Райм и Сакс (№5) - Исчезнувший

— Я должен повернуть вас.

Обняв Райма еще раз, Сакс отошла.

— Осмотри место преступления, — сказал Райм. — Преступник, возможно, что-то оставил. Там был платок, который он обернул вокруг моей шеи, и бритвенные лезвия.

Пообещав все осмотреть, Амелия вышла из комнаты, а Том начал искусно вентилировать легкие Райма.

Сакс вернулась через двадцать минут. Сняв комбинезон, она аккуратно уложила его в чемоданчик.

— Удалось найти не слишком много, — сообщила она. — Забрала тот носовой платок и сняла несколько следов. Кудесник надел новую пару «экко». Но больше ничего нет. Да, там еще была бутылка шотландского виски, но, кажется, твоя.

— Моя, — прошептал Райм. В обычном состоянии он пошутил бы, что за использование при поджоге виски восемнадцатилетней выдержки положено серьезное наказание. Но сейчас Райм не был расположен к шуткам.

Он понимал, что улик скорее всего немного. В местах поджога обычно выясняют лишь, откуда и как начался пожар. Но это они уже и так знали. Тем не менее Райм все же надеялся на большее.

— А как насчет клейкой ленты? Том оторвал ее и бросил на пол.

— Ее там нет. Наверное, сгорела.

— Поищи у изголовья кровати. Кудесник стоял там и мог...

— Я смотрела.

— Посмотри еще раз. Ты явно что-то упустила.

— Нет. Забудь о месте преступления.

— Черт побери, но нам нужно продвигаться вперед!

— Мы и продвигаемся, Райм. Я хочу допросить свидетеля.

— Там был свидетель? — удивился он. — Никто не говорил мне об этом.

— Был. — Подойдя к двери, Сакс подозвала Лона Селлитто. Тот вошел, понюхал свой пиджак и нахмурился.

— М-да! Черт побери! Этот костюм обошелся мне в сто сорок долларов. Так что там, офицер?

— Да вот собираюсь допросить свидетеля, лейтенант. У вас есть магнитофон?

— Конечно. — Лон подал ей магнитофон. — И где же свидетель?

— Забудь о свидетелях, Сакс, — сказал Райм. — Ты же знаешь, какие они ненадежные. Напирай больше на вещдоки.

— Нет, на этот раз мы получим надежную информацию, уверена.

Райм посмотрел в сторону двери.

— И кто же это?

— Ты — Сакс придвинула кресло к кровати.

Глава 2?

— Я? Это же смешно!

— Ничуть.

— Даже и не думай! Снова пройдись по сетке. Ты наверняка что-то упустила. Слишком быстро все осмотрела. Если бы ты была новичком...

— Я не новичок. Я умею быстро осматривать место преступления и знаю, когда нужно прекратить осмотр и заняться более продуктивными делами. — Взглянув на маленький магнитофон Селлитто, Сакс проверила пленку и включила запись.

— Говорит патрульный Нью-Йоркского управления полиции Амелия Сакс, значок номер пятьдесят восемь восемьдесят пять. Допрашивается Линкольн Райм, свидетель нападения категории десять двадцать четыре и поджога категории десять двадцать девять в доме номер три четыре пять, Центральный парк. Сейчас суббота, семнадцатое апреля. — Она поставила магнитофон на столик возле Райма. — Теперь давай описание.

— Я уже говорил Лону...

— А теперь скажи мне.

Саркастический взгляд, устремленный в потолок.

— Мужчина среднего телосложения, лет пятидесяти или пятидесяти пяти, в полицейской форме. На сей раз без бороды. Шрам и обесцвеченная кожа на шее и груди.

— Его рубашка была расстегнута? Ты видел его грудь?

— Прошу прощения! — иронически отозвался Райм. — Шрам у основания шеи предположительно продолжается на груди. Мизинец и безымянный палец левой руки срослись. У него... с виду карие глаза.

— Это хорошо, Райм. До сих пор мы не знали цвет его глаз.

— Возможно, не знаем и сейчас, если он носит контактные линзы! Пожалуй, одна вещь освежила бы мою память. — Он выразительно посмотрел на Тома.

— Какая вещь?

— Думаю, где-нибудь на кухне осталась несгоревшая бутылка «Макаллана».

— Потом, — сказала Сакс. — Сейчас тебе нужна ясная голова.

— Но...

— А пока, — почесывая затылок, продолжала она, — я хочу тщательно проанализировать все, что случилось. Так что он сказал?

— Я мало что помню. В основном Кудесник нес какую-то безумную несуразицу. И я был не в том настроении, чтобы обращать на нее внимание.

— Может, для тебя это и звучало как полное безумие. Но я убеждена, для нас там отыщется что-нибудь полезное.

— Сакс, неужели ты полагаешь, что я был смущен и напуган? То есть сбит с толку?

Она прикоснулась к его руке:

— Я знаю, ты не доверяешь свидетелям. Но иногда они кое-что видят... Это моя специальность, Райм. Я проведу тебя через это. Как ты проводишь меня по сетке. И мы обязательно найдем что-нибудь важное. — Встав, Сакс подошла к двери и крикнула: — Кара!

Да, он действительно не доверяет свидетелям, даже тем, кто наблюдал с выгодной позиции и сам не участвовал в событиях. Все, кто так или иначе вовлечен в преступление, особенно жертвы насилия, абсолютно ненадежны. Даже сейчас, размышляя о визите убийцы, Райм вспоминал лишь случайные эпизоды: вот Кудесник стоит позади него, вот наклоняется над ним, вот зажигает огонь. Запах скотча, клубы дыма. Райм не мог восстановить хронологию событий.

Как говорила Кара, память — это всего лишь иллюзия.

— С вами все в порядке, Линкольн? — спросила, войдя, девушка.

— Прекрасно, — пробормотал он.

Как пояснила Сакс, она хочет, чтобы Кара выслушала его рассказ. В словах убийцы она может уловить нечто полезное. Амелия снова села и придвинула поближе к кровати свое кресло.

— Давай вернемся назад, Райм. Расскажи нам, что случилось, — хотя бы в самом общем плане.

Он секунду помолчал, глядя на магнитофон, затем начал рассказывать то, что запомнил. Кудесник вошел, признался, что украл форму, убив полицейского.

Погода нынче теплая...

— Он делал вид, что разыгрывает представление, в котором я участвую вместе с ним. Я сейчас вспомнил кое-что, — добавил Райм. — У Кудесника астма. Или по крайней мере одышка. Он чуть присвистывал, когда шептал.

— Хорошо, — кивнула Сакс. — Я совсем забыла, как он разговаривал после нападения на Мерстон. Что еще он сказал?

Взглянув на темный потолок гостевой комнаты, Райм покачал головой.

— Только одно. Что он или сожжет меня, или разрежет на куски... Кстати, ты нашла в комнате бритвенные лезвия?

— Нет.

— Ну вот! Об этом я и твержу — о вещественных доказательствах. Я знаю, что он засунул лезвие в мои тренировочные штаны. Доктора его не нашли — наверное, оно выпало. Вот что тебе следует искать!

— Возможно, его там и не было, — вставила Кара. — Я знаю этот трюк. Он пальмировал лезвие.

Может быть, вы медленно кастрируете себя...

— Я имею в виду то, что трудно внимательно прислушиваться к чьим-то словам, когда тебя пытают.

— Подожди, Райм, давай опять начнем сначала. Сегодня вечером мы с Карой отправились за едой, а ты изучал вещественные доказательства. Потом Том отправил тебя наверх. Ты ведь чувствовал себя усталым, верно?

— Нет. Усталым я себя не чувствовал, но Том все равно меня отвез.

— Думаю, ты был не слишком этим доволен.

— Не слишком.

— Итак, ты оказался наверху.

Силуэты птиц, затем Том закрыл дверь.

— Было тихо... — продолжала Сакс.

— Нет, вовсе не было тихо. Там же через улицу этот проклятый цирк. Так или иначе, я установил будильник...

— На какое время?

— Не знаю. Да какая разница?

— Одна деталь может породить две другие.

Мрачный взгляд.

— И откуда же взялся сей афоризм?

Сакс улыбнулась:

— Сама придумала. А ведь звучит неплохо, правда? Используй его в новом издании своей книги.

— Я не пишу книги о свидетелях, — огрызнулся Райм, — пишу о вещественных доказательствах.

— А откуда ты узнал, что он в комнате? Ты что-то услышал?

— Нет, я почувствовал сквозняк. Сначала решил, что это кондиционер. Но это был он. Он дул мне на щеку и на шею.

— Зачем?

— Думаю, для того чтобы испугать. Между прочим, это ему удалось. — Райм закрыл глаза, затем кивнул, словно что-то вспомнив. — Я попытался позвонить Лону, но он... — Райм посмотрел на Кару. — Он понял, что я хочу сделать. До этого он угрожал убить меня — нет, угрожал ослепить, если я попытаюсь позвать на помощь. Я решил, что он так и сделает, но, как ни странно, мои действия на него произвели впечатление. Он даже похвалил меня за попытку отвлечения... — Райм умолк — воспоминания истощились.

— Как же он вошел?

— Вместе с офицером, который принес вещдоки по делу Грейди.

— Черт! — воскликнул Селлитто. — Теперь мы будем проверять удостоверения личности у всех, кто сюда входит.

— Он говорил об отвлечении, — напомнила Сакс. — Похвалил тебя. Что еще он сказал?

— Не знаю. Ничего не сказал.

— Совсем ничего?

— Не знаю! — Райма охватило бешенство. Он злился на Сакс за то, что она наседает на него и не позволяет выпить: это помогло бы ему забыть о пережитом ужасе.

Злился на себя за то, что не оправдывает ее ожиданий. Должна же она понимать, как трудно ему снова возвращаться туда — к языкам пламени, к клубам дыма, проникающим в нос и угрожающим его драгоценным легким...

Минуточку! Дым...

— Огонь, — сказал Линкольн Райм.

— Что?

— Кажется, больше всего он говорил именно об огне. Похоже, это у него навязчивая идея. Он упоминал о какой-то иллюзии. О... о «Пылающем зеркале». Да, точно. Огонь по всей сцене, а иллюзионист выбирается из него. А потом вроде бы превращается в дьявола. Или кто-то другой превращается в дьявола.

Райм и Сакс одновременно посмотрели на Кару. Она кивнула.

— Я слышала об этом. Редкая вещь. Требует много декораций и довольно опасная. В наши дни большинство владельцев театров не позволяют ее ставить.

— Потом он продолжал говорить об огне. Что это та вещь, которую нельзя подделать на сцене. О том, как публика видит огонь и втайне надеется, что иллюзионист на самом деле сгорит. Потом он говорил о чем-то еще. Он...

— Давай, Райм, дело у тебя идет.

— Не прерывай меня! — огрызнулся он. — Я уже упоминал о том, что Кудесник вел себя так, будто дает представление? Он словно бредил. Все время смотрел на пустую стену и с кем-то разговаривал. Какая-то там публика — не помню точно, как он называл ее. Он вел себя как маньяк.

— Воображаемая аудитория.

— Ну да. Подождите-ка... Кажется, он говорил «уважаемая публика». Ну да, именно так: «уважаемая публика».

Нахмурившись, Сакс взглянула на Кару, но та лишь пожала плечами.

— Мы всегда разговариваем с публикой. Это называется паттером. Прежде исполнители говорили «почтеннейшая публика» или «уважаемые леди и джентльмены». Но теперь все считают это вычурным и надуманным. В наши дни паттер стал более неформальным.

— Давай дальше.

— Не знаю, Сакс. Кажется, это все. Остальное представляется мне сплошным неясным пятном.

— Уверена, это не все. Это как вещдок на месте преступления. Он здесь; возможно, это ключ ко всему делу. Нужно просто взглянуть как-то по-другому, чтобы найти его. — Она наклонилась к Райму: — Допустим, это твоя спальня. Ты лежишь в своей кровати. Где он стоял?

Криминалист кивнул.

— Там. В ногах кровати, лицом ко мне. С левой стороны от меня, ближе к двери.

— В какой он стоял позе?

— В какой позе? Не знаю.

— Подумай.

— Наверное, лицом ко мне. Он постоянно двигал руками, словно говорил на публике.

Встав, Сакс приняла ту позу, о которой говорил Райм.

— Так?

— Подойди ближе. — Она подошла. — Встань сюда.

Это снова пробудило в нем воспоминания.

— Еще один момент... Он говорил насчет жертв. Сказал, что тут нет ничего личного.

— Ничего личного?

— Он убивал их... да, теперь помню точно — убивал за то, что они собой представляли.

Сакс кивнула, дополняя магнитофонную запись письменными заметками.

— Представляли! — задумчиво повторила она. — Что бы это могло значить?

— Понятия не имею. Музыкант, адвокат, гример. Разный возраст, пол, разные профессии, разные места жительства, никакого отношения друг к другу они не имеют. Что именно они могут представлять собой? Верхушку среднего класса, жителей мегаполиса, лиц с высшим образованием... Может, ключ к разгадке в одном из этих параметров — рационалистическое обоснование принципа, по которому он отбирал их. Кто знает?

— Тут что-то не так, — нахмурилась Сакс.

— Что именно?

— Что-то в твоих воспоминаниях, — поколебавшись, ответила она.

— Ну я же не могу дословно передать все, что он сказал. У меня ведь не было под рукой стенографистки!

— Нет, я не это имею в виду. — Помолчав, Сакс кивнула. — Ты восстанавливаешь то, что он сказал. Ты пересказываешь это своим языком. Жители мегаполиса, рационалистическое обоснование... Мне нужны его слова.

— Я просто не помню его слов, Сакс. Он сказал, что против жертв у него нет ничего личного, и точка.

Она покачала головой:

— Не так.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Преступники никогда не называют жертвами тех, кого они убивают. Это невозможно. Они никогда не очеловечивают их. По крайней мере такие серийные убийцы, как Кудесник.

— Только не корми меня всякой чепухой из того курса психологии, что преподают в школе полиции.

— Да нет, Райм, так все обстоит на самом деле. Это мы считаем их жертвами, а преступники убеждены, что они по той или иной причине заслуживают смерти. Подумай об этом. Он ведь не употреблял слово «жертва»?

— Ну и в чем же здесь разница?

— Смысл в том, что, по его словам, они что-то собой представляли, и мы должны выяснить, что именно. Как он называл их?

— Не помню.

— Ну, жертвами он их точно не называл, уверена. Может, он говорил о ком-нибудь из них конкретно? О Светлане, о Тони... А как насчет Черил Мерстон? Не называл ли он ее блондинкой? Или же адвокатессой? Или женщиной с большими сиськами? Даю гарантию, что он не говорил про «жителей мегаполиса».

Райм закрыл глаза, пытаясь вернуться в совсем недалекое прошлое. В конце концов он покачал головой:

— Я не... — И тут он вспомнил нужное слово. — Наездница!

— Что?

— Ты права. Жертвой он ее не называл. Он называл ее наездницей.

— Превосходно! — воскликнула Сакс. Райм почувствовал прилив гордости. — А как насчет остальных?

— Нет, он говорил только о ней одной. — Райм не сомневался в этом.

Значит, он рассматривает их как людей, занимающихся какими-то определенными делами — причем это может и не совпадать с их основной профессией, — заметил Селлитто.

— Верно, — согласился Райм. — Исполняют музыку. Гримируют. Ездят на лошадях.

— Но что же нам с этим делать? — спросил Селлитто.

— Мы пока этого не знаем, детектив. — Сакс повторила слова Райма: он часто именно так отвечал ей на тот же вопрос. — Мы сделали еще один шаг к тому, чтобы понять убийцу. — Она сверилась со своими записями. — Ну ладно, он проделал фокусы с бритвенными лезвиями, упомянул о «Пылающем зеркале». Говорил про свою уважаемую публику. Он помешался на огне. Он убил гримера, музыканта и наездницу из-за того, что они что-то собой представляют. Но что? Не вспомнишь что-нибудь еще?

Райм вновь закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Но он по-прежнему видел бритвенные лезвия, языки пламени, чувствовал запах дыма.

— Нет, — наконец сказал Райм. — Думаю, это все.

— Ладно. Что ж, неплохо, Райм. — Сакс произнесла эти слова таким же тоном, каким часто говорил он. Это означало, что она еще не закончила. — Ты всегда цитируешь Локара, — заметила Сакс, оторвавшись от своих записей.

Услышав упоминание о французском детективе и криминалисте, авторе концепции, позднее названной его именем, Райм кивнул. Концепция заключалась в том, что на каждом месте преступления происходит, пусть бесконечно малый, физический обмен между преступником и жертвой, а также между преступником и окружающей местностью. — Так вот, я думаю, что происходит не только физический, но и психологический обмен.

Услышав эту безумную идею, Райм засмеялся. Локар был настоящим ученым и наверняка выступил бы против распространения своей концепции на такую неопределенную субстанцию, как человеческая душа.

— К чему ты клонишь?

— У тебя же не все время был заклеен рот? — спросила Сакс.

— Нет, только в конце.

— Значит, и ты что-то сообщил ему. Ты принял участие в обмене.

— Я?

— А разве нет? Разве ты ничего не говорил ему?

— Конечно, говорил. Ну и что с того? Важно то, что говорил он.

— Полагаю, он что-то ответил на твои слова.

Райм внимательно посмотрел на Сакс. Сажа на щеке, капельки пота, проступившие над вздернутой верхней губой. Она сидела, подавшись вперед, и, хотя голос звучал спокойно, во всем ее облике ощущалось напряжение. Конечно, Амелия этого не знает, но сейчас, похоже, испытывает те же эмоции, что и он, когда заочно проводит ее по месту преступления.

— Подумай об этом, Райм. Представь себе, что ты наедине с преступником. Не обязательно с Кудесником — с любым преступником. Что бы ты сказал ему? Что бы ты захотел узнать?

Райм устало вздохнул, но тут же оживился:

— Я вспомнил! Я спросил его, кто он такой.

— Хороший вопрос. И что же он ответил?

— Сказал, что он чародей... Нет, не просто чародей, а что-то особенное... — Райм прищурился. — Что-то вроде Волшебника Изумрудного города... Или Западной Ведьмы. — Он нахмурился. — А, вот оно! Он назвал себя Северным Чародеем. Теперь я в этом уверен.

— Это о чем-нибудь тебе говорит? — спросила Сакс у Кары.

— Нет.

— Он сказал, что может ускользнуть откуда угодно — только не от нас. Точнее, не от меня. Он боялся, что мы остановим его. Вот почему он сюда пришел. Он считал, что должен остановить меня до полудня завтрашнего дня. Именно тогда он собирался снова убивать. Нет, подождите — это уже моя интерпретация. Он не говорил, что собирается убивать.

Все равно это имеет смысл, — отозвался Селлитто. — Он убивал каждые четыре часа, потом каждые два. А после полудня, кроме Бурке, новых жертв не было. Кудесник сделал перерыв и завтра снова вернется к работе.

— Я тоже так подумал, Лон.

— Северный Чародей, — просматривая свои записи, пробормотала Сакс. — А теперь...

Райм вздохнул:

— Думаю, это действительно уже все. Колодец пуст.

Выключив магнитофон, Сакс наклонилась к Райму и вытерла пот с его лба.

— Догадываюсь. Я как раз собиралась сказать, что мне надо выпить. Как ты насчет этого?

— Если только нальешь ты или Кара. Ему не давай. — Райм бросил взгляд на Тома.

— Хотите что-нибудь? — спросил у Кары Том.

— Готов поспорить, что ей нужен ирландский кофе... И почему только «Старбакс» его не продает?

Отказавшись от спиртного, Кара попросила обычный «Максвелл хаус» или «Фолджерс».

Селлитто же попросил принести хоть что-нибудь поесть, так как предназначенный для него сандвич не выдержал путешествия.

Когда помощник Райма удалился на кухню, Сакс подала Каре свои записи и предложила выписать на доску все, что относится к профилю Кудесника. Девушка встала и отправилась в лабораторию.

— Неплохо у тебя получилось, — обратился Селлитто к Сакс. — Я имею в виду этот допрос. Не знаю сержанта, который сделал бы это лучше.

Сакс кивнула, но Райм понял, что она довольна комплиментом.

Через несколько минут вошел Мел — его лицо тоже было измазано сажей.

— Здесь все вещдоки с «мазды». — Он поднял вверх пластмассовый пакет. В нем лежала сложенная вчетверо страница из «Нью-Йорк таймс». Стало очевидно, что место происшествия осматривала не Сакс: мокрые вещественные доказательства должны быть упакованы в бумажные или ячеистые пакеты — но только не в пластиковые, ибо плесень быстро все уничтожит.

— И это все, что они нашли? — спросил Райм.

— Пока да. Они ведь не подняли еще машину. Это слишком опасно.

— Ты видишь дату? — обратился к Куперу Райм.

Тот внимательно осмотрел промокшую бумагу.

— Двухдневной давности.

— Значит, это принадлежит Кудеснику, — заметил Райм. — Машина угнана еще раньше. В каких случаях хранят только одну страницу, а не вкладыш? — Этот вопрос носил чисто риторический характер, ответа Райм не ждал. — Когда на ней напечатана какая-то важная статья. А раз она важна для него, то важна и для нас. Конечно, нельзя исключить, что он просто распутный старикашка и обожает пикантные объявления. Но даже это может оказаться полезной информацией. Тебе удастся что-нибудь прочитать на ней?

— Нет. И пока я вообще не хочу ее разворачивать — бумага слишком сырая.

— Ладно, передай газету в лабораторию документации. Если там не смогут ее развернуть, то хотя бы прочитают заголовки в инфракрасном свете.

Купер вызвал курьера и поручил ему отвезти образец в криминалистическую лабораторию в Куинсу, после чего позвонил домой ведущему эксперту по работе с документами. Затем удалился, чтобы обеспечить для газеты наилучшие условия транспортировки.

В этот момент в комнате появился Том с напитками и тарелкой сандвичей, на которые сразу накинулся Селлитто.

Через несколько минут вернулась Кара и с благодарностью взяла кофейник из рук помощника.

— Я начала записывать на доску то, что мы узнали о нем, и тут у меня появилась идея. Тогда я сделала один звонок и, кажется, выяснила его настоящее имя.

— Чье? — спросил Райм, глотнув своего божественного виски.

— Кудесника.

Наступила мертвая тишина — лишь слабо позвякивала ложка, которой Кара помешивала кофе.

Глава 28

— Вы узнали его имя? — спросил Селлитто. — И кто же он?

— Думаю, его зовут Эрик Вейр.

— А по буквам? — спросил Райм.

— В-е-й-р. — Добавив в чашку еще сахару, она продолжила: — Несколько лет назад он был иллюзионистом. Я позвонила мистеру Бальзаку, ибо никто лучше его не знает эту профессию, сообщила ему профиль и передала кое-что из того, что Кудесник говорил сегодня Линкольну. Мистер Бальзак повел себя очень странно — если не сказать больше. — Кара посмотрела на Сакс. — В общем, так же, как сегодня утром. Сначала вообще не хотел помогать, но потом успокоился и сказал мне, что это очень похоже на Вейра.

— Почему? — спросила Сакс.

— Он примерно того же возраста — пятидесяти с небольшим. К тому же Вейр был известен своими опасными трюками. Манипуляции с бритвенными лезвиями и ножами. Он также один из немногих, кто когда-либо исполнял «Пылающее зеркало». А еще — помните, я говорила, что иллюзионисты всегда на чем-то специализируются? Очень трудно найти исполнителя, который хорошо справляется с различными трюками — иллюзия, эскапизм, протейская магия и ловкость рук, даже чревовещание и ментализм. Так вот, Вейр исполнял все это. И еще он был экспертом по Гудини. Кое-что из тою, что сегодня делал Кудесник, — это фокусы Гудини или те, что на них основаны. Теперь насчет того, что он назвал себя Чародеем. В девятнадцатом веке был один фокусник, Джон Генри Андерсон. Он именно так себя и называл — Северный Чародей. Андерсон был очень талантлив, но ему не везло с огнем. Пару раз огонь почти полностью уничтожил все его оборудование. По словам Дэвида, Вейр сильно обгорел во время пожара в цирке.

— Шрамы, — кивнул Райм. — И помешательство на огне.

— Возможно, такой голос у него не из-за астмы, — предположила Сакс. — Огонь мог повредить легкие.

— Когда с Вейром произошел несчастный случай? — спросил Селлитто.

— Три года назад. Цирк шапито, в котором он репетировал, сгорел, жена Вейра погибла. Тогда они только что поженились. Больше никто серьезно не пострадал.

Это была хорошая зацепка.

— Мел! — крикнул Райм, забыв о тревоге за свои легкие. — Мел!

Через секунду в комнате появился Мел.

— Судя по голосу, ты чувствуешь себя лучше.

— Обыщи все базы данных. Нужна подробная информация на Эрика Вейра. В-е-й-р. Артист, иллюзионист, фокусник. Возможно, он и есть наш преступник.

— Вы узнали его имя? — удивился эксперт. Райм указал на Кару:

— Это она узнала.

— Поразительно! — Через несколько минут Купер вернулся, держа в руках несколько распечаток. — Тут не слишком много, — пролистав их, сказал он. — Похоже, он держит в тайне все, что касается его жизни. Эрик Альберт Вейр. Родился в Лас-Вегасе в октябре 1950 года. О детстве почти ничего не известно. Учился у Рэндольфа Шлегера, выступавшего под псевдонимом Сатани...

— Его все знают, — вставила Кара. — Он исполнял много мрачных иллюзий. Возможно, он как раз и приобрел известность с этим «Пылающим зеркалом».

— Шлегер жив?

— Нет, давно умер.

— Вейр работал ассистентом в различных цирках, казино и зрелищных предприятиях, — продолжал Купер, — потом стал выступать самостоятельно как иллюзионист и актер-трансформатор. Три года назад женился на Мэри Косгроув.

Вскоре после этого объявился в Кливленде, в цирке «Томас Хасбро и братья Келлер». Однажды во время репетиции вспыхнул пожар. Передвижной цирк сгорел, Вейр получил ожоги третьей степени, а жена его погибла. После этого о нем нет никаких упоминаний.

— Найди его родственников.

Селлитто обещал найти. Поскольку Беддинг и Сол были заняты, детектив позвонил в отдел убийств Большого дома и подключил к работе тамошних оперативников.

— Есть кое-что еще, — просматривая распечатки, добавил Купер. — За два года до пожара Вейр был арестован и осужден за неосторожное поведение, угрожающее жизни и здоровью людей. Отсидел тридцать суток. Кто-то из зрителей получил серьезные ожоги, когда на сцене что-то пошло не так. Было еще несколько гражданских исков к Вейру со стороны дирекции театров за нанесенный ущерб и полученные служащими телесные повреждения и несколько исков со стороны Вейра за нарушение условий контракта. Во время одного представления директор цирка обнаружил, что Вейр использует настоящий пистолет с настоящими патронами. Вейр не отказался от фокуса, и директор уволил его. — Пробежав глазами еще несколько страниц, эксперт продолжал: — В одной из статей я обнаружил фамилии двух ассистентов, которые работали с ним в момент пожара. Один сейчас в Рино, другой — в Лас-Вегасе. В полиции штата Невада я получил их номера телефонов.

— По тамошнему времени сейчас только девять. — Райм взглянул на часы. — Подключи громкоговорящую связь, Том.

— Нет, после всего, что случилось, вам нужно отдохнуть.

— Всего два звонка, а потом я пойду спать. Обещаю. — Помощник задумался. — Заранее благодарен.

Кивнув, Том удалился, но почти сразу вернулся с телефоном в руках. Подключив его, он установил аппарат на прикроватный столик.

— Через десять минут я все отключу. — Том произнес это так твердо, что Райм ему поверил.

— Ладно.

Покончив со вторым сандвичем, Селлитто набрал номер. Записанный на пленку голос жены Артура Лессера предложил оставить сообщение. Селлитто так и сделал, после чего набрал номер второго ассистента.

Джон Китинг ответил сразу, и Селлитто объяснил, что ведется расследование и ему хотят задать несколько вопросов. После паузы мужской голос нервно спросил:

— Вы о чем? Это нью-йоркская полиция?

— Да.

— Хорошо. Тогда все в порядке.

— Вы работали когда-то на человека по имени Эрик Вейр? — осведомился Селлитто.

— На мистера Вейра? Ну да, работал. А что?

— Вы, случайно, не знаете, где он?

— А почему вы об этом спрашиваете?

— Мы хотим поговорить с ним по поводу нашего расследования.

— О Господи... О чем? О чем вы хотите поговорить с ним?

— Мы хотим задать ему несколько общих вопросов. В последнее время вы не имели с ним никаких контактов? — Опять пауза. — Сэр! — позвал Селлитто.

— Это забавно. Забавно, что вы спрашиваете меня о нем. — Голос Китинга звенел. — Что ж, я скажу вам. О мистере Вейре я не слышал много лет. Я даже считал, что он умер. В Огайо, когда мы в последний раз работали с ним, случился пожар. Он сильно обгорел — очень сильно. Потом мистер Вейр исчез, и все мы решили, что он умер. Но шесть или семь недель назад он позвонил.

— Откуда? — спросил Райм.

— Не знаю. Он не говорил, а я не спрашивал. Зачем спрашивать, откуда вам звонят? Об этом просто не думаешь. Вы сами-то об этом когда-нибудь спрашивали?

— И чего же он хотел? — полюбопытствовал Райм.

— Он хотел знать, поддерживаю ли я отношения с кем-нибудь из того цирка, где случился пожар, — цирка «Хасбро». Но ведь это было в Огайо три года назад. «Хасбро» больше не существует. После пожара владелец закрыл его, и теперь там совсем другое шоу. Да и почему я должен поддерживать отношения с кем-то из этого цирка? Я ведь живу здесь, в Рино. Я так ему и сказал. И тут он взвился.

— Разозлился? — догадалась Сакс.

— О, еще как!

— Продолжайте, — еле сдерживая нетерпение, попросил Райм. — Что еще он сказал?

— Так это все. Остальное мелочи. О, он, конечно, насмехался надо мной. Выпускал когти, как в старые добрые времена... Вы знаете, что он сделал, позвонив?

— И что же он сделал? — поощрил его Райм.

— Он только сказал: «Это Эрик». И все. Ни «Здравствуйте», ни «Привет, Джон! Ты помнишь меня?» Нет — «Это Эрик». После пожара я ни разу не говорил с ним, и что же он сказал? «Это Эрик». Все эти годы — после того как я избавился от него... я так старался от него избавиться... и вот получается, что я от него вовсе не избавился. Я знаю, что не сделал ничего плохого, а он говорит со мной так, будто я во всем виноват. Это все равно что получить заказ от клиента, принести ему еду и услышать от него, будто он совсем не то заказывал. Но ведь все знают, что произошло — он сам передумал, а тебя обвиняет, словно это твоя вина и именно ты учинил все эти неприятности.

— И больше ничего? Он больше ничего не говорил? — допытывался Селлитто.

Ответом ему был вздох.

— А вы можете просто рассказать нам о нем? — вступила в разговор Сакс. — Где он любит бывать, кто его друзья, какие у него увлечения?

— Конечно, — мгновенно ответил Китинг. — Все, о чем вы спрашиваете, — иллюзия и еще раз иллюзия.

— В каком смысле? — спросил Райм.

— В том смысле, что это и есть его друзья, увлечения и все прочее. Вы понимаете меня? Ничего другого у него нет. Вейра интересует только его профессия.