Но она знала, что управление шизо-имплантатом – ее последняя надежда. Правда заключалась в том, что было неважно, куда она отправилась бы; на борт «Каприза капитана» вел самый очевидный путь. С помощью шизо-имплантата Ангус Фермопил сделал ее еще более ничтожной, чем она могла выдержать. Он обучил ее тому, что ее физическое и моральное существование презренны; что ее можно использовать или насмехаться над ней, и изменить, если она не могла удовлетворить его; отвратительные вещи, которые было просто невозможно уважать и ценить. По той же самой логике, шизо-имплантат был единственным средством, благодаря которому она могла стать чем-то большим, чем есть на самом деле. Это было ее единственной возможностью преодолеть свое ничтожество, преодолеть ограниченность ресурсов. Это было ее силой – а она была бессильной слишком долгое время. Без него она никогда не сможет оправиться от причиненного ей вреда. Она ничего не могла бы противопоставить урокам, преподанным ей Ангусом.

Таким образом она зависела от пульта управления и таким образом могла избежать любой помощи извне. Станция и ПОДК могли бы сделать все, что было бы в их силах; но они отобрали бы у нее управление шизо-имплантатом. В результате, они бы оставили ее на растерзание собственной неполноценности.

Когда-то она сказала Ангусу: «Отдай мне пульт. Мне он необходим, чтобы излечиться». Но тогда он отказал, а сейчас она желала гораздо большего.

Но в этот момент ее желания были более срочными.

Если Ник узнает – или предположит – что в нее вживлен шизо-имплантат, как долго ей удастся сохранить в тайне пульт управления? Больше чем в чем-либо другом она нуждалась в энергии. Энергии, которая позволила бы отодвинуть ее страх; энергии, позволяющей ей встретиться с ним лицом к лицу. Энергии, чтобы противостоять ему.

Шизо-имплантат мог дать ей это. Он мог подавить усталость ее мозга. К несчастью, она знала только, что мог совершить шизо-имплантат; но не знала, как пользоваться этим. Естественно, она могла прочитать надписи над регуляторами; но она не знала, как настраивать их, как комбинировать их, чтобы получать специальные эффекты. Она могла заставить свой имплантат выполнять лишь самые примитивные команды.

Это следовало изменить. Она будет удивительно беспомощна до тех пор пока в совершенстве не овладеет управлением, не научится управлять собой; до тех пор пока не научится управлять своими нервами и рефлексами, как управлял ими Ангус Фермопил.

Для того, чтобы овладеть всем этим, ей необходимо время. Много времени.

Но сейчас она может рассчитывать в лучшем случае лишь на несколько часов.

Никто из нас не чувствует себя в безопасности, пока ты на борту. Она проигнорировала эту реплику. Лучше будь осторожна. Предчувствия Ника гораздо более сильны, чем тебе кажется. Она отбросила все кроме самой насущной проблемы. В ее каюте был отдельный санблок и гардероб – в гардеробе она обнаружила необходимое количество туалетных принадлежностей и личных вещей; даже небольшой набор для починки порванных скафандров. Она достала ножницы и вскрыла ими пульт управления шизо-имплантатом. Затем, используя иглу из набора, она процарапала линию на блоке в цепи управления – том участке, который делал ее беспомощной, нарушая связь между мозгом и телом. Ангус часто использовал это; это позволяло ему делать все, что заблагорассудится, с ее плотью, в то время как разум мог только наблюдать, мучаясь.

Она всеми силами старалась предотвратить возможность просто отключить ее. Ее знаний по электронике, полученных в Академии, хватило.

Пока Морн проделывала эту операцию, ее пальцы дрожали, и она в ужасе представляла, что произойдет, если она ошибется. Но она не могла позволить себе ужасаться. Она просто не могла себе позволить совершить ошибку. Ник хотел ее. Но его «желание» было похоже на желание Ангуса; оно означало жестокость и насилие. Ник обладает лучшим предчувствием, чем тебе кажется. Справившись с дрожью, Морн закрыла пульт управления. Со всей возможной тщательностью она спрятала доказательства того, что совершила – ножницы и иглу – в санблок. Затем села на кровать, прислонившись спиной к переборке, достала пульт и прикоснулась к одному из регуляторов.

Мгновенно ее охватила чудесная вялость. Тело, казалось, утонуло в отдыхе, словно в вены Морн был введен кат. Вялость разлилась нежной волной по конечностям, успокаивая раздраженные нервные окончания, отдаляя старые тревоги. Она медленно сползла вниз; голова ее коснулась груди.

Облегчение. Безопасность. Мир.

Она едва не заснула, когда отчаяние, которому она научилась у Ангуса, спасло ее.

Паника заставила ее выключить прибор.

Когда действительность снова залила ее мускулы и нейроны, чисто внутреннее разочарование вызвало слезы из глаз.

Но она и так знала, что жить с шизо-имплантатом не просто. Она не ожидала, что все будет так легко; она ждала, что сможет научиться управлять собой.

У нее сложилось ощущение, что она требует от себя слишком многого, что ни одно человеческое существо не может быть таким, каким хочет быть; что закон, запрещающий «незаконное применение», был абсолютно правильным. Для того, чтобы заставить служить себе шизо-имплантат, она нуждалась в предвидении – в чем-то вроде хрустального шара. На пульте управления был таймер, и это могло помочь. Но, предположим, она решит отдохнуть и восстановить силы. На сколько времени она может рискнуть погрузиться в сон? Предположим, она даст приток энергии, чтобы подавить усталость в попытке преодолеть тяжелое m и не сойти с ума. Откуда ей знать, сколько энергии необходимо или как долго выдержит ее плоть? По этой причине она должна знать, какие центры ее мозга отключаются во время приступов прыжковой болезни, какие части себя нужно включить, чтобы преодолеть это состояние безумия, когда Вселенная говорит с ней, призывая ее к разрушению?

Она должна тщательно продумывать каждый свой шаг. И каждый шаг был опасным. Любая ошибка, любой недочет, любая случайность могла погубить ее.

Но проблема была глубже. Использование ее Ангусом сделало ее наполовину безумной и абсолютно усталой, даже несмотря на то, что он позволял ей отдыхать. Откуда она могла знать, что безумие и безграничная усталость не являются побочным эффектом использования шизо-имплантата? Как она могла быть уверена, что ее попытки спастись не станут ее проклятием?

Этого знать она не могла. Она была недостаточно мудрой, чтобы таким образом использовать себя.

С другой стороны, она оказалась здесь потому, что Ангус довел ее до грани безумия. И не было выхода, если она не могла воспользоваться своим безумием.

Небольшой толчок прокатился по корпусу корабля – характерная дрожь отхода от причала. Когда помосты и кабели убирались, все на борту знали это.

Времени у Морн осталось совсем немного.

Когда «Каприз капитана» начал дрейфовать, m исчезло. Подсознательное сокращение мускулов, вызванное отходом от причала, заставило Морн поплыть по каюте.

Через мгновение интерком пропищал предупреждение, и команда на мостике включила веретено, вызывающее внутреннее m. Койка переориентировалась самостоятельно. Морн приземлилась на новом полу.

Эти маневры были ей знакомы. Вместо того, чтобы впасть в панику, она почувствовала искреннюю благодарность к Нику, который так быстро восстановил m. Большинство капитанов предпочитало подальше отойти от доков, чтобы быть уверенными, что все нормально, сохраняя нулевое m – прежде чем они включали внутреннее вращение.

Она мрачно нажала следующую кнопку.

Ошибка, ошибка: эта кнопка вызывала боль, казалось, вся поверхность кожи Морн охватило пламя. Ангус сказал ей, что ее отец ослеп в пламени, когда она взорвала аварийный двигатель «Повелителя звезд». Наверное, он чувствовал то же самое, огонь и невыносимая боль, когда каждый нерв корчился невыносимо.

Ее мышцы судорожно сжались. Она яростно ткнула пальцем в прибор, стараясь попасть на кнопку «Отмена».

Она промахнулась. Вместо этого она попала по регулятору, которым пользовалась, чтобы отдохнуть.

Эффект поразил ее. Мгновенно она преобразилась.

Это было магией, чудом нейроалхимии. Из абсолютной боли было создано нечто, в чем она нуждалась больше чем в энергии, нечто, что позволяло ей и дальше иметь дело с Ником – нечто, что никогда не делал в ней Ангус – или потому что не умел, или потому что не хотел этим пользоваться.

В некотором смысле комбинация, которую она случайно набрала, не уменьшила боль, во всяком случае, не полностью. Вместо этого боль преобразилась в нечто совершенно другое – сексуальный зуд, которая сфокусировалась в самых чувствительных местах тела, так что соски грудей Морн горели, словно жаждали поцелуев, а ее губы и чресла стали горячими и влажными, жаждущими проникновения в них.

На несколько мгновений она была так ошеломлена этим ощущением жадной страсти, что не останавливала его. Она не осознавала, что судорожно извивается на койке до тех пор пока по корпусу «Каприза капитана» не пробежала дрожь, сбросившая ее с койки на пол.

Несильный толчок; но достаточный, чтобы судно двинулось вперед. Тем не менее, после падения Морн до некоторой степени пришла в себя; она дотянулась до пульта управления и отключила воздействие.

Даже если страсть Ника включает в себя желание причинить боль, она будет воспринимать это как удовольствие. Она будет защищена…

Неудивительно, что Ангус никогда не пользовался этой комбинацией. Это сделало бы ее парадоксально защищенной; принимающей все кошмары, рожденные его ненавистью; недоступной для страха.

Сейчас она может отдохнуть. В этот момент единственное, что ее волновало, так это когда придет Ник? Сколько у нее времени в запасе? Толчок усложнил направленность m «Каприза капитана»; передвижение по каюте затруднилось. Еще один повод, чтобы лечь на койку, пристегнуться, и пусть усталость унесет ее далеко-далеко. Когда он явится, она сможет бороться с его подозрениями. Каковы бы они ни были. Но до тех пор…

Но она поступила по-другому. Ангус Фермопил научил ее большему, чем они оба осознавали. Нужно было предпринять кое-какие предосторожности, нужен был камуфляж, чтобы скрыть правду.

Морн снова начала трудиться над кодом дверного замка.

На этот раз она заставила его открываться после пятисекундной задержки, писком предупреждая ее, что кто-то хочет войти.

Затем, начиная ощущать возрастание m, она вернулась в санблок, сняла плохо подогнанный скафандр, который дал ей Ангус, швырнула его в утилизатор и приняла душ. Она не торопилась, пока руки ее не налились свинцовой тяжестью от долгого мытья, подождала, пока кожа не обсохнет от санфена. Она не могла смыть свое преступление, но после душа ее тело стало чувствовать себя лучше.

После этого она нагая растянулась на койке и спрятала управление шизо-имплантатом в головах; натянула до подбородка простыню и закрепилась ремнями безопасности.

Когда толчок отодвинул судно от Станции – от спокойствия и какой-либо возможной помощи – она вытянула чистое тело в чистой койке и начала строить то, что можно было бы назвать стратегическими планами. Без помощи воздействия шизо-имплантата она не сможет думать эффективно. Ей нужно подготовить себя ко всем возможным случайностям.

Может быть, и хорошо, что Ангус насильно дал ей столько отдыха. Неважно, что ощущал ее мозг или душа; ее тело не нуждалось во сне.

После выхода из дока «Каприз капитана» должен проделать множество сложных маневров, чтобы не задеть различные механизмы и устройства Станции, антенны, порты, шлюзы и другие корабли; находя высоту и траекторию выхода. Это, вероятно, на какое-то время отвлечет Ника. Естественно, он не обязан лично присматривать за всем этим; команда на мостике наверняка справилась бы и без него. Микка Васацк производила впечатление женщины, которая может справиться практически с любой проблемой. Но большинство капитанов любили лично командовать отходом от Станции. Все эти коммуникационные связи и все рутинные решения идут через центр в силу привычки; но это было полезно, чтобы освежить свой опыт, полезно для поддержания приоритетов и отработки управления командой. Фактически, большая часть капитанов не покидала мостика до тех пор, пока они не оказывались в зоне, не контролируемой Станцией, и не убеждались, что не встретятся с другим судном. Морн не была уверена, что Ник Саккорсо окажется одним из таких капитанов; но надеялась, что он выведет «Каприз капитана» в чистый космос и до тех пор не покинет мостик.

У нее будет какое-то время, прежде чем он подвергнет ее проверке.

Она оказалась права. Хотел он или нет, но он дал ей необходимое время.

Когда он наконец пришел к ней, она была максимально готовой к встрече.

Для этого ей пришлось все разложить по полочкам. Самого Ангуса Фермопила на одну, все, что он совершил с ней, на другую. Жестокая гибель «Повелителя звезд». Ее прыжковая болезнь. Отвращение. Страх перед тем, что обнаружат ее тайну. Все опасности, все, что может парализовать или помешать ей, все должно быть отделено и отложено в сторону, чтобы по меньшей мере принимать разумные решения.

Сила воли была подобна шизо-имплантату; она отделяла разум от тела, действие и последствия.

Ангус обучил ее и этому, даже не подозревая о преподанном им уроке.

Когда дверь пискнула, Морн почувствовала, как новая волна страха заливает ее, почувствовала дрожь подкатывающей паники. Тем не менее, она сама выбрала этот путь абсолютного риска, где ничто не могло спасти ее, кроме нее самой. Прежде чем дверь открылась, она сунула руку под матрас и включила комбинацию, от которой зависела ее жизнь. Затем она повернулась лицом к человеку, освободившему ее.

Ник Саккорсо выглядел так, как и положено выглядеть человеку, про которого на Станции ходило столько романтических историй: словно истории были чистой правдой. У него были горящие глаза и улыбка пирата, он вел себя с подчеркнутой небрежностью, отчего каждое его движение казалось очаровывало. Его руки знали, как становиться нежными; голос звучал ласково. Одного этого могло хватить, чтобы сделать его привлекательным. Но вдобавок он был опасен – удивительно опасен. Шрамы под глазами свидетельствовали о бешенном темпераменте; они свидетельствовали, что этот человек не остановится перед кровопролитием. Когда от гнева эти шрамы наливались кровью, они свидетельствовали, что это человек, которого не остановит кровопролитие и который обязательно победит.

Он вошел в каюту так, словно был убежден, что никто не посмеет сказать ему «нет».

Морн Хайланд практически ничего не знала о нем. Он был пират, такой же как Ангус Фермопил; и опасный словно ад. И так же, как Ангус, он был мужчиной. Фактически, разница между ним и Ангусом была чисто косметической, а не в основе. Он смог загнать Ангуса в ловушку лишь используя предателя в службе безопасности Станции. Это было все, что ей было о нем известно.

Тем не менее, можно было не опасаться, что она будет смотреть на него сквозь розовые очки романтики. Она знала слишком много о том, к чему приводило пиратство – и что делали мужчины со своими жертвами.

Но вместо тошноты, паники или густого черного тумана страха, который то просыпаясь, то прячась, таился в глубинах ее разума с момента уничтожения «Повелителя звезд», она чувствовала, как в ней растет горячая волна желания. Ее кровь превратилась в раствор страсти, а нервы кожи, казалось, сфокусировались, словно живые сканы. Это ощущение помогло ей протянуть навстречу руки, словно она желала, чтобы Ник поскорее оказался в ее объятиях.

Он отреагировал улыбкой, и шрамы проступили четче; но когда он вошел в каюту и закрыл за собой дверь, он не приблизился к Морн. Он внимательно изучал ее, хотя держался свободно. Через мгновение он мягко произнес:

– У нас нет вариантов, мы не сможем применить тяжелое m. Этот сукин сын сделал свое дело. Мой инженер утверждает, что у нас начался прыжковый флаттер. Мы можем войти в тах и никогда не выйти оттуда. Если мы хотим куда-нибудь попасть, нам следует использовать все, что у нас есть в наличии.

Он сделал паузу, словно ожидая, что Морн что-то ответит. Лучше чувствовать, чем думать. И она не отреагировала. Проблема с m может подождать; сейчас, пока эта сладкая боль скользила по венам, оживляя для страсти каждый дюйм ее кожи, ничто не пугало ее. Пока Ник находился в ее каюте, она могла не опасаться прыжковой болезни. «Каприз капитана» не станет увеличивать ускорение в настоящий момент; желание Ника было такого рода, какое трудно удовлетворить во время резкого ускорения.

Она протягивала ему навстречу руки и ждала. Она не могла видеть собственного лица; но то, что она чувствовала, должно было быть ему ясно.

Он подошел поближе, без труда в движении гася движение корабля. Одной рукой он отстегнул ремни и отбросил простыню в сторону. В одном из отделений ее мозга она вздрогнула и почувствовала желание накрыться снова. Но это отделение было закрыто и отключено от остального тела. Все тело Морн жаждало его прикосновений. Она выгнула спину, подставляя ему грудь.

Но Ник не прикоснулся к ней; он не кинулся в ее объятия. Вместо этого он коснулся идентификационной бирки на цепочке вокруг шеи.

Он не мог бы прочесть коды без того, чтобы поместить бирку в компьютер. И он не смог бы получить доступ к конфиденциальным файлам, не помещая ее бирку в компьютер Безопасности или ПОДК. Но практически как и всякий в космосе, принадлежащем человечеству, он знал, что означают эти рельефные значки.

– Ты полицейский, – сказал он.

Похоже, он не был удивлен.

Так это прозвучало.

Несмотря на то, что желание в ней все росло, мешая думать, Морн подумала: он должен бы удивиться. И затем поняла: нет. У него был союзник в службе безопасности Станции. С первого дня, когда он увидел ее, он мог знать, что она – полицейский.

Эта возможность могла помочь ей спасти себя. Это заставит его думать о ней в категориях засланных агентов и предательства, а не беспомощности и шизо-имплантата.

– Ты спас меня. – В ее хриплом голосе слышалась страсть, хорошо маскирующая страх. – Я буду для тебя тем, кем только захочешь.

В данный момент это было правдой. Шизо-имплантат превратил это в правду. Она схватила его руку, поднесла к губам, принялась целовать пальцы. Они оставляли соленый вкус на ее языке – пот концентрации внимания, когда он выводил «Каприз капитана» со Станции; испарину его собственной страсти.

Но несмотря на то, что все его тело жаждало ее, он не прикасался к ней. Желание, диктуемое шизо-имплантатом, росло в ней; все ее тело горело жаждой страсти. Она не хотела разговоров; она хотела, чтобы он прижался к ней, вошел в нее, вонзился в центр ее.

– Именно этим ты подкупила капитана Фермопила? Именно поэтому ты осталась в живых?

– Нет, – автоматически ответила она, произнося «нет», не задумываясь. Но ей нужно было все обдумать, нужно обдумать, потому что следующие слова, которые она бы произнесла не задумываясь, были бы «он не пользовался этой комбинацией».

Ее собственная страсть была словно рев в ушах. С трудом сглотнув, чтобы нейтрализовать огонь желания, она дала самый примитивный ответ, который мог принять Ник.

– Ты видел его. Я бросила его ради тебя. Я не чувствовала к нему ничего подобного.

Она ничего не знала о нем. Может быть, он достаточно самовлюбленный и примет такой ответ.

Но нет. Или его самовлюбленность была слишком велика, чтобы удовлетвориться так быстро. Он не пошевелился; его улыбка была кривой и кровожадной.

– Попытайся придумать что-нибудь еще.

Попытайся придумать что-нибудь еще. Попытайся придумать что-нибудь еще. Она не могла думать, во всяком случае, когда шизо-имплантат творил с ней такое. Что она может сказать Нику, чтобы он поверил, и достаточно фальшивое, чтобы предохранить ее?

– Прошу тебя, Ник, – сказала она, едва не стеная от страсти. – Может быть, поговорим об этом потом? Сейчас я хочу тебя.

Он продолжал улыбаться, но не сдался. Вместо этого провел рукой по ее телу и сжал ее грудь кончиками пальцев. На сей раз подсознательно она выгнула спину. Его улыбка и глаза не предупредили ее вовремя, когда он резко сжал ее сосок кончиками пальцев.

На мгновение баланс шизо-имплантата качнулся в сторону боли. Она охнула, едва не закричав.

– Тебя зовут Морн Хайланд, – сказал он почти ласково. – Ты – ПОДК. А Ангус Фермопил – самый гнусный нелегал на всем пространстве между запрещенным космосом и Землей. Он дерьмо, а ты – элита, ты работаешь на Мин Доннер. Он должен был уничтожить тебя. Он должен был уничтожать тебя атом за атомом и никогда не рискнул бы вернуться на Станцию. Расскажи мне, почему он оставил тебя в живых.

К счастью, баланс в пульте управления был восстановлен почти мгновенно. Ее крик испарился, словно его никогда и не было.

– Потому, что он нуждался в команде, – ответила она. В ее словах скрывалось достаточная доля правды, чтобы в это можно было поверить. – Он был один на «Смертельной красотке». А я осталась одна на «Повелителе звезд» – я была единственной, кому удалось выжить. – Достаточное количество лжи, чтобы защитить ее. – И не было ничего, чем я могла бы угрожать ему. Поэтому я заключила с ним сделку. Он мог оставить меня умирать. – Она не могла думать, но заставляла себя отвечать. – Он оставил меня в живых, чтобы я стала членом его команды.

Вероятно, потому что она вся горела от желания, ей казалось, что Ник сражается с самим собой. Его шрамы почернели от прилива крови; все, что он видел, было окрашено примитивной всепоглощающей страстью. Его пальцы ласкали ее сосок, словно стараясь заставить позабыть о боли. Она чувствовала дрожь в его мускулах, когда он склонился над ней и слегка поцеловал в грудь.

– Ответ недостаточно хорош. – Его голос казался сдавленным в горле; он с хрипом вырывался наружу. – Но это лишь начало. В настоящий момент я хочу тебя. Ты можешь рассказать все остальное позднее.

Когда Морн услышала, как он расстегивает свой скафандр, остатки ее разума улетучились в приливе желания.

Сейчас, во всяком случае, у нее появился шанс узнать о нем то, в чем она нуждалась больше всего.

Она не думала, что ее побег от Ангуса Фермопила к Нику Саккорсо может быть воспринят на Станции в романтическом ключе. Если бы кто-то сказал ей, что в ее ситуации заключается что-то романтическое, она бы впала в истерику.

Глава 2

Первое, что она узнала о Нике Саккорсо, – что силы его не беспредельны. Он все же уставал.

В течение часов, проведенных ими в объятиях на койке, их роли были таковыми, какими и должны быть; артист и инструмент. Он играл ее нервами, словно они были подчинены его воле, не отвечая ни на что другое, кроме его прикосновений. В свою очередь она отвечала слепым жаждущим экстазом, который не имел ничего общего с тем, что она ощущала с Ангусом Фермопилом; погружением настолько полным, что она, казалось, перенеслась в царство чистого секса.

Какое-то время это пугало ее; один из закрытых уголков ее мозга боялся этого воздействия. Если Ник мог творить с ней такое, если он мог заставить ее почувствовать это и это, тогда она пропала; у нее не оставалось никакой надежды.

Но затем Морн обнаружила, что «артист» и «инструмент» – всего лишь роли. Они с Ником обманывали друг друга. Она находилась под воздействием шизо-имплантата; она могла продолжать неважно как абсолютно подчиняясь его желаниям, настолько она забыла обо всем другом. До того момента пока ее мозг и тело не сгорят от страсти, ее нервные окончания пожирали сами себя в бесконечном наслаждении, она могла делать все, что пожелал Ник, и даже больше.

Он же, со своей стороны…

В финальной вспышке его напряжение все же разрядилось. Стеная от наслаждения, он внезапно погрузился в сон.

По мере того, как страсть выходила из него, его шрамы выделялись все менее ярко. Без подпитки жадной страстью они превратились в бледные и старые раны; знаки поражения.

Артист закончил игру, но инструмент продолжал звучать.

Прошло какое-то время, прежде чем она сообразила, что произошло. Когда он захрапел рядом с ней, ее первой реакцией было не удовлетворение и даже не триумф, а разочарование. Жажда, терзающая ее, не могла быть удовлетворена ничем меньшим чем апофеоз нервов. Она хотела нестись по волнам шизо-имплантата, пока не превратится в сверхновую звезду.

Но, не доводя ее до самоубийства, сработала его ограниченность, которой в данный момент не было у нее.

И потому все пережитое оказалось иллюзией.

Иллюзией, созданной исключительно для него. Она совершила все это лишь ради него; он стал ее жертвой. Ощущение, что она совершенно забыла себя, всецело принадлежала ему, было фальшивым.

Это давало ей новую силу.

Этого могло быть достаточно, чтобы защититься. То, о чем она мечтала, молилась, из-за чего страдала, когда получила пульт управления шизо-имплантатом от Ангуса, начало становиться правдой.

Только сейчас она почувствовала тень удовлетворения – и тут же животную, но такую необходимую ярость. В своем отделенном уголке ее ярость впервые попробовала пищу. Когда она предала Ангуса – когда она позволила людям Ника протащить на борт судна Ангуса продукты Станции, отключив сигнал, который мог предупредить его, что трюмы «Смертельной красотки» открыты, – она не чувствовала никакой ярости. Она была слишком поглощена опасностью того, что делала; боялась ответного удара Ангуса и своего бессилия перед ним.

Но сейчас она чувствовала гнев. Одно из отделений ее мозга открылось, и страсть, более горячая, чем порождаемая шизо-имплантатом, вырвалась наружу.

Эта страсть направляла руку Морн, когда она сунула ее под матрас и отключила пульт управления.

Изменение было чудовищным. Ей нужно будет научиться манипулировать с превращениями, иначе она погибнет от шока. Все было по-другому, когда Ангус управлял ею. Но что бы он ни проделывал с ней, она при этом чувствовала себя более-менее прилично, в ней оставалась хоть капля разума. Сейчас же функции шизо-имплантата контролировались ею. В этом была огромная разница.

Раньше, ожидая Ника, она пыталась подготовить себя к водопаду слабости, который обрушится на нее, когда имплантат будет отключен. В какой-то мере она была готова к этому, но не была подготовлена к печали, которую ощущала сейчас, к тупой боли, что она превратилась в обычного смертного. Она потеряла нечто очень важное и жизненно необходимое, чтобы покончить со своей заброшенностью.

Изменение было резким. Или более сложным, чем ей казалось. Осознав, что она всего лишь человеческое существо, Морн разрыдалась – кусая губы, чтобы не рыдать вслух и не разбудить Ника. Но затем, почти мгновенно, ярость вернулась к ней. И она сопровождалась отвращением. Если Морн была всего лишь человеческим существом, то Ник Саккорсо был всего лишь другой версией Ангуса Фермопила; мужчиной; следовательно, интересовался лишь сексом, как маской для насилия и унижения.

Ей пришлось прикусить губу сильнее, чтобы не разрыдаться и не задрожать; чтобы справиться с шоком реакции на то, что Ник сделал с ней. Ей нужно было думать, и думать быстро…

Не Ангус. Не похож на Ангуса. Даже если Ник в основе своей был такой же, в частностях он отличался. Его страсти были более скрыты, чем у Ангуса; он тоже носил маску. Нет, больше того: он любил иллюзию того, что его очарование и личный магнетизм могут породить такую страсть с ее стороны.

И он останется скрытым за своей маской, если она не сорвет ее с него – если его достаточно привлекает эта иллюзия…

Он слепо не видел правды.

Не осознавая этого, она перестала кусать губы. Ее желание причинить вред прошло; желание отодвинуться от Ника подальше ослабело. Сейчас, во сне, он выглядел беззащитным, чего никогда не бывало с Ангусом. Несмотря на четкую резкую линию мускулов, несмотря на свою грацию и очарование, он выглядел так, словно убить его до того, как он проснется – ничего не стоит. Это уменьшило отвращение.

Сейчас, вероятно, она могла позволить себе отдохнуть. Большая часть изменения покинула ее тело; слабость – осталось. Внешняя реальность ее тела сопротивлялась внутренней реальности шизо-имплантата, которым так экстравагантно пользовался Ангус. Некоторые части ее тела болели, и это была цена, которую приходилось платить за импульсы, посылаемые шизо-имплантатом. Сон принес бы Морн облегчение, если бы она могла спать и не видеть снов об Ангусе. Если бы она могла заснуть и не проснуться вновь на борту «Смертельной красотки».

Но ей нужно подготовиться ко многому.

Естественно, для того чтобы «подготовиться», ей следует начать экспериментировать с шизо-имплантатом. Но это слишком опасно. Если Ник застигнет ее во время этих экспериментов, с ней будет покончено. И Морн оставила пульт управления там, где тот был.

Вместо этого она попыталась представить себе, что может означать «расскажешь все остальное». Имел ли он в виду «расскажешь» всей команде? И что означает «все остальное?»

Никто из нас не чувствует себя в безопасности, пока ты на борту.

Здесь было слишком много неизвестных. Она знала о Нике лишь одно и могла пользоваться лишь одним рычагом. Все остальное было чистым полем. Что он узнал о ней, пользуясь своими связями со службой безопасности Станции? Что ПОДК сообщила Станции? Какими из своих секретов он делится с командой? На чем базируется преданность экипажа; на его личном очаровании? на успехе? взаимности?

Кто он такой, что сумел заставить службу безопасности Станции помочь ему подставить Ангуса Фермопила?

Так как Морн знала пока недостаточно, чтобы сформулировать другие вопросы, она сосредоточилась на этом.

Ангус Фермопил был виновен почти во всех преступлениях, какие только можно себе представить – но не в том, за которое арестован. Морн знала правду; она присутствовала при том, как его подставили. Само по себе это было достаточно тревожно. Но еще большее ее беспокоила – если вспомнить, что она была рождена как ПОДК и прошла соответствующую тренировку – странность действий службы безопасности.

Почему служба безопасности рискнула жизненно необходимыми продуктами Станции только для того, чтобы помочь одному известному пирату предать другого?

Нет, все обстояло значительно хуже: что такое знала Земля, чтобы позволить себе довериться Нику Саккорсо в войне против Ангуса Фермопила?