Я места себе не нахожу, не в силах уснуть. Одна улыбка ваших дивных уст…»
Он не в силах уснуть! Несварение желудка, определила Мэри.
Следующая вскрытая ею записка была от мистера Муэтта.
– Леди Валери, быть может, и была бы недовольна, но она бы тебя не убила, – продолжила Мэри необязательную беседу.
– Про виконта Уитфилда, надеюсь, вы так не скажете? – язвительно заметила проницательная Джилл. – Мисс Фэрчайлд, разве вы не понимаете? Ведь достаточно кому-нибудь похитить вас и опозорить, и вам придется выйти за него замуж.
«С вашим великодушием, мисс Фэрчайлд, вы не можете не видеть, что я изнываю по вашей любви …»,
Что-то непохоже. Все эти записки – вздор. Мэри начала всерьез подозревать, что их написали не сами искатели, а их секретари.
– Кто бы мог догадаться, что меня нет в моей спальне?
– Нет, обещайте, что вы больше этого не сделаете.
– Такого обещания я дать не могу.
– Тогда я пойду с вами.
– Джилл, успокойтесь. Ведь я была экономкой и ходила одна по коридорам много лет. Не раз случалось, что какой-нибудь джентльмен видел для себя возможность развлечься, но поверь мне, я умею громко кричать, да и защищаться всем, что мне под руку попадется.
Мэри вскрыла последнюю записку без оттиска печати на воске. Подняв глаза, она улыбнулась Джилл и, увидев, как та в тревоге ломает руки, почувствовала раскаяние.
Девушка была по-настоящему огорчена и обеспокоена.
– Правда, Джилл, все будет хорошо. Я чувствую.
Но прочитав написанное на листке, Мэри поняла, что никогда еще она так страшно не ошибалась. Там было всего одно слово.
«Убийца».
А вот и опять она.
Последние три дня, в грубой темной одежде, Мэри каждое утро потихоньку спускалась вниз. Она то и дело оглядывалась, как виноватая или как будто боясь чего-то, но всякий раз она непременно исчезала в кухне. Йен не обратил бы внимания, но он сознавал, что не продвинулся ни на шаг в своих планах соблазнить ее.
Эта мысль была ему невыносима. Сознание неудачи раздражало его, тем более, что эта женщина действительно ему нравилась. Он думал, что уж он-то невосприимчив к чарам девиц Фэрчайлд, несмотря на их красоту и обаяние.
Но Мэри была совсем другая. Она восхищалась им. Она, казалось, не видела тьмы, окутывавшей его душу, и не обращала внимания на хихиканья по поводу его незаконнорожденности. Она была как раз такая, каким она назвала его – милая, славная, – и он чуть ли не ненавидел себя за то, что собирался погубить ее.
Из-за этого чувства вины, постоянно его преследовавшего, он так напился в ночь бала, что заснул прямо на одном из диванов в большом зале. Он не мог понять, почему он вдруг проснулся, когда она на цыпочках, едва слышно проходила мимо него; ему хотелось думать, что между ними существовала какая-то внутренняя связь.
По крайней мере, он так полагал, пока не увидел ее с этим негодяем Уитфилдом.
И тогда он понял, что Мэри любит Уитфилда.
Йен был склонен считать, что ей самой это неизвестно. Это чувство, смутное и неосознанное, делало намерение Йена жениться на ней еще более постыдным. Но отступать было поздно.
Он следовал за ней по пятам каждое утро, следил, как она исчезала за дверью кухни, и строил планы. Похитить ее? Или лучше соблазнить? Или погубить ее репутацию якобы «нечаянно»? Но Уитфилд уже этого достиг, и Йена это раздражало. Он был таким же, как и все мужчины. Он хотел бы обладать женщиной, которая обожала бы его. Но Мэри обожает Уитфилда. Он хотел бы обладать чистой женщиной, которой не коснулся бы никто другой. Но на Мэри уже наложили руку, и, что хуже всего, это сделал Уитфилд. Ему хотелось бы обладать богатой женщиной… ах, эти деньги, все упиралось в деньги.
Отойдя в сторону от кухонной двери, Йен поджидал здесь эту хорошенькую маленькую служаночку. Ему легко удалось склонить Салли исполнить его волю. Сегодня утром она должна была впервые сообщить ему о разговорах, которые Мэри вела с экономкой.
Пусть Уитфилду удалось завоевать ее расположение, но денег ее он не получит. Ни за что не получит, если только Йен будет в силах помешать ему.
Спальня Дэйзи.
Держась за ручку двери, Себастьян с неудовольствием огляделся по сторонам. Еще одна комната. И снова поиски. И очередная неудача в попытках найти дневник леди Валери. Он зря тратит время.
Проклятье! Он же знает, где дневник. Он должен быть в сейфе в кабинете Бэба. Себастьян вновь попытался вскрыть сейф. В конце концов, если Мэри считала себя способной на это, то уж, наверно, он не менее ловок, чем любая женщина. Но замок не поддался, и вот теперь Себастьян снова готовился обыскивать еще одну спальню в западном крыле. При этом он был уверен, что результатов это не принесет.
Он вошел в спальню, как хозяин. Его опыт – а у него в последнее время его было предостаточно – доказал, что войти смело было куда надежнее и безопаснее, чем пытаться проскользнуть украдкой. Уверенная манера устраняла необходимость объясняться с горничными.
К счастью для него, залитая лучами заходящего солнца комната была пуста. На всякий случай он спросил нарочито нетерпеливым тоном: «Вы здесь?», но в ответ не раздалось ни шороха.
Розовые занавеси постели были раздвинуты, на полу были разбросаны нижние юбки. Похоже было, что горничная Дэйзи исчезла вместо того, чтобы заняться уборкой комнаты хозяйки.
Обычно он осматривал первым делом книжный шкаф, но в этой комнате его не было. Подойдя к столику у постели, Себастьян пошарил в полуоткрытом ящике. Брезгливо отбросив щетки со сческами длинных белокурых волос, он пытался нащупать что-нибудь напоминавшее книжку.
Ничего похожего.
Растирая побаливавшую челюсть, он взглянул на туалетный столик. Из переполненных ящиков в беспорядке выглядывали шали с бахромой и кружевные носовые платки.
Боже, до чего ему опротивело рыться в чужих вещах. Хотя надо сказать, были и интересные находки. Дядя Берджес, например, держал у себя в шкафу глубоко запрятанный, довольно большой запас опиума. Близнецы самым бессовестным образом обворовывали гостей и прятали свою добычу на чердаке. Старшая дочь Бэба курила опиум. В дневнике Вильды хранилась между страницами прядь мужских волос. Йен… Вот о Йене он не узнал ничего. Его комната была настолько голой, что Себастьян подумал, что попал не туда. Но нет, либо Йену было отказано в роскоши, столь излюбленной другими членами семьи, либо он нарочно избрал себе такой стиль жизни, чтобы постоянно напоминать себе о своем незаконном происхождении.
Себастьян желал бы верить, что Йена просто обделили и все объясняется этим. Но наблюдая за Йеном, видя его сдержанность, то, как жадно следит он за другими, преследуя какие-то свои цели, Себастьян понимал, что этот человек опасен. И его не следовало бы упускать из виду.
Уж не Йен ли был тем таинственным злодеем, который так зверски избил его? Но, поразмыслив, Себастьян отказался от этой мысли. Он изрядно поработал кулаками на лице противника, а на Йене не было и следа побоев.
Ни на ком в целом доме не было следов – кроме него самого.
Обычно на нем все заживало быстро, но не успела сойти опухоль от ударов, нанесенных Мэри, как его сдернули с веревки и снова избили. Всего за три дня, проведенных в Фэрчайлд-Мэноре, испытанный боец Себастьян Дюран пострадал от рук женщины и… неизвестно кого.
Кстати, неизвестного, приказавшего ему держаться подальше от Мэри. Себастьян послушался! Он действительно держался на расстоянии и был преисполнен почтения во время их кратких встреч.
Но это раздражало его. Боже, до чего это его раздражало.
Со вздохом он отвернулся от постели и вдруг почувствовал, как что-то шевелится у него на плече. Он схватил это что-то и увидел у себя в руке изгибающиеся пальцы.
Он уставился на них в ужасе. Рука была женской.
Другая рука уже гладила его по щеке.
– Лорд Уитфилд, вы удивляете меня. Боюсь, что я… не одета.
Себастьян в ужасе посмотрел на постель. Из-за розовых занавесей выглядывала Дэйзи, и она была права. Она была действительно не одета. Окутывавшую ее прозрачную шелковую ткань никак нельзя было назвать одеждой.
– Извините меня! – он попытался увернуться, но ее руки каким-то образом цепко обвились вокруг него.
– Я не знал…
– Что я здесь? Но чем же вы тут занимались?
Ее огромные глаза были устремлены на него, рот слегка полуоткрыт. От нее сильно пахло табаком. Себастьян не выносил запах табака.
– Уж не искали ли вы какой-нибудь сувенир на память обо мне?
«Разумеется нет, корова ты эдакая», – хотелось ему рявкнуть.
Но он благоразумно воздержался. Похоже, он попал в историю куда более опасную, чем когда он болтался на веревке. Ему нужно из нее выбираться, и чем скорее, тем лучше.
– Вы привлекли мое внимание. – Это была только отчасти ложь. Она изо всех сил старалась привлечь его внимание.
Дэйзи опустила ресницы.
– Ах, я и не знала, что вы меня заметили.
– Заметил?! О да, я заметил. – Себастьян снова попытался отстраниться. Ее ногти впились ему в шею.
– Ни один мужчина не может вас не заметить. – «И бежать от тебя, как от чумы», – добавил он про себя.
– О, лорд Уитфилд! – Ее пышные алые губы сложились сердечком, глаза были полузакрыты. Она выглядела на грани экстаза. – Вы сделали меня такой счастливой.
– Хорошо. Прекрасно. А теперь мне лучше уйти.
Он вырвался наконец, уверенный, что на нем остались следы ее когтей. Но это было не страшно. У него их и без нее было предостаточно.
– Так я скажу отцу? – промурлыкала за его спиной Дэйзи.
– Что скажете?
– Что вы … проявили ко мне интерес.
Одна ее грудь, словно по собственному произволу, соблазнительно высвободилась из-под скрывавшей ее ткани.
– Я помолвлен с вашей кузиной.
Бегом бросившись к двери, он рывком распахнул ее.
– Я не должен ей изменять, – проговорил он уже на ходу.
– Но, милый…
Укоризненный голос Дэйзи звучал в его ушах, когда он торопливо шел по коридору. Он хорошо знал, что было нужно от него этой женщине. Это были отнюдь не его мужские достоинства или блеск остроумия, которым он, кстати, и не отличался. Это было его состояние. Девица Фэрчайлд легко могла разыграть оскорбленную невинность, чтобы завладеть такими деньгами.
Поэтому ему нужно алиби. Нужно сейчас и немедленно.
Он мог бы пойти в спортивный зал, где молодежь развлекалась, отшибая друг другу мозги. К несчастью, там бы его задразнили перенесенными от рук Мэри побоями.
Правда, в последний раз кулаки были не ее, но гости были другого мнения. Они громко рассуждали о том, что он опять позволил себе что-то лишнее с Мэри, и за это ему и досталось.
Он этого не отрицал, потому что в обществе ему все равно бы не поверили. Еще и потому, что постоянно роившиеся вокруг Мэри поклонники старались держаться на почтительном расстоянии от ее кулаков. Ни один из них не желал подвергаться насмешкам, которые должен выносить побитый женщиной мужчина.
Черт, можно подумать, что он это так серьезно воспринимал. Он даже и внимания ни на что не хотел обращать, но все же помимо его воли это задевало. Все эти люди, так много о себе мнившие, должны были бы быть для него безразличны. Но за годы бедности, пока он еще не составил себе состояние, ему часто приходилось выносить насмешки, на которые не мог отвечать. Поэтому он и сейчас не мог относиться к ним так легко, как ему хотелось бы.
Значит, в спортивный зал он пойти не мог, как не мог и выставить себя на посмешище в столовой, где был накрыт стол.
Оставалась игральная. Картежники всегда погружены в свои расчеты – а перед этим еще и спиртным нагрузились порядком – они не заметят, когда он среди них появился и создадут ему убедительное алиби на случай… на случай, если Дэйзи станет пытаться его поймать.
Удовлетворившись этим решением, он шагал по коридору. Как он еще раньше обнаружил, все незамужние женщины помещались в западном крыле. Но единственная комната, куда он желал бы войти, была спальня Мэри. Он так сильно этого жаждал, что намеренно обходил ее подальше – отчасти опасаясь засады, но главным образом потому, что она совершенно сводила его с ума. Она лишала его последнего самообладания и при этом вела себя так, как будто ничего не замечала. Хуже того – как будто ей это было безразлично.
Он подошел к ее двери и приложил к ней ладонь. По каким-то только для него явным вибрациям дверной поверхности он ощутил присутствие Мэри внутри. Он как будто видел, как она вздрагивала, входя в полный людей зал. Он вновь замечал, как она бросала через плечо тревожные взгляды, словно опасаясь удара ножом в спину. Он чувствовал, как по мере того, как шло время, в ней все росла и росла тревога. Так он стоял возле двери, погрузившись в подобие транса, и перебирал в мыслях все, что она делала, говорила, как двигалась и наклоняла голову. Словом, он грезил наяву.
Она не знала, что он не выносил, когда она кокетничала с другими, и что его успокаивало только то, как ей это плохо удавалось. И все же никто не оставался равнодушным к ее чарам. Даже мистер Эверетт Бриндли, этот купец, пленился ею. А ведь Себастьян мог бы поклясться, зная его по своим прежним с ним деловым сношениям, что Бриндли всегда холоден как рыба и интересуется только политикой и деньгами.
То, что он привез сюда Мэри, должно было бы упростить ему задачу. Он рассчитывал, что, пользуясь ею для отвлечения внимания, он получит время, необходимое ему, чтобы найти дневник крестной. Заполучив его в свои руки, он спасал страну – а заодно и свои капиталы – от революции.
А вместо этого ее присутствие только осложнило ему жизнь. Теперь эта дурацкая встреча с Дэйзи вынудила его принять решение, к которому у него не лежала душа. Ему придется позволить Мэри вскрыть сейф.
Ну, а почему бы и нет, в конце концов? С каждым днем он доверял ей все больше. С каждым днем она ему все больше нравилась. Каждый день он изумлялся ее уму, ее красоте… ее очарованию.
И это очарование не могло бы действовать на него, если бы он не доверял ей.
Сердце у него забилось так, что дыхание стало коротким и частым. От этой неожиданно осенившей его мысли у него закружилась голова. Но тут действительность нанесла ему отрезвляющий удар. Ему стало смешно глядеть на себя. До чего он дошел – до бессмысленных фантазий! Он – один из королей торгового флота Англии. Он заработал себе состояние собственным умом и силой характера. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что доверие и влечение не имели между собой ничего общего. Это его плоть находила ее соблазнительной. Но доверял он ей умом и сердцем.
Себастьян нежно погладил крашеное дерево двери, словно это была ее кожа.
Когда они выберутся наконец из этого проклятого дома, из этого гнойника, заражающего все вокруг жадностью и вероломством, быть может, они встретятся снова и при других обстоятельствах, быть может…
Но на самом деле он не хотел случайных встреч. Он хотел иметь ее при себе всегда. И в своей постели. Но ведь она Фэрчайлд, а он Дюран. Каждой подаренной ей лаской он предавал бы своих родителей.
Странно, но он мог бы легко сойтись с ней, когда он думал, что у нее, как и у всей ее родни, нет ни чести, ни совести. Но когда она оказалась на поверку совсем другой, он столкнулся с моральной проблемой. Иногда он почти что желал, чтобы она проявила семейные черты Фэрчайлдов, и тогда он мог бы овладеть ею без колебаний.
Но вместо этого завтра утром он поведет ее в кабинет Бэба открывать сейф. А после того, как они вернут дневник леди Валери, он проводит ее в эту спальню и скажет ей… скажет ей…
Внезапно распахнулась одна из дверей, и в коридор, спотыкаясь, вылетел дядя Лесли. Ускорение ему придала чья-то нога в атласной туфельке.
– Мерзкое создание, – раздался из глубины комнаты голос леди Валери, – у вас нет ни сколько-нибудь привлекательных физических качеств, ни даже сомнительного обаяния ваших братцев. Понять не могу, с чего вам взбрело в голову, что я буду рада видеть вас в своей постели. Убирайтесь, и чтобы я вас больше не видела!
Дверь с шумом захлопнулась, и Лесли с надеждой оглянулся по сторонам. Когда он увидел Себастьяна, его нарумяненные щеки еще больше покраснели, и он натужно попытался свести все дело к шутке:
– Весьма пылкая особа твоя крестная.
Себастьян позволил себе самую оскорбительную ухмылку, на какую был способен.
– Похоже, вам действительно удалось ее разъярить сверх всякой меры.
У Лесли во рту задвигалась вставная челюсть. Он, без сомнения, ненавидел Себастьяна, а теперь возненавидел его еще сильнее как свидетеля своего унижения. Но он был глуп и, не найдя удачного ответа, вновь обратился к старым сплетням.
– Моя племянница, заметь себе, тоже натура пылкая. Стереги получше ее конюшню, а не то новая кобыла Уитфилдов разродится пестрым жеребенком.
Мэри не предаст его. Себастьян доверял ей, он почти убедил себя в этом.
Но он все же незаметно убрал руку с ее двери.
– Спасибо за совет. Я теперь предателей чую за милю. Фэрчайлды дали мне хороший урок.
Лесли захромал по коридору, все еще не сумев оправиться от удачно нацеленного пинка леди Валери. Себастьян шел за ним и тем самым вынужден был выслушивать все, что тот считал нужным ему поведать.
– То, чему научили тебя мои братья и я, – ничто по сравнению с предательством женщины из нашей семьи. Даже наша мать была самым бессердечным чудовищем, какое когда-нибудь видел свет. Мы впитали измену и вероломство с ее молоком, а следующие поколения наших женщин даже превзошли матушку.
Он злобно усмехнулся.
– И Джиневра твоя ничем не лучше. Это у них в крови. В постели моего сына она потешается над тобой.
У Себастьяна помутилось в глазах. Он прекрасно понимал Лесли. Леди Валери сделала из него посмешище, и, как мальчишка, он издевался сейчас над Себастьяном, чтобы излить хоть на кого-то свою злость и обиду. Себастьян сам был мальчишкой, когда Фэрчайлды погубили его семью.
Лесли ухмылялся, ему явно удалось задеть Уитфилда за живое.
– Ну что, язык проглотил? Бедный мальчик. Бедный Себастьян.
В мозгу Себастьяна ожила навсегда запечатлевшаяся в нем картина. Его собственная растерянность и недоумение при виде того, как кредиторы выбрасывают из дома его семью. Его мать, утирающая покрасневшие глаза, и ее подавленные рыдания. Стоящий в стороне от них отец, внезапно ставший таким далеким и чужим, каким он никогда раньше не был и каким остался до самой своей смерти.
И именно этот человек, этот Лесли Фэрчайлд, верхом на великолепной лошади, с насмешкой наблюдающий за их унижением.
Холодно и расчетливо Себастьян пустил в ход сведения, добытые им в его напрасных поисках в спальне Лесли.
– Никто не станет смеяться надо мной так, как они будут смеяться над глупым стариком, возмечтавшим насладиться пребыванием в женском теле.
– Это в ее-то? – Лесли небрежно махнул рукой в сторону двери спальни леди Валери. – Никто не поверит, что я мог на нее польститься.
– Я не имею в виду вашу жалкую попытку соблазнить мою крестную.
Себастьян остановился, дав Лесли проковылять еще несколько шагов вперед.
– Я хочу сказать о том, что вы действительно мечтаете быть женщиной. Всех гостей очень позабавит ваш обычай привешивать себе искусственную грудь.
Лесли застыл на месте. Это был неожиданный удар.
– То-то будет потеха, когда в обществе узнают о вашей любимой привычке напяливать юбки и заставлять горничных танцевать с вами.
– Довольно!
Лесли дрожал с головы до ног, хотя он так и не повернулся лицом к Себастьяну.
– Это, конечно, ложь, но ведь ты же станешь порочить меня, если я… не заплачу тебе. Назови свою цену.
– У меня нет цены, – спокойно отвечал Себастьян. – Я слишком богат, чтобы продаваться. В этом-то вся ваша беда.
Не ожидая, к чему приведут его угрозы, Себастьян повернулся и пошел назад по коридору.
– Она знает про дневник, – тихо проговорил Лесли ему вслед.
Ноги у Себастьяна неожиданно заплелись, и он, споткнувшись, остановился. Все, что угодно, только не это!
– Она все время знала, где он, – еще тише добавил Лесли.
Себастьян направился было к нему, но при виде его лица тот, казалось, обрел вторую молодость, потому что повернулся и бросился бежать с ретивостью юноши. Себастьян остановился, пытаясь успокоить сильно бьющееся сердце.
Дневник. Наконец-то кто-то признался, что знает о его существовании. Он уже начинал тревожиться, не совершил ли он роковую ошибку. А что если дневника здесь нет? Но Лесли знает о нем и утверждает, что Мэри…
Еще раз повернувшись, Себастьян прошел мимо ее двери, даже не взглянув на нее. Лесли утверждает, что Мэри знает о дневнике. Он сказал, что Мэри и Йен смеются над ним в постели, пока он занимается бесплодными поисками, рискуя сломать себе шею и быть избитым неизвестно кем. И все это ради дневника, который Мэри… украла?
Это было как раз то, что он впервые заподозрил еще в Шотландии, но ее невинный вид, ее кажущаяся откровенность, вместе с заверениями леди Валери, заставили его усомниться. А теперь Лесли говорит… Но никто лучше Себастьяна не знал, что Фэрчайлдам ни в чем нельзя верить.
Но если двое Фэрчайлдов говорят разное, кому из них он должен верить?
Глупо, упрекнул он себя. Это глупо. Конечно, он верит Мэри. Ничто, ничто из сказанного Лесли не может этого изменить. Он, безусловно, лжет.
Себастьян почувствовал, что незаметно для себя он стиснул зубы и с усилием постарался расслабиться.
Да, он верит Мэри. Он заручится ее помощью, чтобы вскрыть сейф.
И упаси ее Бог, если она его обманет.
Глава 15.
– Ax, красотка, ты слишком хороша для этих гадких мест. – Наклонившись вперед, Йен говорил, со всей убедительностью на какую способен только влюбленный.
Молодая кобылка, к которой он обращался, кокетливо опустила глаза.
– Позволь мне украсть тебя. Мы помчимся сквозь лунный свет и никогда не вернемся сюда.
Подняв бутылку бренди ко рту, он пил до тех пор, пока не ощутил жжения в желудке. Когда он опустил бутылку, то увидел, что кобылка посматривает на него укоризненно.
– Да, да, я все знаю. Нам пришлось бы непременно вернуться. Мне – для того, чтобы погубить репутацию хорошей женщины, а тебе, – он усмехнулся, и эта насмешливая, откровенно злобная усмешка дала ему приятное чувство собственного превосходства над молчаливой собеседницей, – а тебе, чтобы поесть. Все вы, женский пол, одинаковы. Хорошее седло, удобная конюшня. Всех вас интересует только то, что можно купить за деньги.
Он повел рукой вокруг конюшни Фэрчайлдов, а потом раздраженно уставился на кобылку.
– Да еще пригоршню овса, когда тебе захочется. Это все, что тебе нужно.
Лошадь вскинула голову, как будто спрашивая, а что он находит в этом плохого.
– Продажная ты тварь. Ну, так и к черту тебя тогда. – Он снял со столба фонарь и, шатаясь, пошел было прочь. Но затем попятился и, наклонившись над загородкой стойла, разразился последним заявлением:
– К черту всех баб. От них больше беспокойства, чем сами они того стоят.
Кобылка выразила свое мнение по этому вопросу сильным влажным выдыхом, так что он отскочил прочь, вытирая рукавом лицо. Бренди плеснуло на его элегантный бархатный жилет, и он ошарашенно уставился на темное расплывающееся пятно.
– Ну, смотри, что ты наделала, – растерянно сказал он. – Из-за тебя я свое полосканье расплескал. Но у меня еще найдется.
Он наклонился и начал шарить глазами по земляному полу, пока не увидел еще одну бутылку, нераскупоренную, стоявшую там, где он ее раньше припрятал.
– Я знаю, ты вот теперь думаешь, как это я ее подниму, с фонарем в одной руке и с бутылкой в другой. Но дело все в том, что есть еще такое чудо – пальцы.
Осторожно прихватив бутылку за горлышко, он показал ее не проявившей никакого любопытства лошади.
– Небось завидно тебе, что у тебя таких нет?
Она, естественно, ничего не отвечала, и он торжествующе затряс головой.
– Вот то-то же!
Бутылки звякали одна об другую, когда он проходил между стойлами. Фонарь отбрасывал по сторонам огненные блики. Он прошел в помещение, где стояли жеребцы. Огромные мускулистые животные шептали ему что-то мягкими губами, когда он проходил мимо, признавая его превосходство со спокойным достоинством. Один из них, украшение конюшни, окончательно утвердивший свое господство над собратьями, качнул головой. Йен ответил на это приветствие:
– Сегодня полнолуние, – сказал он. – Ты чувствуешь, что тебя куда-то тянет, Квик? Ведь тебе хочется скакать и скакать, пока ты не доберешься до конца света?
Квик грациозно закивал.
– Вот и мне тоже. – Йен поднял ко рту бутылку. – Но я вместо этого пью. Для тебя и такого утешения не найдется.
– Ему и не надо, – неожиданно раздался голос откуда-то из темноты.
Йен тупо смотрел на жеребца, но сразу успокоился, когда из стойла поднялась чья-то белокурая голова.
– Я думал, это Квик заговорил, – признался он смеясь.
Но смех его умолк, когда он поднял фонарь, и на свет выступил высокий блондин.
– Бог ты мой, еще один фэрчайлдовский ублюдок!
Молодой человек резко сделал шаг вперед, намереваясь схватить его за шиворот, но Квик легким плавным движением заставил его попятиться к стене. Он не причинил незнакомцу вреда, так что Иен понял – животные любят этого молодого человека, но отодвинул его, надежно защищая Йена.
– Я не хотел никого обидеть, – сказал Йен, пока молодой человек отталкивал от себя жеребца. – Я сам незаконный. Я просто думал, что мы все наперечет. Уж во всяком случае, я всех знаю.
– Ну, ну, пропусти меня. Я не стану его бить.
Юноша говорил с жеребцом как с равным, и Квик отступил. Облокотившись на дверцу стойла, юноша спросил:
– Почему ты думаешь, что я из Фэрчайлдов?
Йен снова засмеялся.
– Тут и думать нечего! По лицу. По волосам. По росту, по обаянию… во всяком случае, я полагаю, оно у тебя есть. Я еще не встречал ни одного Фэрчайлда без него.
Юноша некоторое время смотрел на него серьезно, затем его суровое лицо медленно преобразила улыбка.
– Да, уж обаяния у меня не меньше, чем у тебя.
У него шотландский акцент, подумал Йен. Но говорит он правильно и явно учился где-то. Любопытно. Где же это милый папаша Лесли снова наблудил? Или Берджес? Или…
– Ты знаешь, кто твой отец?
Юноша удивился.
– Разумеется.
– И я тоже. – Йен подхватил бутылки. – Добавим?!
Молодой человек открыл дверцу стойла, вышел и тщательно закрыл ее за собой.
– А я вообще еще не пил.
Йен дал ему нераскупоренную бутылку и подождал, пока тот вытащил пробку и сделал глоток. Он не закашлялся, но глаза у него немного заслезились.
– Бренди хоть куда.
– Самый лучший. Фэрчайлды плохого не пьют.
– Давай-ка мне пока что это. – Парень взял фонарь из руки Йена, не встретив с его стороны никакого сопротивления. – Пожар в конюшне – скверная штука.
– А где же нам пить наш славный бренди?
Парень внимательно к нему пригляделся. Похоже, он был не уверен, как ему вести себя с новым родственником. Наконец он сказал:
– У меня вообще-то есть тут место, где мы могли бы… поговорить.
Йен пошел за ним в глубину конюшни.
– Меня звать Йен. А тебя?..
– Хэдд … Хейли.
– Ну, рад с тобой познакомиться… Хэдд Хейли, – ухмыльнулся Йен.
Хэдд спокойно выдержал его взгляд, не моргнув и глазом.
– Таишься, да? Но долго тебе не продержаться в тени. Все равно твое лицо тебя скоро выдаст. Наверное, конюхи тебя уже опознали.
– Почему ты так думаешь?
– А вот у тебя синяки. – Йен показал на темный отек у него под глазом. – Небось, дрался, чтобы замять какие-нибудь сплетни? Это никогда не помогает. – Йен ткнул себя большим пальцем в грудь. – Мне ли не знать!
– Я приму к сведению, – сказал Хэдд. Речь его отличалась краткостью. Он явно не собирался распространяться на свой счет.
– Значит, у меня появился новый братец. Или кузен? – Йен попытался все же прояснить ситуацию.
– Пожалуй, кузен. Мы могли бы подняться на чердак, там устроено получше, но я не уверен, что ты одолеешь лестницу.
Йен сокрушенно покачал головой, признавая свою несостоятельность.
– Ну, останемся здесь. Тоже неплохо. – Хэдд указал на нишу, заполненную чистой соломой, которую должны были по утрам разложить по вычищенным стойлам.
– Прекрасно!
Иен опрокинулся на толстый слой соломы и сразу же заерзал, уколовшись сквозь одежду.
– И как только лошади на этом спят? – недовольно спросил он.
– Они обычно не ложатся.
Повесив фонарь на крюк, Хэдд расположился с большей осторожностью. Его голубые фэрчайлдовские глаза изучали Йена, пока тому не захотелось съежиться.
Но вместо этого он сказал:
– Выпей. Мне будет немного проще пережить потрясение. Не всякий день находишь кузена, который служит в твоей же конюшне.
– Тебе легче что ли станет, если я выпью? – легкая улыбка пробежала по серьезному лицу Хэдда, когда он последовал этому приглашению.
– Как я понимаю, ты во дворце не объявлялся?
– Нет, и тебя попрошу молчать обо мне.
Хэдд, похоже, относился слишком серьезно к своему положению. Куда серьезнее, чем на это посмотрел бы любой из дядей. Ну, да он сам в этом скоро убедится. Йен поднял руки ладонями наружу.
– У меня хватает трудностей с кузенами, которые уже живут во дворце. Ты сам разбирайся со своими делами.
Хэдд пристально наблюдал за ним.
– А что ты делал в конюшне?
– Отличное местечко, где можно выпить. – Не удовольствовавшись этим объяснением, Йен решил уточнить: – Ну, здорово выпить. Изрядно нализаться, понимаешь? Компания тут подходящая. – Йен махнул рукой в сторону стойла. – У меня здесь настоящая родня. И потом, в этом месте я не встречаю свою прелестную возлюбленную. Я не должен слушать ее нежный голосок, нашептывающий мне, как она мною восхищается, и притворяться, что я забочусь только о ее интересах.
– А разве не так?
Смех Йена звучал принужденно.
– Не говори глупостей, ты уже не маленький. Уж ее-то интересы меня нисколько не волнуют. Я ее и не люблю. Какая там любовь! – он придал последнему слову самую похотливую интонацию. – Мне ее денежки нужны. – Он неприязненно воззрился на Хэдда, словно тот упрекал его в чем-то. – А что в этом плохого?