Глава 20

Неверящий

Резко обернувшись, Мореход понял, что окружен. Множество тварей набилось в зал; их было больше чем достаточно, чтобы просто задавить его своей массой, даже не применяя оружия. Но они не нападали. Они стояли вдоль стен, сгрудившись у каждой двери, чтобы отрезать ему путь к отступлению, и напряженно наклонившись вперед, как будто жаждали разорвать его на куски. Но они предоставили сделать это ожившему Великану.

Мореход повернулся лицом к монстру, который медленно надвигался на него, злорадно ухмыляясь.

– Приветствую тебя, Мореход, – произнес он скрипучим голосом. – Тот, что предал свой род. Ты – мой товарищ, и я хочу поздравить тебя. Ты отлично послужил хозяину. Мало того, что ты бросил наших соплеменников во время расправы, когда наш род был стерт с лица земли; теперь ты доставил это ничтожество с его Белым Золотом, которому он не смог найти применения, прямо в руки Презирающего, Сердца Сатаны и Душегуба. Отлично сработано! Приветствую и поздравляю тебя, товарищ мой! – Он произнес слово “товарищ” подчеркнуто презрительным тоном. – Я – Насмешник. Это я убил всех Великанов Коеркри, взрослых и детей.

Смотри на дела всей своей жизни, ты, который предал свой род. Смотри и будь безутешен!

Мореход отступил на несколько шагов, ни на секунду не отрывая взгляда от лица ожившего Великана.

– Возмездие! – усмехнулся Насмешник. – Вот чего ты жаждешь, и я вижу это на твоем лице. Ты не собираешься падать духом и отчаиваться – ты настолько туп, что до тебя не доходит, что ты наделал. Именем хозяина! Ты не подумал даже о том, что будет с твоим ничтожным другом. В твоем сердце, товарищ мой, одна лишь жажда возмездия! Ты смотришь на меня и веришь, что, несмотря на все неудачи твоей жизни, сейчас ты, по крайней мере, можешь отомстить за все свои потери. За свои собственные преступления! Ты, кто бросил свой род, – я читаю все это на твоем лице. Твое сердце горит желанием разорвать меня на клочки собственными руками. Глупец! Разве я похож на того, кто боится тебя?

Не отрывая взгляда от глаз твари. Мореход занял позицию, которая позволила бы ему относительно свободно двигаться. Насмешнику удалось своими словами задеть его – они напомнили ему, что такое сладость возмездия. Он уже не раз убивал. Ему было знакомо наслаждение, которое испытываешь, своими руками уничтожая врага. Страстное желание обуяло его, он задрожал, мощные мышцы вздрогнули и напряглись.

– Давай попытайся, – продолжал оживший мертвец. – Дай волю страсти, которая обуревает тебя. Ты веришь, что можешь таким образом оправдаться? Ты настолько слеп? Товарищ мой! Тебе нет оправданий. Даже если бы ты смог пролить столько крови, чтобы затопить ею всю Страну от края и до края, все равно тебе не удалось бы отмыться! Дурак! Слабоумный дурак! Если бы хозяин не управлял тобой, ты все равно так быстро сделал бы то, что ему нужно, что это даже не доставило бы ему никакого удовольствия. Иди, товарищ! Нападай! Я уже мертв. Как тебе удастся снова убить меня?

– Я попытаюсь сделать это, – процедил Мореход. – У меня есть способ.

Совершенно ненужная, дразнящая болтовня монстра подсказала ему то, что он хотел знать. Твари у стен могли расправиться с ним в любой момент – и все же они не делали этого, пока Насмешник дразнил его. Следовательно, в планы Душегуба не входило уничтожить его прямо сейчас – следовательно, и Кавенант был все еще жив. Может быть. Лорд Фоул рассчитывал каким-то образом использовать Морехода против Неверящего.

Но Мореход прошел через каамору Убийственного Жара – и уцелел. Он слегка развернулся, все его тело напряглось. Однако вместо того, чтобы наброситься на Насмешника, он изо всех сил оттолкнулся ногами и ринулся к дверям тронного зала.

Твари, стоящие перед ними, от неожиданности шарахнулись в стороны. Всей мощью своих кулаков Мореход обрушился на дверь. Не рассчитанная на столь могучие удары, она с пронзительным треском раскололась и рухнула внутрь.

Он оказался в круглом зале, отличающемся от предыдущего только тем, что имел меньше дверей и был выше – как будто иначе он не смог бы вместить в себя ту огромную силу, которая находилась в нем. Прямо напротив Морехода стоял огромный трон. На дальнем его краю из старой, ноздреватой скалы было вырезано возвышение для Презирающего в форме челюстей с крючковатыми зубами, готовыми, казалось, хватать и рвать. Этот трон и его основание были единственным убранством в Яслях Фоула, которые не были идеально обработаны и отшлифованы. Казалось, трон был каким-то образом испорчен, искажен воздействием постоянного присутствия злобного духа Лорда Фоула. В нем как будто пророчески воплотилась судьба всех безупречно обработанных камней крепости Риджик Тоум.

Прямо перед троном на полу лежал Камень Иллеарт.

Камень был меньше, чем предполагал Мореход; казалось, он мог бы поднять его одной рукой. И все же сверкание Камня ударило его, точно огромный кулак. Он пылал не так уж сильно – освещение в зале, которое им создавалось, было лишь не многим ярче, чем где-либо в другом месте Риджик Тоум, – но он казался ужасающим воплощением абсолютного холода. Камень пульсировал, словно безумное сердце, испуская яростные вспышки своей разрушительной энергии. Это сияние остановило Морехода, словно он ударился о невидимую стену; он замер, и ему показалось, будто вся его кожа под влиянием изумрудного свечения покрывается льдом.

Некоторое время он пристально глядел на Камень, ужасаясь его мощи, но затем потрясенный Мореход ощутил воздействие еще одной силы, находящейся в тронном зале. Силы, не подчиняющейся Камню, но дополняющей его. Силы более тонкой, более коварной, но не менее могучей. Повернувшись, Мореход увидел хозяина Камня.

Перед ним был Лорд Фоул.

Он определил, что это Презирающий, скорее чутьем, чем зрением. По существу, Лорд Фоул был невидим, хотя там, где он находился, в воздухе образовалась пустота, подобная тени вертикально стоящего человека – тени, обозначающей не столько присутствие, сколько отсутствие человека. Именно по ней можно было определить, где он находится; по краям тени проступал светящийся зеленый контур. Из этого участка пространства исходил сильный запах эфира.

Он стоял несколько в стороне от Камня, спиной к двери и Великану. А перед ним, лицом к Мореходу, стоял Томас Кавенант.

Больше в зале никого не было; захвативший Кавенанта юр-вайл исчез.

Кавенант, казалось, не осознавал, что на нем цепи, сковывающие запястья. Он явно даже не пытался бороться и выглядел как человек, дошедший до последней стадии изнурения. Страдание проступало на его истощенном лице, а взгляд измученных, опустошенных глаз был прикован к Лорду Фоулу.

Ни Кавенант, ни Лорд Фоул не заметили появления Морехода, несмотря на грохот, которым оно сопровождалось; они были полностью поглощены друг другом. Между ними как будто происходил какой-то торг, но чего он касался. Мореход мог только догадываться. Однако Великан видел, к чему он привел. Как раз в тот момент, когда Мореход обратил внимание на Кавенанта и Лорда Фоула, Презирающий поднял свою едва светящуюся руку и ударил Кавенанта по лицу.

Мореход, громко вскрикнув, тут же бросился на помощь другу.

Но не успел сделать и двух шагов, как целая орава тварей ворвалась в зал сквозь разбитые двери и обрушилась на него, придавив к полу. Он сопротивлялся изо всех своих сил, но противников было слишком много. В мгновение ока они скрутили его, подтащили к стене и приковали цепями, настолько прочными и тяжелыми, что даже ему было не под силу их разорвать. Оставив его в таком беспомощном положении, твари тут же покинули тронный зал.

Ожившего Великана с ними не было – он уже выполнил свою задачу. Или провалил ее и был изгнан в небытие вновь?

Теперь Мореход мог только наблюдать за Лордом Фоулом и Кавенантом – всего лишь как зритель.

Как только твари убрались из зала. Презирающий в первый раз обратил свое внимание на Морехода. Сияющая зеленая полутень переместилась, оказавшись перед Великаном, и он увидел глаза Презирающего. Они являлись единственной видимой частью Лорда Фоула.

Эти глаза походили на клыки, гнилые и желтые, и горели такой неистовой злобой, что у Морехода, который хотел подбодрить Кавенанта криком, перехватило горло.

– Заткнись, – ядовитым тоном произнес Лорд Фоул, – или я испепелю тебя, прежде чем придет твой срок.

Мореходу не оставалось ничего другого, как повиноваться. Он лишь разинул рот, точно задыхаясь от холодного смрада, и продолжал беспомощно наблюдать за происходящим.

Глаза Презирающего довольно замерцали, он вновь вернулся к Кавенанту.

Когда Лорд Фоул ударил его, Кавенант упал и теперь лежал, униженным жестом прикрывая лицо скованными руками. Пальцами, потерявшими чувствительность, он водил по лицу, словно пытаясь определить, есть ли на нем следы крови.

Его истерзанные нервы напряглись до предела от губительного присутствия Лорда Фоула. Он знал, что проказа, распространение которой до этого временно приостановилось, сейчас вновь набрала силу, захватывая не только новые участки тела, но и саму душу, точно корни дерева, разыскивающие малейшие трещины в камне, чтобы разрушить его. Он был так слаб и утомлен, что любой внезапно оживший перед ним ночной кошмар мог бы мгновенно остановить его сердце.

Но когда он опустил свои окровавленные руки – от прикосновения Лорда Фоула его губы тут же почернели и распухли, – когда снова взглянул в сторону Презирающего, то уже не был ни жалким, ни униженным. Он больше не ощущал, что потерпел поражение.

– Будь проклят, – пробормотал он. – Будь проклят. Я так легко не сдамся.

Он крепко стиснул кольцо.

Глаза Презирающего яростно вспыхнули, но, стараясь сдержать себя, он сказал насмешливо-отеческим тоном:

– Давай, Неверящий. Хватит тянуть. Ты прекрасно понимаешь, что против меня ты бессилен. Здесь, у себя дома, я во всех отношениях выше тебя. И у меня есть Камень Иллеарт. Я могу остановить луну, вызвать из глубоких могил мертвецов и, если вздумается, обратить все в руины. Без малейшего труда я могу разорвать твое жалкое смертное тело на куски и развеять по ветру.

"Тогда сделай это”, – про себя пробормотал Кавенант.

– И все же я предпочитаю пока подождать. Я вовсе не собираюсь причинять тебе какой бы то ни было вред. Вложи свое кольцо в мою руку – и твоим мучениям придет конец. Это – совсем небольшая цена. Неверящий.

"Я так легко не сдамся”.

– Я щедро вознагражу тебя. Хочешь вместе со мной править Страной? Пожалуйста. Ты сам убедишься, что лучше меня тебе хозяина не найти. Хочешь, чтобы твой друг Мореход остался жив? Я не буду возражать, хотя он и оскорбил меня. – Мореход протестующе зазвенел цепями, но ни одно слово по-прежнему не слетело с его языка. – Хочешь быть здоровым? Никаких сложностей. Смотри!

Лорд Фоул взмахнул полупрозрачной рукой, и перед взором Кавенанта на мгновение все подернулось рябью. И сразу же он почувствовал, что кровь забурлила в нем с необыкновенной силой. Нервы ожили, но все его страдания – боль, голод, слабость – исчезли. Тело, казалось, звенело каждой своей клеточкой, торжествуя возрождение жизни.

Кавенант остался неподвижен. Вновь обретя голос, он произнес сквозь зубы:

– Меня не волнует здоровье. Ты научил прокаженных ненависти.

– Ничтожество! – закричал Лорд Фоул, и так же внезапно Кавенант снова ощутил себя больным и умирающим от голода. – На колени! Я заставлю тебя вымаливать у меня хотя бы крошечную частицу жизни! Научил ненависти? Значит, они мудры. Я покажу тебе, каков истинный лик ненависти!

Мгновенно собственная несокрушимая ненависть Презирающего из его давно сгнивших глаз хлынула на Кавенанта, который с трудом удержался, чтобы не броситься на него. И тут Лорд Фоул презрительно засмеялся. Этот звук, похожий на тот, который издают трущиеся друг о друга валуны, потряс воздух тронного зала, заставил даже пол ходить ходуном, точно он был обыкновенной трясиной, а не частью каменной скалы. Когда приступ смеха закончился. Лорд Фоул сказал:

– Ты – почти мертвец, ничтожество, искалеченный жизнью больше, чем других калечит смерть. И все же ты отвергаешь меня. Ты отказываешься от здоровья и власти.., даже от дружбы. Я заинтересован.., и я подожду. Я дам тебе время обдумать, насколько такое поведение безумно. Объясни мне, почему ты так упорствуешь в своей глупости?

– Потому что я ненавижу тебя, – не колеблясь, ответил Кавенант.

– Это не причина. Множество людей убеждены в том, что они ненавидят меня, но они слишком трусливы, чтобы не придавать значения таким вещам, как глупость, безрассудная храбрость, притворство и лесть. Но меня не обманешь. Ответь правду, ничтожество.

– Потому что я люблю Страну.

– О, несомненно! – презрительно засмеялся Лорд Фоул. – И все же я не могу поверить, что ты настолько туп. Страна – не твой мир, с какой стати ты должен проявлять верность по отношению к ней? С самого начала она требовала от тебя того, что ты не мог сделать. Ты изображал из себя человека, который хранит верность под угрозой смерти ради такой ерунды, как одежда, которую кто-то тебе подарил, или обед, на который тебя пригласили по случаю – верность грязным плащам и всяким жалким людишкам. Нет, ничтожество, ты не убедил меня. И снова я спрашиваю тебя: скажи мне, почему ты так глуп? – Он сделал ударение на слове “почему”.

"Страна прекрасна, – со вздохом подумал Кавенант. – А ты – безобразен”. С трудом преодолев усталость, он ответил:

– Потому что я не верю.

– Нет? – оживился Презирающий. – Все еще нет? – Он снова презрительно засмеялся. – Да тебе цены нет! Я все больше убеждаюсь, что ты мой человек. У меня ты стал бы шутом и облегчил бы мое тяжкое бремя… Как можно ненавидеть или любить то, во что ты не веришь?

– И тем не менее.

– Как можно не верить в то, что ты любишь или ненавидишь?

– И все-таки.

Лорд Фоул снова засмеялся:

– Может быть, я ослышался? Ты.., после того как мой Враг сделал все, используя свою силу, чтобы подчинить тебя себе.., ты все еще полагаешь, что это сон?

– Это – иллюзия. Но никакого значения это не имеет. Это не важно.

– А что тогда важно, презренный?

– Страна. Ты.

И снова Презирающий засмеялся – на этот раз коротко и зло. В этих звуках ощущалось беспокойство, как будто он обнаружил в Кавенанте нечто, чего не понимал.

– Страна и Неверие! – усмехнулся он. – Ты бедная, заблудшая душа! Невозможно иметь и то и другое. Они исключают друг друга.

Но Кавенант понимал больше; после всего, что с ним произошло, он понимал больше. Только утверждая и то и другое, только принимая обе эти противоположности, сохраняя целостность обеих, удерживая между ними равновесие, только двигаясь вперед не между ними, а вместе с ними, он мог сохранить и то и другое – и Страну, и себя, мог нащупать то место, где параллельные прямые его невыполнимой задачи пересекаются. Парадоксальный подход. Однако он чувствовал, что именно такой подход позволял понять, зачем он оказался в Стране. Вот почему, глядя на пустую тень и ее изумрудную кромку, ощущая на себе всю мощь Презирающего, он не сказал ничего, а только подумал: “Нет, не исключают, Фоул. Ты ошибаешься – все не так просто. Если бы все было так просто, я бы давным-давно нашел выход”.

– Впрочем, мне уже начинает надоедать слушать твои глупости, – продолжал между тем Лорд Фоул. – Мое терпение не безгранично. И есть другие вопросы, которые мне хотелось бы выяснить. Не будем говорить о твоем вторжении в мои владения. На это легко получить ответ. Каким-то непонятным образом ты подкупил множество моих подданных, в результате чего я дважды получал ложные сообщения о твоей гибели. Но, как я уже сказал, оставим это. Я вырву из них всю душу и в конце концов узнаю правду. Ответь вот на какой вопрос, презренный. – Он придвинулся так близко, как будто хотел проникнуть в самое сердце Кавенанта. – Эта вольная магия не является частью твоего мира, а между тем именно она, несомненно, поколебала твое Неверие. Как можно использовать силу, в которую ты не веришь?

И тут до Кавенанта дошло, почему Лорд Фоул проявлял по отношению к нему такую явную снисходительность и тратил свое время на разговоры с ним, вместо того чтобы просто оторвать ему палец и взять кольцо. Лорд Фоул боялся, что Кавенант тайно владеет вольной магией, что, смертельно рискуя на Испорченных Равнинах, в Убийственном Жаре и Раздробленных Холмах, а затем позволив захватить себя в плен, он просто скрывает свою силу; и делает он это для того, чтобы обмануть бдительность Лорда Фоула, напасть на него неожиданно, застав врасплох.

И у Фоула были основания для таких опасений – так или иначе. Посох Закона больше не существовал.

У Кавенанта молнией мелькнула мысль, что, сыграв на этом страхе Презирающего, он может каким-то образом помочь себе. И тут же понял, что не станет этого сделать – ради себя самого, ради того, чтобы его стойкость не дала трещину под давлением собственной же двуличности.

– Я не знаю, как пользоваться дикой магией. – Из-за опухших губ ему было очень трудно говорить. – Не знаю, как вызвать ее. Но знаю, что в Стране она – реальная сила. И знаю, каким образом можно привести ее в действие. Я знаю, как покончить с этим кровавым ледником, который ты тут устроил.

У Презирающего не осталось никаких сомнений. Он дико закричал, буравя взглядом Кавенанта:

– Ничего ты не можешь! Все, я достаточно терпел твое высокомерие! Говоришь, ты прокаженный? Но ты пока не знаешь по-настоящему, что такое проказа. Я покажу тебе это!

И тут же его сила бросилась на Кавенанта со всех сторон, словно мириады взбесившихся ос. Пустая тень Презирающего стала расти все выше и выше, наливаясь мощью, пока и Кавенант, и Мореход, и тронный зал по сравнению с ней не стали ничтожно малы; казалось, она заполнила собой все Ясли, а может быть, и весь мир. Кавенант почувствовал, что погружается в разверзшуюся перед ним бездну. Он закричал, моля о помощи, но никто не помог ему. Точно раненая птица, он лежал на спине, не в силах пошевелиться.

Запах эфира усилился, когда безжизненный голос над ними произнес:

– Пади ниц предо мной и я спасу тебя.

Мгновенно яростное, нестерпимое желание так и сделать пронзило его душу. Отчаяние колоколом билось в мозгу, пытаясь сокрушить его решимость, он чувствовал себя растоптанным, почти погибшим – и все же не сдался, сохранив верность самому себе. Он был прокаженный; Страны на самом деле не существовало; он не собирался добровольно обрекать себя на смерть.

Изо всех сил, на какие только был способен, он стиснул свое кольцо.

Боль взорвалась в черепе, кромсая его на клочки, точно хищные когти рвали саму плоть мозга. Боль была как огромная приливная волна, с помощью которой Фоул пытался сокрушить дамбу его решимости или перелиться через нее. Но Кавенант был слишком истерзан; руки и ноги ничего не чувствовали – в том числе и боли; холод так глубоко проник внутрь тела, что оно онемело. Он был почти трупом – и это позволило ему остаться непоколебимым в своем внутреннем сопротивлении.

Тогда Лорд Фоул попытался проникнуть внутрь него, слиться с ним воедино. Это предложение тоже казалось соблазнительным – он знал, что сразу же исчезнут боль и непроходящая тревога, не дававшие ему спокойно жил”. Но он уже так давно шел по своей дороге, что не способен был свернуть в сторону или отступить. Ведь он был Томас Кавенант, Неверящий и прокаженный. Он отказался.

Боль отступила так же внезапно, как до этого возникла. Осталось лишь хорошо знакомое оцепенение, отсутствие всяких ощущений, но к нему добавилось странное чувство, будто где-то в этой огромной черной бездне он потерял самого себя.

Точно он был нигде, окруженный ничем; он пристально смотрел на свои руки, как будто надеясь в них обнаружить объяснение тому, что происходит.

На первый взгляд они выглядели вполне обычно – крепкие, несмотря на их истощенность; отсутствие двух пальцев на правой руке напомнило о его ущербности, заставив безмолвно застонать. Но кольцо было на месте, свободно болталось на указательном пальце, точно такое же, как всегда – если теперь это имело хоть какое-то значение.

И вдруг он заметил, что руки начали покрываться красными пятнами – на пальцах, на суставах, на тыльной стороне ладоней. Постепенно увеличиваясь, эти жуткие пятна источали гной, выступая точно волдыри и захватывая все большую поверхность. В конце концов обе руки приобрели вид сплошных язв.

Прямо у него на глазах руки разлагались, как будто он уже стал трупом. Гнилая плоть отставала от костей, смердя, точно зловонный, протухший гриб. Сами кости скручивались, ломались и вновь срастались уже изогнутые, изувеченные. Черные, липкие гангренозные опухоли поползли от запястьев вверх.

Распад и гниение распространялись, корежа кости сначала предплечий, потом и самих плеч; плоть свисала с них, словно рваное тряпье. Поглядев на ноги, Кавенант обнаружил, что то же самое происходит и с ними – ноги были изуродованы уже до колен.

То, что он увидел, заставило его затрепетать от ужаса – это был исход его болезни, конец долгого пути, которым движется каждый прокаженный. Проказа жрала его – и какой смысл теперь оставаться в живых?

Однако в проказе он разбирался отлично; он знал ее так хорошо, точно был ее верный и преданный любовник. Ему было известно, что так быстро развиться она не может. Но и это было еще не все. Он знал, чувствовал, что это мерзкое, гнилостное разложение не было, не могло быть итогом всего его существования. Что бы там ни утверждали его враги.., что бы он сам ни увидел в себе.., он был больше, чем просто обычный прокаженный.

«Нет, Фоул! – внутренне воскликнул он. – Я так просто не сдамся!»

– Том! Том! – закричал измученный, хорошо знакомый голос. Такой же знакомый, как и любимый. – Не упрямься! Посмотри, что ты делаешь с нами!

Он поднял взгляд и увидел Джоан; она держала на вытянутых руках Роджера, их маленького сына. Оба выглядели так же, как и когда он видел их в последний раз – так давно! Лицо Джоан казалось печальным, в глазах застыла мольба, как будто она горько сожалела о том, что им пришлось расстаться, и просила его понять, что заставило ее так поступить. Непонятно почему, она была обнажена. Душа Кавенанта заплакала, когда он увидел то, от чего был теперь отрешен навсегда – ее бедра, грудь и прекрасное, но недоступное лицо.

Роджер жалобно захныкал и повернул беспомощное детское личико к отцу. Кавенант с ужасом увидел, что глаза его тусклы и подернуты пленкой – они были наполовину слепы от проказы. На щеках рдели два неярких красных пятна.

«Фоул! – внутренне взвыл Кавенант. – Будь ты проклят!»

И тут он увидел другие фигуры, возникшие позади Джоан – там стояли Морэм, Лена и Этиаран; Баннор и Хайл Трои. Все лицо Морэма было изъедено желтой гнилью и покрыто страшными волдырями, из глаз непрерывно бежали слезы. У Лены выпали волосы, лысый череп был покрыт отвратительными узлами будущих язв. Этиаран ничего не видела – ужасные бельма застилали ей глаза. Страшно изогнутые, вывернутые конечности Баннора придавали ему уродливый вид. У Троя вместо лица была одна сплошная гангренозная маска, словно мозг внутри его черепа превратился в огромный зловонный гнойник.

За ними толпились другие – множество людей, которых Кавенант когда-либо встречал в Стране. И все они были поражены болезнью, которую им принес Кавенант. Измученные, потерянные, противные сами себе – бедные, ни в чем не повинные, загубленные жизни.

Увидя все это, он взорвался. Ярость, так долго сдерживаемая, выплеснулась наружу, в пустоту, точно лава из внезапно проснувшегося вулкана.

– Фоул! – пронзительно закричал он. – Фоул! Ты не можешь сделать это!

– Еще как могу, – последовал насмешливый ответ. – Я уже делаю это.

– Остановись!

– Отдай мне кольцо!

– Никогда!

– Тогда радуйся, видя дела своих рук. Смотри! Теперь ты не одинок – у тебя много товарищей по несчастью, таких же прокаженных, как и ты.

– Я не позволю тебе сделать это! Презирающий язвительно рассмеялся:

– Не только позволишь, но и поможешь – прежде чем умрешь.

– Никогда! Будь ты проклят! Никогда!

Бешенство овладело Кавенантом – такое же яростное и всесокрушающее, как поток магмы. Гнев при виде этих толпившихся вокруг, истерзанных людей сокрушил внутри него все преграды, им овладела решимость драться за свое освобождение – словно он был новорожденный младенец, пытающийся вырваться из материнской утробы на свет.

Ему по-прежнему казалось, что он нигде, окруженный ничем – но он знал, что чувства обманывают его; тело его все еще стояло на коленях посреди тронного зала. Диким усилием воли прогнав галлюцинации, дрожа, он приказал себе встать. Глаза, которые все еще находились под контролем Лорда Фоула, были слепы, но он яростно прохрипел:

– Я вижу тебя, Фоул.

Глаза были ему не нужны – всеми своими обнаженными нервами он ощущал вокруг себя эманацию мощной силы.

Сделав три тяжелых, неуклюжих шага, он и вправду увидел перед собой Лорда Фоула, который бросился ему наперерез, пытаясь остановить; но прежде чем он смог это сделать, Кавенант поднял руки и обрушил сжатые кулаки на Камень Иллеарт.

Его обручальное кольцо ударило по Камню, и вспышка невероятной мощи пронзила руки Кавенанта. Зеленая и белая молнии взорвали воздух, и все то наваждение, которым окружил его Лорд Фоул, тут же развеялось, как дым. Кавенант лежал на полу, а от его правой руки поднимался вверх смерч чудовищной силы.

Он встал на ноги. Согнув руку, сбросил кандалы, словно они были такой же иллюзией, как то, от чего он только что освободился.

Полупрозрачная тень Фоула в боевой готовности припала к полу между ним и Камнем Иллеарт. Глаза Презирающего сверкали желтым огнем, словно он стремился пронзить взглядом сердце Кавенанта.

– Дурак! – взревел он. – Ничтожество! Здесь правлю я! Я – твой единственный законный хозяин… И лишь я один могу приказывать Камню! Попробуй только прикоснуться ко мне!

С криком он обрушил на Кавенанта молнию своей силы, которая ударила в его руку и впилась в кольцо. Белое Золото мгновенно изменилось – холод и зеленое Зло просочились в металл, оскверняя его. И тут же снова тронный зал исчез.

Кавенант находился на Смотровой Площадке Кевина. Точно титан, он возвышался над каменной платформой и с помощью своего ставшего вредоносным кольца в одиночку осуществлял новый Ритуал Осквернения Страны. Все здоровое внизу под ним гибло и умирало. Огромные золотни рушились, распадаясь на щепки. Цветы увядали, плоды алианты чахли и превращались в пыль, реки мелели и высыхали. Подкаменья и настволья рассыпались. Все живое погибало, оставшись без приюта и пищи. Он стал Лордом Разрушения более полного, чем то, которое когда-либо существовало; разрушения, которое было совершенно непоправимо.

Никогда!

Невероятным усилием воли он исторг зеленую силу из своего кольца.., и вернулся в тронный зал. Кольцо снова сияло чистым серебристым светом; ветер его мощи утих, победив таинственную изумрудную силу.

Ему стало почти смешно. Камень не способен был подчинить себе его, он был болен, безнадежно болен, и никакое новое разложение не могло оказать своего губительного воздействия на него.

– У тебя был шанс, – прохрипел он, обращаясь к Презирающему – Ты применил всю свою грязную силу Теперь – мой черед, и ты не сможешь остановить меня. Ты нарушил слишком много законов А я – вне любого Закона. Дикая магия не подчиняется ни одному из них, значит, и я тоже. Закон – единственное, с помощью чего ты мог бы остановить меня. А теперь Закон – это я сам. Закон или мое желание, это все равно. – Ярость душила его, он почти задыхался – Я – прокаженный, Фоул. Я способен выдержать все.

И тут Презирающий бросился на него Положив руки на Камень, он вызвал к жизни всю его мощь, и она обрушилась на Кавенанта.

Точно тонны камней навалились на него. Он попытался освободиться с помощью кольца, но сила, с которой он по-прежнему не очень умело обращался, лишь опрокинула на спину его самого. Однако он тут же понял, в чем ошибка. Он пытался использовать дикую магию, словно она являлась оружием или орудием, чем-то таким, что можно взять в руки и заставить действовать так, как ему хотелось. Но Высокий Лорд Морэм сказал: “Ты сам – Белое Золото”. Дикая магия была не тем, чем можно командовать; ее нельзя было использовать хорошо или плохо, обращаться с ней мастерски или неумело. Теперь, когда она пробудилась, он понимал, что она была частью, проявлением его самого. Ему не нужно было ни концентрироваться на ней, ни нацеливать ее; она стала его плотью и кровью, отражением его собственных чувств.

Громко вскрикнув, он отбил нападение, и окружающая его стена разлетелась прочь миллионом зловонных пылающих капель.

Лорд Фоул ударил снова. Сила, опалившая воздух между ними, была направлена на кольцо Кавенанта. От столкновения двух мощных сил тронный зал засверкал бело-зелеными взрывами; послышался ужасающий грохот, словно весь мир внезапно сошел с ума.

Размах битвы испугал Кавенанта до глубины души, едва не поколебав его решимость. До сих пор он не представлял себе масштабов этой силы. Но ярость и боль за Страну, по-прежнему бушевавшие в нем, поддержали его. Лучше чем кто-либо другой в Стране он знал, что Лорд Фоул не бессмертен – не может быть бессмертен. Остальные, может быть, и верили в это, но только не он. Так его Неверие еще раз помогло ему. Люди, живущие в Стране, не могли одолеть Зло, потому что были убеждены в его незыблемости. Для Кавенанта же Лорд Фоул был лишь живым воплощением какой-то части его самого – но не бессмертным, не богом. Его можно было победить.

Именно с таким ощущением Кавенант, собрав все силы своей души, сердца, плоти и крови, вновь ринулся в бой. Он и мысли не допускал о поражении; не думал и о том, какую цену придется лично ему заплатить за победу. Лорд Фоул давил на него своей силой, заставляя отодвигаться к стене, к которой был прикован Мореход. Яростная мощь Камня высасывала из воздуха последние остатки тепла, разрушая все вокруг. Но она не заставила Кавенанта заколебаться. Дикая магия была страстной и безграничной; такой же безграничной, как Время, и такой же могучей, как сама Земля – силой, ограниченной только пределами его воли. А эта воля росла, становилась все сильнее, расцветала, питаясь богатыми соками его ярости. С каждой минутой он все больше обретал способность отразить любое нападение Презирающего.