Бэб, казалось, не знал, как ему себя вести: то ли сердиться, то ли смеяться.
– Это к делу не относится. Я уже давно не девственница… неважно сколько лет, – сказала леди Валери. – Мою репутацию очернить невозможно.
– Конечно, нет. – Бэб замахал руками. – Ну разумеется, нет. Об этом и речи быть не может. Простите. Просто я еще не видел, чтобы мои дяди находились в таком…
– Увлечении? – улыбнулась леди Валери. – Это немудрено! Очень милые джентльмены, оба. Но весьма ограниченные. Мало путешествовали, насколько я могу понять.
– Что бы это значило? – Бэб прикрыл рукой глаза. – Впрочем, нет, я ничего об этом знать не хочу. Мы ведь говорим о моей дорогой племяннице Мэри, и если она утверждает, что ее отношения с этим… этим господином вполне невинны, кто я такой, чтобы ей не доверять? Я менее всех склонен навязывать ей нежеланный брак после того, как Фэрчайлды столь возмутительно с ней обошлись в недалеком прошлом. – Бэб постарался принять благочестивый вид.
– Вы сами были вынуждены жениться, – сказала леди Валери. – Разве вы несчастливы?
– Я… но… – Бэб прекрасно понимал, в каком затруднительном положении он оказался, но не видел достойного выхода, причем с наименьшим ущербом. – Разумеется, я вполне счастлив. Но, как и ваша девственность, мой брак не имеет никакого отношения к обсуждаемому вопросу.
Леди Валери засмеялась одобрительно.
– Браво, лорд Смитвик!
Бэб вытер о штаны вспотевшие ладони и скромно улыбнулся.
– Но одежда Себастьяна была в совершенном беспорядке, – продолжала неумолимо леди Валери. – Господи, каких вам еще нужно доказательств?
Спор продолжался, казалось, уже часами. Леди Валери стояла за брак. Бэб беспомощно оглядывался по сторонам. Один, он не мог ничего противопоставить твердой решимости леди Валери, а поддержки в лице Норы не было.
Будь здесь его жена, он бы, может быть, и преуспел, но она присутствовала только при начале разговора. Она осмотрела сначала Мэри, затем Себастьяна с головы до ног. Улыбнувшись печально и как-то безнадежно, она вышла, оставив Бэба сражаться в одиночку, и с тех пор не возвращалась. Странно, подумала Мэри. В ее отсутствие Бэб все больше и больше уступал леди Валери.
И все же он мужественно продолжал сопротивляться.
– Есть еще один выход, который во всех отношениях предпочтительнее этого поспешного и сомнительного союза. Наш кузен Йен выразил готовность…
Мэри изумленно устремила на него взгляд.
– Даже и не поминайте об этом, – заявила она холодно.
Бэб спорил, конечно, не ради нее. Он спорил потому, что отчаянно продолжал цепляться, пусть надежда была крайне слаба, за ее деньги. Они должны были оставаться в семье! Его отношение, его слова объяснили Мэри яснее ясного поведение Йена в коридоре. Мэри было тяжело сознавать, что этот добродушный красавец Бэб вместе с ее кузеном замышлял погубить ее. Еще мучительнее было обнаружить, как низко пал ее кумир – Йен. Хоть и незаконный – но Фэрчайлд!
О да, Мэри чувствовала рядом с собой присутствие деда. Так сильно, как никогда. Он вовсю потешался над ней. Она вспомнила его слова: «Я говорил тебе, ты в отца – он всегда проигрывал более сильному противнику, поддаваясь своим низменным инстинктам».
Мэри подняла взгляд на Себастьяна. Вот он, ее противник. Он прислонился к книжной полке с непринужденным и до отвращения самодовольным видом. А почему бы ему и не быть довольным? Он добился от нее чего хотел, и в этом деле он тоже настоит на своем. В споре о ее будущем.
– Себастьян, – обратилась к нему леди Валери, – ты хочешь поступить с Мэри честно?
После того, как Себастьян открыл дверь, Мэри целый час спорила. Теперь, когда она отступила, устранилась, они говорили так, как будто она – неодушевленный предмет и не в состоянии ничего понимать. Леди Валери вещала таким тоном, словно речь шла о забеременевшей прислуге, которую нужно было срочно пристроить.
И что хуже всего, так рассуждали они все.
Все, кроме Себастьяна. Этот дьявол стоял, ухмыляясь, с ней рядом и великодушно изъявлял готовность спасти ее запятнанную репутацию.
– Конечно, я готов поступить как честный человек.
Когда он открыл дверь ее спальни, туда, казалось, вломился целый ад. В толпе, возглавляемой леди Валери и этой предательницей Джилл, были и прислуга, и гости. Глаза леди Валери торжествующе блестели, походка ее была легкой и стремительной, трудно было придать случившемуся более широкую огласку. Ее планы воплощались в жизнь.
Себастьян подлил масла в огонь, испепеливший доброе имя Мэри. Он даже не потрудился привести себя в порядок.
Но Мэри была не согрешившая прислуга. Она была Фэрчайлд. Женщина, которая не только совершила убийство, когда этого требовали обстоятельства, но и заплатившая годами своей юности за содержание себя и своего брата. Тогда ей на все хватило сил. Пусть она отдала ему свою девственность, но экономка не уступит так легко тяжким трудом завоеванную самостоятельность.
Она попыталась снова вмешаться.
– Я не желаю…
Леди Валери погрозила ей пальцем.
– Ты лучше помолчи, девочка. Мы устраиваем твою судьбу, твое будущее.
– Миледи, я не нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь устраивал мое будущее. – Мэри старалась вести себя благоразумно и говорить вежливо. – Я прекрасно заботилась о себе последние десять лет.
– Ну, ну, дитя мое, – вставил Бэб. – Едва ли можно ожидать, чтобы женщина понимала, что для нее лучше. Возьми хотя бы твое неосмотрительное поведение сегодня.
Это невольное признание вызвало усмешку у леди Валери.
Бэб поспешно добавил:
– Пусть и вполне невинное. Будь послушной девочкой, сиди тихо и предоставь старшим позаботиться о твоем будущем.
– Говорите, что хотите. Я не выйду за него.
Но ее никто не слушал. Бэб и леди Валери снова нос к носу, начали спорить.
Мэри смотрела на Себастьяна. Это все его вина. Теперь ее считали безрассудной и легкомысленной, когда на самом деле она была уравновешенна и серьезна. По крайней мере, она была такой, пока не встретила его.
Придвинувшись ближе к ней, он тихо сказал:
– Не смотри так злобно. – Опустив руку ей на плечо, он погладил то место, где напряженные до предела мышцы никак не могли расслабиться. – Ты же понимаешь – от твоих протестов будет мало толку. Ты выйдешь за меня. Ты слишком благоразумна, чтобы не согласиться.
Благоразумна. Да, она была благоразумна – пока он не дотрагивался до нее, вот как сейчас. Пока гладившая ее мышцы ладонь не заставила ее предательское тело забыть о причиненной им боли. При нем все ее благоразумие летело к черту. Она забыла о том, что где-то в коридорах Фэрчайлд-Мэнор блуждал некто, знавший правду о ее прошлом и требовавший денег за свое молчание. Когда пальцы Себастьяна царапали ей кожу, эта отвратительная комната расплывалась у нее перед глазами, голоса стихали и в низу живота у нее образовывалась тяжесть. Мэри утрачивала свою власть, и на свет появлялась ликующая Джиневра.
Себастьян всегда умел вовремя извлечь на поверхность эту чертовку. Именно поэтому Мэри и не желала стать его женой.
– Подумай только, – тихо убеждал он. – Ты будешь в полной безопасности.
– Я и сейчас в безопасности, – пробормотала она, думая совсем о другом. Почему он не положит руку на другое ее плечо? Какая досада!
Он так и сделал, как будто услышав ее мысли.
– Ну рассуждай же хоть сколько-нибудь логично, Мэри. Даже в наш просвещенный век случается, что мужчины добывают себе в жены богатых наследниц любым путем. Теперь, с твоей репутацией, никто даже не возьмет на себя труд за тобой ухаживать. Если ты выйдешь за меня, ты будешь избавлена от такой опасности.
Он прав, подумала Мэри.
Не хочу, взвыла Джиневра.
Мэри поразилась. Джиневра не хочет стать его женой? Даже испытав это упоение страстью? Спор двух ее личин между собой продолжался.
А между тем, обе его руки сомкнулись у нее под затылком, и он слегка наклонил вперед ее голову, чтобы размять напрягшиеся связки, продолжал и уговоры.
– Я способен многое сделать и для Хэддена. Я могу определить его в Оксфорд, если он пожелает, или отправить его путешествовать по Европе.
– У меня есть деньги, и я потеряю контроль над ними, если выйду за тебя.
– Мне не нужны твои деньги, на этот счет ты можешь быть совершенно спокойна. Я не хочу иметь никакого отношения к деньгам твоего деда.
Конечно, легко пренебрегать деньгами, подумала она, когда их у тебя и так достаточно.
– Когда мы поженимся, можешь делать с ними все, что хочешь, – продолжал он. Мэри фыркнула.
– Легко сказать. – Эти слова она проговорила едва слышно себе под нос. Голова ее склонилась до самой груди, глаза были полузакрыты. Его большие пальцы разминали ей теперь спину.
– Я торжественно отрекаюсь от твоего состояния. Можешь поступать с ним, как тебе будет угодно.
Видимо, он счел это обещание достаточным, потому что сразу же заговорил о другом:
– Но у тебя нет связей, чтобы помочь Хэддену, и тебе неоткуда их взять.
Снова напрягшись, она попыталась поднять голову.
– Ты хочешь сказать – это все из-за моей репутации?
– Тоже, кстати, помеха. – Его пальцы проскользнули под поспешно надетый ею чепчик и теперь растирали ей кожу за ушами. – Но дело больше в том, что ты женщина. Главы колледжей не питают особого уважения к женскому мнению. Но если бы я использовал свое влияние и устроил так, чтобы Хэддена рекомендовал, скажем… Вильям Питт, я уверен, они бы посчитались с этим.
– Хочешь купить меня ценой благополучия моего брата.
Она хотела высмеять его, но в ее словах прозвучала какая-то грустная задумчивость. Во всяком случае, ей так показалось.
Впрочем, наверно, так оно и было. Он перестал массировать ее кожу и опустился на колени у ее ног. Она не хотела смотреть на него – он был олицетворенным искушением.
Но он говорил так мягко, не требуя и не приказывая, по своему обычаю, но нежно уговаривая, совсем как… влюбленный.
– Почему ты не хочешь стать моей женой? Я не могу извиниться за свой поступок, это было бы неискренне. Я совсем не сожалею. Это было слишком изумительное ощущение.
Быть может, голос его и звучал покаянно, но сами слова свидетельствовали о том, что он был верен себе.
– Ну и осел! – она не нашла ничего лучшего, чем повториться.
– Ты мне это так часто говоришь, что боюсь, так оно и есть. Но я был не прав. Я ошибся в твоем характере.
Он погладил ее лицо ладонью и, подняв ей голову, вынудил ее смотреть на себя. На его резкие черты. На взъерошенные ее руками волосы. На широкие плечи и сильное тело. Боже, все в ней еще болело от этой силы. Но она подумала о том, что произошло в ее спальне, и наконец спросила:
– Ты правда считал, что мне известно, где дневник?
Он поморщился. Она это увидела отчетливо.
– Я осел, тупой виноватый осел.
Виноватым он не выглядел. Поэтому она не успокоилась.
– Ты так думал с тех пор, как мы выехали из Шотландии?
– Нет. – Он отрицательно покачал головой. – Нет. Это был только минутный приступ безумия, вызванный памятью старой вражды.
И тем, что он знал, что она убила человека? Но нет, не может быть. Он не женился бы на убийце. Она вздрогнула, вспомнив записку, и снова пришла в отчаяние.
– Тебе холодно? – он потер ей руки выше локтей.
– Нет… я только подумала… если бы мы поженились и ты услышал обо мне что-нибудь ужасное…
– Я бы ничему не поверил. – Он все еще растирал ей руки, словно стараясь согреть ее. – Ты Фэрчайлд, но ты прежде всего Джиневра Мэри, и я узнал о тебе очень многое. В чем бы тебя не обвинили, я всегда буду уверен, что у тебя были достаточные основания для того, чтобы поступить так, а не иначе.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ведь есть еще что-то, о чем мне следует знать?
Она чуть было тут же не сказала ему все. Она уже открыла рот. Слова были готовы сорваться у нее с языка. «Я убила человека».
Но она не смогла. Она должна была, но просто не могла. И она заколебалась вовсе не потому, что боялась за будущее Хэддена или при мысли о том, что скажет леди Валери. Она предвидела, как снисходительное выражение его лица резко сменится выражением ужаса и отвращения. Она не смогла бы вынести его презрения.
Плотно сомкнув губы, она покачала головой.
– Нет? – переспросил он.
Мэри снова отрицательно покачала головой, и ей показалось, что на лице у него промелькнуло легкое разочарование. Но, вероятно, это только показалось.
– Неважно. Даже если бы ты нарушила все заповеди, я бы все равно женился на тебе.
– Ты сам не знаешь, что говоришь. Нет.
– Почему нет?
– Потому что ты Дюран.
Он усмехнулся
– Тебя эта вражда нисколько не беспокоит. Ты даже не знаешь, чем она вызвана.
Мэри снова открыла глаза.
– Так скажи мне.
– Это не имеет отношения к нам. Но ты что-то скрываешь. Ты постоянно уклоняешься от ответа. И это непохоже на ту Мэри, которую я знаю. – Он пристально посмотрел на нее. – Уж не Джиневры ли ты боишься? Я помню, что ей-то как раз не хватает логики.
Мэри подняла глаза и, оглянувшись, увидела, что Бэб и леди Валери наблюдают за разыгрывавшейся у них на виду сценой с откровенным любопытством и интересом. Они даже примолкли. Мэри вновь обвела взглядом комнату и заметила, как прочно внедрилось в этих стенах присутствие деда. Но ни Бэб, ни леди Валери, ни ее собственный дед никогда не понимали и даже не пытались понять ее.
Единственный, кто вознамерился это сделать, был Себастьян, и как унизительно сознавать, насколько он в этом преуспел.
Мэри снова полностью овладела собой, мысль ее работала как никогда ясно. Она знала, что должна делать. Замужество станет одним из первых шагов. Ему вовсе и не нужно знать об убийстве. Она достанет денег и как-нибудь откупится от этого камердинера. Репутация ее все равно погибла, и она постарается быть Себастьяну хорошей женой.
Но часть ее, все та же Джиневра по-прежнему скулила: «Я не хочу, не хочу». Джиневра Фэрчайлд отчаянно искала другого выхода, а зачем? Мэри отлично знала, зачем, хотя и не осмеливалась себе в этом признаться.
Джиневра Мэри Фэрчайлд не могла расстаться с мечтой отдаться когда-нибудь человеку, который бы любил и уважал ее.
А разве не убеждалась она неоднократно, что мечтают только дуры?
И это укрепило ее в принятом решении. Она уверенно кивнула в знак согласия.
– Лорд Уитфилд, я стану вашей женой.
Глава 19.
Йен, шатаясь, ввалился в конюшню.
– Хэдд, приятель, ты где?
Измельченная солома приставала к его начищенным до блеска сапогам. Ему было наплевать. Ему на все было плевать.
– Хэдд… А, вот ты где.
Йен прислонился к одному из стойл, где молодой широкоплечий блондин чистил скребницей жеребца.
– Ты что, не слышишь, как я тебя зову?
Парень выпрямился, и свет ударил ему в лицо.
– Да ты не Хэдд! – обвиняющим тоном сказал ему Йен. – Так и не притворяйся им, и лучше скажи мне, где он.
Как все образцовые английские слуги, парень не стал возражать против такой несправедливости, а спокойно сказал:
– Он вон там, возится в загоне с жеребцом.
Йен застонал. Ему совсем не хотелось выходить на свет, но ему было необходимо поговорить с Хэддом.
Он по-родственному расположился к еще одному незаконному Фэрчайлду, и на прошлой неделе они не раз вместе выпивали. Хэдд никогда не позволил себе ни одного неосторожного замечания по поводу происхождения Йена, а Йен в свою очередь, после нескольких осторожных попыток, уже не старался больше узнать что-нибудь про Хэдда.
Они говорили в основном о лошадях, которых оба обожали. Они иногда говорили и об обществе, которого по обоюдному признанию ни один из них не понимал. Нередко Йену случалось отвечать на вопросы Хэдда о том, каково быть наполовину из морских жителей. Он охотно передал новоявленному родственнику кое-что из запомнившихся ему рассказов матери. Хэдд постоянно интересовался старинными обычаями и легендами. Но Йен точно знал, что Хэдда влечет к нему не пустое любопытство, а чувство дружбы.
Не зря вокруг него голубой ореол. Йен знал, когда люди лгут, и обмануть его было трудно.
Как Йен и опасался, солнце ослепило его, когда он вышел в загон. Но он довольно ухмыльнулся, увидев, как Хэдд пытается оседлать Квика. Йену показалось, что в горячке момента Хэдд не замечает его, но тот, не оборачиваясь, спросил:
– Ну не красавец ли он?
– Еще какой, – отвечал Йен.
Один из лучших их жеребцов! Все, что осталось с той поры, когда дяди мечтали разбогатеть, разводя лошадей. Это вполне могло случиться. Порода для разведения была выбрана отличная. Но процесс этот был длительный и требовал усиленного внимания, на что ни один из дядей не был способен. Возможность возродить состояние Фэрчайлдов была упущена.
А теперь и Йен упустил возможность завладеть состоянием Фэрчайлдов и только по своей вине. По своей собственной вине.
Хэдд подъехал к загородке и приготовился слезть.
– Помоги мне, – попросил он.
Йен ни минуты не колебался. Правда, он был здорово выпивши, но с лошадьми он никогда не ошибался, ни трезвый, ни пьяный. Он перелез через ограду и подошел к жеребцу. Осторожно протянув руки, он дал Квику их обнюхать. Потом уверенно придержал узду, пока Хэдд соскользнул с седла.
Хэдд погладил Квика, выражая ему свою похвалу, а потом обратился к Йену:
– Вроде бы рано еще так напиваться.
Йен, прищурившись, взглянул на солнце, клонившееся к закату.
– Нет, не рано. Самое подходящее время. Пошли со мной в деревню. Там в кабачке мы можем просидеть всю ночь.
Хэдд пристально посмотрел на него.
– Вообще-то у меня есть работа.
Не желая лишиться общества, Йен сказал, не подумав:
– Я могу тебя от нее избавить.
Он тут же понял, что совершил ошибку. Хэдд весь подобрался, губы его вытянулись в ниточку.
– Благодарю вас, милорд, – отозвался он саркастически. – Большинству приходится, знаете ли иногда работать. А некоторым это даже нравится.
Может быть, сказалось то, что Йен действительно здорово перебрал. Может быть, это вылезло наружу его отвращение к самому себе. Но у него невольно вырвалось то, чего вовсе не следовало говорить:
– Но ты же Фэрчайлд, черт возьми! Тебе нет никакой необходимости работать.
Подняв кулак, Хэдд размахнулся. Единственное что спасло Йена от побоев, был мгновенный протест Квика.
Посмотрев на жеребца, Хэдд снова перевел взгляд на Йена.
– Значит, ты просто не слышал, что я сказал. Мне нравится работать, а не гоняться за девчонками ради их денег.
Йен презрительно фыркнул.
– Это дело прошлое. – Он вскинул руки, и жеребец попятился, в свою очередь фыркнув. – С этим покончено.
– Ты что, уже помолвлен? – это прозвучало как насмешка.
Но эта насмешка не шла ни в какое сравнение с тем, что ему только что пришлось выслушать от Лесли.
– Хуже. Мне ужасно не повезло. Я неудачник, неудачник, я тебе говорю!
– Значит, молодая леди окончательно решила выйти за того, кого она любит.
– Да, да, черт возьми. И это я во всем виноват.
Раздражение Хэдда, казалось, улеглось немного.
– Что-то я плохо представляю тебя в роли свата.
– Поневоле, уверяю тебя. Все вышло по воле случая.
Хэдд повел жеребца в конюшню, и Йен пошел с ним рядом. Он сам не понимал, почему он упорно продолжал рассказывать Хэдду все эти подробности. Странная потребность вывернуться наизнанку. Лучше ему от этого не становилось. На дне бутылки он тоже сочувствия не находил, и уж, конечно, в этом проклятом доме ему ничего подобного не дождаться.
– Я пытался скомпрометировать ее, а она разозлилась.
– Разозлилась? Право, как странно!
– Ей, понимаешь ли, не понравились мои поцелуи. – Это по-прежнему сильно уязвляло его. – Она обошлась со мной как с младшим братом, который заслуживал хорошего шлепка и ничего больше.
– Вот как. – Хэдд смотрел на него теперь с явным сочувствием. – Мне это тоже знакомо.
– Потом она поторопилась вернуться к себе. В спальню. Как ты думаешь, кто ее там дожидался? Не кто иной, как Себастьян Дюран, виконт Уитфилд!
Хэдд остановился так неожиданно и резко, что Йену пришлось отскочить в сторону, чтобы Квик его не раздавил.
– Осторожнее, кузен. – Йен пошатнулся и чуть было снова не попал под копыта Квика. – Бывает больно, когда лошадь наступит тебе на ноги.
– Виконт Уитфилд?! – переспросил Хэдд.
Йен с трудом удержался на ногах, ухватившись за загородку. Еще немного, и это окаянное солнце перестанет жечь его. Ему становилось так плохо, как будто все выпитое им за последнюю неделю разом бросилось ему в голову.
– Отвечай же, черт тебя побери! – потерял терпение Хэдд.
– Что… о да, виконт Уитфилд. – Чувство обиды за то, как с ним обошлась судьба, снова охватило Йена. – Этот болван, этот варвар тоже решил ее скомпрометировать. И он преуспел там, где я потерпел неудачу. Ему это блестяще удалось.
Йен продолжал повторять это в надежде, что повторение лучше доведет суть дела до сознания Хэдда. И он достиг своей цели, не заметив только, к сожалению, каким зловещим становилось молчание его собеседника.
– Они поженятся еще до захода солнца, если того пожелает леди Валери. – Йен вытер со лба капли пота. – А она желает. Она знакома с архиепископом Кентерберийским.
– До захода солнца? – Хэдд взглянул на облака, красневшие в лучах заходящего солнца.
– А то и раньше. Может быть, они уже поженились. Вчера леди Валери послала человека к своему приятелю архиепископу за специальным разрешением на брак, и лицензия уже получена сегодня утром.
Йен усмехнулся. В этой усмешке сквозила неприкрытая зависть к людям, обладавшим таким влиянием.
– Как удачно, что Кентербери поблизости отсюда. – Он еще пытался иронизировать.
Взяв поводья Квика, Хэдд намотал их на столб изгороди. Потом, схватив Йена за шейный платок, он притянул его к себе.
– Как зовут женщину, которая выходит замуж за виконта Уитфилда?
– Осторожнее, старина. – Йен попытался высвободиться. – Ты мне сомнешь…
– Говори!
Хэдд задал этот вопрос таким тоном, как будто он имел на это право, и впервые какие-то проблески истины замелькали в тяжелой голове Йена.
– Моя кузина Мэри Фэрчайлд, – медленно произнес он.
Наблюдая за выражением лица Хэдда, он заметил, как в глазах его вспыхнула ярость, как только он услышал это имя.
Хэдд все крепче стягивал в руке его шейный платок, пока Йен чуть не задохнулся.
– И это ее ты пытался скомпрометировать?!
– Ты говорил, что знаешь, кто твой отец, – прошептал Йен. – Кто он? – Йен ждал ответа, почти зная его. Хэдд оскалил крупные белые зубы.
– Угадай.
– Неужели Чарльз Фэрчайлд? – выдохнул Йен.
Хэдд молча кивнул.
– А Мэри?
– Моя сестра.
Хэдд убрал свой большой кулак.
– Ты не первый, кого я вздул за попытку соблазнить сестру – и не последний! – угрожающе добавил он.
С тростью в руке леди Валери переходила от одной группы свадебных гостей к другой, прислушиваясь к их разговорам с таким зловредным удовольствием, что отчетливо сознавала – на том свете ей дорога прямо в ад.
Остановившись за колонной, она услышала, как одна из дочерей Бэба взвыла:
– Но папа, он же был у меня в спальне.
– В спальне твоей кузины он был полураздет, – резко отвечал ей Бэб. – Теперь они женаты, и мы счастливы. Счастливы, я тебе говорю! Поэтому улыбайся!
Пройдя мимо, леди Валери быстро обернулась, чтобы увидеть, кто же из девиц Фэрчайлд пытался поймать Себастьяна. Эта потаскушка Дэйзи прижимала платок к уголкам глаз, улыбаясь, как ей было приказано, пока она не увидела леди Валери. Тогда, тряхнув головой, она с надменным видом удалилась.
Леди Валери заметила, что улыбались все, хотя некоторые улыбки были более искренними и естественными, чем другие.
Дочери Бэба улыбались покорно. Поклонники Мэри улыбались, скрежеща зубами, особенно мистер Муэтт, по слухам отчаянно нуждавшийся в деньгах, чтобы не оказаться в долговой тюрьме.
А вот у мистера Эверетта Бриндли торжествующе блестели глаза. Он смотрел на новобрачных с таким удовольствием и гордостью, что можно было подумать, что это именно он, а вовсе не леди Валери, устроил этот брак. Леди Валери подумала, уж не тронулся ли он слегка в уме.
Но таких рехнувшихся старцев было много сейчас в этом великолепно убранном бальном зале. И все они дружно улыбались.
Лесли улыбался так, словно у него до сих пор свербило задницу, как тому и следовало быть. Ведь на ней были туфли с очень острыми каблучками, когда она дала ему пинка. Кэлвин улыбался, стараясь принять учтивый и обольстительный вид, что ему довольно плохо удавалось. Освальд улыбался, всем своим видом показывая, что изнемогает от страсти – откуда ей было знать, что он никогда не был на Востоке? А Берджес… Вот Берджеса она еще не испытала. В его улыбке была явная надежда на ее благосклонность. Леди Валери подумала, что она, может быть, и осуществит сегодня ночью его мечты.
Интересно, бывал ли он в Италии?
Бэб улыбался с сознанием выполненного долга, а Нора… а почему-то Норы не было.
Она как-то совсем исчезла с тех пор, как Себастьяна застали в спальне Мэри, и леди Валери ужасно хотелось знать, почему. Состояние Фэрчайлдов сегодня навсегда ушло из-под их контроля, а женщина, руководившая каждым их шагом, вдруг исчезла. На вопросы о ее здоровье Бэб отвечал только улыбками и пожатьем плеч, а когда он думал, что его никто не видит, лицо его принимало крайне озабоченное выражение.
Без своей жены Бэб совершенно терялся, и, когда Мэри громко заявила о своем согласии стать женой Себастьяна, он мог только что-то невнятно пробормотать. У Норы бы нашлось что-нибудь более разумное, но даже свадьба не заставила ее появиться на люди. Где бы это могла находиться хозяйка дома во время такого важного события?
Конечно, леди Валери не скрывала своего облегчения, когда Норы не оказалось на месте. Уж она, конечно, оказала бы всевозможную поддержку Мэри, сопротивлявшейся всем уговорам и бывшей хозяйки, и Себастьяна. Зато в ее отсутствие леди Валери от души поддерживала все, что бы ни говорил – и ни делал – Себастьян, чтобы убедить Мэри выйти за него. Все удалось, не так чтобы очень легко, но удалось.
Теперь молодые стояли рядом под аркой, принимая поздравления собравшихся. Картина весьма отрадная. Трудно было вообразить себе более прелестную новобрачную, чем Мэри, в бледно-зеленом платье с венком из цветов ракитника на голове. Ни один новобрачный не мог быть красивее Себастьяна, как всегда в черном. Он сиял такой торжествующей улыбкой, что леди Валери подумала, как, наверно, хотелось бы Мэри прямо здесь дать ему оплеуху.
У самой леди Валери рука так и чесалась. Разве он не понимает, что она все устроила? Что она подстроила ему ловушку? И нечего ему иметь такой самодовольный вид. Она решила высказать ему это при первой же возможности.
Но в это время рядом с музыкантами внушительно выдвинулся вперед Бэб, призывая всех выслушать его, и смеющиеся гости притихли.
– Вот вновь, – начал он бодро, – Фэрчайлды заполучили в свою семью ценного родственника. Лорд Уитфилд привносит в нее не только титул и состояние…
Леди Валери досадливо поморщилась. Как бы этот олух чего не вылепил.
– Брак нашей кузины с ним кладет конец длительной и позорной вражде. Как глава семьи Фэрчайлд я искренне приветствую лорда Уитфилда.
Раздались вежливые аплодисменты, хотя леди Валери прекрасно знала, что большинство гостей предпочли бы открытую свару искусственному согласию.
Себастьян вежливо поклонился Бэбу. Бэб в свою очередь раскланялся с ним. Впервые за весь вечер у Мэри на лице было почти счастливое выражение.
Затем выступил Лесли.
– Хорошо сказано, племянник. Уж слишком много внимания было уделено этой юношеской проделке много лет назад.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Себастьяна.
– Но мои братья и я хотим доказать, что мы не держим зла против Уитфилдов…
– Зла! – невольно воскликнул Себастьян.
– И мы с удовольствием преподносим новобрачным наш свадебный подарок.
Лесли сладко улыбнулся негодующему Себастьяну и сделал знак кому-то за порогом зала.
Леди Валери вспомнила сказку о злой волшебнице, омрачающей праздник своим подарком. Очень похоже.
Четверо слуг внесли большой тяжелый предмет, скрытый под покрывалом. Они поставили его на пол и отступили. Лесли, помедлив, сдернул покрывало.
Всем взорам открылась прекрасная бронзовая статуя поднявшегося на дыбы жеребца, почти в половину человеческого роста. Работа была изумительная. Леди Валери могла различить буквально каждый мускул на теле лошади. Полированные копыта сверкали, вся его мужественная стать была гордо выставлена напоказ.
Мгновение ошеломленные гости молчали.
Затем кто-то негромко хихикнул.
Леди Валери, чей слух с возрастом нимало не ухудшился, услышала, как Бэб прошептал:
– Господи, помоги нам.
Себастьян стоял так неподвижно, с таким лишенным всякого выражения лицом, что его самого можно было принять за статую. Бедняжка Мэри не понимала ничего из происходящего, да оно, казалось, не очень ее и занимало. Она не сводила глаз с одного из внесших статую людей. Во взгляде ее читался ужас.
И леди Валери его тоже узнала.
Это был тот самый лакей, заговоривший с Мэри в коридоре. Не зная ни его имени, ни имени его хозяина, леди Валери не смогла его разыскать. Теперь, когда она уже совсем собралась распорядиться схватить этого шута, Лесли адресовался непосредственно к Мэри, выставив в злобной улыбке свои фальшивые зубы.
Театральным жестом он взмахнул рукой.
– Пусть эта статуя всегда напоминает тебе, каким должен быть настоящий жеребец.
Мэри не обратила на него ни малейшего внимания. Себастьян кинул на него такой убийственный взгляд, что Лесли благоразумно отступил за бронзовую скульптуру.
Шумная возня в дверях привлекла всеобщее внимание. Тишину нарушили громкие голоса, полные гнева и негодования. В зал ввалилась целая толпа лакеев. Они походили на пчел, роящихся вокруг своей царицы, а царица – или вернее царь – неудержимо увлекал их за собой.