Любительница частного сыска Даша Васильева (№21) - Доллары царя Гороха

Я дошла до середины мансарды и увидела на постели мирно спящую Катю. Голова ее покоилась на подушке, глаза были закрыты, пушистый плед закрывал женщину до шеи.

Я застыла в нерешительности. На улице очень душно, мне самой хочется спать, Катю разморило, поэтому она и устроилась отдохнуть. Вот мерзлячка, влезла под теплое одеяло! Может, подождать, пока она проснется? С одной стороны, не хочется ее будить, с другой – Катя способна продрыхнуть до самого вечера, а мне нужно сегодня пораньше явиться в Ложкино, потому что нам предстоит переезд в Вербилки, а Дашутке отведена почетная роль координатора процесса.

Поколебавшись некоторое время, я тихонько сказала:

– Катя, проснитесь, пожалуйста!

Хозяйка даже не пошевелилась.

– Катя, не пугайтесь, у вас была открыта дверь, поэтому я и вошла, – сказала я чуть громче, в надежде, что она очнется.

Но Катя продолжала мирно спать. Совсем как Маруся, которую заставить оторвать голову от подушки не способна и канонада. Решив увеличить громкость, я откашлялась, открыла рот и вздрогнула. С улицы донесся дикий звук, оглушительный, воющий, противный. Я подскочила к небольшому окошку и посмотрела вниз. Со второго этажа было отлично видно соседний двор, там вовсю шла стройка. Несколько парней, по виду таджики или узбеки, ловко клали кирпичи, еще один мужчина стоял около какого-то агрегата с большой доской в руке. И-и-и-и – визжал железный круг, бешено вращающийся на подставке. Деревяшка мигом превратилась в куски. Я немного успокоилась, это всего лишь электропила. Однако ну и шум же она издает, мертвого разбудить можно.

Внезапно по спине побежали мурашки, и я резко обернулась. И-и-и-и – надрывалась пила, мои уши заболели от слишком высокого, въедливого звука, а Катя продолжала мирно спать, она даже не шелохнулась.

– Эй, – заорала я во весь голос, – немедленно вставай! Слышишь!

Но никакой реакции не последовало. Вот тут мне стало по-настоящему страшно, и я бросилась по лестнице вниз, не понимая, почему любимые мокасины от Ферре так и норовят слететь с ног.

С бешено колотящимся сердцем я долетела до соседей и стала пинать калитку. Пронзительный звук оборвался, железная створка распахнулась, в проеме появился черноволосый, черноглазый, сильно загоревший парень.

– Пожалуйста, – вопила я, – пойдемте со мной!

Но выходец из Средней Азии даже не шелохнулся, он молча улыбался, а потом вдруг с акцентом сказал:

– Моя прости. Сейчас выключим. Доска пилить надо. Моя прости.

– Ты понимаешь по-русски?

– Моя прости. Доска пилить надо, – тупо бубнил он.

– Позови старшего!

В глазах гастарбайтера мелькнула искра понимания.

– Иван Петрович?

– Да, – обрадовалась я, – Иван Петрович!

Но прораб, очевидно почуявший неладное, уже сам поспешил к калитке, он появился за спиной парня, резко отодвинул того в сторону и сказал:

– Мы, конечно, приносим извинения за шум, но пилу включаем только днем, соблюдаем все правила, в десять вечера работа прекращается, поэтому претензии…

– Помогите!

– Что случилось? – напрягся прораб.

– Катя заснула, очень крепко, разбудить ее не могу.

Какое-то мгновение Иван Петрович молчал, потом сказал:

– А ну пошли!

На второй этаж он поднялся один, у меня не хватило духа снова войти в мансарду. Впрочем, пробыл он в спальне хозяйки пару минут, потом спустился и мрачно сказал:

– Она умерла.

– Как?

– Ну, – развел руками Иван Петрович, – может, сердце схватило или удар приключился, с виду совсем целая. Ты милицию вызывай.

– Я?

– А кто же еще?

– Может, вы сами? – с робкой надеждой предложила я.

– С какой стати? – возмутился Иван Петрович. – Ты нашла, тебе и заморачиваться. И потом, у меня рабочие без регистрации, мигом геморрой получу, придется ментам платить, а хозяин за лишний расход меня по голове не погладит. Давай действуй, телефон на почте есть, в конце улицы домик стоит, «02» бесплатно вызывается, все у тебя отлично получится.

И он убежал. Я выползла во двор и села на яркий диванчик. Очень не хотелось связываться с правоохранительными органами, но ведь нельзя оставить бедную Катю лежать в мансарде. Пока я ходила по дому, у меня сложилось стойкое впечатление: она живет одна. В избе было лишь одно спальное место, то самое, где сейчас находится труп, в ванной комнате в стакане стояла единственная щетка… Наверное, у Кати есть подруги или родственники, может, они часто приезжают сюда, но я никого из них не знаю, и вызывать милицию придется мне.

Сотрудники правоохранительных органов, как правило, не спешат на место происшествия. Если, не дай бог, вы попадете на дороге в аварию, ГАИ прождете целый день; коли вас обокрали, будете несколько часов томиться среди разбросанных вещей, пока не появятся стражи порядка с мрачными лицами. Хотя последнее замечание неуместно – не могут же менты приехать на место преступления, источая улыбки и задавая дурацкие вопросы типа: «Ну, ребята, как у вас делишки, все клево?»

Я промаялась во дворе до семи вечера, изнывая от жажды на полосатом диванчике. Конечно, можно сбегать в местный магазин и купить там минералки, но я боялась упустить представителей закона, а на кухню идти не хотелось. Если честно, мне было страшно сидеть даже во дворе, никакая сила не заставила бы меня войти в дом.

Наконец прибыли специалисты, приехали на гремевшем всеми частями желтом агрегате, именуемом в народе «козлик». Из недр допотопного автомобиля выползли три вспотевших мужика и, распространяя вокруг крепкий запах пота, принялись за работу.

В районе восьми вечера меня отпустили домой. Смерть Кати не вызвала у сотрудников милиции никаких эмоций. Тяжело вздыхая, они заполняли бесконечные бумаги. Дом они осматривать не стали, просто взглянули на тело и занялись канцелярской работой. Конечно, я не ждала, что оперативники начнут рыдать, заламывать руки и причитать: «Какой ужас! Бедняжка! Такая молодая».

Но абсолютное равнодушие приехавших неприятно меня поразило. Милиционеры вели себя так, словно увидели разбитую тарелку. Весь их вид говорил: ну и незадача, угораздило же ее в такую жару умереть! Никакого волнения не выказала и бригада, увозившая тело. Парней озаботил лишь один вопрос: каким образом вынести со второго этажа по слишком узкой лестнице носилки. Поспорив некоторое время, они ловко упаковали останки в черный пакет, пристегнули ремнями к переноске, повернули ношу боком и, кряхтя, снесли ее вниз.

– Что же с ней произошло? – тихо спросила я.

Один из милиционеров пожал плечами:

– Вскроют и скажут. Жара стоит, люди, как мухи, мрут. За эту неделю тут третья преставилась. В понедельник бабка на тот свет отъехала, в среду дедок из пятнадцатого дома.

– Катя молодая, – протянула я, – по виду ей и сорока не дашь.

– А молодые сейчас хуже старых, – парировал сержант, – закалка не та, чуть ветер посильней подует, они откидываются!

Чувствуя себя безмерно усталой, я побрела к «Пежо», шаркая растоптанными мокасинами.

– Родственников оповестите, – крикнул мент.

– Чьих? – удивилась я.

– Этой… э… Лебеденко Екатерины Семеновны.

– Говорила же вам, я никого не знаю, приехала сюда впервые, привезла Кате с работы бумаги, – вновь соврала я.

Мент почесал затылок.

– Ну е мое, вечно одно и то же! Ладно, хоть на службе скажите, нам одной докукой меньше станет.

Я машинально кивнула, хотела было сесть в «Пежо», подняла ногу и оказалась босой. Правый мокасин остался на траве. Я хорошо помню, что утром надела удобные белые туфли с черной отделкой и сумочку прихватила в тон к ним. Может, я и старомодна, но глубоко уверена, что у уважающей себя дамы обувь и сумка должны совпадать по цвету. Белый ридикюльчик висит на длинном ремне на моем плече, а вот туфельки почему-то превратились в рыже-коричневое недоразумение из кожзама, а у меня нет таких. Даже в самые бедные годы я старалась не покупать обувь из искусственной кожи. Денег на хорошую у меня не было, поэтому летом я носила тапочки из парусины или вельвета. Сейчас же я испытала глубочайшее изумление, рассматривая свои ноги. Ничего не понимаю!

Недоумевая, я влезла в автомобиль, и тут меня осенило. Аня Кауфман, болезненная чистюля, велела мне снять туфли, пришлось влезать в предложенные хозяйкой тапки, в них… я и ушла!

Ругаясь сквозь зубы, я набрала номер квартиры и услышала короткие, назойливые гудки. Значит, ей еще не починили телефон, и придется ехать за обувью, не предупредив хозяйку о визите. Я очень люблю эти мокасы, да и стоили они слишком дорого для того, чтобы просто забыть о них. Но поездку отложу до завтра, потому что сейчас нужно со всех колес нестись в Ложкино. Небось домашние давным-давно погрузили вещи и уже ругают меня.

Переезжали ли вы когда-нибудь на дачу? Глупый вопрос, большинству людей знаком процесс перетаскивания сумок, набитых скарбом, из города в деревню и обратно. Лично я проделывала сию процедуру неоднократно. У нищей преподавательницы иностранного языка в техническом вузе, при полном отсутствии даже самого завалященького супруга, имелось двое детей, поэтому вопрос о приобретении собственного домика, пусть даже крохотного, щитового, без газа и воды, на повестке дня никогда не стоял. Но летом малышам лучше жить на даче, поэтому я снимала на июнь, июль и август пол-избы в деревне, в семидесяти километрах от Москвы. Естественно, никаких коммунальных удобств там не было, и приходилось тащить из города абсолютно все. Каждый раз, пакуя сумки, я говорила себе: «В этом году прихвачу лишь самое необходимое». Но опять набиралась прорва узлов: постельное белье, кастрюли, игрушки, книжки, лекарства, лампы, занавески, посуда, удлинители, свечки, мыло, туалетная бумага, полотенца, обувь, носильные вещи, одеяла, подушки… А еще ящики с тушенкой, пакеты вермишели и куча других продуктов. В советские времена в сельпо торговали только хлебом, каким-то непонятным, не белым и не черным – серым, рыбными консервами, твердокаменными сушками, спичками, солью и карамельками без обертки.

Когда мы построили дом в Ложкине, я почувствовала себя невероятно счастливой – больше не надо переезжать из города в село.

Подъехав к поселку, я увидала джип Аркадия, «БМВ» Зайки и «Жигули» Ирки, до отказа набитые бело-красными клетчатыми сумками. Чуть поодаль виднелся черный «Запорожец» Дегтярева, из окон которого выглядывали Снап, Банди, Хуч и Черри.

– Явилась наконец, – сердито пропыхтела Зайка, подтаскивая ко мне туго набитую торбу, – молодец, знаешь, когда приехать! Все уже сложено, упаковано, перевязано!

– Давайте помогу грузиться, – робко предложила я.

Ольга гневно блеснула глазами.

– Гениальная позиция, у тебя нужно поучиться. С одной стороны, вроде помочь решила, с другой – делать уже нечего. Класс! Супер!

– Не злись, Зая, – заорала Манюня, – мусик все разберет.

Я оглядела шеренгу машин, попыталась пересчитать сумки, сбилась со счета и пришла в ужас.

– Мне одной придется вещи по местам раскидывать? С ума сошли! Вы что, весь дом прихватили?

– Только самое необходимое, – пояснила Машка, – без чего никак не обойтись.

Я ткнула пальцем в довольно большой скелет собаки, стоящий на крыше «БМВ».

– Эти кости тоже нужны?

– Муся, – возмутилась Маня, – без Джона никуда.

Надо же! Оказывается, скелетище кличут Джоном! Ей-богу, каждый день я узнаю что-то новенькое.

– Ты никак недовольна, – прищурилась Ольга, – по-моему, это как раз справедливо. Мы складывали, тебе разбирать.

– Но вас-то четверо, а я одна!

Маня скривилась.

– От Кеши с Дегтяревым никакого толка, лишь под ногами мешались. Оттянут одну сумку – пойдут чай пить, отволокут вторую – есть попросят.

– Эй, – высунулся из джипа Аркадий, – сколько можно языками чесать, сели и поехали, еще распаковываться предстоит.

Глава 6

Дорога заняла меньше пяти минут. Кавалькада машин притормозила у ворот, сделанных из сетки рабицы.

– Калитки нет, – резюмировала Маня.

Мы вкатились во двор, бросили машины около крошечного, покосившегося строения и стали топтаться на месте.

– Где дом? – спросил Дегтярев.

– Насколько я поняла, в глубине сада, – ответила Зая, – вон тропинка.

– Это что такое? – Маня ткнула пальцем в деревянную развалюху.

– Сарай, наверное, – предположила Зайка.

– Маленький слишком, – усомнился Аркадий, – скорей уж собачья будка!

– Что за собака в ней живет? – захихикал полковник. – Высота от пола до крыши метра два.

– А в ширину сантиметров семьдесят, – не сдался Кеша.

– У тебя глазомер никуда не годится, – воскликнул Александр Михайлович, – от стены до стены тут намного больше.

– А вот и нет.

– Да.

– Нет!!

– Да!!!

– Мать, – повернулся ко мне Кеша, – где у нас линейка?

– Вообще с ума сошли, – всплеснула руками Зайка.

Она явно собиралась отчитать упрямого муженька, но тут вдруг раздался противный скрип, боковая стена сарайчика отъехала в сторону, и наружу выбрался мужик. Он был облачен в мятые и грязные спортивные штаны, на плечах болталась футболка, покрытая пятнами, на голове сидела простая солдатская ушанка. В такую жару этот головной убор был как нельзя кстати. На ногах небесного создания чернели галоши. Лица практически не было видно, лопатообразная седая борода спускалась почти на грудь, клочкастые брови топорщились над глазами, из-под шапки выбивались пряди нестриженых волос.

Дядька, не обратив на нас никакого внимания, вытянул руку и щелкнул чем-то похожим на пульт от телевизора. Стена вернулась на место.

– Здравствуйте, – растерянно сказал полковник.

Мужик сделал пару шагов вперед, налетел на джип, недоуменно посмотрел на него, потом заорал благим матом:

– А! Вы дачники! Здрасти!

– Добрый вечер, – хором ответили мы.

– Здравствуйте! – еще громче завопил дедок.

– День добрый, – вновь откликнулись мы.

Хозяин постоял, покачался с пятки на носок и перешел на визг:

– Привет!

Мы переглянулись и бодро откликнулись:

– Здорово.

Стало тихо.

– Эй, вы глухие? – забеспокоился дедуля. – Чего молчите? Вот горе-то! Такие молодые и уже больные!

– Сам глухой! – рявкнул Кеша.

– Ой, ой, – причитал хозяин, – ну и незадача, как же с вами разговаривать? Господи!

Внезапно Зайка подскочила к мужику и сдернула с его головы ушанку.

«Такие девушки, как звезды, такие звезды, как она», – загремело во дворе. От неожиданности Оля уронила шапку. Дегтярев нагнулся и удивленно воскликнул:

– Ну и ну! Радиошапчонка!

– Точно! – обрадовался дедуська. – Скажи, классно? Сидишь, балдеешь, любимую музыку слушаешь! И руки свободны, можно делать, что хочешь.

– Жарковато немного сейчас в ушанке, – тихо сказала я.

– И вообще, люди давно плеер придумали, – влезла Маня.

Дедуся крякнул.

– Да, твоя правда, я не подумал о нем. И насчет жары тоже верно, недоработка вышла.

Вымолвив последнюю фразу, он выхватил из рук Дегтярева воющую голосом Андрея Губина шапчонку, зашвырнул ее в кусты и спросил:

– Вы кто?

– Так дачу у вас снять хотим, – напомнила я.

– Точно! – хлопнул себя по лбу хозяин. – Давайте знакомиться: Киса.

– Просто Киса? – решила на всякий случай уточнить Маня. – Без отчества?

– Ну его на фиг, – заявил хозяин, – топайте по дорожке, особняк в глубине сада.

Вдохновленные словом «особняк», мы протиснулись мимо шипастых кустов ежевики, оказались на полянке и увидели низкое строение, сколоченное из узких темно-желтых досок, самый настоящий сарай, покрытый оцинкованным железом.

Мои домочадцы, очевидно, тоже были поражены внешним видом «дворца», потому что замолчали, а потом стали издавать разнообразные звуки. Зайка судорожно закашлялась, Маня засвистела, Кеша выдавил из себя нечто типа: «Ну-с, ничего вроде, миленький домишко».

– А что это у них на крыше? Ну и флюгер! Гляньте – это же дракон! – воскликнула я.

Дегтярев, повертев головой в разные стороны, не к месту пустился в воспоминания.

– Году этак в девяностом, – забубнил он, – мне пришлось на зону ехать, дело на столе лежало, а главный свидетель срок мотал. Так вот там повсюду такие бараки маячили, правда, без террасок.

– Какие уж в лагере терраски, – протянул Кеша, – еще про солярий вспомни.

– Вы тут устраивайтесь пока, – засуетился Киса, – давайте покажу, что к чему.

– Может, назад к Кротовым вернемся? – робко предложила Машка.

– Ну уж нет, – взвился Кеша, – я не собираюсь выглядеть идиотом! Сначала сложился, уехал, потом вернулся. Раз решили, то все! Живем здесь до окончания ремонта.

И мы пошли оглядывать временное пристанище. Если не придираться, то снаружи сараюха выглядела очень даже ничего. Поднявшись по трем отчаянно скрипящим ступенькам, вы оказывались на довольно просторной веранде. Пол тут был из досок, между которыми светились крупные щели. Из мебели имелись серый от грязи пластмассовый стол, три таких же поломанных стула, пара красных квадратных табуреток на железных ножках, допотопный буфет и почти современный кухонный шкафчик, отчего-то не висящий на стене, а стоящий на полу.

– Ну и ничего, – бодро воскликнула Маня, – можно притащить сюда нашу мебель из ротанга, и будет клево!

Мне терраса тоже показалась вполне пристойной, и, слегка воспрянув духом, я вошла в дом, за мной потянулись остальные.

Сначала мы попали в кухню. Прямоугольный стол, четыре табурета, длинная скамья вдоль стены, древняя плита «Электра», огромная эмалированная мойка, над которой висела проволочная сушка, в углу стоял буфет, сработанный году этак в шестидесятом.

Из кухни путь вел в крохотный отсек, где высился котел отопления и висела газовая колонка. Прямо перед нами была дверь в санузел, но мы свернули налево и оказались в небольшой пеналообразной комнате, темной и узкой. У одной стены стояла кровать, у другой стол и кресло.

– Спальня, – гордо возвестил Киса и потопал дальше.

Мы проследовали за ним и вошли в другую комнату, размером чуть побольше спальни, но тоже узкую и мрачную. Здесь имелись трюмо и круглый стол.

– Гостиная, – сообщил Киса, – а вот лестница на второй этаж.

Я посмотрела на стоящее почти под углом в девяносто градусов деревянное сооружение со ступеньками шириной в ладонь младенца и промолчала.

– Но между комнатами нет дверей! – возмутилась Зайка.

– А зачем они? – удивился Киса. – Впрочем, если хотите, можно занавесочку повесить.

– Странно как, – протянула Машка, – без коридора.

– Он не нужен, – отрезал Киса. – Зато все комнаты имеют выход на террасу. Видите, из каждой дверь идет. Очень удобно, сразу к себе вошел, никому не мешаешь.

– В туфлях и верхней одежде! – обозлилась Зайка.

– И чего? – удивился Киса. – Ясное дело, не босиком. В чем проблема? Не врубаюсь никак! Вы лучше дальше смотрите, там еще две спаленки.

– Тоже с выходом на веранду? – уточнил Дегтярев.

– А как же! Конечно! – закивал Киса. – Мой дом один такой на все Вербилки.

– Думаю, такого здания и во всей области не сыскать, – вырвалось у меня.

Киса зарделся.

– Вы полагаете?

Я молча пошла осматривать оставшиеся две спальни. Они оказались такими же узкими, мрачными и серыми. Кровати с никелированными спинками, столы и парочка продавленных стульев. Впрочем, в последней комнатенке нашлось что-то, отдаленно напоминавшее секретер.

– Вот сюда я компьютер поставлю, – оживилась Машка, – буду в Интернете лазить. Можно мне тут поселиться?

– Конечно, – кивнула я, – только выделенной линии здесь, наверное, нет.

– Ничего, – отмахнулась Манюня, – через телефон можно. Где розетка?

– Вот телефона нет, – развел руками Киса, – я это учел при определении платы! Кстати, здесь почта недалеко.

– У нас у всех мобильные! – рявкнула Зайка.

– Подумаешь, «паутина», – быстро затараторила Маня, – и не нужна она никому. Потом, я всегда в городе могу в интернет-кафе зайти.

– Давайте комнаты распределим, – я быстро перевела разговор на другую тему. – Маня тут, мне удобно здесь, Дегтярев у кухни устроится.

– Поближе к продуктам, – хмыкнул Кеша.

– Интересное дело, – уперла руки в бока Зайка, – а мы где?

– На втором этаже очень уютно, – влез Киса, – как раз для молодых! Милуйся хоть целый день, никто не побеспокоит, кровать широкая!

– Офигеть можно, – покраснела Зайка и пошла к лестнице.

Кое-как, цепляясь за перила, мы влезли наверх, увидели такие же узкие, темные спальни с кроватями и примолкли.

– Хоть один шкаф тут имеется? – прервала молчание Ольга.

По звенящим ноткам в ее голосе я поняла, что Заюшка доведена до последней точки и сейчас разразится буря, по сравнению с которой торнадо, уничтоживший наш дом, просто дыхание младенца.

– Какой смысл в шифоньере? – прищурился Киса. – Только красоту испортит. У меня есть гардеробные, гляньте!

Жестом фокусника Киса схватил лежащий на подоконнике пульт, нажал кнопку.

– Ничего себе! – воскликнул полковник.

Часть стены бесшумно отъехала в сторону, и мы увидели дыру.

Согнувшись почти пополам, Кеша заглянул туда и возвестил:

– Здорово придумано! Палки и вешалки.

– Нам туда на коленях вползать? – прошипела Ольга.

– Пошли вниз, – велел Александр Михайлович, – надо сумки разобрать.

– Не хочу тут жить! – взвилась Ольга.

– Альтернативы нет, – хмуро ответил Кеша.

– Это же ненадолго, – вступила я.

Зайка зашмыгала носом.

– Пошли, пошли, – засуетилась Машка, – а что, даже прикольно!

Мы приблизились к лестнице.

– Осторожно, очень крутая, – предупредил полковник.

– Ты жуткий зануда, – топнула ножкой, обутой в элегантную босоножку на высоком каблучке, Ольга, – вечно лезешь с нравоучениями. Между прочим, у меня глаза есть!

– Я всех предупредил, – миролюбиво сказал Дегтярев.

– А меня не надо, – злилась Ольга, – я сама способна оценить ситуацию.

– Ладно, больше не буду никого предостерегать.

– Сделай одолжение! – выпалила Зая и резво зашагала по лестнице, за ней кинулся Хучик.

Я хотела было последовать за ними, но Киса придержал меня за руку.

– Лучше по одному.

Зайка повернула голову, смерила хозяина с головы до ног уничтожающим взглядом, фыркнула, шагнула не глядя дальше, зацепилась шпилькой за ступеньку и свалилась вниз.

– Зая! – закричал Кеша и бросился на выручку жене.

Хучик, поняв, что случилась неприятность, увеличил скорость. До сих пор мопс спускался почти стоя на передних лапах, настолько отвесной была лестница, но, подстегиваемый криком хозяина, Хуч заспешил. Дальнейшее действо разворачивалось словно в кино. Задние лапки мопса не поспели за передними. Толстая попа поднялась вверх, скрученный бубликом хвост взметнулся к потолку. Филейная часть завалилась за голову, и Хучик, сделав в воздухе сальто-мортале, упал на Ольгу.

– Котик! – заорала Маня, кидаясь на помощь собаке.

Столкнувшись с Аркадием, она покачнулась, упала и боком скатилась с лестницы. За ней, не удержавшись на ногах, шлепнулся Кеша, с самого верха кучи-малы оказался Снап, ухитрившийся помчаться за хозяином, я успела ухватить за длинный тонкий хвост Банди. Наш пит в любой показавшейся ему опасной или непонятной ситуации мгновенно прудит лужу.

– Говорил же! – воскликнул Дегтярев. – Спускайтесь осторожно, вы живы?

– Да, – ответил Кеша, – в общем и целом.

– Слава богу! Иначе бы наша юриспруденция и телевидение осиротели, – съехидничал полковник.

Утром я предпочла не высовываться из спальни до отъезда всех на работу. На террасу вышла, лишь убедившись, что большая часть домочадцев уехала.

– Муся, – сообщила сидевшая на веранде Маня, – ко мне сегодня ребята приедут, мы тут субботник устроим.

– Делайте что хотите, – ответила я, включая чайник.

– Ну и классно, – кивнула Маня, – наведем уют. Этот Киса страшный неряха…

– Чайник сломался, – удрученно сказала я, нажимая на красную кнопочку, – вот досада!

– Не, это электричество выключили, мы же в Подмосковье, – по-старушечьи рассудительно заявила Машка, – я недавно ездила к Ксюхе на дачу, так у них постоянно свечки горят.

– Надо же! А в Ложкине такого ни разу не случалось!

Маня засмеялась.

– Мусик, ты просто прелесть. В Ложкине стоит свой генератор.

Действительно, я совсем забыла.

– Надо купить свечек, побольше, – заявила Машка.

– Вот поеду в город и привезу, – кивнула я.

– Только с запахом не бери! – предостерегла Манюня. – Я терпеть не могу клубничную отдушку, Дегтярева тошнит от лимона, Кешу скосорыливает мята, а Ольга умирает от кокоса. Лучше простые взять, упаси тебя бог приобрести кокосовые.

Выслушав все инструкции, я села в «Пежо». Значит, так, сначала еду в институт полиграфии и сообщаю о смерти Кати ее коллегам, разыскиваю Аню Кауфман, отдаю ей пакет с тапками и прошу вернуть мои мокасины, затем заруливаю в магазин и приобретаю ящик свечей, только не с кокосовой отдушкой.

В учебной части снова в одиночестве сидела толстушка.

– Здрассти, – недоуменно воскликнула она, – вы разве не улетели?

Я села на стул и, собрав воедино все актерские способности, заявила:

– Такая ерунда получилась! Вас как зовут?

– Кира, – представилась толстушка. – Что случилось?

– Вы, Кирочка, опять одна на работе, – покачала я головой.

Она кивнула.

– У Гали и Веры сегодня библиотечный день.

Вот вам преимущество работы в институте. Всей стране на службу следует ходить с понедельника по пятницу, а у преподавателей и сотрудников учебной части имеется библиотечный день.

Только не надо думать, что вас обязывают киснуть в книгохранилище. Вовсе нет, лишний выходной вы проводите по собственному разумению.

– Катя что-то тоже не пришла, – спокойно сказала Кира, – наверное, заболела.

– Понимаете, – осторожно начала я, – с ней беда приключилась!

– Какая? – вытаращилась Кира. – Опять руку сломала? Она зимой упала и трещину на запястье получила. Вот невезуха!

– Да нет, дело хуже, – мямлила я, – можно сказать, совсем плохо.

– Неужто аппендицит?

– Нет, нет!

– Что же тогда?

– Понимаете, я вчера отправилась к Кате за икрой, – мешала я правду с ложью, – прихожу и тут…

Выслушав мой рассказ, Кира прижала руки к лицу.

– Господи! Не может быть! Это ужасно! Страшно несправедливо!

– Смерть всегда приходит не вовремя, – вздохнула я.

– Но Катюша… Катя… она… – Кира опустила голову на руки и разрыдалась.

Я засуетилась вокруг нее.

– Кирочка, не плачьте. Катя умерла спокойно, во сне, не испытывая никаких страданий и мучений. Насколько я поняла, у нее случился сердечный приступ. Такое, к сожалению, бывает даже в юном возрасте.

– Это несправедливо, – всхлипнула Кира, – именно сейчас! Знаете, она собиралась замуж! Катюша такая романтичная, за ней многие ухаживали…

Из глаз Киры снова полились крупные слезы. Я поискала глазами бутылку с водой или хотя бы графин, но ничего похожего в комнате не нашлось. Внезапно она утихла, вытащила пачку носовых платков и, громко высморкавшись, жалобно спросила:

– Вы ведь не оставите тут меня одну?

– Нет, нет, – успокоила ее я. – Может, вам чайку сделать или кофейку?

– Хорошо бы, – протянула она, – только у нас чайник не фурычит, я пришла на службу, хотела воду вскипятить, утром-то дома есть неохота, тыкала, тыкала в кнопку, а он ничего, умер. Меня всегда сладкое успокаивает. Может, в столовую пойти, съесть чего? Прямо сжимается все внутри. Хотя там очень плохо готовят, одни сосиски с тушеной капустой и каменные коржики. В стране сто режимов сменится, а в нашей столовке всегда будет вонючая капуста и картонная выпечка.

– Давайте в кафе сходим? – предложила я. – Тут неподалеку местечко хорошее есть, называется «Мун», чуть вперед по улице.

– Да знаю я, – прервала меня Кира, – только там дорого, кусочек торта, совсем маленький, сто рублей стоит.

– Пойдемте, я угощаю.

Кира вздохнула:

– Ладно, если вы зовете, я с радостью. Давно хотела там посидеть, только с моей зарплатой в «Мун» не находишься.

Когда мы, устроившись за столиком, сделали заказ, Кира подперла кулаком щеку и сказала:

– Хорошо вам, на иномарке катаетесь, в кафе просто так пойти можете, наверное, полмира повидали, муж у вас богатый, барон, дети небось есть. А у меня… Вы не подумайте плохого, я вам не завидую, просто отчего так получается: одним все, другим ничего?

Я отхлебнула вкусный кофе и улыбнулась.

– Знаешь, в моей жизни бывало всякое, от нищеты до богатства, тебе обязательно повезет, надо только подождать.

– Катя тоже так говорила, – грустно сказала Кира, ковыряя ложечкой гору взбитых сливок, украшающих кусок торта, – ну и где она сейчас? Вчера убежала с работы веселая такая, напевала. Я спросила: «Что у тебя за радость? Вроде жених в больнице». А она сказала: «Главное, он жив. Вот скоро на ноги встанет, и мы поженимся. Надо просто желать себе счастья, и оно обязательно придет». Ну и что, дождалась? Отчего одним везет, а другим нет? Давайте я вам про Катю расскажу?

Глава 7

Если честно, то больше всего я хотела получить назад свои мокасины от Ферре и узнать, в какой больнице лежит шофер, всучивший мне доллары. Слава богу, он жив, вот пускай сам и отдает денежки.

Но Кира приняла мое молчание за знак согласия и заговорила, я машинально стала слушать ее повествование. Ничего особенного в нем не было. Когда-то со мной в институте училась Аня Решетова, вот она тоже полжизни ждала прекрасного принца, а потом выскочила замуж за лысого вдовца, обремененного тремя детьми. В последнее время в нашей стране наблюдается большая напряженка с царевичами.

Кате, правда, повезло чуть больше, чем Ане. По словам Киры, она работала в учебной части несколько лет, а до того была сначала студенткой, а потом аспиранткой в этом институте. Но диссертацию Катя так и не написала, может, потому, что умерли ее родители и ей пришлось думать о хлебе насущном. Какая уж тут наука, если есть нечего и дыры на ботинках. Ректор пожалел девушку и взял на работу; наверное, Катюша предполагала, что это ненадолго, но нет ничего более постоянного, чем временная ситуация. Катя осела за письменным столом, в компании теток, чьи разговоры крутились вокруг мужей, детей и посадок на дачном участке. Потом одна из инспекторш ушла на пенсию, и на ее место взяли Киру.