Мюллер знал, что Хейнс, возглавляя информационную работу в лаборатории, часто возился с какими-то пленками и фотокопиями и, переводя материалы с русского языка на немецкий, громко прищелкивал языком и повторял:
      - Ну, за этот кусочек я отхвачу железный крест.
      Хейнс получил два железных креста... И он, Мюллер, как-то не задумывался, за что именно...
      И вот теперь история повторяется здесь, далеко в океане.
      А что, если проект "Омега" имеет совсем другое назначение?
      "Это может быть ваш отец или моя жена, или маленькая дочка вашего друга... Вы, Мюллер, представляете, что значит ждать неизбежной смерти в одиночестве, в пустыне?"
      С тех пор прошло много времени, и полковник Семвол очень изменился. Он больше не проклинает войну. При встречах с Мюллером говорит: "Веселенькое было время!"
      И вот теперь новое распоряжение Френка. Кстати, что это за задача 330?
      Он развернул тетрадь.
      - Нет! Никогда... Ради всего святого на земле!
      5.
      Это была торопливо написанная записка.
      "Я не могу больше молчать. Я все взвесил и продумал. Я должен лететь на континент. В больнице они держали меня умышленно. Если со мной что-нибудь случится - это будет однозначное доказательство того, что мои предположения верны. Френк, будьте начеку. Берегите Лиз. Все зависит только от вас.
      Фейт"...
      Весть о том, что вертолет, на котором профессор покинул Овори, не прибыл на континентальную базу, мгновенно облетела остров. Все только и говорили о странном исчезновении ведущего ученого.
      Френк не отходил от Лиз, которая лежала в кровати в бреду.
      Телефоны молчали. Или отвечали бесцветные голоса второстепенных лиц, которые, конечно же, ничего не знали о судьбе профессора Фейта.
      Уже поздно вечером Френк решился на последний звонок. Он попросил соединить его с квартирой Саккоро, предварительно назвав свое имя. После длительной паузы на противоположном конце провода спросили:
      - Это Френк Долори?
      - Да.
      - Саккоро. Я примерно знаю, по какому поводу вы мне звоните. Последняя информация вот какая: вертолет из-за неисправности мотора вынужден был сесть на воду. Однако при этом забыли задраить нижний люк... Удалось спастись только одному человеку...
      - А остальные?.. Я имею в виду прежде всего профессора Фейта.
      - Пошли ко дну... Очень жаль, очень жаль, Долори. Для нас это колоссальная потеря.
      Френк закусил губу.
      - Передайте мои самые искренние соболезнования дочери профессора. Попытайтесь, Долори, использовать ваше особое влияние для того, чтобы она почувствовала, что она не одна... Передайте также ей, что никаких материальных затруднений она испытывать не будет, мы решили оставить за ней полностью содержание профессора. Это наша скромная благодарность за то, что он сделал для науки.
      - Спасибо, господин Саккоро. Однако...
      - Я вас прошу, ни на секунду не замедляйте темпа исследований. С сегодняшнего дня проект "Омега" переименовывается в проект "Фейт", и временным руководителем этой работы мы назначаем вас.
      - Меня?..
      - Да, вас, Долори... Не вешайте носа. Нет в мире ни одной потери, которая стоила бы того, чтобы отказаться от труда на благо миллионов...
      "Какая фальшь! Боже! И я всему этому верил..." Чтобы разоблачить ложь, Фейту пришлось заплатить жизнью. Слишком дорогая цена, думал Френк. Если люди начнут расплачиваться за ложь такой ценой, вскоре не останется ни одного честного человека...
      ЧУЖИЕ СЛЕДЫ
      1.
      Труп Гржимайло нашли на седьмой день после исчезновения. Кто-то предложил открыть бронзовый люк вакуум-камеры космотрона и посмотреть, что сделали Гржимайло и Терехин во время вечерней работы. Тяжелая крышка почему-то не отвинчивалась. Сразу все почувствовали неладное. Открыв соседний люк, следователь вместе с экспертами и представителями института влезли внутрь. Наконец из люка торопливо выполз следователь Василий Каримов, а затем... затем появилась голова мумии, ее тонкое сморщенное тело с болтающимися, как плети, высохшими руками и ногами...
      - Вот вам и ваша масс-спектрометрия, - произнес Каримов, оглядывая испуганные и недоуменные лица сотрудников, которых ему прислало руководство для технической помощи. - Кто говорил, что в масс-спектрометр все время лезет органика?
      Саша Самарский подумал: "Вот что может произойти с человеком в космосе". Кошмарная картина преступления стала проясняться: когда Гржимайло работал внутри тороида, кто-то захлопнул люк, после чего могучая насосная станция начала выбирать из камеры воздух...
      - Хитро придумано, - сквозь зубы процедил Каримов. - Тонко, научно, бесшумно...
      Он продолжил, лишь когда пришел доложить о первых результатах следствия полковнику Базанову:
      - Это пока только самые предварительные наметки. Мне кажется, что преступник, убивший Гржимайло, в павильон космотрона и не заходил и оттуда не выходил...
      - Что же он, до утра где-то прятался?
      - Конечно, не прятался. Территорию института он покинул минут через десять после своего злодеяния.
      Базанов внимательно посмотрел на следователя.
      - Вы когда-нибудь были внутри "баранки"? Нет? - продолжал Каримов. - До сегодняшнего дня я тоже не бывал внутри таких машин. Я буквально ошалел, когда увидел, что там, внутри, можно не то что гулять, но даже ездить на велосипеде. Огромнейшее помещение. Простор. Равномерно искривленный металло-керамический пол...
      - Да, а как пол?.. Там ведь, насколько я знаю, должна быть идеальная чистота...
      - Конечно же, первое, что я увидел внутри камеры - следы на полу. Они идут к тому месту баранки, где она соединяется со вторым космотроном. Им придется долго драить и чистить внутренние стенки, пока не будет восстановлена вакуумная гигиена!
      - А куда же ведут следы? Давайте разберемся, - сказал Базанов. - Нарисуйте мне, пожалуйста, схему сочленения обоих космотронов... - Каримов тщательно начертил схему, проставив все размеры. - Да, размерчики! Действительно, можно ездить на велосипеде.
      - Я думаю, нет необходимости еще раз бродить по камерам, - сказал Каримов, глядя на эскиз. - Если мы там побываем, работа, которая у них и так застопорилась, задержится еще больше. Это, насколько я понимаю, форвакуумные рубашки и вентили. Они такие же, как и на первом ускорителе. И двери наружу расположены симметрично. Смотрите, сразу за вторым павильоном находится гараж. Знаете, как я представляю себе примерную картину того, что произошло с Гржимайло?
      Когда Терехин ушел за замазкой, Гржимайло остался в камере и продолжал свою работу над трещиной. Так вот, как только Гржимайло остался один, преступник внезапно появился из темноты, прямо из трубы, и ударил его по голове ключом, тем самым, при помощи которого он открыл люк первого космотрона. Потом он закрыл дверь в павильон, втащил Гржимайло подальше внутрь баранки, завинтил люк изнутри и отправился обратно. Покинул баранку он так же, как и вошел, тщательно задраив люк. Потом он позвонил на насосную станцию и сообщил, что можно начинать вакуумные испытания. Я узнал мощность этих насосов. Три минуты и... все.
      - Надо выяснить главное: за что он убил Гржимайло.
      - Да, этого мы пока не знаем... Может, за то, что он видел его в теоретическом кабинете?..
      2.
      Преступление в институте прикладной физики не давало покоя Базанову, занимало все его мысли. Вот и сегодня - не успел он утром усесться за свой стол, как тут же потянулся к материалам экспертизы, которые еще вчера принес ему Каримов.
      В это время открылась дверь и торопливо вошел Горшков.
      - Вот, - положил он на стол полоску бумаги.
      Базанов быстро пробежал глазами по напечатанному на машинке тексту. Лицо полковника сделалось напряженным, он машинально взял сигарету и начал разминать ее.
      - Как вам нравится? - спросил Горшков.
      - Да, н-не очень... Когда это получили?
      - Вчера, поздно вечером. Мы прочитали и долго спорили - ребята никак не могли понять вот это словечко. Мне кажется, несерьезное слово в таком важном шпионском донесении. Вот смотрите: "Удалось выудить следующие два уравнения Котонаева об антижелезе", - громко прочитал Горшков. - И все. Дальше эти уравнения. Почему "выудить" - не понятно.
      Оба задумались. Вдруг лицо Горшкова прояснилось, и он быстро заговорил:
      - Товарищ Базанов! Может, это намек на связь! Ведь мы не знаем, как этот человек получил свои сведения из института, как он связывается со своими сообщниками.
      Базанов нахмурился, потом засмеялся.
      - Ну, батенька, и фантазия же у вас! Удить-то можно только в воде. А самая близкая вода от института - болотце Комар, пять километров.
      По дороге домой Базанов не переставал думать о непонятном слове в сообщении.
      После ужина Базанов прошел в кабинет и достал толковый словарь русского языка. Он открыл его на слове "удить" и стал внимательно вдумываться во все его значения. Чем больше он читал, тем больше убеждался, что ни одно из значений к тексту телеграммы не подходит.
      Недовольно посапывая, он разделся и лег. Несколько минут он ворочался с боку на бок, а затем тронул жену и спросил:
      - Лена, ты спишь?
      - Почти, а что?
      - Сколько лет ты знаешь Рощино?
      - Господи, да что это на тебя нашло? Ты ведь знаешь. С самого рождения.
      - Скажи, в Комаре рыба водится? Караси какие-нибудь или плотва?
      - Ты совсем спятил. Спи, пожалуйста, уже второй час...
      - Нет, ты мне скажи, есть там какая-нибудь рыба?
      Елена Антоновна широко раскрыла глаза и посмотрела в темноту.
      - Водилась. Когда-то там было очень много карасей. Рощинские мальчишки вытаскивали их из ила руками. Особенно в засушливые годы.
      - Хорошо, - сказал Базанов.
      - Что хорошо?
      - Что там водятся караси.
      3.
      - Теперь нет никакого сомнения в том, что человек, убивший Гржимайло, тот самый, который списал с доски уравнение профессора Котонаева.
      Василий Каримов подробно рассказывал Базанову о ходе следствия. Полковник лишь изредка перебивал его замечаниями и вопросами.
      - Вы интересовались, кто был на том семинаре?
      - Интересовался. Были все, кроме Молчанова и Самарского. В этот вечер они что-то обсуждали у профессора Соколова. Говорят, что-то очень важное...
      - Важное. А скажите, пожалуйста, что у них не важное? В этой сумасшедшей ядерной физике все важное - каждая буковка, каждая стрелочка, каждая черточка. Значит, говорите, ни Самарского, ни Молчанова на семинаре не было?
      - Нет.
      - Жаль. Тогда доска не осталась бы невытертой. Существуют же еще люди, которые не понимают, что их идеи - это не их личная собственность, а общественная. Взять, например, Котонаева. Кстати, как он вас принял?
      - Хорошо принял. Посадил и вежливо сказал: "Только, будьте добры, побыстрее, а то у меня через семь минут..."
      - Все ясно. Стопроцентный Котонаев! Вы ему намекнули, что доску нужно вытирать?
      - С этого я начал...
      - Ну, а он?
      - Он сказал, что, наверное, после рабочего дня имело бы смысл вытирать и все то, что находится в мозгах.
      Базанов невесело усмехнулся...
      4.
      Профессор Соколов дома ядерной физикой не занимался. Любой другой наукой, но не ядерной физикой. Это правило он соблюдал для "самосохранения", чтобы не выродиться в узкого специалиста.
      Его библиотека поражала всех обилием редких книг, монографий и журналов. Если к нему приходили знакомые, он с хитроватой улыбкой, достав из своих книжных завалов томик, многозначительно стучал по нему пальцем и говорил:
      - Вот, добыл еще штучку...
      "Штучка" оказывалась книжкой Реми Шовена о жизни и нравах насекомых, или Джексона "Мозг как вычислительная машина", или какое-нибудь заумное философское сочинение вроде Геллнера "Слова и вещи"...
      Мало кто знал, что одним из самых частых посетителей его дома был Коля Молчанов. Могло показаться удивительным, что человеку с эрудицией и опытом Алексея Владимировича было интересно проводить время с таким молодым собеседником. И тем не менее для этого были причины. Однажды Соколов обмолвился:
      - В моем возрасте можно поражать знаниями, но не идеями.
      В другой раз эту формулу он переиначил:
      - Знания делают мышление консервативным, но добротным. Недостаток знаний и опыта имеет свою прелесть: он восполняется смелостью гипотез и выводов. Правда, их нужно всегда тщательно проверять.
      Сегодня разговор между Николаем и Алексеем Владимировичем не клеился. Они углубились в чтение.
      - Алеша, Александр Андреевич к тебе пришел, - сообщила жена Соколова.
      В кабинет вошел Базанов. Он постоял у двери в нерешительности.
      - Бог мой, быть тебе миллионером! - Соколов пошел навстречу Базанову. Сколько не виделись, дружище? Совсем забывать меня стал. Как жизнь, Александр Андреевич?
      - Ничего... - Базанов запнулся. - Трудная.
      Он смущенно улыбнулся. Потом махнул рукой, мол, была не была:
      - До того трудная, что пришел к тебе за... как бы это лучше сказать, за советом или консультацией.
      - Я к твоим услугам. А Колю Молчанова...
      - Да ну, что ты. Пусть останется. Вот, хотел бы я послушать ваше мнение, как, используя современные физические способы, можно из одного пункта в другой передать, скажем, письмо... Вообще-то это не письмо, а скорее коротенькая записочка...
      Соколов чувствовал, что Базанов не может раскрыть им полностью суть дела, и невольно думал не над его вопросом, а над тем, что ему нужно переслать.
      - Знаете, на островах Полинезии туземцы сообщаются при помощи барабанного боя...
      - Понимаю, - оживился Соколов. - Ну, что же, можно передать сообщение акустическим путем. Помните американскую кинокартину, в которой шпионы передавали сообщения при помощи джазовой музыки?
      - Отпадает, - решительно заявил Александр Андреевич.
      Соколов кашлянул. Он всегда кашлял, когда вдруг что-то становилось очень понятным. Покашлял и замолк.
      - Стуком каким-нибудь... Через стену, или... Нет? Гм. Странный случай, действительно...
      Базанов печально вздохнул. Его широкое скуластое лицо стало грустным. И тут в разговор вмешался Молчанов:
      - Есть еще оптический способ. Световыми сигналами.
      Базанов внимательно посмотрел на Колю и снова покачал головой. "Господи, да какая же у них адская работа..." - подумал Соколов.
      - Тогда гидроакустический метод...
      - Какой, какой? - Базанов привстал.
      - Гидроакустический. Звук очень хорошо распространяется в воде. Все гидролокаторы на этом принципе работают.
      Базанов встал и медленно подошел к Коле.
      - Какая же вы умница!
      - Угадал? - Коля по-мальчишески заерзал на стуле, и лицо его засияло.
      - Угадал! Ей богу, угадал...
      5.
      Космотроны начали работать в новом режиме, и вскоре всем стало ясно, что если следовать по пути, предложенному Котонаевым, то даже один грамм антижелеза придется изготавливать несколько лет. Лет! В институте об этом знали только директор профессор Львов и профессор Хлебников. Они консультировались с руководящими физиками института, и мнение было одно: нужно срочно строить новые, еще более, мощные приборы. А это значит, не только приборы, но и силовые установки и, может быть, целые энергоцентрали...
      На обеих консультациях профессор Котонаев был раздраженным, вспыльчивым, кричал, что его заставляют заниматься черновой работой, что ему не доверяют.
      - Энергия, приборы, проволока и все остальное меня не касается. Думайте сами! Раз нужно антижелезо, значит, необходимо организовать его производство. Это не мое дело.
      - Валерий Антонович, посмотрите на проблему другими глазами. Живем-то мы на земле, с земными трудностями и с земными возможностями. Я уверен, что мы, случайно напав на факт рождения тяжелых антиядер во встречных пучках, решили, что это - единственный метод. Наверное, существуют какие-то другие...
      - Ну, что ж, может быть. Что до меня, то мне картина предельно ясна. Физика явления вытекает с железной логикой из наших уравнений...
      - Не только наших, - мягко подсказали ему.
      - Конечно, несколько человек в мире релятивистскую квантовую механику хорошо...
      Увидев открытую неприязнь к себе со стороны присутствующих, он осекся и нехотя сказал:
      - Ладно, я подумаю еще...
      То, что он предложил, не изменило существа процесса, хотя и несколько улучшило его. Небольшой успех удался за счет очень напряженной работы находившейся под его руководством теоретической группы. Институтская вычислительная машина была передана ему в полное распоряжение, и многие сотрудники потеряли возможность в течение рабочего дня выполнять текущие расчеты. Они перешли на ночную работу. Эксперименты ставились десятками и сотнями, но под какими бы углами ни встречались пучки протонов, ничего радикально нового не происходило. Было ясно, что эффективность производства антижелеза упирается в энергетику приборов.
      К этому времени были созданы первые магнитодинамические ловушки, и группе Самарского наконец удалось впервые в земных условиях получить несколько микрограммов антижелеза.
      Неземная крупинка металась в сложном электромагнитном поле и, как показывали приборы, постепенно таяла. Нужен был очень высокий вакуум, нужны были сосуды из материала, который бы совершенно не испарялся, и никто не знал, как ко всему этому подступиться.
      6.
      Аэродром, с которого Коля Молчанов и Базанов должны были вылететь в свою необычную командировку, находился далеко за Рощином.
      Самолет был обыкновенный "кукурузник", а пилотировал его совсем молодой паренек, почти мальчишка. Он указал на места сзади себя и передал два кожаных шлема. Перед самым стартом он спросил:
      - Значит, мошкару травить будем?
      Коля Молчанов удивленно посмотрел на парня и удивился еще больше, когда услышал суровый базановский голос:
      - Да, давно пора.
      Летели на небольшой высоте, не более ста метров. Вскоре показался институт, за ним железнодорожное полотно и еще дальше озеро Комар.
      - Я вас, Коля, очень прошу внимательно осмотреть озеро и речку с точки зрения того разговора, который у нас был у Соколова.
      Самолет три раза облетел озерко, по требованию Базанова один раз совсем низко и полетел на восток, вдоль речушки, которая тоже называлась Комар, крохотная, уютная речка, с поросшими густой травой заболоченными берегами. Русло было почти прямое.
      Пролетев километров пять, они оказались над небольшой деревянной плотинкой, за которой виднелся пруд и постройки колхоза. Через плотинку струйкой сбрасывалась бирюзовая вода.
      - Теперь обратно.
      Молчанов догадался, почему Базанов решил повторить маршрут в обратном направлении. Дело в том, что километрах в трех от плотины, прислонившись к иве, у самого берега сидел человек.
      - Ниже, совсем низко, а у дерева поверните в сторону луга и там начинайте рассыпать парижскую зелень.
      Летчик так и сделал. Николай заметил, что человек на берегу поднял голову и посмотрел вверх. За самолетом потянулся густой зеленый хвост. Порошок плавно оседал на болото.
      - То же самое в обратном направлении... - скомандовал Базанов.
      Летчик выполнил приказ. Теперь было видно, что человек поднялся на ноги, сворачивал удочки. Во время третьего захода самолета рыболов уже шагал к плотине.
      Самолет рассыпал парижскую зелень еще минут пятнадцать и, наконец, повернул к аэродрому.
      Только в автомобиле Базанов спросил:
      - Скажите, Коля, можно вдоль этой речки гидроакустическим методом передавать сообщения?
      - Конечно, можно. До самой плотины. Дальше нельзя.
      - Добро. Придется полетать над этой местностью еще денька два...
      - Не понимаю, причем здесь мошкара?'
      - А при том, что без парижской зелени полеты покажутся подозрительными.
      - Кому?
      - Ну, например, рыбакам, которые удят рыбу.
      ТРЕВОГА
      1.
      Книга была в мягкой фиолетовой обложке, без титула. Только перевернув обложку, можно было прочитать: "Дж. Стейнли Холл. Старение".
      Саккоро в длинном мохнатом халате и в восточных сандалиях шагал по мягкому ковру. Он читал:
      "Когда человек стар, очень стар и привык к жизни, очень трудно умирать. Я думаю, что молодые люди принимают идею умирания более легко и, может быть, с большей охотой, чем старики. А когда человек знает, что смерть близка, и не может уже больше в этом сомневаться, то его душой овладевает глубокая печаль".
      Саккоро остановился. На его желтом, изрезанном тонкими морщинами лице заиграла злая улыбка. Он бросил книгу.
      Печаль? Совсем не то слово. Я чувствую себя как приговоренный к казни, знающий свой день и час. Может быть, кто-нибудь и чувствует печаль. Пусть. Наверное, есть такие, которым больше ничего не остается, как чувствовать печаль. Но только не я! Я никакой печали не чувствую. У меня зависть. И ненависть к тем, кто останется жить, к тем, кто еще не родился. И особенно к тем, кто твердит, будто на земле жизнь будет вечно...
      Он откинулся на диван и потер руки.
      Молодые люди принимают идею умирания с большей охотой? Вот и хорошо. Я их ненавижу, и я им дам возможность легко умереть. О, это будет совсем легкая смерть! Вспышка - и все! Они все умрут, не успев сообразить, что произошло! Только скорее бы... Я тоже исчезну, но я опять молод, потому что живу этим сладким, счастливым ожиданием...
      В комнату бесшумно вошел Джаллаб и спросил:
      - Господин Саккоро, вам принести кофе?
      - Что? Ах, это ты, - Саккоро болезненно поморщился. - Нет, не нужно. Впрочем, принеси, но не кофе, а джин. Бутылку джина и лимонный сок.
      Он пил мелкими глотками, закрыв глаза, откинувшись на спинку дивана.
      Не открывая глаз, он шептал:
      - Это будет так. Совсем маленький самолетик, ну, просто крошка, поднимется в воздух и понесет через океан то, о чем не будет знать даже летчик. Какую-то пустяковинку, коробочку. Просто подарок кому-то там... В коробочке будет это! В ней будет смерть и часы, отстукивающие последние минуты жизни планеты... Все будет рассчитано до секунды. Я буду знать точно час и минуту... О, мне хорошо известна эта новейшая военная выдумка: "Мертвые мстят живым!" На той стороне Земли солнечный пожар зальет города и селения, континенты вспыхнут, как облитые бензином ковры, и языки пламени поднимутся до самых высоких облаков. И когда уже все живое будет развеяно раскаленным ветром, раскроются недра, автоматы раздвинут подземные хранилища, и тысячи, а может быть, и больше, таких же посылок со смертью полетят на эту сторону земного шара! "Мертвые мстят живым!"
      Он представлял себе голубое зарево над планетой, в мыслях парил над бушующим океаном неземного огня и чувствовал себя великим и безжалостным мстителем, карающим Землю...
      Он выпил еще и вдруг почувствовал острую боль в сердце.
      - О, вот оно, проклятое напоминание, - прошептал он, поднимаясь. Напоминание о том, что еще не все сделано... Нужно торопиться, торопиться, иначе будет поздно...
      2.
      Совещание открыл Семвол.
      - Мы рады поздравить доктора Долори с первыми крупными успехами. Наконец мы начали реальное производство этого замечательного вещества. Будьте добры, скажите, сколько его у нас сейчас?
      - Что-то около грамма,- ответил Долори и вопросительно посмотрел на Родштейна. Тот утвердительно кивнул головой. Именно Родштейн налаживал ускорители и ловушки для антижелеза.
      - Если это количество выразить в энергии, то сколько получится?
      - Десять в двадцать первой эрга... - ответил Френк.
      Семвол виновато улыбнулся. Цифра ровным счетом ничего ему не говорила. Сол Кроу лениво пояснил:
      - Энергия, достаточная, чтобы вскипятить примерно миллион кубометров воды...
      Из угла комнаты вышел крохотный пожилой человечек и представился:
      - Я генерал Дортмунд, в отставке. Простите, но кипячение воды нас пока не очень интересует. Интересно знать, Что будет, если этот кусочек анти... как вы его называете, антиферрума просто... взорвать. В какую сторону полетят калории?
      "Неужели Родштейн прав? Неужели Фейт был прав? Неужели они действительно..."
      Френк закусил губу.
      - Куда полетят калории, я не знаю. Да и зачем это знать? Мы изготавливаем антиферрум для реакторов нового типа. Я думаю, очень легко сделать реактор управляемый...
      - Да, да, конечно, - перебил его Дортмунд. - Но мы должны это знать на случай, если вдруг... если случайно этот дьявольский антиферрум не удержится в ловушке и коснется стенок.
      Френк сразу понял, что Дортмунд нагло врет.
      - Вы хотите знать, как при взрыве распределится энергия в пространстве? Френк говорил очень медленно, выговаривая каждое слово. - Я вас понимаю. Я вас очень хорошо понимаю. Так вот, господин бывший генерал. Какова конфигурация взрыва, я не знаю. А что касается безопасности хранения антиферрума, то она гарантирована.
      Семвол понял, что разговор пошел не по тому руслу и что генерал без достаточного такта задает вопросы.
      - Что нужно сделать, Френк, чтобы увеличить производительность машин?
      - Нужна большая энергия.
      - Какова производительность сейчас?
      - Примерно полграмма в месяц.
      Дортмунд снова вмешался в разговор. Теперь он обращался не к Долори, а к Стокинку и Кроу.
      - А можно теоретически рассчитать конфигурацию взрыва?
      - На кой черт? На кой черт, я вас спрашиваю? - закричал Френк. - Уж не думаете ли вы планировать военные операции, где необходимо учитывать и конфигурацию взрыва?
      Снова в разговор вмешался Семвол.
      - Френк, мы должны думать о безопасности острова, о его жителях, о вас, Френк, о вашей невесте... Одним словом, пусть Мюллер повременит с реактором и займется решением этой задачи. Подумайте хорошенько, и вы поймете, что постановка вопроса своевременна.
      Когда они покинули виллу Семвола, его догнал Джин Стокинк.
      - Ей богу, ты корчишь из себя дурака. Неужели ты не понимаешь до сих пор, куда клонится дело? Ну и пусть... Этого не остановишь...
      Глядя на Френка с нескрываемым презрением, Родштейн сказал:
      - Этот сопляк, который ничего в жизни не знает, просто боится подумать. До его мозгов еще не дошло, что, взявшись за такую работу, он фактически продал душу дьяволу.
      На этот раз Френк посмотрел в глаза старому толстяку умоляюще.
      Они разошлись у стены ускорителя. За ней раздавался глухой гул.
      3.
      Роза и Мария... Безлунная ночь с редкими звездами на черном небе. Френк вытащил из нагрудного кармана запасную сигарету и закурил. Облокотившись о ствол Розы, он несколько раз вдохнул горьковатый дым.
      Так он стоял с закрытыми глазами, слушая едва уловимый плеск морских волн и чувствуя, как вздрагивал подмытый ствол пальмы от этих почти не ощутимых прикосновений океана к ее корням.
      Френк встрепенулся. До его слуха донесся легкий шорох песка.
      - Лиз!
      - Это я, Френки!
      Френк побежал между песчаными холмами ей навстречу...
      - Идем к Розе и Марии. Я люблю слушать, как бормочет море, - прошептала Лиз.
      - Вот мы снова здесь вместе с тобой, - сказала Лиз, вытягиваясь на теплом песке. - Только такие сумасшедшие физики, как ты, не видят в этом ничего значительного.
      Френк наклонился и в темноте нашел ее губы.
      - Френки, очень хорошо с тобой. Я последнее время постоянно мечтаю о том, чтобы мы были всегда вдвоем, а вокруг тишина, голубое море, белые чайки в безоблачной синеве и на берегу наши дети... Наши с тобой, Френки... - Лиз крепко прижалась к нему.
      Френк едва дышал и, казалось, вот-вот в нем что-то взорвется, и он забудет все на свете... Но где-то глубоко, в самых затаенных уголках его души всплыли неясные образы уродливых чудовищ, ползающих на четвереньках, поднимающих головы вверх к солнцу, которого они не увидят...
      - А что, если у нас родятся дети-уроды? - прошептал он.
      Лиз вскочила на ноги. В тишине, едва нарушаемой легким плеском воды, было слышно, как порывисто она дышала.
      - Что ты говоришь, Френки?
      - Нет, ты отвечай прямо! А что будет, если у нас будут рождаться уроды? Дети с двумя головами, с одной ногой, обросшие шерстью, гермафродиты...
      - Боже мой, перестань! Умоляю тебя, перестань, Френк.
      Она опустилась на песок и тихонько заплакала. Френк закурил. Тишину прорезал дробный стук насосов на компрессорной станции. Ему стало очень жалко Лиз.
      - Прости меня, я не могу отделаться от мыслей, которые вселились мне в голову после статьи в "Биологическом обозрении"... Наука всегда несла людям счастье... Когда я был мальчишкой, я думал, так будет всегда...
      - Я об этом думала, Френк. Почему у нас все время говорят о том, что вы, современные физики, принесли человечеству несчастье? И почему, когда здесь у нас говорят о русских ученых, подчеркивают, что все свои открытия они стремятся приспособить для того, чтобы люди жили более счастливо? Неужели их физики не такие, как вы?
      - Они такие же, как и мы. Но... одно и то же открытие можно превратить в добро и зло...
      ... После долгого молчания Френк спросил:
      - Лиз, а ты бы согласилась быть женой убийцы?
      - Боже мой, что с тобой, Френки?
      - Ты отвечай... Для меня это очень важно...
      - Убийцы? Конечно, нет. Боже, тысячу раз нет, если бы это был даже ты, Френк! Неужели тебя заставляют... О, этого не может быть... Ты никогда не согласишься!
      Лиз снова прижалась к нему, часто вдыхая прохладный соленый воздух. Откуда-то набежал легкий порыв ветра, и листья Розы и Марии зашелестели.
      - Мне страшно, Френк. Мне кажется, что сегодня мы видимся последний раз.
      Море зашевелилось, в городке завыла сирена - мотоциклисты объезжали здания ядерного центра.
      - Не надо, Лиз, - сдавленным голосом прошептал Френк. - Если бы я не любил тебя так, как я люблю... Лучше уйдем отсюда... Уйдем.
      Они встали и пошли через песчаные дюны. Они шли прижавшись друг к другу. И то, что они ощущали теплоту друг друга и чувствовали дыхание друг друга, казалось им самым большим счастьем. И еще с этого момента они поняли, что большое человеческое счастье должно быть как-то завоевано, иначе его не будет.