Я закрыл ворота гаража, взял Ингу под руку и вывел через дверь во внутренний дворик. Ресторан и моя щедрость совершенно неожиданно подкинули проблему. Я вел шатающуюся Ингу и уже не был уверен, что она сможет адекватно воспринять то, что я для нее приготовил. А если дать ей выспаться, не вызовет ли у нее подозрение тот факт, что я так долго не поднимал тревоги?

Но Инга, к моему удивлению, еще была способна соображать и заметила то, что не всякая трезвая женщина заметит.

– А почему калитка открыта? – спросила она. – Кто здесь болтался в наше отсутствие? А? По рогам ему!

Я остановился как вкопанный. Ингу немного занесло, и она обняла пружинистый кипарис.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал я. – Ключи от калитки есть только у меня.

– Ну! – подтвердила Инга, отталкивая от себя кипарис. – А я о чем говорю!

Она хотела взять меня под руку, но я кинулся вперед, плечом распахнул чугунную дверь настежь и, словно наткнувшись на препятствие, застыл перед дверями в бар. Потом словно какая-то сила кинула меня на колени. Со сдавленным стоном я ударил кулаками по краю аккуратной ямки посреди цветника, будто начал неистово молиться, схватил землю в пригоршни и швырнул ее в лицо Инге. Девушка, как привидение, неслышно приближалась ко мне. Я еще никогда в жизни не видел, чтобы человек мог так быстро протрезветь.

– Что?! – едва слышно произнесла она.

– Ничего!! – крикнул я, вскочил на ноги и стал неистово топтать цветы, потом прислонился к стеклянной стене и сделал вид, что зарыдал.

Инга взяла меня за плечи и повернула к себе. Ее и без того бледное лицо в свете луны казалось зеленым.

– Ты мне можешь объяснить? – тихо сказала она. Я почувствовал, что каждое слово дается ей с трудом. – Что произошло? Чего ты психуешь?

– Сейчас ты будешь психовать, – с мстительной угрозой произнес я, убирая руки Инги со своих плеч. – Здесь, в этом цветнике, я закопал свое золото. И вот… осталась только ямка.

Казалось, что до Инги не сразу дошел смысл моих слов. Она нахмурила брови, рассматривая мое лицо так, словно на нем проявились следы какой-то тяжелой болезни, и вдруг изо всей силы ударила меня по щеке.

– Мерзавец! Негодяй! – крикнула она, отвернулась и пошла по двору, откидывая ногой пластиковые стулья.

Нет, вы только посмотрите на нее, подумал я, потирая пылающую огнем щеку.

Инга дошла до бетонной стены, уперлась в нее лбом и негромко засмеялась. Потом взяла себя в руки, замолчала, вытерла ладонями щеки и вернулась ко мне.

– Извини, – произнесла она, избегая смотреть мне в глаза. – Но это самое ужасное: человеку дают надежду, а потом отнимают ее… Для таких случаев заводят огромного сторожевого пса. Я подарю тебе щенка ротвейлера или мастифа. Хотя… хотя собака тебе уже ни к чему.

Она потянула на себя стеклянную дверь бара, раскрутила над головой сумочку и закинула ее за спину.

– Шляпа ты, Кирилл! – сказала она неожиданно повеселевшим голосом. – Кто ж золото в землю зарывает?

– Я. И еще, кажется, Буратино.

– Вот потому-то жизнь вас и наказала.

* * *

Нет, жизнь наказала меня за другое: я нарушил свое правило – после полуночи не пить, и утром страдал от головной боли и жажды. Вдобавок телефонный звонок курлыкал на редкость противно, отчего мне казалось, что кто-то сверлит мне череп мощным бошевским перфоратором.

– Ну? – раздраженно спросил я, приложив трубку к уху, которое после нежной ладони Инги несколько увеличилось в размере.

– Это я, – прозвучал молодой мужской голос.

– Попова свинья, – ответил я в рифму. – Представляться надо!

Какой же я бываю противный, когда неважно себя чувствую!

– Это Володя… Ну, короче, автослесарь. Из «Rodeo-motors».

– А-а! – кивнул я, почесывая волосатую грудь. – Теперь узнал. Ну, как жизнь, Володя из «Rodeo»? Что нового?

– Я это… Короче, помнишь, ты мне говорил про своего другана, которого братки замочили? В общем, я тут кое-что вспомнил.

– Давай выкладывай!

– Не знаю, пригодится тебе эта информация или нет, – невыносимо растягивая гласные, сказал Володька. – Короче, после того, как он тачку конфисковал, выехал на асфальт… ну, короче, на шоссе, и тут к нему баба молодая подсела. И я так думаю…

Он замолчал, подыскивая слова. Я ему помог:

– Короче…

– Да! – обрадовался подсказке Володька. – Короче, баба эта не из наших краев. Прическа каре, очки по моде, шкары, платье до трусов, короче, прикид понтовый. Я тогда сразу подумал, что не случайно она к нему подсела. Печенкой чувствую, что братки ее подослали.

– Она голосовала?

– Нет, не голосовала. Я так подумал, что она его специально ждала… Ну как? Такая информация пригодится?

– Пригодится, Володя из «Rodeo»! Звони!

Я положил трубку на стол и пошел в душ. Перед зеркалом я остановился, посмотрел на свое отталкивающее отражение и подумал: а что? Приятно получить ненавязчивое подтверждение собственному таланту предсказания.

Выдавив немного крема для бритья на кисточку, я стал старательно намыливать свое отражение, чтобы поскорее убрать его с глаз долой.

Глава 33

Роман самостоятельно поставил крест на нашей конспирации, без предупреждения пришел ко мне, упал в кресло и, направив на себя вентилятор, посмотрел на меня, как на карточного шулера.

– У твоей игры, оказывается, опасные игроки, Кирилл. Я не думал, что дело закончится кровью.

«Вот только сейчас наступил час расплаты», – подумал я, глядя на Романа, и мысленно просил его простить меня. Конечно, он многого не знал. Игра, в которую я его втянул, для него называлась: «Поймать вора за руку». А для меня – «Давить всех гадов без разбору». Я увлекся, и Роман увидел, по каким на самом деле правилам идет игра. Если я уже спокойно вел счет жертвам, то Роман не был готов к жестокости.

Мне ничего не оставалось, как пожать плечами.

– Чего ты молчишь? – спросил Роман.

– А что тебе сказать? Ты пришел с какой-то новостью, но кидаешь мне по кусочку. Я жду, когда ты все расскажешь.

– Что это за баба, твоя актриса? Ты ее вообще хорошо знаешь?

– Немного знаю.

– Что там у нее в прошлом? Она не рецидивистка?

– Вроде нет.

– Вроде! – криво усмехнулся Роман и провел ладонью по блестящему черепу, усеянному крупными каплями пота. – Приходит она сегодня к нам на стройку. Время – шесть утра. Я едва глаза продрал. А она за горло: где живет Доходяга?

– Ну?

– И я ей сказал! Ты же меня предупредил, чтобы я…

– Дальше, дальше! – поторопил я. – Суть в чем? Суть?

– Она ушла. Я еще поспал. Потом мои в магазин за молоком пошли. Возвращаются и спрашивают меня: «Кого это ты на Доходягу натравил? Там, вокруг его сарая, «Скорая», милиция, народ толпится…» Не знаю, что там произошло, но ниточка может потянуться ко мне. Эти игры, Кирилл, мне ни к чему. Давай дальше без меня. Забери назад свои деньги, и закончим на этом…

Я смотрел на круглоголового низкорослого человечка, похожего на карлика, на его бронзовую лысину, на короткие ручки с толстыми пальцами, похожими на надутую медицинскую перчатку, и вдруг почувствовал, что перестал узнавать в нем своего школьного друга. А ведь ты трус, Ромчик, подумал я, с удивлением открывая в нем это качество. Ты был моим верным другом до тех пор, пока твоей шкуре ничто не угрожало.

Роман еще что-то говорил, но я уже его не слушал. Мое естество, мое внутреннее «я» уже вычеркнуло его из скудного списка людей, которым я мог верить, и лишь совесть, как жалкий лепет слабого адвоката, продолжала долдонить: «Ты эгоист, Кирилл. Ты заставляешь людей решать твои проблемы. И совсем не думаешь о том, чем это может для них обернуться…»

– Хорошо! – сказал я и быстро поднялся со стула, показывая, что разговор закончен. – Извини, я не рассчитал твои возможности.

Роман понял, что, сам того не желая, сжег все мосты между нами. Он попытался дать задний ход, объяснить мне, что я не совсем правильно его понял, но я уже откровенно подталкивал его к двери.

Тяжелый я человек, тяжелый!

* * *

Чтобы не привлекать к себе внимания, я пошел к котельной пансионата пешком. С моста спустился по тротуарной плитке, которой укрепили склон, потом по тенистому парку прошел до хозяйственного двора и оттуда уже свернул к котельной.

Рядом с фанерным сараем, который последнее время служил Доходяге ночлегом, стояли четыре милицейские машины, одна «Скорая», и, непонятно зачем, еще подъехала пожарная. Не меньше двух десятков старушек полукольцом окружали машины. Шел процесс оживленной дискуссии.

Когда я приблизился к зрительским позициям, на мгновение воцарилась тишина. Из сарая вышли санитары с носилками. На носилках, прикрытый короткой простыней, лежал Доходяга. Лицо было закрыто, но я узнал рабочего по обуви и руке, свисающей из-под простыни, с надписью «ГРИНЯ» на тыльной стороне ладони.

Следом вышли два милиционера и мужчина в штатском. Я узнал в нем следователя Маркова. Все курили. Остановившись перед входом, проводили взглядами носилки. Зеленый «УАЗ» с красным крестом на борту повез Доходягу в морг.

Я протиснулся через шеренгу старушек. Марков заметил меня, энергично кивнул, одновременно с этим затягиваясь сигаретой.

– Я тебя искал! – сказал он мне, протягивая руку и жмуря воспаленные от едкого дыма глаза, потом обнял за плечо и отвел в сторону. – Слушай, мне какой-то парень звонил, что-то про наркотики говорил, на тебя ссылался – я ничего толком не понял.

Он вопросительно взглянул на меня.

– Володька? – уточнил я и замялся, потому как легенда на этот случай была не готова. – В общем, ты помнишь, я как-то частным сыском хотел заняться. Ну, кое-что по наркотикам зацепил.

Следователь, совсем ослепший от дыма, кивал головой и часто затягивался. Жесткая щетка его черных усов порыжела на кончиках от никотина. Он прикидывался простачком, мужиковатым увальнем, который совсем не разбирался в тонкостях жизни. Все он понял, просто проверял меня.

– А потом раскинул мозгами, – продолжал я, – оценил свои возможности и пришел к выводу, что сам это дело не потяну. И дал своему осведомителю твои координаты. Ничего? Нормально?

– Нормально! – кивнул Марков и хрипло откашлялся.

Теперь можно было спрашивать Маркова обо всем, что меня интересовало.

– А что с этим Доходягой случилось? Это ведь мой рабочий.

– Правда? – спросил он, совсем не удивляясь этому известию, затем его морщинистое лицо сжалось еще больше и стало напоминать выжатую половую тряпку. – Утром сегодня грохнули. Двумя выстрелами в голову из «макарова»… Курить хочешь?

– А кто грохнул, выяснили?

– Пока нет… А-а! – вспомнил он и полез в карман. – Вся его конура была засыпана этой ерундой.

Он раскрыл ладонь и показал мне латунный кружочек с рельефным изображением всадника.

– Думали, что настоящие, оказались поддельными, – сказал следователь, кидая под ноги окурок и доставая из мятой пачки новую сигарету. – Теперь будем искать, где их штамповали, кто заказчик… – Он отвлекся на мгновение, прикуривая от спички. – Не поможешь нам?

Это был даже не намек, а конкретная просьба, конкретно ко мне. Я попытался ухватить взгляд Маркова, но не смог – тому снова дым проел глаза.

– Нет, к сожалению, не смогу, – ответил я.

– Ну, как знаешь, – ответил Марков и вроде как тотчас забыл обо мне. Он повернул голову и крикнул милиционеру: – Геращенко! Отведи всех на десять шагов! Сколько повторять можно, чтобы не мешали работать!

Снова переключил внимание на меня, повел плечами, словно хотел извиниться за то, что не может больше уделить мне времени, и прохрипел напоследок:

– Ну, давай! Будет что сказать – заходи.

Я тоже повернулся и пошел прочь, испытывая единственное желание: как можно реже встречаться с Марковым. Теперь из всей своры остался всего один человек, подумал я, поднимаясь по плиткам на мост.

Но ошибся ровно на одного человека.

Глава 34

Кто сказал, что у меня есть талант предсказателя? Я сам и сказал? Хвастун! Пижон! Тупица…

Я уже доехал до развилки, делящей шоссе, как змеиный язык, надвое, как вспомнил, что сегодня вторник, а забрать плитку для бассейна надо было в среду. Пришлось тут же разворачиваться на круг и мимо патриотического обелиска ехать к автовокзалу.

Сбросив скорость, я прокатился вдоль посадочных платформ, глядя на толпы белокожих курортников, вываливающихся из автобусов, как вдруг из-за округлой кормы «ЛАЗа» мне под колеса кинулась женщина.

Я вдавил в пол педаль тормоза, крепко выругался и вывернул руль влево. Ничего страшного не произошло, спасенная женщина счастливо помахала мне рукой, и я уже был готов придать своему «Ниссану» достойную его скорость, как вдруг меня окатила волна мистического ужаса.

Я снова ударил по тормозу, рванул рычаг на себя и обернулся, глядя в зеркало на женщину. Чувствуя, что мне сейчас станет дурно, я машинально выключил зажигание и, перебравшись на соседнее сиденье, прижался носом к стеклу.

К машине шла Лебединская.

Одной рукой я закрыл свой рот, из которого, как из трембиты, стали вырываться некрасивые гортанные звуки, а второй зачем-то схватился за ручку двери.

– Как хорошо, что я тебя встретила! – громко говорила Лебединская, дергая за ручку снаружи.

«Если это сумасшествие, – подумал я, – то важно выяснить, как долго оно длится».

Она все-таки раскрыла дверь. Я отшатнулся и вцепился в руль.

– Ты домой? – спросила она, отдергивая штанину, чтобы легче было поднять ногу и залезть в салон. – Возьми сумку, пожалуйста! Сестра надавала всего подряд…

Я перехватил из ее рук большую спортивную сумку и, не зная, что с ней делать, сунул ее между собой и рулем.

– …Я ей говорю: куда ты столько кладешь, – продолжала рассказывать Лебединская, усаживаясь рядом со мной и по-мужски сильно захлопывая дверь. – А она и копченого сала, и варенья, и самогонки зачем-то дала. Трехлитровую банку! Ты самогонку любишь, Кирилл?

Я почувствовал, как ужас схлынул, напряжение спало и на смену им пришел идиотский смех. Он колотил меня крупным ознобом, заставлял крутить головой, а когда я уже не смог с ним бороться, то дико засмеялся, отчего машина помчалась вперед по весьма неровной траектории.

– Ты чего развеселился? – спросила Лебединская, глядя на меня с некоторой подозрительностью.

Я вытирал кулаком слезы, всхлипывал и ловил ртом воздух.

– Да так… – произнес я и закашлялся. – Анекдот вспомнил… Вы где были?

– У сестры в Коктебеле, – ответила Лебединская, немного сбитая с толку моим припадком веселья. – Я в отпуске. Разве я тебе не говорила?

– Говорили, говорили, – бормотал я и кивал головой. – Это очень хорошо, что у вас отпуск. Это просто замечательно… Вы даже себе представить не можете, как это хорошо… Значит, за пирожками вы не ходили?

– За какими пирожками? – насторожилась Лебединская.

– С картошкой и капустой.

Лебединская помолчала и ответила другим тоном:

– Ты какой-то странный, Кирилл.

– Это очень мягко сказано, тетя Шура, – ответил я. – Я не то что странный. Я вообще в дегенерата превратился… Вы меня простите! Бога ради простите, тетя Шура!

Мы приехали в Уютное, промчались мимо музея. Лебединская ностальгически вздохнула:

– Соскучилась! Хорошо дома!

Я лихорадочно думал над тем, что ей сказать про обыск в ее квартире. Когда подрулил к ее подъезду, то решил вообще ничего не говорить.

– Ты мне сумку поможешь занести? – уверенная в положительном ответе, спросила Лебединская. – А я тебе сальца отрежу.

Я понял, что наступил предел моим артистическим возможностям и если зайду в ее квартиру, то уже не смогу разыграть перед несчастной женщиной удивление и возмущение. Лебединская поймет, что я уже видел «порядок» в ее квартире. Следом за этим последует вопрос: почему не отправил срочную телеграмму в Коктебель и не вызвал ее? Что я скажу? Извините, я думал, что вы – покойница?

– Я очень спешу, тетя Шура! – поклялся я, приложив руку к сердцу. – Мне вообще-то надо было в Щебетовку за плиткой. Через полчаса они закроются. Времени – в обрез!

Лебединская покачала головой, взялась за сумку сама и недовольным голосом произнесла:

– Ты очень изменился, Кирилл! Какой-то ты не такой стал!

Хлопнула дверью и пошла к подъезду.

Я, как жалкий трус, реактивным снарядом помчался к себе домой. Мне нужно было принять ледяной душ, выпить можжевеловой водки и, уединившись в кабинете, подумать над тем, что в конце концов творится в этом дурном и донельзя запутанном мире?

Если я не сошел с ума, значит, Лебединская жива. Мало того, она, по всей видимости, в недавнем прошлом не попадала под колеса автомобиля. Отсюда вытекает, что она не попадала под колеса «шестерки», за рулем которой находилась Инга. Следовательно, Инга не сбивала Лебединскую. Точнее, она сбила не Лебединскую.

А кого?!!

Какой винегрет царил в моей голове, когда я подъехал к гостинице! Первой моей мыслью было намерение немедленно ехать в морг и убедить тамошний персонал в том, что кандидат исторических наук, заслуженный работник культуры Александра Лебединская к ним не поступала по причине пребывания в состоянии жизни.

Стоп! – сказал я сам себе и невольно надавил на тормоз. А кто вообще первый сказал, что Инга сбила Лебединскую? Да я же сам и сказал, черт рогатый! Я же первый поднял панику, когда услышал от Инги про пирожковую, два часа пополудни и брючный костюм!

Я дернул себя за волосы. Убить тебя мало, Вацура! – угрожал я сам себе. За такие вещи утопить не жалко! Ни в чем не повинную женщину в покойницы записал! Стыдуха!

Нет, в морг ехать не надо! – отбросил я в сторону первую бредовую идею. Хотя, конечно, когда-нибудь придется выяснить, кого же на самом деле сбила Инга. Кто та женщина, которая несколько дней назад, в два часа дня, проходила по пешеходному переходу в Вишневом проезде?

А была ли женщина?

А кровь! Вмятина!

А была ли вообще кровь?

Но было же в криминальной сводке сообщение о наезде!

Я заехал в гараж, вылез из машины и захлопнул дверь, как Лебединская, не жалея сил. Вышел через торец во двор и столкнулся нос к носу с Бразом. Я не придал значения тому, что он был страшно бледен, а его глаза – неестественно светлы и блестели так, словно он поставил себе контактные линзы.

– Привет! – фамильярно приветствовал я его, взмахнув рукой. – Что нового на поприще киноискусства?

Его ответ на мой дежурный вопрос был мне неинтересен, и я, не задержавшись, прошел мимо, но Браз вдруг схватил меня за руку и рывком повернул к себе.

Только тогда по его глазам я понял, что встреча с Лебединской не последнее потрясение на сегодняшний день.

– Инга погибла, – глухим голосом произнес Браз.

Глава 35

Он провел ручкой по бланку, чертыхнулся и бросил ее на стол.

– Пальцы не шевелятся, – сказал Браз. – Давайте-ка вы, у вас нервы покрепче.

Я склонился над круглым столиком, взял новый бланк телеграммы.

– Вот адрес. – Браз придвинул ко мне смятый конверт. – Коктебель, Приморский бульвар, дом шесть. Арабову Н. Н. Не знаю, как его имя и отчество.

– Дальше, – сказал я.

Браз задумался.

– Никогда еще не отправлял такие телеграммы, – признался он. – «Срочно выезжайте, погибла дочь»… Нет, не то, это ужасно! У него не выдержит сердце!

– А что вы предлагаете? – нахмурился я.

– Надо как-то помягче.

– О гибели дочери мягко сказать невозможно. Это все равно что мягко порезать человеку сердце.

– Ну, пишите как знаете! – начал нервничать Браз. – Пишите: «Выезжайте в Судак в связи со смертью Инги»… – Он поморщился и покачал головой: – Я постою на улице, мне, кажется, становится дурно.

Я сочинял скорбный текст и еще не верил до конца, что пишу правду. Всего несколько часов назад, минувшей ночью, мы с Ингой сидели в ресторане, упивались шампанским, она была весела и беззаботна, строила планы на будущее, мечтала о новых ролях и вскользь упоминала о кинофестивале в Каннах. Сейчас она лежала на дне Черного моря, холодная, безразличная ко всему, навеки похоронившая в себе свои пороки, надежды и несбывшиеся мечты.

Из путаного рассказа Браза мне стало известно, что Инга погибла сегодня утром, отказавшись от услуг каскадера. Трюк, который она выполняла, был относительно несложным. Дельтаплан с мотором завис над движущимся катером, Инга схватила фал с карабином, пристегнулась к страховочной обвязке, и дельтаплан поднял ее в воздух. Вот, собственно, и все, что должно было попасть в кадр. Затем дельтаплан должен был пролететь над мелководьем на малой высоте, а Инга, отстегнувшись от фала, упасть в море, где ее поджидала группа спасателей.

Браз утверждал, что карабин был исправен и раскрывался очень легко. Как бы то ни было, но в воздухе с Ингой что-то случилось. Похоже, что ее охватила паника. Не дождавшись, когда дельтаплан сделает вираж и подлетит ближе к берегу, к безопасному месту, она перерезала ножом фал и упала в море в двух километрах от берега.

Пилот заметил не сразу, что тащит за собой лишь обрезок веревки, и потому не смог точно запомнить место, куда упала Инга. Когда дельтаплан пролетел над местом прыжка, никто ничего не понял, в том числе и спасатели, ожидавшие Ингу. Началась неразбериха. Постановщик трюков связался с пилотом по радио и стал выяснять, куда подевалась актриса. Пилот в свою очередь обложил всех матом и ответил, что в его обязанности входило следить за курсом и высотой, а не за игрой актрисы.

Группа водолазов, которую срочно вызвали из Феодосии, прибыла лишь час спустя, таким образом, поиски Инги начались с большим опозданием. Как назло, погода резко испортилась, на море появились «барашки», вода стала мутной. Вертолет ВВС, прибывший на поиски, сделал всего лишь круг над предполагаемым местом падения Инги и улетел на базу в связи с ухудшением погоды.

Поиски Инги были прекращены. Спасатели, разводя руки в стороны, вынесли свой вердикт: без специальных плавсредств и при такой волне девушка вряд ли смогла бы продержаться на воде больше часа.

* * *

Поговорить с Марковым по телефону было невозможно. Полчаса у него было занято, а когда наконец сигнал пробился, следователь, не дав мне рта раскрыть, произнес своим хриплым голосом:

– Ты знаешь, старина, эти киношники за неделю мне столько работы навалили, сколько я за весь год не видел! Извини, ничем не могу тебе помочь.

С оператором, который снимал последние мгновения жизни Инги, я тоже не смог поговорить. Его надолго заняла следственная бригада, приехавшая из Симферополя.

Находиться рядом с плачущим Бразом, помогая ему решать все оргвопросы, связанные с вызовом родственников и оформлением страховки, было невыносимо, и я незаметно смылся с его мокрых глаз.

Я наудачу заехал на стадион. Как и предполагал, все полеты на дельтапланах были отменены, кассовое окошко в вагончике закрыто куском фанеры, а техники убивали время за игрой в карты и разделкой сушеной рыбы.

Как только я заглянул в пропахший пивом и керосином вагончик, один из техников меня узнал.

– Опять за машиной проследить надо? – спросил он и подмигнул. – Нет, браток, сегодня полетов не будет. У нас ЧП… Присаживайся, пивка попей.

– Мне нужен Ник, – сказал я.

Воцарилось молчание. Техник с сухим треском оторвал от рыбины плавник и попробовал его на зуб.

– А ты не в курсе, что случилось? – спросил кто-то из темного угла.

– В курсе, – ответил я.

– Ника все утро в ментовке мурыжили. Вляпался он с этим кином, – пояснил техник.

– А сейчас где он?

– Где он? – продублировал вопрос техник, повернув голову в сторону темного угла.

– Где, где! В «Якоре» водку жрет… – ответили из темноты. – Ты вот что, парень! Ты сегодня не донимай его полетами, хорошо? Ему не до полетов. Сам понимаешь – на его аппарате, считай, баба разбилась.

Я молча кивнул и вернулся к машине.

* * *

«Якорь» – бар без окон, неимоверно прокуренный и одинаково темный в любое время суток. Когда я спустился, пройдя через шторку из бамбуковых палочек, то минуту или две не видел ничего, кроме стойки и разнопородных бутылок на освещенных крашеными лампочками полках.

Ник уже спал, уронив голову на стол, заставленный пустыми стаканами. Я подумал, что опоздал как минимум на два часа и теперь мне вряд ли удастся поговорить с пилотом. Но едва я сел рядом с ним, как Ник поднял голову, посмотрел на меня разбросанным во все стороны взглядом, выдернул из-под стола руку и протянул ее мне.

– Здоров! – сказал он, посмотрел на стол и вполне отчетливо оформил просьбу: – Будь другом, закажи чего-нибудь.

Я подозвал бармена, попросил две порции джин-тоника и очень крепкого кофе.

– Я тебя узнал, – сказал Ник, сделав глоток. – Ты пришел свести со мной счеты?.. Так давай не тяни! Бей!

Он склонился над столом, подставляя мне скулу. Несколько пустых стаканов упали на пол.

– Перестань, Ник, – ответил я. – Какие счеты? При чем здесь ты? Я не за этим пришел.

– Это была твоя девушка, – тихо произнес Ник, глядя в стакан. – Я тебя понимаю. Но, поверь, я ни в чем не виноват. Это просто несчастный случай. Она оказалась не готова…

Он замолчал, стиснул зубы. Светлая челка упала ему на лоб. Пилот беззвучно качал головой. Я опустил руку ему на плечо.

– Ник, – произнес я, – как все было?

Пилот снова отпил из стакана. Я видел, что джин-тоник уже не лезет ему в горло, но Ник продолжал пить через силу.

– У нее, наверное, началась паника из-за боязни высоты… – произнес он. – Ощущение падения, большая скорость, шок. Я начал разворот, а при этом маневре уже не замечаешь, есть груз на фале или нет. Когда я долетел до места прыжка, подо мной болталась только веревка.

Ник снова взялся за стакан. Казалось, что без него он задыхается.

– Нет, Ник, нет! – сказал я и придавил своей ладонью его руку. – Это ты рассказывал следователю. А я хочу знать правду!

– Отстань! – обозленно выкрикнул Ник, выдергивая руку. – Я сказал тебе то, что было.

– Ты врешь.

Ник схватился за чуб, провел ладонью по лицу.

– Слушай, дружище, принеси-ка еще по стаканчику!

Я встал и подошел к барной стойке. Бармен сосредоточенно жонглировал бутылками над стаканами. Я поймал его скользящий над моей головой взгляд, резко обернулся и увидел, как за бамбуковой шторой мелькнула спина Ника.

Я догнал его на набережной. Остановившись, пилот повернулся ко мне и надрывно крикнул:

– Да я тебя жалею! Ты понимаешь? Тебя!

Он отвернулся и зашагал дальше. Я шел рядом с ним, ожидая, когда у Ника лопнет терпение. Не глядя на меня, словно разговаривая сам с собой, пилот сквозь зубы процедил:

– Паника тут, конечно, ни при чем. Она прекрасно переносила высоту. Смотрела на меня снизу каким-то страшным взглядом и медленно вытаскивала из чехла десантный нож… Я ей кричу: «Дура! Ты что делаешь?! Рано!» А она только головой качает, усмехается и подносит нож к фалу. А до берега еще километра два, и высота большая. Ну, я тогда понял, что она задумала, попытался быстро сбросить высоту, но было поздно. Она что-то крикнула мне, по-моему, «Прощай!» или «Прости!» и одним ударом перерубила фал… Тогда я тебя и вспомнил. Так и подумал: поругались, вот девчонка и решила назло тебе из жизни уйти…

Он остановился, взглянул на меня и добавил:

– Но не советую кому-либо рассказывать об этом… Да тебе самому, наверное, это не надо. Так?

– Так, – подтвердил я.

Глава 36

Что-то со мной происходило. В душу заползла и внесла дискомфорт какая-то смутная тревога или далекий отголосок совести. Неопределенное ощущение того, что я допустил серьезную ошибку, где-то переиграл, поступил так, как не должен был поступать, не давало мне покоя весь день. Пребывая в легком недоумении, прислушиваясь к себе, я сидел в своей резервации и тихо лакал ледяной «Бифитер».

Это от переутомления, говорил разум, привыкший всегда мыслить четко и ясно. Нигде не было допущено ни одной ошибки. Партия сыграна великолепно. Все, кто претендовал на мое золото, наказаны, причем я не превысил свои полномочия, не взял на себя роль ни судьи, ни палача. Судьба сама распорядилась ими.

Зашел проститься Браз. Он уезжал в Ялту расторгать с Черновским контракт на фильм.

– Он предложил другую девочку, внешне очень похожую на Ингу, которая могла бы сыграть главную героиню, – бормотал Браз. – Но я ухожу. Если он так хочет, то пусть ищет другого режиссера. А я ухожу… Прощайте, Кирилл! Я вам же-лаю, чтобы вы все-таки сыграли роль Странствующего Рыцаря. Жизнь, по большому счету, куда важнее кино.

Я не помнил, встречал ли когда-нибудь более несчастного человека.

В четвертом часу неожиданно позвонил мой приятель из газеты Игнат Варданян. Мне показалось, что он звонил из другого мира, легкомысленного и суетливого. Он несколько раз скороговоркой спросил меня о чем-то, но я никак не мог понять, что он от меня хочет.

– Ты что, пьян? – заорал Игнат, потеряв терпение. – У меня каждая минута на счету, а ты переспрашиваешь, как глухой немого! Она будет верстку подписывать? Или я запускаю в таком виде, как есть, но потом пусть не обижается!

– Какую верстку? – спросил я тихо. – Я не знаю, о чем ты говоришь.

Возникла пауза. Похоже, Варданян набирал в грудь воздуха.

– Вер-стку ин-тер-вью! – по слогам сказал Варданян. – Инга дала мне интервью, теперь надо вычитать и подписать верстку! Дошло?

Я вскочил с кресла.

– Что? – не поверил я своим ушам. – Инга дала тебе интервью? Когда?

– Вчера утром… А чего ты так удивляешься? Мы же договаривались!

– Когда это было? В котором часу?.. Ах, черт! Сиди в редакции, я сейчас приеду!

«Вчера утром, – бормотал я. – Когда же она успела? Зачем ей это вообще было нужно?»

Через пять минут я уже был у Варданяна в редакции. Он сидел спиной ко мне у монитора, но как только я зашел, тотчас крутанулся на офисном стульчике и протянул мне тонкую стопку листов с текстом.

– Давай! – махнул он на меня. – Сейчас половина четвертого. Значит, не позже семи чтобы верстка лежала у меня на столе. И предупреди ее, пусть читает внимательно!

Я сел на свободный стул, положил текст перед собой и, поддерживая голову руками, склонился над ним.

– Эй, импресарио актрисы! – удивленно окликнул меня Игнат. – Ты что же, за нее читать будешь?

Я не ответил. Я уже не слышал Варданяна. В сознании всплывало лицо Инги. И мне казалось, что я слышу ее голос.

«И. АРАБОВА: Давайте изменим привычную форму интервью. Ябудуговорить то, что мне хочется, а вы потом расставите по тексту вопросы.