- Где... он... - вот все, что уловил склонившийся над ней отец.
      Он понял. Коротко, в двух-трех фразах он рассказал все главное о Виклинге. Анна успокоилась.
      Ридан ни на минуту не ослаблял бдительности, он не мог допустить никаких промахов, никаких осложнений. Дежурства не прекращались. Он запретил оставлять Анну одну - и днем, и ночью. По-прежнему ежедневно делались все анализы, каждое утро Ридан и его неизменные соратники - Викентий Сергеевич и Иван Лукич учиняли осмотр, выстукивали, выслушивали, жали, сгибали, щекотали слабое тело Анны, постигая тончайшую сложность его внутренних процессов и принимая меры, когда находили что-нибудь не в порядке.
      Через неделю после пробуждения Анна начала учиться ходить. Через две недели - впервые спустилась в сад. Анализы и осмотры были прекращены. Восстановление шло энергично и достаточно быстро.
      Как только Анна достаточно окрепла, Ридан вызвал следователя, который давно ждал этого момента, чтобы получить нужные ему "показания потерпевшей". И тут впервые ридановцы узнали от Анны все подробности страшных событий на Уфе.
      С нетерпением ждал Николай своего дежурства после этого свидания Анны со следователем. Он истомился, он уже больше не мог держать себя в руках. Ведь до сих пор ни слова не было сказано между ними о самом главном. Он старался скрывать от нее даже взгляды, так непокорно загоравшиеся нежностью. Нужно ли это было, Николай не знал. Он просто боялся волновать ее. Ведь запретил же Ридан в самом начале напоминать ей о Виклинге, о катастрофе на Уфе...
      Значит теперь можно!
      Вечер тянулся медленно. Николай сидел в столовой один, держал перед собой газету, а думал о том, что он скажет Анне...
      Около десяти Наташа вышла от нее в халате, с полотенцем и удивленно посмотрела на Николая.
      - Вы ждете? Ведь уже не нужно дежурить, разве Константин Александрович не сказал вам?
      - Нет, ничего не говорил, - ответил Николай, и Наташа уловила его огорчение. Она улыбнулась ему ободряюще.
      - Идите. Полчаса в вашем распоряжении. Я - в ванну. Николай молча подошел к кровати, пристально вглядываясь в глаза Анны. Ему казалось, что они видят его мысли и зовут его. Анна тоже молчала. Потом она протянула ему руку, и это было то самое движение, которого он ждал. Он взял эту слабую, худенькую руку с длинными, тонкими пальцами, прильнул к ней щекой, всем лицом и поцеловал. Глаза Анны - большие, потемневшие, смотрели серьезно и открыто, как бы едва вмещая что-то необъятное. Она поднялась и села на кровати, пригнув к себе колени.
      - Я сегодня не все рассказала следователю, - сказала она. - Самое главное утаила, потому что ему это не нужно... Да и никому не нужно... кроме нас... Когда я заснула там, за кустами, перед приходом Виклинга, мне приснился сон. Будто я стою в воде, а свет такой ослепительный, что я не могу открыть глаза и не знаю, куда идти. Мне становится страшно, я зову вас... Вы приходите, берете меня на руки, несете к берегу... И говорите: "Вот так мы будем идти вместе... всегда вместе..." Я вспомнила это, как только пришла в себя.
      - Анютка, милая, ведь это самое я и хотел сказать вам сейчас!
      Он вскочил, безотчетным движением поднял ее на руки вместе с одеялом, привлек к себе и, целуя, понес по комнате. Она казалась ему невесомой.
      - Вот так это было, Аня?
      - Так... так, Коля!.. Значит - навсегда?
      - Навсегда, Анютка!
      - И я... навсегда!.. А теперь клади меня обратно на берег. И уходи. Больше нам сегодня ни о чем говорить не нужно. Правда?.. Коля, я счастлива!
      - Я тоже, Аня. Спокойной ночи... если это возможно.
      Он почти выбежал из комнаты, чувствуя, что ему действительно нужно сейчас побыть одному.
      ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
      ОНИ ИДУТ ДАЛЬШЕ
      Жизнь понемногу налаживалась.
      Величайшее счастье, крепко завладевшее всеми ридановцами, творило свои обычные чудеса: приводило в порядок нервы, порождало новые залежи энергии и силы, делало мир прекрасным и немного, будто шутя, путало мысли и дела людей.
      Мамаша восстановил прежний порядок в лабораториях, убрал все оборудование, связанное с оживлением Анны. Ридан "прошелся" по институту, устроил несколько совещаний сотрудников, наладил и направил их работу и уже приступил к продолжению своей "градуировки", далеко еще не законченной.
      У Николая оказалось немало забот, связанных с выпуском серии новых "ГЧ", приспособленных для оборонных целей. Конструктивные изменения аппарата были прямым следствием того опыта, который Николай приобрел во время операции на маяке Стеншер. Творил он по-прежнему с увлечением и изящной точностью, но в оформлении, в необходимой теперь документации своих новшеств то и дело ошибался, путал... Тут-то и проявлялась "игра" его счастья. Теперь он уже понимал, чем отличается поглощавшая его любовь к Анне от любви к ней всех близких людей...
      Хуже было Наташе. Она раньше всех свыклась с возвращением Анны из небытия, а Федор был так далеко! Конечно, Федор уже знал все, но как мучительно долго шли письма - к нему, от него!..
      Вскоре Ридану позвонил нарком. Ему нужно было устроить срочную консультацию с Тунгусовым по поводу одного "очень интересного" изобретения. Но он просил разрешения самому приехать вместе с изобретателем на Ордынку.
      - Хочу, наконец, повидать вас всех, - говорил он. - Приеду вечером, на часок, отдохнуть, подышать вашим животворным воздухом. Можно?
      Профессор немедленно собрал всех и объявил аврал. "Это что-нибудь не спроста", - подумал он.
      Вечером, едва ридановцы успели подготовиться к встрече, внизу раздался энергичный, короткий звонок.
      Нарком вошел в сопровождении худощавого, светловолосого молодого человека. Черты его лица говорили о том, что ему пришлось немало пережить на своем недолгом веку. Внимание хозяев, вышедших навстречу гостям, явно приводило его в смущение.
      - Привет кудесникам двадцатого века! Вот только сейчас я нашел для вас подходящее название, - весело говорил нарком, крепко пожимая всем руки. Знакомьтесь с новым товарищем. Поручаю его вам, Анна Константиновна, он говорит только по-немецки. И нужно, чтобы Николай Арсентьевич обмозговал идею, которую он предлагает. Так что будьте переводчиком.
      - Он немец? - тревожно спросила Наташа. Нарком рассмеялся.
      - Ну и что-ж, что немец. Немцы всякие бывают.
      Сжимая руку профессора, молодой человек пристально вглядывался в него, будто вспоминая...
      По совету Ридана Анна пригласила его в кабинет к Николаю, чтобы там без помех быстро закончить дело. Наташа решительно присоединилась к ним. Встревоженная мрачными воспоминаниями, она пристально наблюдала за иностранцем.
      - Где-то я видел его... - пробормотал Ридан, когда они удалились. Ценное изобретение?
      Нарком не торопился с ответом.
      - Сейчас дело не столько в изобретении, сколько в самом этом молодом человеке, - сказал он. - Впрочем, погодите, сейчас там все выяснится, и они прибегут сюда. Это я вашим ребятам решил сюрприз устроить. Давайте пока поговорим о другом. Скажите, вы очень заняты сейчас?
      ...Между тем в комнате Николая происходило следующее. Молодые люди расположились у письменного стола. Перед немцем положили бумагу, карандаши.
      - Надо бы с ним познакомиться сначала, - сказал Николай, - интересно, что за человек. Спроси Аня, где он работает.
      - Пока нигде, - ответил тот. - Я только недавно попал в Советский Союз. Я антифашист.
      - Вы изобретатель? Инженер?
      - Нет. Я радиотехник. Но я знаю об одном изобретении, которое может очень пригодиться Советскому Союзу.
      Друзья переглянулись. Нечто подобное говорил и Виклинг.
      Настороженное внимание окружающих явно смущало и угнетало гостя. Он сидел, видимо в привычной позе, зажав ладони между коленями, и старался ни на кого не смотреть.
      Вдруг лицо его преобразилось. Он быстро встал с кресла и, перегнувшись через стол, устремил взгляд на стену: там висели куэсэль-карточки Николая, наиболее яркие свидетельства его "эфирных" побед.
      - Вы коротковолновик?! - воскликнул он, обращаясь к Николаю.
      - Да, - ответил тот.
      - eu2bd?
      - Это мои позывные...
      Немец взволнованно провел ладонью по лбу. Потом схватил карандаш.
      - Вы знаете это? - и он написал крупными буквами на листке бумаги: LMRWWAT.
      - Так это вы?! - Николай схватил его руку. Глаза молодого человека сияли. Девушки хлопали в ладоши: сразу все стало ясно.
      Наташа распахнула дверь и выбежала в столовую с криком:
      - Это он! Константин Александрович, это наш немец! Тот самый!
      ...И вот уже они сидят за столом, над которым немало потрудились в этот день тетя Паша с Наташей и Анной, за бокалами ароматной имеретинской "изабеллы", привезенной наркомом. Он оживлен, весел; видно, что он, действительно, отдыхает душой среди новых, полюбившихся ему друзей.
      Пристально всматривается он в лицо Анны.
      - Вот из-за кого я главным образом приехал... Лазарь воскресший! Ведь это же самое настоящее чудо! Вы чувствуете?
      - Не столько чувствую, сколько понимаю, - улыбается Анна.
      - Значит, никаких последствий?
      - Профессор утверждает, - серьезным тоном сообщает Николай, - что смерть вообще несколько... "взбадривает" человека.
      Нарком смеется.
      - Значит так и есть. Обязаны верить: он - чудотворец, он знает.
      Понемногу беседа становится спокойнее, строже. Нарком незаметно направляет ее в нужное русло. Осторожными вопросами он заставляет Анну впервые так живо и подробно рассказать о собственной гибели, Николая и Наташу - с волнением вспомнить, и, порой дополняя и подравляя друг друга, только теперь понять некоторые подробности того страшного вечера и ночи на Уфе; Ридана - увлечься на несколько минут своими идеями о власти человека над собственным организмом и раскрыть тайны "воскрешения" дочери, никому еще не рассказанные...
      И вот, уже не видя, не чувствуя ни своих напряженных поз, ни судорожно сжатых рук, они слушали друг друга, будто следя за самими собой на кадрах фильма, впервые воспроизводившего жизнь без ошибок, без искажений...
      Ганс Риккерт сидел между Анной и Риданом. То один из них, то другой, как могли, тихонько передавали ему смысл рассказов.
      Теперь очередь дошла до него.
      У Ганса был свой, особый стиль рассказа: факты, лаконичные, сдержанные сообщения, будто вырезанные из газетных заметок. После живых, ярко окрашенных личными настроениями, переживаниями рассказов ридановцев его речь показалась сначала сухой, скучноватой.
      Но уже через несколько минут стало ясно, что это только манера рассказчика: факты связывались, рождали все более оживающие образы людей Гросса, Мюленберга, нацистов, самого Ганса; как бы между строк нарастал и уже психологически окрашивался в цвета трагедии смысл таинственного "мюнхенского взрыва".
      Теперь ридановцы узнали, наконец, как в голове вот этого молодого рабочего возник отчаянный план связи по радио с неизвестным, только "почувствованным" и угаданным советским другом, как родились эти удивительные буквы - LMRWWAT, сыгравшие такую значительную роль во всех событиях их жизни за последние годы.
      В самом деле! Ведь если бы Ганс не придумал этого "ключа" и не передал его Николаю, возможно, Ридан не получил бы "Генератора чудес". А тогда не было бы ни ридановских научных побед, ни преступления Виклинга, ни его разоблачения, ни гибели и спасения Анны. Ничего не было бы!
      - Расскажите еще, как вы проникли к нам в Союз, - подсказал нарком.
      Ганс говорит, Анна переводит...
      Прошло почти два месяца с того момента, когда, сидя за столом в кают-компании "Эрваллы", он понял, что провалился, погиб, отравлен, и, теряя сознание, опустил голову, чтобы не поднять ее уже никогда. Потом поднял голову, убедился, что он жив, здоров и спасен друзьями.
      Никто не объяснил ему, что тут произошло: это была государственная тайна. Но пытливый ум его не мог успокоиться; некоторые наблюдения, сделанные тотчас после возвращения сознания, убеждали его, что это был сон, что ему подверглись все, кто находился тогда на "Эрвалле", что сон этот вызван 6ыл искусственно, на расстоянии, и, следовательно, имел целью захват советскими пограничниками шпионского судна. Но как, чем можно усыплять людей на расстоянии!?
      Придя сегодня сюда, он узнал в профессоре того, кто был тогда среди друзей. А теперь из прослушанных только что рассказов он уловил, что существует генератор излучений, действующих на мозг, что он создан этими замечательными советскими учеными, победившими даже смерть...
      Ридан теперь вспомнил, где он видел это лицо, эти глубоко сидящие глаза. И вспомнил фразу, сказанную там майором: "Вы спасли жизнь этому хорошему парню..." Теперь об этом узнал и Николай, сидевший тогда на маяке...
      Ганс Риккерт, закончив свой рассказ, встал, обернулся к Ридану и сидевшему за ним Николаю и сказал:
      - Я понимаю, что ваш аппарат, вызывающий сон, - большая тайна Советского государства. Я догадался о его существовании по сегодняшним разговорам. Но прошу вас не тревожиться. Поверьте, ни один человек никогда ничего не узнает от меня. А теперь позвольте от всего сердца, - он приложил руку к груди, - поблагодарить вас. Если бы не вы, я не смог бы выполнить то, что считал своим долгом. И меня можно было бы найти сейчас только где-нибудь на дне Балтийского моря... с грузом на ногах. А жизнь... все-таки очень хорошая вещь!
      - Позвольте... - как бы с трудом осваивая мысль, внезапно поразившую его, сказал Николай, обращаясь к Гансу. - Два месяца тому назад вы уже были у нас и передали властям то, что завещал вам товарищ Мюленберг. А знаете, что произошло через... две недели после этого, когда мы были уже на Уфе. Мы получили от вас радиограмму с текстом изобретения Гросса! Зачем это? И откуда вы передавали.
      Ганс задумался.
      - Вы получили весь текст расчетов Гросса? - спросил он.
      - Нет. Только начало. Потом передачу забили.
      - Как хорошо, что вы мне это сказали! Теперь я спокоен. Значит, его не поймали. Дело в том, что я поручил одному верному товарищу продолжать без меня эти попытки передать текст. На всякий случай. Ведь я мог и не добраться до вас!.. Но как же вы, путешествуя в лодке, получили его сообщение? Неужели брали с собой рацию?
      - Нет, - рассмеялся Николай, - я тоже уехал, оставил товарища за своим передатчиком... Он и переслал нам текст...
      - Знаете, - сказал нарком неожиданно. - Вы и не представляете, как чиста атмосфера тут, как приятно быть среди вас, чувствовать эту крепкую дружбу...
      - И не только дружбу, - подсказал Ридан.
      - Да?! - нарком протянул руки, указывая сразу на Анну и Николая. - Они? Признаться, я это заметил... Что же, давайте наполним бокалы... Итак...
      - За любовь! - тихо, но твердо, без улыбки, произнесла Наташа. Нарком, прищурившись, взглянул на нее и опустил бокал.
      - Постойте-ка, тут что-то неладно.
      - Не совсем ладно, - подтвердил Ридан. - Видите ли, за нашим столом не хватает Федора Ивановича. Вот приедет в отпуск, тогда будет все ладно.
      - Кто это?
      - Инженер Решетков, вы его знаете, инициатор "сушилки", помните?
      - Как же. Одобряю, Наташа! Где же он?
      - В Приморье. Лейтенант пограничных войск. Уехал сразу после Уфы.
      - Что ж, Наташа. Не огорчайтесь, все в свое время. И в наших силах это время приблизить, - сказал нарком. - А дружба - самое главное... даже в любви... Поэтому, - за любовь и дружбу!.. Ну, а теперь позвольте мне слово для небольшого сообщения. Сегодня состоялось заседание Президиума Верховного Совета, на котором принято несколько интересных для вас решений. Первое такое.
      Нарком вынул из верхнего кармана френча сложенную пополам бумажку и прочитал:
      "За важнейшие научные открытия в области физиологии и исключительные заслуги в деле обороны страны наградить профессора Ридана Константина Александровича и руководимый им Институт экспериментальной физиологии орденом Ленина..."
      Ридан вскочил с места. Вскочили все, и грохот рукоплесканий смахнул напряженную тишину. Нарком поднял руку.
      - Погодите, друзья, теперь второе: "За научные открытия и изобретения в области радиотехники, имеющие крупное промышленное и оборонное значение, наградить инженера Тунгусова Николая Арсентьевича орденом Ленина..." Есть и еще награжденные по институту. Позвольте мне поздравить вас с заслуженной наградой!..
      Молодежь собралась в комнате Тунгусова; Ганс с любопытством знакомился с некоторыми усовершенствованиями коротковолновой техники, придуманными Николаем.
      "Старики" остались одни в столовой. Ридан ждал этого. Он давно заметил следы какой-то озабоченности, проскальзывавшей в поведении наркома.
      - Вы чем-то обеспокоены? - спросил Ридан. - Может быть, в связи с делом Виклинга...
      - Нет, это частность. Просто, как всегда, много работы. Немного устал.
      Ридан не решился настаивать на большем.
      - А какова судьба Виклинга?
      - Пока идет следствие, - она еще не ясна.
      Ридан внимательно посмотрел на наркома, но промолчал. Тот вздохнул, слегка развел руками.
      - Не будем больше говорить об этом, Константин Александрович... Вот и молодежь идет. Пора! - Нарком встал. - Собирайтесь, Ганс. Я думаю, что на днях вы сможете начать работу здесь, у инженера Тунгусова. Переведите, пожалуйста, Анна Константиновна... Он вам поможет, Николай Арсентьевич: придется ведь разобраться в этой машине Гросса. Ничего не поделаешь, сама судьба возложила на вас эту задачу - не так ли?.. Да и с подготовкой к серийному выпуску вашего генератора будет немало работы. Помните: надо спешить.
      - А что, есть какие-нибудь тревожные сведения?
      - Кое-что есть, - уклончиво ответил нарком.
      - Машина Гросса?
      - Э, нет... От нее они, по-видимому, отказались. Речь идет о гораздо более солидных орудиях истребления. Но пусть это вас не тревожит, не отвлекает. Сдавайте все материалы для серии на завод и занимайтесь своим делом, идите дальше. Нам очень нужно идти дальше... И побыстрее.
      - А не затянут там, на заводе? Если мы опоздаем с нашей серией... насупившись начал Николай.
      - Что ж, - беззаботным тоном перебил его Ридан, - тогда мы воспользуемся другими, еще более совершенными "генераторами чудес".
      - Какими?!
      - Да вот этими, самыми настоящими, - Ридан засмеялся и похлопал Николая по лбу. - У нас ведь их немало...
      ВМЕСТО ЭПИЛОГА
      Вот и все, что можно было рассказать о тех удивительных событиях, что означают, быть может, начало новой эпохи в жизни людей.
      Она еще не наступила, не стала реальным настоящим, эта эпоха. Что ж из тою? Начало всего, что создает человек, кроется в глубинах его ума, в недрах его науки. Далеко не всегда это новое сразу становится доступной всем реальностью настоящего. По разным и сложным причинам для этого порой нужно немало времени.
      Ничего. Время идет, история делает свои неотвратимые шаги, и все то новое, то будущее, с которым мы познакомились теперь, обязательно станет настоящим. И каждый узнает тогда это бывшее будущее.
      Странно, не правда ли, - "бывшее будущее". Значит, будущее может быть прошлым? Значит, оно есть и сейчас, в настоящем, - то будущее, которое еще не наступило?!
      Да, да, да! Есть и сейчас. Оно живет в сердцах, в горячих мечтах и холодных расчетах, в воображении тех, кто умеет заглядывать вперед.
      Такие люди есть. Для нас они - обыкновенные люди, творящие настоящее; они живут рядом с нами, что-то изучают, что-то делают, задумываются, иногда ведут себя как-то странно, непонятно. А, может быть, так надо? Ведь мы не знаем их таинственных путешествий в прошлое и будущее, не знаем, как оттуда, из будущего, они добывают то новое, что мы потом спокойно включаем в свою жизнь.
      Да, есть такие провидцы. Обычно каждый из них видит одну какую-нибудь деталь будущего. Он проследил ее путь от самых истоков, уловил законы ее развития и понял ее судьбу, ибо ничто в мире не падает с неба, не возникает сразу, в миг, но вырастает медленно и постепенно из корней, проникших в глубины прошлого. Так появляется все: любое научное открытие, изобретение, событие общественной жизни, новая форма растения - все, каким бы внезапным ни казалось его возникновение. Все - результат прежнего и основа последующего. Если найти эти цепочки в прошлом, уловить законы появления звеньев, можно увидеть вещи и явления, которым еще предстоит возникнуть. Об этом и говорят события нашего романа.
      ОБ АВТОРЕ
      Юрий Александрович Долгушин родился в 1896 году в Закавказье, в гор. Кутаиси, в семье ученого-агронома. Дед его, Александр Васильевич, был известным революционером-народником и умер в Шлиссельбургской крепости.
      Трудовую жизнь Юрий Долгушин начал рано, еще будучи гимназистом. Окончив гимназию в 1916 году, он отправился в Москву и сдал конкурсный экзамен в МВТУ, но с первого же курса был призван в армию, направлен в студенческую школу прапорщиков, а по окончании ее - в запасный полк в Тбилиси, где и был демобилизован в связи с окончанием первой мировой войны.
      1918, 1919, 1920 - тяжелые, голодные годы в меньшевистском Закавказье, отрезанном от России. Юрий Долгушин работает землекопом, грузчиком на Тифлисском вокзале, затем поступает в авторемонтную мастерскую. Проходит практический курс геодезии при Тифлисском Землемерном училище и отправляется в Армению на изыскательные работы. С нивелиром и мензулой совершает путешествие от озера Севан до г.Еревана по реке Занге. Следующая экспедиция связана с проектом осушения Потийских болот в Западной Грузии.
      К этому времени относится начало литературной деятельности Ю.Долгушина. Он пишет стихи и рассказы, печатается в журналах "Феникс", "Куранты". "Фантастический кабачок", становится членом Союза русских писателей в Грузии.
      В 1921 году, когда в Грузии установилась Советская власть, Ю.Долгушин возвращается в Москву, работает репортером в газетах "Труд", затем в "Известиях", пишет очерки и первые научно-фантастические рассказы. В 1936-1940 годах он работает над романом "Генератор чудес", который печатается в журнале "Техника - молодежи".
      С начала Отечественной войны Ю.Долгушин уходит на фронт в народное ополчение. К началу 1942 года попадает в госпиталь. Здесь он пишет повесть "С противотанковым ружьем". Повесть получила первое место на конкурсе, объявленном издательством "Молодая Гвардия".
      В 1943 году выходит его книга (написанная в соавторстве с Н.А.Абрамовым) "Оружие пехоты".
      В жанре научной фантастики Ю. Долгушин написал после войны только одну повесть "Тайна невидимки" (она печаталась в журнале "Знание - сила" и, позднее, в сборнике "Дорога богатырей"). В этот период его увлекли вопросы мичуринской биологии, которым он посвятил две книги - "У истоков новой биологии" и "В недрах живой природы".
      Новая редакция научно-фантастического романа "ГЧ" - плод многолетней работы писателя.