Вскидываю автомат и, когда чудовище пролетает надо мной, даю очередь. Пули с визгом рикошетируют от плотного слоя шипов-кольев, которые вместо перьев прикрывают тело чудища, как ежа иглы. Так вот кто так своеобразно охотится в этих краях.
      Каркнув с ослиным акцентом, гибрид ворона и ежа разворачивается и снова атакует меня. Стреляю ему в голову и снова уворачиваюсь от летящих в меня игл размером с лом. Однако, шутки в сторону. Хорошо, что я не израсходовал «муху» на динозавра. Автомат его не берёт, посмотрим: устоит ли он против гранатомёта. Пока чудовище разворачивается, привожу «муху» к бою и ловлю его в прицел. Выстрел, и клочья монстра летят в разные стороны.
      Теперь пора скорее бежать к переходу. Если появится ещё одна такая летающая крепость, а я не успею добежать до леса, мною полакомятся.
      Выйдя из перехода в каменистой пустыне, я присаживаюсь и перевожу дыхание. Подобьём бабки. Еще одна подобная встреча, и мой путь можно считать завершившимся. Да и менее опасные встречи чреваты последствиями. Пулемёта нет, гранат нет, «мух» тоже нет. Патронов к автомату осталось чуть больше полутора магазинов. Правда, есть ещё «Вальтер» с двумя обоймами, но что я с ним буду делать, если меня опять занесёт в мезозой? Разве что, самому застрелиться.
      В этой пустыне мне приходится израсходовать ещё с десяток автоматных патронов, отгоняя от себя волчью стаю.
      Десять дней я скитаюсь по безлюдным, а порой и безжизненным Фазам. Особенно запомнился пятнадцатикилометровый переход по зловонной желтой трясине, в которую ноги проваливаются по колено, и где я на каждом шагу рисковал провалиться по уши. Из этого болота я выхожу в сплошную темноту. Под ногами что-то вроде бархана. Падаю на этот «бархан» и, не обращая внимания на мелкий дождь, засыпаю как убитый.
      Просыпаюсь, когда лучи солнца назойливо пробиваются сквозь сомкнутые веки. Прежде всего, убеждаюсь, что лежу я на большой куче шлака. Осматриваюсь. Оказывается, я попал на крупную железнодорожную станцию.
      Луч на искателе гуляет в довольно-таки широком секторе, сориентированном на запад. Цифры, указывающие расстояние, мельтешат, но можно разобрать, что до перехода около пяти тысяч километров. Ничего себе! Вот это — шуточки! Как мне туда попасть? Идти пешком, нечего и думать. Добираться на попутных машинах? Вы остановитесь, когда на обочине голосует человек, вооруженный автоматом? Ехать зайцем по железной дороге? С оружием это тоже не очень удобно. А бросить его нельзя. Мало ли что ещё ждёт меня впереди. Закапываю в кучу шлака автомат, резак и шлем. Прячу поглубже «Вальтер» и иду на разведку. На станции мне сразу становится ясно, что я попал в Америку второй половины тридцатых годов. Сейчас я нахожусь на Атлантическом побережье, а переход где-то в районе Сан-Франциско или Лос-Анджелеса. Значит, мне надо пересечь весь континент. Без денег это невозможно.
      Послонявшись по окрестностям станции, забредаю на грузовой пакгауз. Выясняю, что каждое утро там набирают бригады для разгрузки и погрузки вагонов. Оплата сдельная. Сегодня я уже опоздал.
      Ночую, зарывшись в шлак. На рассвете я уже возле пакгауза, один из первых. С восьми утра до шести вечера таскаю мешки, ящики, катаю бочки. На левой руке у меня повязка с номером. Каждый мой переход с грузом фиксирует учетчик. Вечером получаю расчет: два доллара шестьдесят центов.
      Я уже знаю, что поблизости есть ночлежка, где за десять центов дадут постель и полотенце. Здесь же неподалёку есть дешевая закусочная, где можно хорошо пообедать за сорок-шестьдесят центов.
      Начинается череда одинаковых, похожих один на другой, дней тяжелой работы. Утром иду на станцию, меня там уже знают и охотно берут на работу. По своим физическим данным я выгодно отличаюсь от основной массы докеров-подёнщиков. До обеда — беготня из вагона в пакгауз и обратно. Потом закусочная: супчик неопределённого названия и безвкусный, хотя и сочный, бифштекс с суховатой картошечкой и сок. Потом снова работа до шести вечера. А там расчет и ужин. На ужин беру пару хот-догов и кружку пива. Сижу над ними часа полтора, два. Прислушиваюсь к разговорам и сам беседую «за жизнь» с посетителями, что присаживаются к моему столику. С наступлением темноты иду в ночлежку. Она довольно тесная, но чистая. Хотя я уплатил за десять дней вперёд, но каждый раз при входе мне дают новый пакет с чистым бельём, и «комната»: фанерный футляр с узкой койкой, табуретом и занавеской вместо двери, всегда другая.
      По моим подсчетам, через три недели такой жизни у меня накопится достаточно денег, чтобы доехать в вагоне IV класса до Тихоокеанского побережья.
      Некоторое разнообразие в мою жизнь вносит шайка подростков, которая иногда ловит рабочих на выходе из пакгауза и требует, чтобы они поделились с ними заработком. Некоторые безропотно отдают деньги, некоторые отказываются, и подростки жестоко их избивают. До меня тоже домогались раза три, но я молча отшвыривал их в сторону и уходил в пивную. Всякий раз меня встречала и пыталась отнять деньги всё большая компания.
      В четвёртый раз, к исходу первой недели работы, меня встречает сразу восемь хулиганов-рэкетиров. Я иду прямо на них, не сбавляя хода и не обращая внимания на их наглые требования и угрозы. Когда они от слов переходят к делу, я «успокаиваю» их быстрыми, незаметными выпадами. Хулиганы валятся в разные стороны, как кегли, на которые накатывается шар в кегельбане.
      Когда я сижу со своей традиционной кружкой пива и хот-догами, к столику подходит мужчина лет сорока в клетчатом костюме и серой шляпе. В руках у него кружка пива и гамбургер.
      — Разрешите присесть к вашему столику, мистер?
      Я киваю. Мужчина присаживается.
      — Видел я, как вы разделались с этой шпаной. Красивое было зрелище. Мне понравилось.
      Я неопределённо пожимаю плечами. Понравилось, так понравилось. Мне-то что?
      — Через день их будет в два раза больше.
      Я снова пожимаю плечами. В два, так в два. Мне-то что?
      — А если они будут вооружены?
      Третий раз пожимаю плечами и, отхлебнув пива, спрашиваю:
      — Послушайте, мистер… Извините, не знаю, кто вы?
      — Моя фамилия — Винд.
      — Мистер Винд, я не понимаю цели вашего любопытства. Если вас интересует: сумеют ли они меня когда-нибудь уделать, и вы хотите посмотреть на эту сцену; уверяю вас, этого зрелища вы не дождётесь. Мне совершенно наплевать: сколько их будет, и чем они будут вооружены. Вы удовлетворены?
      — Таким ответом, вполне. Простите, как к вам обращаться?
      — Моя фамилия — Кайт .
      — Мистер Кайт, я вижу, что вы в затруднительном финансовом положении.
      — Ну, и что?
      — Я мог бы дать вам хорошо заработать. Всего одна ночь, и при ваших способностях вы можете получить приличную сумму и больше не ходить разгружать вагоны. Как я понял, вы зарабатываете деньги на поездку куда-то?
      — Вы угадали. Мне надо добраться до Лос-Анджелеса.
      — Что вы скажете, если я предложу вам билет в вагон I или II класса и сто долларов на дорожные расходы?
      — Что я должен буду сделать?
      — А вот что.
      Винд — хозяин авторемонтной мастерской, заправочной станции и небольшого магазинчика в этом районе. Несколько месяцев назад его начала одолевать шайка подростков-рэкетиров. В принципе, деньги им были не нужны, все они — дети состоятельных родителей. Это вымогательство было для них своеобразным спортом, хобби.
      Когда Винд обратился в полицию, оказалось, что один из малолетних рэкетиров — сынок помощника шерифа, а ещё один — племянник местного конгрессмена. Полиция потребовала, чтобы Винд предъявил доказательства. Их у него, естественно, не было. Платить рэкетирам каждую неделю по триста долларов Винд был не в состоянии. Он обратился в частную охранную фирму. Там согласились помочь ему, но оговорили непременным условием, чтобы он приобрёл лицензию на вооруженную охрану. Винд так и сделал. Лицензия вступает в силу завтра утром. Но сегодня к нему приехали рэкетиры и потребовали деньги за месяц вперёд. Винд отказал, у него просто нет сейчас тысячи двухсот долларов. Рэкетиры уехали, сказав на прощание: «Пожалел сегодня тысячу двести, завтра придётся потратить в три раза больше».
      То есть, этой ночью они намерены устроить погром. Никто из рабочих Винда не пожелал остаться на ночь охранять предприятие. Винд уже начал подумывать о том, чтобы занять где-нибудь денег и откупиться от хулиганов, когда, проходя мимо пакгауза, увидел как я разделываюсь с такими же оболтусами.
      — Как вы смотрите, мистер Кайт, на моё предложение?
      Я в очередной раз пожимаю плечами. Предложение, как предложение.
      — Сколько их будет?
      — Не больше пяти. Их лимитирует количество мест в Форде, на котором они катаются. Учтите, у них, скорее всего, будут цепи и водопроводные трубы. Вас это не пугает?
      Я отрицательно качаю головой, а Винд продолжает:
      — Огнестрельное оружие у них вряд ли будет, они никогда не заходят так далеко. Но на всякий случай я могу дать вам на ночь свой револьвер.
      — В этом нет необходимости.
      — Отлично! Мне бы очень хотелось обойтись этой ночью без стрельбы. Ведь лицензия вступает в силу только завтра, в восемь утра. Так вы согласны?
      — Да.
      — В таком случае, — Винд достаёт бумажник и протягивает мне банкноту в сто долларов, — вот вам аванс. Если завтра утром на моей станции всё будет в порядке, получите билет в вагон первого класса до Лос-Анджелеса. Договорились?
      Я киваю.
      — Тогда, выпьем ещё по кружечке, и я отведу вас на свою станцию. Уже темнеет.
      Ночь. Я сижу в конторке авторемонтной мастерской и варю кофе. Пока всё спокойно. По пустынной улице изредка проезжают машины, но ни одна из них не останавливается ни возле заправки, ни возле мастерской с магазином. Предложение Винда пришлось как нельзя кстати. Мне уже порядком поднадоело работать грузчиком на товарной станции, ночевать в ночлежке и питаться безвкусной пищей в третьеразрядной забегаловке. При воспоминании о меню закусочной мне приходит в голову, что Ильф и Петров в своей «Одноэтажной Америке» описывали именно это время. Выходит, они не погрешили против истины. Невольно вспоминается «Пешком по Европе», где Марк Твен произносит панегирик американской кухне и поносит европейскую. Полвека не прошло, а как всё изменилось: полная инверсия. Конечно, я мог бы разнообразить меню закусочной своим пайком, но лучше его экономить. Одно Время знает, сколько мне ещё скитаться по Фазам.
      У бензозаправки останавливается светло-серый Форд. Разом открываются все дверцы, и из машины выходят четверо молодых людей в одинаковых коричневых кожаных куртках и клетчатых брюках. В руках у них обрезки водопроводных труб и цепи. Приехали мои клиенты. Юнцы направляются к магазинчику. Выхожу из мастерской и громко спрашиваю:
      — Господа! Вы хотите что-то купить или заправить машину? Обращайтесь сюда!
      Не говоря ни слова вся компания поворачивает в мою сторону.
      — Приготовьтесь, сейчас будет грустно, — предупреждаю я их.
      Но они пропускают предупреждение мимо ушей и пытаются меня окружить. Быстро перехватываю самого резвого, «гашу» его лёгким ударом в шею и завладеваю его трубой. Второй пытается достать меня цепью, но я опережаю его ударом трубы по локтю. Ой, как ему, наверное, стало больно! Он бросает цепь и, схватившись за локоть, вприсядку вертится по мостовой. Третьего, неосторожно приблизившегося ко мне, юнца я встречаю прямым ударом в челюсть. Нокаут. Четвёртый, бросив обрезок трубы, бежит к машине. Но я уже вошел в азарт. Обрывок цепи, пущенный над самой землёй, настигает его в двух шагах от машины. Юнец с разбегу бьётся лбом о дверцу Форда и затихает.
      Подхожу к нему и вижу, что он лбом врезался в зеркало заднего вида и разбил его. Не порядок! Иду в мастерскую, беру новое зеркало и заглядываю в прейскурант. Затем подхожу к Форду и меняю разбитое зеркало на целое. Из всех четверых в сознании только один: тот, которого я ударил трубой по локтю. Он сидит на бордюре, нянчит свою правую руку и хнычет.
      — С вас семь долларов, сэр, за замену разбитого зеркала.
      Юнец обалдело смотрит на меня и молчит. Не говоря ни слова, обшариваю его карманы и нахожу бумажник. Отсчитав семь долларов, сую бумажник ему в карман и снова подхожу к Форду. Спокойно и деловито заправляю бак под горловину и снова возвращаюсь к юнцу, который уже перестал хныкать и только хлопает глазами.
      — С вас ещё восемь долларов, сэр, за заправку вашей машины.
      На это раз он сам достаёт бумажник и протягивает мне деньги.
      — Благодарю вас, сэр! — говорю я и возвращаюсь в мастерскую.
      Там я в журнале отмечаю установку зеркала, заправку машины и кладу пятнадцать долларов в кассу. Через окно наблюдаю, как юнец приводит в чувство своих незадачливых приятелей, как они, пошатываясь, подходят к машине и усаживаются в неё, предварительно бросив в мою сторону взгляды, полные ужаса. Форд тихо-тихо, на первой передаче, уползает в ночь. Всё. Теперь я с чистой совестью могу получить от Винда билет до Лос-Анджелеса.
      В семь утра приезжает Винд. Увидев своё предприятие в целости и сохранности и обнаружив в кассе приход в пятнадцать долларов, он приходит в восторг:
      — Мистер Кайт, ну зачем вам ехать в Лос-Анджелес? Оставайтесь здесь, будете моим компаньоном.
      — Нет, мистер Винд, — отказываюсь я, — Мне непременно надо быть в Лос-Анджелесе.
      — Настаивать не буду. Раз надо, значит надо. Поехали за билетом.
      На прощальный ужин с Виндом в привокзальном ресторане я прихожу уже в цивильном костюме. Камуфлированный комбинезон вместе со шлемом, автоматом и резаком я уже упаковал в чемодан и сдал его в багаж. За ужином Винд говорит:
      — Мистер Кайт, моё предложение остаётся в силе. В любое время вы можете приехать и принять участие в деле.
      Через час я уже сижу в комфортабельном купе вагона первого класса, в поезде, который везёт меня на Запад. Четверо с лишним суток я откровенно отдыхаю: отсыпаюсь, обедаю и ужинаю в вагоне ресторане. На больших станциях захожу в бар выпить кружечку пива. Мне надо истратить доллары до того, как я доберусь до перехода. Там они будут уже не нужны.
      Переход я обнаруживаю в пригороде Лос-Анджелеса, в каком-то заброшенном доме. Выйдя из него на побережье какого-то северного моря, я переодеваюсь в свой привычный комбинезон. Костюм вместе с чемоданом оставляю прямо на берегу. Снова начинаются мои скитания по безлюдным Фазам. Сколько я миновал переходов, Время знает, я уже сбился со счета. Временами меня посещала мысль, что я напрасно отказался от предложения Винда. Но всё это уже праздные мысли, назад мне не вернуться, как и к комиссару Платонову. Неожиданно очередной переход приводит меня в какой-то город.
      Чтобы не светиться я поднимаюсь на чердак шестнадцатиэтажного дома и дожидаюсь там темноты. Искатель показывает, что переход здесь в семи с половиной километрах. Когда я с чердака осматриваю город и прикидываю свой маршрут по нему, мне начинает казаться, что я уже был или в этом городе, или в подобном ему. Точно. Этот город очень напоминает мне тот, где я ликвидировал шайку торговцев наркотиками и угнал их джип. Конечно, это не тот же самый город, но по своей неблагополучности, неустроенности и тому тяжелому впечатлению, которое он производит, этот город ничем не отличается от того.
      Дождавшись темноты, спускаюсь вниз и двигаюсь, руководствуясь указаниями луча искателя. Город быстро переходит в такой же безлюдный и неблагополучный пригород. Пригород кончается, начинаются садовые участки, почти не возделанные, заросшие бурьяном, с полуразвалившимися домиками.
      Внезапно участки кончаются, и передо мной открывается голое поле. Примерно в километре (именно столько осталось до перехода) светятся какие-то дома. Судя по всему, там, в отличие от города, во всю кипит жизнь. Доносятся звуки музыки, слышится шум машин. Но почему-то мне это не нравится. Еще большим неблагополучием веет от этого праздника жизни, он напоминает мне пир во время чумы.
      Разглядывая посёлок и размышляя: чем он мне так не нравится, я забываю смотреть под ноги и чуть не влетаю в спираль Бруно. Откуда она здесь? Осторожно преодолеваю препятствие и ещё раз внимательно осматриваюсь, включив прибор ночного видения. Ого! В поле зрения попадает сразу шесть усиков-растяжек, идущих к минным взрывателям. Это мне нравится ещё меньше.
      Внимательно смотрю на посёлок, до которого осталось уже не более сотни метров. Путь к нему перекрыт забором из колючей проволоки. Не высокий забор, не выше полутора метров, но интересный. Поизучав его полчаса, я обнаруживаю сразу четыре системы сигнализации, не считая телекамер, установленных на столбах. А вот и охрана. С внутренней стороны забора медленно проходит человек в «камуфляже». Он вооружен автоматическим карабином. Очень интересный посёлок. И что же они там, за колючкой, делают, если окружили себя такой охраной?
      Но это — местная проблема. У меня проблема другая: мне надо проникнуть внутрь периметра и добраться до приземистого бетонного строения, окруженного кустами. Переход — в этих кустах. Надо искать слабое место в этой системе охраны. Начинаю двигаться направо. Внезапно из-за облаков появляется Луна, и её свет заливает всё вокруг. Выключаю прибор ночного видения и передвигаюсь короткими перебежками, минуя усы-растяжки. Мне всё видно, но и меня тоже неплохо видать.
      Через несколько минут слышу близкий шум мотора. Метрах в пятнадцати вижу ворота, возле них что-то вроде КПП, неподалёку — вышка. На вышке установлен пулемёт. С внешней стороны к воротам подъезжает роскошный лимузин. Из него выходят шесть молодых людей. Три девицы в коротких юбочках и высоких сапожках и трое парней в шортах и свитерах в обтяжку. Парни и две девицы подходят к воротам и прикладывают правую руку к коробке, прикреплённой с внешней стороны ворот. Один из парней вступает в переговоры с охранником. При этом он несколько раз показывает через плечо на третью девицу. Охранник приоткрывает ворота, и парень проходит в домик КПП. Через несколько минут он возвращается, ворота раскрываются, и компания, усевшись в лимузин, въезжает в посёлок. Ворота снова закрываются.
      Пожалуй, это единственное место, откуда можно проникнуть в посёлок. Но как это сделать? Пока я изучаю обстановку, к воротам с разных сторон подъезжают ещё четыре машины. Процедура повторяется, за тем лишь исключением, что из этих машин никто не проходит в КПП. Охранники ограничиваются тем, что пассажиры прикладывают руку к коробке на воротах. Похоже, что эта коробка представляет собой дактилоскопический детектор…
      Мне удаётся выяснить, что охрану на воротах осуществляют трое. Один находится у ворот, второй в здании КПП и третий — на вышке с пулемётом. Одновременно выясняю, что за воротами наблюдаю не я один. Правее, ближе к дороге, лежат и смотрят на ворота ещё два человека. Поодаль, возле спирали Бруно, ещё один. Рискнуть или не рисковать? А, в принципе, что я теряю? Вчетвером легче что-то предпринять, чем одному. Тем более, что эти люди наверняка знают здешнюю обстановку лучше меня. Решение принято. Тихо подползаю к двоим, лежащим у дороги, и кладу руки им на плечи. Они дёргаются, но я зажимаю им рты:
      — Тихо! Услышат! — шепчу я им.
      Они удивлённо осматривают меня.
      — Ты, что, оттуда? — спрашивает один.
      — Оттуда, оттуда, — отвечаю я.
      — Ну, и долго же ты. Мы уже хотели без вас прорываться. А что сделаешь с этими игрушками? — он показывает мне револьвер.
      — Так, парень, я вижу: вам надо проникнуть туда. Мне тоже. Почему бы нам не помочь друг другу?
      — Слушай, да ты кто такой? — подозрительно спрашивает второй, — Не похоже, чтобы ты был из СН.
      — Какая тебе разница, парень? Считай, что я — пришелец из космоса. Удовлетворён? Мне нужно проникнуть за периметр и пробраться вон к тому зданию. Вы поможете мне, я помогу вам. Я же не спрашиваю вас: кто вы такие, и что вам там нужно? Сделаем своё дело и забудем друг друга.
      — Куда тебе надо? Покажи ещё раз.
      — Вон, туда, — я ещё раз показываю на приземистое строение.
      — Хм! И нам надо туда же.
      — Вот и отлично! Тогда быстренько объясните мне, что это за посёлок, почему он так охраняется и, по возможности, обрисуйте мне систему охраны.
      — А ты и в самом деле пришелец из космоса. Ты что, действительно, не знаешь, что это за посёлок?
      — Сказал же тебе, я здесь человек сугубо случайный. Хочешь, чтобы я вам помог, рассказывай.
      Парни переглядываются, и один из них рассказывает.
      Лет двадцать пять назад, ещё до их рождения, здесь не было никаких подобных посёлков. Все жили в обычных городах и сёлах. В стране было что-то вроде социализма. Правда, социализм этот был довольно-таки ущербным (вроде того, который был и у нас). Неизвестно откуда появились люди, объявившие себя борцами за демократию, за социализм «с человеческим лицом», за рыночную экономику. Они обещали, что если им поверят, если за ними пойдут, если их поддержат, то через пятьсот, ну самое большее, через тысячу дней страна поднимется до самого высшего уровня, и все будут жить как в самых развитых странах. И им поверили, поддержали и помогли прийти к власти.
      Первое, что эти люди провозгласили в качестве основных принципов новой жизни, придя к власти, два девиза. Первый: «Разрешено всё, что не запрещено законом!» Второй: «Обогащайтесь все, кто как может!» Вот тут-то всё и началось. Используя эти два принципа на полную мощность криминальные и сросшиеся с ними правительственные структуры, прибрали к рукам все богатства страны. Бывшие преступники быстро узаконили свою собственность и стали крупнейшими бизнесменами. О социализме уже никто не вспоминал. Его объявили пагубной ошибкой исторического развития и заявили, что с ним покончено навсегда. О развитии экономики тоже не вспоминали. Чтобы поднять промышленность до мирового уровня, нужны были крупные инвестиции. А их было жалко. Кредиты международных банков беззастенчиво присваивались и утекали на личные счета чиновных и криминальных мафиози. Работали только нефте— и газодобыча, лесоразработки, горно-обогатительные комбинаты, некоторые металлургические и химические предприятия. То есть, те отрасли, которые производили сырьё. Сырьё это широкой рекой утекало за кордон, а прибыль оседала в карманах дельцов. Отечественные предприятия не могли приобрести это сырьё по мировым ценам. Да и ни к чему оно им было, не могли они производить из этого сырья конкурентоспособной продукции, оборудование устарело. А новое купить было не на что.
      Заводы закрывались один за другим. Предприятия добывающей промышленности быстро насытились рабочей силой. Уделом прочих стала безработица или подённая работа за нищенскую плату. В стране начался обвальный рост преступности. Население резко расслоилось. С одной стороны оказались те, кто ближе стоял к кормушкам, их было меньше одного процента населения, и они жили безбедно. С другой стороны, те, кто не мог свести концы с концами. Это были все остальные. Богатый класс стал чувствовать себя в городах очень неуютно. Там на них смотрели весьма косо. Пользуясь своими немалыми средствами, новоявленные богатеи стали строить далеко за городами шикарные коттеджи. Строили их поближе друг к другу. Так появились загородные посёлки. Но обездоленный народ не мог терпеть этой роскоши, которой обзаводились за его счет. Начались опустошительные набеги на богатые посёлки. Тогда жители посёлков наняли вооруженную охрану и спрятались за колючую проволоку. В городах остались только низкооплачиваемые рабочие, безработные, пенсионеры и полиция.
      Заключительным актом стала отмена паспортов и удостоверений личности. С пятилетнего возраста ввели поголовную дактилоскопию населения. У каждого полицейского появился детектор, связанный с центральным компьютером. Теперь полицейский, приложив палец любого человека к датчику, мог за минуту узнать о нём всё. Но это было бы не так уж и плохо, только палка-то оказалась о двух концах. Проверив отпечатки пальцев человека, полицейский мог одновременно послать на компьютер сообщение, что это лицо совершило некоторое нарушение общественного порядка, и на него наложен штраф. После этого человек не только не мог получить свою нищенскую зарплату, пенсию или пособие, но даже купить себе кусок хлеба, пока не уплатит штраф. Проклятые детекторы установлены повсюду; везде, где производятся какие-либо платежи.
      Нашлись люди, которые отказались от дактилоскопии, посчитав это нарушением своих прав. Они объединились в Союз Неповиновения (СН). Их сразу же объявили вне закона, и группы СН ушли в леса и горы. Оттуда они совершали набеги на государственные учреждения, добывая себе всё необходимое.
      Но у большинства населения жизнь стала невыносимой. Мало того, что они страдали от многочисленных преступных шаек, а тут ещё и полицейский террор. Люди начали объединяться в союзы, группы, но это строжайше преследовалось. В короткий срок большинство объединений было разогнано, остальные ушли в глубокое подполье.
      Мои рассказчики как раз принадлежали к одной из таких подпольных групп с романтическим названием «Ностальгия». Один из членов группы разработал новый компьютерный вирус, который, будучи запущенным в сеть, полностью должен был уничтожить дактилоскопическую базу данных. Но для того, чтобы он сработал, его надо было запустить в центральный компьютер хотя бы районной сети. Периферийные компьютеры, установленные в городе, были блокированы на предмет ввода новых программ. Поэтому они и собрались сегодня здесь, чтобы проникнуть на территорию посёлка, в помещение центрального компьютера (возле него как раз и был нужный мне переход в другую Фазу). Дискета с программой-разрушителем была у того парня, который залёг возле спирали Бруно. «Ностальгия» договорилась с одним из отрядов СН, что они помогут им проникнуть в посёлок. Поэтому парни, поначалу, приняли меня за одного из них.
      — И как вы думаете проникнуть к компьютеру? — спрашиваю я.
      — Надо снять часового у ворот и на вышке.
      — А тот, что сидит в КПП? Он же поднимет тревогу.
      — Нет. За ложную тревогу его сразу уволят. Он сначала убедится, как следует, только потом подаст сигнал. Тут главное, быстрота: снять часового у ворот и на вышке, а этого, пока он разбирается, что к чему, мы быстро пристрелим.
      — Но того, кто на вышке, без стрельбы не снять.
      — Ну и что? Охранники ночью частенько постреливают по подозрительным теням. На это никто не обращает внимания.
      — Ну, хорошо. Вы проникаете к компьютеру и разрушаете его базу данных. Ну и что? Её рано или поздно восстановят, и всё вернётся на круги своя.
      — Чудак! Да ведь этот компьютер включен в центральную сеть. По этой сети вирус распространится вплоть до столицы. Вся правительственная система, вся жизнь страны будут парализованы. Нет, ты действительно, пришелец! Да без этих грёбанных детекторов сейчас шагу никто не сделает. Они даже через эти ворота ни туда, ни обратно не проедут. Из домов своих выйти не смогут. Литра бензина не нальют, на связь выйти ни с кем не смогут. Вот тут-то их тёпленькими и взять, и продиктовать свои условия. Что они сделают, один против тысячи?
      — Но ведь вы-то этого всё равно не увидите. Неужели вы думаете, что вас отсюда выпустят?
      Парни снисходительно смотрят на меня. Нашёл о чем спрашивать! Они для себя уже всё решили.
      — Хорошо. Я помогу вам. Помогу и к зданию проникнуть и, по возможности, прикрою ваш отход. Но с одним условием. Беспрекословное подчинение.
      — Идёт.
      Около часа я изучаю процедуру въезда и выезда машин через ворота. Кажется, всё ясно.
      — Так. Подтягивайтесь вплотную к воротам. Он — тоже, — киваю я на парня с дискетой, — Двигайтесь по-пластунски. Только осторожней, здесь мины.
      — Да мы их наизусть знаем.
      — Тем лучше. Как только я сниму часового у ворот, вы сразу бегите в КПП, а он к компьютеру. Часового на вышке я беру на себя. Приготовились. Прорываться будем с первой же машиной, которая будет выезжать из посёлка.
      Ждать эту машину приходится около получаса. Вот лимузин, в котором сидят две роскошные дамочки, выезжает за пределы посёлка. Створка ворот медленно ползёт на своё место, а часовой перекрывает своей фигурой временно освободившийся проход.
      Я кидаю в него резак. Парни тут же вскакивают и вместе со мной бегут в проём. Пробежав в ворота, я с колена бью короткой очередью по зашевелившемуся на вышке пулемётчику. Словно в ответ на мою очередь из КПП доносятся выстрелы. Путь свободен. Забираю свой резак и бегу за парнем с дискетой, который уже на полпути к зданию компьютера. Двое других выбегают из КПП и тоже бегут вслед за нами.
      Парни из «Ностальгии» врываются в помещение, а я быстро нахожу переход. Он за кустами, выглядит как пятно света от фонаря. Занимаю оборону спиной к переходу, перекрывая подступ к входу в компьютерный зал. Оттуда доносится несколько выстрелов, и всё стихает.
      Но кто-то из персонала компьютерного центра успел поднять тревогу. Через минуту со стороны посёлка появляется десяток вооруженных охранников. Подпустив их на сто метров, я открываю огонь. Охранники, потеряв троих, рассредоточиваются, залегают, и начинается перестрелка.
      Я в более выгодном положении. Они освещены, а я в темноте. Но их намного больше. Впрочем, я не ставлю перед собой задачу поразить их всех. Я просто хочу удержать свободным проход к воротам, поэтому весь огонь сосредотачиваю на тех, кто пытается охватить меня справа. Отбрасываю опустевший магазин и вставляю последний, оставшийся у меня. Что-то ребятишки долго копаются. Еще пять минут, и я уже не смогу их прикрыть. Нечем будет стрелять.
      А вот и они. Один за другим из дверей выбегают парни и падают на траву рядом со мной.
      — Чего ждёте!? — кричу я им, — Быстро — к воротам! Перебежками! Я прикрою.
      — А ты?
      — Обо мне не думайте. Я остаюсь здесь. Ну, вперёд!
      Выскакиваю на открытое место и длинными очередями прижимаю охранников к земле. Но те тоже не лаптем щи хлебают. Их пули свистят и бьют в землю в опасной близости.
      Охранники, понимая, что я — главный противник, не забывают и о своих обязанностях. Перемещаясь под огнём, замечаю, как двое парней, не добежав до ворот, успокаиваются навсегда. Из троих только один успевает выскочить наружу. И то ладно. Сами-то они на такой успех и не рассчитывали. Теперь можно подумать и о себе.