      – Педиатр сказал, что солнечные лучи благотворно действуют на сыпь, – пояснила Света.
      – Ну ладно, – увидав, что Варя возвращается, Рита свернула беседу. – Удачи тебе и хорошего отдыха.
      Следующие дни Аморади провела на пляже чужого отеля. Меньше всего ей хотелось снова пересечься с Варей.
      – Вот какие люди бывают, – шипела сейчас Рита. – За свое здоровье испугались и отослали больную дочь подальше, на солнышко, но о других детях и не подумали. Варька – ходячая зараза! Сколько малышей из-за нее домой из Туниса ветрянку привезли! Понимаешь теперь? Два раза этой гадостью не болеют, вырабатывается стойкий иммунитет, практически на всю жизнь!
      – Ну и что? Не вижу ничего странного, – заметила я.
      – Лизка Варьку на самую пафосную детскую тусовку не привела, выдумала, что у нее ветрянка, почему?
      – Объяснений много! Девочку наконец-то решили наказать и лишили праздника, – предположила я.
      – Зачем про болезнь заливать?
      – Не захотели сообщать правду окружающим, мало кому нравится посвящать посторонних в семейные проблемы.
      – Лизка ради лицезрения собственной морды на глянце готова на все, – фыркнула Рита. – Под Новый год Варвара ногу на катке подвернула, она с мамулей тогда участвовала в забаве «Лед в парке». Знаменитости всякие катались, их журналисты снимали. Лиза с Варей взялись за руки и начали из себя олимпийских чемпионок изображать, но получилось плохо, обе упали. Лизка нормально встала, а у Вари колено в подушку прямо на глазах превратилось. И как поступила заботливая мать?
      – Схватила ребенка в охапку и помчалась к врачу?
      – Не угадала! – взвизгнула, забыв об осторожности, Рита. – Она ее на скамейку посадила и сказала: «Сиди тихо. Сейчас приедет телевидение, снимет нас, и мы отправимся в больницу». Для Лизы пиар всего важнее. А на вечеринке «Ах» Гинзбург-младшей не было. Тут что-то не так.
      – Что?
      – Не знаю, – понизила голос Аморади, – думаю… она давно пропала… вот почему на тусу не пришла… Можно по журналам проверить.
      – Как? – не поняла я.
      – Боже! Элементарно! Берешь, допустим, «Старз», он ежедневный, и смотришь снимки, они там про все вечеринки сообщают. Сразу ясно станет: когда Лиза веселиться перестала, тогда что-то и случилось.
      – Здравая мысль, – протянула я. – Кстати, у тебя есть координаты Светы?
      – Лукашиной? Естественно. Сейчас… где он… вот! И мобильный, и домашний, и рабочий, звони с утра до вечера, все сообщу, – сказала Рита, страшно довольная, что я перестала интересоваться Варей.
      Сотовый Светланы не отвечал, к домашнему телефону тоже никто не подходил, а по рабочему откликнулась бойкая женщина:
      – Продюсерский центр.
      – Здравствуйте, – сказала я, – позовите Лукашину.
      – Света, – заорали в трубке, – эй! Кто-нибудь видел Светку? Люди! Найдите Лукашину! Ее к телефону… Светка! Ау! Она не пришла пока, будет через час.
      Последняя фраза относилась ко мне.
      – Спасибо, а как к вам проехать? – спросила я.
      Тетка, как пулемет, оттарабанила адрес.
      – Светлана обязательно приедет? – решила уточнить я.
      – Конечно, – заверили на том конце провода, – она всегда здесь!
      Я быстро оделась, вышла из спальни и услышала басовитое:
      – Хозяйка!
      От неожиданности я вскрикнула:
      – Ой! – Потом повернулась и увидела Амару, одетого, как и вчера, в идиотский красный костюм с золотыми пуговицами.
      – Хозяйка, – повторил он.
      – Что случилось? – напряглась я.
      – Яйца! – закатил карие глаза парень. – Яйца! Вы о них знаете? Откуда они берутся?
      – Из курицы, – растерялась я.
      – А где живут куры?
      – Во дворе, в сарае, – изумилась я, – или на птицефабрике.
      – Понял, – кивнул Амара и испарился.
      Я постояла пару секунд, спустилась по лестнице и снова услышала:
      – Хозяйка!
      – Ну?
      – Во дворе нет сараев, – улыбаясь, заявил домработник, – и кур не видно.
      – Мы не разводим птицу, – ошарашенно ответила я.
      – А где же яйца взять? – заморгал Амара. – Вы сами сказали про кур!
      Я уставилась на юношу, он, чуть приоткрыв рот, преданно смотрел мне в глаза, и тут до меня дошло, что временная прислуга… как бы это помягче выразиться, чтобы не обидеть…
      – Ты идиот? – вырвалось у меня. – Ой, прости! Ищешь яйца? Хочешь сделать завтрак?
      Амара кивнул.
      – Да, да. Кролик велела быстро состряпать! Она приказала: «Что-нибудь по твоему вкусу», значит, яйца, а где их найти?
      – В холодильнике.
      – Там нет.
      – Загляни в кладовку, Ира всегда держит про запас пару десятков.
      – Понял, – кивнул Амара. – Вам сварить?
      – Одно яйцо, – сказала я.
      – Еще паштет, – заявил Амара, – этот толстый просит его к гренкам… Я все облазил. Не нашел.
      – В шкафчике под кофемашиной есть банки, тебе нужна та, на которой написано «Патэ» и нарисована свинка.
      – Понял, – затряс кудрявой головой Амара и убежал.
      Минут через пятнадцать домашние уселись за стол, Амара внес блюдо, на котором лежало штук десять яиц, и торжественно водрузил его на стол, объявив:
      – Горячая еда, пожалуйста.
      – Очень мило, – приободрила я парня, схватила одно яйцо, поместила его в подставку и постучала ложкой по верхушке.
      Скорлупа не дрогнула.
      – Похоже, курам стали давать кальций в таблетках, – заметил Кеша, тоже безуспешно пытавшийся разбить скорлупу.
      – Странные какие, – удивилась Маша, – не кокаются.
      – Где мой паштет? – зашумел Дегтярев, входя в столовую. – Фу! Яйца! У меня от них изжога!
      – И тебе приятного аппетита, – сказал Кеша. – Между прочим, моя печень приходит в ужас, глядя на твой жирный паштет!
      – Печень не имеет глаз, – авторитетно заявила Маша. – Этот орган является непарным, он расположен в…
      – Лучше без подробностей, – живо остановила я девочку и принялась изо всей силы бить по яйцу ложкой.
      – Хочу паштета, – раскапризничался Александр Михайлович.
      – Он здесь, – Амара ткнул пальцем в никелированную миску.
      Я подавила улыбку. Парень старается изо всех сил, он учел мою просьбу говорить как можно меньше и обходится минимальным набором слов. А то, что Амара положил любимую еду полковника в миску, которой пользуется кошка Клеопатра, это пустяки. Клепа не обидится, она хорошо воспитана, а полковник не поймет, в чем паштет. Надо будет потом объяснить Амаре про разделение посуды на «человеческую» и «животную».
      – Что-то вкус странный, – отметил Дегтярев, кусая бутерброд.
      – Свинья, – гаркнул домработник.
      Полковник уронил хлеб, намазанный толстым слоем паштета.
      – Кто? – растерялся он.
      – На банке свинья, – телеграфным стилем ответил Амара, – этикетка. Рисунок. Патэ. Все точно.
      – Интересно, если я брошу яйцо на пол, оно треснет? – обозлилась Зайка.
      – Можно попробовать, – оживилась Маня.
      Я, тоже безуспешно боровшаяся с яйцом, не успела сказать «стой», как Манюня вскочила и швырнула «куриную икру» на плитку. Яйцо подпрыгнуло и укатилось. Жюли, решив, что ей купили новую игрушку, со счастливым визгом нырнула под сервант и выкатила абсолютно целое яйцо.
      – Прикольно! – поразился Аркадий. – Интересненько, ну-ка…
      Второе яйцо, упав на пол, тоже осталось целым. Радости Жюли не было предела, количество ее любимых мячиков резко увеличивалось.
      – Дай сюда, – прокряхтел полковник и схватил стоявшую передо мною подставку, – вы хотели слопать ЭТО? Не поняли, что завтрак из пластика?
      Маша и Кеша переглянулись, Зайка вперила взгляд в Амару.
      – Ты решил пошутить? – зловещим тоном осведомилась она. – Здорово! Мы повеселились! А теперь неси настоящие яйца.
      – Я думал, это куриные, – замямлил домработник. – Простите… я не хотел.
      – Где ты их взял? – спросила Маша.
      – В кладовке, на полке среди лампочек, хозяйка подсказала! – Парень решил спрятаться за меня.
      – Это остатки муляжей для пасхальной росписи, – осенило меня. – Ну конечно! Я сама купила их ранней весной, потому что не хотела варить в луковой шелухе настоящие. Их потом никто не ест, продукты пропадают. Очень обрадовалась, когда увидела в супермаркете эрзац, а к нему коробочку с красками! Ирка разрисовала один десяток, а второй оставила про запас!
      – Ловко, – ухмыльнулась Зайка. – Ты решила подшутить над Амарой, а он купился. Но сегодня не первое апреля! Я хочу есть!
      – И в мыслях у меня не было над вами издеваться! – попыталась я оправдаться. – Он спросил, я ответила, Амара сам перепутал.
      – Поеду на работу голодной, – с мученическим видом протянула Ольга.
      Амара испугался, сложил молитвенно руки, потом заорал густым басом:
      – Кролик! Простите! Милый кролик! Не ругайте меня! Дорогой кролик! Извините! Более это не повторится! Ласковый кролик!
      С каждым новым восклицанием глаза Зайки делались все круглее, Кеша с Машей потихонечку сползли под стол, один только Дегтярев как ни в чем не бывало продолжал бодро выковыривать паштет из кошкиной миски: ничто так не отвлекает полковника от реальности, как вкусная еда.
      – Кролик! – всхлипнул в последний раз Амара. – Только не выгоняйте меня!
      В столовой повисла тишина, нарушаемая только чавканьем Александра Михайловича. Я лишний раз удивилась экстрасенсорным способностям собак. Только что Жюли бойко катала по полу муляжи яиц, а остальные псы преданно смотрели на полковника в надежде, что он уронит на пол кусочек паштета. Но при первом стоне Амары про кролика все четвероногие испарились, даже глухая и почти слепая пуделиха Черри резво прогалопировала прочь. Говорят, у большинства японцев дома есть аквариумы, жители Страны восходящего солнца наблюдают за поведением рыбок и, если те начинают вести себя непривычно, понимают – скоро будет землетрясение. А наши собачки чуют приближение скандала и заранее смазывают лапы салом, чтобы не очутиться в его эпицентре.
      Зая покраснела, выпрямилась во весь свой не особо большой рост, набрала полную грудь воздуха…
      – Солнышко, – ласково сказал Аркадий, – мы же воспитывались в советские времена, читали книги о плохих белых плантаторах, которые убивали бедных рабов-негров! И глубоко осуждали рабовладельцев.
      Ольга с шумом выдохнула и вылетела в холл.
      – Ну я пошел, – весело сказал Кеша. – Медаль «Укротитель тигров» первой степени прошу вручить мне вечером, во время торжественной линейки.
      – Довези меня до метро, – воскликнула Маня и ринулась за братом.
      – Паштет суховат, – заметил Дегтярев, – покажи банку!
      Амара мухой сносился на кухню и поставил перед полковником пустую жестянку.
      – Вот, – ткнул он пальцем в картинку, – свинья.
      Я заморгала.
      – Так и знал, – кивнул Дегтярев, – купили другой сорт. Я всегда ел из красной упаковки, а эта бело-синяя. Ну ничего!
      – Вы сердитесь! – опять ужаснулся Амара.
      – Нет.
      – Совсем?
      – Конечно!
      – Простите.
      – Ты не виноват.
      – Извините.
      – Я не злюсь, – повысил голос толстяк.
      – Ой! Вы нервничаете, – прошептал Амара.
      – Нет!!! – завопил Дегтярев.
      – Простите.
      – Хорошо!!! – рявкнул толстяк. – Замолчи!
      – Смерть пришла, – обморочным голосом заявил Амара, – можно, я водички перед кончиной хлебну?
      Я, не в силах сказать ни слова, кивнула.
      Домработник поплелся к раковине, Дегтярев вытер лысину салфеткой.
      – Где ты взяла это чудо болотное? – спросил он.
      – В агентстве «Подруга», – честно ответила я.
      – Объясни ему, что у меня тихий, интеллигентный нрав, и я не собираюсь расстреливать его из-за перепутанных упаковок, – заорал полковник. – Донеси сию информацию до его мозга, запихни туда, утрамбуй и… и…
      Я быстро подала приятелю стакан воды, Александр Михайлович залпом выпил и сказал:
      – Ты совершила ошибку. Нужно было сначала объяснить Амаре, ху из ху в нашем доме, а уж потом требовать от него безупречной службы.

Глава 8

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.