Таким образом, все, что происходило с кораблем, что они знали, делали и пережили, стало доступно для анализа и разбора. И естественно, запись должна находиться в какой-то неизменяющейся форме, чтобы ее нельзя было фальсифицировать путем искажения для извлечения личной выгоды по глупости или подлости. Естественно, не вызывало сомнений, что каждый корабль должен обладать технологией, обеспечивающей создание таких записей, ради будущих звездных скитальцев.

С другой стороны, возможности для контроля были настолько очевидны, что силовые структуры не могли пройти мимо. И это стало необходимым условием: ни один корабль не мог быть построен или зарегистрирован без встроенного автоматического и по сути вечного бортового журнала, фиксирующего все, что корабль совершил, куда он прибыл; любое решение, любое действие, любой недочет, любой кризис.

Коды, которые позволяли читать бортовые журналы, находились у ПОДК.

Информационные ядра, созданные для того, чтобы использовать их в качестве вечных автоматических бортовых журналов, были порождением технологии CMOS (добавочного окислометаллического проводника, Complementary metall oxid semiconductor). Большим удобством CMOS-чипов было то, что они требовали питания только когда состояние их изменялось; то есть, когда на них писалась информация. Поэтому они могли хранить информацию в постоянной форме без дополнительной энергии. Но так же, как и остальные чипы, они были доступны электронным поправкам; как только питание подавалось на чип, его состояние изменялось, и таким образом можно было изменить информацию.

C появлением SOS (сапфира с кремнием) (silicon on saphire) CMOS-чипы стали действительно почти вечными. Но используемые в настоящее время информационные ядра стали возможными лишь с появлением кремниево-алмазных полупроводников. COD-CMOS-чипы слишком медленны в работе для обычного использования в компьютерах, но стали идеалом для хранения информации в неизменяемой форме. При введении информации SOD-полупроводники вообще не изменяли свое состояние, они добавляли его. В них не было двоичных ячеек типа «да – нет», они накапливали последовательность «включено-выключено».

Информация оставалась неизменной, делались лишь дополнительные записи о ее изменениях. В результате это было нечто вроде памяти «только на запись»; используя соответствующие коды ПОДК, ее можно было прочесть; но исправить запись было невозможно.

Не вызывает сомнения, что импульсивное движение к хаосу сделало исключение для всей идеи информационного ядра.

В этот момент инстинктивное движение к порядку преобладало. Угроза перед запрещенным космосом придала ему особую оправданность. По этой причине усилия ПОДК, поддерживаемые мощными экономическими возможностями Объединенных Добывающих Компаний, были вознаграждены с лихвой. Ни одно экономически зависимое государство из страха генофобии не могло отказаться от внедрения информационных ядер – в особенности, когда потребность в них была так логично обоснована. По закону, каждый корабль человечества надлежало снабжать информационным ядром. Если его не было, то кораблю отказывали в регистрации; в свою очередь это означало, что ему будет отказано в гавани в любой точке космоса, принадлежащего человечеству.

Яростные протесты, взывающие к свободе индивидуума и личным свободам, добились лишь двух компромиссов. Первое, раз полиция имела доступ ко всем информационным ядрам, им было запрещено получать доступ к любому конкретному информационному ядру, разве что имелись доказательства, что было совершено какое-то преступление. Второе: чтобы сохранить в тайне частную жизнь обычных граждан, любой не ПОДК-корабль и не корабль безопасности мог хранить бортовой журнал лазарета отдельно от информационного ядра; таким образом, лазаретные системы работали независимо. Обычные граждане не могли путешествовать без своих идентификационных жетонов, по которым их файлы могли быть прочтены любым ПОДК-компьютером или компьютером Безопасности; они не могли контролировать содержание своих файлов и редактировать их; но во всяком случае на борту они могли лечить бессонницу или выводить бородавки без того, чтобы это стало известно полиции.

Импульсивное движение к хаосу высказывало опасение – вслух – что всего лишь вопрос времени, когда инстинктивное движение к порядку начнет поставлять корабли с информационными ядрами, которые будут ограничивать все, что корабль или его капитан могут решить сделать; программирование ограничит возможность выбора для корабля, будет контролировать действия корабля. В некоторых кругах этот страх казался безосновательным. Для ПОДК предусмотреть все, с чем возможно столкнуться кораблю за тысячу световых лет от Земли, означало инстинктивное движение к порядку в самоубийственной форме.

Даже самые запуганные нонконформисты, самые параноидальные борцы за свободы не имели причин думать, что Объединенные Добывающие Компании или полиция Объединенных Добывающих Компаний склонна к самоубийству.

Глава 4

У нее оставалось так мало времени – и не было ни единой мысли, что следует предпринять. Ник сказал: десять минут. Сильное m через десять минут. А она практически ничего не знала о прыжковой болезни; она не знала, как справиться с ней.

Она ведь отключила у пульта управления шизо-имплантата возможность просто-напросто отключить ее, ввести ее в состояние кататонии.

Дура.

Что-то еще. Она должна предпринять нечто еще, причем как можно скорее. Ник не собирается ждать, пока она обуздает свою панику. Он наказывал ее за ее маленький триумф на мостике, это было единственной причиной, почему он разгонялся так быстро, несмотря на то, что мог выжечь ей мозг…

У него дар к мести.

Осталось всего лишь две или три минуты. И еще минута или две прежде чем от сильного m она совершенно обезумеет.

Управление шизо-имплантатом оставалось ее единственной надеждой. Она достала его из тайника и держала в руке. Но какую функцию следует использовать? Она не могла определить какая часть ее мозга поражена, где ее слабое место; какой комплекс нейронов отвечает за полную уверенность, что вселенная разговаривает с ней, отдавая приказ о полном уничтожении.

Она не могла думать.

Черт бы тебя побрал, прокляла она Ангуса, где ты, когда я нуждаюсь в тебе?

«Каприз капитана» без предупреждения уменьшил вращение; внутреннее m начало покидать каюту. Стандартная процедура: она сберегает устройства и уменьшает стресс команды, когда на них действует сразу несколько разнонаправленных ускорений.

Больше времени у нее не оставалось. Она резко потянулась за простыней, завернулась в нее и пристегнулась, чтобы не упасть, когда увеличение m поменяет мебель местами. Таким образом, койка будет служить ей гасителем m, поглощая максимальное количество стресса.

Почти мгновенно низкий гул пронизал корабль от носа до кормы – приглушенный резкий звук ускорителей.

В отчаянии она потянулась к пульту управления и нажала кнопку, погружающую ее в состояние отдыха, наполняющую ее сном и спокойствием. Затем сунула черную коробочку под матрас.

Правильно или нет, она разрешила все проблемы – во всяком случае, на какое-то время. Паника и сознание оставили Морн, когда ее вдавило в койку внезапным давлением, сделавшим ее массивной, как сама смерть. Она наполнялась спокойствием, как наполнялась весом; само по себе m превращалось в непреодолимую дремоту.

Тем не менее, краем разума она заставила себя пошевелиться.

Дура.

Никто не может долгое время выдержать длительное ускорение; никто на борту не выживет, если Ник время от времени не будет уменьшать m. Если она спросила бы кого-нибудь на мостике, как долго будет продолжаться сжигание топлива, она могла бы поставить таймер, чтобы очнуться, когда ускорение уменьшится.

Но она этого не сделала, дура, дура, а сейчас было уже слишком поздно. Она проиграла. Она не проснется до тех пор, пока кто-то не найдет пульт управления и не отключит ее.

До тех пор, пока кто-то не найдет пульт…

И не отключит ее…

Следующее, что она помнила, что стены по обеим сторонам от нее движутся. Это не имело смысла – и в любом случае ее стены не могли быть такими. Но ей показалось, что все происходит именно так.

Остальные детали тоже не имели смысла. Что она делает, поднявшись? Почему чувствует себя так, словно душила себя собственными руками? Она не могла вспомнить, что происходило. Но это казалось такой же правдой, как и движение стен.

Но, естественно, стены не двигались; двигалась она. Ее ботинки ступали по палубе. Она направлялась вперед; она чувствовала твердые руки, поддерживающие ее под мышками.

Эти руки вызвали у нее приступ паники.

У лифта Морн проснулась достаточно, чтобы начать сопротивляться.

Она была слишком слаба. Бесконечный сон все еще цеплялся к ней, отбирая остатки сил; ее мускулы все еще были вялыми. Тем не менее, она продолжала бороться, слабо, но упорно, пока голос рядом не произнес:

– Пусть идет сама. Посмотрим, как она будет держаться на ногах.

Руки, поддерживающие ее, исчезли. Она едва не упала ничком.

Больше благодаря удаче, чем чему-либо другому, ей удалось схватиться за ручку лифта.

– Цепляйся, – сказал голос. – Все будет нормально. Мы отведем тебя в лазарет.

Голос начал казаться знакомым.

Сдерживая дыхание, чтобы несколько прийти в себя, она обернулась и заставила свои глаза сфокусироваться на двух мужчинах, стоящих рядом с ней на расстоянии вытянутой руки и смотрящих на нее.

Один из них был Вектор Шахид.

Второй был тем человеком, который сидел за информационной консолью, пока она была на мостике. Она была не уверена. Он был достаточно велик. И не слишком ладно скроен…

Ни у одного из них не было пульта управления шизо-имплантатом. Во всяком случае, они не держали его в руках.

Именно голос Вектора показался ей знакомым.

– Морн, скажите что-нибудь, – мягко потребовал он. – Убедите нас, что вы не сошли с ума.

Она моргнула и попыталась начать думать, но не могла понять смысла вопроса. Она была переполнена своими проблемами, своим страхом; ее мозг был переполнен гулом, похожим на гудение приближающейся толпы. Все ее тело ныло; она чувствовала себя так, словно провела множество часов в автомассажере. Это совершило m – m и искусственный сон.

Она с усилием выдавила:

– Почему?..

Почему я здесь?

Почему я проснулась?

– Нам нужно знать, закончился ли приступ, – пояснил Вектор. – Если закончился, то следует отвести вас в лазарет и пропустить через серию тестов. Посмотрим, сможем ли мы вытащить вас из этого состояния. – Его улыбка была слишком напряженной; он выглядел измученным. – Это – Орн Ворбульд. – Он показал на своего спутника. – У нас на борту нет медтеха, но у него большой опыт работы в лазаретах.

Морн все еще ничего не понимала; ее мысли витали где-то очень далеко от происходящего. Она не могла решить дилемму, стоит ли ей идти в лазарет.

Любые рутинные проверки, проведенные самыми обычными лазаретными кибернетическими системами, определят у нее наличие шизо-имплантата. А на «Капризе капитана» явно установлено дорогое оборудование. Если Вектор отведет ее туда, он узнает правду.

Он и так знал правду. Не так ли? Иначе почему она проснулась? Должно быть, он нашел пульт управления и выключил ее.

Слабая, беспомощная, будто избитая, она простонала чуть не плача:

– Никаких лазаретов. Пожалуйста.

– А почему? – Он изучал ее в открытую, не проявляя нетерпения.

Словно по контрасту, его спутник уставился на нее так, словно она была готова вспыхнуть в любую минуту.

Внезапно стресс конфликтующих между собой источников паники – она была поймана, она будет поймана – казалось, освободил в мозгу немного свободного места; к ней возвращалась возможность думать.

Может быть, Вектор не нашел пульт управления. Он вел себя не так, как если бы знал о его существовании. Может быть, она проснулась потому, что оказалась вне зоны действия пульта управления.

Может быть, еще не все потеряно.

Ослабев от облегчения, Морн едва не сползла на пол. Но она не сделала этого; она не могла обнаруживать свою слабость. Вместо этого она откашлялась и подняла голову, чтобы посмотреть на свой эскорт.

– Я не люблю лазареты. Я не сумасшедшая. Просто приняла слишком много ката. Я не знаю, как долго… – Она чувствовала боль во всех мышцах, – как долго мы сжигали топливо.

Орн Ворбульд продолжал тупо пялиться на нее.

– Кто дал вам кат? – спросил Вектор. Его поведение скрывало опасность вопроса. Ник не приказывал давать ей наркотики.

– Он был у меня с собой. Еще со «Смертельной красотки». Когда я обнаружила, что у меня бывают приступы прыжковой болезни, я похитила его для себя. – Неожиданно она добавила: – Я не доверяла ему.

Вектор, вероятно, догадался, что она имеет в виду Ангуса Фермопила.

Инженер смотрел на нее недоверчиво.

– Вы сказали, что сильное m порождает приступы. Откуда мы можем знать, что приступ закончился?

Чтобы защитить себя, Морн слабо улыбнулась.

– Неужели я похожа на человека, способного на самоуничтожение?

Улыбка Вектора была привычной, почти не сходящей с лица; по ней нельзя было сказать, поверил он ей или нет.

Вероятно – да. Через мгновение он подошел к интеркому рядом с лифтом.

– Я думаю, с ней все в порядке, – отрапортовал он. – Я отведу ее на камбуз и попытаюсь немного подкормить.

Не ожидая ответа, он повернулся к своему спутнику.

– Тебе нужно отдохнуть, Орн. Если ты не выспишься, то скоро свалишься.

Орн Ворбульд, казалось, не понимал, что его вежливо прогоняют. Он продолжал пялиться на Морн, словно она становилась с каждым мгновением все ярче; скоро она станет настолько яркой, что он не сможет смотреть на нее прямо. Вздохнув, словно человек, принявший нелегкое решение, он сказал:

– Ты слишком хороша для Ника. – Его голос был приглушен; и его слова показались похожими на вопрос.

Одна из его рук протянулась и погладила ее волосы.

Затем он ушел.

Морн не смотрела на него. Как только Вектор произнес слова «камбуз» и «подкормить», она сообразила, что не ела ничего с тех пор как покинула «Смертельную красотку». Ее сонливость практически исчезла, но слабость осталась. Она нуждалась в пище.

Вектор мягко взял ее за руку и вызвал лифт. Как только дверь открылась и он втянул Морн внутрь, он небрежно заметил:

– Орн что-то вроде гения. Он отличный помощник капитана по информации, просто великолепный, потому что способен заставить компьютеры ходить по воде. И по одному лишь его внешнему виду можно сказать, что он прекрасно разбирается в лазаретах.

К несчастью, у него половые органы обезьяны.

Неужели инженер пытается предупредить ее? Морн решила проигноировать этот вопрос. Ее мозг функционировал слабо. Вектор не нашел пульт управления. Он не отведет ее в лазарет. Этого было достаточно. Сейчас он накормит ее.

Когда они дошли до камбуза, там никого не было. «Каприз капитана», должно быть, уже некоторое время назад перестал жечь топливо и остальная команда уже успела перекусить. Вектор усадил ее за стол, набрал команды на машине для готовки и начал варить кофе.

Краем глаза Морн заметила, как неловко он движется. Вся остальная часть ее мозга сконцентрировалась на мысли о еде и запахе кофе.

Как только Вектор поставил перед ней дымящуюся тарелку, она принялась жадно есть, не заботясь о вкусе еды. В данный момент она даже не понимала, что именно ела.

Она ела, сидя напротив него за столом. Он, должно быть, и сам проголодался, но не торопился. Морн закончила есть намного раньше него.

Видя, что она все съела, Вектор встал из-за стола, наполнил две чашки кофе, поставил их на стол и снова сел. Но он продолжал есть в молчании, давая ей время прийти в себя. Может быть, он молчал по каким-то своим причинам. А может быть, он был от природы вежливым или даже робким. Каковы бы ни были его мотивы, Морн воспользовалась предоставленной возможностью.

В тот момент, когда он отодвинул от себя пустую тарелку, Морн была готова к беседе.

Пытаясь говорить спокойно, она спросила:

– Долго мы жгли топливо?

– Четыре часа.

Морн изумленно выгнула брови.

– Это очень много m.

Вектор отхлебнул глоток кофе и согласно кивнул.

– Это почти максимум того, что может выдержать любой из нас – даже с помощью наркотиков. Но мы не хотели, чтобы нас поймали. Мы отключили ускоритель час назад. В настоящий момент мы судорожно сканируем пространство. Если кто-нибудь отправился вслед за нами, придется снова жечь топливо, выдержим мы это или нет. Так что… – Он развел руками.

– Когда мы уменьшили m, Микка попыталась разбудить вас по интеркому. Вы не отвечали. Она знала, что вы до сих пор живы. Знала это потому, – улыбка Вектора стала шире, – потому что слышала ваш храп. Но она не могла разбудить вас. Ник хотел, чтобы она осталась на мостике, потому что сам был не прочь вздремнуть. Мы с Орном добровольно вызвались поглядеть, чем мы сможем помочь вам.

Морн не ответила. Она была слишком занята своими мыслями. Четыре часа на полном ускорении – это, черт побери, великое множество m. От такого давления люди погибают. Ник не просто злился; он крайне спешил; вероятно, положение было отчаянным.

Ей удалось пережить кризис. Она проспала все время своего безумия; нашла возможность бороться с ним. Значит, появилась надежда – больше надежды, чем она ожидала. На данный момент этого было достаточно.

Чтобы заполнить паузу или дать ей время подумать, Вектор снова заговорил.

– Мы разогнались до двух третей нашей формально максимальной скорости. Если бы мы жгли топливо еще два часа, то достигли бы максимума. Для корабля таких размеров наши двигатели достаточно мощны, но любой двигатель сможет выработать такое количество энергии. Мы станем где-нибудь на прикол. Если только, – добавил он, – они не отправились за нами в погоню. В таком случае нам придется узнать гораздо больше, чем нужно, о сильном m. Без прыжкового двигателя, надежного, наши шансы достаточно ограничены.

Даже если они не бросились за нами в погоню, было бы лучше, если бы у нас был таковой прыжковый двигатель, которому мы могли бы доверять. Неважно, какую скорость мы способны развить, этого будет недостаточно. Нам придется стать на прикол очень надолго.

Этот комментарий заставил Морн собраться. Это звучало очень похоже на предложение поделиться информацией. Подобравшись, она жадно вцепилась в предоставленную возможность.

– Как долго? Недели?

Вектор задумчиво посмотрел на свой кофе.

– Скорее, месяцы.

Она беззвучно повторила слово:

– Месяцы?

– Нам предстоит долгий путь. Если кто-нибудь следует за нами – служба безопасности Станции или ПОДК – то мы здорово влипли. Если вы разбираетесь в кораблях или если у вас достаточно развито чувство равновесия, вы можете определить, что сейчас мы корректируем курс. Очень постепенно. Мы не можем рисковать встретиться с другими судами – или быть пойманными – пока делаем этот поворот.

Коррекция курса действительно была очень постепенной. Ее чувство равновесия обычно было довольно чувствительно, чтобы сообщить ей, когда она испытывает m, измененное больше, чем на один вектор. Она лишь удивлялась, говорит ли он ей правду, и если да, то почему.

– Для корабля, у которого неисправен прыжковый двигатель, – заметила она, – мы пытаемся преодолеть очень большое пространство. И куда мы направляемся?

– Ремонтироваться, – сдержанно ответил инженер. – Нам нужно добраться к таким докам, где можно было бы чинить прыжковые двигатели.

Морн в изумлении посмотрела на него. За исключением Станции, она не могла вспомнить в космосе, принадлежащем человечеству, ни одного дока, которого «Каприз капитана» мог бы достигнуть на одном лишь ускорении. Скорость корабля могла быть не меньше 150 000 км/с; но даже эта скорость была ничто по сравнению с расстоянием во много световых лет между звездами.

Забыв об осторожности, Морн спросила:

– В какие доки? Где они?

Глаза Вектора были ясными, как ясное небо.

– Вы понимаете, что я не могу ответить на этот вопрос.

– Нет, не понимаю, – ответила она. – Насколько я вижу, вы могли бы вообще не говорить со мной. Пока вы делаете что-то, чего я не понимаю, вы не можете ожидать от меня, что я догадаюсь, где стоят ограничители.

Он улыбнулся.

– Как я уже сказал, мы станем на прикол на долгое время. Это значит, что нам придется видеться друг с дружкой так часто, что может проснуться желание поубивать друг друга. И будет лучше для всех, если мы подружимся.

Она не улыбнулась в ответ. Вектор Шахид, подумала она, был мужчиной. Как Ник Саккорсо и Ангус Фермопил. Если он хотел «подружиться», значит, чего-то хотел от нее.

Она была готова дать Нику то, чего он от нее хочет. Ради ее собственного спасения. Именно для этого и был нужен пульт управления шизо-имплантатом.

Но никому больше. Никому. Никогда.

И очень холодно она сказала:

– А мы делаем все это по приказу ПОДК? Мы делаем это для того, чтобы Хаши Лебволь не замарался кражей продуктов Станции и перемещением их на «Смертельную красотку»? Преданность – вещь хорошая, но иногда она обходится слишком дорого.

Всего мгновение Вектор выглядел сбитым с толку. Затем выражение его лица разгладилось.

– А-а. Ваша теория, что Ник оперативник СИ. Теперь понимаю. Послушайте меня. – Он подался вперед, чтобы подчеркнуть свои слова, и его круглое лицо уже не озарялось улыбкой. – На вашем месте, я бы не слишком рассчитывал на это предположение. Я бы даже не стал повторять ваши подозрения. Это слишком опасно. Вы достаточно рисковали, когда говорили это в первый раз.

Она нахмурилась.

– Почему? Я сама – полицейский. – У нее не было причин верить ему – и не было причин убеждать его, что она ему верит. – Почему же тогда Ник решил прихватить меня, если не по приказу ПОДК?

Внезапно Вектор встал; он подошел к кофеварке и наполнил чашку. Все его движения были скованными, словно его суставы были отморожены.

Не глядя ей в лицо, он сказал:

– Ник взял вас с собой по своим причинам. Он расскажет вам о них – если захочет.

– А что касается всех остальных…

– На борту нет никого, кто не испытывал бы к ПОДК ненависти. – В его спокойном тоне прорывалась ярость. – И у нас есть для этого основания. Для нас очень неприятно, что на борту находитесь вы. Если вы попытаетесь навешать на Ника свои собственные преступления, мы используем ваши кишки, чтобы разогнать корабль.

– «Преступления?» – Его ярость остановила ее; но не остановила ее вопросов. – О чем вы говорите? Я не просила вас подставлять «Смертельную красотку». Я никогда не посмела бы. Это ваше преступление, а не мое.

– Преступление состоит в том, что вы – полицейский, – ответил Вектор не колеблясь. Тем не менее, его ярость исчезла; исчезла так же внезапно, как и появилась. – ПОДК – самая коррумпированная организация. По сравнению с ними пиратство – просто филантропия.

Под пристальным взглядом Морн он неловко опустился на сиденье. С чашкой, стоящей перед ним, он смотрел на нее, слабо улыбаясь, словно человек, который не представляет себе, что такое гнев.

– Позвольте, я расскажу вам одну историю.

Внутренне заколебавшись, Морн кивнула. Она была шокирована связью ПОДК с фальшивым арестом Ангуса; но расстояние от ареста пирата до «самой коррумпированной организации» было слишком велико. Если это было правдой, тогда как же быть с причинами, по которым она стала полицейским? Это очерняло ее отца, самого неподкупного человека из всех кого она знала; это превращало смерть ее матери в нечто дурацкое, достойное жалости. Если это было правдой…

Она слушала Вектора Шахида так, словно – во всяком случае, на некоторое время – время перестало существовать и все вопросы отпали.

– Вы, вероятно, не отдаете себе отчета, – сказал он спокойно, – что пиратство не слишком подходящее занятие для человека вроде меня. Я не люблю насилия. Я не люблю бунта – даже активного протеста. Правда заключается в том, что я не слишком хороший инженер. Если бы у вас было время подумать над этим, вы начали бы удивляться, что я делаю здесь на борту.

Я расскажу вам.

По образованию, во всяком случае, я генетик, а не инженер. Профессию бортинженера я выбрал позднее, после того как решил похерить свою старую карьеру. До этого я работал в Интертехе. Над проблемами генетики.

Именно там я и встретил Орна. Он был компьютерным экспертом нашего отдела. И тогда уже он легко справлялся со всякими случайностями, и некоторые из его хирургических реконструкций были более успешными, чем другие, но тогда сам он выглядел гораздо лучше. Сначала он меня не волновал. Он был слишком… слишком нерараборчивым, на мой вкус. Мы говорили, что он трахнул бы и змею, если бы она достаточно широко открыла при нем рот. Но он был волшебником, творившим чудеса с компьютерами, и все мы зависели от него.

Во всяком случае, я был генетиком, и как только доказал, что достаточно хорош в этой области, меня отправили в один из основных исследовательских отделов. Исследования такого рода, когда проверяют все дупла в зубах и залезают во все дыры, чтобы убедиться, что вы, покидая работу не выносите ничего секретного домой. Интертех всегда был помешан на безопасности – вы, вероятно, читали о проблеме, возникшей у них много лет назад, о восстаниях и всем прочем – и с каждым днем становилось все хуже и хуже.

Он сделал паузу, чтобы отхлебнуть немного кофе. Морн могла бы сделать то же самое; но она слишком сосредоточилась на рассказе, чтобы подумать об этом.

– С нашей точки зрения это было вполне понятно. Устав Интертеха запрещал манипуляции с генетикой. Вы, вероятно, знаете об этом. – Морн кивнула. – Это запрещено во всей вселенной. Даже устав Объединенных Добывающих Компаний запрещает это. И Интертех могла бы вылететь в трубу, если бы то, чем занимались в нашем отделе, было неправильно истолковано.

Мы работали, – сказал он так, словно это признание не было важным, – над защитой от генетической атаки. На выработке иммунитета к мутации РНК.

Горло Морн парализовал шок; она почти перестала дышать. Выработка иммунитета к мутации РНК. Может быть, она была всего лишь младшим лейтенантом ПОДК, но ни один из мужчин или женщин, когда-либо оказывавшихся в космосе, не мог не понимать важности этого задания. Защита от генетической атаки. Если этого можно было бы достичь, это было бы самым значительным открытием после того, как Хуанита Эстевес нежданно-негаданно открыла прыжковый двигатель. Это изменило бы космос, принадлежащий человечеству. Это уменьшило бы – да что там, свело на нет – угрозу, идущую от запрещенного космоса. Это могло бы разрешить проблему пиратства, если пираты лишились бы самого большого из своих рынков сбыта.

Неудивительно, что Интертех «помешался на безопасности». Одни патенты на такое открытие могли сделать компанию достаточно богатой, чтобы скупить на корню ОДК.

Но Вектор продолжил рассказ. Пока Морн лихорадочно свыкалась с тем, что он сообщил ей, он сказал:

– Как вы можете себе представить, нам нужно было заниматься серьезными манипуляциями для того, чтобы найти способ защиты генетического кода от изменения. И у нас все шло отлично. Правда заключается в том, что мы подошли совсем близко. Мы находились так близко к открытию, что оно стало сниться мне по ночам. Это походило на подъем по лестнице, когда верха не видно, потому что все затянуто облаками. Я не мог видеть конечной точки, но видел каждую следующую ступеньку перед собой. Все, что нам было нужно, это фонарь, и нетрудно догадаться, что конец был уже не за горами.

Я мечтал, как вы можете себе представить, – сказал он, словно извиняясь, – стать спасителем человечества. Мы все участвовали в этом, весь наш отдел – и мы не смогли бы справиться с такого рода работой без Орна – но именно я был единственным, видевшим ступени. Я был единственным, кто понимал, насколько близко мы к концу лестницы.

Затем его улыбка искривилась, словно он радовался своей собственной печали.

– Вот как я оказался здесь.

– Что случилось? – спросила Морн. Несколько коротких недель назад она была молодым офицером, выполняющим свое первое боевое задание, с идеалами, приобретенными в семье, и достаточным опытом, чтобы знать, что эти идеалы – вещь очень важная. Сама мысль о достижении, столь жизненно необходимом, столь потрясающем, как иммунитет к мутации – идея, которая могла бы подарить людям так много радости – до сих пор волновала ее, несмотря на Ангуса и прыжковую болезнь.

Вектор неловко пожал плечами.

– Однажды, когда я пришел на работу, я обнаружил, что не могу вызвать результаты моих исследований на экран. Они были слишком сложными и требовали слишком много времени, чтобы просто ставить опыты. Поэтому мы экспериментировали на компьютерных моделях и эмуляторах. Но мое исследование исчезло. Весь проект исчез – все, чем занимался целый отдел. Не имело значения, какие коды доступа мы использовали, с каким бы приоритетом, наши экраны оставались пусты.

Именно Орн догадался, что произошло. Он нашел доступ в систему и обнаружил, что там находиться множество программно встроенных кодов, о которых мы ничего не подозревали. Когда эти коды, активировались они закрывали доступ к проекту. Отрезая его. Никто из нас не смог получить ни капли информации. Система даже не распознавала наши имена.

– Коды были установлены ПОДК. – Когда он произнес эти слова, в его тоне снова зазвучала ярость, черная и глухая. – Не ОДК. Это был не тот случай, когда Объединенные Добывающие Компании просто решили защитить себя на тот случай, что Интертех станет слишком могущественной фирмой. Орн понял это, потому что коды затрагивали загрузочные и корневые каталоги. Они поступали с обладающего более высоким статусом компьютера ПОДК, находящегося в здании Администрации, одновременно копирующего все сделанное нами.

Она слушала, словно зачарованная. От его слов у нее по коже побежали мурашки.

– Компьютер подчинялся непосредственно СИ. Предположительно он не должен был делать ничего иного кроме как проверять исследования Интертеха, приглядываясь к технологиям, которые могли оказаться полезными для полицейских. Но когда Орн добрался до компьютера, он выяснил, что компьютер обладает силой – и статусом– стереть все исследования компании.