Через некоторое время Катю и Киру связало некое подобие дружбы. Они ходили вместе в столовую, в хорошую погоду прогуливались до метро. Дальше – больше. Катя пригласила Киру провести выходные у нее в доме. Женщин сближало многое, в частности, желание выйти замуж, завести семью. Но если Кира была готова бежать под венец абы с кем, то Катя хотела большой любви. Кира даже завидовала подруге, у той случались кавалеры. Кирой же никто не интересовался. Наверное, поэтому Катя стала немного раздражать подругу.

– Чего тебе надо? – искренне недоумевала Кира. – Вот Андрей, чем он плох? Внешне ничего, веселый.

– Мало зарабатывает, – объясняла Катя.

– Тогда Лева, – не успокаивалась Кира, – у него и дом, и квартира, и машина…

– А в придачу противная мать.

– А Володя? Он вообще сирота!

– Грубиян, все время матом ругается!

– Ладно, есть еще Денис, вот тут ты ничего возразить не сможешь! Мама за границей живет, сам упакован, на скрипке играет!

Катя поморщилась, пожевала нижнюю губу и выдала:

– У него ребенок от первого брака растет!

– Ну и что?

– Мой сын должен иметь отца, который будет принадлежать только ему, – отрубила Катя, – и вообще, Денис всем хорош, но не орел, понимаешь?

– Ага, – мотнула головой Кира, – яснее некуда. Ждешь прекрасного рыцаря на белом коне. Так и одной остаться можно.

– Лучше без мужа, чем с нелюбимым, – заявила Катя.

– Мне бы хоть бросового кавалера, – вздохнула Кира, – пусть не замуж, просто так, родила бы себе ребеночка, все не одной в старости маяться.

– Глупости, – оборвала ее Катя, – дети должны рождаться только по большой любви.

Кира не стала спорить с ней. Отношения подруг стали прохладными, но потом Катерина прибежала на работу, сияя от счастья, и Кира поняла – она нашла-таки принца.

Естественно, Киру позвали на помолвку. К тому моменту она уже знала, что царевич – простой шофер, с трудом окончивший школу. Честно говоря, Киру раздирало на части вульгарное любопытство. Страшно хотелось посмотреть на «везунчика». Странно, конечно, что, имея довольно большой выбор, Катя остановилась на парне не своего круга, но, с другой стороны, может, он хорош собой, как молодой Ален Делон?

Сказать, что Кира разочаровалась, увидев избранника подруги, – это не сказать ничего. Сергей оказался совершенно обычным малым: светло-русые волосы, серо-голубые глаза, мелкие черты лица, и фигурой он никак не походил на молодого Шварценеггера. Кроме того, шофер показался Кире просто идиотом. Большую часть вечера он рассказывал анекдоты, грубые, «генитальные». Потом взял гитару и принялся хрипло горланить блатные песни.

Но больше всего Киру поразила Катя. Морщившаяся, когда кто-то из ее прежних кавалеров произносил слово «дурак», подруга с восторгом слушала пересыпанную матом речь Сергея, хохотала до слез над анекдотами и бегала вокруг жениха, восклицая: «Еще мяса? Возьми картошечки».

Шофер спокойно позволял класть себе на тарелку угощенье, а когда Катя, суетясь, стала навязывать парню торт, беззлобно заявил:

– О…ь, надоела!

– Ой! – воскликнула Катя. – Прости, пожалуйста! Я совсем забыла, что ты сладкое не ешь!

Кира ушла домой просто в шоке. Видно, не зря народ придумал пословицу: «Любовь зла, полюбишь и козла». Неужели Катя не видит, с каким уродом решила связать свою жизнь?

Прошло два месяца, и недоумение Киры сменилось завистью. Катя, похоже, искренне считала Сергея королевичем. Все в грубом парне казалось ей прекрасным. Недавняя аспирантка с восторгом повторяла глупости, изрекаемые суженым. Она сама теперь рассказывала пошлые истории, пила пиво, бегала на футбол, одним словом, по мнению Киры, просто деградировала. Но отчего-то Киру душили слезы. Катя-то по-настоящему была влюблена в Сергея, когда же к ней тоже придет счастье?

Пару недель назад Катя вручила подруге приглашение на свадьбу. Торжественная церемония должна была состояться в середине августа. Катя теперь постоянно говорила о подвенечном платье, кольцах, свадебном путешествии. Киру грызла зависть.

– Мы поедем в Турцию, – щебетала подруга, – у Сережи там знакомый есть, Ахмет. Он управляющий в гостинице, сделает нам лучший номер совсем недорого.

Кира хотела было съехидничать по поводу мужей, которые экономят даже на медовом месяце, но удержалась, уж очень счастливой казалась Катя. Потом у Киры внезапно исчезли отрицательные эмоции. Ну какой смысл убиваться, глядя на чужое счастье? Своего-то все равно нет!

– Вот оно как все повернулось, – бормотала сейчас она, уничтожая третий кусок торта, – бог не любит счастливых людей.

– Не говори глупостей, – остановила ее я, – скажи, у Кати было больное сердце?

– Да нет, она никогда на здоровье не жаловалась, – пожала плечами моя собеседница, – мы еще не такие старые, болячки впереди ждут.

Произнеся последнюю фразу, она осеклась и растерянно сказала:

– Меня ждут, а Катю нет, ой, я сейчас…

Быстро вскочив, она понеслась в туалет. Когда Кира вернулась, я быстро спросила:

– Как фамилия Сергея?

– Якунин, – ответила Кира. – Сергей Якунин.

– Где он лежит?

– В травматологии на Полыхаевской улице, – пробормотала она и, залпом допив кофе, принялась за новую порцию сладкого.

Я довезла Киру до института, проводила ее на рабочее место и с облегчением увидела, как она, вполне успокоившись, начала развивать бешеную деятельность. Пока я шла от ее письменного стола к двери, Кира успела позвонить в ректорат, сообщила печальную весть и набрала номер профкома.

– Софья Измайловна, – закричала она, – горе у нас, Катя скончалась. Как это какая? Лебеденко. Да, молодая, и что? Теперь редко кто до вашего возраста доживает! Экология плохая, стрессы… У нее никого нет, хоронить нам придется!

Я тихонько прикрыла облупленную дверь. Кира поплачет и утешится. Жаль Катю, в одном ее бестактная подруга права. Молодой возраст еще не гарантия длинной жизни, всякое случиться может.

Мне же предстояло совершить еще несколько дел: поменять тапки на мокасины, отдать Сергею доллары и купить свечи, не ровен час в Вербилках опять отключат свет.

Начать я решила с обуви. Я спустилась в подвал и вновь обнаружила на двери лаборатории огромный ржавый замок. Машинально потрогала толстую дужку, продетую сквозь допотопные колечки. У Ани что, еще один выходной?

Не успела я задать себе этот вопрос, как на лестнице показалась тощая тетка в ситцевом платье жуткой расцветки. Она глянула на запертую дверь, поджала и без того тонкие губы и процедила:

– Да уж! Непонятно, за что некоторые сотрудники зарплату получают!

– Вы не знаете, где Кауфман? – осведомилась я.

– Должна сидеть на рабочем месте, – злобно рявкнула женщина.

– У нее не библиотечный день сегодня?

– Вчера отдыхала. Лентяйка она!

– Часто опаздывает?

– Да постоянно, зачем только держат на службе такую разгильдяйку?

Я поднялась наверх, набрала номер телефона Ани, услышала длинные гудки и, поняв, что линия до сих пор неисправна, отправилась по знакомому адресу.

Дома никого не оказалось. Позвонив в дверь, я не услышала за ней никаких признаков жизни и повторила попытку. В ответ – тишина. Аня жила в доме, построенном в пятидесятых годах прошлого века, дверь в ее квартиру была простая, деревянная, обитая коричневой кожей. Когда-то у нас с бабушкой на улице Кирова, нынешней Мясницкой, была точь-в-точь такая обивка, я в детстве проковыривала в ней дырки и вытаскивала наружу клочки серо-желтой ваты. Вероятно, Аня живет здесь со дня рождения. Еще в двери, примерно на уровне моих глаз, было прорезано небольшое узкое отверстие. Его прикрывала железная пластинка с надписью «Почта». Я осторожно приоткрыла ее и крикнула:

– Аня, откройте, это Даша, ваша вчерашняя посетительница от Кати. Не бойтесь. Вы меня слышите?

Но в квартире стояла полная тишина. Мне было слышно, как на кухне или в ванной из крана капает вода.

Подумав, что мы с Кауфман просто разминулись, я вернулась в институт. Тучная Аня, очевидно, небольшая любительница пеших прогулок, небось она предпочла проехать одну остановку до работы на автобусе, а не топать пешком по раскаленному тротуару. Ожидая увидеть ее в лаборатории, я вновь сбежала в подвал и опять ткнулась носом в замок. Может, Аня сейчас сидит на берегу водоема или наслаждается мороженым?

Решив заехать к ней за обувью вечером, я порулила в больницу к Сергею. Вообще-то я ожидала, что придется упрашивать секьюрити, даже проверила, есть ли в кошельке десятидолларовая бумажка, но охранники не проявили ко мне никакого интереса, и вскоре я узнала в справочной, в какой палате лежит Якунин, потом вознеслась на нужный этаж и пошла по вытертому, пахнущему хлоркой коридору.

На посту сидела пожилая медсестра. Увидев меня, она нахмурилась.

– Почему без бахил? Вот люди! В отделение прямо в уличной обуви прутся! Вы бы еще в операционную в ватнике заявились. Неужели не ясно? У нас стерильность.

– Простите, я не знала.

– Пять рублей жалко, – не слушала меня медсестра, – господи, за копейку удавятся! А мы мой потом за всеми.

Я быстро вытащила из кошелька сто рублей.

– Можно у вас бахилы купить?

– И где я тебе девяносто пять целковых наберу? – окончательно разъярилась тетка.

– Спасибо, спасибо, – заулыбалась я, – мне не надо сдачи!

Медсестра открыла большой пластмассовый короб, вытащила оттуда пару скомканных, явно побывавших в употреблении одноразовых бахил нежно-голубого цвета и совсем другим тоном сказала:

– Надевайте. Вас я ни разу здесь не видела. Только что положили? Кого? Могу помочь с уходом.

– Огромное спасибо за вашу доброту, только я просто навестить приятеля пришла. Подскажите, где пятая палата?

Поняв, что дополнительного заработка не будет, дежурная вздохнула.

– Идите прямо. А кто вам нужен? Самойлов? Его вчера соперировали.

– Нет, Якунин.

Дежурно-спокойное выражение исчезло с лица сребролюбивой дамы.

– Якунин?

– Да, – кивнула я.

– А вы ему кто?

– Коллега, с работы, – бодро соврала я, – проведать сослуживца отправили.

– Ну и ну, – покачала головой собеседница, – так у вас ничего не знают?

– Что случилось? – воскликнула я, на этот раз с абсолютно искренней тревогой.

– Умер он!

– Когда? – закричала я.

– Тише! – цыкнула тетка.

Я замолчала, в этот момент к посту подлетела девочка лет четырнадцати с виду; не обращая на меня никакого внимания, она зачастила:

– Лидия Семеновна, в двенадцатой Гордин тумбочку сломал, дверцу отодрал, сам, дернул – и ага, а теперь ругается, будто кто-то другой виноват!

– Алла, – строго сказала Лидия Семеновна, – с какой стати ты перебиваешь взрослых? Разве не видишь, мы разговариваем?

– Так она же родственница, – ляпнула Алла, – ходит просто так, а у нас работа.

Лидия Семеновна сурово сдвинула брови.

– Ступай в сестринскую и там подожди!

Алла шмыгнула в дверь, расположенную за спиной суровой начальницы, неплотно ее прикрыв, – выкрашенная белой краской створка тихонько поскрипывала, очевидно, ее раскачивал сквозняк.

– Видали? – вздохнула Лидия Семеновна. – Практиканток из училища прислали, а у них в голове ничего, кроме одного: как бы денег с людей содрать. У нас-то в их возрасте идеалы имелись, лично я шла в медицину, чтобы недужным помогать, а эти! Просто ужасно. Стакана воды так просто не подадут, чуть что за профессиональные обязанности выбивается, мигом про оплату вспоминают.

– Вы тоже мзду собираете, – не утерпела я.

Если честно, меня удивляют взрослые люди, которые, держа в руках сигарету и самозабвенно ею затягиваясь, говорят: «Ванечка, не смей курить, увижу – выдеру ремнем».

Прежде чем налетать на ребенка, посмотри на себя. Лидия Семеновна только что взяла с меня за пятирублевые бахилы сотню, а потом стала упрекать юных практикантов в алчности.

– Если бы у девочек не было перед глазами примера старших товарищей, – закончила я, – навряд ли они рискнули бы требовать с больных деньги. Видят, что вы за принос судна рубли сшибаете, и тоже свой кусочек получить хотят.

– Нас такими жизнь сделала! Зарплата маленькая, а хлопот полон рот.

Я хмыкнула. Слишком многие взяточники оправдываются таким образом, например, сотрудники ГАИ и педагоги, берущие деньги за пересдачу экзаменов. Но перевоспитывать Лидию Семеновну бесполезно, да и не нужно.

– Отчего же умер Якунин? – я сменила тему разговора.

Медсестра хмуро ответила:

– Все вопросы к доктору.

– Но…

– Я не имею права с вами разговаривать. Алла!

Девочка выглянула из комнаты.

– Чего?

– Того, – передразнила ее Лидия Семеновна, – когда вы только говорить нормально научитесь! Пошли на тумбочку посмотрим.

Не успела я и глазом моргнуть, как медсестра умчалась по коридору. Я разозлилась. Надо же быть такой дурой, ну с какой стати я стала отчитывать Лидию Семеновну? Ясное дело, выслушав отповедь, она не захотела продолжать разговор. Теперь надо искать врача.

Добрых полчаса пришлось слоняться по этажу, пытаясь отловить доктора, наконец он нашелся, высокий, сутулый дядька с безжизненным, апатичным лицом. Узнав, что видит перед собой сослуживицу Якунина, он без особых эмоций объяснил:

– Еще когда его привезли, ясно стало – он не жилец! Травмы, не совместимые с жизнью. Но все равно мы попытались вытащить парня из могилы. Даже в какой-то момент решили, что шанс есть. Больной перенес операцию, состояние казалось небезнадежным, а потом бац, и все. В общем, сплошные неожиданности. Да уж, человек предполагает, а господь располагает.

Я вышла в коридор, испытывая почти отчаянье. Пятьсот долларов не слишком большая сумма, но для кого-то она целое состояние. Не могу же я присвоить деньги себе. И потом, родственникам Якунина предстоят крупные расходы: похороны, поминки, установка памятника. Я не знаю, кем приходится эта Клара покойному Сергею, но она явно ему близкий человек, раз, находясь почти при смерти, он подумал о ней.

Обмануть умирающего, не выполнить его последнюю просьбу во всем мире считается грехом. Что же мне делать? Надо отыскать близких Якунина, если же им не известна дама с редким именем Клара, следует потолковать с друзьями и сослуживцами Сергея. Он ведь существовал не в пустыне Гоби, кто-то наверняка знает подробности о его личной жизни. С чего начать? Придется вернуться к Кире, она говорила, что Якунин работал в какой-то фирме по перевозке нестандартных грузов, транспортировал с места на место животных. Небось в Москве не так много подобных предприятий, вдруг Кира знает его название.

– Тетенька, – послышался сбоку бойкий голос, – вы кем Якунину приходитесь?

Я повернулась и увидела Аллочку.

– Здорово вы Лидию Семеновну отбрили, – одобрила она, – правильно сказали! Сама знаете какие бабки с больных рубит! Такса у нее двести рублей в сутки! Во где золотое дно! По семь-восемь человек наберет, две тысячи в день имеет! Знаете, чего она на меня взъелась?

– Нет.

– Я цену ей сбиваю, – хмыкнула Аллочка, – всего-то по пятьдесят рубликов за смену договорилась. Видали, бабка в коридоре лежит? Вот ейный сын меня и нанял, а Лидка тоже на нее рассчитывала. Ясное дело, кого он выбрал!

– Разве ты имеешь право ухаживать за больными?

– Эка трудность, – фыркнула Аллочка, – судно принести да вылить. Я и укол сделать могу, только все назначения медсестры выполняют, это ихняя работа. Лидка ни за что деньги собирает. А бабка все равно помрет, виданное ли дело, в таком возрасте после автокатастрофы выжить. Так вы кто Якунину?

– А тебе какое дело?

Аллочка поманила меня пальчиком.

– Пошли курнем.

Глава 8

Мы выбрались на лестницу, девчушка вытащила пачку сигарет, лихо затянулась и сказала:

– Похоже, у вас денег полно.

– Интересная версия, – улыбнулась я, – на чем она основана?

Практикантка сморщила хорошенький носик.

– Меня не обмануть. Сумочка у вас от Кензо, джинсы от Прада, футболочка «Армани», в ушах сережки от Карера-Карерос и часики «Шопард», ну духи не знаю, как называются, только, сдается, вы их в «Арбат-престиж» брали, а не на лотке. И причесочка… Вместе с мелированием и краской в триста баксов встала, точно?

Искренне пораженная, я воскликнула:

– Тебе бы оценщицей работать! Как только ты догадалась?

Аллочка засмеялась.

– Ну с волосами легко, у меня двоюродная сестра в «Жак Дессанж» с ножницами стоит, рассказывала, что у них почем. А вещи… так я журналы смотрю. Денег у меня на одежду нет, а глаза имеются, вот и разглядываю. Джинсы ваши в «Космо» есть, сумочка и футболка в «Базаре», ну а серьги я сама на прилавке видела.

– Ты ходишь в бутик «Космос-золото»?

– Зашла тут, – кивнула Аллочка, – помоталась в зале. На второй этаж поднялась, а меня охрана через пять минут выставила, но сережки все равно углядела. Ладно, короче, хотите знать правду про смерть Якунина, платите тысячу долларов!

– Ты с ума сошла! – подскочила я. – С какой стати? Сергей умер, получил в автокатастрофе травмы, не совместимые с жизнью.

Аллочка быстро глянула по сторонам.

– А вот и нет. Только пойдемте отсюда, нам здесь поговорить не дадут. Хотя если вам баксов жалко, то прощайте.

Я схватила практикантку за узкую липкую ладошку и поволокла в «Пежо».

Когда была куплена моя машина, Аркадий категорично заявил:

– Надо затонировать стекла.

– Ни за что! – воскликнула я. – Очень трудно будет ездить назад, ничего не видно.

– Будешь ориентироваться по зеркалам, – настаивал Кеша, – нельзя сидеть, словно в аквариуме, да и вор сразу увидит, что в салоне лежит.

Через пару дней в «Пежо» установили новые стекла, а я, немного помучившись, привыкла и оценила предложение Аркашки, теперь могу делать в машине что хочу и никто меня не увидит.

Запихнув Аллочку на заднее сиденье, я села рядом и велела:

– Говори.

– Деньги вперед.

– Какая хитрая! Вдруг твои слова ломаной копейки не стоят!

Аллочка поджала пухленькие губки и заявила:

– Сергея убили. Больше ничего не сообщу. Хотите знать подробности – платите.

Я растерянно смотрела на девочку, в голове вертелись тяжелые, как свинцовые шары, мысли. Странно, все очень странно. Якунин умирает, впрочем, учитывая тяжесть травмы, в этом нет ничего особенного. Но Катя! Она же совсем здорова была! Или имела какую-то коварную, долго не проявляющую себя болезнь?

– Якунину легче стало, – прервала мои размышления Аллочка, – он в себя пришел, а потом – бац, и того! Но больше я ничего не скажу! Ладно, давайте так поступим. Сначала платите мне половину суммы, семьсот пятьдесят гринов, а после того, как все узнаете, оставшуюся часть отстегнете.

– Если тысячу разделить на два, то получится пятьсот, – справедливо заметила я.

– С вас полторы штуки.

– Минуточку! Ты же просила тысячу.

– Так я тогда еще вашу тачку не видела, – простодушно объяснила повышение тарифа Аллочка.

Я вытащила из кошелька три зеленые бумажки.

– Пословицу про синицу в руках и журавля в небе слыхала? Держи и говори.

Аллочка посмотрела, потом выхватила из моих пальцев купюры. По ее довольному личику я поняла, что нахалка вовсе не рассчитывала получить затребованную сумму, похоже, что и триста долларов ей много.

Аккуратно сложив ассигнации, девочка довольно вздохнула и завела рассказ.

У нее есть подружка, Вера Коробко. Живут в одном дворе, вместе ходили в детский сад, потом в школу, затем в медицинское училище. И у Веры, и у Аллы нет никаких родственников, кроме мам. Аллочкина мать вполне нормальная, только бедная и слишком замороченная тетка, стоит у прилавка в супермаркете. Денег особых в доме нет, экономить удается на продуктах, мать иногда приносит домой кое-что из харчей, которые подлежат утилизации из-за прошедшего срока годности. Аллочке, естественно, хочется красивой одежды, косметики, золотых сережек, только о таких вещах, как ювелирные украшения, ей и мечтать не приходится. По этой причине Аллочка и пошла в училище, она слышала, будто медсестры отлично зарабатывают, им больные хорошо отстегивают, а еще можно кормиться на местной кухне, там всегда остается еда.

Но по сравнению с Верой Алла жила просто шикарно. Ее мама, накопив рублишек, покупала дочери обновки, а один раз они даже летали в Турцию отдыхать, всего на неделю. Поселились в самом дешевом отеле, но это была настоящая заграница.

У Веры же мать пила горькую, а в трезвые минуты пыталась наскрести денег на очередную бутылку. В доме не имелось даже телевизора и холодильника, потому что родительница пропила все. Вера мечтала стать врачом, но очень хорошо понимала, что в институт ей просто так не поступить. Оставалась лишь одна призрачная надежда выбраться из ямы: окончить училище на одни пятерки, проработать год в больнице и пойти на вступительные экзамены по рабочей квоте.

Оказавшись на практике, Верочка, как и Алла, не гнушалась брать деньги у больных. Собственно говоря, стать доктором, хирургом ее подталкивало не благородное желание исцелять людские недуги, а элементарный расчет. На одной лестничной клетке с Верой жила женщина – врач. Дама имела машину, хорошую одежду, у ее сына был плеер, вещь, о которой Вера не могла даже мечтать. Вот поэтому Коробко и решила: профессия медика – прибыльное дело.

Я молча слушала наивные рассуждения Аллочки. Это неправда, что из бедного дитяти обязательно вырастает интеллигентный, целеустремленный, добрый человек.