В считанные мгновения Корик оказался припертым к стене, и Тулл, казалось, одерживает вверх. Но Корик сходился в бою с противником самым разным. Он обучался быстро. Когда необычный удар поймал его, он отразил его и, ловко изогнувшись, избежал падения, что ознаменовало бы его поражение. Тогда он встретил Тула тем же самым молниеносным ударом. Удар сбил Тула с ног, молодой воин повалился на грубый пол, и поединок был окончен.
Тулл, ничуть не смутившись, вскочил на ноги и встал рядом с другими Стражами Крови лицом к Корику.
- Сила и верность! - провозгласили они. - Мы - Стража Крови! Тан-Харучай!
- Тан-Харучай! - твердым голосом отозвался Корик. Он слегка поклонился своим товарищам, и они последовали за ним прочь из залы. Среди них он был единственным, чье дыхание и пульс несколько участились, но внешне это не было заметным.
Когда воины вновь добрались до основных коридоров и залов Ревлстона, они разделились, чтобы заняться сборами в дорогу. Для себя они могли бы ничего и не брать, кроме своего одеяния и толстых мотков клинго, липкой кожаной веревки, открытой для Страны великанами. Оружия харучаи не носили. И, частично из-за своей Клятвы, они были более чем неприхотливы к еде, а пока еще морозостойкая алианта растет и созревает по всей Стране, Стражи Крови и не требовали себе ничего другого. Но Лорды нуждались в снаряжении большем: еда и питье, прутья лиллианрилла для факелов, одеяла и подстилки для ночлега, кухонная утварь, несколько ножей и некоторые другие необходимые им вещи. Всю эту поклажу харучаи могли взвалить на свои собственные плечи, так, чтобы освободить Шетру и Гирима от тяжелой ноши. Сейчас Корика заботило лишь то самое необходимое, что могло им потребоваться в дороге, остальное же он оставил на усмотрение Лордов.
То, что его не касалось, не должно было и не беспокоило Корика. У него не было ответа на смятения и тревоги Лорда Шетры - хотя веками он испытывал томления между мужчиной и женщиной - и поэтому он держался в стороне от этого. Он не принимал участия в молчаливом страхе, что побудил Лорда Гирима испрашивать в спутники Томаса Кавинанта вопреки желаниям Высокого Лорда: поэтому он не пытался влиять на Неверящего, склонять его к путешествию или препятствовать ему. Он гнал прочь от себя все, в чем не было у него уверенности и что совсем не входило в круг его забот и опеки. Сила и верность! Добиться удачи или принять смерть. Природа одарила его невозмутимым выражением лица, и Корик умело скрывал свои чувства, представая человеком холодным и бесстрастным.
Но все же горевал вместе с Шетрой и питал уважение к Гириму. Он в угрюмом молчании осуждал Неверящего. И возвращение ранихинов, семнадцати из великих лошадей, со звездами во лбах, их странная бескорыстная верность, когда, грохоча своими копытами, они явились к нему по первому его зову - эта гордость и красота отзывались гимном в его сердце. Он был харучаем и Стражем Крови. И их Клятва - лишнее доказательство тому, как могут быть чутки и отзывчивы эти люди с гор.
И вот сейчас он получал особое наслаждение, когда Брабха нес его вниз, с подножия холмов на нижние равнины через ухоженные пахотные угодья, что протянулись на многие лиги вокруг по всем восточным склонам. Там он и его спутники стали встречать по сторонам крохотные деревушки - небольшие сгрудившиеся подкаменья и случайные настволья, что расположились в баньяновых деревьях, густо усеивавших эту часть равнин, дома фермеров и ремесленников, которые, несмотря на их заметное участие в жизни Ревлстона, предпочитали не селиться там, где было уж слишком многолюдно. В тусклой предрассветной мгле всадники попридержали своих лошадей, перейдя на более осторожную рысь, чтобы не нанести вреда зазевавшемуся хмельному фермеру или неосторожным ребятишкам. Но когда солнце взошло и воссияло, ранихины приветствовали его радостным ржанием, как если бы они приветствовали старого доброго друга, и вновь прибавили ходу.
Свежим погожим днем сельская местность светилась в ярких солнечных лучах, казалась озаренной радостью и довольствием, предавшей забвению маячившую кровавую угрозу. Налитые колосья пшеницы рябью струились по сторонам, золотистой пеленой покрывая некоторые из полей, а на других уже благоухало сметенное в высокие скирды ароматное сено. В воздухе пахло первым морозцем, а холодный по-осеннему колкий ветерок доносил до них запахи урожая. Навстречу солнечному утру несся веселый птичий гвалт. Пахотные земли, казалось, в презрении своем бросали открытый вызов тому призрачному фантому, что охотился на них, рыща повсюду. Но Корик знавал и другое: он видел беспомощную, плачущую землю: залитую кровью и стонущую в огне и под ногами всякой нечисти. Но Корик не мог забыть, и никогда не сможет, ту доводящую до щемящей боли в сердце красоту, что отчасти и привела харучаев к Клятве. Так завораживала и очаровывала эта красота, что не способен выразить ее ни один язык, кроме ее собственного. Он понял, что переполняло Лорда Гирима, когда тот запрокинул голову и запел, радостно восклицая:
Хей! Приветствую вас!
Вам хвала!
Благоденствие!
Жизнь и Страна!
Силы пульс
Во дереве и камне!
И земля - сердце - кровь,
Источник вечной мощи живой
И в лесах зеленых и в скалах!
И солнца тепла
Блаженным покоем
Благословлен
Весь воздух и море
И жизнь сама!
Эй, души земной красота
И ты, Небопад!
Вам хвалу воздаю!
Вам приветствие шлю!
Хей! Вам дарю эту песнь!
Песня обладала той странной удивительной силой, что будоражила в ее слушателе желание присоединиться к пению, и Лорд Гирим истинно наслаждался этим. Но Шетра не улыбалась и не пела. Она восседала на своем ранихине, суровая и непреклонная, как будто война уже опустила свои тяжелые ручища на ее острые плечи. Корик чувствовал это. Он ехал между ними, всепонимающий и безмолвный.
Так спешили вперед через утро великие ранихины, пока не остались позади почти все поля и селения, и дорога уже не была столь безукоризненно ровной. Лорд Гирим поочередно то пел, то разговаривал, словно природа и земля вокруг него были его зачарованными слушателями. Но Лорд Шетра и Стражи Крови по-прежнему хранили молчание.
Немного позже, когда дело шло к полудню, они остановились рядом с ручьем, чтобы Лорды смогли отдохнуть, а ранихины - пощипать травки. Гирим неуклюже сполз со спины своего коня на землю, подтвердив этим росшее в Корике подозрение: хотя Лорд был свободно избран ранихином, он был необычайно слабым наездником. Даже человек, впервые оказавшийся верхом на ранихине, мог чувствовать себя в полной безопасности, если, конечно, не побоится доверить себя на попечение мудрого исполина с равнин Ра. Но Лорд Гирим не был новичком в верховой езде, он отнюдь не впервые сидел на лошади. Однако он всю дорогу держался верхом на ранихине как-то странно, резко и беспорядочно размахивая в воздухе руками и судорожно подергиваясь, как если бы он то и дело терял равновесие и был готов свалиться вниз на землю. То, как он спускался с лошади, было полбеды. Корик подумал о предстоящем им долгом и тяжелом пути и внутренне содрогнулся, не ведая, как перенесет такую дорогу Лорд Гирим.
- Он всегда так держался на коне, - ответил Сил. - У него не получается удерживать равновесие. Это чуть не помешало ему при избрании Лордом.
- Однако ранихин избрал его, - озадаченно проговорил Корик.
- И эти великие лошади никогда не ошибаются, здесь не стоит сомневаться.
- Да, - еще через мгновение ответил Корик. - И его ранихину известно об опасности.
Корика не покидало беспокойство. Интересно, известно ли Высокому Лорду о том, что за наездник из Гирима? Если да, то почему она избрала его? Однако подобные вопросы не должны были касаться Корика, и он отмел их, повторив вслух слова Клятвы. Миссия сама разрешит его сомнения и покажет, на что способен избранный Лорд.
Гирим и сам сознавал свою беспомощность. Он, прихрамывая, печально побрел прочь от ранихина и опустился на живот, чтобы испить воды из ручья. Он пил долго и жадно, а затем, перевернувшись на спину, выпустил изо рта фонтанчик воды прямо на траву и тяжело вздохнул.
- Именем Семи! Еще только полдень? Половина первого дня? Друг Корик, долог ли наш путь до Прибрежья?
Корик пожал плечами.
- Думаю, доберемся туда дней за двадцать, если не задержимся в дороге.
- Двадцать?.. Мелекурион! Тогда будем молиться, чтобы ничто нас не задержало. Двадцать дней... - Он с трудом сел. - Эти двадцать дней успеют по меньшей мере восемнадцать раз свести меня в могилу.
- Тогда, - печально заметила Шетра, - мы будем единственными людьми, что слышали, как жалуется мертвец.
На это Лорд Гирим вновь плюхнулся на траву и весело рассмеялся.
Когда его радость поутихла, он взглянул на Шетру и попытался было с деланной легкостью вскочить на ноги, как если бы он не чувствовал боли и усталости. Но у него ничего из этого не вышло: судорога боли исказила его лицо, и он снова зашелся смехом, словно его собственные притязания были самым невинным развлечением, какое только можно себе вообразить. Так, все еще фыркая от смеха, он прихрамывая отправился к ближайшему кусту алианты, поел голубовато-зеленых ягод, смакуя их бодрящий немного резковатый аромат, и вскоре почувствовал, что уже сыт. Добросовестно соблюдая обычаи Страны, он неспешно разбросал вокруг себя зерна, из которых поднимутся новые кусты драгоценных ягод. Затем Гирим с особым торжественным выражением высказал свою готовность отправиться дальше в путь. В считанные мгновения вся компания уже сидела верхом на лошадях, и легким галопом они вновь двинулись на восток.
Дорога их по-прежнему пролегла по сельской местности, однако земля была здесь уже не столь благодатна, как до этого, и оказывала радушный прием только тем, кто знал как беречь и умело ухаживать за ней. Лишь несколько поселян встретились им по пути. К вечеру они уже миновали границу непосредственного влияния Ревлстона, и до того как сумерки сгустились в темноту оставили далеко позади себя последнее человеческое жилье, что могло им повстречаться на дороге, ведущей к Зломрачному Лесу. Однако они не остановились на ночлег, хотя Лорд Гирим с неподдельным томлением в голосе робко испросил о такой возможности. Но Корик удерживал всю компанию верхом, не смотря на охи и стоны Гирима. Они продолжали мчаться через ночь, доверяя ранихинам самим находить их путь. Уж близился час восхода луны, когда Лорд Шетра негромко произнесла:
- Теперь мы должны отдохнуть. Нужно набраться сил для завтрашнего перехода через Зломрачный Лес.
Корик согласился, от него не ускользнул брошенный ею взгляд на Гирима.
Когда его лошадь наконец остановилась, Лорд Гирим почти без сознания свалился на землю, постанывая во сне.
- Ему, наверное, ужасно больно? - спросил у Силла Корик.
- Ничего, - ответил Силл. - Это у него с непривычки. Он скоро оправится. Однако, не слишком сладко ему придется в Зломрачном Лесу.
Корик кивнул. Он попрощался на ночь с Брабха и занялся котомкой, что нес за спиною. Остальные Стражи Крови последовали его примеру, а все ранихины тем временем ускакали галопом прочь покормиться и отдохнуть, и заодно посмотреть на расстоянии за лагерем. Когда из дорожных мешков были извлечены прутья лиллианрила, Лорд Шетра воспользовалась одним из них, чтобы разжечь небольшой костер. Из некоторых припасов Корика она состряпала скудный ужин. Пока Шетра ела, она краем глаза наблюдала за Лордом Гиримом, как если бы ожидала, что запах пищи пробудит его. Но он по-прежнему лежал ничком на земле, хныча и постанывая время от времени. Наконец она не выдержала и, приблизившись к Гириму, слегка подпихнула его ногой.
Он резко отодвинулся и весь сжался, словно готовился оказаться лицом к лицу со своим противником. Еще какое-то мгновение губы его дрожали и широко распахнутыми глазами вглядывался он в изумлении в подрагивающую темноту ночи. Однако, поднявшись на ноги, он стряхнул с себя последние остатки сна и наконец понял, где он. Страх исчез с его лица, казавшегося серым и изможденным. С трудом передвигая ноги, Гирим приплелся к костру, с тяжелым вздохом опустился на траву и съел то, что Шетра оставила для него.
Надо сказать, еда оказала на Лорда свое положительное воздействие, и очень скоро бодрое и веселое настроение вернулось к нему.
- Да, сестра Шетра, стряпуха из тебя не ахти какая.
Не получив никакого ответа на свое замечание, Гирим растянулся на земле подле огня, горестно вздыхая.
- Ах, ну что за мука, какая ужасная боль.
Некоторое время он лежал уставившись на языки пламени, пляшущие вдоль прутика лиллианрила, не уничтожая его. Затем он обратил лицо свое к небу и хрипловато проговорил:
- Друзья мои, за сегодняшний день я перебрал в своей голове самые ужасные планы мести тем, кто отправил меня на эту невыносимую прогулку. С самого полудня я был полон самых страшных и зловещих сообщений. Но теперь - я каюсь. Вина в этом только моя. Я - жирный, тупоголовый болван, потерявший рассудок еще тогда, когда меня посетила мысль отправиться в лосраат и стать Лордом. Ах, о чем я только не грезил, мечтая о Лордах и великанах, о знании, великих деяниях и подвигах... и... зачем только спрашиваю я вас? Уж лучше бы я был строго наказан и послан заботиться об овцах до конца моих дней, лучше, чем потакать моим безумным прихотям и фантазиям. Но, увы мне, Хул, супруг Грен, мой отец, был не сторонником наказаний. Сожалею, но моя толстокожая персона не слишком-то чтит его в своей памяти. Был бы он сейчас здесь и видел бы меня, как болит моя плоть, как ноют мои кости, и все из-за одного единственного дня прогулки верхом на ранихине, он бы залился горючими слезами в укор моей отъевшейся глупости.
- Что ж, возрадуемся, что его здесь нет, - сдержанно произнесла Шетра. - Я не терплю слез.
Гирим воспринял это как аргумент.
- Тебе-то хорошо. Ты - храбрая и смелая от самой головы до пят прямо-таки завидки берут. Но я... Ты слышала разговор в трапезных Ревлстона. Там говорили, что посох мой, искривлен - что когда Высокий Лорд Осондрея мастерила его для меня, то он, почувствовав прикосновение моей руки согнулся от досады и огорчения. Именем Семи! Я был весьма оскорблен, если бы слышанный мною разговор оказался ложью. Я рыдаю при каждой возможности.
Он пристально поглядел на Шетру, пытаясь понять, произвел ли он хоть какое-нибудь впечатление на нее. Но она, казалось, внимала какому-то другому голосу и беседовала словно сама с собой.
- Я?
- Ты? Что ты?.. - мягко вопросил Гирим. Но когда она не ответила, он вновь вернулся к своему добродушному подтруниванию.
- Смела ли ты и храбра? Таков твой вопрос? Сестра Шетра, уверяю тебя! Это совершенно очевидно, тем более сейчас. Кто, кроме женщины с сердцем пламенным и отважным, мог бы согласиться разделить столь опасную миссию вместе со мной?!
На это Лорд Шетра вперила свой хищный птичий взгляд на Гирима.
- Ты насмехаешься надо мной?!
- Ну что ты! - тут же запротестовал он. - Пожалуйста, не думай так. Ты должна научиться понимать меня. Я просто очень хочу согреть между нами воздух.
- Лучше бы тебе не говорить, - обрезала Шетра. - Я не слышу твоих желаний. От слов твоих веет холодом.
Вместо ответа, Лорд Гирим устремил на нее свой взгляд, полный тишины и покоя, что появляется у Лордов, когда те объявляют свои мысли. Шетра покачала головой, отказывая ему, и поднялась на ноги. Но уже в следующее мгновение она отвечала Гириму, тускло и равнодушно.
- Я оставила позади мужа, который полагает, что мне не за что любить его. Он думает, что слишком плох для меня.
И тут же она предупредила любую реакцию, что могла последовать со стороны Гирима, приблизившись к костру.
- Мы не должны оставлять лиллианрил горящим дольше, чем это необходимо. Без заботы о нем хайербренда, прутья постепенно увянут - а они нам еще очень пригодятся.
И быстро, словно ей не терпелось оказаться в темноте, она вытащила лозу из костра и повелела лиллианрилу погасить огонь. Затем она закуталась в одеяло и легла на траву, неподалеку от Гирима.
Немного спустя Корик спросил Керрина:
- Ее беспокойство о Лорде Вереминте не ослабит Шетру?
- Нет, - спокойно ответил Керрин. - Она будет сражаться за двоих.
Корик понял это суждение и принял его. Хотя оно не принесло ему облегчения и не навеяло радужных мыслей. Отнюдь, оно отозвалось эхом былых потерь и лишений - печалей и утрат, о которых харучаи и думать позабыли во время той причудливой ночи. В суровом молчании, он расставил караул вокруг лагеря. Затем он встал, скрестив на груди руки, и внимательным взором окинул окружавшие их луга и пастбища, мысленно проследил путь луны по усеянному звездами небу и повторил вслух слова Клятвы. Он не мог забыть ни одной малейшей подробности той ночи, той последней ночи, что провел он со своей женой, чьи кости уж давным-давно покоились в ее ледяной могиле. Клятва придала Корику сил, укрепила его, но не согрела.
Так он задал ритм бессонной ночи, и время потекло так же, как в мириады других ночей - в неусыпной бдительности. Когда луна завершила свое извечное странствие по иссиня-черному небосводу и утомленным вздохом склонилась к западу, Корик решил, что скоро надо будет будить Лордов. Однако уже чуть позже Лорд Гирим по своему собственному почину выбрался из укрывавших его одеял. Даже в неярком свете звезд Корик разглядел, как изможден и бледен был Гирим, видать не на шутку извела его вчерашняя езда верхом. Но Лорд подавил в себе страдания и боль, исказившие его лицо, и занялся приготовлением завтрака.
Вскоре распространившийся аромат заставил Корика поверить в особые таланты Гирима, знающего толк в приготовлении пищи. Корик почувствовал бодрящий и освежающий запах, исходивший от мясного бульона, над которым колдовал Гирим - сей чудный запах Корик не ощущал с тех самых пор, когда после битвы у настволья Парящее Высокий Лорд Протхолл приготовлял целебную пищу для воинов и юр-Лорда Кавинанта, истощенных тяжкой битвой и изнывающих от вони горелой плоти и крови. Нежнейшее благоухание пробудило Лорда Шетру. Она подошла к костру, подавленная, хмурая, с лицом бледным, как если бы вот уже несколько ночей ее не посещал добрый живительный сон. Однако когда она отведала стряпни Гирима, лицо ее прояснилось и заметно порозовело. Покончив с едой, Шетра одобряюще кивнула ему, словно просила прощение. Он ответил широкой ухмылкой и кратким изречением, которому, по его утверждению, он выучился у великанов.
- Пища заключает в себе особую красоту - придающую особую прелесть и свежесть неистощимым силам Страны. Жизнь без вкусной еды - все равно, что жизнь без сказаний, лишенная своего величия и блеска.
Когда позже Гирим взбирался на спину своего ранихина, ему удалось ограничиться лишь одним скупым вздохом боли.
Ранихины неслись вперед, словно они торопились угнаться за солнцем, и на рассвете всадники узрели, что пересекают неровную холмистую местность, покрытую густой серой травой. Хотя здешние земли показались им добрыми и жизнеобильными, ничто не выдавало присутствия человека в этом краю. Люди здесь не селились. Уж слишком близко к Зломрачному Лесу. Хотя тенистый и угрюмый Зломрачный Лес был не самым могущественным и самым дремотным из всех лесов, уцелевших от былого величественного Всеединого Леса, что в прошлом покрывал всю Верхнюю Страну - и хотя со времен начала правления Лорда Кевина никто и слыхом не слыхал о Защитнике Леса, который обычно селился в глухомани и пел древним деревьям, пробуждая их ото сна и побуждая к движению и мести, люди по-прежнему стараются держаться подальше от таинственных и угрюмых лесов. Множество невиданных тварей и существ населяли Зломрачный Лес, и немало из них недружелюбных. Поговаривали хотя Корик и не ведал правды о том - что креши, желтые волки, были порождением именно Зломрачного Леса.
Но все же Стража Крови не дрогнула в своей решимости отправиться прямиком через Лес. Ведь если они двинутся огибать его, с севера ли или с юга, поход их растянется еще на несколько дней. Однако Корик не пренебрег лишней предосторожностью. Когда их небольшой отряд пустился легким галопом на рассвете следующего дня, Корик повелел своим воинам немного рассредоточиться, дабы увеличить круг их обзора местности.
И хотя день не успел еще вступить в свои законные права, предусмотрительность Корика уже была вознаграждена. Он получил призыв от Стража Крови, что был скрыт из его виду одним из холмов. Корик остановил отряд и подождал, пока призвавший его не показался на вершине холма. Воина сопровождала женщина, ехавшая верхом на ревлстонском мустанге.
Она оказалась проворной молодой воительницей из Боевой стражи, ее Дозор патрулировал западные границы Зломрачного Леса. Перво-наперво она осведомилась о новостях из Ревлстона, и едва заслышав о видении Лорда Морэма, испросила разрешения сопровождать миссию. Но Лорд Шетра повелела ей и ее Дозору выполнять здесь на месте свой боевой долг. А потом не без трепета поинтересовалась, чем жив теперь Зломрачный Лес.
- Волки, - доложила воительница. - Не желтые - креши, а серые и черные - никакие другие. И мало их. Изредка небольшими группками выбираются из леса, но ничего не найдя для себя, убираются восвояси. Мы сторонимся их, чтобы они не опасались нашего дозора.
- Никаких следов Серого Убийцы? - продолжила Шетра. - Не поселилось ли здесь зло?
- Лес многое укрывает в чащобе своей. Но мы ничего такого подозрительного не видели и не слышали.
Воительница и Шетра обменялись еще некоторыми подробностями, в довершении ко всему Лорд отклонила предложение о помощи, сопровождать их в Зломрачном Лесу. А затем миссия вновь двинулась на восток. Когда они оставили далеко позади молодую воительницу, Лорд Гирим обернулся и махнул ей рукой на прощание, словно почувствовал внезапный прилив тоски и одиночества.
- Возможно, больше нам не суждено встретить ни одного человека до самого Прибрежья. Я был бы рад компании ее Дозора.
- Они бы замедлили наше продвижение, - не глядя на него, произнесла в ответ Шетра.
Корик вновь послал двух Стражей в разъезд. Продвигаясь в таком боевом строю, Корик чувствовал большую уверенность в безопасности своего отряда; единственное, что по-прежнему тревожило его, - так это Лорд Гирим. Безыскусному в верховой езде, ему приходилось все хуже и хуже, и он с великим трудом удерживался в седле, - местность, по которой они проезжали становилось все более ухабистой и неровной, а боль натертой плоти и ломота в костях все усиливалась и становилась еще нестерпимей. Теперь он при каждом толчке и тряске хватался как утопающий за соломинку за густую гриву ранихина, а в другое время использовал свой посох как шест для пущей устойчивости.
- Если он вдруг надумает упасть, я подхвачу его, - пообещал Силл.
- На полном-то скаку в Зломрачном Лесу... - с сомнением покачал головой Корик.
Силл весь сжался, но не стал перечить Корику. Он было предложил смастерить упряжь для лошади Гирима, но потом отказался от этой затеи. Стражи Крови трепетно относились к великим исполинам с равнин Ра и вовсе не хотели нанести обиду ранихину, выбравшему Гирима: лучше уж они сами с большим вниманием будут следить за Лордом. Корик почерпнул терпимость и спокойствие, вновь повторив Клятву.
Незадолго до полудня их небольшой отряд перевалил через горный кряж, и Лес оказался уже в пределах их видимости. Однако холмы скрывали его до тех пор, пока лес, казалось, по собственной воле не вышел из своего укрытия и не двинулся им навстречу. Он смутно нарастал, принимая угрожающие размеры, простираясь вокруг их на восток и на юг, словно пытаясь заключить непрошеных гостей в свои крепкие гибельные объятия. Но по крайней мере теперь они могли видеть его, Зломрачный Лес, что высился над холмистой пустошью одинокой угрюмой твердыней: черные стволы деревьев тесно жались друг к другу, словно стремились слиться в единый монолит; шишковатые искривленные сучья неприветливо щетинились во все стороны; и, словно лесной саван, темная густая зелень, казалось, укрывала собой притаившуюся опасность. И повсюду, втискиваясь между деревьев и на виднеющихся прогалинах, росла куманика, с колючими и острыми шипами, прочными, что железо. Стебли куманики изгибались и переплетались друг с другом, всегда готовые сопротивляться любому, пытающемуся проникнуть вглубь леса, и самые невысокие из них были выше Корика.
Ранихины без спросу остановились: они чутко ощущали враждебную волю Леса, хотя деревья никогда не питали к ним злобы и ненависти. Всадники спешились, Лорд Гирим до боли в глазах всматривался в тенистые чащобы Зломрачного Леса, как если бы настрой леса смущал его и сбивал с толку. Лорд Шетра же опустилась на траву и приложила к ней ладони своих рук, при этом по-прежнему не отрывая взгляда от деревьев, как если бы пыталась прочесать лес, проникнуть в его тайны через ощущение земли.
- Никогда мне не доводилось видеть Зломрачный Лес таким сердитым, негромко заметил Гирим.
Шетра медленно кивнула и вымолвила лишь несколько слов:
- Что-то было сотворено с ним - что-то, что ему очень не понравилось.
Корик был вынужден согласиться. В прошлом древний гнев Леса, его ненависть к людям, что жгли и рубили, был более дремотен и гораздо глубже скрыт от взора в слабеющем сознании деревьев. До сих пор ему не приходилось видеть Лес столь жизнедеятельным.
- Тогда опасность кроется в том зле, что было причинено Лесу, высказал Тулл, завершая мысль Корика.
- Если только Защитник Леса вновь не вернулся сюда, - предположил Ранник.
- Нет, - возразил Корик. - Даже Защитнику Леса потребовалось бы больше времени для пробуждения Леса. В темной зелени его таится какая-то другая опасность.
Но еще немного спустя Лорды начали противиться мрачному настроению Леса. Гирим занялся приготовлением еды - он хотел сготовить побольше и впрок, поскольку костра они не смогут больше развести, пока не минуют Зломрачный Лес. Шетра же в это время отправилась к зарослям куманики, чтобы хорошенько приглядеться к ней, потрогать кончиками пальцев, да прислушаться к приглушенному бормотанию ветра. Вернулась она к костру молчаливая и задумчивая.
- Не волки, - покачал головой Гирим, - пробуя свою стряпню. - Они всегда чувствовали себя в лесу как дома - разве что другая сила там объявилась и хозяйничает теперь над нами. Но какая бы тайна во всем этом и не крылась, надеюсь, она не окажется столь же ужасной, как эта езда верхом.
Шетра отсутствующе кивнула, занятая той едой, что передал ей Гирим.
Несмотря на тревогу и беспокойство, Лорды не стали задерживаться. Они быстро поели, затем оставили Стражей Крови упаковывать их припасы по дорожным мешкам, а сами отправились к самому краю зарослей куманики. Там они остановились, воздели руки высоко над головой, крепко зажав в них посохи, и, обращаясь к лесу, произнесли заветные слова ритуального воззвания к терпению и согласию:
- Хей! Приветствуем тебя, Зломрачный Лес! Всеединого Леса Лес! Обитель вольная и щедрая, о, предок, ты, и хранитель живительной влаги дерев! Враг наших врагов! Зломрачный Лес, Хей! Мы - Лорды - заклятые недруги врагов всех твоих, ученики терпеливые знаний лиллианрил. Мы должны пройти через твои владения!
- О, внемли нам, Зломрачный Лес! Мы ненавидим топор и пламя, что боль с собой и смерть тебе несут! Твои враги - это наши враги! Мы никогда не тревожили тебя ни лезвием топора, ни пламенем костра - и никогда не направим! Зломрачный Лес, внемли! Дозволь нам пройти!
Они громко прокричали воззвание, но крик их канул в глухую тишь мрачной зелени. Но все же они не двинулись с места, и еще долгое время стояли, воздев над головой руки, словно ожидая ответа. Но темный гнев Леса не дрогнул. Когда же, наконец, они возвратились назад к Стражам Крови, Лорд Шетра открыто призналась Корику:
- Зломрачный Лес никогда не причинял вреда Лордам по своей собственной воле. Каков же ваш выбор, Стража Крови? Рискнем ли мы совершить переход через Лес?
Корик, стараясь сдерживать мелодичный напев его родного языка, отвечал скупо и ровно на языке Лордов, так, чтобы его слова прозвучали одновременно и решением, и обещанием:
- Мы поедем через Лес.
Молчаливым кивком объявив о своем согласии, его товарищи обернулись и призвали пасущихся ранихинов. Вскоре уже все из их небольшого отряда сидели верхом на лошадях в строю, обратившись лицами к лесу. Корик тихо заговорил с Брабхой, и верный ранихин тихими шагами двинулся вперед, направляясь прямо к непроходимым зарослям куманика. Когда Брабха был уже достаточно близко, чтобы тянуться своим горячим носом прямо в самые колючки, перед ним стала видима узкая щель прохода.
Змейкой, один за другим, всадники просочились в тенистые владения Зломрачного Леса.
Шипы дергали и иногда кололи их, но ранихины с такой легкостью и даже изяществом прокладывали себе путь, что длинные голубые одеяния Лордов лишь кое-где пострадали от цепляющихся за них сучьев и колючек. Однако же путь им предстоял долгий, тропа все время петляла, и Корик трепетал при мысли об уязвимости их компании. Если куманика в Лесу была живой, то всадники находились в смертельной опасности. Корик послал предостережение Стражам Крови, что ехали ближе всего к Лордам, и они собрались с духом и силами, чтобы чуть что сразу ринуться на защиту Гирима и Шетры.
Но кусты хранили молчание и оставались недвижимы: тихий ветер не доносил ни звука сквозь темную зелень и колючие заросли. И чем глубже продвигались они в лес, тем все более сухими и тонкими становились стебли куманики, а вскоре она и совсем исчезла как вздох, оставляя всадников на попечение самого Леса.
Воздух в лесу был плотным, насыщенный удушающими испарениями и вгоняющий в дремоту; он медленно подрагивал в тусклых серых тенях, словно тревожный сон, исполненный леденящих кровавых видений. Повсюду витал тяжелый запах мха и лишайников, сырой земли и разлагающегося перегноя, так что было очень трудно дышать: казалось, лес вступил в борьбу с легкими всадниками. Густые развесистые ветви преграждали путь солнечному свету: лишь редкие случайные лучики проникали внутрь под зеленые купы дерев, что казались погруженными в черные мрачные думы и замышлявшими погибель.