– Нуми, кто они такие? Ты хоть что-нибудь узнала?

– Нет, но их излучения не внушают ничего тревожного. Мне кажется, они не враждебны.

– Давай потихоньку двигаться назад, – предложил он шепотом, будто боялся, что его услышат, и взял Нуми за руку.

Ники осторожно попятился и потянул за собой Нуми, но хобот тут же преградил ему дорогу. На кончике его было нечто вроде копыта или огромнейшей ладони. Эта самая ладонь растянулась вширь, расправила складки морщинистой кожи, и оттуда показались длинные пальцы с острыми когтями. Ники в ужасе отпрянул и упал на траву.

– Не шевелись! – снова предупредила его Нуми.

Пальцы охватили шлем мальчика и потихоньку потянули кверху, будто хотели поставить его на ноги. Потом стали осторожно ощупывать скафандр, словно проверяли, не сломалось ли что-нибудь. И тут Нуми – ох уж эти девчонки, хотя б и пирранские! – вместо того, чтобы воспользоваться обстановкой и удрать, сделала то, чего Ники никак не ожидал.

Она медленно подошла к хоботу, прислонилась к нему и начала его гладить и похлопывать по нему, как люди гладят и ласкают любимую кошку или, в крайнем случае, лошадь. Хобот выпустил Ники и повернулся к девочке, и она еще теснее прижалась к нему, не переставая поглаживать. Хобот схватил ее, понес к голове, которая смотрела сверху во все свои вытаращенные глаза-пластинки. Сейчас этот зверь ее проглотит! Ники совсем онемел от страха. Он даже и думать забыл о бегстве, хотя момент был подходящий. И потому не будем приписывать ему чрезмерную храбрость. Он просто с трудом соображал в эту минуту.

Нуми уже поравнялась с головой, разинувшей пасть с огромными челюстями. Ну и челюсти! Если чудовище собралось пообедать, то их с Нуми ему хватит на один зуб! А Нуми хоть бы что, она и челюсти погладила! Правда, сбоку. Они оглушительно щелкнули, открылись, опять закрылись. Тогда Нуми осторожно высвободилась из объятий хобота и ступила на голову зверя, тоже чудовищную и по виду, и по размерам.

Она вела себя как малый ребенок, который бесстрашно подходит ко льву, потому что считает его игрушкой. Вот, и с другой стороны поднялся такой же хобот, она и его гладит точно так же и даже показывает, чтобы он брал ее за талию, а не за руки. Вот второй хобот поднял ее и понес… к другой такой же голове. Поднес к глазам, а глаза – с колеса грузовика, не меньше! Нуми и на эту голову ступила как на край крыши. Спокойно выпрямилась и прошлась взад-вперед.

– Иди и ты сюда! – услышал Ники ее голос в шлемофоне. – Отсюда лучше видно. Буф-ф! Ничего не понимаю! Где чья голова, где чье тело?

И тут Ники пришла разумная мысль. Раз Мало доставил их сюда, на эту планету, и спокойно стоит себе на поляне, значит, он знает, что здесь им не грозит никакая опасность. Ведь недаром же он – Спасающий и Охраняющий жизнь! Ники успокоился и решил обойти зверей по земле и получше их рассмотреть. Ему казалось, что он обходит гигантские стволы деревьев, среди которых еще недавно пробирался в лесу, – такие у них были толстые ноги и такой сморщенной и загрубевшей, как кора, была у них шкура. Одна, вторая, третья, четвертая… еще одна… и еще одна… Внезапно откуда-то сверху к нему потянулась какая-то штуковина, гибкая, как шланг, сужавшаяся книзу. Что это, хвост или хобот? Рассмотреть он не успел, помешали руки, которые он инстинктивно вытянул перед собой для защиты. Что-то легонько коснулось его, и он поступил так же, как его храбрая спутница с Пирры: обнял этот хвост (или хобот?), погладил его и потянул к себе. Бережно штуковина обхватила его и стала поднимать наверх с быстротой скоростного лифта. Через мгновение Ники уже стоял на ногах. Живой лифт, извиваясь, как змея, уходил в сторону, а Нуми махала ему рукой с расстояния пяти-шести метров:

– Эй, Ники, добро пожаловать к невиданным и неслыханным зверям!

Надо же, она еще и смеется! Ну и девчонка! Ведь каждый, кому удавалось забраться на спину такого чудовища, прекрасно знает, что в такой ситуации человеку не до смеха.

Там, где родился Ники, говорят: у страха глаза велики. Нам неизвестно, есть ли такая поговорка на Пирре, но зато мы знаем, что Нуми увидела куда больше животных, чем их было в самом деле. Сначала ей показалось, что их несколько, потом – что двое, а в конце концов оказалось, что животное всего одно. Наверное, у страха глаза велики во всей Вселенной. И если так, значит, мы открыли еще один закон природы.

У гигантского животного было две головы, причем с каждой свешивался гибкий хобот, множество ног, точное число которых оказалось невозможно установить даже сверху, и два похожих на хобот хвоста, которые тоже умели хватать предметы с ловкостью человеческих рук. По спине его проходила глубокая борозда – совсем как впадина между двумя холмами.

Пока ребята разгуливали по спине гигантского животного и выглядывали то с одного его бока, то с другого, оно тронулось с места. Двигалось оно с удивительной легкостью и быстротой.

– Это потому, что здесь слабая гравитация, – сказала Нуми. – У нас такая туша не смогла бы жить. Ее бы придавила собственная тяжесть.

– Да, но нам-то что делать? – спросил ее Ники: он был уверен, что теперь они попали в безвыходное положение – с такой высоты и вовсе невозможно удрать.

– А это тебе решать – ведь это ты хотел увидеть неведомых зверей.

В голосе Нуми не было насмешки, но как следовало понимать ее слова в том положении, в котором они находились? Мало того, она еще и растянулась на спине животного, будто собиралась отдыхать.

– Буф-ф! У меня все кости переломаны. А ты легко отделался. Оно увидело, что ты похож на меня, и оставило тебя в покое. А меня, должно быть, исследовало. Ты не представляешь себе, как оно меня качало и кидало во все стороны! Хорошо, что скафандр выдержал!

– Конечно, он тебя исследовал! Он же сразу понял, что ты – экспериментальное существо!

Нуми ничуть не обиделась, не то что раньше, когда он обращался к ней с разными словами вроде: «Эй, экспериментик, как жизнь?» Она только сказала:

– Раз ты опять ко мне придираешься, значит, все в порядке.

Ники улегся рядом с девочкой.

– Ты права, – сказал он. – В нашем положении самое главное – спокойствие, крепкие нервы и здоровая пища, как говорят земные доктора. Я бы с удовольствием съел таблетку-другую.

– Я уже съела одну, – отозвалась Нуми. – Чудесное изобретение – эти наши таблетки!

– Чудесное для тебя. А я, сколько их ни глотаю, все равно хочу есть, когда жевать нечего.

Тут Нуми показала, что и она умеет поддразнивать; а когда они с Ники познакомились, она совсем не знала, как это делается. Ведь для того различные цивилизации и стремятся узнать друг друга, чтобы поучиться одна у другой разным полезным вещам.

– Знай я, что мы с тобой встретимся, – сказала Нуми, – я бы заказала специальный шлем, набитый жвачкой.

Ники ничего не ответил, потому что глотал вторую питательную таблетку из соответствующей трубочки в шлеме. Снова у него в желудке создалось ощущение полноты и сытости, но ведь земной житель привык пережевывать пищу, и челюсти у него сводило от голода. Жвачка лежала в кармане, снять же с головы шлем в атмосфере этой планеты он никак не мог. И потому мальчик стал смотреть в небо, которое со всех сторон затянули черные тучи.

– Наверное, пойдет дождь. Надо было захватить с собой в космос зонтики.

У зверя, на котором они ехали, зонтика, наверняка, не было, и он припустился бежать еще быстрее.

– Интересно, куда оно нас везет? – спросила Нуми.

Ники, задетый тем, что она не обратила внимания на его шутку о зонтиках, огрызнулся:

– К себе домой, деткам показать. Пускай и они посмотрят на диво-девчонку с двумя мозгами.

– Ну вот, Ники, ты опять, – огорчилась Нуми.

– А что ты меня спрашиваешь! Откуда я знаю!

– Значит, тебе не кажется странным, что у этого существа две головы, а то, что у меня два мозга, тебя раздражает! И это называется, ты меня любишь!

Ники тук же возмутился:

– Когда это я говорил, что люблю тебя?

– Но ты только что бросился спасать меня!

– Это совсем другое дело. Разве вы у себя на Пирре спасаете только тех, кого любите?

– У нас на Пирре мы все любим и уважаем друг друга. Потому что нет ничего дороже человека.

– Это совсем другое дело. И мы тоже… Ники хотел было сказать, что на Земле то же самое, но спохватился: и без своих телепатических способностей Нуми сразу поймет, что это неправда. Ведь тот тип, сторож на выставке, да и публика тоже, приняли ее не только без любви, но и без уважения. И потому он добавил: – Я хотел сказать, что ведь и вы любите не всех одинаково, разве не так?

– Буф-ф, – вздохнула Нуми. – Не хочется спорить. А ты – большой спорник!

Николай захихикал.

– Нет такого слова!

– А как вы называете человека, который спорит по любому пустяку?

Ники промолчал, и Нуми торжествующе воскликнула:

– Вот видишь – спорник. Это я придумала такое слово!

– Ты сама спорница! – огрызнулся Ники. – Нет такого слова!

– Нет, есть! Раз что-то создано, значит, оно существует. Нуми создает слова, а Ники жует жвачку! – поддразнила его девочка и вскочила с места, словно боялась, что он ее стукнет в отместку за жвачку, которую она терпеть не могла.

Но она вскочила не поэтому. Просто ей пришла в голову одна идея. Девочка подбежала к ближайшей шее зверя, которая была длиной чуть не с километр, и ловко стала карабкаться по морщинистой шкуре. Зверь как будто догадался о ее намерении; он повернул к девочке голову и опустил ее пониже. Добравшись до лба животного, Нуми распростерлась на животе и замерла.

– Эй, ты что там делаешь? – не выдержал Ники.

– Хочу понять, о чем оно думает. – Эта странная девочка ни разу не назвала чудище или зверем или животным. Для нее каждая живая тварь была существом. – Я чувствую какие-то сильные излучения.

– Раз он такой большой, то и мысли у него должны быть большие, – брякнул Ники, но, поймав укоризненный взгляд девочки, добавил: – Я шучу, конечно.

Тут вторая голова потянулась к Нуми и разинула чудовищную пасть, будто хотела проглотить ее или что-то ей сказать. Ники задрожал. Гигантские челюсти два-три раза щелкнули над самым шлемом девочки, а она совсем спокойно сказала:

– Интересно, излучение у них совсем разное. Как будто одна голова думает одно, а другая – другое. Правая очень волнуется.

– Наверное, они тоже спорят, – поддразнил ее Ники. – За свою долгую и нелегкую жизнь я не раз убеждался, что стоит двум головам оказаться вместе, они тут же начинают спорить.

Нуми рассердилась – его болтовня мешала ей сосредоточиться.

– Перестань рассказывать мне про свою долгую жизнь, не то я его попрошу, чтобы оно тебе ее укоротило! Вот ей скажу! – и она легонько стукнула пальцами по оскалившейся голове, которая придвинулась совсем близко к ней.

Голова защелкала зубами еще сердитей. Тогда другой хобот вытянулся, схватил Нуми за ногу и швырнул ее к Ники. Упав плашмя, Нуми тут же озадаченно присела.

– Буф-ф! – сказала она. – Ничего не понимаю. Зачем это оно?

– Не дает спорить.

Задняя голова удалилась с угрожающим рычанием.

– Ой, Ники! Она, кажется, хотела проглотить меня! – испугалась маленькая пирранка.

– Ну да! Если бы хотела, то съела бы.

– А может, это другая голова ей помешала. У нее излучения тоже сильные, но спокойные. Ведь это ее хобот спас меня.

– Это тебе кажется! Если тебе муха сядет на лоб, ты же ее прогонишь? Вот и мы для него все равно, что мухи.

– Но оно проявило интерес ко мне!

– Нам неизвестные мухи тоже интересны.

Нуми опять рассердилась.

– Слушай, спорник, если ты не будешь мешать, я все же попытаюсь что-нибудь понять. Помолчи немножко, прошу тебя, пожалуйста. Не одного же тебя мне слушать!.. Буф-ф, отсюда трудно уловить, излучение от обеих голов сливается, и не поймешь, где чье. Надо подойти поближе.

Но Нуми так и не удалось ничего понять. Не успела она подобраться к гигантской шее, как в почерневшем небе раздался оглушительный грохот, и яркие молнии разорвали его на сто кусков. Оба хобота схватили каждый по пассажиру и нырнули с ними под необъятное брюхо чудовища. Через минуту хлынул ливень, да такой, какого ни один из ребят не вплывал на своей родной планете. Ники казалось, будто они попали в самую середину Ниагарского водопада. Так называет я один знаменитый водопад на планете Земля; и если вам случалось видеть его по телевидению или в кино, то вы легко сможете себе представить, какие потоки обрушивались на спину чудовища, образуя у него с боков сплошную пелену воды.

– Вот видишь, оно заботится о нас, – обрадовалась Нуми, устраиваясь поудобнее на хоботе. – Это по-настоящему разумное существо.

Поступок животного действительно нельзя бы о объяснить иначе, и спорить тут не приходилось. Низвергшийся с неба водопад наверняка смыл бы их со спины зверя, как пушинки. Но мальчик был зол, потому что хобот держал его за бедро, а разве удобно висеть на крюке?

– У него две головы, у тебя – два мозга, конечно, вы друг друга понимаете! Скажи ему, что у нас скафандры и мы не промокнем. Пускай он нас отпустит.

– Чем говорить глупости, – отозвалась Нуми, – ты бы лучше записал свои наблюдения. Разве ты забыл, что мы отправились в космос исследовать неизвестные планеты? А что может быть интереснее этого существа, ведь оно явно разумное и доброе.

Ники и вправду забыл о своем дневнике, но окажись кто угодно в лапах такого зверя, вернее, не в лапах, а в хоботе, – не только про дневник – и собственное имя забудешь.

Ники осторожно похлопал зверя по толстой шкуре. Угадав его желание, тот свернул хобот баранкой, и мальчик, выскользнув из неудобного объятия, уселся, как на стуле. Эх, если бы это была настоящая баранка! – подумал он.

В шлемофоне раздался звонкий смех.

– Ты что?

– Неужели ты и правда хочешь его съесть? – заливалась смехом Нуми.

– Слушай, перестань читать мои мысли! Ты мне мешаешь диктовать! – строго сказал ей Ники и включил записывающий аппарат, но тут же передумал. – Я лучше потом. А то ты опять начнешь надо мной смеяться.

Девочка искренне возмутилась.

– Как это – смеяться? Ведь мы договорились, что самое главное и самое ценное в нашем путешествии – твои записи! Ты принадлежишь к одной цивилизации и видишь события с одной стороны, а я принадлежу к другой цивилизации и все вижу с другой стороны. Если смотреть на событие с разных сторон, его гораздо легче понять.

Тогда Николай снова включил диктофон и начал добросовестно диктовать свои наблюдения. Сколь бы поверхностны или неточны ни были эти наблюдения, они пригодятся земной цивилизации. И ни разу Нуми не перебила его, не внесла ни одной поправки или дополнения.

Ливень прекратился так же внезапно, как и хлынул. Хоботы вынырнули из-под живота зверя, вытянулись вперед и вверх, и ребята стали смотреть, как их хозяин поднимается по склону высокого холма, по которому сбегали потоки воды. На вершине холма трава уже почти высохла и ярко блестела на солнце.

– Интересно, что он собирается с нами делать? – сказал Ники. – Давай, попробуй внушить ему что-нибудь. Я читал, что некоторые животные поддаются гипнозу. Скажи ему, чтобы он нас отпустил.

Зверь прошел еще метров сто и остановился на ровной полянке. Хобот, державший Нуми, опустился до самой травы, выпустил ее, и она легко вскочила на ноги. Однако второй хобот резко вздернулся еще выше, и в ту же минуту к Ники потянулась широко раскрытая зубастая пасть. В ушах его раздался отчаянный крик Нуми. Ники отчаянно задергался, но хобот ухватил его за ногу и понес к пасти. Еще мгновение, и он бы исчез в ней, но тут свободный хобот резко и сильно, как плетью, ударил свирепую голову. Она гневно закачалась из стороны в сторону, защелкала зубами, но оттянулась назад, хобот ее опустился и сердито швырнул мальчика к застывшей на месте Нуми.

– Бежим! – крикнул Ники, как только вскочил на ноги, вскочил очень быстро, хотя упал с порядочной высоты.

Но Нуми схватила его за руку.

– Подожди! Наверное, сейчас будет самое интересное!

– Сейчас он нас съест, тогда станет еще интереснее. Только не нам.

– Разве ты не видел, что вторая голова ему не велела этого делать? И по-моему, она послушалась меня, когда я ее попросила опуститься. А вот почему вторая голова такая злая? Надо бы и с ней подружиться.

И она направилась прямехонько к хоботу злой головы, который все еще гневно раскачивался над землей. Откуда у этой девчонки столько храбрости? И столько веры в добро? Хорошо еще, что первый хобот – уже в который раз! – спас ее; он ее догнал, обхватил пальцами и поставил рядом с Ники. А дальше произошло нечто совсем уже невероятное.

Внезапно огромная туша разделилась надвое, и ее злая половина с удивительной скоростью, прямо-таки галопом понеслась через поляну. Она взяла с собой половину ног, один хобот, одну голову и один хвост. Должно быть, она разозлилась, что ей не дали съесть ребят. Скоро она исчезла за гребнем холма, и оттуда донесся ее свирепый рев. Добрая же половина побрела по лугу и как ни в чем не бывало принялась целыми снопами рвать траву и отправлять себе в рот, огромные челюсти которого пережевывали ее со страшным скрежетом.

Нуми со всех сторон обежала добрую половину; на этот раз хобот не обратил на нее внимания, будто хорошо понимал, что девочка не собирается никуда убегать.

– Этого не может быть! – услышал Ники ее голос в шлемофоне. – Никаких следов! Все цело, ни раны, ни дырки, как будто обе половинки никогда не были одним существом! Ники, ты что-нибудь понимаешь?

Ники тоже ничего не понимал, и потому заговорил голосом мудрого прадеда:

– В своей долгой и нелегкой жизни, Нуми, я успел убедиться, что понять жизнь на других планетах весьма трудно. Хорошо еще, что эта половина – травоядная. Пошли отсюда!

Маленькая пирранка возмутилась.

– Да ты что! Уходить сейчас? Ведь мы должны посмотреть, что будет дальше! Узнать, куда ходила другая половина, вернется ли она, соединятся ли они снова…

Да, у девочки с Пирры явно куда больше стойкости и исследовательского пыла, чем у Ники. Но ничего не попишешь, такой уж у него характер: ему все время надо делать что-то ясное и понятное, а главное – приятное!

И Ники, взяв себя в руки, добросовестно обошел вокруг чудовища, вместе с Нуми заглянул ему под брюхо, пощупал его ноги и хвост. Хвосту это явно не понравилось, потому что он внезапно обвился вокруг ребят как петля и забросил их на спину зверя; они кубарем покатились по шершавой шкуре.

– Говорил я тебе, надо бежать! – сказал Ники, усевшись поудобнее и оглядевшись по сторонам. – Теперь опять придется начинать все сначала!

– Оно меня послушалось! – ликовала Нуми. – Это я ему внушила, чтобы оно снова подняло нас наверх!

– Еще бы, когда надо сделать глупость… – заворчал Ники, но голос его заглушил громоподобный рев.

Спина чудовища затряслась. Ребята вскочили на ноги. Что происходит с доброй половиной? Уж не рассердилась ли она на них?

Нет, оказывается, она встречала вторую половину, которая уже показалась из-за холма и с тяжким топотом мчалась к ним. Сейчас, сверху и издалека, ребята впервые увидели, какой страшный вид у зверя, даже у одной его половины. Он выглядел тем ужаснее, что из пасти его висела туша животного, похожего на земную лошадь.

Присев на корточки, ребята спрятались за головой доброй половины, в ожидании поднявшей хобот к небу, и боязливо выглянули из-за нее.

Хоботы радостно обняли друг друга, будто сто лет не виделись. Потом и головы потянулись друг к другу, и часть убитого животного оказалась в пасти травоядной половины зверя, который с большим удовольствием принялся ее жевать, хрустя костями. Затем обе половины встали рядышком и снова превратились в одно животное, у которого было всего по два: две головы, два хобота, два хвоста. И добрый хобот снова начал рвать траву и угощать ею другую половину.

– Значит, она и мясо ест, – отметила Нуми.

– Само собой, – согласился Ники. – Одна половина добывает мясо, а другая отвечает за салат.

– Буф-ф! – возмутилась маленькая пирранка, хотя ее возмущение трудно было принять всерьез. – Вы, земляне, не умеете говорить серьезно!

– Но я говорю совершенно серьезно! Потому она и охраняла нас от второй половины. Наверное, у этого животного добро и зло живут отдельна, каждое в своей половине. Знаешь, Нуми, это, пожалуй, не так уж глупо придумано. У нас, например, все вперемешку, так что и сам не поймешь, хороший ты или плохой. А что говорит на этот счет твой искусственный мозг?

Через минуту пирранская девочка неуверенно сообщила:

– Ему такие случаи неизвестны. А сама я не знаю, нужно ли знать, где у тебя добро, а где зло.

Но Ники уже загорелся:

– По-моему, так гораздо проще и удобнее. Давай продиктуем это наблюдение, а?

– Диктуй ты, – сказала ему Нуми. – Мой искусственный мозг все запомнил сам.

Ники опять стало завидно. И как тут не позавидуешь – разве плохо, чтобы в голове у тебя был такой надежный помощник? Сам он не хороший и не плохой, зато все помнит и подсказывает, что надо делать. Когда они попадут на Пирру, он обязательно попросит, чтобы ему присадили такой же!

Упрямая девчонка с Пирры знай твердила свое: злая половина зверя не такая уж плохая. Она перелезла на половину спины и поползла поближе к голове, изо всей силы стараясь внушить с помощью обоих своих мозговых аппаратов: «Ты – тоже доброе существо. Ты очень доброе существо. Мы тоже добрые. Мы станем друзьями. Ты очень, очень доброе существо».

Однако или злая голова не воспринимала телепатических внушений, или ей не хотелось становиться доброй. Правда, она не стала глотать Нуми, а только протянула к ней свой хобот; его пальцы вылезли из широкой ладони, схватили девочку за плечо и бесцеремонно швырнули обратно.

– Я тебе говорил! – заметил ей Ники.

– Нет, ты видел? – радовалась Нуми. – Она не оскалилась, а только прогнала меня. Мы и с ней подружимся, нужно только время и терпение.

– Так она же не голодная! Она только что ела, вот и не стала на тебя бросаться, – возразил ей Ники снизу; он сидел во впадине, соединявшей спины обеих половин, и озадаченно ощупывал шкуру животного. – Ничего не заметно, ни следа, ни шрама! Как будто они и не отделялись друг от друга. Как же быть с математикой, Нуми? Ведь один плюс один – это обязательно два! Или у вас не так?

– Я в математике не очень, – призналась девочка, – сейчас спрошу свой мозг. – Она помолчала, потом о удивлением сообщила: – Знаешь, оказывается, один плюс один – не всегда два. То есть, всегда, но только в математике. А в жизни не так. Например, если на каплю воды капнуть еще одну каплю, то их будет не две, а все равно одна, только побольше.

– Ну и хитрющий он у тебя, этот мозг! – засмеялся Ники.

– Пойду попробую опять, – сказала девочка и поднялась с места, – мы должны подружиться.

– А вдруг ты с ним так подружишься, что про меня забудешь?

Нуми даже остановилась – она все еще не привыкла к его шуткам.

– Ты что, серьезно? – Девочка вслушалась в излучения сто мозга и рассердилась. – Нет, сам ты так не думаешь! Как это можно, думать одно, а говорить другое!

– Я же тебе объяснил, – засмеялся Ники, – что у нас, землян, все вперемешку. Не то, что у этого твоего приятеля.

– Буф-ф, Ники! – вздохнула девочка. – Ну что вы за цивилизация, трудно с вами! А сейчас помолчи, потому что ты мне мешаешь сосредоточиться; у тебя такие путаные излучения!

И она на цыпочках отправилась ко второй голове чудовища. Тут оба хобота громко затрубили, будто не пускали Нуми; а может, соглашались, что с землянами очень трудно иметь дело. Потом оба хобота, напрягаясь изо всех сил, потянулись вперед, указывая на гребень холма. Там показалось еще одно такое же чудовище. Намерения у него были явно недружелюбные: оно тоже выставило вперед оба хобота, как дула гигантских орудий, и они взревели, будто гудки океанского парохода. Внезапно зверь раскололся пополам, словно в него угодил артиллерийский снаряд, но не упал замертво, а одной своей половиной бросился с устрашающим рыком вперед; вторая же половина осталась на месте и трубила, подняв хобот к небу.

Ребята не заметили, когда раздвоился их зверь, они только увидели, что вторая, «злая» его половина изо всех сил мчится вперед, туда, где ждал ее противник.

Ники дернул девочку за рукав.

– Слушай, им сейчас не до нас. Давай спустимся по хвосту вниз.

– Посмотрим, что будет дальше! – взмолилась Нуми.

«Буф-ф!» – готов воскликнуть автор вместе с Ники. Наверное, во всей Галактике не отыщешь более любопытного существа, чем девочка с Пирры. Ведь они уже чуть было не погибли на планете звездных жителей, и все из-за ее любопытства.

Не колеблясь и ни на минуту не замедляя своей шаткой рыси, чтобы выкрикнуть угрозу или осмотреть противника, две боевые половины налетели друг на друга. Толчок и треск был такой, будто произошла железнодорожная катастрофа от столкновения двух локомотивов.

Хоботы двух половин сплелись, они со всего размаха били хвостами, словно бичом, норовя вцепиться в противника страшными зубами. Весь холм трясся от рычанья, воя и топота гигантских ног. Хорошо, что шлемофоны были изолированы, иначе ребята не могли бы слышать друг друга.

– Давай болеть за нашего! – предложил Ники, опомнившись от первого испуга.

– Как это – болеть?

– Ну, будем кричать ему, подбадривать! «Давай! Работай правой! Мазила! Хватай его за нос: Бей по кумполу! Пусти ему кровь!» Ну, и так далее.

– Буф-ф, Ники! Разве можно так говорить! – возмутилась Нуми.

– А что такого? У нас на Земле так кричат все болельщики. И на футболе, и на боксе. А что кричат у вас на стадионе?

– На наших стадионах никто не дерется. И науськивать кого-нибудь, чтобы совершилось зло, – страшное преступление.

– Ох уж эти мне пирранцы, с их моралью! Ведь наш должен победить! Если он не свалит новенького, неизвестно, что тот с нами сделает. Смотри, смотри! Это не наш?

У одного из гигантов уже заплетались ноги. На шее и боках зияли глубокие раны, висела клочьями шкура. Кровь лилась, как из пожарного шланга. Было только непонятно, чья это половина, потому что оба чудовища все время топтались но поляне и кидались друг на друга. Раненый зверь уже несколько раз падал на землю, метался и ревел, размахивая в воздухе ногами.

– Мне кажется, это наш, – с дрожью в голосе сказала Нуми.

– Может быть, ему лучше погибнуть. Тогда у нас останется добрая половина. С ней хоть можно договориться.

– Буф-ф, Ники, – снова возмутилась девочка, – желать смерти какому-либо существу запрещается.

Он хотел было ей сказать, что такой запрет существует только на Пирре, но тут ему в голову пришла блестящая мысль:

– Слушай, Нуми, а ведь умно придумано! Раз надо драться, дерутся только злые половины. И правильно, зачем добрым из-за них страдать? Эх, вот бы можно было и на Земле ввести такой порядок! Когда политикам и генералам захочется воевать, пускай они сами дерутся между собой. А народы будут только кричать: «Давай! Мазила!» Как ты считаешь?

– Ничего я не считаю, – задумчиво отозвалась Нуми. – Потому что не пойму, для чего вы, как и ваши предки, до сих пор воюете друг с другом… О-о-о! – внезапно вскрикнула она, как от боли.

Один зверь упал на бок. Он еще отбивался, но уже не в силах был подняться; еще щелкал челюстями, но не мог укусить противника, а тот топтал его изо всех сил, безжалостно рвал зубами брюхо, кидая в стороны клочья мяса. Битва приближалась к концу. Хобот половины, на которой сидели ребята, закрутился штопором и издал странный вой. Вой этот становился все протяжнее – явно, погибала половина их чудовища. Но почему вторая половина, на которой они сидят, не спасается бегством? Или Ники прав, и на этой планете дерутся и погибают те, кто несет в себе зло?

Упавший зверь взревел в последний раз и затих. Победитель издал ликующий вопль и повернулся к своей половине, которая ждала его в метрах ста от поля сражения; та быстро подбежала, они слились воедино, и обе головы начали рвать бездыханную жертву на части.

Умолкла и осиротевшая половина. Ее хобот скрючился и повис безжизненно. Зверь скорчился, зашатался и рухнул, будто прямо в сердце ему попала пуля. А ведь его никто и пальцем не тронул! Ники и Нуми покатились в траву и живо вскочили на ноги.

– Как же так… – заикаясь, сказала Нуми, готовая заплакать. – Это доброе существо…

Всякие такие переживания были сейчас совсем некстати, и Ники гневно прикрикнул на нее:

– Нечего тут! Бежим, пока тот другой нас не заметил, а то если ему тоже приспичит нас исследовать…

Нуми заплакала по-настоящему, он схватил ее за руку и потащил за собой, но девочка то и дело оглядывалась, чтобы посмотреть, не оживет ли добрая половина их чудовища.

Нет, она лежала неподвижно, будто кротко ждала, когда ее тоже съедят. И эта смерть была уже совсем непонятна ребятам, хотя у них и было целых три мозга на двоих.

Компас указал им верное направление, и после двух часов утомительных прыжков через лесные заросли Нуми и Ники вышли на знакомую поляну.

Мало ждал их. Правда, по нему это было незаметно. Он просто лежал

– или стоял? – на месте, равнодушный ко всему окружающему. Его ничуть не тронуло, что когда на этой планете умирает зло, неизвестно почему вместе с ним умирает и добро.