Андрей Дышев

Два шага на небеса

События, описываемые в романе, – литературный вымысел. Некое сходство с действительностью рекомендуется воспринимать как случайное совпадение фантазии и реальности.

От автора

Глава 1

Все мы мудры задним умом. Конечно, я не должен был оставлять Валерку одного. Это был тот самый случай, когда своим желаниям надо наступить на горло. Он попросил меня о помощи, а я скривил лицо и с ходу придумал причину отказа. Судьба тотчас воспользовалась трещиной между нами и подтолкнула Валерку к месту казни.

Но в ту ночь я даже предположить не мог, что ждет меня впереди. Было около двенадцати, когда я проехал Ангарский перевал. Вокруг творилось что-то ужасное. Яростные порывы ветра стегали лобовое стекло «Крайслера» косыми розгами ливня, отчего машина – двухтонный универсал – дрожала всем корпусом, словно стояла под тяжелыми струями водопада. Свет фар выхватывал миллиарды дождевых капель, со страшной скоростью несущихся мне навстречу. Призрачные стволы деревьев раскачивали черными кронами с такой силой, что листва сыпалась с них, словно стояла глубокая осень. Молнии сверкали одна за другой, напоминая гигантскую лампу, у которой было не все в порядке с контактом. Исполинское тело горы Чатыр-Даг, освещенное вспышками, нависало над шоссе, утяжеляя и без того мрачный пейзаж.

Я убрал ногу с педали газа. «Дворники» не успевали разгребать поток воды с лобового стекла, и оно было прозрачным не более, чем первый тонкий лед на озерах. Не хватало еще вылететь на повороте с дороги, подумал я, вглядываясь в мутную мглу.

Подсветка приборной панели вспыхнула мягким зеленоватым светом. Я вынул из держателя и поднес к уху мобильный телефон. Это надо было сделать еще в аэропорту, с опозданием подумал я, набирая номер. Кнопки мелодично отозвались под моими пальцами. Раздался длинный гудок, а затем ответил далекий женский голос.

– Зинаида Васильевна, – сказал я, поддерживая трубку плечом и переводя рычаг скоростей на более низкую передачу, – по всем фронтам – отбой. Из-за погоды самолет не прилетел.

Я знал, как домработница отреагирует на эти слова, и, не перебивая, дал ей возможность выплеснуть эмоции.

– Не прилетел! И что мне теперь прикажете делать? – начала сокрушаться женщина. За ее словами стоял шипящий фон. Это были не эфирные помехи, а потрескивание кипящего масла на сковородке или в сотейнике. – Я уже стол сервирую. Осетрина почти готова. И что теперь? Все в помойку?

– Продукты положите в холодильник, в гостиной откройте окна и идите домой, – ответил я.

– Вы что! – возмутилась женщина. Было слышно, как она двигает кухонную утварь. – Окна открыть! Хотите, чтобы шаровая молния влетела?

Это была очень милая женщина. Она все принимала близко к сердцу и относилась ко мне как к ребенку. Иногда я уставал, подолгу общаясь с ней, но ее мягкий нравоучительный прессинг давал ощущение защищенности. Рядом со мной не было другого человека, который бы так трогательно и искренне заботился обо мне.

– Хорошо, – вздохнула домработница. – Я все уберу в холодильник. К утру осетрина будет похожа на сырой гипс, а питу откажется есть даже Мадера. Заверяю вас, что так и будет. Вы наверняка промокли с ног до головы…

– Ничуть…

– Не спорьте! – перебила меня женщина. – Ваш героизм никому не нужен. Потрудитесь сразу же переодеться в сухое и выпить водки с календулой. Обещаете?

– Обещаю, – ответил я, отключая телефон.

Редкое явление – синоптики не ошиблись. Я получил телеграмму от Валеры Нефедова сегодня днем, за восемь часов до того, как он должен был прилететь в Симферополь московским рейсом. Погода была отличная, и я не придал значения предупреждению Гидрометцентра о приближении мощного грозового фронта. Когда я приехал в аэропорт, небо уже открыло все свои кингстоны, и огненные трещины молний смешались с дождевой водой в дьявольском коктейле. Аэропорт закрыли. В справочной мне сказали, что самолет из Москвы не вылетел и до утра вряд ли поднимется в воздух.

Я бы остался ночевать на стоянке аэропорта в своем «Крайслере», задние сиденья которого легко превращались в удобное ложе, но был уверен, что Валера не станет ждать погоды и коротать ночь в зале ожидания Внукова. Как всякий нормальный фээсбэшник, Нефедов не умел понапрасну транжирить время. Он наверняка сдал билет и пересел на поезд.

Красные огни габаритов идущей впереди машины вспыхнули глазами ночного хищника и стали быстро приближаться. Сквозь мокрое стекло они казались звездами с тонкими длинными лучами. Машина – кажется, это была темная «семерка» – тормозила на мокром асфальте слишком резко, и я мысленно выругался, вдавливая ногу в педаль тормоза. Сработала антиблокировочная система, педаль под моей ногой часто задрожала. Я опустил боковое стекло и высунул голову, чтобы дать водителю «семерки» добрый совет о правилах торможения на скользкой дороге. Но «семерка», остановившись всего на секунду, снова рванула вперед, быстро отрываясь от моего «Крайслера».

Только тогда я увидел стоящего на обочине человека. По-видимому, он голосовал проходящим машинам, причем безуспешно, так как уже был мокрым насквозь и успел продрогнуть до самых костей, о чем убедительно говорила его скомканная поза. Попутчикам я всегда помогал по мере возможности, отдавая предпочтение туристам и пожилым людям, и, продолжая притормаживать, медленно подкатил к человеку.

Когда фары осветили его полностью, как артиста на сцене, мне стало понятно, почему водитель «семерки» не подсадил его к себе. Это была девушка лет двадцати пяти, высокая, почти с меня ростом, с очень темными, налипшими на лицо волосами до плеч. Она была крепко сбита: развитые, отчетливые формы подчеркивали физическую силу и хорошее здоровье. Одета она была в бежевую футболку и тесную короткую юбку. Девушка стояла в луже босиком, придерживая края порванной на груди футболки. На коленке темнела свежая ссадина, бок юбки был выпачкан в глине. Но более всего меня поразило ее лицо. Ее темные, блестящие в свете фар глаза выражали беспредельный ужас и отчаяние, подбородок мелко дрожал; девушка судорожно раскрывала рот, пытаясь что-то крикнуть, отчего казалось, что она задыхается и из последних сил хватает губами воздух.

Я остановил машину рядом с ней, понимая, что не могу, подобно водителю «семерки», дать газ и умчаться от этого ночного привидения. Прежде чем опустить боковое стекло, я нащупал бейсбольную биту, которая лежала слева от моего сиденья. Если девушка была не одна и кто-то намеревался нехорошо пошутить со мной, то я был готов выскочить из машины и пройтись дубинкой по ребрам.

Стекло с тихим жужжанием опустилось вниз. Девушка, вопреки моему ожиданию, не кинулась к окну с криком: «Шеф! До Ялты не подкинешь?» Она продолжала стоять в прежней позе, не сводя с меня глаз, и часто дышала. Я потянулся рукой к запору и открыл дверь.

– Тебе куда? – крикнул я. Раскаты грома и шум ливня почти заглушили мои слова.

– Ради бога… – едва слышно ответила девушка. Подбородок ее стал дрожать еще сильнее. – Куда-нибудь далеко… пожалуйста, отвезите меня…

«Или пьяная, или дурная», – подумал я и кивнул на сиденье. Ерунда, что мокрая и немного грязная. Кожаная обшивка легко очищается мыльной пеной. А благие поступки хоть изредка, но совершать надо.

Девушка, однако, стыдилась своего вида, что несвойственно пьяным или ненормальным. Она, как приблудная собачонка, юркнула в салон, села на край кресла, по-прежнему придерживая обеими руками рваные края футболки. Половичка она коснулась лишь пальцами ног, словно была обута в невидимые хрустальные туфли на высоких каблуках, плотно свела вместе коленки и застыла, безотрывно глядя в темное стекло, по которому, словно стрелки метронома, носились щетки.

Я заблокировал дверные замки и тронулся с места, искоса поглядывая на странную попутчицу. «Вроде не пьяная», – подумал я, включая подогрев сиденья и обдув теплым воздухом.

– Я еду в Ялту, – сказал я, на всякий случай давая понять, что на развитие отношений не претендую. – Могу высадить на автостанции. Или у гостиницы «Южная» на Свердлова. Там недалеко до порта.

На мой вопросительный взгляд девушка не ответила, лишь едва заметно кивнула и опустила обе ладони на панель перед собой, широко растопырив пальцы. Я не люблю ездить с незнакомыми людьми молча. Это угнетает. Коснулся пульта управления магнитолой, добавил звука. Салон заполнился мощным голосом Кабалье.

– Замерзла? – попытался я вытянуть попутчицу на разговор и, заведя руку назад, стянул с заднего сиденья плед. – Накройся.

– Спасибо, – шепнула девушка, подтягивая край пледа к подбородку.

«Тебя бы отмыть, – подумал я, – высушить, сделать макияж, прическу и одеть в вечернее платье, тогда я, пожалуй, накормил бы тебя ужином в «Ореанде».

– Что это тебя на перевал в такое время занесло? – спросил я и, помогая девушке солгать, добавил: – Туристка? От группы отстала?

Но незнакомка спасательным кругом не воспользовалась и отрицательно покачала головой.

– Вы врач? – тихо спросила она и, подняв глаза, взглянула на меня.

– Увы! А тебе нужен врач?

– Не знаю, – после паузы ответила девушка и снова уставилась в окно.

«Если не знает, значит, ничего страшного, – подумал я. – До Ялты не умрет».

– Выпить хочешь? – вспомнил я о начатой бутылке отвратительного виски, лежащей в «бардачке», которую уже второй месяц не мог прикончить.

Она опять отрицательно покачала головой.

– Похоже, что тебя слегка побили, – сказал я то, что было очевидно. – Может быть, отвезти тебя в больницу?

Девушка повернула голову в мою сторону, и я снова увидел страх в ее глазах.

– Нет, – ответила она без колебаний и тише добавила: – Пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем… Если хотите, я выйду здесь.

Я сам не понял – угадала она мое желание или нет. Но, как бы то ни было, я не мог указать ей на дверь. Мы проезжали совершенно пустынный отрезок шоссе, где не было ничего, кроме бесконечного строя буковых стволов и черных, пропитанных влагой крон, которые покрыли склоны гор, словно выброшенные на берег водоросли. Да и никакой веской причины не было, чтобы высаживать девчонку на обочину под ливень. Нервная, пережившая какое-то потрясение, она хотела только того, о чем попросила, и ничего более. Мое сочувствие и желание ей помочь пугали незнакомку не меньше, чем ночная буря.

Я мысленно плюнул на ее проблемы и принялся вполголоса подпевать Монтсеррат. Дорога пошла под уклон, поворот следовал за поворотом, и я все внимание сосредоточил на черной лоснящейся ленте шоссе. И не было ничего удивительного в том, что я на некоторое время упустил девушку из поля зрения. Когда машина проскочила указатель на Лаванду и покатилась по прямой, с шумом разбрызгивая во все стороны лужи, я опять взглянул на попутчицу.

Сначала мне показалось, что она уснула, убаюканная теплом печки и моим колыбельным бормотанием. Глаза незнакомки были закрыты, голова запрокинута назад, руки безвольно опустились на колени, отчего край пледа сполз, обнажив под рваной футболкой загорелую грудь без белого следа от лифчика. Но как только я притормозил перед очередным поворотом, девушка маятником наклонилась вперед, ее голова стукнулась о панель и вся она стала заваливаться на меня.

– Эй! – крикнул я, не слишком уверенный, что таким способом мне удастся привести ее в чувство. – Пожалей свою голову! Тебе плохо?

Ее волосы налипли на мои руки, плечи застряли между мной и рулем, что очень затрудняло управление, и мне ничего не оставалось, как остановить машину, открыть дверь и выскочить под ливень. Через несколько секунд я был мокрым с ног до головы, словно искупался в море одетым.

Девушка ничком лежала на обоих сиденьях. Рычаг передач упирался ей под ребро, и я подумал, что боль, которую он ей причинял, должна была сразу же привести ее в чувство. Но девушка не подавала признаков жизни и своим бездействием легко загнала меня в тупик. «Ни одно доброе дело не остается безнаказанным», – подумал я и провел ладонями по мокрой крыше машины, чтобы охладить их.

Она по-прежнему оставалась неподвижной, несмотря на то что я отчаянно шлепал ее по щекам. Менее всего я был готов к такому повороту событий и, основательно сбитый с толку, растерянно посмотрел по сторонам, надеясь, что кто-нибудь остановится рядом и поможет. Раскрыв аптечку, я уставился в инструкцию пользователя, состоящую из десятка страниц мелкого текста. Размером со средний чемодан, аптечка была укомплектована таким количеством лекарств и средств, словно предназначалась для ликвидации последствий ядерной войны. Я взял в ладонь горсть пилюль, мензурок, упаковок с пластырями и в сердцах швырнул их обратно. Пока я отыщу здесь нашатырный спирт, моя бедолага окоченеет.

Словно передразнивая гром, я принялся рассыпать проклятия и ругательства. Обошел машину, с силой шлепая по воде, которая текла по асфальту мелкой рекой, открыл дверь со стороны беспомощного существа и стал опускать спинку кресла. После этого я положил девушку так, чтобы можно было пощупать пульс, послушать сердце и поднести к губам зеркальце.

К счастью, она была жива, хотя пульс едва прощупывался, а дыхание было настолько слабым, что зеркальце запотело скорее от моего дыхания, чем от ее. Я снова принялся шлепать незнакомку по щекам, так как никакой другой способ реанимации мне в голову не приходил. Как ни странно, это возымело действие, и некоторое время спустя я услышал слабый стон.

– Где болит? – громко спросил я, впрочем, без всякой надежды на то, что смогу получить вразумительный ответ и тем более поставить диагноз. – Ты меня слышишь, подруга? Ты же мне сердце посадишь!

Если ее побили настолько крепко, что она вырубилась как в нокауте, то у меня было очень много шансов привезти в Ялту остывающий труп. Нетрудно представить, чем это могло обернуться для меня. Серьезные проблемы с милицией отняли бы слишком много нервов и времени, которыми я весьма дорожил. Помимо этого, мне было жалко несчастную, и я искренне желал ей семейного счастья и долгих лет жизни.

Прикрывая ладонью лицо от беспощадных ударов дождя, я вернулся за руль и насколько мог быстро помчался по шоссе вниз, всматриваясь в дорожные знаки. Поворот следовал за поворотом, и в лучах фар вспыхивали только ограничители скорости. Я с тревогой поглядывал на свою горемычную попутчицу. Голова ее безжизненно каталась по подголовнику, волосы спутались окончательно, тонкая прядь застряла между полураскрытых губ. Лицо ее, слабо освещенное приборами и датчиками, отливало мертвенно-бледным светом. Я схватил ее за руку и сжал запястье. Мне показалось, что пульс не прощупывается.

В этот момент за окном мелькнул голубой знак с символическим изображением вигвама. Наконец-то! – с некоторым облегчением подумал я, сворачивая с дороги по стрелке. В кемпинге должен быть врач.

Еще несколько метров я катился в полной темноте по размытой грунтовке, присыпанной гравием. Камни и комья глины, налипшие к колесам, стучали по днищу автомобиля. Освещенная фарами дорога селем плыла под колеса. Я еще раз свернул перед ржавым знаком с полустертой надписью «АВТОТУРИ» и проехал через распахнутые настежь ворота.

Трехэтажный дом гостиничного типа, окруженный плотной стеной кипарисов, казался заброшенным и безлюдным. Ни в одном окне не горел свет, темнота царила у подъезда и на асфальтовой площадке для машин. На малом ходу я сделал круг по площадке, всматриваясь в черные окна кемпинга, и уже был готов от досады ударить по кнопке сигнала, как увидел припаркованный у парадной лестницы легковой автомобиль.

Я затормозил рядом, заглушил двигатель и выскочил наружу. Едва не разбив голову о невидимую стеклянную дверь, я зашел в темный, как подвал, вестибюль, встал посредине, с трудом различая смутные контуры стойки, диванов и кресел, и громко спросил:

– Есть кто живой?

Впереди, за стойкой, послышался шорох, а вслед за ним вспыхнул желтый огонь. Теперь я мог дойти до стойки без опасения споткнуться о журнальный столик или перевернуть кашпо с пальмой. Пожилая женщина подносила пламя зажигалки к фитилю керосиновой лампы.

– Вы администратор? – спросил я ее.

Мне казалось, что на мой взволнованный тон и частое дыхание женщина должна была отреагировать как-то особенно, но она, медленным движением подкручивая фитиль, тихо и спокойно ответила:

– Да… Я администратор. А что ты хочешь?

– Мне нужен врач! – ответил я. – Срочно!

Возникла недолгая пауза. Администратор, отбрасывая от себя на стену большую ломаную тень, тихонько хихикнула, поставила лампу на стойку и сказала:

– Что ты, родненький! У нас директор вместо прачки работает, ни дотаций, ни прибыли, а ты говоришь – врач… Вот, опять свет отключили.

Глава 2

Она ничего не поняла. В ее глазах я выглядел ночным бродягой, который случайно забрел в кемпинг и от скуки начал нести какой-то вздор. Пришлось объяснить свою просьбу другим тоном. Я оперся локтями о стойку и, глядя на затемненный профиль администраторши, отчетливо произнес:

– У меня в машине умирает человек. Срочно нужен врач. Вы, как должностное лицо, обязаны помочь мне.

– Ничего и никому я не обязана, – тотчас ответила женщина. Могло показаться, что она не слушала меня, думая о чем-то своем.

Мое терпение лопнуло. Я с грохотом опустил кулак на стойку.

– Где директор кемпинга?

– Дома, – безучастным голосом отозвалась женщина, перекладывая с места на место толстые и потрепанные журналы.

– А дом где?

– В Ялте. Но директор, чтоб вы знали, тоже лечить не умеет.

Она вздохнула, поставила керосинку на стойку так, что наполненная пламенем колба оказалась между нашими лицами, и добавила:

– Если у вас там в самом деле кто-то умирает, то везите его скорее в больницу. До Алушты полчаса езды.

– Если бы я был уверен, что довезу, – сквозь зубы процедил я.

– Это ваши проблемы. Чем я могу помочь?

Она была права. Тысячу раз права! Ее душа, зачерствевшая от хронической нищеты, уже не могла бескорыстно расщедриться даже на сострадание. Ее приучили платить едва ли не за каждый вздох, и теперь она хотела денег, прежде чем начать нормально разговаривать со мной.

Я сунул руку в задний карман брюк, раскрыл бумажник и вытянул несколько купюр.

– Сейчас я позвоню в «Скорую», – тотчас преобразилась администратор. – Может быть, она сможет выехать вам навстречу… А что случилось?

Она крутила диск телефона. Связь все время срывалась, женщина нервничала, не попадала пальцем в нужные цифры.

– Марина! – крикнула она кому-то в темноту. – Неси сюда аптечку!

Я не знал, как объяснить женщине, что случилось с моей попутчицей. Проблема, которая требовала незамедлительного решения, выросла до угрожающих масштабов. Я, конечно, допустил ошибку, что заехал в кемпинг. Надо было гнать до Алушты, но мне очень хотелось скинуть внезапно возникшую проблему на чужие плечи, в крайнем случае разделить ее с кем-нибудь.

В фойе вбежала неуклюжая женщина и принесла с собой запах хлорки. Она поставила на стойку коробку из-под обуви. Администратор придвинула к коробке лампу. Она делала сразу три дела: продолжала накручивать телефонный диск, перебирала содержимое коробки и спрашивала меня:

– Так что там с вашим умирающим? Сердце? Марина, у нас, кажется, был валидол?..

«Не дай бог, – подумал я, – оказаться на месте побитой девчонки среди таких же беспомощных людей, как я и эти бабы. Никаких шансов на спасение!»

Надо было начать действовать, делать все, что я мог.

– Найдите в справочнике номер первой горбольницы, – приказал я. – Звоните, пусть готовят бригаду реаниматоров. Скажите им, что сильно избили девушку, она без сознания.

– Хорошо, хорошо! – с нескрываемым облегчением ответила администратор. Она обрадовалась, что ей больше не придется отрабатывать деньги.

Я повернулся и бегом устремился на улицу. Ливень с неослабевающей силой продолжал сотрясать жестяную крышу подъезда и плоскими струями стекал на ступени. Когда я открыл дверь машины и посмотрел на девушку, то стало ясно, что ее состояние ухудшается намного быстрее, чем я предполагал. Она уже лежала на животе, голова ее безжизненно свисала с сиденья, и с губ на коврик срывались крупные капли крови.

У нее открылось легочное кровотечение! Девчонка не выдержит дорогу с перевала до Алушты, на этот счет у меня не было уже никаких сомнений. С ужасом я понял, что теперь только от меня зависит, будет несчастная жить или нет. Подняв ее на руки, я вынес девушку из машины и кинулся в фойе, ногами распахивая перед собой двери.

– Холодной воды! – закричал я с порога. – Быстро! Простыню! Полотенце!

Марина, пахнущая хлоркой, и администратор, отбрасывая на потолок демонические тени, кинулись в коридор. Кто-то из них барабанил каблуками, кто-то шаркал тапочками. Шума было много. Я опустил девушку на диван и шагнул к стойке, чтобы взять керосинку. В этот момент мне в глаза ударил луч света.

– Что здесь случилось? – услышал я мужской голос. – Я врач. Моя помощь нужна?

Это была манна небесная. Я испытал удивительное чувство: словно сидел за штурвалом вошедшего в штопор самолета, и тут рядом объявился опытный летчик и попросил подвинуться.

Я поднял лампу над головой. Желтый лепесток пламени скупо осветил молодого мужчину лет тридцати, худощавого, с ровным высоким пробором, от которого в стороны расходились волны коротких смоляных волос. Крупный и несколько длинный нос придавал лицу хищное и строгое выражение. Глаза его были круглыми, одинокими на лице, отчего напоминали два торфяных озера посреди степи – ни надбровные дуги, ни скулы не отягощали их. Одет он был в спортивный костюм, в какие любят рядиться рыночные торговцы, причем, одеваясь на ходу, еще застегивал «молнию» куртки.

Я кивнул на диван. Врач перевел на него луч своего фонарика, быстро подошел к девушке, посветил ей на лицо, на мокрую рваную майку и протянул фонарик мне.

– Что с ней? – коротко спросил он, опускаясь на колено и сильным движением разрывая майку, оголяя девушке грудь.

Я в двух словах пересказал события последних сорока минут. Врач щупал пульс на безжизненной руке, приподнимал веки, давил пальцами мягкий живот. Расплескивая воду, в фойе вбежала Марина с тазиком в руках.

– Вы просили воду? – спросил меня врач и отрицательно покачал головой. – Нет, вода не нужна.

– Я думал, у нее открылось легочное кровотечение, – объяснил я.

– Она прикусила язык, – ответил врач. – Глубокий обморок, вызванный, наверное, сильным душевным потрясением. Ее надо согреть, растереть водкой, напоить горячим чаем и уложить в постель.

Я понял так, что эти рекомендации надлежало осуществить мне.

– Вы не могли бы мне помочь?

– Ни о чем не беспокойтесь, – ответил врач. – Я все сделаю сам.

Он почувствовал мой недоуменный взгляд, повернулся ко мне лицом, и его тонкие губы дрогнули.

– Всю ответственность я беру на себя. Это мой долг. Можете с чистой совестью ехать дальше и ни о чем не беспокойтесь. Спасибо вам.

С нескрываемой радостью я пожал врачу руку. Чувствуя себя его должником, я вынул из бумажника визитную карточку и протянул ее врачу.

– Очень прошу вас, позвоните мне завтра. Или сразу заезжайте. Я угощу вас «Алуштой» тридцать седьмого года. Вы один или с семьей?

Врач, пожимая мою руку, не смог подыскать подходящего ответа на мой вопрос и повторился:

– Спасибо вам. Всего хорошего! Ни о чем не беспокойтесь!.. И еще, пожалуйста! Помогите мне отнести девушку в мою комнату, а я пока открою дверь.

Я с охотой принялся выполнять его просьбу. Едва я поднял девушку на руки, как администратор из темноты напомнила о том, что деньги, которые я ей дал, давно отработаны:

– Вообще-то я не имею права пускать в кемпинг на ночь постороннюю без регистрации и оплаты.

Врач в это время уже скрылся в коридоре, освещая путь фонариком, и слова женщины могли быть адресованы только мне. Опасаясь, как бы это сокровище, которое я нес на руках, опять не вернулось ко мне, я безоговорочно принял условия.

– Я заплачу за нее! И за регистрацию, и за простыни, и за таз с водой!

– Сюда, пожалуйста! – крикнул мне из коридора врач.

Я шел медленно, боясь ненароком споткнуться о какой-либо предмет или задравшийся кусок линолеума. В торце коридора по стенам и полу бегал световой круг. Врач уже широко распахнул дверь своего номера.

– Осторожнее! – громко сказал он. – Слева от вас на полу стоит ведро… И не ударьте ее, пожалуйста, головой о косяк.

Не успел я подумать о том, что наша полуночная возня и громкие голоса вряд ли понравятся другим обитателям кемпинга, если, конечно, кроме врача, здесь кто-то еще ночевал, как вдруг напротив распахнулась дверь и в проеме со свечой в руке показалась рослая дама в черном халате. Некоторое время она молча переводила взгляд с врача на меня и обратно, затем тихим голосом, с сильным акцентом, спросила:

– Что происходит, Виктор?

– Мама, идите спать, – подчеркнуто вежливо ответил врач и прижался спиной к двери своего номера, чтобы мне легче было пройти.

Я занес девушку в комнату и остановился рядом с единственной кроватью со скомканным одеялом и примятой подушкой.

– Да, да! – подхлестнул мою нерешительность врач. – Кладите ее прямо на постель.

– Виктор, кто эта девушка? – раздался за моей спиной голос дамы.

– Это моя пациентка, мама. Пожалуйста, идите спать, – с очень хорошо замаскированным раздражением ответил врач.

Теща? – сам себе задал я вопрос, выпрямился, оставив свою ношу на постели, и только сейчас почувствовал, как затекли руки.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил меня Виктор. – Всего вам доброго! Я позвоню!

Он вежливо поторапливал меня, что, собственно, необязательно было делать. Задерживаться здесь у меня не было никакого желания, и я уже просто мечтал скорее приехать домой, загнать машину в гараж, принять душ и забраться под одеяло.

– Простите, молодой человек, – неожиданно остановила меня на пороге дама. – Это ваша девушка?

Только сейчас я внимательно рассмотрел «тещу». Это была высокая, смуглая, с правильными чертами лица женщина зрелого возраста. Голову ее венчала высокая прическа из черных волос, длинные черные ресницы и густо подрисованные брови невольно заставили меня сравнить ее то ли с цыганкой, то ли с армянкой. На пальцах ее рук, которыми она придерживала края халата, поблескивали золотые кольца и перстни – много, едва ли не на каждом пальце. От дамы исходил крепкий запах дорогих терпких духов.

– Мама! – не дал мне раскрыть рта Виктор. – Этот молодой человек оказался здесь совершенно случайно. Он просто мне помог.

Дама почему-то не удовлетворилась этим ответом. Я почувствовал, как она крепко взяла меня за руку.

– Послушайте меня, – быстро заговорила она, прожигая меня своими черными глазами. – Мой сын очень занят. У него завтра очень много работы. Я вас прошу – отвезите эту девушку в больницу. Я вам заплачу. Хотите сто долларов?

Позже, когда я вспоминал об этом эпизоде, мне хотелось рвать волосы на голове от досады. Спустя месяц эта странная ночная сцена уже представлялась мне настолько фальшивой игрой, что даже ребенок без труда смог бы разгадать, кто и какую играет партию. В моей голове не укладывалось, как же я прошляпил очевидное, почему не расставил всех действующих лиц ночного происшествия по законам логики на свои места и не просчитал их дальнейшие действия!

Но все это озарение пришло позже, а пока я стоял в темном коридоре и не знал, кого слушать. С одной стороны меня атаковала дама, с другой – врач Виктор.

– Мы вас не знаем, – жестким голосом, делая многозначительные паузы между фразами, говорила дама. – Кто вы такой? Почему подсовываете моему сыну какую-то… У меня даже слов не находится!

– Идите, я вас умоляю, – шептал с другой стороны Виктор и подталкивал меня в спину.

– Имейте в виду, я вызову милицию! – перешла к угрозам дама. – Виктор! Неужели ты не видишь, что тебя хотят впутать в грязную историю! Немедленно потребуй, чтобы эту девушку вынесли из твоей комнаты!

– Мама! – проявляя удивительное терпение, ответил Виктор. – В нашей стране врачи обязаны оказывать помощь пострадавшим. Было бы лучше, если бы вы ушли к себе.

– Ты берешь на себя слишком много ответственности. Сделай ей противошоковый укол, и пусть молодой человек немедленно увозит ее в больницу.

– Нет, она останется у меня! – возразил Виктор и снова подтолкнул меня в спину. – Да идите же вы!

– Виктор, запиши номер его машины! – с удвоенной энергией стала давить на сына дама, чувствуя, что теряет меня. – Проверь его документы!..

– Обязательно позвоните мне утром! – еще раз напомнил я врачу и, протиснувшись между дамой и Виктором, быстро пошел к выходу. Администратор не забыла взять с меня деньги за проживание девушки, потом очень долго искала сдачу, сетуя на то, что таких крупных денег отродясь не видела, и тогда я понял, что за благородные поступки надо платить сполна. Не дождавшись сдачи, я пулей вылетел из фойе под дождь и только там снова почувствовал себя свободным и счастливым.

Хорошая у этого Виктора мама, подумал я, вытаскивая из салона резиновый коврик с каплями крови и опуская его в лужу. С такой мамой никогда не вляпаешься. Самое удивительное заключается в том, что и она, и я чувствуем нечто очень схожее: девушка появилась здесь не одна, за ней тянется дурно пахнущий след. Какая сильная интуиция! А врач – перед таким голову преклонять надо. Интересно, позвонит он завтра или нет?

Отмытый в дождевой воде коврик я сунул под педали и сел в салон. Включил лампу внутреннего освещения, посмотрел на сиденья, заглянул под них, проверяя, нет ли в машине каких-нибудь посторонних предметов. «Завтра утром на всякий случай отгоню машину на мойку, – подумал я, запуская двигатель. – Пусть сделают химчистку салона по полной программе. Все будет хорошо. Можно надеяться, что мое благодействие не выйдет мне боком».

Успокоив себя, я вырулил на шоссе и погнал в Ялту. По дороге меня остановил гаишник, хотя никакого нарушения не было. Он долго читал мои документы, несколько раз обошел машину, попросил открыть багажник и, возвращая права, спросил:

– По дороге подозрительные люди не попадались?

Я с ходу солгал, что не встретил никого, потому как был научен опытом: стоит только заикнуться о странной девушке, как потом до утра придется давать показания.

– Будьте осторожны! – предупредил гаишник, прикладывая ладонь к козырьку. – Из воинской части сбежал солдат с автоматом, так что не советую брать попутчиков.

«Моя попутчица уж точно солдатом не была», – с облегчением подумал я, трогаясь с места. И все же настроение было уже не то. Я ожидал провести интересный вечер с давним другом, с которым в восемьдесят третьем топтал афганскую пыль под Кундузом и утюжил животом крепкий прессованный снег на перевале Саланг. Еще утром я снял с книжной полки альбомы, пухлые от серых снимков, заложил в морозильник несколько бутылок водки, поручил Зинаиде приготовить осетрину под винным соусом, заказал сауну с полной программой и, зная хобби Валерки, закачал воздухом акваланги. Погода разрушила все планы да вдобавок подкинула странную девчонку, при воспоминании о которой душа сжималась в комок от ощущения смутной тревоги и приближающейся беды.

Глава 3

Виктор не позвонил, но последующие события заставили меня на некоторое время забыть о ночном происшествии. Рано утром, когда я только вживался в роль главного героя своих остросюжетных сновидений, приперся Валерка. Зинаида открыла ему дверь, даже не удосужившись разбудить меня.

– Кирилл Вацура, вот вам повестка в прокуратуру! – громовым голосом произнес Валерка, нависая над моей кроватью. – Доходы укрываем? Декларации не подаем? А спать спокойно хотите!

Конечно, это было не самым приятным в моей жизни пробуждением от сна, и все же через несколько гадких мгновений душа моя стала петь и плясать. Глядя на друга обалдевшими глазами, я швырнул в него подушку, а следом за ней кинулся в его объятия.

– Черт рогатый! – кричал я, тиская крепкий Валеркин торс. – Где ты болтался всю ночь? Теперь будешь жрать осетрину с привкусом сырого гипса!

Завтракали мы на террасе, откуда открывался чудесный вид на море и порт. Откинувшись на спинку стула, Валера срывал с можжевелового куста, который свечой рос рядом, бугристые шишечки и, растирая их в пальцах, вдыхал пряный запах хвои.

– Джином пахнет, – сказал он.

– Ты перепутал следствие и причину, – поправил я, наливая из серебряного кофейника в чашки кофе. – Это джин пахнет можжевельником. Разве у вас в ФСБ этому не учат?

Валера, жмурясь, как сытый кот, улыбнулся, при этом губы его, не размыкаясь, вытянулись на пол-лица, а вместе с ними и тонкая ниточка усов с метками седины.

– А я уже не в ФСБ, дружище, – ответил он.

– Это для меня новость, – признался я. – Неужели уволился?

– Можно сказать, что так, – уклончиво ответил Валера.

– И чем ты теперь занимаешься? Бизнесом? Политикой? Или пишешь мемуары?

– И тем, и другим, и третьим понемногу.

– Ты, как всегда, многозначительно немногословен.

– Постой! – рассмеялся Валера, делая глоток кофе. – Я запутался, чего много, а чего немного?

Я хорошо знал его манеру. Прежде чем перейти к серьезному разговору, Валера всегда несколько минут «разминался» ничего не значащей болтовней. Я терпеливо смотрел, как Валера встал из-за стола, неторопливо подошел к двери, ведущей в мой кабинет, и прикрыл ее. Затем вернулся к перилам террасы, облокотился на них и посмотрел вниз.

– Четыре метра отвесной бетонной стены, обвитой плющом и покрытой скользким мхом, – прокомментировал я. – Как-то я забыл дома ключи, а Зинаида уже ушла. Пытался подняться при помощи веревки с петлей – ничего не вышло. Упал и сломал ногу собаке, которая в это время пробегала подо мной.

Валера повернулся к столу. Лицо его уже было серьезным.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал он, садясь на свое место.

Я развел руками, мол, какой разговор, я всегда готов тебе помочь.

– Для начала прочти это письмо, – сказал Валера и вынул из кармана рубашки сложенный вчетверо лист бумаги.

Я развернул его. Текст был отпечатан на принтере, причем издевательски мелким шрифтом.

«Уважаемый господин Нефедов! Не имею права назвать имя человека, который рекомендовал мне вас в качестве детектива, скажу только, что это один из ваших коллег, с которым вы служили в качестве начальника особого отдела 201-й дивизии. Очень надеюсь на вашу помощь, так как обращаться в официальные госструктуры не могу – дело слишком тонкое, я бы сказала, щепетильное, не терпящее ни шума, ни формы, ни стандартных милицейских лиц, которые ничем не замаскировать. Также не могу подробно изложить суть дела в этом письме – боюсь выдать себя с головой.

Я молода, но мое материальное положение уже обязывает быть начеку и быть готовой к любым формам прессинга, включая шантаж и мошенничество. Несколько месяцев назад мне стало ясно, что некие криминальные структуры уже держат меня на крючке. С того дня моя свобода и степень личностного самовыражения уменьшаются с угрожающей быстротой. Я уже многого не могу себе позволить, словно нахожусь в тюрьме или на необитаемом острове. Я чувствую: еще немного, и случится что-то очень страшное.

Простите, но большего я вам рассказать пока не могу. Все остальное – при личной встрече. В представительстве компании «Олимпия тревел» в Ялте на ваше имя будет забронирован билет и выездные документы. Получить вы их сможете днем 13 июля с.г., за день до отплытия. С собой вам надо будет иметь только загранпаспорт и желание помочь мне.

Аванс причитающегося вам гонорара (50 %) я положила на счет сбербанка г. Москвы, оформленный на предъявителя. Сберкнижку отправила заказным письмом. Надеюсь, вы уже получили деньги.

Живу надеждой. Ваша A.».

Я дочитал до конца и поднял на Валеру недоуменный взгляд.

– Так ты решил заняться частным сыском, дружище?

– Она положила на мой счет десять тысяч долларов, – ответил Валера, цепляя вилкой ломтик ветчины.

– Это, конечно, вполне достаточная сумма для того, чтобы кинуться головой вниз со скалы и только потом полюбопытствовать, вода внизу или камни.

– Это вполне достаточная сумма для того, чтобы уволенный в запас офицер с удовольствием вернулся к своим обязанностям, – на свой лад перекрутил мои слова Валера.

– Не хитри, – погрозил я другу пальцем. – Ей кто-то тебя порекомендовал в качестве детектива. Значит, ты до этого письма уже занимался сыском.

– Вопрос не в этом! – Валера легко вышел из угла, в который я его загнал. – Вопрос в другом. Я предлагаю тебе вместе со мной взяться за это дело. Сумму гонорара, которую, надеюсь, ты уже подсчитал, мы разделим пополам. Неплохой заработок за две-три недели интеллектуального труда?

Чего я не умею, так это отказывать своим друзьям сразу, хотя категорично отрицательный ответ уже был готов. Я прикрыл лицо письмом, перечитывая его еще раз.

– Видишь ли, – произнес я из-за письма, – частным сыском я давно уже не занимаюсь. Завязал навсегда. Ушел в отставку. На пенсию. Умер! Пшик – и нет меня.

Валера поднялся из-за стола, подошел ко мне и вытянул лист из моих пальцев.

– Я часто обращаюсь к тебе с просьбами? – спросил он, пытливо глядя мне в глаза.

– Валера! – покачал я головой, чувствуя, что друг сейчас начнет использовать запрещенный прием, то есть давить на нашу с ним дружбу, на афганские передряги, на горькую чашу, выпитую вместе до дна, и тому подобное. – Валера, дорогой! Ну-ка прикинь: каждый месяц я получаю по сотне машин из Германии и Франции. Проверка документов, растаможка, предпродажная подготовка, расчеты с поставщиками – все это висит на мне. Работы – выше крыши. Это ты мне лучше помоги, я хоть с завтрашнего дня возьму тебя к себе коммерческим директором.

– Я не умею торговать, – ответил Валера неприятным тоном.

– Не о том говоришь, – махнул я рукой. – С твоей головой грешно быть неуверенным в себе. Всему научишься легко и быстро.

– Я тебя прошу о помощи, – повторил Валера. – Оставь за себя заместителя. В конце концов, должен же у тебя быть отпуск!

Он был удивительно упрям и настойчив! Я испытывал такое чувство, словно на меня прет мощный бульдозер, сметая все на своем пути огромным ковшом.

– Мне непонятно одно, – сказал я, скользя взглядом по первым строчкам письма. – Чем тебя это дело привлекло? Почему именно за него ты схватился? Тебя обещанный гонорар привлек? Или еще что-нибудь?

– Не столько гонорар, – после небольшой паузы ответил Валера. По его глазам я понял, что он говорит искренне. – Мне просто интересно. Это дело меня завлекло. Я в лепешку расшибусь, но доведу его до конца… Ну как тебе еще объяснить интуицию?

И тут я понял, что надо давить на другую педаль: попытаться убедить Валеру, что дело выеденного яйца не стоит, что автор письма попросту ненормальная.

Я состроил на лице выражение глубокого недоумения.

– Тебя, профессионального гэбэшника, заинтересовали бредни какой-то полоумной барышни? – с нотками негодования воскликнул я. – Обрати внимание на слог, на мотивы! Богатая истеричка, страдающая паранойей, впала в состояние романтического криминализма! Ей всюду мерещатся преступники, и она спит и видит себя в объятиях Мегрэ, Пуаро или Нефедова… Кстати, ты сейчас женат или свободен?

– Это не имеет никакого отношения к делу, – увильнул Валера, тщетно пытаясь вытрясти из кофейника еще хоть каплю напитка.

– Это как раз имеет самое прямое отношение к делу! – категорично возразил я.

Впервые с начала нашего разговора в глазах Валеры вспыхнул неподдельный интерес к моим словам. Но я поспешил праздновать победу.

– Интересная версия, – произнес мой друг. – Я об этом как-то не задумывался.

– Я тебя хоть немного убедил?

– Да, ты убедил меня в том, что это дело действительно очень интересное. И еще: я понял, что не ошибся, предложив тебе сотрудничество. У тебя по-прежнему богатое воображение.

Кажется, я сыграл в свои ворота.

– Ты всерьез принимаешь слова больной женщины? – спросил я.

– Для начала надо убедиться, что она действительно больна, – отпарировал Валера.

– И много тебе на это понадобится времени?

– Мне – много. А с тобой намного меньше.

– Прекрасно! – оживился я, опуская письмо на стол и разглаживая бумагу ладонью. – Тогда я принимаюсь за работу. Начнем с рекомендации. Кто этот таинственный коллега, с которым ты служил в двести первой дивизии?

– Я могу назвать как минимум тридцать человек. И тебя в их числе.

– Почему она не назвала его фамилии? Какой смысл скрывать рекомендателя?

– Я думаю, что этот человек сам просил не называть его имени, – ответил Валера, провожая взглядом Зинаиду, которая собрала со стола чашки и тарелки на поднос и бесшумно удалилась. – Согласись, мы не любим подкидывать лишние проблемы своим друзьям и, когда рекомендуем их кому-нибудь, предупреждаем: только не говорите, что это я дал вам его адрес.

Я развел руками и откинулся на спинку стула.

– Валера, дорогой! Эти «лишние проблемы», выражаясь твоими словами, предоставят тебе возможность заработать двадцать тысяч долларов. Мы живем уже в другом обществе, где все решает реклама. Твой анонимный сослуживец, как и я, между прочим, об этом должен был помнить. Если, конечно, он не идиот. Следуя логике, он должен был трижды назвать твоей клиентке свое имя, домашний и рабочий адреса, все телефоны, да еще просить передать тебе привет, да еще легким дружеским намеком претендовать на свою долю из этих двадцати тысяч. Как же! Он поставил тебе богатого клиента! Он же посредник!

– И что ты хочешь этим сказать? – подтолкнул меня к выводу Валера.

– Я хочу сказать, что никакого рекомендателя у этой анонимной барышни не было. А узнать о том, что ты служил в двести первой дивизии, – проще пареной репы.

– Ну и что? – пожал Валера плечами. – Допустим, ты прав. Для меня наличие рекомендации или ее отсутствие не играет существенной роли. Я согласен, что наша барышня упомянула о каком-то моем коллеге лишь с той целью, чтобы уговорить меня помочь ей наверняка, стопроцентно.

Я не пропустил мимо ушей его слова «наша барышня». «Умеет затягивать в сети», – подумал я.

– В таком случае ты должен согласиться, что, поймав ее на лжи один раз, мы должны относиться ко всем остальным ее словам в письме с полным недоверием, – сказал я.

Зинаида принесла пепельницу и спички. Ни я, ни Валера не курили, и мой друг тотчас начал заполнять пепельницу можжевеловыми шишечками.

– Читаем дальше, – продолжил я, удовлетворившись тем, что Валера не сумел мне возразить. – Твоя барышня пишет, что вследствие улучшившегося материального положения готова к всевозможным неприятностям, но из всех известных человечеству неприятностей особенно выделяет только два: шантаж и мошенничество. Я на ее месте, например, скорее был бы готов к взлому сейфа в офисе, угону «Крайслера», ограблению на улице. Она же опасается шантажа и мошенничества больше, чем насилия. С чего бы это?

– Значит, у нее есть на это основания.

– Правильно! И еще какие основания! Она проболталась, ее уже шантажировали и пытались «обуть». И сейчас ее держат на крючке. Факт преступления налицо, тем не менее твоя барышня не обращается в правоохранительные органы и несет какую-то чушь относительно милицейской формы и выражения лиц. У меня складывается мнение, что она в равной степени боится как криминальных структур, так и правоохранительных органов. Потому что у самой рыльце в пушку.

Я на мгновение замолчал, взглянул на Валеру, чтобы убедиться, правильно ли он меня понимает, и довершил мысль:

– А теперь давай определимся, какую роль отводит тебе это милое и стремительно разбогатевшее создание. Она хочет, чтобы ты защитил ее от некой агрессивной силы и в то же время не слишком пристально вглядывался в пушок, налипший на ее рыльце. Как это называется на языке юристов? Укрывательство преступления или содействие преступнику?

– Ну фантазер! – усмехнулся Валера. – Ты сгущаешь краски. Все может быть проще. Например, женщина не хочет обращаться в милицию, чтобы не предать огласке факты морально-этического плана. Могут всплыть любовники, внебрачные дети, супружеские измены, потому она и обратилась к частному детективу.

Он прав, мысленно согласился я и, поддерживая ладонью голову, прочитал концовку письма.

– «Олимпия тревел», – произнес я. – Что-то очень знакомое.

– Это совместная украинско-кипрская туристическая компания, – пояснил Валера. – Организует круизы на яхтах из Ялты на Кипр.

– Почему она не назначила тебе встречу в Москве, в каком-нибудь кафе? Зачем эта фирма, билет, выездные документы?

– Письмо было отправлено из Ялты. В отличие от тебя я думаю, что его написала очень неглупая женщина. Чувствуя, что преступник идет по ее следам, она купила путевку в круиз и тем самым заманила преступника на яхту. Там мне и предстоит с ним встретиться.

– Значит, ты намерен плыть на Кипр?

– Вместе с тобой, – уточнил Валера.

Где-то на небесах загрохотало. Этим летом утренние грозы стали обычным явлением. Мы с Валерой задрали головы вверх. Желто-серая стена Ай-Петри, выглядывающая из-за частокола кипарисов, сверху была смазана черной тучей. Она стремительно сползала через край яйлы и рваными кусками планировала на склон, поросший лесом. Несколько тяжелых редких капель шлепнулись на стол. Я встал первым.

– Ты мне акваланги закачал? – спросил Валера.

Я кивнул. В области подводного плавания, серфинга и парапланеризма у нас никогда не было разногласий. «Никуда ты не поедешь, – подумал я. – Будешь отдыхать у меня».

Глава 4

Позже мне мучительнее всего было вспоминать этот разговор. Меня тошнило от самого себя, от того самолюбования, с каким я пытался за несколько минут разгадать, чего добивается автор письма, выявить в ней паранойю или сексуальную озабоченность. Фокус не удался. Ничего я не смог доказать Валерке, несмотря на отчаянное витийствование. Выглядел я, наверное, как твердолобый упрямец, который говорил «нет», потому что говорил «нет».

Одно меня утешало – даже если бы я согласился плыть с Валеркой на Кипр, все равно из этой затеи ничего бы не вышло. Узнал я об этом два часа спустя после нашего разговора.

После завтрака Валера снарядился под воду. Я погрузил заправленный под завязку акваланг в джип и поручил водителю отвезти Нефедова под Ласточкино гнездо, где было полно подводных пещер и гротов. С террасы я взглядом проводил машину и, как только джип свернул на Свердлова и проехал под сеткой канатной дороги, быстро спустился вниз, заскочил в «Крайслер» и поехал в порт.

Чтобы случайно наши маршруты не пересеклись, я спустился вниз по Московской, оттуда вырулил на Карла Маркса, припарковался под «кирпичом» и по набережной пошел пешком.

Представительство «Олимпия тревел» находилось недалеко от клуба моряков, и я шел до него не более семи минут. Однако, не дойдя до входа в представительство каких-нибудь двадцати шагов, я кинулся в кусты и притаился на газоне в позе отдыхающей жабы, всматриваясь сквозь зеленую мишуру хвои.

Оказывается, мы с Валеркой думали в одном направлении, причем одинаково недооценивали друг друга, но он опередил меня лишь потому, что в отличие от меня ехал к «Олимпия тревел» напрямик. Джип моей родной фирмы стоял у самого входа, а водитель, покуривая, прогуливался вокруг него, время от времени кидая взгляды на двери из тонированного стекла.

Через минуту Валера вышел, но не успел сесть в машину, как путь ему преградил бойкий юноша в белой сорочке и черных брюках. Тыкая карандашом в развернутую папку и улыбаясь, как Буратино, он начал задавать Нефедову какие-то вопросы. Валера морщился, дотошность молодого социолога его раздражала, но перед наглой вежливостью он оказался бессилен. С тоской глядя по сторонам, он односложно отвечал на вопросы, медленно продвигаясь к джипу. Юноша стоял перед ним насмерть, как панфиловец перед танком. Водитель уже занял свое место и завел мотор. Демонстрируя мощь, взревели все двести «лошадок». Юноша, пересиливая шум, перешел на крик, и я услышал последний вопрос:

– Пожалуйста, назовите место работы и адрес!

Валера что-то буркнул и поставил ногу на порожек. Юноша продолжал улыбаться по долгу службы, но в целом его физиономия могла вызвать только сочувствие. Задавать недавнему офицеру ФСБ вопросы – пустая трата времени, подумал я. Валера сел на свое место. Дверь была еще раскрыта, и я видел, что Нефедов молчит, глядя вперед через лобовое стекло. Однако социолог быстро строчил карандашом по анкете, близоруко опустив голову. Я понял, что на последний вопрос, потеряв терпение, ответил водитель.

Наконец джип сорвался с места, развернулся и помчался в сторону Киевской. Я вышел из кустов, стряхивая с рубашки веточки хвои. Социолог перечитывал записи в анкете, исправлял ошибки и дополнял сокращенные слова. Я прошел мимо него, распахнул стеклянную дверь и окунулся в прохладную атмосферу кондиционеров. По мягкому серому ковролину, грациозно маневрируя бедрами между офисных столов, заваленных аппаратурой и бумагами, ко мне подошла менеджер и тоненьким голосом, гарантирующим согласие на все, произнесла:

– Здравствуйте! Меня зовут Наташа. Чем я могу быть вам полезна?

Я ответил, что интересуюсь круизами на Кипр. Менеджер, ставшая счастливой от моей лжи, тотчас повела рукой, приглашая меня сесть за столик.

– Чай? Кофе? – спросила она.

– Расскажите мне о круизе в двух словах, – попросил я. – У меня очень мало времени.

– Хорошо, – согласилась Наташа и положила передо мной толстый скоросшиватель. – Раз в неделю, каждую среду, на Кипр отправляются комфортабельные яхты. Пассажирам предлагаются одно– и двухместные каюты со всеми удобствами, питание четырехразовое в кают-компании, также к услугам пассажиров бар и ночная дискотека под тентом на палубе, купание в открытом море, праздник Нептуна…

Вполуха слушая девушку, я листал каталог. В круиз, чередуясь, бегали две яхты: «Пафос» и «Афродита». Не считая капитана и матроса, который совмещал обязанности кока, каждая яхта вмещала семь пассажиров.

Я прикинул расклад действующих лиц. Если из семи пассажиров одним будет Нефедов, а другим – автор письма, то злоумышленника (если, конечно, он будет один) придется искать среди пятерых. Методом исключения это можно будет сделать уже через час-другой после взаимного знакомства, подумал я. Задачка для первоклассника.

– Вам что-нибудь непонятно? – спросила менеджер, поймав мой отсутствующий взгляд.

– На четырнадцатое июля все места распроданы? – спросил я.

– К сожалению, да, – печальным голосом сообщила менеджер и сразу же вступила в яростную борьбу за клиента: – Зато есть несколько свободных мест на двадцать первое. Сколько вам оформить билетов? Парочку?..

– Вы меня… – попытался я воткнуть слово, но безуспешно.

– Нужен только загранпаспорт, – продолжала давить менеджер, с лету перебивая меня. – Никакой визы для Кипра не требуется! Я гарантирую вам ни с чем не сравнимый отдых! Массу впечатлений! Высочайший сервис…

– Дайте же слово сказать! – взмолился я.

Девушка тяжело выдохнула и вытерла платочком взмокший лоб.

– Я очень щепетильно отношусь к тем людям, которые будут окружать меня во время отпуска, – сказал я. – И потому, прежде чем купить путевку, всегда выясняю, кто будет со мной в группе. Я имею в виду не только фамилии, но и возраст, род занятий, место жительства.

– Я понимаю, – обреченным голосом прошептала девушка, бесцельно перебирая бумажки. Она говорила таким тоном, словно молила меня о пощаде. – Конечно, вас можно понять, но с нашей стороны было бы бестактно выяснять такие подробности у клиентов, которые подают заявки на участие в круизе.

– Как? – удивился я. – Вы не знаете, кто поплывет завтра на «Пафосе»?

– Мы получили только заявки и авансы, – стала торопливо объяснять девушка. – А продажа путевок, регистрация отплывающих на таможне и пограничном контроле будут завтра, за час до отплытия… Поверьте, нашими услугами пользуются очень порядочные люди, и до сих пор не было ни одного случая хулиганства или кражи…

Я поднялся со стула.

– К сожалению, мне это не подходит, – ответил я.

Менеджер, захлопнув каталог, тоже поднялась и сделала последнюю попытку удержать меня:

– Я не гарантирую, но, может быть, кто-либо из пассажиров завтра откажется от круиза либо не придет на регистрацию. Тогда мы сможем вас отправить. Позвоните мне завтра около четырех.

И она протянула мне визитную карточку. Рассматривая изображенные на ней парусник, якорь и бородатого, похожего на бомжа Нептуна, я вышел на улицу.

– Извините, позвольте задать вам несколько вопросов!

Я поднял голову и увидел перед собой Буратино. Он уже коснулся хорошо отточенным карандашом первой графы анкеты, и лицо его излучало беспредельное счастье, уверенность в завтрашнем дне и чистоту помыслов.

– Валяй! – согласился я.

– Сколько вы можете потратить на отпуск?

– Двадцать тысяч долларов, – почему-то соврал я, назвав прилипшую к памяти цифру.

– Правда? – фальшиво восхитился юноша, не поверив мне, но и глазом не моргнув. – Тогда позвольте пригласить вас на нашу презентацию и задать вам еще несколько вопросов…

– Постой-ка! – перебил я его. – Я отвечу на все твои вопросы, только дай сначала взглянуть на них.

Буратино явно не ожидал такого необычного предложения и не успел оказать мне сопротивления. Я без труда завладел его папкой с анкетами. Откинув чистый бланк, я пробежал глазами по первой строке предыдущей анкеты. «Киселева Лидия Петровна»…

Я еще перевернул страницу. «Ткачев Андрей Анатольевич». Затем следовал «Афанасьев Владимир Владимирович»… Анкеты Нефедова не было.

– Слушай, – произнес я, не сводя пытливого взгляда с глаз Буратино. – Только что сюда усатый мужичок на джипе подъезжал. Ты ему тоже задавал вопросы. Так где его анкета?

– На джипе? – обрадованно ответил Буратино. – Усатый? Вот же она!

Он протянул мне анкету, которая лежала под «Киселевой Лидией Петровной».

– Он представился Ткачевым? – спросил я, кинув взгляд на анкету.

– Да, – кивнул Буратино. – А что? Это ваш знакомый?

А почему бы и нет, подумал я. Не станет же Валерка перед кем попало своей фамилией представляться! И мне так же следует поступить.

– Да, знакомый, – ответил я, еще раз просматривая анкету и возвращая ее Буратино. Валерка нафантазировал правдоподобно. На отпуск он якобы способен отвалить десять штук баксов, по профессии преподаватель гуманитарного университета, любит пятизвездочные отели с видом на горы, предпочитает Африку Европе и в настоящий момент проживает в гостинице «Ялта» в номере 222.

Я ответил на вопросы социолога в том же духе: Керенский Михаил Миленович, экс-депутат Шпуньковского поселкового совета, а ныне держатель контрольного пакета акций АО «Докторская колбаса». Буратино все аккуратно записал, но о презентации забыл, а я не стал напоминать.

Глава 5

– Я приехала, – томным голосом сказала Эмма, нарочно коверкая слова искусственным акцентом.

– Я очень рад, – ответил я в трубку и на вопросительный взгляд Валеры состроил безрадостную гримасу.

– Страшно устала. Три часа на подиуме. Когда дошла очередь до нательного белья, я уже плыла, – невыносимо растягивая гласные, произнесла Эмма.

– Тебе надо отдохнуть, моя сладкая.

– Но так и быть, приезжай, – поторопилась промурлыкать Эмма, боясь, что я сейчас прерву связь, и многообещающим шепотом добавила: – Я соскучилась.

– Извини, я занят, – как можно мягче ответил я и погасил очередной прилив нежности своей поношенной подруги кнопкой «ON/OFF».

Мы обедали у моего знакомого в кафе «Рангоут». Нефедов собрал на морском дне полтора десятка килограммов рапанов, отнес их на кухню и рассказал поварам, как их приготовить.

Мы пили белое вино, выковыривали палочками щедро сдобренное зеленью и чесноком мясо виноградных улиток и говорили о женщинах. О женщинах вообще, даже намеком не касаясь клиентки Валеры, подписавшей анонимное письмо буквой А. Я смотрел на холеное выбритое лицо друга, и меня подмывало спросить, почему он представился в анкете фамилией Ткачев, откуда он эту фамилию выкопал – с потолка или же у него есть знакомый с такой фамилией?

– Даже одинокие москвички уже не пользуются такой популярностью, как раньше, – говорил Нефедов, листая свежий номер «Курортных новостей». Я слушал его невнимательно, погруженный в свои мысли. – В прошлом году такого не было. Налицо результат гнусной пропаганды, рассчитанной на то, чтобы навеки похоронить попытки крымчан обрести независимость… Вот, пожалуйста, – ткнул он пальцем в заметку о дезертире, убежавшем из воинской части с «калашниковым». – Это урожай с того же поля.

Нет, не буду спрашивать, решил я. Он сразу поймет, что я оказался у «Олимпия тревел» не случайно. Еще, чего доброго, подумает, что я следил за ним, обидится.

Я наполнил бокалы до краев. Нужно было ненавязчиво перейти к разговору о путевке и турагентстве.

– Чтобы тебе улыбнулась удача! – предложил я тост. – Как там говорят моряки? Семь футов под килем!.. Кстати, а тебе не пора получать путевку?

– Я был у них, – ответил Нефедов, отпивая глоток и на некоторое время задерживая в руках бокал, словно не решаясь поставить его на место. – Забыл прихватить с собой загранпаспорт. Вечером еще раз заеду.

– Значит, пока все без сбоев? Действительно на твое имя забронирована путевка?

– И уже полностью оплачена, – дополнил Нефедов.

«Он больше не предлагает мне отправиться в круиз вместе с ним, – подумал я. – Значит, тоже интересовался свободными местами. Вот и хорошо. Проблема исчерпана, все разрешилось само собой».

Валера, словно прочитав мои мысли, возразил неожиданной новостью:

– Я говорил с менеджером. Пока на яхте нет лишнего места для тебя, но она обещала связаться с Айя-Напой и поговорить с генеральным директором «Олимпия тревел». Если директор разрешит, тебя поселят в каюту капитана или ко мне.

Не знаю, какое усилие понадобилось мне, чтобы сохранить на лице прежнее выражение. Отправив в рот мясцо улитки, я невольно принялся грызть палочку.

– Ты так говоришь, словно я уже дал тебе согласие, – произнес я.

Валера пожал плечами:

– Я даже на мгновение представить себе не могу, что ты оставишь меня одного.

«Каким же он будет занудливым и настырным в старости!» – вдруг подумал я и, представив Валеру сгорбленным дедулей с палочкой, который скрипучим голосом отчитывает курящих школьников, невольно рассмеялся.

– По какому поводу изволим ржать? – вскинул брови Нефедов, откладывая в сторону пустую ракушку.

– Уболтал, – ответил я примирительно. – Сдаюсь! Я согласен.

Валера равнодушно пожал плечами, мол, тоже мне новость, это мне было давно известно.

– Но я с тобой все равно не поплыву, – уточнил я.

– Не понял…

– В этом не будет необходимости. Мы успеем провести следствие на берегу. Сейчас мы вместе едем в турагентство, а оттуда – на яхту. Познакомимся с командой, посмотрим твою каюту, проверим, хорошо ли пружинит диван, выпьем на счастье по бокальчику шампанского. А там, смотришь, и объявится твоя клиентка. Голову даю на отсечение, что она уже давно пасет тебя у яхты.

Я не сомневался, что Валера примет мое предложение. Правда, он оговорился:

– Добро! Только в турагентство пойдем вечером, когда жара спадет. А сейчас отвези меня на пляж «Массандры». Парни из клуба подводников рассказали мне, что там, метрах в пятистах от берега, есть какой-то совершенно безумный известковый риф.

Ликуя оттого, что мне удалось уломать несгибаемого Нефедова, я тотчас позвонил на фирму и попросил водителя приехать к кафе «Рангоут» с заряженным аквалангом, а сам поехал в порт выяснять судьбу двух контейнеров с новыми французскими «Рено».

* * *

С этими «Рено», которые я должен был предоставить заказчикам по предоплате, случилась дрянная история, грозившая мне крупными штрафными санкциями. Ялтинский сухогруз «Оксамит» по пути из Франции в Крым арестовали в греческом порту за какие-то долги пароходства. В результате мои автомобили опаздывали к сроку, который мы определили с заказчиком в договоре. Ситуация сложилась безвыходная, портовые чиновники лишь разводили руками в ответ на все мои претензии. Отключив мобильный телефон, я заперся в своей машине и погрузился в подсчеты, прикидывая, удастся ли мне выйти сухим из воды, погасив штраф заказчикам штрафом, который намеревался получить от «Оксамита».

Когда я, совершенно обалдев от цифр, с ненавистью отшвырнул электронную записную книжку и взглянул на часы, то невольно схватился за голову: без четверти восемь! Валерка, должно быть, уже устал перемывать мне кости.

– Зинаида Васильевна, – сказал я домработнице по телефону, заводя мотор и трогаясь с места. – Как там наш гость? Я, конечно, виноват перед ним…

– Кирилл Андреевич! – внезапно перебила меня женщина. – Пожалуйста, срочно позвоните на четвертую спасательную станцию! Вас уже несколько часов спрашивают беспрестанно. Я пыталась к вам дозвониться, но все без толку!

– Что случилось? – спросил я, чувствуя, как внезапно онемел во рту язык.

– Я не знаю, – с болью в голосе ответила Зинаида. – Кажется, что-то с вашим другом…

Колеса, шлифуя асфальт, пронзительно запищали. Набирая скорость, я свернул под «кирпич» на набережную, пронесся мимо белых корабельных бортов и причальных кнехтов, протиснулся между столиков открытого кафе, едва не сбив широкий зонт и плетеные стулья, и по узкому серпантину стал подниматься к гостинице «Массандра». Трудно сказать определенно, какие мысли заполняли в эти минуты мое сознание. Скорее я был нашпигован безадресными эмоциями, как бомба тротилом, и чем ближе я подъезжал к гостиничному пляжу, где находилась четвертая спасательная станция, тем четче вырисовывалась ноющая, как рана, злость на Нефедова: я ведь предупреждал его! Предупреждал!

Я сам себе не смог пояснить, о чем именно я его предупреждал, но интуиция уже сделала свои выводы, связав воедино дело по анонимному письму и несчастье, дошедшее до меня из спасательной станции.

Резко затормозив у ограждения, я выскочил из машины и по винтовой лестнице взбежал на вышку. Дверь с нарисованным большим красным крестом была раскрыта. Очутившись в комнате, напоминающей корабельную рубку, я посмотрел по сторонам, ожидая увидеть своего друга – больного, побитого, перебинтованного, но топчан и кресла были пусты, лишь за столом сидел сухощавый смуглый мужчина в плавках и белой кепке.

– Хорошо, что вы пришли, – сказал он, поднимаясь со стула. – Я вас давно жду… Вот здесь, пожалуйста, оставьте свой автограф.

Он придвинул к краю стола какой-то потрепанный журнал и протянул обгрызенную ручку.

– Что сделать? – не понял я, глядя на мужчину как на ненормального.

Тот немного замялся, задвигался, и от него сразу запахло портвейном.

– Да это я так… Распишитесь, в общем, за получение, – пояснил он, комкая улыбку.

– Нефедов где? – спросил я.

– Кто?

Идиотская ситуация, а все же обнадежила! Ошиблись, подумал я, опускаясь на край стола и не сводя глаз со спасателя.

– Мне позвонили с четвертой спасательной станции, – произнес я. – Сказали, что…

Я замолчал, невольно продлевая это мгновение, когда еще можно было надеяться на ошибку, на недоуменный взгляд спасателя, на его насквозь пропитые мозги, которые что-то напутали, на его сбивчивые извинения…

– Ну да, правильно, – ответил он и словно ударил меня под дых. – Номера аквалангов мы по регистрации сверили. Вон они лежат, в целости и сохранности. Распишитесь, что претензий к нам не имеете, и забирайте.

Я только сейчас увидел два узких оранжевых баллона, опутанных лямками и поясным ремнем. Гофрированный шланг с загубником был свернут в кольца, словно омерзительный гигантский червь. Каждый баллон был помечен логотипом моей фирмы – силуэтом парящей чайки в треугольнике.

– Что с ним случилось? – не своим голосом спросил я и сел на топчан.

– «Ямахой» полголовы снесло, – ответил спасатель, с сожалением развел руками и принялся вытряхивать сигарету из сырой пачки.

– Какой еще «Ямахой»?

– Водным мотоциклом, будь он неладен!

– Нашли, кто им управлял?

– Да как тут найдешь? Их тут как мух в навозе! Все ракетами носятся, ревут, фонтаны задирают! Мы его только по кровяному пятну и нашли. Вон там, – махнул он рукой в сторону моря. – Метров триста от берега.

Я не мог оторвать взгляда от аквалангов. Дым сигареты, которую курил спасатель, был отвратителен. Подойдя к окну, я толкнул его, распахивая настежь.

– А он кто для вас? – осторожно поинтересовался спасатель. – Клиент? Или знакомый?

– Где он сейчас? – спросил я.

– Где ж покойнику быть? – повел мосластыми плечами спасатель и выпустил дым из ноздрей. – В морге, должно быть.

– Милиция приезжала?

– Да, была милиция. А что она, эта милиция? Несчастный случай. Как говорится, тут милиция бессильна.

– Не стали искать водителя «Ямахи»?

– Да я ж говорю, что незачем его искать! – громче повторил спасатель, полагая, должно быть, что я тугой на ухо и с первого раза не расслышал. – Вина на ныряльщике. Он должен был оставить над собой красный поплавок и близко к поверхности не подплывать. Тогда б его и не задело.

Я ходил по тесной комнате. Голова гудела. Мне было трудно сосредоточиться, и я все время тер пальцами висок.

– Да, беда, беда, – заполнил затянувшуюся паузу спасатель, сокрушенно покачал головой и затушил окурок в пустой консервной банке.

«Не верю, – подумал я. – Нефедов не новичок в подводном плавании. Он никогда не допустил бы такой грубой ошибки: подняться в верхние слои воды вдалеке от берега, где полно мотоциклов и катеров. Значит, что-то вынудило его это сделать».

Я склонился над аквалангом и взялся за мокрую лямку. Баллоны показались мне неправдоподобно легкими. Я глянул на шкалу измерителя давления. Стрелка стояла почти на нуле. Моя рука легла на кран вентиля. Он был завинчен до упора.

– Кто трогал кран?

Спасатель, не сразу разобравшись в сути моей претензии, торопливо подошел ко мне и тоже тронул вентиль.

– Да, – подтвердил он. – Закрыт.

– Кто его закрыл? – Я приподнял и снова опустил акваланг на пол. Баллоны глухо ударились о пол.

– А я знаю кто? – пожал он плечами. – Никто из нас ничего не трогал. Как было, так и осталось.

– Но ты понимаешь, что с закрытым вентилем плыть под водой невозможно?

– Естественно! – оживленно усмехнулся спасатель, демонстрируя свою профессиональную осведомленность. – Не через задницу же дышать, верно?

Я выпрямился. Пот крупными каплями катился по моему лицу. Гнусная игра, еще толком не начавшись, уже приняла опасные формы. Мне очень хотелось ошибиться, но даже простейшая логика исключала несчастный случай. Валерку убили умышленно. Он не плыл под водой на малой глубине. Он плыл на поверхности и дышал атмосферным воздухом, предварительно завинтив кран подачи воздуха из баллонов. Не заметить его с «Ямахи» при полном штиле было невозможно. На него в самом прямом смысле наехали – нарочно!

Я вышел из станции «на автопилоте», закинув за плечи злополучный акваланг. Сел в машину, зачем-то включил магнитолу, затем – омыватель стекол. Я был настолько сбит с толку, что не знал, что мне делать. И вообще, и в данную минуту. Куда ехать? Кому звонить? Что выяснять? Открыл «бардачок», вытащил початую бутылку виски, весьма гадкого на вкус, которое минувшей ночью предлагал странной попутчице. Вся чертовщина началась с нее, подумал я, пригубливая бутылку. Точнее, с грозы, из-за которой был отложен рейс.

Больше двух глотков я не осилил. Тем не менее крепкий самогонный вкус пробил в сознании туманную поволоку. Я завинтил крышку, поплескал коричневой жидкостью перед глазами, и свежая идея благополучно родилась.

Спасатель оказался несказанно счастлив моему подарку. Он уже принялся выставлять на стол потрескавшиеся пластиковые стаканчики да выкладывать на закусон липкие карамельки, как я его остановил.

– Не надо, я уже пил. Хочу, чтоб ты меня правильно понял: погиб мой друг.

– Какой базар! – сиплым голосом ответил спасатель и стал разливать. – Разве я не понимаю? Друг – это…

Не придумав, с чем сравнить друга, он мягко, чтобы не пролить, качнул рукой и выпил. Я терпеливо подождал, когда он разровняет сморщенное от удовольствия лицо, занюхает карамелькой и поставит стаканчик на стол.

– Вот тебе моя визитная карточка. Второй телефон – мобильный, по нему ты соединишься со мной в любое время, – сказал я и следом за визиткой протянул спасателю крупную купюру. – А это деньги… Бери, бери! Я думаю, ты их отработаешь честно.

Спасатель нерешительно покрутил купюру в пальцах и поднял на меня вопросительный взгляд.

– Как тебя зовут-то? – спросил я.

– Ломов, – представился спасатель.

– А имя?

– Имя? – повторил спасатель и почему-то замялся. – В общем-то, зовут Галактионом, но все называют меня Ломом. Я так привык.

– Ладно, – согласился я с этой странной для водного спасателя кличкой. – Задача, Лом, стоит перед тобой такая. Если кто-нибудь подойдет к тебе и станет расспрашивать подробности о том, как погиб мой друг, ты должен запомнить приметы этого человека, номер его машины, если он приедет на машине, и немедленно позвонить мне. Ясно?

Спасатель с облегчением спрятал купюру в карман.

– Какой базар! Нет проблем! Позвоню сразу же!

Второй раз я спускался по крутой лестнице, крепко держась за перила, и удивлялся, как не свернул себе шею, когда нес акваланги. В машине, откинувшись затылком на подголовник и закрыв глаза, я вспомнил весь сегодняшний день, начиная с моего внезапного пробуждения и заканчивая разговором со спасателем. Утро со всей своей младенческой свежестью и чистотой отодвинулось от меня на неподвластное расстояние. Все изменилось в корне. И не только потому, что не стало моего друга. Обстановка деформировала и меня со скрежетом гнущегося металла. Еще утром я воспринимал анонимное письмо и все Валеркины проблемы как что-то отдаленное, не касающееся меня, как действующий вулкан на одном из островов архипелага Туамоту. Но когда рядом со мной кто-то начал махать кулаками и я щекой почувствовал прохладный ветерок, когда кто-то дерзко убил моего друга, самоуверенно полагая, что все вокруг тупицы и никому не взбредет в голову подвергать сомнению версию о несчастном случае, я уже не мог оставаться безучастным наблюдателем.

По боковому стеклу кто-то постучал костяшками пальцев. Я открыл глаза и увидел прямо перед собой тугой живот, упакованный в форменный китель. Поднял взгляд. Там находились погоны, фуражка и прочие атрибуты, столь необходимые представителю ГАИ.

– В данном месте нахождение автотранспортного средства запрещено, – менторским тоном произнес инспектор, – что определено запрещающим знаком «Движение запрещено». На данное нарушение накладывается административное наказание в виде штрафа в сумме тридцать две гривны. Оплатить можно в сбербанке либо на месте. На месте дешевле…

«Да, – уже с полным убеждением подумал я, – оставаться безучастным наблюдателем я не имею права. Просто физически не могу».

Глава 6

Однозначно я мог ответить лишь на один вопрос из сотни: кто был заинтересован в смерти Нефедова? «Некая криминальная структура», выражаясь термином автора письма, которая эту самую А. держала на крючке. Несмотря на все конспиративные ухищрения перепуганной женщины, ее недоброжелателям стало известно, что она обратилась за помощью к частному детективу, что этот детектив – Нефедов и что тринадцатого июля он появился в Ялте. А выследить его было парой пустяков.

Я медленно ехал по узким улочкам, машинально сворачивая под знаки. Ненавижу подобное состояние, когда внезапно на голову обрушивается лавина проблем, и ходишь вокруг завалов с маленькой лопатой, и не знаешь, с какой стороны подступиться.

Сзади кто-то протяжно просигналил. Оказывается, я стоял на перекрестке у светофора, хотя давно загорелся зеленый. Начать надо с себя, подумал я. Беру два дня отпуска. Все равно «Оксамит» арестован в греческом порту. Двух дней должно хватить. Очень хотелось бы, чтобы хватило.

С улицы Дражинского я свернул на Свердлова, вырулил на Нагорную, откуда всего ничего до Южнобережного шоссе. А по нему до «Ялты» – пять минут езды. Всего пять минут…

Гостиница «Ялта» напоминала мне нечто вроде ночного горшка, которым воспользовался герой популярной кинокомедии, в результате чего на него рухнули все складские запасы горшков. Именно так и будет, подумал я, все горшки – на мою голову. Стоит только начать, потом не остановишься, кофе выпить времени не будет. Надо прикинуть, хватит ли двух дней.

Я ехал со скоростью подержанной «Таврии». Чем быстрее в моей голове носились мысли, тем медленнее шла машина, хотя никакой видимой закономерности у этого явления не просматривалось. Узкая дорога поднималась на склон змейкой, я вращал легкий руль пальцами, как телефонный диск, набирая номер несуществующего абонента, и вспоминал недавний разговор с молодым социологом у входа в турагентство. Точнее, анкету, которую якобы заполнил Нефедов. Что там значилось? Ткачев Андрей Анатольевич, преподаватель гуманитарного университета, любитель пятизвездочных отелей и Африки, в настоящий момент проживающий в гостинице «Ялта», в номере 222. Если все эти данные были плодом воображения Валеры, в чем я почти не сомневался, то мне предстояло искать ответ на вопрос: как преступнику удалось найти Нефедова, не зная его в лицо.

Я припарковался на стоянке в тени огромной бетонной коробки, сверкающей окнами в лучах заходящего солнца. Пару лет назад, когда я вовсю занимался частным сыском, передо мной никогда не возникала проблема перевоплощения. Сейчас же я почувствовал, что мне будет нелегко войти в роль, как это случается у артистов, которые долгое время не играли на сцене.

Тем не менее трудно было лишь произнести первую фразу. Дальше все пошло как по маслу.

– Я менеджер туристического агентства «Олимпия тревел», – представился я администратору, но женщина, чья голова, как в портретной рамке, торчала в прорези стеклянного ограждения, не дала мне закончить представление.

– Нет-нет! – замахала она руками, поморщившись. – Нам ничего не надо! У нас своих менеджеров пруд пруди, путевки девать некуда!..

– Вы меня не поняли, – перебил я женщину. – Я не собираюсь вам ничего предлагать. Мне всего лишь надо переговорить с нашим клиентом, который остановился у вас. Его фамилия Ткачев, а номер, если не ошибаюсь, начинается на «двести».

– Минуточку, – ответила женщина. Убедившись, что я не составляю конкуренции сотрудникам ее гостиницы, она подобрела и даже изобразила столь обязательную в нынешнее время улыбку. – Как, вы сказали, его фамилия?

Я повторил, для большей убедительности добавив имя и отчество. Администратор пробежала пальцами по клавишам компьютера.

– В двести двадцать втором номере он проживает…

Мне больше ничего не нужно было от нее, но женщина удовлетворила мою просьбу по полной программе.

– В противоположном конце вестибюля есть внутренние телефоны и списки абонентов. Найдете номер комнаты и соответствующий ему номер телефона. Позвоните и попросите его спуститься в вестибюль, потому что мы запрещаем посторонним подниматься на этажи без предварительной заявки постояльцев на гостевую карту…

Она еще что-то говорила, но я уже откланивался и пятился спиной к выходу. Как раз в это время на поясном ремне пронзительно запищал мобильный телефон. Я прижал трубку к уху.

– Это я, Кирилл Андреич!

– Кто «я»? – нетерпеливо уточнил я.

– Лом! Вы ж сами просили меня позвонить…

– Да! – вспомнил я. – Говори, слушаю!

В дверях я попал в поток вьетнамцев. Узкие глаза, мяукающий гомон, пестрые майки, сумки, соломенные шляпки окружили меня со всех сторон.

– …выполнено… докладываю по ситуации… автомобиля… не определил… – доносились из трубки обрывки фраз.

– Подожди! – крикнул я, поворачиваясь к жизнерадостному потоку боком. – Ничего не слышу! Перезвони через минуту!

Я сунул телефон в футляр и осторожно, словно через строй детей, пробрался на улицу. Едва я успел сесть в машину и мысленно послать угрозы в адрес Буратино, который так ловко обвел меня вокруг пальца, как телефон опять запищал.

– Докладываю по существу обстановки, – сказал Лом. Судя по голосу, он успешно разобрался с бутылкой виски. – Вашим другом… точнее, его безвременной кончиной, интересовались две особы. Докладываю по порядку. Первым был парень, кудрявый такой, в черной футболке и джинсах. С сумкой, квадратная кожаная сумка. Пытливый такой, прямо за горло брал…

– Какой? – не понял я.

– Ну-у, как сказать… В общем, все очень подробно расспрашивал. Когда это случилось, кто его из воды вытаскивал, что там вместо головы осталось… И все записывал в блокнот.

– Он на машине был?

– Да! Номер я пометил, а вот марку не установил. Старая машина, импортного производства. Бампер помят, одной фары нет.

– Диктуй номер!

– Первая буква – Шэ! Шурик! Потом: восемьдесят шесть – девяносто четыре. Кэ Рэ. Крепленое Розовое. Записали?

– О чем он еще спрашивал?

– Больше ни о чем. Сел и уехал.

– Кто второй?

Я слышал, как спасатель тяжело дышит, тискает в руках трубку, и она трещит, фонит.

– Вторая была баба.

– Кто?! Девушка или старушка? – нетерпеливо уточнил я.

– Девушка.

– Ну?

– Тоже интересовалась, – как-то нехотя ответил Лом.

– Дальше!

– Ну и все.

Мне стало душно, и я открыл дверь нараспашку.

– Послушай, почему я из тебя каждое слово клещами вытаскиваю? – крикнул я. – Подробно: как выглядела, о чем спрашивала?

– Молодая, – ответил Лом. Затем в трубке что-то зашуршало. – В черных очках.

– Блондинка? Брюнетка? – орал я на всю автостоянку. Брюнетки и блондинки оглядывались.

– Да хрен ее знает. Такая… обычная. Вообще-то она в платке была.

– Слушай, ты что-то темнишь! – начал выходить я из себя. – Не вынуждай меня говорить тебе грубости!

– Да не темню я! – вяло попытался оправдаться Лом. – Она все больше про вас спрашивала.

– Про меня? – не поверил я своим ушам. – А что она спрашивала?

– Ну-у… Чего вы тут делали и о чем меня спрашивали, – невнятно и быстро ответил спасатель, словно откусывая от каждого слова кусочек.

– Фу-ты ну-ты! – пробормотал я. – Этого еще не хватало… Послушай, я же чувствую: ты не хочешь мне всего говорить. Она тебе заплатила?.. Ты почему молчишь? Заплатила, да?

– Ну-у… вроде того.

– Сколько?

Я чувствовал, как извивается за своим обшарпанным столом спасатель.

– Да как сказать…

– Я заплачу тебе вдвое больше, чем она, только ты на меня работай. Договорились?

– Какой базар! – с радостью пошел на мировую Лом.

– Ну? Я слушаю!

Собственно, ничего нового он мне не сказал, можно было и не обещать повышения жалованья. Суть объяснений спасателя сводилась к следующему. Вслед за кучерявым парнем, словно по записи, на спасательную станцию поднялась девушка лет двадцати трех, невысокого роста, худощавого телосложения, в темных очках и повязанная поверх прически платком. Одета она была в сарафан, который позволил спасателю хорошо рассмотреть ее ножки. Девушка вела себя настороженно и время от времени кидала в окно быстрые взгляды, словно опасалась, что ее могут здесь увидеть.

Она назвала себя сотрудником уголовного розыска, не предъявив никаких документов, затем заплатила спасателю, как он утверждал, всего пять гривен и попросила подробно пересказать наш со спасателем разговор. Что самое интересное, она, демонстрируя свою осведомленность, назвала ему мои ФИО и домашний телефонный номер.

Спасатель, конечно, понял, что эта девушка такой же сотрудник уголовного розыска, как он – убежденный трезвенник, но виду не подал и передал суть нашего с ним разговора «тремя словами», как заверил меня.

«Кто она такая? – думал я, пока спасатель оправдывался. – Почему интересуется мной? Автор анонимного письма? Но если она обеспокоена несчастьем, которое случилось с Нефедовым, и ей известны мои домашний телефон и адрес, то проще и надежнее было бы встретиться со мной и обо всем расспросить напрямую.

Может быть, это была та девушка, которую я подвез сегодня ночью?» – предположил я самую невероятную версию, даже не пытаясь найти для нее мотивировку.

– Какого она была роста? – спросил я. – Как я?

– Нет, куда там! – уверенно возразил спасатель. – Намного пониже. Намного.

– А ноги ее хорошо рассмотрел?

– Что? Ноги?.. Хе-хе! Ноги в порядке. Хорошие ноги.

– Я не о том. Царапины или ссадины на коленке не заметил?

– Что вы! – голосом тонкого ценителя женских ножек ответил спасатель. – Полнейший идеал! Как у фотомодели!

Ночная попутчица тоже отпадала. Я был заинтригован. Все остальные предположения можно было смело брать с потолка. Например, за мной следит убийца Нефедова, выясняя, начал ли я расследование и в какой области копаю. Если допустить, что это так, подумал я, почесывая кончиком телефонной антенны затылок, то убийца, бесспорно, глупа и неостроумна. Так откровенно засветиться у спасателя!

Я отключил аппарат, не дослушав пафосных обещаний и заверений в вечной преданности, и взялся за ключ зажигания. Какой-то час назад я болтался в вакууме и вокруг меня не было ни единой точки опоры. Теперь же наступило настоящее половодье вопросов и загадок, и все они ломились ко мне в сознание, как больные в кабинет бескорыстного целителя, отталкивая друг друга, наступая на пятки и работая локтями.

«Спокойно, господа! – мысленно сказал я им, слегка приоткрыв виртуальную дверь. – Прошу соблюдать порядок и очередность. Жизнерадостный социолог с анкетами по кличке Буратино заходит первым!»

Глава 7

Как и следовало ожидать, жизнерадостного Буратино у входа в турагентство я не нашел. Некоторое время я стоял у большого тонированного окна, глядя то на свое отражение, то на полированные туфли, и мысленно считал длинные гудки в телефонной трубке. Ваня Анисимов, капитан из экзаменационной комиссии ГАИ, как-то помог мне сделать дубликат водительских прав, которые год назад сгорели вместе с моей машиной. А я ему помог обустроить компьютерный класс. С тех пор мы дружили.

– Ваня, – сказал я, услышав в трубке хриплый голос капитана на фоне звяканья посуды и нестройных голосов, – по номеру машины надо определить домашний адрес.

– Кирилл? – очень громко спросил Ваня. – Ни хрена не слышу… Да тише вы! С человеком поговорить не дают! – прикрикнул он на кого-то. В ответ раздался дружный смех и посыпались советы послать меня к едрене фене. – Что там у тебя случилось? Мы тут у жены сороковник отмечаем. На хрена тебе адрес?

– Да задел меня один «чайник» и смылся, – не совсем удачно придумал я.

– От тебя смылся «чайник»? – не поверил капитан.

– Так моя машина на парковке стояла, – выкрутился я. – А номер «чайника» мне свидетели дали.

– Слушай, а может быть, завтра? Неохота дежурному звонить.

– Это срочно, Ваня! – мягко настоял я.

Кажется, капитану поднесли рюмку. Некоторое время я слышал только голоса да шумное сопение.

– Ну, лады, – смягчился Ваня, занюхивая, кажется, трубкой. – Сейчас узнаю. Диктуй номер…

– Восемь шесть девять четыре, ШКР. Старая иномарка.

– Ты на мобильном? Я перезвоню, – пообещал капитан.

Я затолкал телефон в футляр и прислонился лбом к тонированному окну, пытаясь что-то высмотреть. Вполне может быть, думал я, что этот юноша с анкетами уже никогда не появится здесь, потому что никакого отношения к социологии не имеет. Отработал – и исчез.

Подойдя к дверям агентства, я потянул за ручку. Дверь приоткрылась настолько, насколько это позволяла сделать скоба, накинутая на ручку изнутри. Рабочий день закончился, и внутри, по-видимому, осталась только охрана.

Я хотел уже было вернуться к машине, как сзади лязгнул запор и меня окликнул голос. Немолодой мужчина в пятнистой униформе, прикуривая, вежливо поинтересовался, что мне надо.

– Я заказал путевку в круиз, – объяснил я, возвращаясь.

– Это вам надо к Наташе, – ответил охранник, глядя по сторонам и часто затягиваясь. – К сожалению, она уже ушла. Завтра к восьми подходите. Она у нас по этим делам…

Видя, что я не тороплюсь уходить, он посочувствовал мне:

– Эх, везет вам – отпуск, круиз! А я уже забыл, когда на пляж ходил.

Похоже, ему наскучило сидеть одному в пустом офисе, и он был не прочь поболтать.

– Вы считаете, что в Ялте есть пляж? – вопросом ответил я. – Если бы у нас был нормальный пляж, я не стал бы портить себе нервы в вашем турагентстве.

– А при чем здесь нервы? – ревниво поинтересовался охранник. – Что случилось?

– Путевку выкупить не успел – вы уже закрылись, – ответил я. – Приглашение на презентацию ваш юный сотрудник дать мне забыл. Вот вам и нервы.

– Приглашение на презентацию? – повторил охранник и отрицательно покачал головой. – Что-то я не припомню… А кто вам обещал приглашение?

– Парнишка с анкетами. Он здесь весь день клиентов вылавливал.

Охранник понял, о ком речь, и кивнул.

– Это Женя, – сказал он, пренебрежительным тоном давая понять, что речь идет о пустяке.

– Он работает у вас?

– И на нас, и еще на несколько туристических фирм. – Приблизив к моему лицу свою крупную голову, охранник доверительно объяснил: – Откровенно говоря, все это туфта. На этой презентации вас будут поить бесплатным томатным соком и уговаривать купить еще парочку путевок. Я знаю все эти фокусы! Заболтают, загипнотизируют, и вы раскошелитесь как миленький.

– Значит, Женя сейчас на презентации?

– Там, там! – закивал головой охранник, щелчком посылая окурок в кусты. – В вестибюле морвокзала. Можете идти без всяких приглашений. На руках занесут.

Я пошел по набережной. На душе было чернее тучи. Хотелось выпить и подраться. Улыбаться людям через силу было тошно. Кем бы я никогда не смог работать, так это артистом и дипломатом, потому что мое лицо почти всегда отражает состояние души. Артист же должен отражать на лице эмоции своего героя, а дипломат – эмоции власти.

Охранник был прав – никакого приглашения при входе в вестибюль морвокзала у меня не спросили. На кожаных диванах и креслах, между комнатными пальмами, сидели люди с постными лицами. Несколько человек стояли посреди зала, окружая какого-то рафинированного оптимиста с искусственным загаром на лице и микрофоном в руке.

– Но это еще не все! – захлебываясь от восторга, орал он в микрофон. – Каждый обладатель нашей путевки получит в день прибытия напиток! Обратите внимание: совершенно бесплатно!..

Я стоял у входа и искал глазами Буратино. Несколько подставных женщин, аплодируя, как ненормальные, запищали в экстазе тонкими голосами, а затем вразнобой стали спрашивать, где же можно купить вожделенные путевки.

– Секундочку! Наберитесь терпения! – волевым жестом остановил их шарлатан. – Наша фирма «Пилигрим» не была бы «Пилигримом», если бы на этом заканчивался перечень услуг! – загадочным, но честным тоном произнес он. – Каждый, кто купит нашу путевку, за символическую доплату сможет выбрать себе номер… с видом на море!!!

Слово «море» он проорал столь надрывно, словно речь шла о номере с видом на тонущий «Титаник». Агентура снова завизжала, и я подумал, что к концу надувательства женщины обязательно описаются.

И тут я заметил медленное движение за строем зрителей. По внешней стороне круга, прячась за спинами, двигался Буратино. Он заметил меня раньше, чем я его, и пытался незаметно покинуть зал. Я продолжал спокойно стоять на прежнем месте, скрестив на груди руки и опершись плечом об оконное стекло. «Боишься! – подумал я. – Это хорошо, что боишься. Значит, рыльце в пушку, и не зря я на тебя время трачу».

В какой-то момент наши взгляды встретились. Буратино, словно пытаясь подчеркнуть свое достоинство, взмахнул рукой, широким жестом закинул наверх упавший на глаза чуб и снова спрятался за зрителями. В то мгновение, когда он не мог меня видеть, я быстро повернулся, вышел из зала на улицу и встал за дверьми. Буратино наверняка подумает, что я, одержимый желанием поиграть в догонялки, кинусь за ним по кругу. А он тем временем попытается улизнуть на улицу.

Так оно и вышло: Буратино, несмотря на двубортный пиджак с золочеными пуговицами, мыслил стандартно. Минуту спустя он вышел на улицу, и я тотчас затолкал его в узкий угол между стеной и дверью.

– Хочешь бесплатный напиток и вид на море? – спросил я, рассматривая узкий, опущенный книзу подбородок, незрелую, болезненно-бледную кожу лица и темные, впалые глаза.

– А что я вам сделал? Что вы на меня кидаетесь? – начал выяснять Буратино, заметно бледнея, отчего лицо стало просто зеленым.

– Галстук, кстати, ты завязывать не умеешь, – миролюбиво сказал я. – Пойдем, научу.

Мы шли к столикам открытого кафе. Я – впереди, Буратино – на полшага сзади. С моря дул сырой ветер. Горизонт был тяжелым от облачного мусора, который нагнало за день. Потрепанный баркас с ржавыми потеками на борту, раскачиваясь на волнах, прижимался к автомобильным покрышкам, отчего раздавалось приглушенное чавканье, словно слон шел по болоту.

Мы сели за крайний столик, который находился ближе всего к морю. Поверхность стола была влажной от брызг. Нам подали сок. Я молча тянул оранжад через трубочку и рассматривал лицо Буратино. Юношеский пушок под носом успел уже отрасти настолько, что пора было подумать о бритве. Парень деформировался под моим взглядом, как мороженое под лампой. И все же он несколько раз попытался кинуть на меня вызывающий и отважный взгляд, словно хотел сказать: «А я вас все равно не боюсь, и ничего вы мне не сделаете». Но чем дольше я молчал, тем все больше его голова вжималась в плечи и взгляд становился затравленным. Буратино, похоже, догадывался об этом и откровенно комплексовал.

Я попросил официантку принести вечернюю газету, расстелил ее перед собой и пробежал глазами по колонке «Горячего телефона». О Валерке было написано всего несколько строк: аквалангист нарушил правила безопасности и был смертельно ранен водным мотоциклом. Скончался мгновенно от обширной черепно-мозговой травмы.

Буратино уже нервно барабанил пальцами по столу. Мое молчание изматывало его. Он догадывался о моих претензиях к нему, но не знал, насколько я осведомлен в его неприглядных делах. Если бы он умел читать мои мысли и выяснил, что я никак в них не осведомлен, то смог бы допить сок и начал бы улыбаться на всю ширину лица.

Я допил сок и стукнул стаканом по столу. Буратино вздрогнул и вскинул глаза.

– Читай, – сказал я, кидая парню газету.

Буратино к газете не притронулся и не поправил ее, хотя она легла под углом. Читая, он наклонил голову и скосил глаза, будто пытался поставить их один над другим.

– Это о мужчине, который отвечал на твои вопросы передо мной, – пояснил я и опять махнул официантке. – Его убили, замаскировав преступление под несчастный случай. Он приехал в Ялту сегодня утром и остановился у меня, а не в гостинице, где убийца легко мог бы узнать его номер. И все же преступнику удалось его выследить.

– Вы что-нибудь хотели? – спросила официантка.

– Кофе молодому человеку, иначе он сейчас заснет.

Буратино приоткрыл рот, чтобы возразить, но я поднял вверх палец.

– Не торопись, малыш, – посоветовал я ему. – Подумай над тем, что я тебе сказал.

Некстати запищал телефон.

– Слухай и запоминай! – услышал я в трубке вымоченный застольем голос капитана Анисимова. – Твой «чайник» живет на улице Кривошты, дом четыре, квартира четыре. Чегизов Юрий Юрьевич. Семидесятого года рождения… Запомнил? Ну, будь здоров, а то меня уже за руку тянут!

«Нет, сегодня мне спать не придется», – подумал я, заталкивая телефон в футляр. Буратино следил за моей рукой. Я многозначительно посмотрел на него и произнес нечто загадочное:

– Считай, что ты уже погряз по уши.

– Я никого не знаю и никакого отношения к этому делу не имею, – быстро произнес Буратино.

Мне показалось, что он сейчас добавит: «Без адвоката я не буду отвечать на ваши вопросы».

– Кому ты отдал анкету? – спросил я. Откинувшись на спинку стула, я смотрел на дно бокала, пряча взгляд, от которого Буратино не мог расслабиться. Мой тон был спокойным и доверительным. Я хотел, чтобы Буратино понял: пока я разговариваю с ним по-доброму.

– Я опустил ее в урну.

Я ждал. Буратино тоже молчал, полагая, что ответил исчерпывающе.

– Ну? – тактично напомнил я о себе. – Что ты еще хочешь? Кофе? Сока? Искупаться в море? Или получить по морде?

– Правда! – громко сказал Буратино. – Я должен был сделать только это, и все! А куда потом мальчишка ее отнес…

– Какой мальчишка?

– Тот, который передал мне деньги и сказал…

Он замолчал, недоверчиво глядя на меня, но все никак не мог понять: я прикидываюсь, что не знаю о мальчишке, или же в самом деле не в курсе.

– Значит, мальчишка передал тебе деньги и сказал… Так что он сказал?

– Послушайте, что вам от меня надо? – произнес Буратино. Он начал смелеть. – Эти анкеты – собственность шести туристических фирм, и мы можем распоряжаться ими по своему…

От моего движения стол качнулся, пустой бокал опрокинулся, покатился по столу и упал под ноги Буратино, осыпав стеклянной крошкой туфли, но парень не мог даже шелохнуться. Ухватив его за галстук одной рукой, я стал медленно затягивать петлю.

– Я же говорил тебе: ты неправильно завязал узел, – сказал я. – Так ты рискуешь нечаянно повеситься на нем. И снова будет несчастный случай. Будет, малыш? Или все-таки нет?

– Нет, – прохрипел Буратино, из последних сил упираясь ладонями в стол. Его лицо из красного стало малиново-бурым.

Я разжал пальцы. Буратино тяжело откинулся на спинку и принялся торопливо ослаблять петлю, а потом и вовсе снял галстук и затолкал его в карман. Официантка издали наблюдала за нами. Я вскинул руку и улыбнулся ей:

– Еще кофе, пожалуйста!

Глава 8

Все до гениальности просто. Был бы работодатель, а желающих заработать – пруд пруди. Утром тринадцатого числа к Буратино подошел мальчишка, протянул пятьдесят долларов и пообещал за каждую анкету с данными участников круиза на «Пафосе» еще полсотни баксов. Начинающий социолог даже не задумался над тем, чем это может для него обернуться. Он встал напротив окна «Олимпия тревел», чтобы хорошо видеть стол менеджера Наташи, и принялся выжидать клиентов.

Клиентов оказалось только двое: Валера и я. Записав ответы Нефедова, Буратино, как ему повелел юный работодатель, аккуратно опустил анкету в урну, стоящую за углом дома. Еще через минуту мальчишка подкатил на роликах, извлек анкету из урны, как из почтового ящика, и помчался в неизвестном направлении. На мою анкету, в которой я упражнялся в остроумии, ни он, ни кто другой не позарился. Мальчик исчез с концами, включая и обещание заплатить еще полсотни баксов.

По всей вероятности, человек, который подослал мальчишку к Буратино, наблюдал за входом в «Олимпия тревел» из машины, думал я, сворачивая с Садовой на улицу Победы. Он знал, что Нефедов придет в турагентство тринадцатого, и, видимо, знал его в лицо.

Стемнело. Я включил габаритные огни. Небо опять прохудилось, посыпались крупные капли, пешеходы одновременно пришли в движение, кинулись врассыпную, прикрывая головы газетами, пакетами и переносными магнитолами и радуясь неизвестно чему.

Черт знает что! – мысленно ругался я. Богатая женщина (значит, не исключено наличие мозгов в голове!) обращается за помощью к частному детективу. И делает это так грубо и неосторожно, что ее недоброжелателям становятся известны не только сам факт обращения к сыщику, но и личность детектива, его фейс, содержание письма и даже адрес частного дома, где он остановился!

Улица Кривошты находилась далеко от моря, на крутом прибрежном склоне, покрытом вечнозеленой растительностью. Дороги в нормальном понимании этого слова там не было, и моя машина, наезжая на лужи, медленно переваливалась через колдобины. У меня устали глаза, и пришлось надеть очки. На моей скуластой физиономии хрупкие диоптрии в тонкой золоченой оправе смотрелись, должно быть, нелепо, но я к этим очкам привык и на другие не менял.

Во дворе дома номер четыре вдоль тротуара было припарковано несколько машин, но серый «Опель Корса» с номером, который мне дал Лом, я заметил сразу и с ходу въехал в узкое пространство между ним и «Жигулями». Когда передние колеса встали на бордюр, я круто вывернул руль, и «Крайслер» встал впритык под углом между машинами.

Теперь можно было убедительно изобразить начинающего водителя, который попал в затруднительное положение. Я не стал глушить мотор, включил аварийную сигнализацию, зашел в подъезд и поднялся на первый этаж.

Мне открыл невысокий человек, на котором из одежды были только шорты, коротко подстриженный, с мутными невыразительными глазами, серым лицом, покрытым веснушками, напрочь уничтожающими все возрастные признаки, отчего человеку можно было дать пятнадцать лет и тридцать пять с одинаковой уверенностью. Он что-то жевал, опираясь на дверную ручку, и в его позе угадывалось нетерпение, словно я оторвал его от женщины или футбольного матча.

– Чегизов? – спросил я, кидая взгляд на дыру в двери, где обычно висит номер квартиры.

– Да, – ответил человек сразу же и уверенно. Мне показалось, что он вот-вот пригласит меня зайти и посадит за стол.

– Твоя машина… – сказал я и кивнул в сторону наружной двери. – Не мог бы ты отогнать ее на пару метров? У меня проблема с парковкой.

Он кивнул и в чем был вышел на лестничную площадку. Я пропустил его вперед. Юрий Юрьевич был на целую голову ниже меня, и, когда он прошаркал мимо, я увидел его усыпанное веснушками темя.

Остановившись под козырьком подъезда, Чегизов посмотрел на мою машину, которая в сравнении с его выглядела как вражеский танк на Курской дуге, покачал головой и снисходительно произнес:

– Эка ты ее зафундолил! Садись за руль и сдавай потихоньку назад.

– Ты поможешь? – спросил я.

Низкорослый Чегизов, почувствовав вдруг свое бесспорное превосходство, охотно кивнул и решительно пошел под дождь. Он встал между «Крайслером» и «Жигулями» и приподнял руки, как дирижер, готовый манипулировать оркестром.

– Машинь на меня! – крикнул он.

Я сел за руль, перевел рычаг скоростей в положение «R» и, поймав в прицел зеркала веснушчатое лицо, мягко прижался бампером к животу Чегизова. Он инстинктивно подался назад и в ту же секунду оказался в ловушке, зажатый с двух сторон машинами.

Я заглушил мотор, потуже затянул ручник, отключил освещение и вышел из машины.

– Ты что, дуранулся? – крикнул из темноты всерьез перепуганный Чегизов, упираясь руками в заднее стекло «Крайслера». – Я же сказал: потихоньку! Какого черта ты надарбанил на газ!

Я вытянул вперед руку, пытаясь просунуть ладонь между бампером и животом Чегизова.

– Дышать можешь? – спросил я.

– И дышать, и наоборот тоже могу, спасибо господу…

– А говорить?

– Нет, только матом ругаться, – ответил Чегизов. – Мне кажется, тебе от меня что-то надо… Послушай, а ты ручназуть не забыл?

– Какой интересный у тебя язык, – заметил я. – Но тебе будет все равно, если ты не ответишь на мой вопрос, – пообещал я.

– Хорошо, что не успел сожрать ужин, – пробормотал Чегизов, опустив голову и глядя на свой приплюснутый живот. – Какой вопрос? Не резинь, пожалуйста, а то кишки уже наружиться хотят!

– На спасательной станции «Массандры» ты взял информацию о гибели Нефедова. Дальше!

– Все ясно! – кивнул Чегизов. – Сейчас расскажу. Но теперь у тебя появится проблема, как закрыть мне рот.

– Это твоя проблема, – поправил я.

– Понял. Тогда я коротко и по существу. Во-первых, я уже объяснял и главному, и дежурному выпускающему, что моя ошибка – вовсе не ошибка, а тактичный по отношению к спасателю шаг. Если заявить, что Нефедов умер у него на руках, то это можно истолковать не в пользу спасателя. Не сумел оказать первой медицинской помощи, был пьян, допустил преступную халатность и тэ дэ…

– Постой! – перебил я его. – Ты что – журналист?

Чегизов, насколько ему позволял двухтонный «Крайслер», пожал плечами и неуверенно произнес:

– Во всяком случае, до сегодняшнего вечера я им еще был.

– Что ж ты мне сразу не сказал! – воскликнул я, уже другими глазами глядя на маленького человечка, зажатого между машинами, и кинулся за руль.

Чегизов не успел испугаться, как я проехал на полметра вперед и открыл дверь, приглашая его сесть со мной рядом.

– Извини, – сказал я, когда он оказался рядом. – Я не за того человека тебя принял.

Чегизов рассматривал огни приборной панели.

– Ты или мент, или наоборот, – высказал он предположение.

– Немного мент, немного наоборот, – определился я.

– Тогда я тебе вот что скажу, – произнес Чегизов. – Ты на спасателя не наезжай. Он в самом деле ничего не мог сделать. Когда подплыл к Нефедову, тот уже был в коме. Искусственное дыхание и массаж сердца в том случае не сыграли бы никакой роли. Потому я и написал, что он скончался мгновенно.

– А почему это не понравилось твоему главному редактору?

– Я разве не сказал? – захлопал глазами Чегизов. – Что-то с памятью моей стало… Шефу позвонил свидетель этого происшествия и стал утверждать, что видел, как пострадавший после наезда еще некоторое время плыл, причем не к берегу, а в открытое море.

– Свидетель? – насторожился я. – Он представился?

– Нет, – отрицательно покачал головой Чегизов. – Шеф сразу же вызвал меня к себе, протянул трубку, а потом потребовал объяснений. Я ему так и сказал: пострадавшего не вернешь, а спасателю портить карьеру необязательно.

– А ты говорил с этим свидетелем?

– Если несколько моих слов можно назвать разговором.

– Что ты ему сказал?

– Поблагодарил за внимание к газете, извинился за неточность и объяснил, что спасатель подоспел к пострадавшему, когда тот уже находился в коме, из которой не вышел, что не слишком противоречит моим словам о мгновенной смерти.

От досады я хлопнул ладонями по рулю.

– Если бы ты знал, как мне нужен этот свидетель!.. Постой! А ты мог бы по голосу описать его?

– А чего его описывать? – риторически спросил Чегизов, рисуя на запотевшем стекле вензеля. – Стандартный голос молодой женщины.

Глава 9

Следовательская работа – это искусство, думал я, в дурном настроении возвращаясь домой. Навыки, если их не тренировать, быстро уходят. Я уже не тот, что был раньше, и чем больше собираю фактов, тем больше путаюсь.

Было далеко за полночь. Опять лил дождь, опять щетки лихорадочно носились по стеклу, счищая водяные шарики, а лучи фар превратились в узкие конусы, наполненные сеткой дождя.

Конечно, я ни на шаг не приблизился к истине. Я даже не почувствовал под ногами фундамент, на котором эту истину намеревался возвести, и все же интуиция подсказывала мне, что женщины в истории Нефедова будут играть особую, если не главную, роль. Если не принимать во внимание Буратино, который уже сыграл свой эпизод, и, по-видимому, последний, то все известные мне действующие лица были молодыми женщинами. Во-первых, автор письма, некая А. Во-вторых, молодая особа, которая, представившись следователем, интересовалась у Лома нашим с ним разговором, причем ей были известны мой номер телефона и домашний адрес. Теперь вот всплыла третья молодая особа – свидетельница происшествия на воде, которая позвонила в газету и опровергла информацию Чегизова.

Можно было предположить, что звонила «следователь», которая нехитрой провокацией пыталась выяснить, располагает ли автор заметки еще какими-либо фактами. С той же долей вероятности можно было выдвинуть версию, что в газету звонила убийца либо сообщница убийцы, обеспокоенная тем, что Нефедов еще некоторое время после наезда был жив и мог сообщить спасателю приметы преступника, но быстро успокоилась, получив от Чегизова исчерпывающий ответ о коматозном состоянии Нефедова. В конце концов, это могла быть совершенно случайная женщина, относящаяся к категории не вполне здоровых неугомонных читательниц, которые обожают вести всевозможные дискуссии и переписки с газетами и могут круглосуточно звонить по редакционным телефонам, разнося сплетни и слухи.

Когда до дома оставался всего один квартал, я остановился на самой крепкой и правдоподобной версии, к тому же очень удобной с точки зрения порядка в мозгах. И «следователь», интересовавшаяся мной у спасателя, и «свидетельница», позвонившая в редакцию, и «некая криминальная структура», о которой писала Нефедову А., – одно и то же лицо: убийца (или же сообщница убийцы) Нефедова.

Отметя весь остальной мусор, я преодолел скверную ситуацию, сложившуюся на самом старте моего сыска, напоминающую конфликт Лебедя, Рака и Щуки. Я вышел на прямую, которая, если не ошибаюсь, в правоохранительных органах называется оперативной работой, и был уверен, что до отплытия «Пафоса» сдам убийцу со всем ворохом улик в свое родное отделение милиции.

* * *

Зинаида ждала меня, стоя у окна большой гостиной. Когда я пришел в прихожую и скинул мокрые туфли, она не стала вести себя по-бабьи: всхлипывать, вздыхать, задавать ненужные вопросы; она не стала производить пустые слова, пустые эмоции и движения, которыми не столько передают состояние души, сколько демонстрируют не всегда искренние переживания и страдания, вызывая внимание к себе; ее тихие движения и немногословие были истинным сочувствием и говорили об уважении к моим мыслям и чувствам.

– Вы будете ужинать? – негромко спросила она.

– Только кофе, – попросил я, поднимаясь по лестнице к себе. – И еще: позвоните моей секретарше. Я не хочу сейчас объяснять ее мужу, кто я такой и что мне надо. Как она ответит, дайте мне знать, я возьму трубку.

Кафельный пол на террасе был залит водой и осыпан листьями, как поздней осенью. Опершись о перила, я смотрел в темноту моря, похожего на перевернутое звездное небо, в котором роль звезд выполняли стоящие на рейде корабли. Порывистый ветер лохматил пышную шевелюру грецкого ореха, его мокрые листья отливали серебром в свете фонаря. Я поднял с пола крепкий зеленый плод, поднес его к лицу, вдыхая терпкий запах. Завтра в шесть вечера, думал я, «Пафос» отправится в круиз. Значит, не позднее четырех все участники будут на борту яхты или же где-то рядом с ней. У Лома будет прекрасная возможность рассмотреть пассажиров. Если он узнает среди них девушку, которая поднималась к нему на станцию, мне останется отвести ее на прокат водных мотоциклов. И можно будет ставить точку, даже не познакомившись с автором письма.

– Ваш секретарь на связи, – сказала Зинаида, опуская на стол поднос с кофейной чашкой и телефонной трубкой.

– Извини, что поздно, – сказал я в трубку, когда услышал сонный голос. – Есть неотложные дела. Завтра меня не будет, передай Фатьянову, чтобы держал ситуацию с «Оксамитом» на контроле. Второе: в восемь утра свяжись с турагентством «Олимпия тревел» и спроси, что нужно сделать, чтобы сдать путевку на яхту «Пафос». Третье: найди в органайзере моего компьютера адрес сестры Нефедова и пошли ей срочную телеграмму о трагической гибели ее брата Валерия. И последнее: подготовь приказ об увольнении моего водителя.

– За что? – равнодушно спросила секретарь.

– За болтливость, – ответил я. – Все запомнила?

– Да, я все записала, Кирилл Андреевич. Все сделаю.

Я вернулся в комнату. Зажег светильник, поставил его на журнальный столик, сел в кресло и раскрыл кожаную папку, в которой Валера хранил свои документы. Письмо, которое лежало поверх всех бумаг, я прочитал медленно, вдумываясь в смысл каждого слова. Сейчас мне казалось, что оно разительно отличается от того письма, которое я читал утром. Мне казалось, что я слышу молодой женский голос.

«…Сберкнижку отправила заказным письмом, – читал я последние строки. – Надеюсь, вы уже получили деньги.

Живу надеждой. Ваша A.».

Я смотрел на последний абзац, близко поднеся лист к лампе. Затем надел очки и прочитал его еще раз. Что-то меня насторожило, на какой-то мелочи мой взгляд спотыкался, причем в самом тексте ничего особенного не было. Я на секунду закрыл глаза, а затем посмотрел на письмо «свежим» взглядом. Закавыка была спрятана в техническом построении письма: между строками «Надеюсь, вы уже получили деньги» и «Живу надеждой. Ваша A.» был оставлен неоправданно большой пробел, словно автору это место нужно было для крупной и размашистой подписи, да она почему-то забыла ее поставить.

Я снова поднял лист до уровня лампы и посмотрел сквозь него на свет. На этот раз я заметил на месте пробела тусклые контуры прямоугольника, напоминающие тень, которую отбрасывает лежащая под лампой визитная карточка.

Теперь я сам себе напоминал Мюллера, которому принесли отпечатки пальцев Штирлица. С грохотом выдвигая ящики из письменного стола, я искал лупу, которой у меня никогда не было. Вместо лупы под руку попался старый «Зенит», с которого я торопливо свинтил объектив и вместе с ним навис над письмом, рассматривая начертания букв.

Сомнений уже не было. Я держал в руках не оригинал письма, а его ксерокопию, причем без одного абзаца, который перед копированием аккуратно закрыли листком бумаги. Вряд ли это сделала А. – даже если она посчитала, что предпоследний абзац в письме следует выкинуть, то ей проще было бы отредактировать его на компьютере и распечатать заново, чем подгонять, вырезать и наклеивать лоскуток бумаги перед ксерокопированием.

Значит, это сделал Валера. Почему-то он не хотел, чтобы я читал письмо в полном виде, и снял с него усеченную копию. Что же было в том исчезнувшем абзаце, который, по мнению Валеры, мне лучше было не читать?

Охватившее меня волнение отбило всякое желание спать. Я принялся бродить по комнате, задевая качающийся на сквозняке тюль. Может быть, в том абзаце А. обозначила полную сумму гонорара и еще какие-нибудь дополнительные выплаты, которые Валера хотел сохранить в тайне на тот случай, если я соглашусь работать с ним?

От этой мысли я поморщился, словно выпил горькое лекарство. Сволочь я, если позволяю себе так думать о погибшем друге! Кто угодно мог так поступить, но только не Валерка Нефедов! В вычеркнутом абзаце было что-то другое. Возможно, условия, которые, на взгляд Валеры, могли бы отбить мою охоту взяться за дело. Например, автор письма мимоходом высказала просьбу, чтобы Валера работал в одиночку и не распространялся об этом деле среди посторонних. Или, скажем, она предупредила его штрафными санкциями, если какие-нибудь сведения из ее личной жизни станут известны третьему лицу.

Да мало ли что могла написать сгоряча нервная, запуганная до смерти женщина! Валера, весьма тактичный, прекрасно осведомленный о моей ранимой душе, мог выкинуть даже безадресное оскорбление в адрес крымских частных детективов, чтобы ненароком не обидеть меня.

Я вздрогнул от писка телефонной трубки. Сердце упало. Это не к добру, подумал я, кинув взгляд на часы. Сейчас я буду шокирован какой-нибудь гадкой новостью.

– Это я, – услышал я томный шепот Эммы. – Ты не спишь?

– Не сплю, – ответил я.

– И я. Я обнимаю подушку и думаю о тебе. И все мое тело охватывает жар, мне кажется, что меня лихорадит…

– Выпей снотворного, – посоветовал я.

– Ты думал обо мне? – прошептала Эмма.

– Нет, – честно ответил я.

– А о ком, мой маленький?

М-да, маленький! – подумал я, глядя на себя в зеркало, на крупнотелого детину с черным от усталости и щетины лицом, с выпирающими из-под белой рубашки полушариями грудных мышц, с тяжелыми плечами, согнувшимися от проблем.

– Вот что, сладкая моя, – сказал я. – Мне сейчас очень плохо.

– Маленький мой! – с жертвенным пафосом воскликнула Эмма. – Тебе плохо? Не разрывай мое сердце на части! Я сейчас примчусь к тебе белой чайкой!

Господи, подумал я, почему ослепительно красивые женщины так редко бывают наделены умом?

– Приезжай, – выдохнул я, падая в кресло. – Хоть черной вороной, хоть быстроногим страусом.

Глава 10

В загранпаспорте Нефедова живого места не было. Почти все странички были проштампованы малиновыми печатями КПП Шереметьева и иммиграционного контроля двух десятков аэропортов мира. За последние три года Валера побывал почти во всех столицах Европы, дважды был в Вашингтоне и совсем недавно – в Тель-Авиве, Каире и Ларнаке.

Я отложил паспорт и снова посмотрел в папку. Лист бумаги с обеих сторон был исписан крупным и неровным почерком Нефедова. Я начал читать, местами с большим трудом расшифровывая сокращения. Это были наброски, которые Валера, по всей видимости, делал в процессе чтения письма А., и я немало удивился тому, с каким профессиональным скептицизмом он относился к каждому слову.

«= Где мои имя-отчество? Знает ли она их вообще? (Мой кол-га представил бы ей меня по и. о.). = „Официальные госструктуры“ – это что еще такое??? Хочется сказ. убедительнее, значит, не хватает убедит. фактов. = „Щепетильное дело“. Разве дело м.б. щепетильным? Заговорилась. = Боится выдать себя с головой, а письмо отправила по почте. Нет логики!!! = Назначила мне встречу на борту яхты, макс. размер – 20ґ10 м. Ха-ха-ха! Еще бы лучше – в прямом эфире на НТВ. = Кто А. на самом деле??? Вместо молодой жен. может оказаться пожилой мужч. = Внимание и еще раз внимание!!! Цель вызова на борт яхты: 1. Компромат; 2. Изоляция на неопр. время; 3. Пустить по ложн. пути».

Я вспомнил, как за завтраком изгалялся перед Валерой, читая письмо А. и по ходу комментируя его, и меня охватил жгучий стыд. Нефедов не хуже, а лучше меня умел анализировать письма, а я, как зазнавшийся школяр, пытался утереть ему нос.

Еще в папке было несколько чистых листов бумаги и чек с отпечатанными на нем бледными кассовыми буквами и цифрами. Сверху крупными буквами было написано «Гостиница «Южная»; ниже, в графе «Стоимость номера/сутки» обозначено «80ґ2 (13.07. – 14.07.)». Затем следовал перечень дополнительных услуг, включая горячий душ, телевизор, холодильник и кондиционер, еще ниже – процент НДС, общая сумма и дата.

Я крутил чек перед глазами и все никак не мог сообразить, в какой кубик моей логической пирамиды его поместить. Вчера утром Нефедов снял гостиничный номер? Но зачем, если у нас с ним заранее было оговорено, что он остановится у меня? Что он собирался делать в этом номере до отплытия? Почему скрыл от меня, что снял гостиничный номер?

Я машинально нажал на кнопку вызова, забыв, что Зинаида давно ушла домой. Спуститься вниз и сварить кофе я не смог, настолько был переполнен эмоциями и взволнован собственным бессилием перед огромным количеством вопросов. Открыл бар, невидящим взглядом прошелся по горлышкам бутылок, закрыл его и остался сидеть перед ним на корточках.

«Решил распутать дело по письму А., – с иронией подумал я о себе, – но даже в своем друге разобраться не могу. Валерка не был со мной до конца искренним. Все правильно. Почему он должен полностью раскрываться передо мной, если я наотрез отказался помочь ему? Если бы согласился, то знал бы сейчас намного больше. Все равно судьба заставила взяться за расследование, но теперь у меня гораздо больше работы».

Я вложил чек в паспорт Валеры, спрятал его в барсетку и вышел из дома. Стоя на темной улице, я уже с нетерпением ожидал приезда Эммы, чего со мной давно не случалось. Когда в конце улицы вспыхнули фары такси, я уже был мокрым насквозь, но это обстоятельство было даже кстати.

Эмма, тонкая и высокая, как жердь, выскочила из машины и, цокая каблуками, кинулась ко мне. Точнее, сначала на меня навалился крепчайший запах ее духов, а затем и она сама.

– Маленький мой! – трагическим голосом произнесла она, слегка приседая и подставляя пухлые губы для поцелуя.

Мы были с ней нелепой парой, и единственное, что нас сближало, так это нежелание превращать наш союз в семью и заводить детей. На каблуках Эмма была выше меня, а когда она делала высокую прическу, зачесывая волосы наверх, я рядом с ней вообще чувствовал себя карликом. Профессиональная манекенщица, избалованная вниманием и вечной похотью окружающих ее мужчин, из огромного количества потенциальных любовников выбрала меня, должно быть, за то, что я никогда не навязывал ей свое общество. Со мной она отдыхала, играя несвойственную ей роль женщины, добивающейся мужчины. Может быть, я завоевал ее сердце тем, что научил плавать с аквалангом и летать над холмами Чатыр-Дага на параплане; такой экстремум не мог взбрести в голову ни кутюрье, ни многочисленным поклонникам, которые воспринимали Эмму хрупчайшим, нежнейшим и полупрозрачным существом.

– Ты вышел меня встречать? – с надеждой спросила она, заглядывая мне в глаза. – Ты совсем заждался?

Ее серебристый плащ, словно сшитый из шоколадной фольги, сверкал в лучах фонаря, и Эмма со своим великолепным макияжем, который ей как-то удалось сохранить до двух часов ночи, со своим театральным воркованием напоминала актрису на сцене.

«Сыграет!» – с уверенностью подумал я и, взяв ее за руку, подвел к «Крайслеру».

– Мы куда-нибудь едем, маленький мой? – спросила Эмма, когда я усадил ее в машину и захлопнул за ней дверь. Я видел, что девушка была настроена как минимум на шампанское у камина в моей гостиной, но мне пришлось ее разочаровать.

– Ты должна мне помочь, – сказал я, включая зажигание и думая, как бы объяснить ей задачу, не вдаваясь в подробности.

Машина тронулась с места. Нежность у Эммы переливалась через край. Она касалась губами моей щеки, дышала в ухо и покусывала мочку.

– Ты полон загадок, – прошептала она.

– Положи это к себе в сумочку, – сказал я, протягивая Эмме паспорт Нефедова с чеком. – Когда мы зайдем в гостиницу, я притворюсь пьяным. Ты устроишь администратору скандал, скажешь, что в чеке не указан номер, а твой муж лыка не вяжет и не помнит, где поселился.

– Муж – это ты? – догадалась Эмма и хлопнула в ладоши. – Какая прелесть! Мы должны будем сыграть банальную семейную сцену?

– Ну, что-то вроде того, – ответил я.

– Но для чего все это? – весело спросила Эмма, рассматривая фотографию Нефедова в паспорте. – А ты на него в самом деле похож. Только здесь лицо более круглое.

– Ты меня хорошо поняла? – уточнил я. – Наша задача – узнать, какой номер оплачен по этому чеку, и подняться к нему.

– Поняла! Поняла! – возбужденно ответила Эмма, подпрыгивая на сиденье от нетерпения. – Какой же ты у меня фантазер! Надо же – муж! И напился так, что лыка не вяжет!

– Ты думаешь, я не способен так напиться? – спросил я.

Через четверть часа машина выехала на Свердлова. Я остановился и попросил Эмму пересесть за руль. Пока она разбиралась с полами своего серебряного плаща и выставляла наружу длиннющие ноги, я прижался спиной к мокрому стволу дерева и почесался об него, как лось, чтобы привести белую рубашку в соответствие с моим новым имиджем. Вдобавок я оторвал от нее несколько пуговиц, размазал по груди спелую шелковицу и запутал в волосах кленовый лист.

– Нормально? – спросил я, опуская туфли в грязную лужу.

– Просто очаровательно! – воскликнула Эмма, сверкая глазами.

Она с восторгом смотрела на меня, а я скептически смотрел на ее восторг. «Сфальшивит! – подумал я, когда отступать было уже поздно. – Запорет дело на корню!»

Мы подъехали к входу в гостиницу. Эмма заехала на тротуар и остановилась у самых дверей. Сонный швейцар, глядя на машину сквозь стеклянные двери, приготовился оценить кредитоспособность клиентов и определял момент, когда впору начать суетиться.

– Ну, – тихо сказала Эмма, сжав кулаки, – начали!

Я сразу понял, что недооценил артистические способности своей подруги. Эмма выскочила из машины, с силой захлопнув за собой дверь, крикнула «Свинья!», отчего швейцар за дверью вздрогнул и затаился, широкими шагами обошла «Крайслер» и открыла мою дверь.

– Вываливайся, ничтожество! – очень правдоподобно изобразила она. – Пьянь! Тупица! Неандерталец!

«Ого, – подумал я, вываливаясь из машины, – создается впечатление, что у моей сладенькой за плечами богатый опыт семейной жизни».

Я закинул руку на плечо Эмме, стараясь не испортить ее осанку и не сломать тем самым карьеру манекенщицы.

– Животное! – простонала Эмма, почувствовав на себе мой вес.

Швейцар без энтузиазма распахнул перед нами дверь.

– Чего стоишь как пень! – крикнула на него Эмма. – Помоги донести!

Со швейцаром я уже не церемонился и навалился на его плечо по-настоящему.

– Где ж это он так? – пробормотал швейцар и стал стремительно взвинчивать сумму чаевых. – Тяжелый! Охо-хох!.. А я после операции, мне тяжести как-то нежелательно…

Он шаркал ботинками, кряхтел, затаскивая меня в фойе. Пользуясь случаем, я стянул с его плешивой головы фуражку и нахлобучил ее себе на глаза.

– Не хулиганьте, гражданин, – мягко попытался приструнить меня швейцар, потянулся за фуражкой, но потерял равновесие, и мы оба повалились на пол.

– Дрянь! – с ненавистью сказала Эмма, перешагивая через нас и направляясь к окошку администратора, которая следила за происходящим сквозь толстые линзы очков.

– Охо-хох! – ворчал швейцар, поднимаясь на ноги. Я хватал его за колени и бормотал заплетающимся языком:

– Братишка! Не бросай! Христом богом…

– Где директор гостиницы?! – с ходу пошла в бой Эмма, кидая на стойку паспорт.

– А что случилось? – едва слышно произнесла администратор, глядя своими увеличенными глазами то на нашу со швейцаром напольную возню, то на взбешенное лицо Эммы.

– Как, по-вашему, я должна узнать, какой номер снял мой муж, если он ничего не соображает?

– Разве ваш муж снял у нас… – произнесла администратор, но Эмма, не теряя инициативы, ее перебила:

– Вот квитанция. Сумму прописью вы не забыли написать. Свои реквизиты тоже. А где, позвольте узнать, написан номер комнаты?

Я позволил швейцару дотащить меня до дивана. Он попытался взвалить меня на него, но безуспешно. Мой расслабленный центнер был ему не по силам. Однако лежать на полу мне надоело, и я заполз на диван без посторонней помощи.

– Номер комнаты указан в вашей гостевой карте, – спокойно объяснила администратор.

– Но он же ее потерял! – страдальческим тоном воскликнула Эмма.

– Ложитесь удобнее, – суетился вокруг меня швейцар, поправляя мне ноги. Попутно он обшарил мои карманы. – Как же вас угораздило так напиться…

«Протрезвею – зарою в пляжную гальку», – мстительно подумал я и, скосив глаза, стал наблюдать за Эммой.

– Не шумите, – с достоинством произнесла администратор, сверкая своими глазами-фарами. – Все проблемы можно решить. Не надо так волноваться.

– Вы издеваетесь надо мной? – на высокой ноте вспылила Эмма. Она здорово разыгрывала истерику! – Третий час ночи, я едва стою на ногах, мой муж в отвратительном состоянии, а вы хотите, чтобы я была спокойна! Где наша комната? Вы обязаны немедленно предоставить оплаченную мужем комнату!

Администратор молча взяла со стойки паспорт и раскрыла его. Взглянув на фамилию, она стала листать учетный журнал.

– Тридцать шестая. Это третий этаж, – сказала она, повернулась к стеллажу и демонстративно сунула руку в пустую ячейку. – Но ключа нет. Он должен быть у вас.

– Разберемся, – ответила Эмма, всхлипнула и взглянула на меня. – Вставай, свинья!

Кажется, ей понравилось играть роль жены, подумал я и, схватив швейцара за лацкан, встал с дивана.

– За помощь… – тихо забормотал швейцар Эмме, подтаскивая меня к двери лифта. – Отблагодарите за помощь и сочувствие. Тяжелый больно, а мне после операции…

Мы с Эммой отреагировали почти одновременно. Я, продолжая висеть на швейцаровом плече, сунул ему под нос кукиш, а Эмма, взглянув сквозь слезы на мясистый нос под козырьком фуражки, ответила:

– Хорошо. Зайдешь через час. Тридцать шестой номер. А я пока раздену и уложу эту скотину…

До того момента, как створки лифта раздвинулись перед нами, я успел в полной мере прочувствовать всю прелесть семейной жизни и тихо порадоваться своей свободе.

Глава 11

– А у тебя хорошо получается, дорогая моя, – высказал я свой восторг тотчас, как мы погрузились в кабину и створки закрылись. – Где это ты так научилась искусству жены?

– Долгая история! – махнула рукой Эмма и приблизила лицо к зеркалу, рассматривая макияж. – Что ты думаешь делать теперь?

– Теперь мне очень хочется узнать, кто в тридцать шестом номере живет.

– Ну ты затейник! – с умилением глядя на меня, произнесла Эмма. – Понять не могу, зачем тебе все это надо?

Мы вышли в длинный коридор, посреди которого стояла пальма-муляж, а под ней тихо журчал японский фонтанчик. Стук каблуков Эммы приглушала светлая ковровая дорожка с длинным ворсом. Поравнявшись с тридцать шестым номером, мы остановились. Я прижал палец к губам, показывая, чтобы Эмма вела себя тихо.

Мы замерли. В коридоре стояла зловещая тишина, которую наполняло монотонное гудение неоновой лампы. Присев у двери, я заглянул в замочную скважину. Изнутри в нее был вставлен ключ.

На какое-то мгновение я почувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю почему, но мне показалось, что из-за двери потянуло мистическим ужасом. Я не хотел думать о глупостях, но в голову упорно лезла какая-то чушь, связанная с Валеркой. Приподняв кулак, негромко постучал в дверь.

– Откройте, пожалуйста! – сказал я, почти прислонившись лбом к дверному косяку. – Мне надо сообщить вам что-то очень важное о Валере Нефедове.

Эмма, раскрыв рот, впитывала в себя все, даже самые ничтожные звуки, которые терялись в тишине. Не знаю, что именно она впитала, а мне послышалось, как в глубине комнаты что-то щелкнуло, а затем раздался очень слабый скрип.

Я постучал еще раз.

– Откройте! Это очень важно!

Я произнес эти слова негромко, боясь разбудить постояльцев всего этажа и сделать их невольными свидетелями ночного вторжения. Эмма от нетерпения стала ходить по коридору туда-сюда, изящно двигая бедрами, словно находилась на подиуме. Ее плащ сухо шелестел, на ковровую дорожку падали капли воды. Прошла минута, вторая.

Человек, который находился за дверью, явно не спал, но и не реагировал на мою просьбу. Если бы он впервые слышал фамилию Нефедова, то наверняка открыл бы, чтобы обложить меня матом. В крайнем случае послал бы из-за двери. Он этого не делал. Он насторожился и притаился.

Вдруг громко клацнул замок. Ожидая, что дверь сейчас распахнется, я отскочил от нее и на всякий случай принял боксерскую стойку.

Но ничего больше не произошло. В коридоре снова повисла тишина, оттеняемая нытьем неоновой лампы. Мы с Эммой переглянулись. Глаза моей подруги говорили о том, что вялое развитие динамики стало ее утомлять и бокал шампанского у камина в моей гостиной становился для нее уже мечтой.

– Чертовщина, – пробормотал я, снова присев у двери. Ключа в замочной скважине не было. Сквозь нее я хорошо видел фиолетовый квадрат окна, прикрытого прозрачным тюлем.

Потеряв терпение, Эмма взялась за дверную ручку, и вдруг, к моему изумлению, дверь скрипнула и плавно открылась. Мы застыли на пороге, не решаясь войти. Я видел темную дверь в душевую, створки шкафа-купе, а дальше – край широкой кровати и телевизор. Балконная дверь была открыта настежь, воздух пришел в движение, подхватил тюль, и он взметнулся парусом к самой люстре.

– Есть кто-нибудь? – спросил я, с удивлением открывая в себе новое качество – я готов был поверить в мистику и увидеть в номере… Впрочем, зачем говорить о том, чего я не увидел?

Я стоял посреди комнаты, глядя на пустую кровать. Эмма тихо дышала мне в затылок.

– Здесь никого не было, – сказала она. – Номер пустой.

«Баба, а на жизнь смотрит реальнее, чем я», – заметил я. Вспыхнула лампочка бра. Эмма, словно подражая танцу тюля, принялась фланировать по комнате, и плащ ее колыхался серебряными волнами.

– Мне кажется, – сказала она кокетливо, – что мой маленький нарочно все это придумал, чтобы сделать мне сюрприз. Я права?

С этими словами она опустилась на край кровати и скинула туфли.

– Встань! – крикнул я и едва сам не вздрогнул от своего голоса. – Здесь кто-то лежал!

– Ну, маленький! – обиженно надув губы, сказала Эмма, вставая с кровати. – Зачем ты меня пугаешь?

Мы смотрели на покрывало. Овальная вмятина грубо копировала фигуру человека. Я провел по покрывалу рукой. Оно было холодным, выстуженным сквозняком.

– Тебе показалось, – тихо произнесла Эмма. – Просто горничная плохо застелила… Поцелуй меня, пожалуйста!

Уже потеряв надежду на шампанское у камина, Эмма намеревалась взять хотя бы то, что было. Не замечая протянутых ко мне рук, я откинул в сторону тюль и вышел на балкон. Третий этаж, внизу – подстриженные шары кустов и девственный газон. По сторонам – бетонные перегородки, отделяющие от соседних балконов. Перелезть на один из них – пара пустяков.

Я вернулся в комнату.

– Вставай! Уходим отсюда! – сказал я Эмме, вышел в прихожую, но не смог не заглянуть в душевую.

Там горел свет, и я не помнил, включил его, войдя в номер, или нет. Большое зеркало с подсветкой, биде и унитаз, похожие друг на друга, как братья, душевая кабина с матовыми тонированными стеклами, сухие нетронутые полотенца, лежащие стопкой на табурете. Я кинул взгляд на свое отражение и тотчас увидел на стеклянной полочке лезвие для женского станка. Я взял его салфеткой, завернул и сунул в карман.

Не успел выйти в прихожую, как входная дверь с грохотом захлопнулась и кто-то попытался вставить снаружи ключ. Оттолкнув Эмму, я кинулся на дверь, обрушив на нее весь свой вес. Человек, который держал ее извне, обладал недюжинной силой, и мне пришлось навалиться на дверь спиной и упереться ногами в мини-бар. Приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель протолкнуть ногу, я стал сантиметр за сантиметром отвоевывать пространство. Я еще не видел своего соперника, но уже слышал его сдавленное дыхание, скрип зубов и чувствовал резкий запах одеколона.

Когда я просунулся в щель наполовину и захлопнуть дверь было уже невозможно, разве что разрезав меня на две части, соперник отпустил дверь. Как только я вывалился в коридор, он тотчас послал мне в лицо кулак. Этого по всем законам логики следовало ожидать, и за мгновение до встречи с ним я успел увернуться; кулак незнакомца по касательной прошел по моему плечу, и по подбородку скользнула влажная от пота рука. Из-под нее я увидел открытый, черный от щетины подбородок, крупный нос и золотой оскал. Момент был удобный, и я не преминул им воспользоваться. Не теряя времени, я развернулся корпусом, выстреливая кулаком, словно пращой, и не без удовольствия почувствовал, как костяшки пальцев достигли цели, как тяжелая голова запрокидывается назад, деформируется рот, разбрызгивая слюну.

Незнакомец был слишком тяжел и удержался на ногах, хотя его повело спиной на стену. Вдогон я ударил его еще раз – крюком левой – и уже с широким замахом припечатал к стене прямым ударом правой.

Тяжеловес стукнулся затылком о стену и стал оседать на пол. Теперь я мог мало-мальски рассмотреть его. Это был рослый и крепкий парень с короткой прической, крупными чертами лица; его голый торс был покрыт густой черной растительностью, которая стрелкой опускалась по впалому животу к «молнии» джинсов. Босоногий, с розовым отпечатком складки простыни на предплечье, он создавал впечатление человека, который еще пять минут назад крепко спал.

– Что ему надо было, маленький? – тихо бормотала Эмма над моим ухом. – Может быть, это был его номер? Может быть, он принял нас за грабителей?

Я молча подхватил ее под руку и быстро повел по коридору к лестнице. Опустившись на первый этаж, я открыл торцевое окно, вскочил на подоконник и подал руку Эмме.

– Это будет незабываемая ночь! – устало восклицала Эмма, когда я снял ее с окна и понес на руках по газону, ломая на своем пути кусты. – Посмотри, уже светает! Тебе уже легче, маленький?

– Значительно, – ответил я.

Предутреннее небо было серым и невыразительным, как асфальт, как штильное море, и на его фоне жесткие, словно вылепленные из воска цветы магнолии, густые многоцветья эремурусов и желтые трубки оносмы, коих были полны склоны, казались блеклыми и безжизненными. Мы ехали по пустынным улочкам, и тихий шелест шин не заглушал низкие и глуховатые пересвисты голубей. Эмма исчерпала запас терпения. На сегодня она отыграла свое и, сидя рядом со мной, клевала носом.

Я представил себе свой дом, стоящий на склоне, укрепленном гранитными, позеленевшими от мха булыжниками; сырые ветви, склонившиеся над террасой; осыпанный листьями пластиковый стол, за которым совсем недавно сидели мы с Валерой, и мне казалось, что все это происходило в ином мире, с другими измерениями, предъявляющем жесткие, немыслимые требования к жизни; и когда я опять туда сунусь, на меня хлынет поток новых вопросов, и чем дольше я буду находиться под этим потоком, тем безнадежнее будет мое положение, и совесть начнет выматывать мне душу, мстя за мое недавнее легкомыслие и самоуверенность.

Я остановил машину рядом с родником, вытекающим из пасти каменного идола, заглушил мотор и откинул спинку сиденья. «Умираю, хочу спать», – успел подумать я, и круговорот из цветных пятен, лиц и голосов стремительно уволок меня на глубину.

Глава 12

Сквозь сон я слышал, как шуршала плащом Эмма, вполголоса что-то бормотала и с треском расчесывала пластмассовым гребешком волосы. Затем она поцеловала меня, как покойника, в лоб, за ней захлопнулась дверь, и все стихло.

Мне не хотелось вспоминать о событиях минувшей ночи. Катание по полу в обнимку со швейцаром в фойе гостиницы я воспринимал как отвратительную клоунаду, которой не было никакого оправдания. Чего я добился своим ужасным поведением? Что узнал нового? Ради какой высокой цели разукрасил физиономию незнакомому мужчине?

Все важные решения надо принимать утром. То, что минувшим вечером мне представлялось загадочным и странным, сейчас стало легко объяснимым, как простейшие арифметические уравнения. Конечно же, Валера Нефедов снял гостиничный номер для себя, и сделал он это на тот случай, если меня не окажется дома. Из-за нелетной погоды его рейс задержали, и Валера вполне мог согласиться с тем, что лимит моего внимания к нему исчерпан и я весь день буду занят на работе. Когда же я принял его у себя, а затем дал в его распоряжение джип, Валера, ничего не говоря мне, чтобы не обидеть, поехал в гостиницу и отказался от номера. Гостевую карту отдал администратору, а квитанция затерялась среди его бумаг и документов. Затем прошла пересменка, нового постояльца забыли вписать в журнал, и там осталась фамилия Нефедова.

А что касается всяких полуночных галлюцинаций вроде появляющегося и исчезающего в замочной скважине ключа, скрипов, шорохов и смятой постели, то весь этот мусор я напрочь выкинул из головы, считая недостойной даже саму попытку его объяснения.

Жаль только, что ночь прошла впустую, думал я, подложив под голову ладони и глядя на потолок машины, по которому скользили солнечные блики, отражающиеся от зеркального родника. Но будем считать, что я провел ее с Эммой.

Еще некоторое время я неподвижно лежал на разложенном сиденье, прислушиваясь к ритмичному шуршанию метлы дворника, чувствуя, как расслабленное тело наполняется упругой силой и жаждой действий. Сегодня я должен все закончить. Времени, отпущенного мне до шести часов вечера, было даже излишне много. Если вся туристическая группа соберется на яхте к обеду, то уже через полчаса я проведу очную ставку на пункте проката, представив его работникам «следовательшу». Осмотр водного мотоцикла, которым она пользовалась, вряд ли даст какой-нибудь результат, следы крови наверняка начисто отмыты водой. Зато в цене будут показания Лома, Буратино и анонимное письмо. А дальнейшее – дело техники, которой обязаны виртуозно владеть профессиональные следователи.

Я открыл дверь и вышел из машины. Рай земной! И как это мне раньше не взбрело в голову ночевать в автомобиле на парковой аллее?

Стащив с себя выпачканную в шелковице рубашку, я окунул голову в чашу родника. В автомобиле я всегда возил с собой дорожный набор, в котором были туалетные принадлежности, и я совершил утренний моцион по полной программе, чем немало обескуражил дворника.

Домой я приехал в отличном расположении духа, ощущая после купания в ледяной воде приятное покалывание по всему телу, упругость мышц и свежесть в голове, где все мысли были просты, конкретны и разложены в порядке важности по своим извилинам. Зинаида, закидывая меня вопросительными взглядами, предложила завтрак из омлета с поджаренным беконом. Я съел омлет с беконом, затем – вчерашнюю холодную курицу с помидорами и завершил завтрак большой чашкой кофе с сырными шариками.

– Звонила ваша секретарь, – сказала Зинаида, собирая со стола посуду. – Просила передать, что, прежде чем сдать путевку и получить деньги, вы должны с этой путевкой подойти к капитану яхты и сделать у него отметку. Вход на пирс режимный, поэтому вы еще должны иметь с собой паспорт.

– Свой? – спросил я, тщательно вытирая пальцы салфеткой.

– Паспорт владельца путевки, – пояснила Зинаида.

Это хуже, подумал я. Лома на пирс не пропустят, следовательно, подойти к яхте на близкое расстояние он не сможет.

К счастью, человечество давно изобрело приборы визуального наблюдения и средства связи. Две коротковолновые радиостанции у меня были, требовалось лишь подзарядить аккумуляторы, что я сделал немедля. А вот с биноклем дело обстояло хуже. У меня был небольшой телескоп, в который я любил рассматривать лунные кратеры, марсианские снежные шапки и кольца Сатурна. Но затащить эту дуру, напоминающую небольшое безоткатное орудие, на второй этаж морвокзала было проблематично.

– У нас в холодильнике есть что-нибудь выпить? – спросил я домработницу.

– Вы хотите выпить? – уточнила она.

– Нет, я хочу прихватить бутылку с собой.

– В морозильнике осталась водка, которую вы… приготовили для своего гостя, – ответила Зинаида, опустив глаза.

Чтобы водка не успела нагреться, я завернул ее в мятую газету и положил в полиэтиленовый пакет, который надул, как воздушный шарик, и завязал бечевкой. По пути на спасательную станцию я зашел в центральный универмаг, затем в магазин «Оптика», в «Подарочный» и только в салоне «Кодак» нашел портативную складывающуюся подзорную трубу с двадцатикратной оптикой.

Лома я нашел на пляже под вышкой. Он шпатлевал днище старой лодки белым зловонным клеем, поставив на нее загорелое едва ли не до черноты мосластое колено. Свободные плавки в коричневую полоску с порванными завязками и торчащими нитками сливались по тону с загорелой кожей спасателя, отчего Лом напоминал голого туземца. Узкая спина, поделенная пунктиром выпирающих позвонков, шелушилась, и под лопатками проявились розовые ожоги.

– Завтра я привезу тебе крем от загара, – сказал я, подходя к спасателю. – Надо беречь кожу, а то сползет чулком.

Лом выпрямился, не сразу узнал меня и улыбнулся, показывая желтые прокуренные зубы.

– Рад видеть, рад видеть, – говорил он, не зная, куда положить шпатель и какую руку не стыдно протянуть мне. – Ну как? Разыскали кого-нибудь?

– Парня разыскал, – ответил я, протягивая Лому холодный сверток. – А вот девушку еще нет. Но я знаю, где ее можно найти.

– Правда? – безрадостно воскликнул Лом, неуверенно принимая сверток и ощупывая его. – А что это? Бутылка, что ли?

– Опохмелиться хочешь?

Спасатель опустил сверток на лодку и в сердцах развел руками.

– Ну вы прям как отец родной! Бес меня попутал вчера все допить. А потом еще с Серегой на пиво пошли. Голова как глиняный горшок – на черепки крошится.

– Тогда неси стаканчики по-быстрому. И замену себе найди на пару часов. В порт поедем.

– Стаканчики? – оживился спасатель. День для него начался. – Серега! – закричал он, подняв лицо и глядя на вышку. – А ну давай стаканы, огурцы и помидоры сюда!

Банку со шпаклевкой он с ненавистью откинул ногой, тотчас расстелил смятую газету на днище и водрузил бутылку.

– Сейчас все сделаем, – говорил он, нетерпеливо разглаживая ладонями газету и глядя то на бутылку, то на вышку. – Замены никакой не надо, сегодня купаться никто не станет, вода – девять градусов, руку не сунешь… И бутылка ледяная, елки-моталки! «Гетьман». Надо ж! Я такую и не пробовал ни разу… Серега, леший тебя задери! Где ты там застрял?!

Серега в самом деле застрял. Дверь на вышке распахнулась, и я увидел низкорослого человечка в темных брюках и серой водолазке, который в ладонях нес стаканы и овощи, придерживая их подбородком, и из-за своей скрюченной позы никак не мог перешагнуть через высокий порог с таким расчетом, чтобы затем устоять на ногах и не загреметь с лестницы кувырком.

– Мой друг, – представил Серегу Лом, покусывая губы от напряжения.

Серега благополучно спустился на землю, аккуратно расставил стаканы, разложил овощи и только потом протянул мне руку. Он говорил чуть картавя и смотрел на меня грустными глазами, обрамленными удивительно густыми и длинными ресницами.

– Между прочим… – произнес Серега после первой и, сделав паузу, многозначительно поднял указательный палец вверх, тем самым заостряя мое внимание. – Галактион мастер спорта международного класса по плаванию. Вы об этом знали? Отнюдь? Я прав?

И снова: палец вверх, глаза – в меня. Лом, стыдясь своего прошлого, которое слишком оттеняло глубину настоящего, поморщился и замахал руками.

– Что было, то прошло. В муку превратилось… Хватит болтать, наливай!

Серега взял стакан, его мизинец оттопырился в сторону.

– Изумительнейшая водочка! – сдержанно похвалил он, не прикасаясь к закуске.

Лом активно хрустел огурцом. Рот его был полон, и он смог лишь кивнуть, соглашаясь со сказанным. Серега, не сводя с меня плывущих глаз, снова поднял палец, призывая докопаться до глубинного смысла этого кивка.

– Водчоночка придумана философами, – высказал Серега интересную мысль. – Она помогает распрекост… – Он запнулся, но тотчас принялся дирижировать пальцем, чтобы проскочить трудный слог: – …Рас-кре-пос-тить-ся нашей широкой душе. Все народы спиваются, а мы – нет. Нет! Что бы ни говорили дураки и завистники! Прозит!

Палец кверху, голову чуть набок, а взгляд, полный глубинной философии, – в меня. Опасаясь, как бы Лом не подключился к беседе, я поблагодарил Серегу за компанию, пообещал, что на досуге обязательно подумаю над его оригинальной мыслью, и повел спасателя к вышке.

– Одевайся, нам пора.

Лом, не привыкший бросать на полпути такое интересное и приятное занятие, немного расстроился, но я пообещал доставить вечером на станцию ящик пива и ведро креветок.

По дороге к морвокзалу я научил его пользоваться радиостанцией и объяснил, что он должен делать.

– Надеюсь, ты узнаешь ее? – спросил я.

– Какой базар! – заверил Лом. – Она у меня до сих пор перед глазами стоит. Желтенькая, бесцветная.

– В каком смысле бесцветная?

– В том смысле, что и лицо, и брови, и волосы – одного цвета.

– Какого?

– Желто-серого.

– А откуда ты знаешь о волосах? – поймал я его. – Ты же говорил, что она была в платке.

– Правильно! – согласился спасатель. – В платке. Но челка из-под платка вылезала!

Я остановился недалеко от «Олимпия тревел». Мы вышли из машины.

– Поднимись на второй этаж, – напутствовал я. – Сядь у самого окна, найди пришвартованный к пирсу «Пафос» и рассматривай всех, кто будет на палубе или рядом с яхтой. А радиостанцию спрячь, не надо все время держать ее в руке. Я выйду на связь первый. Договорились?

Лом исполнительно кивнул, сунул радиостанцию в карман и быстро пошел к морвокзалу. Некоторое время я смотрел на его сутулую фигуру, высушенную солнцем и алкоголем, и представлял Лома в молодости, стоящего на пьедестале почета с медалями на груди и лавровым венком на шее. Не знаю, откуда я взял, что мастера спорта международного класса награждаются лавровым венком, тем не менее именно в таком виде – с венком на шее – представился он мне в последний раз.

* * *

У менеджера Наташи была слабая зрительная память. Конечно, темные очки на моих глазах в какой-то степени изменили мою внешность, но вряд ли настолько, чтобы она не смогла узнать меня.

– Вы что-нибудь хотели? – спросила она, когда я зашел в зал и приблизился к ее столу.

– Мы с вами говорили вчера, – попытался напомнить я о недавней встрече, но девушка запуталась окончательно:

– Вы насчет коллективной заявки?

Я шел сюда, готовясь к неприятному разговору с менеджером о гибели Нефедова. Но мой образ настолько выветрился из ее памяти, что я решил упростить свою задачу.

– Нет, я по другому вопросу, – ответил я, протягивая Наташе паспорт Нефедова. – Ситуация сложилась таким образом, что я вынужден отказаться от круиза.

Я расстроил менеджера. Ее лицо тотчас изменилось, словно солнце, под которым она стояла, закрыла свинцовая туча. Она нерешительно взяла паспорт, раскрыла его, посмотрела на фамилию и вернула мне.

– Это, конечно, не очень хорошо, – произнесла она, садясь за стол. – «Пафос» отплывает через семь часов, и я не знаю… А где ваша путевка?

– Я ее не получил.

– Ах да! Нефедов, Нефедов, я помню.

Она сняла со стеллажа скоросшиватель, раскрыла его и выудила из кипы бумаг голубой буклет с изображением белоснежной яхты, несущейся по волнам.

– Так, – сказала она. – Путевку вы оплатили полностью, значит, мы должны вернуть вам деньги… Вам известно, что вы потеряете пятнадцать процентов комиссионных?

Мне ничего не было известно, но я кивнул. Наташа принялась объяснять процедуру возврата денег. Я слушал ее не очень внимательно, так как мне в принципе все было известно. В тот момент, когда она придвинула мне тетрадь, где я должен был расписаться в получении путевки, в заднем кармане придушенным цыпленком запищала радиостанция. В неприятном предчувствии дурной новости я извинился перед менеджером, повернулся к ней спиной и поднес прибор к уху.

– Ну?

– Докладываю! – радостным голосом начал рапортовать Лом. – Позицию для наблюдения занял. Яхту обнаружил. На палубе пока никого нет.

Большой дядя уподобился ребенку, который не устоял перед соблазном нажать на запретную кнопку и убедиться, что игрушка работает.

– Все?

– Тут рядом бар, – тише добавил Лом. – Сидят люди. Кое-кто на меня смотрит.

– Пусть смотрит, – позволил я. – Больше не звони.

Глава 13

С путевкой и заявлением о добровольном отказе от круиза я вышел из турагентства и направился к пропускному пункту. Я заранее подготовил необходимые объяснения на тот случай, если меня спросят о владельце путевки. Но дежурный вполне удовлетворился некоторым сходством моей физиономии с фотографией Нефедова в паспорте и расстопорил турникет.

Между портовых кранов, шныряющих туда-сюда погрузчиков и нагромождений контейнеров я вышел на пирс и походкой скучающего бездельника поплелся мимо пришвартованных лоцманских катеров, яхт и промысловых баркасов. Когда я поравнялся с белоснежным «Пафосом», мое сердце учащенно забилось от волнующего чувства близости к тайне, к тому месту, где вскоре в узком кругу туристов окажутся преступник и автор анонимного письма.

Не проявляя особого любопытства, я вялым взглядом скользнул по белым бортам яхты, по кормовой палубе, прикрытой сверху зеленым тентом, и пошел дальше. Метрах в пятидесяти от яхты я увидел монтажную тележку с Л-образной лестницей и площадкой наверху. Удобнее места для наблюдения трудно было найти. Подобрав с земли расколотую оранжевую каску, я напялил ее на голову и полез по лестнице вверх. Когда я сел на площадку, свесив ноги вниз, «Пафос» оказался передо мной как на ладони.

Некоторое время я рассматривал палубу и надстройку. Это было изящное моторное судно с высокими бортами, приземистой, с обтекаемым профилем рубкой, оснащенной огромным ветровым стеклом, и плоской, резко усеченной кормой, внизу которой чернели два внушительных отверстия для выхлопных газов. Поверх рубки громоздились навигационные приборы, прожекторы и сирены, на тонкой стеньге трепыхался кипрский белый флаг с желтым контуром острова посредине.

Вскоре я увидел первого обитателя яхты. На палубе показался худощавый парень в плавках, коротко стриженный, в темных очках. Торс его был смуглым от загара, а ноги худые и бледные – этакий профессиональный «строительный» загар. Я подумал, что он либо матрос, либо портовый служащий. Похлопывая скрученной в трубочку газетой по ноге, он подошел к шезлонгу и опустился в него.

– Ты не уснул? – спросил я в радиостанцию.

– Скорее пить брошу, – сразу же заверил Лом.

– Что видно? – проверил я его.

– Парень какой-то на палубе загорает. Больше никого не видно… Можно я на минутку к бару подойду, возьму себе минералочки? В глотке пересохло.

– Валяй!

Прошел час. Несколько раз в окнах рубки я замечал движение. Мелькал смуглый человек в белой рубашке с короткими рукавами, говорил по мобильному телефону, листал лоции или же, опершись локтями о подоконник, неподвижно смотрел в открытое море. Худой парень в шезлонге устал от чтения и уснул, накрыв газетой лицо. Кажется, и я начал бороться со сном. Было невыносимо жарко. Монтажная каска на моей голове раскалилась, и мне казалось, что на моей голове лежит стопочка свежеиспеченных блинов. Прошло еще полчаса. Я мечтал искупаться в море. Словно прочитав мои мысли, худой парень проснулся и, покачиваясь, подошел к краю кормы. Я думал, что он сейчас сиганет вниз головой, но тот благоразумно воспользовался веревочной лестницей, опустился до уровня воды, пощупал ее ногой и купаться передумал. По каким-то законам течений на поверхность вышли глубинные слои, и море, несмотря на жару, было ледяным.

Чем больше я сидел в своем гнезде, тем быстрее таяла уверенность, что незнакомка, которую мы с Ломом ждали, появится на яхте. Но я настолько уверовал в то, что попал в десятку, развязка казалась мне настолько близкой, что всякая мысль об ошибке была для меня невыносимой.

Ожил и стал разворачивать гигантскую стрелу портовый кран. Его тень на мгновение накрыла меня. Со скрипом и стоном вниз пошел тяжелый крюк, словно коготь исполинского коршуна, нацеленный на жертву. Рабочий, накинув на него крепежные тросы, махнул рукой. Контейнер, поворачиваясь вокруг своей оси, плавно взмыл в воздух. Когда он поднялся настолько, что я увидел его днище, из щелей хлынула какая-то жидкость. Стрела, описывая дугу, пошла по кругу. Я не успел предвидеть ближайшее будущее, как контейнер пронесся над моей головой, облив меня пахучим маслянистым дождем.

Моя белая рубашка в несколько секунд покрылась серым горошком и стала напоминать косоворотку, в которой сказочный Емеля катался на печи. Представив себе лицо Зинаиды, которой опять предстояло встретить меня вечером в странном виде, я разразился крепкими словечками в адрес крановщика и принялся стаскивать рубашку. Кинув взгляд на яхту, я понял, что едва не пропустил нового пассажира «Пафоса». На палубе, рядом с худым парнем, спиной ко мне стояла девушка в светлом сарафане и широкополой соломенной шляпке. В руке она держала несколько пузатых полиэтиленовых пакетов, на плече висел ридикюльчик из мятой белой кожи. Худой что-то рассказывал девушке, размахивал руками, широко улыбался, очень стараясь понравиться.

Лом молчит, подумал я. Значит, не она.

Парень взял девушку под руку и подвел к борту, показывая на воду. Они оба посмотрели вниз. Теперь я мог увидеть девушку спереди. Это было кукольное создание с мелкими чертами лица, лишенного яркой косметики, отчего красота девушки казалась хрупкой, зыбкой, словно отражение на поверхности воды в колодце.

Интуиция не просто шевелилась где-то в глубине моей души. Она отплясывала канкан, сотрясая все мои внутренности. Я выхватил из кармана радиостанцию и нажал кнопку вызова.

– Слушаю, шеф! – очень громко и развязно ответил Лом.

– Ты видишь? – спросил я.

– Да, да! Сейчас! – после некоторой паузы ответил спасатель, затем в трубке раздались шорох, отдаленные голоса. – Я тут на минутку к бару подошел, водички захотелось…

– Я тебя убью! – пообещал я, стиснув зубы. – Я из тебя вытряхну всю твою мерзкую душонку! Бегом к окну!

– Не сердитесь, Андреич! – торопливо заговорил спасатель. Он тяжело дышал. – Сейчас все сделаю!.. Вот я уже у окна… Айн момент!.. Трубу никак не раздвину…

– Ты что, опять выпил, крокодил проспиртованный? – Я был вне себя от ярости.

– Да какой там… Один глоток! Ей-богу… Все! Все вижу! Вот «Пафос», вот палуба…

– Ты девушку на палубе видишь?

– Девушку? Какую девушку?.. Мать честная! Да это ж она! – вдруг перешел на шепот спасатель.

Я ерзал на узкой площадке, и лестница подо мной угрожающе раскачивалась.

– Ты ничего не перепутал, алкалоид? Посмотри внимательнее!

– Да какой базар, Андреич! – начал заверять меня Лом. – Это точно она! Маму свою я так бы не узнал, как ее! И волосы, и губы, и нос…

– Ладно, – произнес я. – Тогда можешь сворачиваться. Жди меня на станции. Но учти: если ты что-то напутал…

– Да чтоб мне высохнуть на этом месте! – перебил меня Лом страшной клятвой. – Хватайте ее за жабры и ни в чем не сомневайтесь!

Девушка снова повернулась ко мне спиной, подняла с пола пакеты и скрылась за дверью. Видимо, она спустилась на нижнюю палубу, где располагались пассажирские каюты. Я затолкал радиостанцию в карман, скинул с головы каску и быстро спустился на землю. Несколько мгновений я не видел яхты, ее заслоняла стена контейнеров. Обойдя их, я пошел по пирсу, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Я еще не знал, как мне задержать «следовательшу» и под каким предлогом отвезти ее в пункт проката. Путевка, лежащая в кармане, позволяла мне беспрепятственно пройти на «Пафос», но мне не хотелось устраивать на яхте шум. В то же время у меня не было уверенности в том, что девушка до отплытия яхты сойдет на берег. Убийца скорее затаится в каюте, чем станет светиться на пирсе или тем более на набережной Ялты.

Я продолжал медленно идти, приближаясь к «Пафосу», но никакая идея в голову не приходила. Я уже слышал, как бьются слабые волны о борта яхты, как резиново скрипит трап, перекинутый между кормой и пирсом, и из открытого окна рубки льется музыка. Надо было либо остановиться, не доходя до яхты, либо пройти мимо, чтобы не попасться на глаза убийце раньше времени и не насторожить ее своим навязчивым мельканием. Я не выбрал ни того, ни другого, продолжая двигаться, с пьяной сосредоточенностью глядя себе под ноги.

– Куда намылилась, ласточка? Меня с собой возьмешь?

Я поднял голову. Худой парень сидел на перилах и освещал улыбкой девушку. Она шла по палубе к трапу. Наши пути пересекались где-то у причального кнехта, метрах в двадцати впереди меня. Если я не остановлюсь, то мы обязательно столкнемся нос к носу. Что делать? Хватать ее за руку на глазах у парня? Но он клеится к ней, похоже, с самого утра и уже присох так, что драки с ним не избежать. Ускорить шаги и уйти вперед? Но вдруг «следовательша» почувствует опасность и вернется на яхту?

Мне ничего другого не оставалось, как прибегнуть к избитому приему: остановиться, присесть и начать манипулировать шнурком. «Следовательша», не ответив парню, пошла по трапу. Я слышал четкий стук ее каблуков. Вот она сошла на асфальт, в котором ее каблуки стали слегка вязнуть, и девушка замедлила шаг. Мне показалось, что она на мгновение остановилась. Я не выдержал паузы, приподнял голову, и наши взгляды встретились.

Мне показалось, что я ненароком поднес горящую свечу к лицу и опалил ресницы. Взгляд девушки обжег меня нескрываемой ненавистью. Ошарашенный таким неожиданным откровением, я выпрямился и некоторое время смотрел незнакомке в спину. «Следовательша» быстро шла по пирсу в сторону пропускного пункта. После немого и молниеносного выяснения отношений мне уже было наплевать на чувства парня, и я последовал за девушкой, быстро сокращая дистанцию между нами.

Она прошла мимо бастиона контейнеров, перешагнула через рельсы крана и на секунду обернулась. Такой реакции на мой откровенный взгляд я не ожидал. «Следовательша» вдруг круто повернулась на каблуках в сторону, кинулась к контейнерам и юркнула в узкий проход между ними.