Глава 16.

Мэри, вздрогнув, проснулась. Как это случалось последние четыре дня, она широко раскрытыми глазами неподвижно уставилась в серую предрассветную мглу, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце.

Убийца.

Это слово эхом преследовало ее везде. Оно осталось у нее в сознании из ночного кошмара, кошмара, заполненного лакеями, которые обвиняюще указывали на нее пальцем, ожившими трупами, бесконечной дорогой на эшафот, над которым болталась петля виселицы.

Убийца!

Поднявшись с постели, она оделась в темное и на цыпочках подошла к куче записок, подсунутых за ночь ей под дверь. Она подобрала их и, подойдя окну, стала разбирать, пока не нашла ту, которую искала. Ту самую, с простой каплей воска вместо печати. Она уже знала, что в ней написано.

Убийца.

Это слово повторялось в каждой из них. Это единственное слово лишало ее покоя так, как это не могли бы сделать самые пространные обвинения.

Мэри знала, кто писал эти записки. Она его больше не встречала, да в этом и не было нужды. У всех камердинеров в ее кошмарах была та же ухмылка, все они так же являли собой угрозу, как и тот человек, которого она увидела тогда ночью в коридоре. Он преследовал ее.

Бросив взгляд на постель, где спала Джилл, Мэри отперла дверь. После того, как она получила первую записку, она попросила у миссис Бэггот ключ в надежде, что взаперти она сможет спать спокойнее, но она надеялась напрасно.

Мэри уже совсем приготовилась выскользнуть в дверь, когда Джилл громко прошептала:

– Будьте осторожны, мисс Фэрчайлд.

– Постараюсь, – неуверенно ответила Мэри.

Джилл явно не полагалась на здравомыслие своей госпожи. Она постоянно твердила, что блуждать одной по коридорам глупо и безрассудно. После получения первой записки Мэри подумала, что она, быть может, и права. Но она нигде не чувствовала себя в безопасности.

В коридоре она проворно подошла к окну, в алькове сломала печать и развернула листок.

«Убийца.

Семья Бессборо все еще предлагает вознаграждение за поимку. Сотни фунтов достаточно, чтобы купить мое молчание. Я дам знать, где и когда».

Бумага шелестела в дрожащей руке Мэри. Сотня фунтов? Он мог бы с таким же успехом запросить и тысячу. Хотя она и богатая наследница, но денег у нее нет и неизвестно, где их достать. Ловушка вот-вот захлопнется.

Она должна бежать отсюда – немедленно!

В панике она бросилась было обратно к себе в комнату. Резкое движение само по себе привело ее в чувство, вернув способность разумно рассуждать. Такое необдуманное поведение ни к чему не приведет. Если она попытается покинуть Фэрчайлд-Мэнор, Джилл пойдет прямо к леди Валери и все ей расскажет. Леди Валери пошлет за Себастьяном. Себастьян задержит ее и потребует объяснений. Плохо. Совсем плохо.

Мэри прислонилась к стене и в бессилии закрыла глаза. Она в капкане. Она понимала это. Но угрозы, содержащиеся в записках, делали необходимость найти дневник леди Валери еще более настоятельной. Она должна найти этот дневник. Причем как можно быстрее. Найти его и выбраться отсюда.

Ее решимость окрепла, и она немного успокоилась. Опустив записку в свой поместительный карман, она, как обычно, направилась на кухню.

Слуги, конечно, взглянули на нее, когда она вошла, но за последние четыре дня она утвердилась в своем положении. К ней привыкли. Каждое утро, пока они заканчивали свой завтрак и начинали долгие приготовления к предстоящему дню, она была с ними дружелюбна, учтива и ненавязчива. Они по-прежнему настороженно за ней наблюдали, но уже не вели себя так, словно видели в ней пушечное ядро, готовое вот-вот разорваться. Пора было приступать к делу. Пришло время наконец выяснить, у кого из ее родни находится дневник.

Миссис Бэггот налила в чайник кипятку и подошла к столу. Они обе сели завтракать. Мэри разливала чай и, между прочим, сказала:

– Я все ищу кого-нибудь, кто бы рассказал мне побольше о моей семье. Я надеюсь, вы мне поможете. Как давно вы служите у Фэрчайлдов?

Конечно, Мэри не сказала ей всю правду, но миссис Бэггот была слишком проницательна, чтобы что-то не заподозрить. В то же время она не могла даже и догадываться о подлинных причинах такого интереса со стороны Мэри, поэтому она с достоинством приняла у нее из рук чашку и произнесла:

– Я начинала здесь судомойкой, мисс Фэрчайлд, когда мне было всего восемь лет.

– Подумать только! – Мэри просто не могла поверить своей удаче. Миссис Бэггот, безусловно, должна знать все семейные тайны. – Редко кому удается так высоко подняться.

– Лучше ослиная голова, чем лошадиный хвост, – изрекла миссис Бэггот известную среди прислуги истину. – Должна вам сказать, что в жизни я ничего не видела, кроме тяжелой работы, но, когда судьба дает женщине такое лицо, как у меня, разве у нее есть выбор?

Мэри попыталась какими-то неопределенными звуками выразить свое несогласие, но тут же умолкла. Миссис Бэггот в этом не нуждалась. Она хотела, чтобы ее принимали за ту, кем она была на самом деле – умную, проницательную женщину, умеющую о себе позаботиться. Она не станет ради Мэри рисковать своим положением, она ясно дала это понять, но она оттаяла настолько, что теперь была готова немного посплетничать.

– Я полагаю, никто не знает мою семью лучше вас, – слегка польстила ей Мэри, так, в качестве пробного камня.

– Могу сказать не хвалясь, мисс Фэрчайлд, что это чистая правда.

– Тогда, быть может, вы все же могли бы мне помочь.

Миссис Бэггот с нарочитой медлительностью отмерила себе сахар в чашку.

– Может быть.

– Почему братья моего деда так жестоки ко мне? Лесли никогда не упускает случая высмеять меня или учить меня или…

– Мистер Лесли обращается с вами так же, как он обращается со всеми. – Экономка внезапно замолчала.

Ложка все звякала и звякала о фарфор. Миссис Бэггот энергично размешивала сахар. Вдруг, вынув ложку из чашки, она указала ею в сторону вертевшейся поблизости служанки.

– Что тебе здесь нужно, Салли?

Высокая неуклюжая девица пробормотала:

– Ничего, мэм.

– Тогда найди себе занятие где-нибудь подальше, а то я тебе его сама приищу. – Миссис Бэггот проследила глазами за медленно удалявшейся Салли и вытерла капли чая на столе. Снова повернувшись к Мэри, она сказала:

– Ваш дядя Лесли – вредный старикашка. Он только тогда и бывает доволен, когда ему удастся принести кому-то несчастье.

– Вам он, видно, приносил его много лет? – высказала догадку Мэри.

Звяк. Звяк.

– Да. Он и его братья. – Миссис Бэггот поджала губы, словно раскаиваясь в своей откровенности.

– Я-то думала, что он только со мной такой. Я не хотела бы показаться сварливой и неуживчивой, но я думаю, все мои двоюродные деды…

Она задумалась. Как же сказать – жестокие? Равнодушные? Любители поиздеваться над теми, кто не может дать им сдачи?

Звяк. Звяк.

Звук становился все громче, но голос миссис Бэггот понизился.

– Видите там у плиты Эмму?

Мэри давно обращала на нее внимание и удивлялась ее ловкости. Эмма размешивала, резала, толкла и все одной рукой. На другой полностью отсутствовали пальцы.

– У нее все очень здорово получается.

– С двумя руками у нее выходило куда лучше.

Звяк, звяк. Так и чашка скоро разобьется.

– Мистер Лесли однажды решил пошутить. Он поставил у себя в шкафу лисий капкан и приказал горничной сделать уборку в спальне.

Мэри с ужасом смотрела на Эмму, затем перевела взгляд на свою собеседницу.

– Вы хотите сказать…

– Что мистер Лесли посмеялся вволю, и вот вам результат.

Миссис Бэггот перестала наконец размешивать свой чай и махнула ложкой в сторону Эммы.

– Он хотел бы избавиться от нее совсем, настаивал, чтобы ее прогнали – говорил, что ему надоели ее жалобы, – но я этого не допустила. Уж мне-то известны такие его тайны! Мне стоило только намекнуть ему, чтобы поставить его на место. Но если что не по нем, он становится опасен. Вот я и держу Эмму с тех пор в кухне, подальше от него.

– И они все такие… ужасные? – Стыд и отвращение заставили ее задать этот вопрос. Не потому ли и она сама совершила убийство много лет назад? Может быть, она решилась на это еще и оттого, что одной крови с этими чудовищами?

– Все же не такие, как мистер Лесли, но про него я могла бы порассказать кое-что… от этого, надо сказать, мне еще более странно, что лорд Уитфилд оказался здесь.

Миссис Бэггот отхлебнула наконец из сваей чашки.

– Он, наверно, и правда обожает вас, мисс Фэрчайлд, раз он обручился с вами после того, что сделали с ним эти негодяи. Но это вам, конечно, давно известно.

Миссис Бэггот улыбнулась, и колючки усиков у нее на верхней губе улеглись.

– И Бэб тоже такой? – спросила Мэри.

– Мистер Бэб? – рассмеялась миссис Бэггот. Смех ее был резкий и надтреснутый. Будь Мэри менее снисходительной, она назвала бы его кудахтаньем.

– Прошу прощения, мисс, он ведь теперь лорд Смитвик, но я все забываю. Уж больно дурашливо он себя ведет. Хотя красивее его не сыщешь, верно?

– Все Фэрчайлды хороши собой, – сухо сказала Мэри.

– Ну конечно, мисс. И вы тоже. – Миссис Бэггот сказала это с удивлением, как будто позабыв ненадолго, кто такая Мэри. – Но мне частенько приходится увольнять горничных, которые настолько в него влюбляются, что с ними никакого сладу нет.

– И он их поощряет?

– Нет, он так привязан к леди Смитвик. И он славный, всегда добр с прислугой, хотя и платит весьма нерегулярно.

– Значит, семья нуждается в деньгах?

– А как же?! С тех самых пор, как старый лорд Смитвик оставил их вам.

Эта мысль явно доставляла миссис Бэггот большое удовольствие.

– Но новый лорд Смитвик все время хвастается, что у него есть планы удержать семейство на плаву.

– Каким же образом? – Мэри обхватила ладонями чашку, и тепло медленно проникало ей в пальцы. – Вы что-нибудь слышали?

– Ничего особенного. Недели две назад он говорил леди Смитвик, что спасет семью, но он ведь просто пустозвон. И леди Смитвик это знает. Она сидела за шитьем, слушала его и со всем соглашалась. Она всегда так поступает, когда он пускается в разговоры.

С того самого момента, как начали съезжаться гости, Мэри наблюдала Нору в роли хозяйки, сводившей дочерей с наиболее подходящими женихами и все время искусно направляющей ее, вновь обретенную родственницу, среди подводных камней светской жизни.

– Леди Смитвик очень неглупа.

– О да. Она ведь была одна из нас, вы знаете.

Миссис Бэггот оглянулась в сторону прислуги и снова увидела ту же служанку, стоявшую немного в стороне, наклонив голову, словно прислушиваясь.

– Салли! Это что такое?!

Щеки Салли вспыхнули.

– Мэм?

– Ступай помешай овсянку, – приказала миссис Бэггот. – А потом будешь чистить лук. Может быть, это тебе напомнит, как нужно работать.

Салли присела и кинулась к плите.

– Понять не могу, что с ней творится, – сказала миссис Бэггот. – Обычно она довольно серьезно относится к своим обязанностям. Не иначе как в этом замешан мужчина.

– Всегда так бывает, – согласилась Мэри.

– Нет, вы только взгляните, где солнце, – сказала, поднимаясь из-за стола, миссис Бэггот. – А у меня столько дел!

– Но вы же хотели рассказать мне о леди Смитвик, – возразила Мэри.

– Ах, да. – Еще раз недовольно взглянув в окно, миссис Бэггот села и наклонилась к Мэри поближе. Она тихо сказала: – Леди Смитвик была одна из нас. Из прислуги.

– Удивительно. – Миссис Бэггот и представить себе не могла, насколько.

– Она была гувернанткой в Брэмбер-Корте, недалеко отсюда, а мистер Бэб – ах, прошу прощения, лорд Смитвик – был обольстителен. Ну, вы можете себе представить, чем все кончилось.

– Честно говоря, нет. – Мэри слушала как завороженная. – Ведь вы расскажете мне?

Миссис Бэггот оглянулась.

– Все та же старая история, мисс Фэрчайлд, вы, несомненно, знаете.

– Нет, – стояла на своем Мэри, – отнюдь, я ведь жила не здесь.

Миссис Бэггот беспокойно задвигалась на стуле.

– Я не могу сплетничать о леди Смитвик. Ну, просто не могу.

Такое самоограничение явно причиняло ей душевные муки.

– Одно я вам скажу. С самой свадьбы она фанатически предана лорду Смитвику. Да это и понятно. – Миссис Бэггот кивнула со знающим видом. – По моему мнению, хотя у меня его никто не спрашивает, если кто-нибудь может спасти Фэрчайлдов от самих себя, так это только леди Смитвик.

– Но, может, какие-то подробности… – продолжала настаивать Мэри.

Миссис Бэггот снова взглянула в окно, откуда струились яркие солнечные лучи.

– Вы только посмотрите, как уже светло! А я-то тут бездельничаю за разговором с вами, когда было приказано подавать завтрак на балконе.

Она встала и сделала Мэри реверанс.

– Но… но… – запротестовала Мэри. Она не могла уйти! Она еще не услышала всего. Схватив миссис Бэггот за руку, она умоляла:

– Ну, хоть одно это. Расскажите мне о моих кузинах.

Миссис Бэггот внимательно посмотрела на ее руку. Приподняв ее, она повернула ее ладонью вверх и взглянула Мэри в лицо.

– Что-то я никогда не видела у благородных дам таких мозолей, мисс Фэрчайлд. И откуда только они могут у вас быть.

Мэри попыталась вырвать у нее руку. Никто не заметил въевшихся ей в кожу следов десятилетнего труда. Только опытный взгляд миссис Бэггот не пропустил такую подробность.

– Не волнуйтесь, мисс Фэрчайлд. – Миссис Бэггот успокоительно похлопала по натруженной ладони. – Я удивлялась, почему это вы так рано встаете и почему вы здесь на кухне, как своя. Если я нашла в этом ответ на свой вопрос, можете мне поверить, я умею хранить тайны.

Разве? Немножко любезности со стороны Мэри, и она с готовностью рассказала ей почти всю историю леди Смитвик и с наслаждением сплетничала о Лесли. Да, теперь у Мэри, пожалуй, будет еще одна причина для беспокойства.

– Так, что ваши кузины? – Миссис Бэггот взяла чашки со стола и стояла, держа их в руках. – Они и отца готовы продать с потрохами, если им только что-нибудь дадут за него. Вы это хотели знать?

– Да. – Мэри тоже встала. – К сожалению, вы правы.

Она поняла, что зря потратила столько времени. Дневник мог украсть любой из ее семьи. Уж такая семейка.

Уходя из кухни, Мэри слышала, как миссис Бэггот снова отчитывала нерадивую Салли. Подавляя зевок, Мэри направилась к себе в спальню. Она исполняла свой долг каждый вечер, как этого требовал Себастьян, и на свой лад каждое утро. Она страшно переживала из-за угрожающих записок и вообразить не могла, откуда ей взять сотню фунтов. А сейчас, оглянувшись, она поняла, что заблудилась. Опять!

Странно, что при ее недюжинных, врожденных способностях к обману и всяким махинациям она так плохо ориентировалась в пространстве. Она использовала сейчас миссис Бэггот, как обыкновенно использовали людей все Фэрчайлды. Ей это не стоило никаких усилий. Как, право, напоминает времена, когда всякая интрига казалась ей занимательной, а ложь – удобным и невинным средством добиться своего. Прошлое преследует ее по пятам.

Дух Джиневры Фэрчайлд все больше завладевал ею. Когда Мэри думала о наслаждении, испытанном ею в объятиях Себастьяна, – а думала она об этом слишком часто, – ей хотелось бежать от него как можно дальше. Но в это же время Джиневра нашептывала ей: «А что плохого в том, чтобы немного поразвлечься после стольких-то лет воздержания? Да и годы идут».

От этого голоса ей было, видимо, никогда не избавиться. Он звучал в ней каждый раз, когда Себастьян почтительно склонялся перед ней. С ночи ее первого бала он не выказал к ней ни малейшего интереса, но Джиневра шептала где-то внутри нее: «Я могла бы заставить его желать меня. Я могла бы заманить его и сделать навсегда счастливым».

Эту Джиневру, пропади она пропадом, ничем не уничтожишь.

Хуже всего было то, что Мэри так и подмывало объяснить ему все обстоятельства убийства. Она безотчетно стала испытывать к нему какое-то доверие. Себастьян – человек разумный. Он бы понял. Тогда она могла рассказать ему об ужасавших ее вымогательствах, и он бы обо всем позаботился. Насколько легче она могла бы жить.

Закрыв глаза, Мэри покачала головой. Какой эгоизм – желать не только его сочувствия, но еще и защиты, и покровительства.

– Мэри, – неожиданно раздался у нее за спиной мужской голос. – Ты пришла ко мне.

Подпрыгнув от испуга, она резко обернулась. В открытой двери вырисовывалась чья-то фигура. На мгновение ее охватил безумный страх. Уж не один ли это из гостей хочет воспользоваться возможностью опозорить ее? Или, упаси Господи, не был ли это негодяй-камердинер?

Но когда мужчина сделал шаг к ней, она его узнала. Чувство облегчения нахлынуло на нее. Она взяла его за руки.

– Йен! Мне еще раз повезло, что я встречаю своего кузена. Скажи мне, пожалуйста, как пройти в западное крыло? Мне стыдно признаться, что я снова заблудилась.

Мэри улыбнулась ему, этому милому кузену, но на этот раз он почему-то не ответил ей улыбкой. Склонив голову набок, он неподвижно стоял, пристально глядя на нее.

– Йен? Что с тобой?

– Я же просил тебя никому не рассказывать, что ты была экономкой.

– А я никому и не говорила, – возразила она. Высвободив свою руку, он сдернул чепчик с ее головы и ткнул его ей в самое лицо.

– А это разве не равносильно признанию?! А твои волосы! – Йен принялся вытаскивать одну за другой шпильки, скреплявшие на затылке ее свернутые узлом волосы.

– Что за чудовищная прическа для одной из обольстительных Фэрчайлд, – приговаривал он.

Сначала Мэри не могла понять, почему он так груб с ней сегодня. Потом она сообразила – он ее просто дразнит. Точно так же вел себя Хэдден, когда оба они были моложе и беззаботнее. С легким смехом она перехватила его руку.

– Перестань сейчас же! Я буду скоро похожа на служанку, возвращающуюся после свидания в конюшне.

– Да. – Не сводя с нее огромных карих глаз, он бросил шпильки на пол. – Так лучше. Но остается еще одно.

Обхватив руками ее талию, он привлек ее к себе. Она не спешила сопротивляться, потому что не сразу поняла, что собственно происходит. Когда он прижался губами к ее губам, она резко отдернула голову.

– Йен, ты соображаешь, что ты делаешь?!

Мэри услышала в собственном голосе повелительную интонацию экономки.

– Тш-ш-ш. – Он не собирался отпускать ее. – Я совращаю тебя.

Он снова поцеловал ее. Ей пришло в голову, что этот поцелуй мог бы быть и приятным в другом ситуации. Но сейчас Йен едва ли сознавал, что он делает. Он нащупывал пуговицы на ее платье, и она услышала треск рвавшихся ниток. Из его горла доносились какие-то странные, даже смешные звуки – они напоминали ей скулящего щенка, – его губы впивались ей в рот. Все это очень мало походило на шутку.

Чтобы разом отрезвить его, Мэри прикусила ему кончик языка.

Йен изумленно отшатнулся, прижимая руку ко рту. Возмущенное выражение его лица вызвало у нее смех.

– А чего ты ожидал? Ведь я же твоя кузина.

Йен пристально смотрел себе на руку.

– Кровь! Ты меня укусила до крови.

– И еще укушу, если ты меня не отпустишь.

На этот раз она сменила тон экономки на манеру старшей сестры. Это оказалось весьма действенно. Он так поспешно опустил руки, словно она объявила ему, что страдает проказой.

Мэри уперлась руками в бока.

– Ну, что с тобой такое? – спросила она с раздражением.

– Ничего. – Он густо покраснел и что-то невнятно бормотал, как это обычно делал Хэдден, когда пытался что-нибудь от нее скрыть.

– Вчера ты казался вполне в здравом уме. Я не могу поверить, что ты вдруг внезапно впал в безумие. Ты не болен?

– Нет.

Он пытался от нее увернуться, но она приложила ему ладонь ко лбу.

– У тебя явно жарок.

– Я здоров, оставь меня, – промямлил он, избегая встретиться с ней взглядом.

– Ты сейчас же ляжешь в постель. Я пошлю Джилл на кухню, чтобы тебе приготовили там горячего молока с вином. Ты выпьешь и уснешь. Вот увидишь, когда проснешься, тебе будет гораздо лучше.

Мэри осуждающе покачала головой.

– Все вы, молодежь, себя не бережете.

Йен выпрямился.

– Я постарше тебя.

– Ну, так и веди себя соответствующим образом! – она подняла с пола свой чепчик. – А теперь скажи мне, наконец, как пройти в западное крыло?

Йен только и ждал этого момента, чтобы улизнуть. Ей, впрочем, тоже не терпелось уйти. По дороге в свою спальню она колебалась между желанием дать ему пощечину и желанием выяснить, понимал ли он, что делает. Хотя для пощечины, пожалуй, уже поздно.

Каждый мужчина, который последнее время совал нос в ее дела – а не считая этого мимолетного эпизода, она всегда имела в виду под «каждым» Себастьяна, – требовал от нее чего-нибудь. Чего-то вроде преданности. Честности. Порядочности.

Или желал научить ее чему-нибудь. Желать. Переживать. Чувствовать. Чувствовать, что угодно.

Порядочности, честности, преданности она научилась сама за последние десять лет, а чувствовать ее учить нечего. Она была не только Мэри Роттенсон, но и Джиневра Фэрчайлд тоже. А Джиневре были доступны такие чувства, о которых этот холодный надменный Себастьян и представления не имел.

Как раз сейчас самые разные чувства обуревали ее. Досада, потому что ей не удалось найти похитителя дневника. Презрение к Йену за дерзость, с которой он хотел заменить ею кого-то, кто обманул его романтические ожидания. И, конечно, злость на Себастьяна, потому что… потому что он был Себастьян.

– Мисс Фэрчайлд! – Джилл отчаянно махала ей руками из открытой двери, пытаясь привлечь ее внимание.

Мэри подошла к ней.

– Это моя спальня?

– Да, но я должна сказать вам… – Джилл указала внутрь комнаты, но вдруг, приглядевшись к Мэри, вытаращила глаза.

– Мисс Фэрчайлд, что с вами произошло?!

– Ты о чем?

– У вас волосы распущены и платье в таком беспорядке!

Джилл дотронулась пальцем до пуговицы, и та оторвалась и со стуком покатилась по полу. Теперь Джилл говорила с ней, как старшая сестра.

– А ваши губы… они распухли!

Джилл с силой хлопнула себя по бедрам.

– К вам, видно, все-таки пристал какой-то мужчина, так ведь? А я говорила вам, не ходите одна по коридорам! Для красивой богатой женщины это опасно.