В капитанской каюте на борту "Энтерпрайза-А" зазвонили морские часы, нарушая тишину и спокойно отмечая ход времени. Джеймс Кирк замер, склонившись с аккуратно сложенной гражданской туникой в руках над открытым чемоданчиком, лежавшим на кровати, затем выпрямился, прислушиваясь к этим звукам. В это время другие часы – старинные каминные в корпусе из полированного вишневого дерева, заведенные первый раз в этом году специально по такому торжественному поводу, – начали отбивать очередной час. Ровно девятнадцать. Скоро должны были появиться Спок и Маккой, чтобы отправиться вместе с ним на традиционную вечеринку с фейерверками: так команда всегда отмечала последний день на борту корабля после окончания долговременных миссий.
      Девятнадцать часов: время неумолимо движется вперед. Вечер уже начался и очень, очень скоро подойдет к своему неизбежному завершению. Кирк бросил тунику в чемоданчик и шагнул к перегородке, чтобы надавить на контрольную клавишу и ввести кодовый пароль. Панель плавно поехала вверх, и он вынул из углубления несколько маленьких коробочек; в каждой из них лежала медаль. Он не задержался, чтобы посмотреть на них, а осторожно переправил все в чемоданчик, – так же, как и всегда, как он делал это уже много раз за свою жизнь, когда отправлялся в отпуск из капитанской каюты. Эта процедура всегда была одинаковой, и каждый раз он думал о том, что, может быть, уходит отсюда в последний раз.
      Он задавался этим вопросом еще много лет назад, когда был молод и когда первый звездный корабль серии "Энтерпрайз" возвратился в космический док по окончании пятилетней миссии. Он тогда был зол, осознав, что адмирал Ногура решительно настроен присвоить ему звание адмирала и перевести на кабинетную работу. Теперь не было ни гнева, ни горечи – только легкая грусть и всепоглощающее чувство утраты. И еще была гордость при воспоминании о том, как все эти годы он сражался, чтобы вернуть свой корабль: он шел против Гейгачиро Ногуры, самого главы Звездного Флота, и выигрывал.
      В этот раз, однако, Кирк не задавался вопросом по поводу того, будет ли эта ночь последней, которую он проведет на борту "Энтерпрайза-А" в качестве капитана. Не было никаких сомнений, что это именно так. И он, и его корабль подлежали декомиссии – вместе со всем старшим офицерским составом: Споком, Маккоем, Ухурой.., даже Скотти, который предпочел отставку продолжению службы в Звездном Флоте с другими офицерами.
      Не будет больше никаких уступок ради будущего, никаких атак на начальство для того, чтобы вернуть свой корабль, чтобы предотвратить неизбежное. Он перепробовал это все уже давно и много раз, а теперь он к тому же и сам выдохся после многолетней борьбы за свое капитанское кресло. Кирк как бы между прочим отметил про себя, что боли в спине все еще досаждали ему. Он поранил ее совсем недавно, работая на шахтах под названием Рура Пенса: это была закрытая тюрьма клингонской планеты. Он никак не мог решиться на то, чтобы показать больную спину Маккою. Это было бы признанием правды, признанием того, что он был уже слишком стар, чтобы выдерживать все нагрузки капитанства.
      Кирк огляделся, проверяя, все ли упаковал, взял в руки голографию с тумбочки и пристально посмотрел на улыбающееся лицо их с Кэрол сына Дэвида. Дэвид тоже канул в потоке времени – несколько лет тому назад, когда погиб от рук клингонов. Кирк осторожно поставил голографию назад на тумбочку рядом с каминными часами и старинной книгой, специально приготовленными к этому вечеру. Голография Дэвида всегда была первой вещью, которая появлялась в капитанской каюте Кирка и создавала особый уют, а когда Кирк покидал каюту, то упаковывал ее в последнюю очередь. Она останется на тумбочке до самого утра, и он уложит ее вместе с капитанской формой.
      Интерком свистнул; Кирк вздрогнул от приступа боли в спине, когда попытался резко повернуться к контрольной панели. Он нажал клавишу и ответил:
      – Кирк на связи.
      Раздался знакомый женский голос, профильтрованный через каналы коммуникации:
      – Ухура – капитану. Я...
      Он перебил ее:
      – Я думал, что вы уже собираетесь на вечеринку, командир.
      – Так и есть, сэр. – Он по тону голоса почувствовал ее улыбку. – Но осталось несколько свободных минут, и я захотела провести их на смене.
      – Понятно, – мягко сказал Кирк.
      – Сэр, подпространственные помехи ослабли. Мне наконец-то удалось установить канал связи со Звездной Базой 23. Я могу соединить вас по видео даже сейчас, но предупреждаю, прием будет не так хорош.
      – Ухура, вы прелесть!
      – Знаю, сэр.
      – Подключите меня из каюты. – Почувствовав, как от волнения его пульс участился, Кирк перешел к видовому экрану и стал смотреть на появившиеся статические разряды, которые заполнили его. Статика исчезла, открывая глазам зеленоватое, несколько расплывчатое изображение Кэрол Маркус на фоне обстановки, в которой Джим тут же узнал больничную палату на Звездной Базе и госпитальную кровать. Он только раз навестил Кэрол до того, как его отправили исполнять миссию, которую средства массовой информации уже успели окрестить "Кхитомерской" и последней миссией для него и для "Энтерпрайза". Кэрол была тяжело, почти смертельно ранена во время прямой клингонской атаки. Пока он оставался в ее палате, она так и не пришла в сознание, и он покинул ее, боясь, что больше никогда не увидит. Теперь же боль от потери "Энтерпрайза" несколько стихла при мысли о том, что с Кэрол все было в порядке и что она будет ждать его.
      – Кэрол? – заговорил он быстро, словно спеша удостовериться, что это была именно она, что у нее все хорошо. – Кэрол, слава Богу! Ты себе даже представить не можешь, как приятно видеть тебя снова. Когда я оставил тебя в бессознательном состоянии, то боялся...
      Одновременно с его словами раздался голос Кэрол:
      – Джим! О, Боже, Джим, они сказали, что клингоны обвинили тебя в убийстве Горкина и отправили в ужасную тюрьму. Я так испугалась...
      Они оба остановились в один и тот же миг и рассмеялись легко и восторженно.
      – Похоже, тебе удалось пережить это, – наконец сказала Кэрол. Было трудно говорить из-за плохого приема, но ее лицо, как показалось Кирку, приобрело тот же бледно-зеленый оттенок, что и ее обычно золотистые волосы, и подушки, подоткнутые под спину больной, отчего у него создалось впечатление, что Кэрол была не правдоподобно, ужасающе бледна. Однако, если не считать этого, она выглядела здоровой и с электронным блокнотом на коленях, видимо, работала, сидя в постели.
      Кирк улыбнулся:
      – Как всегда. Как ты?
      – Доктор говорит, что меня выпишут отсюда через день-два. Так с тобой действительно все в порядке?
      – Все хорошо. Просто я в отставке, начиная с завтрашнего дня. Я сейчас сижу в космическом доке, Кэрол. Они декомиссуют нас. – Он старался, чтобы это прозвучало как бравада, но в голосе слышалась тяжесть, несмотря на все усилия.
      Ее улыбка угасла. Они молчали несколько секунд, затем Кэрол сказала:
      – Мне действительно очень жаль, Джим.
      – Я знал, что рано или поздно это случится. – Он пожал плечами и выдавил слабую улыбку. – Так.., что ты собираешься предпринять через день-два?
      Она просияла и расправила плечи: Кирку показалось, что он уловил яркие огоньки в ее глазах, которые всегда появлялись, когда она принималась говорить о своей работе.
      – Я собираюсь восстановить исследовательскую станцию на Термисе, Джим. Теперь, когда отношения с клингонами налаживаются...
      Он перебил ее:
      – Кэрол, тебя чуть было не УБИЛИ! Пора относиться ко всему более спокойно, а не нестись вперед сломя голову.
      Ее губы скривились в гримасе легкого раздражения:
      – Кто бы об этом говорил! Сколько раз ты чуть было не ПОГИБ? И все равно я не могла удержать тебя от возвращения на твой проклятый корабль с этими чертовыми телепортами...
      – Ну.., теперь у тебя есть такая возможность. – Он попытался не выдать голосом иронии, которую чувствовал. – Теперь у меня много времени. И я хотел бы провести его с тобой.
      – Что ж, конечно. Ты ведь знаешь, что я всегда рада видеть тебя, Джим. Но приличного отпуска на Термисе не получится. Там ведь не на что смотреть – одни обугленные руины.
      – Черт, – сказал он, – ты ведь могла бы и сама догадаться! Я не говорю об отдыхе на Термисе, в то время как ты будешь там работать. Я предлагаю тебе медовый месяц.
      Она ошарашено уставилась на него округлившимися глазами и засмеялась, и, несмотря на плохой прием, Джиму показалось, что бледная кожа ее лица приобрела розовый оттенок.
      – Джим, – удалось ей выдавить между приступами хохота, и это одно-единственное слово означало: "Это ведь шутка, не так ли?"
      – Я серьезно, – ответил Кирк. – Только не говори мне, что не ожидала этого. – Он считал, что для нее здесь все должно быть совершенно ясно. Кирк попытался в точности вспомнить слова, которые они произнесли когда-то, решая, что поженятся, как только он уйдет в отставку, но именно эти воспоминания ускользали от него.
      – Я не ожидала такого. – Ее улыбка исчезла, и на лице появилось выражение беспокойства. – Джим, ты ведь знаешь, что время, которое мы проводили вместе, особенное для меня, но.., мы ведь никогда ничего не говорили о формальностях.
      – Значит, я говорю это теперь. Я люблю тебя, Кэрол. Я всегда думал, что мы будем вместе, как только я уйду в отставку. Что мы осядем. Ты даже говорила, что в лабораториях Маркус смогли бы использовать такого человека, как я...
      – Что касается лабораторий Маркус, то я могу нанять тебя, не задумываясь, если захочешь. С такими связями, как у тебя, ты мог бы разъезжать по всей Галактике и способствовать созданию новых исследовательских станций. Множество путешествий, шанс попрактиковаться в дипломатии. Но я не смогу путешествовать с тобой. – Она глубоко вздохнула:
      – Джим, я люблю тебя, но ты не смог бы осесть, если бы даже захотел. Ты будешь всегда в движении, без отдыха, в поисках новых ощущений – до самого твоего последнего часа. Если ты хочешь, чтобы мы купили где-нибудь маленький дом в совместное владение и занялись хозяйством.., это будет смерть для нас обоих.
      – Понятно, – сказал он тихо.
      – Джим, я не хочу тебя обижать.
      – Нет.., нет, ты права, – признал он слабым голосом; и что было еще хуже, он действительно был согласен с Кэрол. Где-то в самых глубоких тайниках своего сознания он видел эту же сцену и не раз проигрывал ее в мыслях; он знал, что все будет именно так... И все же сейчас у него было такое ощущение, как будто из-под ног выбили палубу. – Мне не обидно, просто.., я немного устал. Ищу место, чтобы отдохнуть. Это была тяжелая миссия.
      – Тогда приходи ко мне. Нам нужно поговорить.
      За его спиной раздался звонок в дверь. Он обернулся, затем снова перевел взгляд на Кэрол:
      – Мне нужно идти. Вечеринка с фейерверками...
      – Я люблю тебя, Джим.
      Он коснулся экрана, словно хотел схватить ее за руку, удержаться за нее.., за настоящее, но чувствовал, как время и Кэрол ускользают от него, как и корабль, на котором он сейчас стоял. Экран погас; Кирк повернулся к двери и сказал:
      – Войдите.
      Вошел Спок, держа два свертка – маленький поверх большого, оба аккуратно обернутые цветной бумагой. Вулканец заколебался у самого входа; выглядел он как-то скованно и явно не в своей тарелке.
      – Что это? – Кирк указал на свертки с наигранным удивлением.
      – Подарок, сэр. – Спок передал ему более объемистый. – Может быть, так не принято, но мне казалось.., что нужно каким-то образом отметить окончание долгих лет нашей совместной службы. – Кирк слабо улыбнулся, тронутый этим, и сел на кровать, чтобы развернуть упаковку. Он осторожно снял бумагу. Внутри ящичка, обложенный ватой, лежал сияющий полированным деревом секстант – старинный инструмент, который моряки использовали, чтобы плыть, определяя путь по звездам.
      – Чтобы помочь мне найти мой путь? – спросил Кирк тихо, с благоговением проводя пальцами по гладкой поверхности. – Спок, спасибо! Он прекрасен...
      Когда он говорил это, в дверь снова позвонили.
      – Войдите, – сказал Джеймс, в то время как Маккой уже входил в комнату.
      На лице доктора сияла широченная улыбка, в руках он держал две покрытые пылью бутылки. Но Джиму казалось, что улыбка была деланной. Фиолетовые тени собрались под голубыми глазами Маккоя. Он выглядел таким же изможденным, каким чувствовал себя Джим после злоключений на Рура Пенсе.
      "Боже мой, – подумал Джим, – он стар.., да и я тоже".
      – Ну, – сказал радостно Маккой, поднимая вверх бутылки, – я вижу, что вулканец меня обскакал! Я тоже пришел с подарками.
      – ДВЕ бутылки? Надеюсь, что обе для меня. – Кирк покосился на них, жалея о том, что под рукой не было очков.
      – Ни в коем случае! – доктор поднял одну из них и подул на наклейку. Кирк приподнял руку, чтобы заслониться от образовавшегося облака пыли.
      – Эта самая старая, так что она твоя. – Кирк взял бутылку и улыбнулся, глядя на дату на наклейке.
      – На долгую память, – сказал Маккой с еле заметной дрожью в голосе. Или это только показалось Джиму? – А эта...
      Он подул на наклейку второй бутылки и подал ее Споку.
      – Зачем, доктор Маккой? – спросил вулканец с ноткой удивления в голосе. – Это ведь алкоголь.
      – Старый добрый саурианский бренди, если быть точным, – сказал наставительно доктор. – Пей его и вспоминай меня.., и то, что нужно иногда удаляться от мирских забот.
      – Так и сделаю, – ответил Спок. – Если вы постараетесь вспоминать о логике при взгляде на это. – Он предложил Маккою меньший сверток. Доктор распаковал подарок и вынул кружок, сделанный из блестящего металла, размером с ладонь, на котором были выгравированы затейливые геометрические символы. Он нахмурился, глядя на него:
      – Красиво, Спок... Но... Что это такое?
      – Вулканская мандала. Ее нужно созерцать, чтобы успокоить сознание в приготовлениях к принятию логики.
      – О, спасибо! – Маккой запихнул подарок в свой нагрудный карман. – Будь уверен, я буду пялиться на нее каждый раз, когда мне понадобится логика. Теперь ведь тебя не будет рядом, чтобы напоминать мне о ней...
      – Джентльмены! – Кирк встал и направился к тумбочке:
      – Я не очень хорошо умею заворачивать вещи, но.., это для тебя. – Он подал Споку маленькую книгу.
      Вулканец посмотрел на нее, полистал страницы и позволил себе небольшую тень улыбки на лице.
      – "Оды" Горация? Спасибо, капитан!
      – Чтобы напоминать тебе обо мне, – сказал Джим.
      Маккой поднял одну бровь:
      – Ты не думаешь, что книга "Дон Жуан" была бы более подходящей?
      – Следите за языком, доктор, или я оставлю подарок себе, – сообщил Кирк, указывая на старинные каминные часы. – У меня было немалое искушение так или иначе сохранить их. – Он открыл стеклянную дверцу и сделал полный оборот минутной стрелки; часы снова начали бить, это был насыщенный мелодичный звук, который эхом отдавался от перегородок.
      Раскрыв рот от восторга, Маккой возбужденно вслушивался в каждый звук.
      – На память о хороших временах, – улыбнулся Кирк.
      – Джим.., они прекрасны! Пожалуй, это самый лучший подарок, который кто-либо когда-либо делал мне.., за исключением моих внуков, конечно. – Выражение лица доктора вдруг стало печальным, когда он посмотрел на своих друзей. – Я не могу даже представить себе, как жить без вас обоих. Это ведь так не закончится, верно? После всех этих лет это не может закончиться...
      – Не надо плакаться, доктор! – Тон Джима стал твердым. У них впереди была долгая ночь, и в эту ночь ему сотни раз будут задавать вопросы по поводу того, что он собирается делать, когда у него больше не будет "Энтерпрайза", и сотни раз ему придется изощряться, выдумывая ответы. Ему совсем не нужна была депрессия сейчас, в самом начале. – И перестаньте говорить, что мы никогда больше не увидимся.
      – Ну, и КОГДА мы увидимся?
      – Как насчет завтрашнего дня? Я подумывал о том, чтобы отправиться в Йосемитэ, и думал, что, может быть, вы оба захотите пойти со мной...
      – Я не смогу, – сказал сокрушенно Маккой. – Я собираюсь отправиться к Джоанне и ее семье, мы будем обсуждать вопрос о том, чтобы провести кое-какие исследования в Б-ренга секторе. А Спок собирается домой...
      – Домой? – Джим быстро взглянул на своего первого офицера, желая убедиться, что это так. Спок кивнул.
      – Я.., обсуждаю возможность того, чтобы заняться кое-какой дипломатической работой вместе с послом Сареком. Так что я возвращаюсь на Вулкан завтра и боюсь, что не смогу отправиться с тобой в Йосемитэ.
      – Понятно, – тихо сказал Джим. И впервые он полностью осознал, что не просто расстается с друзьями на время отпуска, но прощается с теми, кто был ему дорог.
      Внезапное чувство невыразимого одиночества волной накатило на него – меланхолия, смешанная со странным предчувствием. В его памяти вдруг ожили события многолетней давности. Он увидел самого себя, сидевшего у костра в парке Йосемитэ и с улыбкой глядевшего на своих двух друзей, лица которых освещали оранжевые блики пламени.
      Именно так. Тогда он взобрался на Эль-Капитан, самый изрезанный пик в парке, и упал. И Спок подхватил его. И Боунз, как всегда взбешенный тем, как рисковал его друг, прочитал ему целую лекцию по поводу его поведения и спросил, не собирался ли он стать самоубийцей.
      "Это было смешно, – ответил им тогда Кирк, – но даже когда я падал, то знал, что не погибну.., потому, что вы оба были со мной. Я всегда знал, что умру в одиночестве".
      Теперь больше не будет рядом Спока, чтобы поймать его, не будет и Маккоя, чтобы читать нотации. Мысль о том, что теперь он терял все, все, что было ему дорого, – Кэрол, Спока, Боунза, "Энтерпрайз", – наконец, дошла до него. Он был теперь абсолютно один, без друзей и пристанища. Его передернуло. "Кто-то ходит по моей могиле..."
      Но эта мысль показалась слишком эгоистичной. Он решительно отмел ее прочь, выдавил улыбку.
      – Ну.., что ж, когда-нибудь мы соберемся, – капитан встал.
      – Джентльмены! Спасибо вам за подарки. Я думаю, что сейчас самое время отправляться на праздник.
      – Последняя вечеринка с фейерверками... – Маккой сделал глубокий вдох, который замер в его горле, когда он взглянул на друзей. – А мы точно готовы к этому?
      – Совсем не готовы, – честно ответил Кирк. – Пошли.

      Годом позже Павел Чехов, командующий, офицер Звездного Флота, стоял посреди бескрайнего и необозримого океана колосящейся пшеницы и вглядывался в безоблачное небо. Он терпеливо стоял и наблюдал за небом уже довольно давно и достаточно долго для того, чтобы почувствовать жару и ослепнуть от лучей яркого солнца. Достаточно долго для того, чтобы невольно начать размышлять о цели своего поиска.
      Параллельные моря голубого и желтого – одно вверху, другое под ногами, – казалось, не имели границ и пробуждали в нем какое-то ослепительное ощущение отчаянной свободы, которое он носил в себе весь последний год после расставания с "Энтерпрайзом" и ухода со службы. Перемены было нелегко пережить, но, как офицер Звездного Флота, Чехов научился переносить их стойко. Только на этот раз они оказались особенно тяжелыми. Год или два назад он надеялся избежать этого ощущения, восстановив старые связи. Он снова начал встречаться с Ириной Галиулиной, его любовью еще со времен учебы в Академии, женщиной, с которой рассчитывал провести остаток своей жизни.., но только для того, чтобы узнать, что она собирается замуж.
      После этого он приобрел небольшую дачу под Москвой и проводил все свободное время в одиночестве, за исключением редких встреч со старыми друзьями. Получив приглашение от Звездного Флота участвовать в крестинах "Энтерпрайза-В", он ухватился за этот шанс.
      Сейчас он стоял рядом с Монтгомери Скоттом, который также хмурился, глядя на небо. Ему нравилось общество Скотта – отчасти потому, что тот, в отличие от него, был доволен собой и жизнью в отставке. Он осел в своем родном городишке в Шотландии вместе с семьей сестры, с удовольствием играя теперь роль любимого дядюшки и пописывая специальные статьи для технических журналов. К тому же он сообщил Чехову с откровенной гордостью, что Звездный Флот нанял его в качестве консультанта по вопросам разработки и создания новых кораблей. Семейные обязанности и работа для Звездного Флота оставляли ему достаточно времени, чтобы встречаться со старыми друзьями. Сейчас он выглядел таким же свежим, как и всегда. Лицо Скотта было смуглым от загара и светилось удовлетворением; но хотя он был еще достаточно крепким, Чехову показалось, что друг его несколько ссутулился под бременем лет.
      Чехов завидовал ему. Возможно, со временем он тоже сможет найти в этой жизни собственную нишу, как это сделал Скотт. Но сейчас он чувствовал более близкое родство с капитаном... "С Джимом", – поправил он себя. Это было сложным, почти невозможным для него – перестать называть ранги после всех этих лет, таким же странным, как и слышать, что Скотт обращается к нему по имени – Павел. Кирк явно испытал сполна ту же неприкаянность и неудовлетворенность, которую ежедневно чувствовал Чехов. Он видел это по глазам капитана.., то есть Джима.
      Цепь размышлений Чехова внезапно прервалась, когда он заметил что-то крохотное и темное на фоне голубизны неба. Он поднял руку и возбужденно указал на точку Скотту:
      – Вот он.., там, на юге!
      Скотт поднял руку к своему морщинистому лбу, чтобы заслониться от яркого сияния солнца. Мгновением позже, понаблюдав за объектом, он цокнул языком:
      – Ты что, слепой? Это же птица!
      Чехов уже был готов возразить, но тут рассмотрел крылья. Его плечи несколько поникли, когда возбуждение угасло.
      – Гоняет по Кристаллическим Канавам! – резко сказал Скотт с некоторым негодованием. – Катается на потоках лавы.., орбитальное ныряние... Этот мужик проводит чертов декатлон по всей Галактике!
      Чехов нахмурился, услышав нотку неодобрения в голосе Скотта. Конечно, ничего ужасного в орбитальном нырянии не было. На самом деле Чехов сам хотел как-нибудь попробовать это.., после того, как увидел в небе Джеймса Кирка. Он открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь в защиту капитана. Возможно, Скотт, живя своей спокойной жизнью, так и не понял, что это такое – чувствовать себя неприкаянным, ненужным и отвергнутым, желать, жаждать новых ощущений.
      Но Чехову так и не удалось объяснить это Скотту: раскат грома, за которым тут же последовал второй, отвлекли его.
      – Теперь это, должно быть, точно он, – сказал Чехов. – Думаю, он только что преодолел звуковой барьер.
      Оба заслонили глаза от солнца и уставились в небо. Через несколько секунд Чехов подумал, что, возможно, снова ошибся. Но, затем к востоку от того места, где он ожидал увидеть Кирка, посреди голубого океана появилась черная точка. Она стала резко расти, и теперь это определенно была не птица, а фигура человека, который свисал со строп парашюта.
      Он быстро снижался и демонстративно приземлился на спину прямо в пшеницу, в нескольких метрах от них. Чехов и Скотт бросились к нему.
      Кирк сел на земле и снял шлем, открывая взору широкую улыбку восторженного ребенка.
      – Прямо в цель! Я прыгнул с Аравийского полуострова.., и приземлился здесь с точностью до дюйма. – Он встал на ноги, отмахнувшись от попыток двух друзей помочь ему, в пылу радости не замечая клубы дыма, которые валили от его почерневшего, опаленного костюма.
      – Если быть точным, капитан, – сообщил Чехов, – ваша цель находится в тридцати метрах, – он указал на восток, – в том направлении.
      Губы Кирка скривились в гримасе – такой же, какую Чехов так часто видел, стоя на мостике, когда Спок излагал капитану точные, но неприятные для слуха мысли. Возможно, подумал Чехов, сейчас он сообщил точную информацию именно потому, что Спока не было с ними.
      – Спасибо за то, что указали на это, – ответил капитан. Он начал снимать костюм и внезапно вздрогнул – явно от боли.
      Скотт покачал головой с очевидным неодобрением:
      – Я ведь предупреждал тебя насчет спины! Нужно обратиться к доктору.
      Кирк буркнул что-то скептическое и начал снимать "упряжь".
      – Завтра, – сказал он Чехову возбужденно, зная, что молодой человек разделял его пристрастие к подобным рискованным трюкам в гораздо большей степени, чем его бывший инженер, – я хочу проделать триэллиптический прыжок. Это когда ты прыгаешь из северного Китая и делаешь три полных оборота по орбите, прежде чем снова войти в атмосферу...
      Чехов был искренне заинтересован в том, чтобы послушать о триэллиптических прыжках, и, возможно, даже попробовать самому, но Кирк, очевидно, страдал забывчивостью. Сама мысль о том, что капитан может стать забывчивым, смутила Чехова. Он мягко сказал:
      – Капитан! Возможно, вы забыли, что завтра церемония крестин...
      Было совершенно очевидно, что Кирк помнил об этом. Вспышка раздражения исказила его лицо, затем угасла, переходя в выражения упрямства, когда он резко сказал:
      – Я не пойду. – Он сделал паузу, снова принимаясь за свой парашют. – Скотти, помоги мне со стропами!
      Скотт шагнул вперед и взял в руки стропы, потом посмотрел на капитана неумолимо и с укором:
      – Что ты говоришь? Ты ведь обещал!
      – Когда я ушел в отставку, то поклялся, что никогда в жизни моя нога больше не ступит на борт звездного корабля. Именно это я и имел в виду.
      – Капитан... – с укором сказал Чехов, имея в виду: "Мы ведь знаем, что вы не говорили этого всерьез, сэр". Он не совсем понял, что заставило капитана так взорваться, – кроме, возможно, последних новостей по поводу того, что Спок и Маккой не смогут присоединиться к ним на церемонии. Ухура также не приедет: она отдыхала в далеком регионе Галактики перед возвращением к преподаванию в Академии. Не будет и Зулу, который сейчас командовал "Эксельсиором".
      – Я не хочу больше об этом слышать, – сказал Кирк им обоим. – Я не пойду, и это ОКОНЧАТЕЛЬНО.
      "Да, СЭР", – чуть было не вырвалось у Чехова, но Скотт многозначительно посмотрел на него; он почувствовал неуверенность в голосе капитана и совершенно не удивился бы, если бы к утру Кирк изменил свое решение.

* * *

      В то мгновение, когда двери турболифта открылись, Джеймс Кирк сделал глубокий вдох и взял себя в руки. Год назад, в последние мгновения своего пребывания в качестве капитана корабля он поклялся, что больше никогда его нога не ступит на борт другого звездного корабля. По одной простой причине: он с болью осознавал, что никогда уже не будет сидеть в капитанском кресле. Все же, несмотря на вчерашние протесты, он исключительно из чувства долга и ответственности (не испытывая ни малейшего любопытства) согласился сопровождать своих друзей на церемонию крестин "Энтерпрайза-В".
      Но с того момента, когда он прибыл в космический док, его постоянно преследовала мысль о том, что что-то было НЕ ТАК – что-то странное, неуловимое. Возможно, груз прошлого и сегодняшнее бесцельное существование довлели над ним, а может, он просто чувствовал разочарование из-за того, что его лучшие друзья, которые должны были сейчас стоять рядом, Спок и Боунз, не сумели приехать. Спок был среди членов дипломатической миссии, представляя интересы Вулкана, и не мог освободиться, хотя и направил краткое витиеватое послание, отдавая должное бывшей команде "Энтерпрайза-А" и поздравляя команду нового "Энтерпрайза-В". Что же касается Маккоя, то он со своей семьей улетел, чтобы присутствовать на церемонии по случаю окончания Вулканской Академии наук его внучкой; он также прислал вежливое послание с поздравлениями Звездному Флоту.., и личное сообщение для Джима, в котором говорилось: "Скучаю по тебе, дружище! Буду мысленно с тобой..."
      Беспокойство Джим начал ощущать с прошлой ночи, когда не раз просыпался от кошмаров. И сейчас, в то самое мгновение, когда он смотрел на закрытую дверь турболифта, его захватили видения из снов предыдущей ночи, снов, в которых реальные воспоминания переплелись с игрой фантазии.
      Йосемитэ. Эль-Капитан. Он взбирается, хватается пальцами за холодный камень, нащупывает удобную ступень ногами, вдыхает сладкий воздух Земли, смотрит на ястребов, парящих в вышине. Голова Спока появляется на фоне синевы неба, отвлекая его, и затем.., падение, – как это и случилось много лет назад, – такое стремительное, что у него перехватывает дыхание, кружится голова, пальцы царапают по обломку скалы...
      Вдруг все вспыхивает вокруг, и вот он уже сидит перед лагерным костром рядом со Споком и Боунзом, объясняя, почему тогда не боялся.
      "...Даже когда я падал, то знал, что не погибну, потому что вы оба были рядом со мной..."
      "Капитан, – говорит Спок, когда это видение сменилось другим, и вот они уже сидят в каюте Джима на "Энтерпрайзе-А" в последнюю ночь его капитанства. – Я возвращаюсь на Вулкан".
      И вот он снова падает.., падает в бесконечность, мимо Эль-Капитана, пролетая над Аравийским полуостровом: воздух ревет в ушах, а он ждет, когда же Спок поймает его.
      Но Спока нет, он на Вулкане, и Боунза тоже нигде не видно. Джим одинок.., впервые в жизни он действительно один, скованный ужасом свободного падения. Но даже теперь он слышит, как доктор шепчет ему на ухо: "Скучаю по тебе, дружище..."
      И затем в сознании возникает вопрос, который задал Маккой Споку еще в далеком прошлом, на клингонской "хищной птице" вскоре после того, как вулканец вернулся к жизни: "Что ты чувствовал, когда был мертвым?"
      Нелепо так беспокоиться из-за снов. Кирк мотнул головой, пытаясь отогнать воспоминания. Жалеть себя было бесполезно. Возможно, это несправедливо, что сейчас рядом не было Спока и Маккоя, но он был искренне благодарен Скотту и Чехову, двум друзьям, которые стояли бок о бок. Кирк посмотрел на них и увидел, что настроение Чехова было таким же, как и его, тогда как Скотт чувствовал грусть, смешанную с любопытством, разглядывая новый дизайн турболифта.
      И все же, несмотря на решимость выкинуть из головы сны предыдущей ночи, Кирк чувствовал, как его беспокойство растет. Единственное, что доставляло ему удовольствие в этом мероприятии, – возможность снова надеть свою старую форму.
      Двери лифта открылись прямо в море яркого света и шума аплодисментов. Ослепленный, Кирк заморгал, пока, наконец, его глаза не привыкли к освещению. За открытыми дверями он увидел прожекторы, группу журналистов с электронными блокнотами и аплодирующую команду мостика. Он выдавил снисходительную улыбку и почувствовал, как Скотт и Чехов невольно напряглись за его спиной.
      – Капитан Кирк, – тут же бросился в атаку один из репортеров, – как вы себя чувствуете, оказавшись снова на мостике "Энтерпрайза"?
      Это был единственный вопрос, который ему удалось полностью расслышать среди поднявшегося "обстрела":
      – Капитан, не могли бы вы уделить...
      – Капитан Скотт, у вас есть комментарии...
      – Командующий Чехов, после того, как вы увидели новый "Энтерпрайз", вы не жалеете...
      К счастью, человек в форме шагнул вперед, проталкиваясь через толпу, и остановился перед светом прожекторов. Кирк знал, даже не глядя на знаки отличия, кто это был. Весомость полномочий придавала определенную уверенную грацию движениям и делала решительной походку капитана на его собственном корабле.
      Напряжение, казалось, висело в воздухе вокруг этого человека. "Как сжатая пружина, – подумал Джим. – Был ли я таким же когда-то?"
      – Прошу прощения, – сказал мужчина репортерам, проходя мимо них. – Прошу прощения, у вас еще будет достаточно времени, чтобы задать свои вопросы.
      Журналисты тут же замерли, подобно отхлынувшей волне, – все, кроме оператора, который стал пристраиваться под удобным углом для того, чтобы лучше снимать: при этом его прожектор светил прямо в глаза Кирку. Джим пытался не смотреть туда, не хотел, чтобы его лицо выдало охватившее его чувство раздражения. Он глядел прямо на молодого офицера, который стоял перед ним.
      – Я капитан Джон Гарриман, – нынешний командующий "Энтерпрайза" вежливо кивнул каждому из отставных офицеров, – и хотел бы поприветствовать вас на борту.
      – Для нас это большая радость.
      Несмотря на неудобство, которое чувствовал Кирк, на его лице появилась теплая, искренняя улыбка. Гарриман казался ему до боли молодым, до боли нетерпеливым, до боли серьезным во всем, что касалось его первого дня в качестве командующего. Без сомнения, именно таким был Джеймс Т. Кирк, когда впервые взошел как капитан на борт "Энтерпрайза". И хотя Гарриман изо всех сил пытался скрыть нервозность, он с явным благоговением смотрел на человека, который стоял перед ним.
      – Я просто хотел, чтобы вы знали, как нам всем приятно в первом же путешествии видеть на борту людей, каждый из которых – живая легенда, – сказал Гарриман. – Я помню, как читал о ваших миссиях еще в школе.
      Скотт и Чехов напряглись: на лице Гарримана отразилось замешательство, когда он понял свою промашку. Охватившая его паника была такой неподдельной, что Кирк скривил губы от удовольствия.
      – Что ж, – сказал Джим, – можем мы тут немного осмотреться?
      – Пожалуйста! – Гарриман показал жестом на сияющий мостик, испытывая откровенное облегчение от того, что его спасли из затруднительного положения. – Пожалуйста...
      – Демора! – Чехов внезапно просиял от удовольствия, когда заметил знакомое лицо в море одетых в форму людей. Он тут же отошел в сторону, когда остальные трое церемонным шагом двинулись в направлении системы управления.
      – Это новое капитанское кресло, – начал объяснять Гарриман двум совершенно не заинтересованным, но вежливым и внимательным гостям. Он гордо положил руку на подлокотник. – Если вы посмотрите на коммуникационную панель, то сможете увидеть несколько небольших, но существенных улучшений по сравнению с "Энтерпрайзом-А"...
      Он монотонно говорил в течение нескольких секунд; Скотт, казалось, слушал очень внимательно, но Кирк был занят собственными мыслями. Затем Гарриман и Скотт быстро перешли к рулю, в то время как Джим задержался и с завистью опустил руку на спинку нового капитанского кресла. Казалось не правильным, что другой должен сидеть здесь, что рядом не было Боунза и Спока, стоящих на их обычных местах. Внезапно он ощутил сильнейший дискомфорт, и снова в его сознании вспыхнули воспоминания о его последней ночи на борту "Энтерпрайза" и о неожиданном холоде, который он почувствовал, когда Спок и Маккой признались, что их пути разошлись.
      "...Даже когда я падал, то знал, что не погибну, потому что вы оба были со мной..."
      "Стоп", – резко сказал он себе. Он снова плакался, снова жалел себя и все же никак не мог избавиться от необъяснимого предчувствия того, что в этих снах было некое предзнаменование.
      – Итак, капитан... – сказал кто-то. Он поднял глаза и увидел журналистку с блокнотом.
      Тем же прохладным тоном она продолжила:
      – За последние тридцать лет это первый корабль под названием "Энтерпрайз" без Джеймса Т. Кирка в качестве капитана. Что вы чувствуете в связи с этим?
      "Что, черт подери, я, по-вашему, должен чувствовать? – хотел он ответить, разозленный небрежностью ее тона. – Этот корабль был всей моей жизнью, всем для меня. А теперь..."
      Вместо этого он вздохнул и взял себя в руки; на лице появилась застывшая улыбка:
      – Все хорошо. Я рад, что сейчас нахожусь здесь, чтобы отправить его в путь.
      Он попытался обойти ее, присоединиться к Гарриману и Скотту, но журналистка встала перед ним, отрезая путь к спасению.
      – А что вы делали с тех пор, как ушли в отставку?
      – Я.., просто старался занять себя. – Пойманный в ловушку, он сделал паузу и постарался поймать взгляд Гарримана, но молодой капитан и Скотт с энтузиазмом обсуждали новый дизайн руля.
      – Прошу прощения, капитан! – позвал Чехов с такой требовательностью, что журналистка тут же попятилась.
      Кирк с благодарностью посмотрел на него. Чехов ответил ему понимающим взглядом, затем с нескрываемой гордостью указал на офицера рядом с собой – молодую землянку со странно знакомыми темными глазами и смуглым лицом в обрамлении черных волос, которые ниспадали на плечи.
      – Я хотел бы представить вам рулевого "Энтерпрайза-В".
      "Мы раньше не встречались?" – чуть было не спросил Кирк, но Чехов продолжил:
      – Мичман Демора Зулу – капитан Джеймс Кирк.
      Его рот открылся от удивления. Какое-то мгновение он просто пялился на женщину, которая протянула ему руку и с безошибочно узнаваемыми уверенностью и юмором Зулу сказала:
      – Рада познакомиться с вами, сэр! Мой отец рассказывал мне кое-какие... – в ее глазах зажглись еле заметные веселые огоньки, – ., интересные истории о вас.
      Джим, наконец, обрел дар речи.
      – Ваш отец... Хикару Зулу ваш отец? – Он знал, что у Зулу был ребенок, но речь шла о маленькой девочке, а уж никак не о дочери, достаточно взрослой для того, чтобы пойти в Академию и тем более управлять рулем звездного корабля. Чехов был ее названым дядюшкой и крестным отцом, что объясняло любящее выражение в его глазах, но...
      Демора гордо выпрямилась:
      – Да, сэр.
      Чехов наклонился вперед и сказал шепотом:
      – Вы видели ее, когда она еще была... – его рука опустилась вниз, показывая расстояние от пола до его пояса – рост девочки в то время. Кирк недоверчиво покачал головой. Конечно, все и так было ясно: круглые щеки под сияющими темными глазами, грациозная фигура. Он никогда бы не спутал ее с дочерью кого-то другого.
      – Да, да, я помню. Еще тогда ты хотела стать рулевым, как твой отец. Но это ведь было не так давно. Это было не более, чем...
      – Двенадцать лет назад, сэр, – сказал Чехов.
      – Да.., что ж... – Кирк заколебался. К ее чести, Демора не выказала даже намека на удивление или раздражение, а просто ждала, пока капитан делал в голове быстрые подсчеты и затем вздохнул, соглашаясь.
      – Поздравляю, мичман! – сказал он, наконец, и искренне улыбнулся. – Это был бы не "Энтерпрайз" без Зулу у руля.
      – Спасибо, сэр, – ответила Демора, и ее тон свидетельствовал о том, что она унаследовала искренность и теплоту своего отца. – Если вы позволите... – она повернулась к Чехову:
      – Я бы хотела показать вам новые инерциальные системы...
      Кирку показалось, что он услышал слова, которые Демора едва было не произнесла: "Дядя Павел..."
      Они отошли. Кирк посмотрел, как они удаляются, и внезапная всепоглощающая грусть охватила его, когда он подумал о собственном ребенке – Дэвиде, о Кэрол, об упущенных шансах. Чувство горькой утраты, потери Дэвида не только не утихло, но даже усилилось с годами, будто приближающийся собственный конец заставил Кирка увидеть все те возможности, которые он упустил за свою жизнь. Знай он с самого начала, что у него будет сын, жизнь могла бы сейчас быть иной. Возможно – только возможно, – он мог бы сделать все по-другому и сейчас Дэвид был бы жив...
      Кирк мог бы сейчас быть рядом с ними вместо того, чтобы бороться с одиночеством, в то время как Кэрол пыталась забыть свое горе в работе. Он видел ее лишь дважды за последний год, и оба раза она была поглощена восстановлением станции Термис. Он начинал думать, что ее скорбь тоже усилилась с годами, что, может быть, он сам слишком напоминал Кэрол ее позднего сына.., так же, как сейчас Демора напомнила ему Зулу.
      Он поднял глаза и увидел приближающегося Скотта. Тот улыбался.
      – Чертовски хороший корабль, если вы меня спросите! – сказал Скотт с воодушевлением. – Что бы я ни отдал за экскурсию по инженерному отсеку...
      Кирк уклончиво хихикнул, затем снова посмотрел на Демору, которая сейчас занимала свое место у руля.
      – Знаешь, Скотти, меня это удивляет... – Веселое настроение Скотта ничуть не поколебалось:
      – Что именно, сэр?
      – Я о Зулу. Когда он находил время для семьи? – Скотти проследил за взглядом капитана и издал восхищенный возглас:
      – Зулу дал миру еще одного хорошего офицера, не так ли?
      – Она, похоже, славная девушка.
      – Так и есть. – Скотт снова обратился к нему. – Все именно так, как ты всегда сам говорил. Если есть что-то достаточно важное, время всегда находится.
      Кирк кивнул с отсутствующим видом. Какое-то мгновение они оба молчали, пока Скотт, наконец, не сказал низким голосом:
      – Так... Вот, значит, почему ты гоняешь по Галактике как восемнадцатилетний! Отставка оказалась несколько одинокой, не так ли?
      Кирк резко посмотрел на него:
      – Я рад, что с таким чувством такта ты инженер, а не психолог.
      Все еще сама напряженность и искренность, Гарриман подошел к ним и прервал разговор с преувеличенной вежливостью, что говорило о том, что на них устремлена кинокамера.
      – Извините, джентльмены. Не займете ли вы свои места...
      – О.., конечно! – Кирк выпрямился и "включил" дежурную улыбку. Скотт сделал то же самое, и они оба направились к трем креслам, установленным на мостике специально для них.
      Когда Гарриман занял капитанское кресло, а каждый из членов команды – свой пост Чехов присоединился к ним, Скотти и Кирку, скользнув в третье кресло, бросая гордый взгляд дядюшки на Демору и шепча на ухо Кирку:
      – Я не был таким молодым.
      Кирк с любовью посмотрел на него:
      – Нет! Ты был моложе.
      – Приготовиться к отбытию из космического дока, – приказал Гарриман с некоторым волнением. Кирк чувствовал симпатию к молодому капитану. Ему самому было весьма нелегко командовать "Энтерпрайзом" много лет назад, и при этом молодому Джеймсу Кирку не приходилось делать это на виду у трех "живых легенд" и своры журналистов.
      – Кормовые толкатели вперед на одну четверть, лево – и правосторонние в положение готовности, – распорядился Гарриман, затем развернул свое кресло и оказался лицом к трем почетным гостям. – Капитан Кирк, это была бы честь для меня, если бы вы отдали приказ отправляться в путь.
      – Нет, – резко сказал Кирк, не раздумывая. Он не собирался грубить молодому человеку. Гарриман просто старался быть вежливым, чтобы оказать уважение, но Кирку его предложение казалось проявлением этакой снисходительности. Он не собирался выполнять роль марионетки и отдавать символический приказ: это лишь в еще большей степени подчеркивало тот факт, что "Энтерпрайз" уже не принадлежал ему. И он не хотел притворяться, что это было не так, даже на мгновение. – Нет. Спасибо.
      Гарриман, похоже, принял его отказ за проявление скромности:
      – Пожалуйста! Я настаиваю.
      На мостике воцарилась тишина. Кирк с раздражением почувствовал, что взгляды всех, включая журналистов, усевшихся на другой стороне мостика, устремились на него. Он беспомощно посмотрел на Скотта, на Чехова, на улыбающегося Гарримана, который ожидал ответа, и поднялся. Тишина казалась оглушительной, и его слова были клапаном, который внезапно открывшись, разрядил напряжение.
      – Выведите нас в пространство, – бесцветным голосом сказал он.
      Команда снова разразилась оглушительными аплодисментами. Кирк сел, стараясь отвернуться от ослепительного света и надеясь, что камера не зафиксировала его неловкость и раздражение.
      – ОЧЕНЬ хорошо, сэр, – одобрительно прошептал Чехов.
      – У меня аж слезы подступили, – заметил Скотт.
      Движимый импульсной энергией, корабль гладко заскользил из космического дока в пространство Солнечной системы. Кирк мог бы расслабиться и получать удовольствие от путешествия, но он, Скотт и Чехов были пойманы в ловушку на своих местах, очутившись под пристальными взглядами журналистов и глазом камеры, как преступники перед расстрельной командой. Он деланно улыбался в ослепительном свете прожектора, пока его челюсть не начала болеть, пока голова не закружилась от нелепых вопросов вроде: "Ну, вот вы и снова на борту звездного корабля "Энтерпрайз". Как вы себя чувствуете?"
      Все трое промолчали на это. Джим взглянул на Чехова, затем на Скотта, понимая, что никто из них не хотел отвечать и надеялся, что это сделает кто-то другой.
      Кирк глубоко вздохнул, затем снова "включил" дежурную улыбку и сказал:
      – Просто отлично...
      В тот же момент и Чехов, и Скотт тоже сдались и хором ответили:
      – Хорошо!
      И так все и продолжалось, пока Гарриман, наконец, не избавил их от этого, произнеся:
      – Что ж, дамы и господа, мы только что вышли за пояс астероидов. Наш курс проложен так, что мы полетим за Плутон и затем вернемся назад в космический док... Просто небольшая пробежка вокруг дома.
      Журналисты тут же разом повернулись к нему, словно осознав, что наконец-то появилась свежая жертва. Один из них тут же спросил:
      – Капитан, а у нас будет время для того, чтобы опробовать искривители?
      Он осекся при звуке тревожного сигнала, который издала коммуникационная консоль. Офицер по связи выкрикнул голосом, в котором было нескрываемое удивление, мгновенно передавшееся всем присутствующим:
      – Мы принимаем сигнал бедствия, капитан! – В то же мгновение глаза Гарримана округлились, но он быстро взял себя в руки и распорядился:
      – На громкоговорители.
      Кирк вздрогнул при громком взрыве молнии, который последовал за этим. Женский голос с нотками отчаяния, искаженный настолько, что слова были едва различимы, произнес, профильтрованный через громкоговорители:
      – Это транспорт "Лакул". Мы пойманы каким-то энергетическим искривлением. Мы не можем вырваться...
      Дальнейшие слова были проглочены электрическими разрядами, но Кирк сумел различить несколько фраз: "...нужна немедленная помощь.., оно разрывает нас..."
      Еще один оглушительный взрыв молнии наполнил воздух. Офицер по связи быстро забегал пальцами по своей консоли, затем покачал головой, глядя на Гарримана. Одновременно с этим офицер по науке проверила свою консоль и доложила:
      – "Лакул" – один из двух кораблей, которые перевозят эль-аурианских беженцев на Землю.
      Гарриман моргнул при этой информации, затем прочистил горло. Секунды пролетали – критические секунды, которые, как понимал Кирк, могли спасти или погубить жизни, и у него перехватило дыхание от ожидания и безмолвной мольбы, чтобы молодой человек быстро взял себя в руки и начал действовать. Изо всех сил сдерживаясь, он умудрился не шелохнуться, даже не сжать кулаки в ожидании реакции Гарримана.
      Молодой капитан повернулся к рулю:
      – Вы можете установить их местоположение?
      Еще до того, как последний звук этой фразы сорвался с губ Гарримана, Демора спокойно ответила:
      – Эти корабли находятся между отметками сто тридцать и двести пятнадцать. Дистанция – три световых года.
      – Сигнальте ближайшим кораблям, – приказал Гарриман. – Мы не в том состоянии, чтобы обеспечить спасение. У нас даже недокомплект команды на борту.
      Навигатор сверился со своей консолью и полуобернулся к капитану:
      – Мы единственные в радиусе, сэр.
      Гарриман еле заметно недовольно вздохнул, в то время как камера была сфокусирована на нем. Прошла еще одна секунда, и Кирк теперь уже ерзал на самом краешке своего кресла, вцепившись пальцами в колени, готовый вскочить и взять командование кораблем на себя, если молодой капитан не предпримет быстрых действий. Наконец, Гарриман глубоко вдохнул и расправил складки своей формы.
      – Что ж, тогда.., насколько я понимаю, все ложится на наши плечи. – Он повернулся к Деморе. – Проложите курс перехвата и активируйте максимальное искривление.
      Кирк безмолвно выдохнул, затем напрягся, ошарашенный, когда Скотт наклонился к нему и мягко сказал со смешливыми огоньками в глазах:
      – Что-то не так с вашим креслом, капитан?
      Джим угрюмо посмотрел на него, когда "Энтерпрайз" прыгнул в искривление.
      Через минуту Демора подняла глаза от своей консоли:
      – Мы в радиусе визуального контакта с энергетическим искривлением, капитан.
      – На экран, – сказал Гарриман.
      Все взгляды были сфокусированы на основном видовом экране, который продемонстрировал причудливую картинку: звезды и пространство, рассеченное мелькающей, бьющейся из стороны в сторону плетью чистой энергии, раскаленной добела полосой с фиолетовыми, голубыми и золотыми оттенками. Кирку казалось, что лента была живой, разгневанной.
      – Что, черт подери, это такое? – прошептал Чехов.
      – Я нашла транспортные корабли, – доложила Демора.
      Вид дернулся в сторону, и на экране появились два избитых транспортных корабля, пойманных, подобно вырывающимся насекомым, фиолетовой пульсирующей паутиной.
      – Корпуса начинают сминаться под давлением. Они долго не протянут.
      Она резко уцепилась за свою консоль, когда "Энтерпрайз-В" неожиданно дернулся в сторону, бросая Кирка на Чехова.
      – Мы сталкиваемся с серьезными гравитационными нарушениями под воздействием энергетической ленты, – сказал навигатор.
      Сжимая ручки своего кресла, Гарриман распорядился:
      – Сохраняйте дистанцию между нами и лентой. Совсем не нужно, чтобы и мы залетели туда. – Он нахмурился, глядя на экран, явно взвешивая свой следующий шаг.
      Кирку решение казалось очевидным; он дал Гарриману еще две секунды, затем выпалил:
      – Транспортные телепорты...
      Скотт тут же нанес капитану меткий удар под ребра. Кирк мгновенно замолк. Он знал, что это был корабль Гарримана, а не его. Однако ситуация стремительно становилась безнадежной...
      Гарриман посмотрел через плечо на Кирка с выражением, в котором не было и тени раздражения. Либо он был слишком учтивым, чтобы заметить оскорбление, либо искренне благодарным за любую помощь.
      – У нас нет транспортных телепортов. – Кирк еле сдержался, чтобы скрыть откровенное негодование:
      – Вы покинули космический док без транспортных телепортов?
      – Они будут установлены лишь во вторник, – холодно ответил Гарриман. Он повернулся назад к рулю. – Мичман Зулу, попытайтесь создать субпространственное поле вокруг кораблей. Это может помочь им высвободиться.
      – Есть, сэр. – Демора наклонилась над своей консолью.
      "Нет", – чуть было не сказал Кирк, но прежде, чем он смог произнести это, Демора покачала головой и подняла глаза:
      – Слишком сильные квантовые помехи, капитан.
      Снова Гарриман перевел взгляд на бьющуюся на экране энергетическую ленту и нахмурился. Кирк не испытывал ничего, кроме симпатии, к молодому капитану, чей первый день в качестве командующего корабля превращался в подобие кошмара, причем корабль был неукомплектован и плохо снаряжен: Но если Гарриману не удастся придумать другой план, то симпатия симпатией, а...
      – Как насчет выброса плазмы из искривляющих двигателей? – спросил Гарриман в пустоту. – Это может ослабить силу захвата ленты.
      – Есть, сэр, – ответил навигатор. – Выбрасываю двигательную плазму...
      Гарриман (это было видно) задержал дыхание на мгновение, затем перевел взгляд на Кирка, который ободряюще тепло улыбнулся ему.
      – Это не действует, сэр, – сказал навигатор. – Я думаю...
      – Сэр! – вскрикнула Демора. – Корпус корабля по правому борту коллапсирует!
      На экране один из кораблей, обвитый концом ленты, разлетелся в ослепительном взрыве. Все на мостике "Энтерпрайза" внезапно замолчали, когда вспышка взрыва угасла и превратилась в облако разлетающихся осколков.
      – Сколько беженцев было на корабле? – спросил Чехов, охваченный ужасом.
      Не ему подобало сейчас говорить, тем более задавать такой резкий вопрос. Это была обязанность капитана корабля. Но в ужасе, который царил на мостике, этого, похоже, никто не заметил, и уж, конечно, не Гарриман, который с расширенными глазами и открытым ртом смотрел на экран.
      – Двести шестьдесят пять, – спокойно ответила Демора.
      Плечи двух человек поникли под грузом этого ответа.., одни принадлежали Гарриману, другие – Кирку.
      "Вежливый дьявол! – сказал себе Кирк. – Двести шестьдесят пять... Я знаю, через что он сейчас проходит, но ведь нельзя же так просто сидеть и наблюдать, как это произойдет еще раз. Если он, не дай Бог, не спросит, я сам скажу ему..."
      Демора заговорила снова, ее голос был встревоженным:
      – Целостность корпуса "Лакула" упала на двенадцать процентов, сэр!
      Гарриман медленно повернулся и встретился глазами с нетерпеливым взглядом Кирка. Неуверенность мелькнула на лице молодого человека. Кирк понимал: Гарриман не хотел показаться в столь невыгодном свете перед лицом всей своей команды и теперь уже смолкших репортеров. Но здесь, рядом, была помощь опытного человека и на кон были поставлены еще двести жизней...
      – Капитан Кирк, – сказал Гарриман с восхитительным достоинством и спокойствием, – я оценил бы любое предложение, которое вы можете высказать.
      Его слова произвели поразительный эффект и словно высвободили все чувства, кипевшие в душе Кирка. Именно это он испытал во сне прошлой ночью: свободное падение, такое же, как в парке Йосемитэ – падение с Эль-Капитана; он ощутил тот же трепет, который чувствовал, паря над планетой в небесном нырянии, еще вчера. Однако сейчас было и кое-что еще: сильное возбуждение, которое он пытался найти в своих приключениях, но так и не обрел... Он знал, почему: потому что на этот раз делал кое-что важное – он изменял ситуацию.
      Кирк выстрелил из кресла, как пробка из бутылки шампанского, и менее чем через секунду стоял подле Гарримана, глядя на молодого человека глазами, в которых, как он надеялся, отразилось его уважение и благодарность.
      – Первое, – сказал он таким тихим голосом, чтобы мог слышать только капитан, – приблизьтесь на расстояние телепортов и транспортируйте людей на борт.
      Гарриман уставился на него с нескрываемым удивлением:
      – Но как насчет гравитационных нарушений? Они разорвут нас на части!
      Кирк положил руку на плечо молодого человека и сказал очень тихо и без малейшего намека на упрек:
      – Риск – это часть игры, если вы хотите сидеть в этом кресле.
      Гарриман замер, но лишь на мгновение, затем расправил плечи и мрачно повернулся к картинке на экране.
      – Руль, – приказал он, – приблизиться на расстояние телепортов.
      Кирк сощурился от внезапного ослепительного света и поднял глаза, чтобы увидеть оператора, который сейчас подходил к капитанскому креслу, чтобы получить лучший угол съемки.
      – И второе! – рявкнул он так, чтобы его голос был слышен по всему мостику. – Выключите эту чертову штуку!
      Оператор заколебался лишь на мгновение. Ярость на лицах двух капитанов, очевидно, убедила его. Он выключил камеру и присоединился к другим журналистам.
      "Энтерпрайз" осторожно двинулся вперед. На экране бьющаяся плеть энергии становилась все ближе и ближе.., пока внезапно не ринулась на корабль, пройдя мимо него в каких-нибудь метрах. Кирк облегченно вздохнул и поблагодарил про себя Зулу за то, что тот передал свое умение рулевому.
      – Мы на расстоянии, сэр, – сообщила Демора.
      Гарриман, побледнев, смотрел на экран:
      – Телепортируйте их прямо в больничный отсек.
      "Напрямую?" – чуть было не воскликнул Кирк: внутрикорабельное телепортирование было в лучшем случае рискованным занятием, но прежде, чем он смог издать хотя бы звук, Гарриман вскинул на него глаза, очевидно, читая его мысли. Если бы ситуация не была такой критической, он, возможно, улыбнулся бы:
      – Все в порядке, капитан. Как я сказал, новый корабль обладает новыми возможностями.
      Озабоченно сдвинув брови, Чехов шагнул вперед и склонился к Гарриману:
      – Сэр, сколько у вас медперсонала?
      Моментальная вспышка гордости Гарримана сменилась выражением неловкости:
      – Медперсонал не прибудет до вторника.
      Чехов не терял времени на то, чтобы задавать ненужные вопросы. Он выпрямился и показал на двух репортеров, которые наблюдали за происходящим, сидя неподалеку.
      – Вы и вы! Считайте, что вы только что стали медслужащими. Пошли.
      Все трое бросились к турболифту, когда Демора сказала:
      – Основной инженерный отсек докладывает о колебаниях в искривляющих плазменных реле.
      Скотт был уже на ногах, прежде чем она закончила говорить.
      – Обойти реле и перейти на аварийные системы, – сказал он, быстро двигаясь в направлении руля.
      Кирк, забавляясь, взглянул на него с видом, который говорил: "Это не ты ли пихал меня под ребра несколько минут назад?.."
      Скотт не снизошел до того, чтобы отреагировать.
      – Сэр, – худощавый молодой лейтенант, явно только выпущенный из Академии, повернулся от кормовой консоли с паническим выражением на лице. – Я не могу поймать цель. – Он снова посмотрел на свою панель и покачал головой с выражением полного недоумения – Они, похоже, находятся в своего рода.., темпоральном потоке.
      – Скотти? – позвал Кирк, но прежде, чем он успел повернуть голову к своему бывшему инженеру, тот уже оставил руль и стоял теперь рядом с молодым лейтенантом, хмурясь при взгляде на консоль.
      Он зашипел от удивления:
      – Что за черт?..
      Кирк подошел и встал рядом. Скотт полуобернулся к своему бывшему капитану, не отрывая взгляда от сверхъестественных, не правдоподобных показателей на консоли.
      – Их признаки жизни... В ФАЗЕ, они то появляются, то исчезают из нашего пространственно-временного континиума.
      – Исчезают? – переспросил Кирк. – Куда? – Он выпучил глаза на консоль, но информация на ней была такой же невозможной, как и слова Скотта.
      Скотт ничего не ответил, но наклонился и начал быстро работать с консолью, а лейтенант с уважением отодвинулся в сторону, уступая место.
      – Сэр! – вскрикнул навигатор, и тон его голоса был наэлектризованным, что соответствовало виду на экране. – Корпус коллапсирует!
      Во второй раз энергетическая лента обхватила обреченный корабль, подобно огромному ослепительному питону, который пожирал свою жертву. Пока Кирк наблюдал за этим, "Лакул" взорвался в феерическом фонтане вращающихся обломков. Кирк мгновенно повернулся к Скотту, на лице которого теперь было усталое, виноватое выражение, которого Кирк давно уже не видел у инженера.
      – Я снял сорок семь, – сказал Скотт среди внезапно воцарившегося молчания, казалось, что его слова наполнили все пространство мостика. Он опустил глаза. – Из ста пятидесяти.
      Не было времени для того, чтобы горевать об этом. Пол под ногами Кирка резко дернулся, бросив его на кресло Гарримана. Каким-то образом ему удалось удержаться на ногах, отреагировать, инстинктивно подняв руку на звук металлического скрежета, чтобы заслонить лицо, когда неожиданный дождь из обломков перегородки посыпался на него.
      И тут все так же быстро закончилось, и корабль восстановил свое положение так резко, что Кирк чуть было снова не потерял равновесие. Он опустил руку и огляделся. Покореженная перегородка, никакой пробоины в корпусе, как он боялся. Никаких серьезных повреждений, все в порядке.., за исключением навигатора, который лежал, распростертый неподвижно на своей консоли; его глаза были открыты, голова залита кровью, а шея вывернута так неестественно, что Кирку не нужно было проверять человека, чтобы убедиться, что он был мертв. Рядом, с полными скорби глазами и побелевшими губами сидела Демора, уцепившись руками за свою консоль.
      – Доклад! – выкрикнул Кирк, перекрывая визг клаксона, в то время как Скотт осторожно отодвинул в сторону мертвого человека и занял его место.
      Демора с усилием вздохнула и взяла себя в руки:
      – Мы пойманы гравитационным полем, источником которого является пространственная энергетическая лента.
      На этот раз Гарриман не нуждался ни в ободрении, ни в совете:
      – Все двигатели, полный реверс!

      Секундами ранее на борту "Лакула" Толиан Соран сидел, скрестив ноги, на полу переполненной беглецами пассажирской кабины и безразлично смотрел на видовой экран, где сияющая лента билась в объятиях ночи космоса.
      В отличие от других, которые стонали и ныли, услышав сообщение о том, что их второй корабль уничтожен, Соран не испытывал страха перед лентой. На самом деле он приветствовал ее.
      С первого же дня, как он был спасен "Лакулом", Соран все время собирал силы для того, чтобы покончить счеты с жизнью. Он пытался сделать именно это – ввести свой аварийный шаттл под смертельные лучи боргов, – когда узнал, что Садориан Сити, его родной город, дом Леандры, был уничтожен. Его жена и дети погибли, их убили, и он с ужасом наблюдал за этим из своего безопасного укрытия на орбитальной обсерватории.
      По чистой случайности пролетавший "Лакул" обнаружил его и телепортировал на борт.., совершенно против его воли. Он был уже мертв в душе, умер от горя. Он просто хотел, чтобы его телесная оболочка соединилась с духовной, хотел встретиться с семьей. Но ему не дали сделать этого.
      Соран наблюдал за языками пламени на экране и мрачно улыбался. Лента выглядела как сверкающее лезвие, как смертельные лучи боргов, которые изрыли его родную планету. Наконец-то они пришли за ним, чтобы дать ему умереть, как это было предназначено, так же, как умерли Леандра, Эмо и Мара.
      Содрогающийся корабль накренился, когда по нему ударила лента. "Наконец-то", – подумал Соран. Среди криков и хаотичных движений тел он сидел, вцепившись руками в колени, и отдавался на волю стихии. Перегородки вокруг него начали сминаться. Кусок металлического обломка ударил в лоб, и струя крови потекла на бровь и дальше, к глазам.
      Но Соран только улыбался.
      И вот посреди смятения сверкнул ослепительный свет, заставляя перегородки ломаться посередине, шевеля волосы на затылке Сорана. Он наполнил воздухом легкие, окунаясь в смерть, ожидая разрешения своих страданий; его сознание сфокусировалось на единственной мысли:
      "Леандра..."
      Тьма. Спокойствие. Тишина.
      "Так вот она какая, – с удивлением подумал он. – Смерть..." Однако он понимал, что все еще находится в сознании, и понимание это принесло разочарование. Он надеялся раствориться и превратиться в ничто, в полное отсутствие мыслей, в пустоту. Но вот он здесь, слушает собственное дыхание и биение своего сердца.., ощущает движение прохладного, влажного воздуха своей кожей.
      И другое теплое тело рядом.
      Он открыл глаза во тьме. Это не была полная чернота, так как за окном мерцали звезды, посылая вниз мягкий свет. Пошевелился и почувствовал мягкую, гладкую ткань простыни на обнаженной коже спины, услышал тихие звуки волн, накатывавших на берег, почувствовал запах соленого воздуха, смешанный с ароматом экзотических цветов. Даже в этих густых сумерках он вдруг осознал, что это Талаал, курорт, где они любили друг друга в первую свадебную ночь.
      Он повернулся на бок и обнаружил ее, лежащую рядом с собой; ее лицо светилось серебряными бликами от сияния звезд, темные волосы, длинные и мягкие, были разбросаны по подушке и пахли, как цветы.
      – Леандра, – прошептал он и заплакал: с трудом сдерживаемые столько дней эмоции неожиданно прорвались наружу. Он обнял ее и прижал к груди, зарывшись лицом в волосы. Чудо из чудес, она была твердой, теплой.., не сном, но РЕАЛЬНОСТЬЮ, она действительно была здесь, в его руках.
      – Леандра, о, боги, дорогие боги, Леандра... Все во Вселенной снова встало на свои места.
      – Толиан? – прошептала она сонным голосом. – Дорогой, что такое? – Вид его искаженного мукой лица моментально отогнал от нее последние остатки сна.
      – Что произошло? Тебе снились кошмары?
      – Да, всего лишь снились, – сказал он с горечью, целуя ее лицо. – Обещай мне. Обещай мне, что ты никогда не уйдешь...
      – Конечно, я никогда не уйду от тебя, Толиан. Ты знаешь это. Но что...
      Ее образ потускнел, стал полупрозрачным, как исчезающий призрак. Соран закричал, почувствовав, что держит в руках не ее твердое, теплое тело, а лишь воздух. Однако он все еще видел перед собой ее тусклую тень; лента лунного света озаряла ее лицо, обеспокоенные глаза. Видеть ее и не иметь возможности коснуться...
      – Леандра! – закричал он, но не смог услышать слова, которые срывались с ее шевелящихся губ. В то же мгновение он осознал присутствие другой реальности, которая теперь окутывала его, обволакивала: он стоял вместе с беженцами с "Лакула" на борту другого корабля.., корабля Федерации.
      – Нет! – закричал Соран с яростью и горечью, пытаясь ухватиться за протянутые руки Леандры, но его собственные проходили сквозь пустоту.
      – Нееееее...т!

* * *

      На какое-то мгновение Павел Чехов заколебался, остановившись в дверях, и в изумлении посмотрел внутрь больничного отсека – но не на медицинское оборудование по последнему слову техники и не на более изысканный и более практичный дизайн больничного отсека, а на ужасную сцену, которая предстала его глазам.
      Около пятидесяти беженцев с "Лакула" – изящные гуманоиды; последние представители расы эль-аурианцев, – лежали в бессознательном состоянии на диагностических кроватях, сидели, ошеломленные, на ковре, прислонившись к перегородкам, издавая стоны. Но не их раны и увечья заставили Чехова и двух репортеров, стоявших по бокам от него, застыть на месте. Наоборот: большинство беженцев, казалось, физически не пострадали, но Чехова ужаснуло выражение глаз эль-аурианцев, их взгляды, которые, как он ясно осознал, никогда не сможет забыть.
      Он никак не мог отделаться от мысли, что вошел в сумасшедший дом восемнадцатого века.
      Те, кто были в сознании, смотрели куда-то вдаль, на что-то невидимое, недоступное и такое прекрасное, что некоторые сидели молча. Другие цеплялись руками за воздух, пытались ухватиться за что-то незримое, но желанное. Однако все видели разное, каждый был погружен в собственный внутренний мир. Стоны, шепот, тихий плач сливались в мрачное, потустороннее бормотание, напоминающее молитву:
      – Цвета касаются меня...
      – Я пойман в стекле...
      – Я вижу секунды...
      – Помогите мне, помогите...
      В это утро Чехов понял, почему капитан Кирк не хотел подниматься на борт "Энтерпрайза-В". Он тоже не хотел этого. Чехов не видел ничего хорошего в том, чтобы сидеть на борту звездного корабля и чувствовать себя бесполезным. Однако, как и капитан, он не смог остаться в стороне.
      В то мгновение, когда Кирк взял на себя командование кораблем, Чехов ощутил невероятное возбуждение. В первый раз за последний год он почувствовал, что его существование имеет цель, что его действия правильны, что он нужен здесь и сейчас. Он не чувствовал ничего подобного со дня своей отставки, так что, не раздумывая ни секунды, взял на себя командование больничным отсеком. Ускоренный курс медобучения, пройденный в качестве главы службы безопасности на борту "Релианта", сослужил ему сейчас хорошую службу.
      Он замешкался у входа в больничный отсек лишь на мгновение, затем быстро взял себя в руки и определил местонахождение диагностических сканеров. Он дал по одному сканеру каждому из журналистов, женщине и мужчине (оба были земляне), затем коротко проинструктировал их.
      Прежде чем он закончил инструктаж, корабль резко накренился, бросая его на ближайшую перегородку.
      – Боже мой! – закричал мужчина, когда Чехов столкнулся с ним; выпавший из его руки сканер застучал по палубе. – Что это было?
      Чехов быстро восстановил равновесие, схватил с пола прибор и снова протянул мужчине, который с нескрываемым страхом посмотрел на него.
      – Возьмите это, – приказал он. – Нам нужно работать...
      Глаза женщины были расширенными от страха.
      – Но что это было? Вы думаете, энергетическая лента...
      Корабль снова дернулся, она бросила сканер и ухватилась за перегородку.
      – Не имеет значения, что это такое, – сказал резко Чехов. – Оставим это тем, кто сейчас на мостике. Здесь больным нужна помощь. – И когда в ответ на него снова устремились два испуганных взгляда, он прогремел:
      – Не думайте! Просто ДВИГАЙТЕСЬ! – с такой силой, что двое помощников, наконец, подобрали свои сканеры и пошли за ним к стонущей толпе.
      – Не прогоняй меня; пожалуйста, разреши мне остаться...
      – Я пойман, отпусти меня.
      – Помогите мне. Кто-нибудь, помогите...
      – Все хорошо, – сказал Чехов. Он встал на колени рядом с красивой женщиной с каштановыми волосами; по ее лицу трудно было определить возраст. Казалось, она была не ранена. Ее глаза, в которых стояла скорбь, смотрели мимо него, взгляд сосредоточился на каком-то далеком невидимом объекте. – Все в порядке. Мисс.., мэм.., вы меня слышите?
      Она не ответила; казалось, она вообще не знала о его присутствии, в то время как он быстро проверял ее сканером. То же самое можно было сказать и о следующем из выживших: то же состояние полукататонии и всего несколько царапин. Стоя около третьего пациента, Чехов повернул голову к журналисту, который сканировал легкораненую жертву.
      – До сих пор только легкие повреждения, – сказал он, и мужчина кивнул, показывая, что обнаружил то же самое.
      Осмотрев двух эль-аурианцев, женщина-репортер встала и кивнула, соглашаясь. Чехов продолжил:
      – Но такое впечатление, что они страдают от необъяснимого нервного шока...
      – Что могло быть причиной? – спросила женщина. – Стресс от того, что на, них напали?
      В то время как она говорила, ее коллега двинулся к другому пациенту, который сидел на биокровати, – бледному мужчине с еще более светлыми, серебряными волосами и глазами, которые показались Чехову похожими на яркое пламя свечей. Полоса кроваво-красного цвета пролегла от его лба до переносицы и затем шла ниже, захватывая глаз, и спускалась по щеке.
      – Вероятно, нет, – ответил Чехов. – По крайней мере, не было бы такой массовой реакции. Может, энергетическая лента...
      – Зачем? – вдруг вскрикнул бледный мужчина. Чехов повернулся и увидел, как хрупкий эль-аурианец схватил более крупного журналиста за плечи и стал притягивать к себе. – Зачем?
      При виде безумного отчаяния в глазах раненого эль-аурианца Чехов поспешил к шкафу с оборудованием.
      Репортер мудро не сопротивлялся и не пытался вырваться из захвата пациента.
      – Все в порядке, – сказал он успокаивающе, – вы в безопасности. Вы на "Энтерпрайзе".
      – Нет... – слово прозвучало хриплой мольбой, и окровавленный мужчина еще сильнее сдавил плечи репортера. – Мне нужно идти... Мне нужно вернуться! Я не понимаю! ОТПУСТИТЕ МЕНЯ!
      Неожиданно он ослабил хватку на плечах и рванулся к горлу журналиста. Но прежде, чем он смог сжать горло, Чехов неслышно шагнул к нему за спину и опустошил гипоспрей в его руку.
      Эль-аурианец упал без сознания перед журналистом, который смотрел на него округлившимися глазами. Потом потер руками свое горло и спросил:
      – О чем он говорил?
      Чехову так и не удалось ответить. Стоявшая перед ним женщина споткнулась. Он поймал ее за руку, удерживая от падения:
      – Полегче там...
      Казалось, не было никаких видимых причин для ее слабости и сканирование не выявило никаких внутренних повреждений. Это была маленькая женщина, не красивая, но симпатичная, и, что было типично для эль-аурианцев, по ее внешности нельзя было определить возраст. Каскад тонких темных шнурков ниспадал до ее талии, выбиваясь из-под большой фиолетовой шляпы. Она обратила к Чехову свое грустное лицо и посмотрела на него глазами, которые излучали такую глубину чувств, такое умиротворение и в то же время такую агонизирующую боль, что у него перехватило дыхание.
      – Все будет хорошо, – сказал он, тепло улыбаясь ей, пытаясь отвлечь от боли. – Вот здесь, просто полежите...
      И он подвел ее к биокровати.
      Спустя годы, когда он будет вспоминать этот день и Джеймса Кирка, он будет думать и об этой женщине и задаваться вопросом, что же с ней произошло потом.

* * *

      Двигатели "Энтерпрайза" взревели, сопротивляясь давлению энергетического захвата, но это было бесполезно. Беспомощный корабль постоянно сотрясало, энергетическая плетка хлестала по корпусу.
      – Гасители инерции отказывают, – доложила Демора на раскачивающемся мостике за мгновение до того, как Скотт крикнул:
      – Двигатели не слушаются!
      Гарриман сжал подлокотники своего кресла с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Он поднял глаза на Кирка и тихо сказал:
      – Не ожидал, что придется погибнуть в первый же день своей капитанской службы.
      С еле заметной улыбкой Кирк наклонился поближе к уху молодого капитана, держась за край его кресла, чтобы сохранить равновесие.
      – Первое, чему ты учишься, когда становишься капитаном, – это обманывать смерть. – Он выпрямился и позвал:
      – Скотти!
      Негодуя по поводу того, о чем, как он знал, собирался спросить Кирк, Скотт выкрикнул:
      – Нет никакой возможности разрушить гравитационное поле такой чудовищной силы!
      Посреди беспрестанной тряски корабль вдруг снова сильно подбросило. Демора ухватилась за свою консоль и закричала:
      – Целостность корпуса снизилась до восьмидесяти двух процентов!
      Кирк ничего не сказал, просто продолжал внимательно смотреть на Скотта, который, наконец, со злостью выдавил:
      – Но у меня есть идея...
      Кирк просиял:
      – Я так и думал!
      Скотт кивнул на зловещий вид на экране:
      – Разряд антивещества перед кораблем.., это может ослабить поле на короткое время, чтобы мы могли вырваться.
      Кирк медленно кивнул, обдумывая:
      – Фотонная торпеда?
      – Да.
      Старый капитан повернулся к Деморе.
      – Загрузите торпедный отсек, приготовьтесь выстрелить по моей команде.
      – Капитан... – Демора повернулась в кресле, лицо ее выражало откровенную беспомощность. – У нас нет торпед вообще...
      – Только не говорите мне о вторнике! – Кирк на мгновение закрыл глаза, затем открыл их, глядя на Гарримана, который развел руками.
      – Капитан, – сказал Скотт, – может, попробуем СИМУЛИРОВАТЬ торпедный взрыв, используя резонансную вспышку из дефлекторного диска?
      Стараясь сохранить равновесие на неустойчивой палубе, Кирк повернулся к нему с надеждой:
      – Где дефлекторные реле?
      – Палуба пятнадцать, – тут же ответила Демора, – секция двадцать один-альфа.
      Гарриман встал, покачиваясь из-за вибрации палубы под ногами.
      – Я пойду. Вы командуете мостиком. – И не задерживаясь, чтобы услышать ответ, он направился к турболифту.
      – НЕТ, – резко сказал Кирк. Каким бы сильным ни было его желание скользнуть в это пустое капитанское кресло, но это был корабль Гарримана. И молодой человек только что доказал право на это. Лишь настоящий капитан может проглотить гордость и передать командование другому ради своей команды.
      Гарриман замер и обернулся, чтобы взглянуть на старого капитана за спиной.
      – Нет, – повторил Кирк, – место капитана на мостике корабля. – Он сделал паузу. – Я позабочусь об этом.
      Гарриман улыбнулся одними глазами. Его лицо было мрачным, когда он кивнул Кирку, но в этом жесте было понимание всего, что скрывалось за словами старого капитана.
      Кирк повернулся к Скотту, направляясь к турболифту:
      – Сохрани корабль целым, пока я не вернусь.
      – Как всегда, – ответил Скотт. Кирк улыбнулся ему за мгновение до того, как двери турболифта закрылись.

* * *

      И когда двери турболифта открылись на пятнадцатом уровне, он снова был в захватывающем дух состоянии свободного падения, чувствуя одновременно ужас и блаженство. Ужас – потому что вспоминал кошмары прошлой ночи и знал, что Спока нет рядом, чтобы поймать его; блаженство – потому что снова делал то, для чего был рожден, – изменял что-то. Не было времени ни для размышлений, ни для фантазий – только для выверенных отработанных действий. Джим пустился бегом по дрожащему коридору со скоростью, на которую, как думал, давно уже не был способен. Он отмечал глазами обозначения секций, пока, наконец, не достиг дефлекторной комнаты с ее массивной башней-генератором, которая стояла за консолями.
      Его сердце стучало как молот, дыхание было хриплым, но ничего из этого не имело значения. Впервые за последний год он действительно почувствовал себя живым. Он нашел панель перегородки и отодвинул ее в сторону, затем начал работать, перераспределяя дефлекторные цепи. Прошло не более минуты, когда настенный интерком свистнул и прохрипел отфильтрованным через линии связи едва различимым голосом Скотта:
      – Мостик – капитану Кирку.
      – Кирк на связи! – прокричал он, не отрываясь от своей работы. Нужно было сделать простую вещь, и если он не даст Скотти отвлечь себя, то закончит через считанные секунды...
      – Капитан! – проговорил Скотт заунывным голосом, который Кирк так хорошо знал – достаточно хорошо, чтобы понять, что на этот раз ситуация была действительно критической. Даже если бы Скотт не связался с ним, он мог бы понять по дрожи "Энтерпрайза" – даже этого нового "Энтерпрайза", – что повреждения основного корпуса были огромными. – Не знаю, сколько еще смогу удерживать его! Мы разваливаемся!
      Где-то вдалеке он услышал через интерком голос Деморы:
      – Сорок пять секунд до структурного коллапса!
      Кирк использовал критические секунды, чтобы сделать последние приготовления, затем захлопнул стенную панель с ощущением триумфа:
      – Все! ПОШЛИ!
      Он услышал, как Скотт отключил связь, и встал, покачиваясь на ногах, чтобы вернуться назад по сотрясающемуся коридору. Не было смысла спешить: они либо погибнут сейчас, либо спасутся. Он сделал все, что мог.
      Прежде чем он прошел несколько метров, дрожь корабля резко ослабла. Кирк улыбнулся: значит, это странное предвестие смерти оказалось ложным. Он, конечно, был рад за себя и за всех на борту корабля и все же чувствовал легкое и даже в чем-то нелепое разочарование. Это была бы не такая уж плохая смерть. Будет ли у него еще когда-нибудь шанс изменить что-то?
      Он был в середине коридора, когда это произошло: взрыв такой всепоглощающей силы, что казалось, будто разорвалась его голова. Его швырнуло вверх и ударило о перегородку или палубу – он не мог бы точно определить. В ослепительно-яркие миллисекунды он увидел, как все вокруг растворилось в фиолетово-белом пламени энергетической ленты, почувствовал, как его собственное тело растворяется вместе со всем.
      Он был один. Он всегда знал, что это будет именно так. Не оставалось времени ни для мыслей, ни для сожаления в мимолетное мгновение растворения: только легкий всплеск радости по поводу того, что Маккой и Спок были в безопасности, что они продолжат свой жизненный путь без него.
      И затем наступило молчание и начало последнего, бесконечного свободного падения...

      Несколькими секундами ранее Монтгомери Скотт отключил связь с дефлекторной комнатой и уставился на экран, на хлещущую энергетическую полосу, подобную вспышке молнии, которая не погасла, а продолжала разрушать в дикой агонии. Теперь "Энтерпрайз" постоянно сотрясало, подбрасывало под звуки далекого грома, словно морское суденышко, застигнутое штормом посреди фиолетового моря. У Скотта захватило дыхание, когда Гарриман подался вперед, чтобы отдать распоряжения дочери Зулу:
      – Активировать основной дефлектор! – Вместе с безмолвной, молящейся про себя командой, Скотт наблюдал, как яркий луч энергии выстрелил из основного дефлекторного диска и превратился во взрыв сверхновой звезды по правому борту корпуса корабля.
      Он смотрел, затаив дыхание, но не испытывал страха, как молодой лейтенант, который сидел рядом за консолью. Скотт прожил яркую жизнь и в течение последних лет обрел новые ценности и в работе консультанта, и в своей семье.
      По крайней мере, он считал себя удовлетворенным. Но в тот момент, когда Кирк улыбнулся ему из турболифта и сказал: "Сохрани его в целости, пока я не вернусь", Скотт почувствовал трепет, ощущение, которое почти совсем уже было забыл, и снова увидел, как по особенному загорелись глаза его капитана.
      Если бы такое произошло в дни его молодости, он был бы охвачен ужасом, но слишком полон решимости выжить, чтобы показать свой испуг, чтобы позволить этому чувству помешать ему делать то, что требуется. Теперь все было по-иному. О, конечно, он ощущал страх смерти, да, но опыт и возраст теперь уже немолодого инженера давали себя знать. Он слишком часто сталкивался с подобными безвыходными ситуациями и всегда выходил сухим из воды.
      Даже если он сейчас погибнет, то потеряет гораздо меньше, чем эти молодые люди, которые окружали его. Он мог чувствовать их страх, и это странным образом успокаивало его, заставляло быть более решительным, оказывая помощь.
      Он положил руку на плечо молодого лейтенанта, сидевшего рядом, который был так поглощен наблюдением за тем, что разворачивалось на экране, что нервно дернулся от прикосновения. Скотт успокаивающе улыбнулся ему; на лице молодого офицера появилось глуповатое выражение, и он снова обратил свой взор на экран.
      Скотт тоже повернулся, чтобы встретить свою судьбу, и увидел, как энергетическая плетка отреагировала на выброс дефлектора, отпрянув назад, затем заметалась, как агонизирующее вихревое облако.
      Тряска ослабла; Скотт с силой выдохнул:
      – Мы вырываемся!
      Гримаса лейтенанта превратилась в улыбку. Гарриман кивнул в знак согласия. Скотт начал было подниматься, собираясь пойти и поздравить молодого капитана...
      Экран окрасился ослепительно-белой вспышкой, и корабль резко дернуло с левого борта. Инженер вцепился в консоль, но руки соскользнули, и он упал спиной на палубу. Лейтенант был выброшен в кресло Скотта и чуть не свалился на него сверху, но вовремя восстановил равновесие.
      Скотт оставался на полу в ожидании следующего удара: он ждал секунду, две, затем сел. Тряска постепенно ослабла, и корабль, наконец, успокоился.
      Скотт медленно поднялся на ноги, наблюдая за Деморой, которая вскарабкалась назад, за свою консоль, и уставилась на показатели руля; широкая улыбка расплылась по ее губам:
      – Мы свободны!
      Гарриман сидел неподвижно в своем кресле. Какое-то мгновение он смотрел на экран, явно удивляясь тому, что все еще жив, затем ударил по контролю на подлокотнике.
      – Ты сделал это, Кирк! – он повернулся в сторону Деморы:
      – Доклад о повреждениях, мичман.
      Улыбка Деморы уже угасла. С сосредоточенностью бывалого офицера она изучала показатели. "Хорошая девчушка", – подумал Скотти; в следующий раз при встрече с ее отцом он обязательно расскажет Зулу, как достойно она вела себя в критической ситуации.
      – Небольшие повреждения в двигателе правого борта, – доложила Демора. Потом резко нахмурилась и вскинула глаза на Гарримана:
      – У нас также прорыв корпуса в инженерной секции. Аварийные силовые поля сработали и держат.
      Скотт не мог потом объяснить, как он понял, что именно произошло. Инженерная секция занимала на корабле очень большую площадь, и повреждения могли быть в любом месте, а не только в дефлекторной комнате. Однако в то мгновение, когда Демора сказала: "У нас прорыв корпуса в инженерной секции", его лоб покрылся испариной и тело похолодело. Какой-то миг он не мог говорить, но когда обрел эту способность, выдавил всего лишь хрип, который отдаленно напоминал вопрос:
      – Где?
      Демора посмотрела на него. Должно быть, выражение его лица и глаза выдали Скотта, так как она неожиданно поняла, о чем в действительности он спрашивал. Лицо девушки помрачнело, глаза сузились от беспокойства. Когда она посмотрела на свою консоль, Гарриман встал с кресла, словно тоже неожиданно почувствовал опасения Скотта.
      "Пусть я ошибусь", – молился он про себя, но наблюдая за тем, как расширились от ужаса глаза Деморы, а затем снова сузились при виде показателей на консоли, понял, что был прав.
      – Секции с двадцатой по двадцать восьмую, – мрачно прочитала мичман, – на палубах тринадцать, четырнадцать... – она подняла глаза на Скотта, – ..пятнадцать.
      Оцепеневший Скотт рванулся к кормовой консоли и ударил по коммуникационному контролю.
      – Мостик – капитану Кирку. – Он сделал паузу, подождал мгновение, затем повторил:
      – Капитан Кирк, ПОЖАЛУЙСТА, ответьте.
      Вечность молчала. Скотт не мог выдержать взгляды, которые теперь были устремлены на него. Он наклонил голову и на мгновение закрыл глаза.
      Когда он собрался с силами, чтобы заговорить снова, то повернулся к Деморе:
      – Попросите Чехова встретиться со мной на пятнадцатой палубе.
      Он направился к турболифту, отдаленно чувствуя, что Гарриман следовал за ним.

* * *

      В больничном отсеке Чехов продолжал помогать выжившим. Если не считать их общей ментальной дезориентации, единственным серьезным ранением был порез лба у светловолосого мужчины, который пытался напасть на репортера, а теперь спокойно лежал – в бессознательном состоянии и в смирительной рубашке. Из обоих журналистов получились весьма квалифицированные помощники, и казалось, что ситуация была под контролем.
      Работая, он обнаружил, что стало гораздо легче поддерживать равновесие, и постепенно пришел к мысли, что тряска корабля ослабла. Он улыбнулся своим новоиспеченным помощникам, которые усердно сканировали пациентов.
      – Видите? – спросил он. – Людям на мостике можно доверять, они позаботились о корабле. – Оба улыбнулись с облегчением.
      – Слава Богу! – сказала женщина. – Я уже начинала бояться, что никогда не смогу написать отличную...
      Чехов не успел дослушать до конца. Его внезапно потянуло в одну из сторон отсека и отбросило от диагностической кровати. Когда качка так же неожиданно прекратилась, он обнаружил, что упал на пол прямо на темнокожую женщину с интригующими глазами. Чехов быстро поднялся.
      – С вами все в порядке?
      Она не ответила, но рывком села на палубе. Ее фиолетовая шляпа упала; Чехов поднял ее и помог женщине надеть головной убор. Женщина без всякого выражения смотрела на него, когда он протянул ей руку, поднял и помог дойти до биокровати.
      Все это время она смотрела сквозь него куда-то очень далеко. А потом вдруг моргнула, и, казалось, наконец-то увидела его, действительно увидела и посмотрела внимательно в его глаза.
      – Теперь он ушел, – сказала она, обращаясь к Чехову с такой уверенностью и прямотой, что он не смог не отреагировать.
      – Кто ушел? Ушел куда?
      – На другую сторону... – ее лицо вдруг помрачнело от сострадания. – Он ушел.
      Чехов вскинул голову, услышав голос женщины-репортера:
      – Тряска прекратилась!
      Но он отвлекся только на мгновение. Взгляд эль-аурианской женщины приковал его к себе и заставил продолжить разговор.
      Конечно, глупо думать, что ее слова имели хоть какое-то значение. Она перенесла серьезное нервное потрясение и сейчас наверняка бредила. Он постарался представить, как бы справился с этим доктор Маккой. Он обязательно сказал бы: "Теперь, мэм, просто прилягте и расслабьтесь..." Чехов снова улыбнулся и взял ее за руку.
      – Не говорите больше. Вам нужен отдых. – Он нехотя отвернулся от собеседницы.
      – Твой друг, – сказала она с таким убеждением в голосе, что он оглянулся, но быстро справился с волной страха, которую пробудили в нем эти слова. Посмеявшись в душе над своими беспричинными тревогами, Чехов пошел прочь.
      – Твой друг, Джим, – закончила она, и Чехов резко обернулся в ее сторону.
      – Командующий Чехов! – голос Деморы профильтровался через интерком. Ее тон, казалось, был напряженным, нарочито-формальным. – Капитан Скотт просит вас встретиться с ним на пятнадцатой палубе, рядом с инженерной секцией.
      Все еще глядя на непроницаемое лицо эль-аурианки, Чехов прошел мимо сидящих на палубе спасенных беженцев к ближайшей настенной панели интеркома.
      – Демора, что такое? Что-то произошло?
      Но она уже отключила связь.
      Он оставил не прошедших сканирование пациентов на попечение репортеров и бросился к ближайшему турболифту. Краткое сообщение Деморы вселило в него непонятную тревогу, которая граничила с паникой. Но даже теперь он не позволял себе думать о том, что может обнаружить на пятнадцатом уровне, когда окажется там.
      Двери лифта беззвучно открылись, и Чехов увидел Скотта и Гарримана, которые стояли на последних нескольких метрах неповрежденного участка коридора и молча смотрели в открытое пространство за мигающей прозрачной материей силового поля и исковерканными останками разлома.
      – Боже мой! – прошептал Чехов, когда остановился рядом с ними. Еще до того, как задать вопрос, он знал, какой ответ последует. Поникшая фигура Скотта сказала ему обо всем еще до того, как он взглянул другу в лицо.
      – Там был кто-нибудь?
      Гарриман бросил взгляд, полный такого искреннего сострадания, что его сердце чуть было не выскочило из груди. Скотт же не повернул головы в его сторону, а, продолжая смотреть в черноту космоса на звезды, спокойно ответил:
      – Да...
      Время, оставшееся до приземления "Энтерпрайза-В", Чехов помнил очень смутно. Он не мог вспомнить, кто назвал ему имя пропавшего человека, не мог вспомнить, как вернулся на мостик. Но он очень ясно вспоминал тот момент, когда стоял со Скоттом и Гарриманом у руля и Демора со скрытой мукой в голосе сказала:
      – Я проверила весь корабль и прилегающее пространство космоса. Никаких его следов...
      Он посмотрел на Скотта, не в силах поверить в то, что не будет другого чуда, которое так же, как когда-то, вырвало бы его друга и капитана из пасти смерти. В конце концов, так ведь уже случалось раньше, когда Кирк был пойман в подпространстве рядом с Солианской границей. Они думали тогда, что он погиб, но капитан выжил.
      Почему бы и теперь?..
      Но Скотт лишь вздохнул, взглянув на пустое капитанское кресло, затем покачал головой.
      – Просто пробежка вокруг дома, – прошептал он с горечью.
      – Нет, – сказал Чехов и почувствовал, как слезы подступили к горлу, когда осознание реальности обрушилось на него всей своей тяжестью.
      – Этого не может быть. Я никогда не думал, что это закончится так...
      Скотт шагнул к другу и мягко положил руку ему на плечо:
      – Все когда-нибудь заканчивается, приятель.
      Двое мужчин какое-то время стояли отрешенные, замкнувшиеся в своем горе, не замечая репортеров и света прожектора камеры, пока Гарриман, наконец, не сказал:
      – Поехали домой.
      И пошел к своему центру управления и занял место капитана "Энтерпрайза".

      На мостике звездного корабля "Эксельсиор" капитан Хикару Зулу сидел в командном кресле, глядя на звезды и тьму пространства за ними на видовом экране и потягивая чай. На мостике было тихо, как в море в безветренную погоду. Последние несколько дней тянулись чрезвычайно медленно, так что у него было достаточно времени для размышлений. "Эксельсиор" возвращался из картографической экспедиции в сектор Санатос, и теперь всем предстояло долгое и нудное путешествие домой для получения нового задания. Так что Зулу ничего больше не оставалось делать, как заниматься созерцанием. Сегодня предметом его мыслей стало время: он думал о том, что каждую секунду, пролетавшую мимо, сменяла другая, и еще, и еще, и ни одну из них нельзя было возвратить. Каждая следующая секунда вела его в неизвестное будущее.
      Зулу улыбнулся: мрачность собственных раздумий позабавила его, и он решил, что она напрямую связана с запуском "Энтерпрайза-В". Он чувствовал одновременно разочарование и облегчение по поводу того, что не сможет вернуться на Землю вовремя, чтобы присутствовать на церемонии. Разочарование – потому что хотел бы разделить с Деморой радостное волнение в первый день ее первой миссии и увидеть своих старых друзей. Чувство же облегчения было вызвано тем, что эта церемония снова напомнила бы о том, что старых дней уже нельзя вернуть.
      Все же это было хорошо – напоминать себе о бренности вещей. Скорбь являлась результатом бесполезной попытки ухватиться за недостижимое; счастье приходило после того, как ты принимал, как должное, все перемены и даже чью-либо смерть. Буддисты советовали очень действенный способ медитации специально для таких случаев: вообразить себя живым, процветающим и счастливым.
      Теперь нужно было вообразить себя мертвым, с холодной серой кожей, когда твое тело костенеет...
      Вообразить свое тело разлагающимся и наполненным червями, мясо отделяется от костей, оно растворяется, возвращается в землю...
      Зулу созерцал собственную смерть достаточное количество раз, чтобы она больше не ужасала его. Но перспектива потерять все пока еще пугала. Когда-нибудь, говорил себе Зулу, этот сияющий корабль уйдет от него. Так же, как, уничтоженный, ушел в свое время и первый "Энтерпрайз", когда они были на планете Дженезис и наблюдали, как он промчался стрелой к смерти через сумеречное небо. Не дай Бог так же потерять "Эксельсиор". Может быть, он просто передаст его более молодому капитану...
      Зулу прервал цепь своих размышлений, когда его первый офицер, Мазауд Волтэйн, прерывисто вздохнул. Ксеногеолог, Волтэйн давно уже маялся без дела, потому что исчерпал запас новых планет, где мог бы заняться работой. Зулу едва скрыл теплую улыбку, увидев, как Волтэйн, который стоял на своем обычном месте, слева от капитана, начал нервно дергать усы. Первого офицера недолюбливали в команде – отчасти из-за его абсолютного нежелания с кем бы то ни было общаться и из-за его репутации педанта, который стремится докапываться в работе до каждой мелочи. Но с течением времени Зулу полюбил его, потому что понял, что неловкость Волтэйна в общении с коллегами объяснялась не его отдаленностью от других, а свойственной лишь детям неспособностью к притворству. И, возможно, тем, что все слова он воспринимал буквально, немного напоминая этим Зулу другого первого офицера.
      Комузел на его капитанском кресле внезапно издал тревожный сигнал. Зулу надавил на клавишу краем кулака, при этом едва не выплеснув чай из чашечки.
      – Мостик.
      – Капитан, – обычно спокойный, несколько монотонный голос лейтенанта Джугашвили теперь звучал на пол-октавы выше. Его возбуждение было настолько явным, что Зулу тут же поставил чашечку на блюдце и напрягся в своем кресле, – магнитные внутренние блоки не функционируют, мы теряем охладитель! Искривители выходят из строя.
      Зулу поднял глаза на Волтэйна, пальцы которого перестали дергать усы и теперь замерли у губ. Ложур, навигатор-халканец, услышал доклад и теперь смотрел на капитана через плечо, повернув голову; символ его рода был вытатуирован между бледными бровями, сейчас плотно сдвинутыми. Рядом, за консолью руля, лейтенант Сандра Докси тоже повернулась, ее темно-каштановые волосы волнами ниспадали на плечи.
      Докси была новичком в команде. Она в панике взглянула на Ложура, в то время как тот успокаивающе положил руку на спинку ее кресла. Эти двое были неразлучны с того момента, как Докси несколькими днями ранее прибыла из Академии Звездного Флота; Ложур играл при ней роль бывалого ветерана-инструктора при новичке.
      – Сколько у нас времени? – спросил Зулу у Джугашвили.
      – Менее трех минут, сэр.
      Недостаточно, как он знал, судя по последним тренировкам, чтобы эвакуировать весь инженерный персонал в основную часть корпуса, а "Эксельсиор" оказался слишком далеко в открытом пространстве, чтобы доставить их в безопасное место.
      – Всех эвакуировать на аварийные шлюпы!
      – Есть, сэр.
      – Красная тревога! – распорядился Зулу, отключив комсоединение, и клаксон начал нервно визжать у них над головами. Капитан повернулся в сторону руля так быстро, что чай выплеснулся из чашки и обрызгал хрупкое китайское блюдце. – Лейтенант Ложур, приготовьтесь отделить вторичную часть корпуса!
      – Есть, капитан. – Ложур повернулся к своей консоли и приступил к работе.
      – Докси, каково приблизительное расстояние до планет и других объектов?
      Молодой лейтенант, казалось, справилась со своим минутным замешательством. Она ответила ровным голосом:
      – Полпарсека до ближайшей Звездной Базы, сэр. Никаких планет в радиусе пяти парсеков. – Зулу одобрительно кивнул.
      – Приготовьтесь перевести нас на максимальное искривление, Докси. Мне нужно, по крайней мере, два парсека между нами и вторичным корпусом, когда он взорвется. Мистер Ложур, начинайте процедуру отделения.
      – Инициирую.
      – Мистер Волтэйн...
      Волтэйн, который бросился к своему посту в ту же секунду, как только была включена красная тревога, повернулся, чтобы ответить; его нетерпение теперь сменилось тем же сильным предчувствием беды, которое испытывали остальные члены команды.
      – ..сколько времени осталось до детонации? – закончил Зулу.
      – Две минуты шесть секунд, капитан. – Зулу удовлетворенно кивнул и стал ожидать, считая про себя секунды, пока, наконец, не раздался голос Ложура:
      – Процедура отделения завершена, капитан. – Вид на экране сменился другим: теперь вместо звездной тьмы на нем появилось изображение вторичного корпуса, в котором находился инженерный отсек и искривляющие двигатели. Зулу наблюдал за тем, как рой крохотных аварийных шлюпов вырвался из бока корпуса подобно разгневанным пчелам, вылетающим из своего улья.
      – Время?
      – Одна минута тридцать секунд, сэр. – Зулу повернулся к навигатору:
      – Ложур, у вас осталось тридцать секунд, чтобы переправить операторов шлюпов на борт.
      – Есть, сэр. – Пока Докси смотрела на него расширенными зелеными глазами, Ложур приступил к своему занятию с видом, как заметил Зулу, бывалого морского волка, показывающего новичку, как нужно работать.
      – Капитан! – Рэнд повернулась от коммуникационной консоли. Ее золотые были заколоты сверху, открывая грациозную шею. Из всей команды мостика Рэнд была самой опытной. Она наблюдала за событиями спокойно и как бы со стороны. Но теперь в ее голосе был оттенок любопытства, что заставило Зулу посмотреть на нее с беспокойством. – Вам личное послание. С Земли.
      "От Деморы", – решил Зулу со скрытым чувством гордости. Возможно, хочет с восторгом рассказать о своем первом дне на борту "Энтерпрайза-В". Он был рад, что она хотела с ним поговорить, но разочарован, потому что не мог сейчас ответить.
      – Придется с этим подождать.
      – Это Павел Чехов, – сказала Рэнд. Только теперь небольшая дрожь в голосе выдала подлинное состояние офицера по связи. – Его голос.., я думаю... Что-то произошло, сэр!
      Сначала Зулу не понял. Затем до него медленно дошло, что Чехов был одним из тех, кто присутствовал на борту "Энтерпрайза-В" при его первом запуске. Одна-единственная мысль тут же завладела им, отодвинув все остальные; он больше не слышал звука клаксона и не замечал суеты на мостике:
      "Демора..."
      У него замерло дыхание, тело похолодело.
      Но нет.., это капитан Гарриман должен был связаться с ним, если бы что-то произошло с Деморой. Только если Павел, как друг, не захотел обойти формальности и сообщить ему первым...
      Только если...
      – Попросите его подождать. – Зулу повернулся к Волтэйну и резко потребовал:
      – Время?
      – Одна минута тринадцать секунд до взрыва искривляющего ядра, сэр.
      – Через тринадцать секунд, – сказал Зулу Докси, – выведите нас отсюда. Искривление десять. Ложур...
      – Понятно, капитан. Транспортный отсек докладывает, что все, кроме семи операторов аварийных шлюпов, переправлены на борт. Мы выловим их всех, сэр.
      Зулу сделал вдох и встал с кресла, затем шагнул к посту Рэнд:
      – Выведите это через ваш блок, командующий.
      Она нажала на контроль. Небольшой видовой экран перед ней засиял взрывом статики, затем статика исчезла, а взору предстало лицо Павла Чехова.
      Зулу подался вперед, опираясь рукой о консоль Рэнд, чтобы изучить лицо друга. Чехов, казалось, резко постарел с того момента, когда Зулу разговаривал с ним в последний раз. Однако не седые волосы или новые морщины создавали подобное впечатление.
      "Нет", – решил Зулу. Все дело было во взгляде, наполненном безграничной скорбью, и красных воспаленных глазах. Этот взгляд подействовал на капитана "Эксельсиора" как физический удар. Он замер на месте.
      – Павел, – сказал он мягко. – Боже мой, Павел... – Он попытался сформулировать вопрос, который уже дрожал на его губах, но не смог.
      Вопрос так и повис невысказанным между ними: "Кто умер?"
      – Хикару, – голос Чехова был грустным, но Павел держал себя в руках, хотя Зулу чувствовал, что скрытые эмоции грозили вот-вот выйти наружу. – Мне очень жаль, что именно я должен сообщить тебе. Во время запуска "Энтерпрайз-В" был пойман своего рода.., энергетическим искривлением. Корпус был пробит...
      – Демора! – выпалил Зулу, но прежде чем последний слог сорвался с его губ, Чехов покачал головой.
      За спиной капитана Ложур выкрикнул:
      – Все операторы аварийных шлюпов на борту!
      – Запускаю двигатели, – доложила Докси. – Искривление десять.
      Зулу слышал их лишь краем уха, как будто бы они были далеко, и события, происходившие на мостике, вдруг потеряли значение.
      – С ней все хорошо, – твердо сказал Чехов. – У нее еще не закончилась смена. Но.., капитан пошел в дефлекторную комнату, чтобы спасти корабль. Ему это удалось, но он... – переполненный чувствами, Чехов опустил глаза, – ..погиб...
      – Капитан? – Зулу в замешательстве вскрикнул, глядя на экран. Он знал Гарримана, капитана "Энтерпрайза-В", лишь мельком. Но они не были друзьями. С чего бы это Павлу пришло в голову связаться с ним по этой причине?..
      Возглас отчаяния сорвался с губ стоявшей рядом Рэнд, прежде чем она успела приложить руку ко рту.
      Зулу посмотрел на нее и понял. Дрожь охватила его тело, а по спине пробежал холодок. Он сжал до боли края консоли Рэнд и прошептал:
      – КАПИТАН...
      Сама эта мысль казалась невозможной. Он мог себе представить, что услышит такое о Скотти или докторе, даже о Чехове, но о Кирке... Кирк был больше самой жизни. Легенда. Бессмертие. Кирк не мог умереть...
      – Скотт взял на себя обязанность сообщить Ухуре и племяннику Кирка, – с трудом произнес Чехов, как будто ища подходящие слова и понимая, что они ускользают от него. – А я сообщу мистеру Споку. Звездный Флот устраивает поминальную службу. – Он заколебался:
      – Мне очень жаль, Хикару. Не знаю, что еще сказать. Я не могу поверить, что это произошло...
      – Павел, – Зулу коснулся края экрана, – Павел, друг мой! Спасибо, что именно ты сказал мне об этом. Будь здоров...
      Вновь заполненное статикой, лицо Чехова исчезло с экрана.
      Зулу положил руку на плечо Рэнд, затем повернулся к команде.
      – Отменить красную тревогу. – Он говорил тихо, но в голосе была тяжесть, которая позволила ему перекрыть клаксон.
      – Сэр? – Волтэйн вопросительно посмотрел на капитана; Ложур и Докси также обернулись.
      – Отменить красную тревогу. – Зулу шагнул вниз с поста Рэнд и занял свое кресло, затем нажал контроль на подлокотнике. – Всем: тренировка закончена. – Он прерывисто вздохнул:
      – Сегодня на борту "Энтерпрайза-В" погиб Джеймс Кирк. Я хотел бы почтить его память минутой молчания.
      Клаксон тут же замер. На мостике вдруг наступила абсолютная тишина, когда не было ни звуков, ни движений.
      Вместе со своей командой Зулу повернулся к видовому экрану и посмотрел на звезды, на тьму, на безмолвное будущее.

* * *

      Леонард Маккой тихо проскользнул в небольшую стилизованную часовню неподалеку от штаб-квартиры Звездного Флота в Сан-Франциско и занял место в задних рядах, там, где солнечный свет, струившийся сквозь мозаичное окно, окрашивал стулья, ковер и ладони самого Маккоя в красный, голубой и фиолетовый цвета. Это было маленькое помещение без всяких украшений, за исключением длинных зеленых ветвей, испускавших аромат лилий, рядом с подиумом. Доктор намеренно пришел за сорок пять минут до начала, чтобы побыть несколько мгновений наедине с другом.
      Нет, Кирка здесь не было. Это была всего лишь поминальная служба, не похороны. Джим покинул их, не оставив даже телесной оболочки: что ж, это было похоже на него. Капитан просто бесследно растворился в пространстве.
      Маккой прислонился к спинке стула и глубоко вздохнул. Он мало спал прошлой ночью. Но даже когда удавалось заснуть, ему снился Джим, и он возвращался на много лет назад, к той миссии, когда капитан исчез, находясь на корабле-призраке "Релиант". Тогда они тоже думали, что он погиб. Но он был просто пойман в ловушку, в подпространстве.
      В снах Маккой снова видел Кирка, парившего в волшебном полете, одетого в космический костюм и размахивавшего руками.., так же, как это было тогда, во время пространственной интерфазы, когда его призрачные очертания появились на мостике.
      Только во сне Кирк не просил жестами о помощи, а приветствовал его. Улыбался, приглашая доктора присоединиться к нему. Маккой плакал от радости, видя друга счастливым и умиротворенным, и проснулся со слезами, которые ручьями стекали по щекам.
      Наступали моменты, когда понимание того, что Джим ушел безвозвратно, наполняло его горечью. Однако этих моментов было гораздо меньше, чем тех, когда его скорбь отступала на второй план перед осознанием того, что Джим прожил прекрасную, достойную восхищения жизнь и сделал больше, радовался большему, испытал больше, чем многим когда-либо удастся.
      Дверь мягко открылась. Маккой повернулся на звук и поймал взгляд Спока, который смотрел через открывшуюся щель. Вулканец увидел доктора и, отступив назад, начал снова закрывать дверь.
      Маккой встал и шагнул в проход:
      – Нет... Постой, Спок! Пожалуйста, войди... – Спок заколебался в дверном проеме:
      – Я не хочу беспокоить вас, доктор.
      – Если бы это был кто-нибудь другой, Спок, я бы предпочел остаться один. И я никогда не надеялся встретиться с тобой при подобных обстоятельствах.., но я рад, что ты здесь. – Глядя на вулканца, Маккой почувствовал, как подступила новая волна скорби, когда осознал, что они никогда больше не соберутся втроем. Джима никогда больше не будет с ними. Слезы подступили к глазам; доктор прочистил горло и взял себя в руки. Он думал, что достаточно долго горевал в одиночестве, чтобы не сорваться вот так, при других, и к тому же пообещал себе, что не поставит Спока в неловкое положение, расплакавшись на публике. Но обнаружил, что с трудом сдерживается, чтобы не разрыдаться на плече у Спока.
      Маккою удалось неуверенно улыбнуться, когда Спок вошел внутрь; радуга цветов, отразившись от мозаичного стекла, пробежала по его лицу, на котором застыло торжественное выражение. К немалому удивлению Маккоя, Спок остановился перед ним, затем протянул руку:
      – Доктор! Я тоже сожалею о случившемся. Но я рад видеть вас снова.
      Маккой какое-то мгновение смотрел на протянутую руку (вулканцы были телепатами и, прикасаясь, обнаруживали с помощью этого физического контакта людей, у которых, с их точки зрения, сознание было хаотическим, беспорядочным), затем поднял глаза на друга и с благодарностью пожал ее. Пожатие Спока было твердым и теплым, и, как казалось Маккою, излучало такую умиротворенность, такое спокойствие и сострадание, что он почувствовал, как глаза снова становятся влажными.
      – Я не могу поверить в это, – сказал Маккой с неожиданной болью. – Три дня прошло, а я просто не в силах привыкнуть. Не могу представить, что Джим ушел.
      – Он ушел, – тон голоса Спока был спокойным, с едва заметным оттенком горечи, – верим мы в это или нет. – Он медленно выпустил руку Маккоя и кивнул на стулья:
      – Может, нам присесть?
      – Да, конечно. – Маккой снова занял свое место, вулканец устроился рядом. Некоторое время они наслаждались тишиной, их взгляды были направлены вперед, на лилии рядом с подиумом. Затем Маккой сказал:
      – Спок, ты помнишь, как мы были в Йосемитэ с Джимом, когда он сказал, что всегда знал, что умрет в одиночестве?
      – Да, – ровно ответил Спок.
      – Никак не могу отделаться от мысли, что мне нужно было быть там рядом с ним. Конечно, я знаю, что ты не мог, что ты участвовал в миссии вместе с отцом, но я-то просто отдыхал с Джоанной, присутствовал на церемонии выпуска моей внучки. И, наверное, мог бы попасть на крестины "Энтерпрайза-В", если бы действительно хотел этого. Но.., я не хотел. Я, честно говоря, устал от Звездного Флота и не хотел тратить попусту время на борту корабля, где был совсем не нужен. Я не хотел, чтобы меня выставили на витрину. – Доктор заколебался. – Все время думаю, что если бы я был там, может быть...
      – Доктор, – твердо прервал его Спок, – ваше присутствие не изменило бы ничего. Капитан отослал бы вас в больничный отсек и все равно пошел бы в дефлекторную комнату. Даже если бы вы оказались вместе с ним в дефлекторной комнате... – Он сделал паузу, едва заметный оттенок грусти в его глазах сказал Маккою, что вулканец точно так же чувствовал вину и просто убеждал себя в обратном. – ..это бы только осложнило для него ситуацию. Он бы беспокоился и о вашей безопасности.
      Маккой обдумывал эти слова какое-то мгновение:
      – Может быть, ты и прав... Я думаю, что если ему было предназначено покинуть нас, то он ушел именно так, как всегда этого хотел – спасая "Энтерпрайз".
      Спок повернулся лицом к доктору и каким-то образом ему удалось улыбнуться, не поднимая краешков губ даже на миллиметр, хотя Маккой увидел, как от его глаз потянулись еле заметные лучики.
      – Это не такая уж плохая смерть. – Маккой резко повернул голову, услышав эти слова:
      – Именно так.., ты должен знать это, не так ли? – Воспоминания о том, как Спок умирал в агонии от радиационного облучения, были слишком ужасными, чтобы вынести их, и даже сейчас заставили доктора вздрогнуть всем телом. Все же была какая-то радость от понимания того, что смерть Джима была менее мучительной, более быстрой. – Знаешь что?
      Вулканец молча смотрел на него в ожидании.
      – Мне жаль тебя, Спок. – Он сказал это добродушно, искренне, без всякой иронии, с которой часто обращался к вулканцу в былые времена. – Потому что ты переживешь всех нас. И испытаешь тяжесть потери всех своих друзей. – Он сделал паузу, стараясь сохранить непринужденный тон, подавить горечь, которая нахлынула на него, но это не удалось. – Вот что ты получил, слоняясь между землянами. Ничего такого не заимел, чтобы оставить потомкам, и последнего путешествия на Маунт-Селия не совершил, чтобы привезти нас назад...
      Внезапные слезы наконец-то вырвались наружу и наполнили его глаза, так что стоическое выражение лица Спока расплылось перед ним.
      – Черт! – сказал Маккой, затем снова ругнулся, услышав прерывистые звуки собственного голоса. – ЧЕРТ! Мне очень жаль, Спок... – Он быстро стер ладонями влагу с лица, начал рыться по карманам в поисках носового, платка. – Я обещал себе, что при тебе не сделаю этого...
      – Все в порядке, – мягко ответил вулканец. – Я прослужил с людьми достаточно долго, чтобы привыкнуть к открытому выражению эмоций.
      Маккой изобразил извиняющуюся улыбку сквозь слезы и снова начал рыться по карманам. Платка не было, но он вынул что-то, что заставило его искренне улыбнуться.
      – Посмотри на это, Спок! Спорю, что ты думал, будто я закинул ее в какой-нибудь ящик стола и забыл. – Он держал в руке вулканскую мандалу; ее медная поверхность уже позеленела от частых прикосновений. – Я ношу ее с собой. Можешь называть это моим вулканским талисманом. – Он смог даже демонстративно усмехнуться. – Пожалуй, мне стоит заняться ее созерцанием, прежде чем другие придут сюда. Что-то в эти дни у меня не слишком хорошо с логикой.
      Он заколебался, вспоминая что-то, и потер пальцами металл.
      – Помнишь день, когда ты подарил мне это?
      – Конечно, доктор.
      – А Джим подарил мне часы. Как будто это было вчера, но прошел уже год. Я не спал всю ночь и с полуночи до рассвета слушал, как часы Джима отбивали время. Он дал мне их на память о хороших временах, как он сказал.., но все, о чем я могу думать, так это о том, как быстро они проходят. Время просто течет сквозь пальцы, и мы не можем остановить его. Ты, я, даже это... – он поднял мандалу, – ..в один прекрасный день исчезнет.
      – "Время, – процитировал тихо Спок, – пожирает все".
      – Да, время... – Маккой резко вскинул голову и сказал с неожиданным гневом в голосе:
      – Не могу перестать думать о времени...

      На основной палубе "Энтерпрайза" капитан Жан-Люк Пикар смотрел на развевающийся бело-голубой флаг Объединенной Федерации Планет и глубоко, с наслаждением вдыхал соленый морской воздух. Под его ногами скрипящая деревянная палуба раскачивалась в ритме накатывавших на борт волн; вверху ветер со свистом рвался сквозь корабельные снасти. Больше всего на свете ему хотелось запрокинуть голову и рассмеяться в знак того, что все происходящее действительно прекрасно. Судьба оказалась чрезвычайно благосклонной к нему: он чувствовал себя счастливцем, который нашел свое место в жизни, нашел то, чем больше всего хотел заниматься, для чего был рожден. Однако, глядя на свою собравшуюся команду, которая была одета в соответствии с той далекой исторической эпохой, он сохранял серьезное выражение лица.
      Это оказалось не так просто, особенно когда Пикар встречался взглядом с насмешливыми глазами своего заместителя. Билл Райкер выглядел на удивление естественно в белых бриджах и темно-голубой жилетке с золотыми эполетами на плечах; но борода и сдвинутая на затылок шляпа с плюмажем придавали ему, скорее, вид пирата, нежели офицера морского флота девятнадцатого века. Когда бы у него на плече был попугай, а если вспомнить еще и о деревянной ноге...
      Пикар подал сигнал Райкеру коротким кивком, затем быстро отвел взгляд, чтобы не выдать улыбку, которая уже светилась в его глазах и готова была изогнуть губы.
      – Введите нашего пленника! – проревел Райкер с явным удовольствием. Ближайший люк открылся. Нагибая голову, чтобы не задеть низко свисающую балку и удержать на голове треуголку, появилась Диана Трой, за которой следовал Джорди ля Форж: его внешность была весьма оригинальна для офицера девятнадцатого века из-за ВИЗОРа на глазах. За Джорди шел заключенный – Ворф, без головного убора и в рубахе. Подталкиваемый в спину своим эскортом клингон двигался медленно под бряцанье железных цепей, стягивавших его лодыжки и запястья.
      – Мистер Ворф, – тон Пикара, как он надеялся, был достаточно суров, – я всегда знал, что этот день придет. Вы готовы выслушать обвинения?
      Клингон моргнул и, изображая убитого горем, посмотрел вокруг. С притворной жестокостью Диана ткнула его под ребра:
      – Отвечай ему!
      Клингон одарил ее взглядом, в котором была смесь замешательства и усмешки, затем собрал все свое достоинство:
      – Я готов.
      Пикар еще раз кивнул Райкеру, который тут же извлек большой свиток пергамента из-под полы своей жилетки. Он прочистил горло и начал читать, а Джорди в это время освобождал узника от кандалов.
      – Мы, офицеры и команда корабля Объединенного Звездного Флота "Энтерпрайз", будучи в полном сознании и здравом уме, предъявляем лейтенанту Ворфу следующие обвинения.
      Первое: что он намеренно и с желанием постоянно выходил за рамки своих прямых обязанностей при выполнении своего долга. Второе: что он был хорошим, стойким офицером на борту этого корабля в течение двенадцати лет. И третье, самое серьезное: что он заслужил уважение и восхищение всей команды.
      Последние из цепей узника упали на деревянную палубу. Райкер свернул свиток.
      – Может быть только один приговор за все эти преступления, – объявил Пикар, изо всех сил стараясь сохранить суровое выражение лица. – Я присваиваю вам ранг лейтенанта-командующего, со всеми правами и привилегиями, которые он дает. И да благословит вас Бог!
      Рев одобрения раздался в ответ. Пикар, наконец, позволил себе улыбнуться и наклонился вперед, чтобы пожать руку Ворфу.
      – Мои поздравления, Командующий! – Ворф сам не смог скрыть легкую улыбку:
      – Спасибо, сэр.
      Капитан еще чувствовал пожатие сильной, теплой руки Ворфа, когда Райкер шагнул к ним обоим с задорными огоньками в глазах:
      – Выдвинуть планку!
      Команда нахлынула, окружая Ворфа, и подтолкнула его в сторону, где длинная, узкая доска уже была выдвинута с борта и покачивалась на ветру над бьющими о корабль волнами.
      – Опустить знаки отличия! – прокричал Райкер.
      Матрос, забравшийся на мачту, спустил вниз трос. На конце висела треуголка офицера военно-морского флота с развевающимся плюмажем. Этот груз медленно снижался до тех пор, пока не остановился в десяти футах над самым кончиком планки.
      – Ты сможешь сделать это, Ворф! – выкрикнула Трой, размахивая собственной шляпой. – Не смотри вниз!
      Другие подхватили:
      – Удачи!
      – Смотри не упади!
      Пикар наблюдал за всем, откровенно забавляясь. Райкер подошел к нему и тихо сказал:
      – У него это не выйдет. Ни у кого бы не вышло.
      Было совершенно ясно, что Ворф мог обойтись и без вдохновителей. С решимостью и грацией он шагнул на доску и медленно начал продвигаться вперед, к своему трофею.
      Джорди приставил ладони ко рту и крикнул:
      – А в воду-то до-о-о-лго падать!
      Райкер улыбнулся и добавил преувеличенно громко:
      – Спорю, что вода ледяная!
      Клингон мужественно игнорировал эти восклицания членов команды, но медленно продолжал двигаться по доске, которая с каждым шагом становилась все уже.
      Пикар заметил, как тонкая морщинка образовалась между каштановыми бровями Беверли Крашер, стоявшей неподалеку.
      – Джорди, – она с озабоченным видом повернулась к инженеру, – ты не забыл включить программу безопасности голографической палубы? Я не знаю, умеют ли клингоны плавать...
      Губы Джорди сложились в насмешливую улыбку, в то время как он продолжал наблюдать за клингоном:
      – Не помню точно...
      На палубе воцарилась тишина, когда Ворф достиг конца планки, затем поднял глаза к шляпе с плюмажем, которая висела на фут выше, чем он мог дотянуться рукой. Клингон сделал вдох, напряг все свои мускулы и прыгнул.
      Пикар улыбнулся с восхищением; стоявший рядом Райкер наблюдал с открытым ртом за тем, как Ворф завершал свой невозможный прыжок: он схватил шляпу рукой и твердо приземлился на планку.
      Какое-то мгновение казалось, что несчастья не избежать. Деревянная планка под его ногами закачалась с неимоверным скрипом, а Ворф изо всех сил размахивал руками, чтобы сохранить равновесие...
      И тут он повернулся к замершим зрителям с гордым и вызывающим выражением лица и водрузил шляпу на голову.
      Команда возликовала. Пикар усмехнулся, глядя на своего заместителя, который аплодировал с искренним энтузиазмом.
      – Если и есть что-то, чему я научился за годы службы, – сказал капитан, – так это тому, что никогда нельзя недооценивать клингонов.
      Райкер не ответил. Лицо его оставалось невозмутимым, но Пикару удалось заметить насмешливые огоньки в глазах своего заместителя, прежде чем его веки наполовину опустились, скрывая его мысли.
      – Компьютер, – приказал командующий, – убрать планку!
      Доска под ногами Ворфа, который все еще силился сохранить равновесие, неожиданно исчезла, и клингон упал с громким всплеском в бирюзовые волны.
      В шуме возобновившегося ликования Пикар повернулся к своему заместителю и сухо сказал:
      – Первый!.. Задвинуть планку, а не убрать...
      – Ox! – голубые глаза Райкера расширились с притворной невинностью. – Конечно, сэр! Мне очень жаль...
      Рядом с ними Дэйта склонил голову, в замешательстве наблюдая через перила палубы за Ворфом, который сильными гребками плыл к опущенной веревочной лестнице. Дэйта выпрямился и повернулся к Беверли:
      – Доктор, должен признаться, что я не понимаю, почему падение кого-то за борт может быть таким забавным.
      Она подняла голову, демонстрируя в улыбке свои белые зубы:
      – Это просто хорошая шутка, Дэйта. – Андроид секунду изучал ее с непонимающим выражением лица:
      – Я не понимаю.
      – Просто постарайся проникнуться духом происходящего. – Она с энтузиазмом показала на окружающих. – Научись быть несколько более.., естественным.
      Дэйта втянул голову в плечи и наклонил подбородок, пытаясь переработать новую информацию, затем потянулся вперед и точно рассчитанным усилием толкнул Беверли через перила. Он наблюдал с непроницаемым выражением за тем, как она шлепнулась в воду, подняв кучу брызг, затем выпрямился, чтобы посмотреть на реакцию своих коллег.
      Никто не смеялся.., включая Пикара, который был свидетелем этого разговора. Но настроение капитана было таким заразительно-веселым, что ему пришлось приложить усилия, чтобы подавить смешок.
      Он не посмел отчитывать Райкера, чье тщательно контролируемое выражение лица и смеющиеся глаза снова заставили Пикара, быстро отвести взгляд.
      Джорди тут же поспешил к перилам, посмотрел вниз, затем выпрямился, поворачиваясь к своему смущенному другу:
      – Дэйта.., это было не смешно!
      – Я просто пытался быть естественным, – ответил Дэйта, и его голос прозвучал с оттенком недоумения. – Я совершенно не понимаю, что означает "проникнуться духом происходящего". И почему падение командующего Ворфа в воду является "хорошей шуткой", а падение доктора Крашер – нет?
      – Это.., ну... – Джорди вздохнул. – Это трудно объяснить, Дэйта. – Он наклонился вперед, чтобы предложить руку помощи Ворфу, который уже взобрался по лестнице наверх. Насквозь мокрый, но с бесформенной от воды офицерской шляпой в руках, клингон гордо шагнул через перила на палубу. Вскоре за ним последовала очень мокрая и совсем не радостная Беверли Крашер.
      В сопровождении своего заместителя Пикар взошел по лестнице на квартердек <Квартердек – приподнятая часть верхней палубы в кормовой части – прим, ред.>, затем повернулся, чтобы обратиться к команде.
      – Что ж, теперь, когда мы все на борту... – он сделал паузу и улыбнулся. – Первый, поставьте корабль по ветру. Посмотрим, что там впереди.
      – Есть, сэр. – Билл посмотрел на Диану Трой. – Встаньте за штурвал, командующий.
      Трой быстро забралась на квартердек и заняла свое место за штурвалом корабля. Райкер закричал:
      – Все на ванты! Поднять паруса! – Пикар наблюдал с истинным удовольствием, как команда кинулась выполнять распоряжение, разворачивая паруса и готовя снасти.
      – "Меня снова тянет в море, в одинокое море под небом", – процитировал он и удовлетворенно вздохнул. – Вообразите себе, Билл, как это все было! Без двигателей.., без компьютеров.., просто ветер, море и звезды, которые указывают путь.
      Губы Райкера скривились:
      – Мерзкая пища.., жесткая дисциплина... – Он сделал паузу, затем нанес смертельный удар:
      – Без женщин...
      Пикар покачал головой, улыбаясь; но прежде, чем он смог что-либо возразить, его перебил компьютер:
      – Мостик – капитану Пикару.
      – Пикар на связи.
      – Для вас есть личное послание с Земли. Пикар снова вздохнул, на этот раз с некоторым недовольством и раздражением.
      – Я приму его здесь, – он повернулся к Райкеру. – Это была свобода, Билл. Никаких уз... И самое лучшее, что было в жизни среди морей – это то, что никто не мог дотянуться до тебя.
      Он пошел в направлении носа, все еще улыбаясь. У капитана не было ни малейшего понятия о том, что могло быть в этом сообщении, но, что бы это ни было, он собирался быстро разобраться во всем и вернуться к коллегам на голографическую палубу. Он был рад возможности повеселиться. Подобные представления напоминали Пикару о его счастливой судьбе, позволявшей вести жизнь, о которой он мечтал всегда, – жизнь капитана звездного корабля.
      Он прошел мимо нескольких "матросов", уцепившихся за мачту высоко над головой, и задорно крикнул им:
      – Поживее там! – И затем, когда уже достиг носа корабля:
      – Компьютер, арку. На полубаке возникла арка с рядом компьютерных панелей. Пикар шагнул вперед и, не раздумывая, включил монитор.., как он вспоминал позже, у него не было даже малейшего предчувствия ужаса, который затем наступил.

* * *

      Именно Диана Трой первой почувствовала, что что-то было не так. Она наслаждалась атмосферой всеобщего веселья и ее настроение, казалось, разделяла вся команда.., особенно капитан, который больше всех, похоже, оценил исторический сценарий, который она предложила для церемонии присвоения очередного ранга. Ворф тоже, несмотря на его внешнюю клингонскую сдержанность, был искренне тронут отношением коллег.
      Однако, когда она стояла у штурвала, внезапное предчувствие чего-то страшного волной нахлынуло на нее с такой силой, что сначала Диана была слишком ошеломлена, чтобы понять, что произошло. На миг она сжала руками колесо и заставила себя успокоиться; только тогда ей удалось отбросить эмоции, чтобы проанализировать, что именно происходило.
      Скорбь, смешанная с ужасом, – вот что она испытала. Все это было до такой степени похоже на то, что Диана чувствовала, когда умер ее собственный отец, что потрясло ее.
      Она посмотрела в направлении носа корабля и увидела Пикара, который, ошеломленный, стоял в арке. Глядя на его суровое, помрачневшее лицо, она повернулась к "матросу", стоявшему рядом, и сказала:
      – Вот. Возьмите штурвал. – Она ничего не объяснила, а быстро и незаметно направилась к носу корабля так, чтобы не привлекать ничьего внимания к ней и капитану. Испытанное им потрясение требовало особого такта и полной конфиденциальности.
      Она поспешила вниз по лестнице, спускаясь с квартердека, и двинулась в сторону арки, в сторону Пикара, который стоял, глядя куда-то вдаль за монитор перед глазами. Его губы были слегка раздвинуты, глаза прищурены от невыразимой боли.
      Трой остановилась в замешательстве на некотором расстоянии от него.
      – Капитан, – сказала она так тихо, что никто, кроме Пикара, не мог услышать. – С вами все в порядке?
      На мгновение показалось, что Пикар не ответит, что он даже не слышал вопроса. Но он тут же возвратился от мыслей, которые унесли его куда-то далеко-далеко, к действительности.
      – Да, – сказал он экрану. – Хорошо. – Он посмотрел на Трой невидящими глазами. – С вашего позволения...
      Пикар выключил экран и отвернулся в сторону:
      – Компьютер, выход.
      Дверь выхода с голографической палубы возникла перед ним. Трой смотрела, как он шагнул в коридор, унося свою скорбь с собой.

* * *

      Тем временем Райкер направлялся на основную палубу и не заметил ни реакции капитана, ни того, что Диана покинула свой пост. Он действительно наслаждался этими минутами, особенно после того, как в течение последнего года приложил массу усилий, чтобы преодолеть чувство ревности, которое ощущал, думая о Ворфе и Диане. Было очевидно, что они все еще медленно, шаг за шагом, строили отношения между собой, хотя Билл и не слышал никаких подробностей на этот счет.., да он и не хотел ничего слышать.
      Но после того, как капитан рассказал о своем прогнозе одного из возможных вариантов будущего, который вел к горькой вражде на почве ревности между Райкером и Ворфом, Билл был решительно настроен изменить это будущее и вернуть его прошлую дружбу с клингоном. Надо сказать, что он преуспел в этом. Неловкость в отношениях между ними, казалось, совершенно исчезла, и Райкер чувствовал себя столь свободно, что с удовольствием подшучивал над новоиспеченным лейтенантом-командующим.
      Он шагнул к Ворфу, на котором все еще были влажные бриджи и льняная рубаха.., и, конечно же, шляпа офицера морского флота с мокрым, поникшим плюмажем.
      – Установите брамсель и марсель, мистер Ворф!
      Ворф повернулся и посмотрел на него с недоумением:
      – Марсель?..
      Райкер улыбнулся и показал вверх.
      – Ну, раз вы сегодня доказали, что хорошо умеете справляться с высотой... Видите эту верхнюю рею? Теперь посмотрите...
      – Мостик – командующему Райкеру.
      Он осекся, мгновенно поворачиваясь в ту сторону, откуда долетал до него голос кома.
      – Райкер на связи.
      – Мы принимаем сигналы бедствия с обсерватории Амаргозы, сэр. Они говорят, что их атакуют.
      – Красная тревога! – закричал Райкер. Вся команда немедленно кинулась мимо него к носу корабля. – Все на боевые посты! Капитана Пикара на мостик!..

* * *

      На мостике Райкер снял свою шляпу с плюмажем и посмотрел на мрачную картину, которую демонстрировал основной видовой экран: потемневшие, выжженные руины обсерватории Амаргозы в лучах желтого солнца. Он покачал головой:
      – Похоже, мы опоздали...
      Ворф, все еще стоявший в льняной рубашке и насквозь промокших бриджах, полуобернулся от своей консоли:
      – В системе нет других кораблей. – Двери лифта раздвинулись в стороны, и под скрываемыми любопытными взглядами персонала на мостик вошел капитан. Только Диана, как понял Райкер по озабоченному, сочувствующему выражению ее лица, казалось, имела хоть какое-то представление о том, что случилось с капитаном. Но в любом случае это, должно быть, было ужасным, так как капитан прибыл на мостик с опозданием во время сигнала красной тревоги. К изумлению Райкера, он не отреагировал на увиденное на экране, не затребовал доклада. В атмосфере неловкости, которая повисла над мостиком, заместитель прочистил горло и сообщил:
      – Мы приближаемся к Амаргозе, капитан. Похоже, обсерватория подверглась серьезному разрушению.
      – Выжившие? – коротко спросил Пикар.
      – Сенсоры показывают пять живых существ на борту станции, капитан, – ответил Дэйта.
      – Персонал станции состоял из девятнадцати служащих, – с тяжестью в голосе сказал Райкер.
      Никаких признаков эмоций не отразилось на лице Пикара. Он резко поднялся из капитанского кресла.
      – Выйти из режима красной тревоги. – Он повернулся к Райкеру, глядя куда-то мимо него. – Первый, начните расследование. Я буду в своем кабинете... – он пошел на выход.
      Райкер бросил быстрый взгляд на Диану, чье выражение лица ясно показывало, что она тоже удивлена.
      – Сэр? – спросил Райкер, даже не пытаясь скрыть своего замешательства. Пикар обернулся, его глаза и тон голоса были абсолютно холодны.
      – Сделайте это.
      – Но капитан, я думал, что вы...
      – ЭТО ПРИКАЗ, – сказал Пикар. Он повернулся и вышел, оставив команду пялиться на закрытые двери лифта в полном недоумении.

* * *

      Амаргоза пахла огнем и смертью. Этот запах был первым, что почувствовал Райкер при транспортировке к обсерватории, еще до того, как его взгляд смог сосредоточиться на руинах, которые возникли на месте исчезнувшего транспортного отсека "Энтерпрайза". Это был запах горения материалов, которые были созданы совсем для других целей: металла, синтетических сплавов, запах живой плоти.
      Он прищурил глаза, пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь пелену дыма. Над головой тускло мигали остатки системы искусственного освещения, отбрасывая такой слабый свет, что большинство обломков лежало грудами в тени. Райкер поднял свой фонарик, укрепленный на ладони, и начал водить его лучом по разрушенным перегородкам и искореженным консолям.., затем стал с осторожностью пробираться вперед, обходя развалины. Где-то там, в темноте, среди этой, разрухи лежали четырнадцать мертвых тел. Команда высадки – Крашер, Ворф, Паскаль и Мендез – следовала за ним в молчании. Нарушить эту тишину словами казалось кощунством, неуважением по отношению к трагедии, которая произошла здесь.
      Запах разрушения был свеж. Атака произошла, как сообразил Райкер, всего лишь несколько минут назад. В то время, как он и его друзья веселились на палубе голографической модели корабля "Энтерпрайз", эти люди умирали. Он резко остановился при виде чего-то маленького и темного, торчавшего из-под перекрученной металлической балки... Окровавленная рука. Беверли тут же шагнула вперед и сканировала ее своим трикодером, затем покачала головой и разочарованно посмотрела на Билла. Группа пошла дальше. Хмуро глядя на разрушенные, опаленные стены, Ворф, наконец, нарушил молчание:
      – Эти следы взрывов говорят о применении разрывателей третьего типа. Жестокое оружие, которое было способно прожигать насквозь кожу, мускулы, кости...
      – Что ж, – ответил Райкер с мрачной иронией, – это сужает крут подозреваемых до клингонов, бринов или ромулан.
      – У меня есть показатели живого существа, – на лице и в голосе Крашер вдруг появилась надежда. – Примерно в двадцати метрах прямо перед нами.
      – Это исключает клингонов, – сказал Ворф и, когда Райкер с любопытством посмотрел на него, добавил:
      – Они не оставили бы в живых никого.
      Беверли, не обращая на них внимания, уверенно двинулась в темноту:
      – Сюда...
      Райкер последовал за доктором, быстро пробегая лучом своего фонаря по груде обломков, пока, наконец, доктор не остановилась и не присела на корточки перед распростертым неподвижным телом. Если бы не трикодер Крашер, то Райкер принял бы человека за мертвого: форма офицера Звездного Флота по науке была полностью выжжена на спине выстрелом разрывателя. Он отшатнулся от сильного запаха горелой плоти и попытался подавить подступившую волну ненависти к тому, кто совершил такое злодеяние – кто бы это ни был. Доктор, как казалось, была не способна сейчас испытывать никаких эмоций, кроме твердой решимости спасти жизнь человеку, который лежал перед ней. Она открыла свой медикит и приступила к работе.
      Райкер поднял глаза и жестом подозвал к себе трех мужчин, которые стояли неподалеку:
      – Ворф, вы пойдете со мной. Паскаль, вам и Мендезу придется обыскать верхний уровень.
      Два офицера безопасности двинулись прочь. Райкер и Ворф пошли вниз по коридору, следуя за овалами света, которые отбрасывали их фонари на ладонях, освещая перекрученные и разрушенные перегородки и искореженные консоли. Наконец, свет фонарей заиграл на объекте цилиндрической формы, который лежал в тени: упавшая вентиляционная труба, как подумал вначале Райкер, пока не разглядел ботинок. Ворф начал водить своим фонариком и высветил распростертую фигуру женщины; рядом с ней лежал мужчина. Оба были в голубой форме Звездного Флота.
      Пока Ворф остался стоять, освещая место, Райкер присел на корточки и попытался нащупать пульс, затем покачал головой, жалея о том, что тьма не заслонила от него гримасы удивления на лице женщины, которое было наполовину обожженным.
      При неожиданном металлическом звуке, который долетел до него из дальнего угла помещения, он поднялся и поспешил туда. Ворф направил свой луч на раскуроченную перегородку.
      – Под ней...
      Вместе они оттащили в сторону большой лист исковерканного металла, который лежал на куче обломков, затем начали разгребать мусор. Изнутри послышались шорох и хриплое дыхание. Воодушевленные, Райкер и Ворф заработали быстрее, пока, наконец, на поверхности не показалась окровавленная рука и не начала дергаться в отчаянной попытке помочь им.
      – Все хорошо, – сказал Ворф с мягкостью в голосе, которая заставила Райкера посмотреть на клингона с удивлением, но при этом он ни на мгновение не остановился. Ворф сжал своей большой и темной ручищей тонкую бледную кисть. – Не двигайтесь!
      "Где он научился такой чувствительности?" – спрашивал себя Райкер. – От Дианы?" Эта мысль подняла в нем волну ревности, он безжалостно подавил ее. Если Ворф вынес что-то полезное из их отношений, то это только к лучшему.
      Ворф продолжал сжимать руку до тех пор, пока Райкер не разгреб в стороны кучу обломков консоли и на свет появились голова и торс светловолосого мужчины. Ворф отпустил руку, которую мужчина тут же поднес ко лбу, дрожа всем телом. Он уставился на двух офицеров Звездного Флота своими светлыми, почти бесцветными глазами, которые были полны изумления. Как показалось Райкеру, у него не было серьезных повреждений, хотя на лице был виден старый шрам, который тянулся от середины его лба, проходил рядом с глазом и заканчивался на нижней части щеки.
      – Я командующий звездного корабля "Энтерпрайз" Вильям Райкер.
      Мужчина мигнул, пытаясь собраться с силами и уловить смысл обращенных к нему слов. Он удивленно осматривал то, что его окружало.
      – Соран... – прошептал спасенный, – доктор Толиан Соран... – Его глаза округлились при взгляде на дымящиеся руины; вспышка гнева, почти безумная, как подумал Райкер, озарила его лицо, прежде чем он прикрыл глаза рукой.
      – Кто напал на вас, доктор? – твердо спросил Райкер с настойчивостью в голосе. Он не обернулся на звук легких шагов, который раздался за его спиной, но наблюдал краешком глаза, как доктор Крашер спешила к ним.
      Соран опустил руку и, бросив полный горечи взгляд на разруху вокруг, покачал головой:
      – Я не уверен, что знаю. Это так быстро произошло...
      Беверли успокаивающе улыбнулась ошеломленному ученому и начала сканировать его своим трикодером. Райкер наблюдал, пытаясь привести в порядок мысли: что-то в этом мужчине беспокоило его. Может быть, напряженность взгляда, которая, вероятно, граничила с безумием, или, возможно, явная беспомощность ученого, которая, как ему казалось, не подобала этому человеку.
      – Командующий! – позвал Паскаль сверху. – Вам лучше взглянуть на это!
      Райкер посмотрел на Ворфа; они оба поднялись и направились к аварийной лестнице, чтобы забраться наверх. Паскаль и Мендез склонились над чем-то на верхнем уровне. Когда подошли Ворф и Райкер, Мендез направил свой фонарь так, чтобы было ясно видно лицо трупа.
      Молодой солдат, который, очевидно, погиб под случайным обвалом стены. Его лицо, запачканное сажей, было в кровоподтеках, рот застыл в оскале смерти. Райкер не почувствовал никакого удивления, только возмущение при виде этих высоко расположенных бровей и ушей, при виде остроконечного бугра на лбу. Он не промолвил ни слова, но позволил Ворфу выразить их всеобщий гнев в одном низком горловом, брезгливом рыке:
      – Ромулане!..

      Сразу же после смены Джорди ля Форж отправился в каюту Дэйты. Он сделал это отчасти из-за того, что чувствовал: инцидент, происшедший на борту корабля с доктором Крашер, нуждался в обсуждении, кроме того, общество Дэйты обычно доставляло ему радость. Амаргоза как-то странно все перемешала в этот день: казалось несправедливым, что предыдущий праздник был так быстро омрачен трагедией. Впрочем, смерть, прерывавшая нить жизни, никогда не казалась справедливой.
      И это было не только из-за Амаргозы. Что-то еще произошло – что-то ужасное с капитаном Пикаром. Джорди стоял недалеко от носа корабля, когда капитан получил личное сообщение. Он не мог тогда видеть лица Пикара.., пока Трой не подошла, чтобы поговорить с ним, но он заметил, что капитан был в шоке, по тому, как внезапно поникли его плечи.
      Джорди притормозил напротив двери в каюту Дэйты и нажал на звонок. Дверь открылась; в кресле со свернувшейся клубком кошкой по кличке Пятно на коленях сидел Дэйта.
      – Джорди, – сказал андроид, – пожалуйста, входи. Я рад, что ты пришел. Есть кое-что, что я хотел бы узнать у тебя...
      – По поводу происшествия с доктором Крашер сегодня днем? – Джорди шагнул к другу, и дверь закрылась у него за спиной. Смуглое лицо Дэйты просияло:
      – Именно! Я решительно настроен понять, почему ее падение в воду было НЕ смешно, в то время как падение в воду командующего Ворфа – наоборот...
      – Э, Дэйта! Я все еще не уверен, что смог бы объяснить это. Юмор – очень уж скользкая вещь.
      Дэйта слегка нахмурился, продолжая поглаживать кошку, которая закрыла глаза и мурлыкала от удовольствия.
      – Возможно, все дело в агрессивности. Ведь я ТОЛКНУЛ доктора Крашер, прежде чем она упала, меж тем как Ворф упал просто потому, что была убрана планка.
      Джорди покачал головой:
      – Нет-нет! Шутка иногда может быть очень злой. И ты ведь толкнул доктора Крашер недостаточно сильно, чтобы причинить ей боль?
      – Ox! – Дэйта посмотрел на своего друга золотыми глазами, и в его взгляде явно читалось замешательство. – Она все еще сердится?
      – Нет... Но я бы на твоем месте некоторое время держался на приличном расстоянии от больничного отсека. – Губы Джорди изогнулись в слабой улыбке. А что вообще заставило тебя толкнуть ее в воду?
      – Я хотел... – Дэйта склонил голову набок, очевидно, пытаясь подобрать нужное выражение. – ., проникнуться духом событий, как сказала доктор Крашер. Я думал, что это будет забавно. – Он снова нахмурился, явно озабоченный своей неспособностью понять случившееся, затем поднял Пятно, которая тут же недовольно фыркнула, и опустил на пол.
      Джорди наблюдал за тем, как андроид встал и направился к перегородке, на которой была контрольная панель. Он нажал на несколько кнопок, в перегородке открылось небольшое углубление, в котором лежал крохотный микрочип в кристаллической оболочке. Это был эмоциональный чип, сделанный по спецификациям создателя андроида, Нуньена Сунга. Еще давным-давно Дэйта ясно дал понять, что совершенно не заинтересован в его использовании; теперь же он рассматривал его с таким нескрываемым интересом, что Джорди из любопытства, но все же с опаской глядя на Дэйту, подошел поближе.
      – Дэйта.., не думаешь ли ты о том, чтобы действительно воспользоваться этой штукой?
      – Я обдумывал эту возможность в течение многих месяцев, – сказал андроид, глядя на Джорди. – И в свете последнего инцидента с доктором Крашер я думаю, что сейчас самое подходящее время.
      Джорди нахмурился:
      – Я думал, ты опасался, что эта штука перегрузит твою нервную сеть.
      – Это так, – ответил Дэйта. – Однако я уверен, что мой рост как искусственной формы жизни зашел в тупик. В течение тридцати четырех лет я прилагал все усилия к тому, чтобы стать более "человечным", чтобы превзойти мое изначальное программное обеспечение. И все же я до сих пор не в силах понять такой базовой концепции человеческого поведения, как юмор. – Он снова обратил свой взор к кристаллической коробочке. – Этот чип может быть единственным выходом.
      Джорди наклонился вперед, с подозрением изучая чип, затем вздохнул. В худшем случае это может вызвать некоторые раздражающие осложнения, но никаких необратимых последствий. И имел ли он право лишать своего друга такой возможности?
      – Хорошо.., но при первых же признаках неприятностей я отключу его. Согласен?
      – Согласен. – Дэйта тут же сел, предлагая себя инженеру в качестве образцового пациента, а Джорди обошел его сзади и вскрыл черепную панель, обнажая мигающую путаницу цепей в голове Дэйты.
      – Это не займет много времени... – сказал Джорди, заканчивая про себя: "Я только надеюсь, что мы оба не пожалеем об этом..."

* * *

      Пока Джорди проводил своему другу хирургическую операцию, Билл Райкер стоял в кабинете капитана, докладывая Пикару о том, что команда по высадке обнаружила в обсерватории Амаргозы. Странная отчужденность не покидала Пикара. Райкер был чрезвычайно уязвлен тем, что ему приходилось обращаться к спинке стула капитана, в то время как он сам со сложенными на груди руками наблюдал за звездами через окно.
      – Мы нашли двух мертвых ромулан на станции, – закончил Райкер. – Сейчас мы анализируем их оборудование, чтобы посмотреть, сможем ли определить, с какого они корабля.
      Не отводя от губ указательного пальца, Пикар автоматически кивнул, затем опустил руку и спросил:
      – Все еще нет ничего, указывающего на причину, по которой они атаковали станцию? – В голосе его была усталость, словно он прилагал огромные усилия, чтобы сосредоточиться на теме разговора.
      – Они практически разнесли все в клочья, – сказал Райкер, мысленно содрогаясь от воспоминаний об обугленных телах и запахе смерти. – Вошли в центральный компьютер, перевернули все вверх дном в грузовом отсеке. Совершенно очевидно, что они что-то искали.
      – Хммм... – Пикар снова умолк и уставился на звезды. Эти минуты полной тишины длились так долго, что Райкер начал нервно переступать с ноги на ногу. И тут капитан сказал безжизненным голосом:
      – Проинформируйте Командование Звездного Флота. Это может быть признаком новой ромуланской угрозы в данном секторе.
      Райкер даже не попытался скрыть удивления:
      – Вы хотите, чтобы Я связался со Звездным флотом?
      Пикар напрягся всем телом и слегка развернулся к своему заместителю.
      – Есть проблемы? – спокойно спросил он.
      – Нет, сэр, – сказал Райкер, подумав: "По крайней мере, не со мной..." Но что-то очень серьезное беспокоило капитана. Какое бы сообщение он там ни получил с Земли, должно быть, оно было ужасным.
      Пикар устало продолжил:
      – Спасибо, Первый, – и снова повернулся к окну.
      Райкер хотел было уйти, но задержался в нерешительности. Он чувствовал себя неловко.
      – Есть еще кое-что, капитан. Один из ученых.., доктор Соран.., настаивал на том, чтобы переговорить с вами. – Ожидая протеста, который должен был последовать, он поспешно добавил извиняющимся тоном:
      – Я сообщил ему, что вы заняты, сэр, но он сказал, что крайне важно, чтобы он поговорил с вами немедленно.
      Протеста не последовало. Не последовало вообще никакой реакции, за исключением того, что тусклый бесцветный голос капитана произнес:
      – Понятно. На этом все.
      Было совершенно ясно, что он хотел остаться один, но Райкер решил не скрывать своей озабоченности. Пикар был очень замкнутым человеком и Билл сомневался, что получит на вопрос хоть какой-то ответ, но он, по крайней мере, должен был предложить свою помощь.
      – Сэр, – спросил он мягким голосом, – что-нибудь случилось?
      – Нет, – мягко ответил Пикар, но это была мягкость оболочки, под которой скрывалась сталь. – Спасибо.
      Райкер задержался на мгновение, но затем сдался и оставил капитана переживать свое горе в одиночестве.

* * *

      Испытывая явную озабоченность, Джорди вошел в бар "Десятку вперед", неотступно следуя за Дэйтой. Может быть, он действительно перебарщивал, но не мог выкинуть из головы предчувствие близких неприятностей, несмотря на то, что Дэйта, как казалось, был полностью расслаблен и совершенно доволен собой. До сих пор чип работал отлично – настолько, что андроид настоял на том, чтобы отправиться в "Десятку вперед" для проведения небольшого теста. Тем не менее Джорди неотрывно наблюдал за Дэйтой, который буквально пожирал расширенными восторженными глазами ребенка все, что происходило вокруг. Он с надеждой и интересом смотрел на оживленные группы отдыхающих от смен членов команды, и его лицо время от времени озарялось слабой улыбкой, когда кто-нибудь за одним из многочисленных столов бара начинал хохотать, видимо, над только что услышанной шуткой. Даже движения андроида, казалось, несколько изменились, стали более грациозными, более плавными, более.., человеческими.
      Они шагнули к стойке. Почти тут же к ним приблизилась Гуинан и с решимостью, которая не потерпела бы возражений, поставила на стойку бутылку.
      Ее губы изогнулись в полумесяце улыбки:
      – Вы только что добровольно вызвались быть моими первыми жертвами. – Она кивнула на хрустальную бутылку, в которой была жидкость, отсвечивавшая янтарными бликами. – Это новое пойло мне удалось раздобыть на Форкасе-Три. Можете поверить, оно вам понравится! – Она поставила на стойку два стакана и наполнила их.
      Джорди втянул носом пары крепкого алкоголя, которые отдавали запахом брокколи <Брокколи – разновидность цветной капусты.>, скрещенной с эвкалиптом. Он сделал все, чтобы сохранить безразличное выражение лица: ему не хотелось оказывать никакого влияния на восприятие Дэйты. Андроид поднял свой стакан, принюхался к содержимому, затем сделал большой глоток.
      Джорди внимательно наблюдал за тем, как Дэйта хмурился, глядя на стакан в руке. Через несколько секунд инженер не выдержал:
      – Ну?..
      Андроид поднял глаза, все еще несколько хмурясь, выражение его лица выдавало замешательство:
      – Я уверен, что напиток вызвал эмоциональную реакцию.
      – Действительно? Что ты чувствуешь?
      Дэйта опустил стакан, явно пытаясь сконцентрироваться на том, что происходило у него внутри.
      – Я... – он почти беспомощно посмотрел на Джорди. – Я не могу понять. Я ничего не знаю об эмоциях, так что просто не могу определить свое ощущение.
      – Эмоции? – Гуинан наклонилась вперед, облокотившись о стойку, и ошарашено смотрела на Джорди.
      Инженер склонил голову набок, как бы подтверждая сказанное, и пытался не отрывать взгляда от своего подопечного.
      – Я объясню позже....
      Он видел, как Дэйта запрокинул голову и проглотил еще одну большую порцию напитка.., затем поставил стакан на стойку и искривил нижнюю губу, выражая неподдельное отвращение.
      Гуинан повернулась к Джорди:
      – Кажется, он ненавидит это!
      – Да! – Дэйта с энтузиазмом наклонился к друзьям, его глаза светились возбуждением, он почти не дышал. – Вот оно! Я НЕНАВИЖУ это! – Энтузиазм андроида был столь заразителен, что, несмотря на беспокойство, Джорди почувствовал, как на лице у него расплылась широкая улыбка:
      – Дэйта.., значит, чип работает?
      В то время, когда он произносил это, Дэйта быстро осушил свой стакан и победно улыбнулся:
      – Да! Я ненавижу это! Это отвратительно!
      Гуинан позволила мужчинам еще несколько мгновений веселья, затем скромно, как бы между прочим, подняла со стойки бутылку, готовая налить новую порцию напитка.
      – По второму заходу? – спросила она сладким голосом.
      Светясь абсолютным счастьем, Дэйта протянул свой стакан.
      – Пожалуйста.

* * *

      Толиан Соран тоже сидел в это время в "Десятке вперед", но толпа посетителей и неудачное расположение столика не позволяли ему видеть стойку. Вместо этого он наблюдал в окно обозрения за звездами, думая только об одной из них, – той, которая называлась Амаргоза. "Горькая" – обозначало это имя на одном из языков Земли. "Горькая звезда" – сейчас, казалось, это название было как раз к месту.
      Если бы он был свидетелем разговора, который сейчас происходил за стойкой, то наверняка понял бы ситуацию, но даже не засмеялся бы: происходящее не вызвало бы у него даже тени улыбки. Он мало улыбался в последние дни, развлечения не интересовали его.
      Только одна вещь имела значение – его возвращение к Леандре. Не прошло еще и века с того момента, когда он воспользовался "Лакулом", чтобы вернуться к ней на мимолетное, чудесное мгновение только для того, чтобы быть тут же вырванным прочь другим кораблем, "Энтерпрайзом-В". Тот мир, в котором он был тогда, в то мгновение, мир, в котором она ждала его, – именно он казался Сорану реальностью. Все остальное было просто иллюзией, агонизирующим, длиной в десятилетия, возвращением туда. Это чувство было слишком болезненным, чтобы принять его как реальность. И опять он был на таком же проклятом корабле, который тоже носил имя "Энтерпрайз". Но этот корабль не украдет его у Леандры. Он вернет его туда.., даже если для этого ему придется убить каждого, кто был на его борту.
      В конечном счете, это ведь все иллюзии. Реально было осуществить это во Вселенной или нет, но Соран знал, что ему придется воспользоваться всей хитростью и ловкостью, на какую он только был способен, чтобы возвратиться в то место, которое он считал своим домом. И для того, чтобы сделать первый шаг, ему нужно было сейчас использовать капитана этого звездного корабля.
      Соран сидел еще некоторое время в размышлениях, когда, наконец, увидел его. Человек был худощавым и лысым, с мужественным лицом, изрезанным морщинами; он был одет в форму Звездного флота. Соран мгновенно узнал капитана: уверенность в себе, с которой человек двигался, не оставляла никаких сомнений. Как там было его имя? Что-то экзотически земное: Пикар. Жан-Люк Пикар.
      Пикар пробирался через смеющуюся толпу с такой поспешностью и таким каменным выражением лица, что Соран тут же насторожился, ибо состояние этого человека во многом напоминало ему его собственное. Что же происходит с капитаном? Веки Сорана наполовину опустились, когда он расслабился, пытаясь проникнуть в чувства своей жертвы.
      Да. Да... Оскорбление. "У нас двоих есть много общего, – сказал про себя Соран приближавшемуся человеку. – Ты так же, как и я, оскорблен тем, что видишь здесь: улыбающихся, разговаривающих, довольных собой людей, которые не замечают наших страданий. Они не замечают боли и ужаса – того, чем и является на самом деле эта Вселенная. Но они узнают все это. О да, они узнают, что есть смерть.., их собственная и тех, кого они любят. Никто не в силах избежать ее. Лишь мне удастся это. И клянусь всеми богами, я не вернусь сюда!.."
      Пикар, наконец, подошел к столику и посмотрел на эль-аурианца немигающими пустыми глазами:
      – Доктор Соран?..
      Соран поднял глаза: его взгляд, выражение его лица, его манера держаться – все было зеркальным отражением облика и поведения стоявшего перед ним офицера Звездного Флота.
      – Да, да, капитан... Спасибо за то, что пришли. – Он протянул руку. Пикар твердо и решительно пожал ее. Да, нелегко будет манипулировать таким человеком.., или проникнуть в его сознание. Но что-то такое было в капитане, – возможно, еще не утихшая боль, и если Соран будет терпеливым, то скоро сможет узнать подробности, которые помогут убедить Пикара...
      Пикар присел на стул напротив Сорана и протестующе махнул рукой официанту, который уже спешил, чтобы принять заказ.
      – Ничего не нужно. – Сама резкость, он повернулся к Сорану:
      – Насколько я понимаю, есть кое-что, не терпящее отлагательств, что вы хотели бы обсудить со мной.
      – Да. – Соран впился взглядом в темные глаза капитана. – Мне нужно немедленно вернуться в обсерваторию. Я должен продолжить важнейший эксперимент, который проводил на Амаргозе.
      Вспышка раздражения сверкнула на лице Пикара. Соран в точности знал, как это могло выглядеть со стороны: эксцентричный ученый, который не думает ни о чем, кроме своей работы, отрывает капитана от дел в самый неподходящий момент.
      – Доктор, – сказал Пикар с признаками нетерпения в голосе, – мы все еще проводим расследование причины этой атаки. Как только закончим, то с удовольствием разрешим вам и вашим коллегам-ученым вернуться. До этого...
      Соран постарался вложить то отчаяние, которое он действительно испытывал, в свои слова:
      – Время очень важно для этого эксперимента. Если он не будет завершен в течение следующих двенадцати часов, годы исследовательской работы потеряны. – Если он не сумеет прямо сейчас убедить капитана, то, возможно, их разговор подойдет к преждевременному концу еще до того, как Соран сможет подобрать ключ, найти именно те слова, которые были ему нужны. О да, здесь определенно что-то есть, что-то тайное и сокровенное в этом человеке. Ужасающая боль. Агония. Скорбь...
      Но Пикар уже собирался встать из-за стола. Резким, не терпящим возражений тоном он произнес:
      – Мы делаем все возможное. Теперь с вашего позволения...
      И тут это вспыхнуло на мгновение: языки пламени, два человека, кричащие, умирающие в таких ужасных мучениях, что у Сорана перехватило дыхание, он содрогнулся от воспоминания о собственной боли, испытанной много лет назад. "Так вот оно что!.. У нас даже больше общего, чем я думал, у тебя и меня..." И с отчаянием, которое уже готово было захлестнуть его, если бы не искреннее понимание чувств капитана, он потянулся вперед и мягко, но надежно сжал его руку.
      Пикар обернулся, на его лице было написано возмущение, которое мгновенно сменилось удивлением, когда он встретился с напряженным блеском глаз Сорана. Соран наклонился вперед, так что теперь видел перед собой только лицо Пикара.
      – Говорят, что время – это огонь, в котором мы горим, – сказал он спокойно. – И прямо сейчас, капитан, мое время истекает.
      Да. Он верно почувствовал. Теперь это повторилось снова: пламя, крики и ужас. Пикар опустил глаза, будучи не в состоянии смотреть на своего собеседника.
      Соран отпустил руку капитана. Теперь в этом не было нужды: его слова связали Пикара крепче любых других пут во всем мире. Лицо доктора потеплело от искренней симпатии, которая возникла, когда он смотрел в глубину глаз офицера, думая о смертельных лучах боргов, которые уничтожили всю его планету. Сколько ночей он лежал с открытыми глазами, представляя себе весь ужас последних минут жизни, который пережили Леандра, Мара, Эмо, когда феерия лучей ударила по планете из эль-аурианского неба?
      "Теперь ты понимаешь: я тоже знаю, что это такое – чувствовать запах сгоревшей плоти самых близких..."
      – Так много вещей мы оставляем незаконченными в своей жизни, – продолжил Соран. – Я уверен, вы можете это понять.
      Пикар отвернулся и молчал некоторое время; когда он, наконец, заговорил, его голос почти перешел на шепот:
      – Посмотрим, что я смогу сделать...
      Не говоря больше ни слова, он повернулся на каблуках и ушел, прежде чем эль-аурианец успел что-либо ответить. Соран наблюдал за его уходом с облегчением и триумфом: он победил. Ученый встал со своего стула, затем осторожно вынул старинные карманные часы, которые когда-то подарила ему Леандра. Это было в тот знаменательный день, когда были признаны его уникальные исследования в области темпоральной физики. Какое-то мгновение он смотрел на их гладкую, кристаллическую поверхность и видел свое собственное отражение.
      Со временем он начал испытывать двоякое чувство в отношении подарка Леандры. Он дорожил им и в то же время презирал его. Дорожил он часами потому, что это было все, что осталось ему от Леандры вне пределов нексуса, а презирал из-за того, что они постоянно напоминали ему о жестокости времени. В конечном счете время превращает все в пыль. Как там звучала эта жестокая земная метафора? "Хронос пожирает своих детей..."
      Время стало теперь его врагом. Единственной возможностью победить его было просто исчезнуть отсюда, оказаться в нексусе. И самая жестокая шутка заключалась в том, что у него было все про все двенадцать часов. Соран двинулся направлении выхода.., затем замер при виде знакомого лица в другой стороне зала, за стойкой бара.
      Гуинан! Она была среди беженцев на бор "Лакула" в тот день, когда произошла встреча "Энтерпрайзом-В", и так же, как и остальные, испытала на себе чары нексуса. Если ей только удастся узнать Сорана, она тут же догадается о его истинных намерениях и расскажет капитану... Но к счастью, она сейчас была отвлечена, улыбалась разговаривала с двумя членами команды. Она не видела его, и Соран был решительно настроен исчезнуть отсюда прежде, чем она почувствует его присутствие. Он потоптался на месте и, используя толпу в качестве прикрытия, выскользнул через дальний выход.

* * *

      – Ну вот, – удовлетворенно сказала Гуинан. Она слегка наклонилась, чтобы вынуть из-под прилавка другую пыльную бутылку, затем выпрямилась и слабо улыбнулась, глядя на комичное выражение лица Дэйты – смесь отвращения с восторгом. – Теперь, когда нам удалось-таки покончить с ненавистью, посмотрим, сможем ли мы также успешно справиться с любовью. Старое саурианское бренди: не такое, конечно, старое, как я сама, но и не намного моложе. Просто немножко на пробу, мальчики! Это не синтеголь, который вы хорошо знаете. – Джорди, наконец, удалось достаточно расслабиться для того, чтобы улыбнуться и взглянуть на этикетку.
      – Да, действительно, выглядит как стоящая штука. – Он резко дернулся, когда Гуинан сдула с бутылки пыль и начала откупоривать ее. – Дэйта, тебе нужно тестировать свой эмоциональный чип почаще. И, кажется, сейчас самый подходящий случай.
      Улыбаясь до ушей, андроид протянул свой стакан. Гуинан начала наполнять его, но в это мгновение засигналила коммуникационная брошь Джорди.
      – Ля Форж на связи.
      – Командующий Ворф на связи. Дэйта с вами?
      – Да.
      – Командующий Райкер требует, чтобы вы немедленно доложились в транспортный отсек. Я встречусь с вами там. Ворф закончил.
      Джорди печально вздохнул:
      – Давай, Дэйта! Пошли!
      Дэйта поставил стакан на стойку и нахмурился:
      – Я уверен, что у меня появилась еще одна эмоциональная реакция.
      – Это называется разочарованием, Дэйта, – сообщила Гуинан с улыбкой, закупоривая бренди. – Ты справишься с этим. Не беспокойся, это все еще будет здесь, когда вы вернетесь.
      – Спасибо, Гуинан! – Джорди подождал, пока его расстроенный друг не встанет, и они оба последовали в коридор.
      Гуинан как раз наблюдала за ними, когда ослепительная вспышка воспоминаний озарила ее сознание. Вдруг она перенеслась почти на век назад и оказалась в больничном отсеке "Энтерпрайза-В", в сумеречном мире между реальностью и нексусом, глядя в темные глаза человека, которого, как она позже узнала, звали Павел Чехов, и говоря:
      "Он ушел на другую сторону, твой друг Джим..."
      Все уродство реальности – ее мир, ее семья, ее жизнь, уничтоженные в один жестокий миг боргами, и вся красота нексуса захватили ее. Она попыталась выкинуть из головы прошлое. Гуинан не вспоминала о нексусе.., не РАЗРЕШАЛА себе вспоминать о нексусе в течение многих лет. Но тогда почему?..
      Еще до того, как она смогла мысленно задать себе этот вопрос, она уже знала ответ: "Кто-то был здесь". Кто-то, кто был там в ту ночь, кто был вместе с ней в нексусе.
      Она резко обернулась и посмотрела на то самое место в комнате, где, как она знала, должен был стоять этот ее соплеменник.
      Никого. Пустой ковер. Кто-то назвал ее имя, она встряхнула головой, затем повернулась, улыбаясь, и воспоминание снова угасло.

* * *

      Моментом позже, в инженерном отсеке, Билл Райкер стоял рядом с Ворфом и смотрел на диаграмму сенсорной информации на экране монитора. На консоли перед ним лежал ромуланский трикодер, пристегнутый к диагностическому сканеру.
      Райкер нахмурился, глядя на экран и пытаясь понять результаты анализов. Это, надо сказать, у него получилось гораздо лучше по сравнению с теми же размышлениями над причиной самой атаки на Амаргозу.
      – Один из мертвых ромулан имел при себе трикодер, – объяснял в это время Ворф. – Мы проанализировали его сенсорный дневник и определили, что он должен был провести сканирование на предмет признаков частиц сложного соединения под названием трилитиум. Райкер поднял одну бровь:
      – Трилитиум?
      Ворф торжественно кивнул:
      – Экспериментальное соединение, над которым работали ромулане. Теоретически взрывчатка на основе трилитиума должна быть в тысячи раз более мощной, чем оружие на основе антивещества. Но они не смогли до сих пор обнаружить, как стабилизировать это соединение.
      "Будем надеяться, что это все еще так", – подумал Райкер. Вслух он спросил:
      – А почему они искали его в обсерватории Объединенной Федерации? Это не имеет смысла!
      Ворф не ответил. Райкер сделал паузу, все еще глядя на экран и видя перед собой мертвые тела на Амаргозе. Ужасное разрушение может быть и бессмысленным, но само нападение должно иметь причину.., причину, которую, возможно, знали выжившие, но не собирались открывать им.
      Он тяжело вздохнул и посмотрел на клингона:
      – Пусть Джорди и Дэйта пойдут вместе со следующей командой высадки. Распорядитесь, чтобы они просканировали обсерваторию на предмет трилитиума.

* * *

      Очень кстати, что у них не оказалось времени для этого глотка саурианского бренди, решил про себя Джорди, сканируя операционный отсек обсерватории. Как ни приятно они с Дэйтой провели время в "Десятке вперед", но он не хотел бы высаживаться в такое место, как Амаргоза, не имея абсолютно ясной головы.
      Функционировало только искусственное освещение, достаточное для того, чтобы видеть, но такое тусклое, что отбрасывало лишь сумеречный свет. Как решил Джорди, это, вместе с исковерканными обломками и абсолютной тишиной, придавало окружающей обстановке нечто сверхъестественное. Хотя, может быть, он так чувствовал, потому что знал, что здесь погибли люди... Было горько смотреть на разрушенный многолетний труд ученых, видеть развороченные консоли и разбитые мониторы. Джорди работал с таким же благоговением, какое испытывал при посещении кладбищ.
      Дэйта, напротив, казался чрезвычайно оживленным, все еще переполненным энтузиазмом по поводу обретения нового внутреннего мира. Он слабо улыбался сам себе, сканируя другую сторону операционного отсека своим трикодером.
      Джорди уставился на показатели трикодера и покачал головой:
      – Здесь нет никаких признаков трилитиума! Не могу представить, с чего бы это ромулане стали искать его здесь...
      Он сканировал еще некоторое время, пока Дэйта тихо не захихикал. Джорди повернулся и уставился на своего друга в замешательстве. Андроид продолжал тихонько посмеиваться.
      – До меня дошло. Дошло.
      Джорди нахмурился; ему казалось бестактным смеяться там, где еще недавно были убиты люди, но он старался не выдать своего раздражения. Кроме всего прочего, Дэйта никогда не испытывал страха перед смертью и мог принять ее более спокойно, чем человек. И, может быть, оттого, что он не привык испытывать чувства, он не умел и подавлять их.
      – До тебя дошло что? – спросил он андроида.
      Дэйта снова разразился смехом, затем, наконец, взял себя в руки – чтобы прохрипеть:
      – Когда ты сказал командующему Райкеру... – и он стал в совершенстве пародировать голос Джорди:
      – "Клоун может остаться, но ференги в костюме гориллы должен уйти".
      Джорди непонимающе посмотрел на него:
      – Что?
      – Во время миссии Далекой Точки. Мы были на мостике, и ты рассказал это. Это была убойная шутка.
      – Миссия Далекой Точки? Дэйта, это же было семь лет назад!
      – Я знаю. До меня просто только что дошло... – андроид снова начал хихикать. – Это было очень смешно.
      Джорди с сомнением посмотрел на него, прежде чем отвернуться:
      – Спасибо...
      Он пошел вниз по короткому коридору, который соединял основной операционный отсек с несколькими другими. Дэйта последовал за ним, все еще тихо усмехаясь. Джорди внезапно остановился напротив того, что, казалось, было стандартной перегородкой. Он с возбуждением повернулся к Дэйте:
      – Подожди-ка! Здесь потайная дверь. Я могу видеть стыки металла через свой визор. – Он провел пальцами сверху вниз по тому, что обманчиво казалось ровной поверхностью металла.
      Дэйта встал рядом с ним и сканировал секцию своим трикодером, затем нахмурился, глядя на показатели:
      – Похоже, здесь действует гасящее силовое поле. Я не могу просканировать ничего за перегородкой.
      Джорди выпустил из рук трикодер, который повис на ремне, перекинутом через его плечо, и надавил на металл, пытаясь открыть дверь.
      – Я не вижу никакой контрольной панели.., или порта доступа.
      – Похоже, оно закрыто магнитным замком. – Дэйта отложил в сторону свой трикодер, затем слегка отогнул бледно-золотистую кожу у себя на запястье, обнажив вспыхнувшие на свету цепи. Не прерывая разговора, он производил частичную регулировку своих соединений. – Я уверен, что смогу изменить полярность, несколько ослабив осевой сервопривод.
      Он закончил работу, затем провел несколько раз запястьем с оголенными цепями вдоль панели перегородки.
      – Сезам, откройся!
      Изнутри панели раздалось жужжание, за которым последовал громкий щелчок. Дверь медленно открылась. Дэйта повернулся к другу с надменной улыбкой:
      – Ты мог бы сказать, что во мне есть какой-то.., магнетизм.
      "Я создал монстра", – подумал Джорди, но решил никак не реагировать внешне на эти мысли. Может быть, если он попытается игнорировать надоедливые попытки андроида пошутить, Дэйта прекратит это делать. Джорди быстро двинулся в маленькую комнату, в которой хранились несколько зондов, сложенных на подставках, и снова начал сканировать. Почти тут же он понял, что они были близки к тому, чтобы обнаружить причину атаки, и повернулся к Дэйте.
      – Я все еще не принимаю никаких излучений. Но кто-то очень постарался защитить эту комнату.
      Он отложил свой трикодер в сторону и двинулся к зондам, не обращая внимания на Дэйту, который все еще посмеивался над собранными за много лет в его блоке памяти "убойными" шутками. Один зонд в особенности привлек внимание Джорди. Он был гладким и темным, как полированный оникс, и размером с гроб.
      – Дэйта, посмотри на это! – Он повернул голову и взглянул через плечо на андроида, который тут же поспешил подойти. – Ты когда-нибудь видел солнечный зонд такой конфигурации?
      С улыбкой маньяка Дэйта вытянул в направлении Джорди трикодер, подобно механической кукле, затем быстро открыл и закрыл его – словно чревовещатель, который пытается заставить манекен заговорить.
      – Нет, Джорди, не видел, – он повернул трикодер к себе, словно спрашивая: "А ты видел?" Дэйта покачал головой, отвечая своей самодельной кукле:
      – Нет, я не видел. Он очень необычен. – Андроид разразился диким смехом, и Джорди почувствовал, как его лицо побагровело: "Ну все, Дэйта: в ту же минуту, когда мы вернемся на "Энтерпрайз", этот чип будет снят..."
      – Помоги мне открыть эту панель, – сказал он коротко.
      Дэйта сумел взять себя в руки настолько, чтобы подчиниться. Вскоре панель была открыта.
      – Ох! – отшатнулся Джорди. – Мой визор принимает что-то на сета-частоте. Это могут быть излучения трилитиума...
      Дэйта разразился смехом.
      На этот раз Джорди даже не попытался скрыть своего раздражения:
      – Дэйта, сейчас НЕ ВРЕМЯ...
      – Мне очень жаль, – прохрипел Дэйта между взрывами хохота, его глаза были полны тревоги, – но я не могу остановиться. Я думаю, что-то не в порядке...
      Его смех медленно начал переходить в настоящую истерику. Пока Джорди наблюдал за происходящим, будучи не в силах помочь, все тело андроида стало дергаться и сотрясаться, словно в лихорадке. Целая гамма эмоций в один миг отразилась на его лице, искажая черты – злоба, радость, страсть, ужас, ненависть, желание – в такой быстрой последовательности, что для Джорди все слилось в один краткий приступ агонии.
      Он метнулся к андроиду в то мгновение, когда Дэйта коллапсировал.
      – Дэйта! – Джорди присел на корточки рядом с андроидом и положил руку ему на плечо. – Дэйта, с тобой все в порядке?
      Глаза Дэйты резко открылись, затем сфокусировали взгляд на Джорди, который все еще пытался перевести моргающего андроида в сидячую позицию.
      – Я думаю, что эмоциональный чип вызвал перегрузку в моих позитронных реле, – сказал он со слабым, но все же различимым удивлением.
      – Нам лучше вернуться назад на корабль, – Джорди ударил по комброши. – Ля Форж – "Энтерпрайзу".
      Ответа не последовало. Джорди нахмурился на долю секунды, затем понял: конечно, это было гасящее поле. Но прежде чем он смог отреагировать, послышался спокойный голос:
      – Есть проблема, джентльмены?
      Джорди повернулся и увидел ученого из обсерватории, худощавого, светловолосого штатского, одетого в черный костюм. Мужчина стоял в дверном проеме. Вид его на мгновение испугал Джорди: в обсерватории было так тихо, что он подумал, будто никто еще не вернулся. Преодолев легкое замешательство, он сказал:
      – Ох.., доктор! Да, между прочим, проблема есть. Здесь гасящее поле, которое блокирует мой сигнал связи. – Он кивнул на Дэйту, который все еще сидел на полу. – Вы не могли бы помочь мне?
      Ученый шагнул к ним:
      – С удовольствием!
      Он сказал это достаточно дружелюбно, так что Джорди не встревожился.., пока не наступило то последнее мгновение, когда он перехватил быстрый взгляд ученого, брошенный на полуразобранный зонд, увидел горечь на его лице и фазер, который был у него на поясе.
      Но тогда уже было слишком поздно. Джорди встрепенулся, подумав о том, чтобы выхватить фазер. Ему даже не пришло в голову защитить себя с другой стороны. Тупой удар кулака пришелся по его щеке и челюсти, сбив визор с лица. На секунду он увидел ослепительно-яркую вспышку взрыва, затем наступила тьма.., мрак, который стал еще глубже в то мгновение, когда он ударился головой о пол.

      Пикар сидел за столом в своей каюте и рассматривал голографию в раскрытом перед ним альбоме. Тихо играла классическая музыка; на столе стоял, остывая, чай. Но Пикар не слышал звуков музыки и не притрагивался к чашечке чая: капитан не мог думать ни о чем, кроме картинки перед его глазами, сцены из его прошлой счастливой жизни: Пикары – Рене, Робер, Мари – в их фамильном поместье. Робер подарил ему эту голографию несколько лет назад, когда он посещал виноградники.
      Пикар мягко коснулся пальцами уголка картинки, будто пытаясь ухватиться за мгновение, которое было запечатлено на ней. Здесь, между своими отцом и матерью, стоял его застенчиво улыбающийся племянник, Рене. Теперь Рене должен бы быть старше на четыре года.., выше ростом, с более глубоким голосом, но с той же копной густых золотисто-коричневых волос, которые прямыми прядями падали на его те же, озаренные светом, умные глаза. Пикар вспоминал момент их первой встречи в поместье. Он тогда подшучивал над мальчиком, но только для того, чтобы скрыть собственное удивление, потому что узнавал в Рене самого себя. Он видел огонь восхищения в глазах мальчишки и совершенно четко понимал, что Рене смотрел на своего дядю Жана-Люка как на настоящего героя.
      Мари позже призналась, что Рене не мечтал ни о чем, кроме как последовать по стопам дядюшки – стать капитаном звездного корабля. Вот она стояла рядом с сыном – золотоволосая, грациозная, с теплой улыбкой на лице. Полная противоположность своего мужа: Робер выглядел сердитым и чопорным, как всегда. Подбородок низко опущен, глаза прищурены и полны неодобрения – что-то снова не так в мире вокруг него! – и тайной гордости за сына. Одетый как обычный французский крестьянин, вечный консерватор Робер... Слабая, нежная улыбка искривила краешки губ Пикара. Он вспомнил, как этот истовый ревнитель традиций и консерватор поднял, как и ожидалось, шум и крик, когда узнал, что его сын заинтересовался Звездным Флотом. Он всегда был недовольным, всегда тяжелым на подъем. Всегда. Всегда...
      ВРЕМЯ – ЭТО ОГОНЬ, В КОТОРОМ МЫ ГОРИМ.
      Как будто бы Соран знал.
      Пикар закрыл глаза при этих словах, пытаясь стереть мысленную картину, которую они вызвали в его сознании: Рене, Робер – кричащие в предсмертной агонии, в то время как огонь пожирает их. Каково им было в эти последние ужасные мгновения? Каково это было для Робера – видеть, как заживо горит в огне его единственный сын, знать, что им не избежать смерти? Или, может быть, он умер первым, оставляя Рене страдать в одиночестве?..
      Стоп.
      Стоп.
      Откуда уверенность, что все произошло именно так? Может быть, они были без сознания, задохнувшись дымом. Возможно, не было боли. Он не знал никаких подробностей и, скорее всего, никогда не узнает. Он не знал ничего, кроме того, что содержалось в послании Мари:
      РОБЕР И РЕНЕ ПОГИБЛИ В ОГНЕ. ПОМИНАЛЬНАЯ СЛУЖБА В СРЕДУ. ПОЙМЕМ, ЕСЛИ ТЫ НЕ СМОЖЕШЬ ПРИСУТСТВОВАТЬ.
      В каком же аду горела сейчас она сама? Совершенно очевидно, что у нее не хватило сил послать визуальное или даже голосовое сообщение. Пикар почувствовал вину. Он должен быть сейчас там, чтобы успокоить ее, но долг не позволял ему сделать этого. Амаргоза вмешалась в события.
      Однако в течение тех часов, которые прошли после получения сообщения, он осознал, что не способен выполнять свой долг и переложил все на плечи Райкера.
      Нет, точнее так: он осознал, что не способен делать ничего, кроме как смотреть на лица мертвых, которые бросали на него взгляды из безопасного прошлого. И он был слишком потрясен, чтобы даже просто заплакать.
      Пикар вскинул голову при тихом звуке дверного звонка и неожиданно осознал, что слышит его уже во второй раз. Он сделал глубокий вдох и собрался с мыслями:
      – Войдите.
      Дверь открылась, Диана Трой вошла в комнату. Ее движения были мягкими, сдержанными; в глазах светилась печаль, хотя она слабо улыбнулась ему в знак приветствия. Она все знала, конечно: у Пикара не было в этом сомнения. Не в подробностях, но знала. Тем не менее он решил продолжать играть свою роль.
      – Советник, – он попытался, но у него не совсем получилось ответить Трой на ее улыбку, – чем могу помочь?
      – Вообще-то, – она склонила голову набок, пряди волос легли на плечо, – я здесь для того, чтобы узнать, может быть, я смогу помочь вам? Вы, казалось, были несколько... – она остановилась, подбирая самое тактичное слово, – ., не в себе в последнее время.
      – Ну уж! – сказал Пикар с наигранной небрежностью. Он просто не мог заставить себя выплеснуть всю свою боль: это казалось своего рода неуважением по отношению к памяти Рене и Робера. – Просто.., семейные дела. – Какое-то мгновение он пытался подавить в себе желание попросить ее уйти, настоять на том, чтобы его оставили в покое. Но она была права: он не мог вечно скрывать свое горе. Когда-нибудь все-таки придется рассказать другим о том, что произошло. Он посмотрел на голографический альбом перед собой:
      – Вы ведь никогда не встречались с моим братом и его женой, не так ли?
      – Нет. – Диана приблизилась к нему сзади, чтобы взглянуть в альбом через плечо капитана. Она все еще держалась на почтительном расстоянии, изо всех сил стараясь не надавить, не вмешиваться до тех пор, пока Пикар не будет готов все рассказать ей сам.
      Он продолжил, не пытаясь сдерживать ироничные, фальшивые нотки в голосе, в то время как она смотрела на изображение его брата:
      – Робер может быть таким невозможным... Помпезным, напыщенным, всегда считающим, что последнее слово должно оставаться за ним. Но он стал мягче за последние годы. – Он заколебался, осознав, что говорит о нем так, как будто брат был все еще жив, однако не мог заставить себя остановиться. – В следующем месяце я планировал провести некоторое время на Земле. Думал, что мы все поедем в Сан-Франциско. Рене так хотел посмотреть на Академию Звездного Флота!
      Трой наклонилась вперед, чтобы разглядеть голографию поближе:
      – Рене? Ваш племянник?
      Пикар кивнул, зная, что она могла чувствовать горевшую в нем ярким пламенем боль, которую вызывало изображение мальчика. И все же, несмотря на скорбь, он не мог не улыбнуться с нежностью при виде лица племянника.
      – Да. Он так.., не похож на своего отца. Такой чувствительный мечтатель. Он напоминает мне меня в этом возрасте...
      Он тихо засмеялся, но в этом звуке не было радости. Трой повернулась к нему и мягко спросила:
      – Капитан.., что произошло?
      Он попытался отвернуться, попытался взять себя в руки, но искреннее понимание в темных глазах Дианы приковало его взгляд к ней.
      Он почти прошептал ответ:
      – Робер и Рене... Они мертвы. Они сгорели заживо в огне.
      Она отшатнулась, губы полуоткрылись от ужаса и горя. Пикар встал и шагнул к окну обозрения, чтобы посмотреть на звезды.
      – Мне так жаль, – сказала она наконец.
      – Все в порядке, – ответил он натянуто, крепко сжимая руки за спиной. – Такое случается. У нас всех есть свой.., срок. Их время истекло. – Для него это звучало как бессмыслица – глупая, Пустая, нелепая. Диана не приняла этого.
      – Нет, НИЧЕГО НЕ в порядке. – Она медленно двинулась к нему. – И чем скорее вы поймете это, тем скорее сможете научиться с этим жить...
      – Я знаю, – резко сказал Пикар, но тут же одернул себя и более мягким голосом продолжил:
      – Но сейчас я как раз думаю не о себе. О своем племяннике. – Он полуобернулся к ней; его голос вдруг зазвучал неожиданно сильно. – Я просто не могу заставить себя не думать о нем.., о всей той жизни, которую ему так и не удастся прожить. О поступлении в Академию. О первой любви. О его неродившихся детях. Это все.., ушло.
      – Я не знала, что это так много значило для вас.
      Пикар мрачно кивнул ей:
      – По-своему мы были так близки, как я мог бы быть близок только со своими собственными детьми.
      Трой отошла от него к столу с открытым альбомом и начала перелистывать страницы. Через некоторое время она подняла глаза:
      – История семьи имеет большое значение для вас, не так ли?
      Пикар шагнул к ней и посмотрел на голографии:
      – С детских лет я помню рассказы о генеалогическом древе семьи. Пикары сражались при Трафальгаре... Пикары основали первую марсианскую колонию. Когда мой брат женился и у него появился сын... – Он осекся, от переполнившей его вины и грусти.
      Трой мягко закончила за него:
      – ..вы почувствовали, что с вас сняли ответственность за продолжение рода.
      Он глубоко вздохнул и вместо кивка опустил подбородок.
      – Мой брат подставил собственное плечо, позволяя мне удовлетворять свои эгоистичные потребности.
      Ее тон стал тверже камня:
      – Нет ничего эгоистичного в том, чтобы жить своей жизнью, делать собственную карьеру.
      Он ничего не ответил, но снова повернулся к окну обозрения, глядя куда-то вдаль, на звезды. Он был согласен с Трой, но все же не мог отделаться от мысли, что ошибся, поверив в то, что карьера была единственным, чего он жаждал в жизни. Его карьера рано или поздно придет к концу.., но не любовь и забота о близких. Он всегда знал, что уйдет в отставку и поселится в родовом гнезде, и надеялся, что Робер и Рене.., и дети Рене будут там.
      Наконец он нарушил молчание:
      – Знаете ли, советник, с некоторых пор меня не оставляла мысль о том, что впереди осталось гораздо меньше дней, чем уже прожито. Но я всегда успокаивал себя тем, что, когда я уйду, род Пикаров продолжится. Теперь же... – он подошел к альбому и открыл его на последней странице: она была пуста, абсолютно пуста.
      Неосознанный, горький порыв гнева овладел им. Он схватил со стола чашку невыпитого чая и швырнул ее через комнату; холодный "Эрл Грэй" брызгами разлетелся по столу, по альбому, испуская слабый аромат бергамота. Чашка зашуршала по мягкому ковру, но не разбилась. Он повернул голову и взглянул на Трой:
      – Но теперь.., мысли о смерти означают для меня полный конец. Больше не будет Пикаров.
      Собственный взрыв гнева потряс его, но, очевидно, не советника. Ее взгляд был спокойным и полным сочувствия.
      – Капитан, возможно, мы...
      Трой не смогла закончить, но вскинула руку, чтобы заслонить свои глаза от яркой вспышки света, которая охватила всю комнату. Пикар тоже поднял руку и бросился к окну, пытаясь разглядеть, что произошло, но сияние было слишком интенсивным, слишком ослепительным. Он закрыл глаза, все еще ослепленный, когда голос Райкера пробился через интерком:
      – Старшим офицерам доложиться на мостик! Всем по боевым постам!

* * *

      Бедствие не оставило выбора Пикару; к тому времени, когда они с Трой вступили на мостик из лифта, он оправился от своего горя. Капитан шагнул к Райкеру и, последовав примеру заместителя, посмотрел на основной экран, где умирала звезда Амаргоза. Капитану казалось, что солнце пожирал огонь. Ядро быстро тускнело, приобретало черный цвет, подобно обгорелым руинам; корона сверкала, выбрасывая объятые пламенем осколки звезды в пространство.
      – Доклад, – потребовал Пикар.
      Райкер повернулся к капитану, все же косо поглядывая на экран.
      Пикар заметил озабоченность в его глазах, но проигнорировал это.
      – Внутри Амаргозы возник квантовый импульс, – ответил Райкер. – Все ядерные реакции разваливаются на глазах.
      Пикар с интересом посмотрел на экран. Он знал, на что способны звезды; он видел рождение одной сверхновой звезды собственными глазами.., с почтительного расстояния, конечно. Но такого он не видел никогда.
      – Как это возможно?
      Со своего поста подал голос Ворф:
      – Сенсорные записи говорят о том, что из обсерватории несколько мгновений назад был запущен солнечный зонд.
      Пикар нахмурился. Обсерватория... Но там ведь никого не было, кроме команды по высадке.., и доктора Сорана, как он вспомнил, похолодев.
      Сорану недавно было дано разрешение вернуться и закончить свою работу.
      ВРЕМЯ – ЭТО ОГОНЬ, В КОТОРОМ МЫ ГОРИМ.
      Райкер кивнул:
      – Звезда коллапсирует в течение нескольких минут. – Он обернулся, когда сенсор на посту Ворфа нервно запищал.
      Клингон поднял глаза на двух старших офицеров, в его взгляде было беспокойство:
      – Сэр! Импульс создал шоковую волну двенадцатого уровня!
      Пикар ничего не ответил, просто обдумал информацию и нервно переглянулся с Райкером.
      – Двенадцатого уровня? – ошеломленно переспросила Трой. – Она уничтожит все в этой системе.
      Раздался голос, профильтрованный через интерком:
      – Транспортный отсек – мостику. Я не могу определить местоположение командира Ля Форжа и мистера Дэйты, сэр.
      Райкер оперся рукой о консоль Ворфа и наклонился рядом с сидящим клингоном.
      – Они вернулись на корабль? – Ворф быстро просканировал палубы, затем покачал головой.
      – Нет, сэр. Их нет на борту. – Пикар шагнул к ним:
      – Сколько у нас времени до того момента, когда волна достигнет обсерватории?
      – Четыре минуты сорок секунд, – доложил Ворф.
      Капитан поднял голову и посмотрел на Райкера... – взгляд, ничего больше, но его старший офицер достаточно хорошо знал своего начальника, чтобы прочитать в нем приказ. Он быстро кивнул, затем выпрямился и направился в сторону турболифта, задержавшись только для того, чтобы крикнуть через плечо:
      – Мистер Ворф!..
      Через мгновение они оба уже вышли. Пикар шагнул вперед, наблюдая за ужасным зрелищем на видовом экране, размышляя об огне и смерти и о светловолосом ученом с выражением отчаяния в глазах.

* * *

      Дымная пелена и запах горелой плоти исчезли, система фильтрации воздуха обсерватории сделала свое дело, но мрак и безмолвие усилились.., или, возможно, решил Райкер, это просто ему казалось, потому что он знал, что за стенами обсерватории коллапсировала звезда Амаргоза. Он повернулся к Ворфу и одним лишь жестом, не говоря ни слова, дал понять клингону, что нужно обыскать верхний уровень основного операционного отсека, в то время как он обыскивал нижний.
      Через считанные секунды Ворф возвратился и покачал головой: никаких признаков. Только одно направление для исследований осталось – коридор, который вел к нескольким отдельным отсекам. Райкер, не теряя времени, повернулся и отправился вниз по проходу, затем остановился перед рядом дверей. Его внимание привлекла панель перегородки, которую недавно двигали. Тайный вход... Райкер повернулся, кивнул Ворфу, который следовал по пятам за ним.
      – Вот оно.
      Через мгновение после того, как открылась дверь, Райкеру удалось охватить взглядом картину – резкий контраст между светлым и темным, жесткая копна прямых седых волос, белая кожа на фоне абсолютно черной формы. Напротив подставки с зондами за консолью сидел мужчина – тот, которого он выкопал из развалин, его, кажется, звали Соран. Но лицо ученого теперь не было ошеломленным: его глаза ярко сверкали в солнечной вспышке, за которой он наблюдал на своем мониторе. Райкер открыл было рот, но так и не успел вымолвить ни слова. Соран резко повернулся в его сторону. Какой-то древний инстинкт заставил Райкера отскочить назад, в коридор и за перегородку, за долю секунды до того, как Соран выстрелил из фазера, который держал в руке. Выстрелом выдолбило дымящуюся канаву в косяке дверного проема.
      Командующий поднял глаза и посмотрел на Ворфа, скрючившегося за перегородкой с другой стороны от входа. Со своего места клингон мог лучше увидеть внутренность помещения.
      – Что он там, черт подери, делает? – тихо спросил Райкер.
      Ворф осторожно наклонился, чтобы взглянуть внутрь. Прогремел еще один выстрел фазера: на этот раз заряд прошел прямо через дверной проем в коридор и прожег дыру в перегородке напротив, заставив клингона тут же нырнуть на место.
      – Лейтенант Ля Форж без сознания, – прошептал Ворф. – Я не вижу Дэйту.
      – "Энтерпрайз" – командиру Райкеру. – Профильтрованный через интерком голос Пикара ясно донесся из комброши Райкера. – У вас осталось ровно две минуты.
      – Соран, ты слышал? – прокричал Райкер. – Приближается шоковая волна двенадцатого уровня. Нам нужно выбраться отсюда!
      В ответ выстрел разрывателя прогремел из комнаты, сверкнув из дверного проема и опалив палубу у самых ног командира. Он теснее прижался к стене и сжал в руке фазер.., но в этом не было смысла: он не мог занять необходимую позицию, чтобы прицелиться в ученого. У Сорана было преимущество. Райкер сокрушенно посмотрел вокруг себя, ища глазами более подходящее место, и внезапно заметил фигуру, прислонившуюся к стене в углу комнаты.
      – Дэйта! – позвал он шепотом. – Посмотри, сможешь ли ты дотянуться до Джорди!
      Андроид поднял голову, золотого цвета глаза были полны ужаса:
      – Я.., не могу, сэр. Я уверен, что.., боюсь. – Райкер уставился на него в растерянности, затем напрягся, когда внутри комнаты резко загудел коммуникатор. При этом звуке Соран наклонился вперед и схватил беспомощного Джорди за воротник. Райкер услышал шум телепорта и наблюдал с удивлением и растерянностью, как оба дематериализовались.
      Он ударил по комброши и сказал, понимая, что потерпел поражение:
      – Транспортный отсек. Троих на борт.

* * *

      Минутой раньше на мостике "Энтерпрайза" Пикар наблюдал за изображением на видовом экране – темной громадной шоковой волны, которая устремилась прямо на обсерваторию Амаргозы. Внезапно его внимание привлек громкий сигнал тревоги, раздавшийся с тактической консоли. Капитан взглянул на Хайеса в ту минуту, когда мичман уже поворачивался в его сторону.
      – Сэр! – глаза Хайеса были расширенными, тон его голоса говорил о срочности. – Клингонская "хищная птица" выходит из подпространства по левому борту.
      – Что? – Пикар снова быстро перевел взгляд на экран, на котором умирала звезда.., в тот момент, когда "хищная птица" показалась в поле зрения с другой стороны от обсерватории.
      – Это старый корабль класса D-12, сэр, – сообщил Хайес.
      – Они ведь были сняты с вооружения десять лет тому назад или около того, – пробормотал Пикар. Этот корабль выглядел так, как будто бы его нужно было списать еще ДВАДЦАТЬ лет назад; корпус пестрел сотнями наспех заделанных боевых повреждений. Он спросил Хайеса:
      – Они активировали системы вооружения?
      – Нет, сэр.
      – Тогда пусть... – начал Пикар.
      – Транспортный отсек – мостику. Команда высадки на борту, сэр.
      Не теряя времени, Пикар повернулся к управлению.
      – Рулевой, искривление один. Активировать... – "Энтерпрайз" поспешил уйти прочь, на видовом экране обсерватория растворилась в быстро тускнеющем огне.

* * *

      Переполненный гневом Соран быстро продвигался по темным клаустрофобическим коридорам, нагибая время от времени голову, чтобы не задеть свисавшие с потолка кабели, обходя по дороге грязные засаленные перегородки душной палубы корабля. Старое корыто ревело и сотрясалось со всевозрастающей силой и воняло чем-то теплым и сырым – животный запах, заставивший его тосковать по чистым, тихим коридорам "Энтерпрайза".
      Неважно. Ничто из этого не имело значения, ничто не было реальным, по крайней мере, для него, и все это омерзительное чувство от необходимости сотрудничества с сестрами Дюрас скоро канет в Лету и будет забыто навечно.
      Наконец, он вышел на тускло освещенный мостик: вид клингонов, оборачивающихся, чтобы взглянуть на него, заставил его губы пренебрежительно скривиться. Они пахли так же, как и сам корабль. И хотя Соран всегда считал, что судит обо всем непредвзято, тем не менее для представителей этой расы он явно делал исключение. Ученый прошел мимо полностью состоявшей из мужчин команды мостика (он сам, конечно, был далеко не маленького роста для своей расы, но эти гориллы заставляли его чувствовать себя карликом) и остановился перед двумя женщинами, сидевшими в командных креслах, которые с изумлением смотрели на умирающую звезду на экране.
      Младшая из них, Б-Этор, встала и обратила свой взгляд на него; ее темные волосы волнами ниспадали на закрытую кожаным одеянием грудь. Уродливые черты лица искривились в злобной улыбке, демонстрируя длинные, острые зубы хищника.
      – Ты сделал это, Соран!
      Он наклонился вперед и ударил изо всех сил. Удар пришелся ей прямо в челюсть. Она покачнулась и упала спиной на консоль. Тут же несколько мужчин из команды вскочили на ноги с фазерами в руках.
      – Постойте! – Б-Этор махнула рукой, пытаясь встать на одно колено. Эль-аурианская женщина, как было известно Сорану, не смогла бы оправиться от такого удара. Эта же приложила ладонь внешней стороной ко рту и нахмурилась при виде фиолетового пятнышка, оставшегося на ней, затем подняла глаза на Сорана.
      – Ради твоей же пользы надеюсь, что это была лишь попытка начать ритуал спаривания. – Тон ее голоса был стальным, как лезвие кинжала, и в нем сквозила угроза.
      Соран стоял, полностью безразличный к фазерам, все еще направленным на него. Сама мысль об интимной близости с этой самкой, этим... ПРИМАТОМ, покрытым металлом и кожей и опьяненным властью, вызывала у него отвращение. Даже если бы он не был сейчас хозяином положения, он все равно не мог бояться этих существ, бояться смерти. Аннигиляция, простое прекращение существования, не пугала его. Но жизнь без надежды на нексус, без надежды на встречу с Леандрой казалась невыносимой. Быть так близко, ТАК БЛИЗКО от цели, и потерпеть неудачу...
      – Вы стали невнимательными, – сказал он грубо. – Ромулане приходили искать свой пропавший трилитиум.
      Б-Этор рывком встала на ноги:
      – Не может быть! Мы не оставили никого в живых на заставе.
      – Они знали, что он на борту обсерватории, – возразил Соран. – Если бы "Энтерпрайз" не вмешался, они нашли бы его.
      Старшая сестра шагнула вперед, встав рядом с Б-Этор:
      – Но они не нашли, и теперь у нас есть оружие неограниченной мощи. – Ее голос был более спокойным, более глубоким, чем у сестры, а манеры сдержанными, но она могла быть, как знал Соран, такой же подлой.
      Его губы растянулись в узкую линию:
      – У МЕНЯ есть оружие, Лурса. И если вы все еще хотите получить его, я советую вам быть более внимательными в будущем.
      Последнее слово еще не сорвалось с его губ, когда Б-Этор внезапно прыгнула к нему и сжала руку Сорана с удивительной силой. Злобная улыбка заиграла на ее губах, когда она поднесла обоюдоострый клингонский кинжал к его горлу.
      – Возможно, мы устали от ожидания! – зашипела она. Соран даже не шелохнулся, не сделал ничего, когда холодный металл прильнул к нежной коже его шеи, заскользил по адамову яблоку.
      – Без моих исследований, – сказал он холодно, – трилитиум ничего не стоит – так же, как и ваши планы восстановить Империю Клингонов.
      Губы Б-Этор скривились от разочарования.
      Лурса протянула руку и медленно отвела лезвие кинжала от горла ученого.
      Соран подавил улыбку триумфа.
      – Установить курс на Веридианскую систему, – приказал он двум женщинам. – Максимум искривления.
      Б-Этор не сказала ничего, только прищурила глаза от негодования. Непоколебимая Лурса повернулась к рулевому и отдала команду: были слышны резкие гортанные звуки языка клингонов. Соран повернулся, думая о том, чтобы направиться в свою тесную неуютную каюту, когда вошел охранник, неся на плече офицера Звездного Флота, украденного из обсерватории, который все еще был без сознания. Клингон кивнул на свисающее тело человека:
      – Что мне делать с этим?
      – Отнеси его ко мне, – сказал Соран. – Мне нужны кое-какие сведения от мистера Ля Форжа.

* * *

      В этот самый момент Билл Райкер думал о судьбе Джорди ля Форжа, направляясь в сопровождении Ворфа в больничный отсек. Было совершенно ясно, что Соран провернул похищение с какой-то определенной целью, иначе он телепортировался бы один. Но зачем? И зачем переправляться на борт клингонского корабля? Капитан проинформировал его о плачевном состоянии "хищной птицы" во время брифинга. И самое главное, зачем было уничтожать звезду? Чем больше Райкер размышлял над всеми деталями загадки Амаргозы, тем больше она казалась ему бессмыслицей. Ворф прервал ход его мыслей:
      – Я разговаривал с клингонским Высшим Советом, сэр. Они идентифицировали "хищную птицу" как корабль, принадлежащий сестрам Дюрас.
      Райкер отшатнулся, затем покачал головой в изумлении:
      – Лурса и Б-Этор? Тогда вообще ничего не понятно! Известный звездный физик каким-то образом использует зонд с трилитиумом, чтобы уничтожить звезду.., похищает Джорди.., и исчезает с парой клингонских ренегаток! Зачем? Что, черт подери, происходит?
      Ворф вздохнул:
      – Не знаю, сэр.
      Они обогнули угол и вошли в больничный отсек, где Крашер только-только закрывала панель на затылке Дэйты. Андроид сидел на биокровати и сканировал себя трикодером.
      Райкер поймал взгляд Беверли.
      – Как он?
      Она откинула непослушные пряди каштановых волос с лица, на котором было серьезное, но, по счастью, подумал Райкер, зная это из предыдущего опыта работы с доктором, не мрачное выражение.
      – Похоже, энергетическая волна вплавила эмоциональный чип в его нервную сеть.
      Ворф с печальным видом изучил андроида:
      – Это опасно для него? – Она покачала головой.
      – Не думаю. Чип, похоже, все еще работает. – Она неудовлетворенно вздохнула и сложила руки на груди; небольшая морщинка прорезала ее белую кожу между бровями.
      – Я была бы более спокойна, если бы удалось посмотреть поближе, но я не могу снять его, полностью не разбирая позвоночную трубку.
      Райкер улыбнулся Дэйте:
      – Ну, похоже, придется тебе погулять с эмоциями некоторое время. Как ты себя чувствуешь?
      Дэйта поднял глаза от своего трикодера, его брови сдвинулись, глаза сузились от беспокойства:
      – Я беспокоюсь за Джорди.
      – Мы тоже, Дэйта, – мягко сказал Райкер. – Но мы собираемся вернуть его назад.
      – Я надеюсь на это, сэр, – тон и выражение лица андроида остались озабоченными.
      – Билл... – Беверли взяла под руку Райкера и отвела его к настенному монитору. – Я проверила прошлое доктора Сорана. – Она нажала контроль, появилась голография Сорана вместе с биографической информацией. – Он эль-аурианец, возраст примерно триста лет. Потерял всю свою семью, когда борги уничтожили его мир. Соран спасся с группой других беглецов на борту корабля под названием "Лакул". Корабль был уничтожен своего рода энергетической лентой, но Соран и еще сорок шесть беглецов были спасены другим кораблем, "Энтерпрайзом-В".
      Райкер с интересом повернулся к экрану, чтобы изучить лицо Сорана. Когда, интересно, была снята эта голография? Сто, двести лет назад? Соран выглядел почти так же, как и сейчас. На его лице была слабая самодовольная улыбка.., но тот яркий блеск, который Райкер видел в его глазах в прицеле разрывателя – он тоже был там. Он перевел взгляд на Беверли, когда ее слова дошли до его сознания:
      – Это была та миссия, где погиб Джеймс Кирк.
      Она кивнула, затем нажала на контроль монитора.
      – Я проверила список пассажиров на "Лакуле". Угадай, кто еще был на борту?
      Райкер пожал плечами.., затем еще раз, когда доктор нажала на другой контроль и новая картинка появилась на экране: улыбающееся лицо Гуинан.

* * *

      – Соран? – Гуинан вскинула голову с удивлением. – Это имя я не слышала уже долгое время. – Пикар сидел рядом с ней в ее каюте, где чувствовал себя так, как будто был уже не на "Энтерпрайзе", но в мистическом, давно ушедшем в прошлое мире. Перегородки были обтянуты причудливо расписанной золотистой материей, пол покрыт плиткой; в дальнем углу виднелась арка, внутри которой располагался маленький алтарь с зажженными перед каменной статуей загадочной богини свечами.
      Сама Гуинан сидела на цвета индиго софе, оперевшись спиной о кипу подушечек и обхватив руками согнутые в коленях, прижатые к груди ноги. Отблески языков пламени свечей играли на ее широком темном лице.
      – Ты помнишь его? – спросил Пикар. Теперь завуалированное высказывание Сорана имело для него смысл: Соран знал о Робере и Рене – так же, как Гуинан могла бы узнать.., если бы захотела. Но Пикар заставил себя скрыть горе, сконцентрироваться на ситуации, которая требовала немедленных действий. Он не мог не чувствовать себя лично ответственным за уничтожение Амаргозы. Если бы он только запретил ученому возвратиться в обсерваторию...
      – Исход был бы тем же, Жан-Люк, – спокойно сказала Гуинан. – Он все равно возвратился бы, дал бы ты ему разрешение или нет.
      Пикар вскинул голову, немного удивленный тем, как резко вмешались в его размышления, затем понимающе улыбнулся Гуинан:
      – Ты помнишь его?
      – Ох, да... – Ее улыбка тут же увяла. Она встала и стала ходить взад-вперед, как будто пытаясь выкинуть из головы нахлынувшие воспоминания.
      – Гуинан, – сказал он, после того как минута прошла в молчании. – Это очень важно, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь. Я думаю, что Соран разработал оружие.., ужасное оружие. Оно может иметь достаточную мощь для того, чтобы...
      – Сорану плевать на мощь и оружие, – перебила его Гуинан, все еще стоя к нему спиной. – Все, что ему нужно, – так это вернуться в нексус.
      – Что такое нексус?
      Она медленно двинулась через комнату к арке и рассеянно указала на маленькую скульптуру богини. Пикар не мог видеть лица Гуинан, но по тому, как напряглись ее плечи, понял ее нежелание говорить об этом. Он услышал, как она глубоко вздохнула, принимая, наконец, решение.
      – Эта энергетическая лента, которая уничтожила "Лакул", не просто какой-то случайный феномен, который путешествует по пространству... – Она заговорила с неожиданной быстротой, как будто опасаясь, что если немедленно не расскажет обо всем, то не сможет сделать этого вообще. – Это вход. Он ведет в другое место.., нексус. Его нет в нашей Вселенной.., и там не действуют те же самые законы. – Она выпрямилась. – Это место, о котором я очень хотела бы забыть.
      – Что с тобой произошло? – мягко спросил Пикар.
      Гуинан повернулась к нему, ее лицо светилось от воспоминаний:
      – Это было, как будто бы я была внутри.., радости. Как будто бы радость была материальной вещью и я могла обернуть ее вокруг себя. Мне никогда не было так хорошо. – Ее голос был наполнен благоговением. Мгновение он молча наблюдал за ней, изучая выражение эйфории на ее лице, вспоминая отчаяние в глазах Сорана.
      – Но затем вас телепортировали оттуда... – Ее лицо потемнело от неожиданного гнева:
      – Меня ВЫРВАЛИ оттуда! Я не хотела уходить. Никто из нас не хотел. Все, о чем я могла думать, так это о возвращении. Мне было наплевать, что я должна для этого сделать...
      Она подошла к окну обзора и посмотрела во тьму на звезды.
      – Постепенно я научилась жить с этим. Но это изменило меня.
      – Твое шестое чувство... – пробормотал Пикар и, когда она не возразила, продолжил:
      – А как насчет Сорана?
      – Соран, может быть, все еще захвачен идеей возвращения туда. И если это так, то он не остановится ни перед чем, чтобы снова найти вход.
      – Но зачем уничтожать звезду? – спросил Пикар, затем умолк и встал. – Спасибо, Гуинан!
      Когда он двинулся к выходу, она резко обернулась; в ее голосе появились нотки беспокойства:
      – Пусть кто-нибудь другой сделает это, Жан-Люк!
      Он остановился и уставился на нее.
      – Нет таких слов, чтобы заставить тебя понять, заставить увидеть. Этого состояния не достичь никакими таблетками, никакими имплантантами. Оно наполняет людей самым сильным наркотиком, который только можно вообразить: любовью и чувством принадлежности кому-то... – Она остановилась, глаза были полны тревоги. – Не приближайся к ленте! Если попадешь в нексус, тебя больше не будет волновать Соран, или "Энтерпрайз", или я. Все, о чем ты будешь думать, – так это о том, как хорошо тебе там. И ты никогда не вернешься!

* * *

      Джорди ля Форж пробудился с резкой головной болью и отчетливым осознанием того, что он был отнюдь не на борту "Энтерпрайза" или в обсерватории. Он пошевелился и понял, что сидит в неудобном кресле на борту какого-то корабля.., пол под его ногами вибрировал, и он мог слышать рев старых двигателей. Воздух был теплым и затхлым, – не слишком приятным. Он мог чувствовать это тепло обнаженной кожей груди: кто-то снял с него тунику, и его визор, оставив его ослепшим. Он подался вперед и поймал руками пустоту.
      Чья-то рука схватила его собственную. Раздался слабый смешок и затем, совсем рядом, знакомый голос:
      – Ищете что-то, мистер Ля Форж? – Джорди отшатнулся. Голос принадлежал Сорану, ученому из обсерватории. Теперь он вспомнил: Соран ударил его.., и, очевидно, затем похитил. Но зачем?
      – Примечательное техническое изобретение, – продолжил Соран, поддерживая оживленную беседу. – Но несколько неэлегантен, как вы считаете?
      Джорди не ответил.
      – Вы никогда не подумывали о протезе, который сделал бы ваш вид несколько более.., нормальным?
      Слова разозлили его. "Спокойнее, – сказал он себе, – он делает это специально. Не попадись на это..." Но он не мог не огрызнуться:
      – Каким "нормальным"?
      – Нормальным, – спокойно сказал Соран, – значит, таким, как все остальные, – таким, каким вы являетесь.
      Джорди попытался сдержать злобу, но ему это не удалось:
      – Что вы хотите?
      Последовала долгая пауза. И затем Соран сказал:
      – Вы можете и не знать, что я – эль-аурианец. Некоторые называют нашу расу слушателями. Мы слушаем. – Он заколебался. – В данный момент, мистер ля Форж, я весь внимание. Я хочу услышать все, что вы знаете о трилитиуме.., и обо мне.
      Это была бессмыслица: он мало что знал и о том, и о другом. Но Джорди не видел причины не ответить. Он подумал минуту, затем сказал:
      – Трилитиум – это экспериментальное соединение, созданное ромуланами. Я думаю, что оно является производным от...
      Он осекся, когда резкая боль пронзила его грудь, и приложил руку к этому месту. Почти так же быстро ощущение исчезло, но Соран даже не прикасался к нему.
      – Мне не нужна научная лекция, – холодно сказал ученый. – Вы были в обсерватории в поисках трилитиума. Зачем он вам?
      Джорди вздохнул. Во всем этом было мало веселого. Совершенно ясно, что он знал гораздо меньше, чем думал Соран.
      – Мне был отдан приказ капитаном.
      – Давайте попытаемся уйти от обычного допроса заключенного надзирателем, как вы считаете? У вас есть информация, и она мне нужна. – Соран сделал паузу. – Капитан объяснил вам свой приказ? Сказал ли он вам, зачем нужно было искать трилитиум?
      Джорди покачал головой:
      – Нет.
      Последовала еще одна пауза.
      – А как насчет... Гуинан? Что она рассказала обо мне?
      – Гуинан? – он мигнул от удивления. – Я не знаю, о чем вы говорите! Голос Сорана потяжелел:
      – Инстинкт подсказывает мне, что вы лжете. И я вижу, что это, должно быть, нелегко для вас.., у вас хорошее сердце. – Он мягко, иронично ухмыльнулся. Джорди склонил голову, удивленный неожиданно раздавшимся тиканьем, похожим на звук древних земных часов.
      Он тут же забыл о звуке, когда почувствовал сильный спазм в груди.
      "Сердечный приступ, – подумал Ля Форж, усиленно растирая грудь. – Он каким-то образом вызвал сердечный приступ..." Джорди дернул головой, не способный даже вздохнуть, словно начиналась агония. И тут боль утихла. Он снова прислонился к спинке кресла, хватая ртом воздух.
      – Ах, да! – высокомерно произнес Соран. – Я совсем забыл вам сказать: пока вы были без сознания, я ввел нанозонд в ваш кровяной поток. Он плавает по вашей кровеносной системе, и прямо сейчас я завел его в левую полость вашего сердца. – Джорди мог почувствовать по голосу Сорана, что ученый улыбался. – Небольшой трюк, которому я научился у боргов.
      – Да, – прохрипел Джорди с иронией, – у них много идей...
      Оттенка игривости больше не было; с холодной сухостью Соран сказал:
      – Я только что остановил ваше сердце на пять секунд. Показалось вечностью, не так ли? А вы знаете, что человеческое сердце можно останавливать на время до пяти минут, прежде чем нарушения деятельности мозга станут необратимыми?
      На лице Джорди отразилась ненависть, которую он все это время испытывал:
      – Нет.., не знал...
      – Каждый день мы узнаем о себе самих что-то новое, – продолжал Соран. – Может быть, я выразился не совсем ясно, но сейчас очень важно, чтобы вы рассказали мне в точности, что именно знает капитан Пикар.
      – Я рассказал вам все, – ответил Джорди куда-то во мрак. – Вы точно так же можете убить меня прямо сейчас.
      Воцарилось молчание. И тут он услышал что-то совершенно неожиданное в голосе ученого: непритворное сочувствие.
      – Я не убийца, мистер ля Форж, – сказал Соран с такой искренностью в голосе, что Джорди поверил ему и больше не боялся за свою жизнь. Эль-аурианец вздохнул, и в этом вздохе прозвучало такое страдание, такое отвращение к тому, что он делал, такая бесконечная усталость, что если бы Джорди не знал, на что способен ученый, то он бы, без сомнения, пожалел его.
      Но голос Сорана снова резко потяжелел:
      – Попробуем тридцать секунд.
      Джорди слышал глухие звуки, которые издавали пальцы Сорана, бегая по контрольной панели. И тут он дернул головой и захрипел, когда разрывающая все тело боль снова сдавила его своими клешнями с такой невероятной силой, что он больше ни о чем не думал, ничего не ощущал.., кроме мягкого, методичного тиканья часов.

      Кроме голографической палубы, у Пикара было еще одно любимое место на борту "Энтерпрайза" – отдел звездной картографии. Когда включалась голографическая карта, он ощущал себя лежащим где-нибудь в поле и смотрящим вверх, на ночное звездное небо.., или еще лучше – парящим на одном месте в пространстве; и стоило только протянуть руку, чтобы дотронуться до звезды...
      Сейчас, однако, голографическая карта была отключена. Пикар стоял в окружении компьютеров, сенсоров, отслеживающих устройств, созданных для того, чтобы определять точное положение корабля в пространстве в каждую секунду времени. Рядом с ним за консолью сидел Дэйта, ожидая показателей, которые должны были появиться на мониторе. Пикар смотрел на ближайшую к нему часть видового экрана, где возникали диаграммы, отображавшие силу жестоких ударов ультрафиолетовой молнии – энергетической ленты, отснятых в разных местах в разное время.
      Он использовал тайну Сорана, тайну ленты, чтобы целиком сосредоточиться на работе, отвлечься и не думать о своем горе. Его первоначальная ярость угасла, чувство опустошения притупилось. Пикар ничего не мог сделать сейчас для Робера и Рене, но он мог много сделать для того, чтобы помочь Ля Форжу и остановить Сорана, какими бы новыми бедами он ни грозил.
      Дэйта наклонился вперед, когда данные появились на его экране. Пикар уловил это движение краем глаза и повернулся в ожидании. Он все еще не привык видеть андроида, охваченного эмоциональными переживаниями. Дэйта был в полном унынии, судя по тому, как ссутулились его плечи и едва уловимо опустились утолки губ.
      – Согласно нашей информации, – сказал андроид бесцветным голосом, – лента является видимой частью потока темпоральной энергии, которая путешествует по нашей Галактике каждые тридцать девять и одну десятую лет. – Он остановился и нахмурился, очевидно, потеряв то место, где читал. – Она пройдет через этот сектор примерно через.., сорок два часа.
      Пикар повернулся и начал расхаживать по помещению, надеясь, что движение поможет поддержать его уставшие тело и мозг в форме: он мало спал с того момента, как получил сообщение от Мари.
      – Тогда Гуинан была права... Она сказала, что Соран пытается вернуться назад, в ленту. Если это правда, тогда должна быть какая-то связь с Амаргозой. – Он повернулся лицом к Дэйте. – Выведите мне на экран все те эффекты, которые возникли в результате уничтожения звезды, – какими бы незначительными они ни были.
      Андроид не ответил, а просто продолжал, не мигая, отрешенно смотреть на сияющий экран пустыми глазами.
      – Дэйта! – рявкнул Пикар.
      Дэйта тут же выпрямился. Пикару показалось, что он уловил выражение замешательства на лице андроида.
      – Извините, сэр, – он нажал несколько контролей на консоли, затем обернулся к капитану. – Компьютеру нужно время, чтобы обработать информацию.
      Пикар сложил руки на груди и принялся ждать. В то время как он наблюдал, Дэйта тяжело вздохнул, затем наклонился, оперевшись локтями о консоль. Сбитый с толку, капитан шагнул вперед и положил руку на плечо андроида:
      – Дэйта.., с тобой все в порядке?
      – Нет, сэр, – Дэйта поднял глаза на капитана, его лицо выражало муку.
      – Мне сложно сконцентрировать внимание. Я переполнен чувствами.., раскаяния и сожаления по поводу моих действий в обсерватории.
      – Что ты имеешь в виду? – мягко спросил Пикар. Ни Райкер, ни Ворф не докладывали, что Дэйта совершил что-то необычное.
      Дэйта снова вздохнул:
      – Я хотел спасти Джорди.., я пытался. Но в этот момент я испытывал кое-что, к чему не был готов, – он пристыженно посмотрел на капитана, – страх. Я боялся, сэр!
      Пикар открыл было рот, чтобы ответить, и закрыл его снова, потому что раздался сигнал с компьютера. Дэйта опять повернулся к своей консоли и начал мрачно читать:
      – Согласно нашим сведениям на данный момент, разрушение Амаргозы имело следующие последствия в этом секторе: гамма-эмиссия увеличилась на пять сотых процента; звездный корабль "Боземан" был вынужден произвести коррекцию курса; исследовательский проект на Горике-Четыре приостановил свою работу в связи с увеличением в секторе частиц нейтрино; окружающие магнитные поля ослабли на...
      – Подожди, – прервал его Пикар. – "Боземан"... Почему он изменил курс?
      – Разрушение Амаргозы изменило распределение гравитационных сил по всему сектору, – сказал Дэйта. – Любой корабль, проходящий через этот район, теперь вынужден производить небольшую коррекцию курса.
      – Небольшая коррекция курса... – Пикар нахмурился, обдумывая сказанное. Инстинкт подсказывал ему, что здесь что-то было, какой-то ключ, который все еще ускользал от него. Он повернулся и пошел к контрольной консоли большой голографической карты в задней части комнаты. – Где лента сейчас?
      Дэйта встал и последовал за ним к консоли, затем нажал несколько кнопок. Через несколько секунд комната вокруг них растворилась, и на ее месте появилась огромная сумрачная карта Галактики. Дэйта указал на красную сияющую точку:
      – Это ее настоящее положение. – Пикар наклонился вперед и внимательно посмотрел на это место:
      – Ты можешь спроектировать ее курс? – Дэйта начал было отвечать, но заколебался; на его лице вдруг отразилось отчаяние:
      – Сэр.., я.., я не могу продолжить расследование.
      Пикар ошарашено посмотрел на него. Пристыженный Дэйта наклонил голову:
      – Я хочу, чтобы меня отключили на время, пока доктор Крашер не сможет вытащить эмоциональный чип.
      – Дэйта, у тебя какие-нибудь сбои в работе?
      Андроид покачал головой:
      – Нет, сэр! Я просто не способен контролировать эти эмоции.
      – Дэйта... – Пикар глубоко вздохнул. Он наблюдал за андроидом и видел, что творилось у него внутри. – То, через что ты сейчас проходишь, не вызывает у меня ничего, кроме симпатии. Но мне необходимо твое полное внимание в этой работе, чтобы...
      Дэйта злобно уставился на него:
      – Вы не понимаете, сэр. Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ иметь эти чувства! Мое отключение – это единственный верный выход из ситуации.
      – Дэйта, – строго сказал Пикар, при этом у него было чувство, будто он говорил сам с собой, – если у тебя есть эмоции, ты должен научиться жить с ними. Ты должен научиться СПРАВЛЯТЬСЯ с ними, каковы бы ни были обстоятельства.
      – Но, сэр...
      Пикар выпрямился в полный рост и сказал тоном, не терпящим возражений:
      – И я не позволю вам быть деактивированным. Вы офицер на борту этого корабля и сейчас у вас есть непосредственные обязанности, которые вы должны выполнять. – Он остановился и, когда дальнейших протестов не последовало, добавил:
      – Это приказ, командир. – Пока он говорил, выражение на лице Дэйты медленно менялось, переходя от полного отчаяния к стоической решимости.
      – Да, сэр, – сказал он спокойно. – Я попытаюсь.
      Пикар ободряюще положил руку на плечо андроида; при этом ему почти удалось улыбнуться.
      – Мужество – это тоже своего рода эмоция, Дэйта, – его голос стал более живым. – А теперь.., не мог бы ты спроектировать курс ленты??
      Дэйта расправил плечи, столь усиленно демонстрируя свою решимость, что Пикар еле сдерживался, чтобы не улыбнуться, в то время как андроид работал за консолью. Пока Пикар наблюдал, сияющая красная линия появилась на испещренном звездами дисплее, формируя арку между двумя солнцами. Он шагнул ближе, сердцебиение усилилось. Да, ответ был именно здесь... Он повернулся снова, к Дэйте.
      – Где Амаргоза?
      Вместо ответа Дэйта нажал контроль, и тусклая звезда появилась рядом с красной линией.
      – Кажется... – продолжил Пикар, – ты сказал, что когда была уничтожена Амаргоза, это изменило распределение гравитационных сил в секторе. Компьютер принял это в расчет, проектируя курс ленты?
      Удивление отразилось на лице Дэйты, пока он обдумывал сказанное:
      – Нет, сэр. Я сделаю необходимые поправки. – Он так и поступил, и единственная тусклая звезда на глазах Пикара потемнела, мигнула и полностью исчезла. Когда это произошло, сияющая красная линия сдвинулась вправо, изменяя курс.
      Пикар смотрел на менявшееся изображение, его усталость сменялась возбуждением первооткрывателя:
      – Вот что делает Соран... Он меняет курс ленты! Но зачем? Зачем пытаться изменить ее путь? Почему бы просто не влететь в нее на корабле?
      – Наши записи показывают, что каждый корабль, который приближался к ленте, был либо уничтожен, либо серьезно поврежден, – сообщил Дэйта.
      – Он не может войти в ленту, – сказал Пикар, внезапно осознавший суть происходящего, – поэтому пытается сделать так, чтобы лента пришла к нему! – Он повернулся к андроиду:
      – Дэйта, лента пройдет мимо какой-нибудь планеты М-класса?
      Дэйта снова проконсультировался с компьютером, затем поднял глаза:
      – Да, сэр. Есть две такие в Веридианской системе. – Он коснулся нескольких контролей, увеличивая изображение Веридианской системы на экране, чтобы показать четыре планеты, вращавшиеся вокруг звезды. Пикар изучил красную линию, которая отмечала перемещение ленты и проходила очень близко от третьей планеты. Он отметил:
      – Это очень близко от Веридиан-Три.., но недостаточно для Сорана. – Он нахмурился, обеспокоенный, затем взглянул на Веридианское солнце. И когда он смотрел, в нем всколыхнулись непрошенные воспоминания: изображение раскаленной, умирающей Амаргозы... Мысленно он увидел, как это происходит с пока еще здоровым солнцем. Ужасное предчувствие овладело им.
      – Дэйта, – сказал он обеспокоенно, – что случится с курсом ленты, если Соран уничтожит само Веридианское солнце? – Он твердо знал, что именно произойдет в этом случае, еще до того, как Дэйта коснулся контролей консоли и изображение снова сместилось. На глазах у Пикара Веридианское солнце потускнело, мигнуло во мраке и исчезло. Красная линия, показывавшая курс ленты, сдвинулась.., теперь она точно проходила через третью планету.
      – Вот куда он направляется, – заключил Пикар.
      После минутного молчания Дэйта спокойно произнес:
      – Надо заметить, сэр, что коллапс Веридианской звезды создаст шоковую волну подобно той, которую мы наблюдали у Амаргозы.
      Пикар мрачно посмотрел на него:
      – И уничтожит все планеты в системе... Андроид проверил показатели на консоли, затем повернулся к дисплею с нескрываемым выражением беспомощности:
      – Веридиан-Три необитаема, но на Веридиан-Четыре существует доиндустриальное гуманоидное общество...
      Пикар повернулся к изображению и взглянул на медленно вращавшуюся четвертую планету.
      – Население?
      В голосе Дэйты был ужас:
      – Примерно двести тридцать миллионов. – На мгновение, не более, Пикар впился взглядом в изображение Веридианской системы и попытался представить себе, что могло толкать ученого на уничтожение целого мира.
      ЕСЛИ ТЫ ПОПАДЕШЬ В НЕКСУС, ТЕБЯ БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ ВОЛНОВАТЬ СОРАН, ИЛИ "ЭНТЕРПРАЙЗ", ИЛИ Я. ВСЕ, О ЧЕМ ТЫ БУДЕШЬ ТАМ ДУМАТЬ, – ЭТО О ТОМ, КАК ХОРОШО ТЕБЕ В НЕКСУСЕ. И ТЫ НИКОГДА НЕ ВЕРНЕШЬСЯ...
      Пикар коснулся своей комброши:
      – Пикар – мостику.
      – Ворф на связи.
      – Курс на Веридианскую систему, искривление максимальное.
      Говоря это, он уже был в движении и направлялся на мостик с чувством решимости, с благодарностью взглянув на Дэйту, который двигался рядом так же целеустремленно.

* * *

      На дрожащей "хищной птице" Соран остановился в коридоре, чтобы взглянуть в сумеречном свете на свои карманные часы. То, что он увидел, вызвало улыбку на его лице и волну невероятного возбуждения внутри. Они должны были находиться не более чем в минуте пути от Веридиан-Три. Скоро, очень скоро он будет вместе с Леандрой и детьми, далеко от этой проклятой Вселенной, где они были мертвы и где он был пойман в ловушку на борту воняющего корыта – клингонского корабля.
      От мистера Ля Форжа было мало толку. После агонии, длившейся несколько секунд, он не дал ему никаких сведений, разве что подтвердил подозрение Сорана по поводу того, что капитан "Энтерпрайза" интересовался некоторыми частями головоломки, которые могли привести его в Веридианскую систему. Пикар беспокоил Сорана. Капитаном можно было легко управлять в то время, когда он был под влиянием только что перенесенного удара.., но он, тем не менее, был весьма разумным человеком. Существовала опасность, что как только горе утихнет, Пикар придет в себя и направит всю силу своего разума на то, чтобы выяснить, куда скрылся Соран.
      Но у него оставалась всего лишь минута. Соран снова улыбнулся при этой мысли, но теперь улыбка не была безмятежной. Истязания, которым он подверг Ля Форжа, оказались более.., неприятным занятием, чем ожидал Соран. Он вдруг подумал, что стал таким же, как борги.
      "Это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Я был добр.., я оставил Ля Форжа в живых, и это больше, чем сделала бы для него эта Вселенная, в которой были время и смерть. Мы все обречены здесь, все ходячие трупы".
      Он прекратил пытку Ля Форжа через пятнадцать секунд, будучи больше не в силах смотреть на страдания человека. На своей родной планете он был мягким и добрым, никогда не был склонен к жестокости.., и уж, конечно же, не к убийству.
      "Принести в жертву Веридиан-Три необходимо. Необходимо. Это единственная возможность вернуться домой..."
      И все же мысли об этом часто посещали его по ночам.
      Однако он сделает это. Он не остановится, как в случае с Ля Форжем, потому что то, что случится с Веридиан-Три, произойдет далеко от него. К тому времени он уже будет в нексусе. И возможно.., только ВОЗМОЖНО, что там окажутся несколько счастливчиков, которые будут пойманы краешком энергетической ленты и переправлены в нексус. Их тела исчезнут из этой Вселенной, но их отголоски будут жить вечно. Он оказывал этим нескольким вероятным счастливчикам услугу.
      Ничто – ни чувство вины, ни аутсайдеры, ни клингоны – НИЧТО не могло встать на его пути.
      Он снова опустил часы в карман и шагнул из коридора на мостик, где в командных креслах сидели две сестры, закованные в кожу и металл, зеркальные отражения друг друга. Лурса, старшая, с хриплым голосом, – та, за которой обычно, как казалось, оставалось последнее слово, – повернулась к нему:
      – Ты вытянул что-нибудь из землянина?
      – Нет, – сказал Соран, улыбаясь про себя, – его сердце было просто не готово.
      Один из громадных мужчин, рулевой, посмотрел через плечо на свою госпожу:
      – Мы вышли на орбиту Веридиан-Три. – Соран поднял глаза на неясно вырисовывавшуюся на экране планету с чувством радостного возбуждения, отчего его колени задрожали, затем быстро повернулся к Лурсе:
      – Приготовьтесь высадить меня на поверхность.
      – Постой! – омерзительная и чванливая Б-Этор встала со своего кресла:
      – Когда мы получим то, что нам причитается?
      Он взглянул на нее, пытаясь скрыть ненависть. Он презирал себя за то, что приходилось иметь дело с такими тупыми, жаждущими власти существами, которые, без сомнения, превратят Галактику в жалкие руины, как только он уйдет.
      Неважно. Образ этой Вселенной и ее проблемы быстро угасали в его сознании, так как сейчас он думал только о радости, которая скоро наступит. Эти чудовищные пародии на женщин, этот корабль, сама эта ситуация были для него не более реальными, чем та боль, от которой он скоро очнется. Лурса и Б-Этор были призраками, фантомами, которые вышли из ничего и скоро вернутся обратно.
      Он вздохнул и выловил крохотный чип из своего кармана, затем передал его ей:
      – Здесь содержится вся информация, которая вам нужна для того, чтобы построить трилитиумное оружие, – сказал он, в то время как Б-Этор схватила смертельный подарок и смотрела на него своими сверкающими глазами хищницы. – Он закодирован. Как только я окажусь в безопасности на поверхности, я передам вам частоту декодирования.., но не раньше.
      – Госпожа! – резко вскрикнул рулевой. – Звездный корабль Федерации входит в систему!
      – Что? – негодующая Лурса наклонилась вперед, сжимая подлокотники кресла. – Он на экране?
      На небольшом, покрытом пылью экране показалось крохотное расплывчатое изображение корабля.
      "Энтерпрайз", – подсказал внутренний голос Сорану.
      Рулевой покачал большой темной головой и уставился через покрытое кожей и металлом плечо на свою госпожу:
      – Они вызывают нас.
      Б-Этор прошипела два слога на клингонском, ее губа изогнулась в гримасе. После мгновенного выполнения ее команды на мостике послышался звук знакомого голоса, профильтрованного через интерком.
      – Клингонский корабль! – сказал Пикар, и Соран закрыл глаза. Теперь в голосе капитана была сила. Он справился со своим горем и стал Достойным противником, чего Соран и опасался. – Мы знаем, что вы делаете, и уничтожим любой зонд, который будет запущен к Веридианской звезде. Мы требуем, чтобы вы возвратили нашего главного инженера и немедленно оставили систему.
      Соран почувствовал, как его захлестнула волна дикой черной ненависти: подобную ярость почти век назад у него вызвали борги. Ситуация повторялась: теперь Пикар пытался похитить у него Леандру и детей, во второй раз.
      Все оставшееся в душе Сорана сострадание разом покинуло его. Он сделает все, что будет необходимо, если это только поможет вернуться в то место, о котором он думал как о доме. Он с удовольствием задушил бы Пикара, всю команду "Энтерпрайза" собственными руками. Ученый вынул из кармана часы – его пальцы немного дрожали, – взглянул на них и захлопнул крышку.
      Он повернулся к сестрам Дюрас:
      – У нас нет времени. Уничтожьте их. – Б-Этор уставилась на него с открытым ртом, словно он был сумасшедшим:
      – Это корабль Галактического класса! Мы им не ровня!
      Соран сделал глубокий вздох, чтобы успокоиться, справиться с горьким разочарованием, которое грозило свести с ума. Он не сдастся. Должен быть выход, и он найдет его, если только удастся замедлить ход беспорядочных мыслей...
      Внезапно в порыве вдохновения он вытащил из кармана оптический протез Ля Форжа и поднял его перед любопытствующими женщинами, словно приз:
      – Я думаю, настало время вернуть мистеру Ля Форжу его зрение...

* * *

      На мостике "Энтерпрайза" Пикар ходил взад-вперед в ожидании ответа с "хищной птицы".
      – Может быть, их уже нет на корабле, – сказал Райкер.
      Пикар не отрывал глаз от основного экрана: он смотрел на тьму и звезды; которые скрывали где-то дряхлый корабль.
      – Они просто пытаются решить, может ли старушка клингонская "хищная птица" потягаться с флагманским кораблем Федерации.
      Рядом с ним Трой тихо произнесла:
      – Или, возможно, они на поверхности... – Пикар посмотрел на нее: он и сам уже обдумывал подобную возможность, усложнявшую их и без того затруднительное положение.
      Он еще раз убедился в этом, когда Ворф повернулся от своей консоли и сказал:
      – Сэр, согласно моим подсчетам, солнечный зонд, запущенный как с поверхности планеты, так и с клингонского корабля, потратит одиннадцать секунд на то, чтобы добраться до солнца. – Он сделал паузу. – Однако, раз мы не можем узнать точное место запуска, потребуется от восьми до пятнадцати секунд только для того, чтобы запеленговать его.
      Пикар мрачно посмотрел на него, но ничего не сказал.
      – Да, очень большая возможность ошибки, – спокойно констатировал Райкер.
      – Слишком большая. – Пикар сделал еще несколько беспокойных шагов по палубе, затем повернулся в сторону руля:
      – Сколько у нас времени до того, как прибудет лента?
      – Примерно сорок восемь минут, сэр, – ответил Дэйта.
      Капитан сокрушенно вздохнул.
      – Нужно найти возможность добраться до Сорана...
      Он вспомнил отчаяние в глазах ученого: оно было близко к безумию. Однако в его глазах светился и разум. Что-то внутри подсказывало Пикару, что в душе Соран не был убийцей. Ведь и Гуинан удалось приспособиться к жизни за пределами нексуса – так что, возможно, Сорана тоже можно убедить. Это будет нелегко. Пикар изучил биографию ученого. Его молодая жена и дети были убиты боргами. Факты свидетельствовали о том, что борги допрашивали Сорана и некоторое время пытали – незадолго до того, как ему удалось ускользнуть. Этого, как знал капитан, было вполне достаточно для безумия.., и именно поэтому он думал, что сможет достучаться до Сорана. Пикар понимал, что значит в одно мгновение потерять свою семью и знал, что чувствует человек, когда в его сознание вторгается хладнокровная сила, не способная на сострадание.
      Он вздрогнул, когда загудел сигнал на руле.
      – Капитан, – сказал Ворф, – клингонский корабль выходит из подпространства прямо по курсу. Они вызывают нас.
      На экране участок кромешной тьмы заколебался и трансформировался в "хищную птицу".
      – На экран! – приказал Пикар.
      Пока он наблюдал, корабль исчез, и на его месте появилось изображение зубастых улыбок Лурсы и Б-Этор.
      – Капитан... – тон Лурсы был прямо-таки елейным. Она наклонилась вперед в своем кресле, длинные темные волосы волнами легли на воинские доспехи из кожи и металла. – Какая приятная встреча!
      Пикар почувствовал как лицо его становится каменным.
      – Лурса, я хочу поговорить с Сораном.
      Ее улыбка стала почти застенчивой:
      – Боюсь, что доктора нет больше с нами на борту...
      – Тогда я телепортируюсь в его месторасположение, – не отступал Пикар. – Просто дайте нам координаты.
      Б-Этор заговорила так же притворно насмешливо, как и ее сестра:
      – Доктор ценит свое одиночество. Он будет очень.., расстроен, если вооруженная команда по высадке прервет его занятие.
      Капитан колебался не более секунды. Он надеялся телепортироваться вниз вооруженным и с коммуникационным прибором, чтобы проинформировать "Энтерпрайз" о местоположении зонда. Но раз это было невозможным, ему не оставалось ничего, кроме как довериться собственной интуиции, которая подсказывала, что он сможет остановить Сорана на поверхности планеты.
      – Хорошо, – сказал он сестрам. – Я телепортируюсь на ваш корабль, и вы сможете переправить меня к Сорану.
      – Сэр! – Райкер резко повернулся к нему. – Как можно доверять им? Судя по тому, что нам известно, именно они убили Джорди, а теперь убьют и вас!
      – Мы не причинили вреда вашему инженеру, – сообщила Лурса с таким достоинством, что Пикар поверил ей. – Он был нашим гостем.
      Райкер посмотрел на него холодно и недоверчиво:
      – Тогда возвратите его!
      – А что получим взамен? – спросила Б-Этор.
      Дэйта поднял глаза на Пикара, лицо его светилось желанием:
      – Меня, сэр.
      Пикар проигнорировал его.
      – Меня, – сказал он клингонским женщинам. – Если вы разрешите мне поговорить с Сораном.
      По их внезапному молчанию и удивленному виду он сразу понял, что это предложение будет принято. Они переглянулись, пытаясь скрыть радость. Б-Этор наклонилась вперед и быстро что-то зашептала по-клингонски своей сестре. Лурса задумчиво кивнула, затем снова повернулась к экрану:
      – Мы будем рассматривать это как обмен пленными.
      – Согласен, – сказал Пикар с облегчением, не обращая внимания на неодобрительный взгляд Билла Райкера. Экран потемнел, затем на нем снова появилось изображение "хищной птицы". Пикар повернулся и направился к турболифту.
      – Первый, – сказал он, – вы командуете мостиком. Пусть доктор Крашер встретит меня в транспортном отсеке номер три.
      Он быстро вошел в турболифт с решимостью и странным ощущением своей судьбы, прежде чем Райкер смог бы возразить что-нибудь.

      В душной кабине с влажным воздухом Джорди ля Форж тяжело прислонился к спинке своего кресла в ожидании возвращения Сорана. Атака нанозонда на его сердце вызвала приступ тошноты, и сейчас он, обессиленный, еле дышал. Струи пота текли со лба и заполняли его невидящие глаза. Он никак не мог понять ученого. Соран казался резким, непредсказуемым. В самом начале допроса Джорди был полностью уверен, что все закончится для него смертью. В голосе Сорана слышались нотки злобы, боли и скрытой безумной решимости, которые говорили о том, что ученый сделает все, все, чтобы получить то, что хочет.
      Однако в его тоне было и искреннее сожаление, когда он сказал: "Я не убийца, мистер ля Форж". И в середине пытки боль внезапно исчезла. Джорди пережил чудовищную агонию, заставив себя мысленно вести счет на секунды. Он сбился где-то на цифре девять.., когда внезапно его переполнила боль и ужасная уверенность в том, что Соран ошибался, что на самом деле он сейчас умрет. Он хватал воздух ртом, как выброшенная на берег рыба, слышал свой хрип. Его сознание то исчезало, то появлялось, и в этом состоянии агонии, в полусне он странным образом уверовал в то, что Соран чувствовал его страдания. Что ученый знал о них и не мог вынести этого.
      Пытка внезапно оборвалась. "Тридцать секунд", – сказал Соран. Но боль прекратилась где-то в районе пятнадцати.
      Джорди поднял голову, совсем забыв в пелене боли, что он оставался слепым, что визор был все еще у Сорана.
      – Я ведь говорю, – простонал он, – я не знаю ничего, кроме того, что уже рассказал вам!
      Соран не ответил. В тишине Джорди услышал, как ученый встал и, простояв так довольно долго, развернулся и покинул кабину.
      Может быть, он переменил свое решение. Или, возможно, был просто не в силах пытать сам и пошел, чтобы привести кого-нибудь другого. Или...
      Джорди вздохнул и склонил голову набок. Либо он умрет, либо нет. Мысль эта пугала его, но в данный момент он был слишком слаб, чтобы тратить энергию на беспокойство. Пока что Соран оставил нанозонд в покое...
      Джорди напрягся, когда двери со скрежетом раздвинулись, и стал внимательно слушать, когда две.., нет, ТРИ пары каблуков застучали по металлической палубе. Один из вошедших остановился напротив него, двое других по бокам.
      – Мистер Ля Форж! – раздался прямо перед ним голос Сорана. Ученый был оживленным и говорил быстро. – Как ни рад я был вашему присутствию, пора прощаться. Встаньте, пожалуйста!
      Джорди поднялся на ноги и зашатался. Громадные, теплые лапы схватили его за руки чуть выше локтей и поддержали, в то время как еще одна пара рук натянула мягкую материю ему на голову. Его туника! Его руки сунули в рукава, а затем надели на глаза что-то прохладное и металлическое.
      Он мигнул и дотронулся рукой до визора, и в то же мгновение окружающий мир неожиданно появился перед его глазами. Соран улыбался, его глаза были наполнены не отчаянием, а маниакальным предвкушением чего-то. Даже морщины и тени под его глазами, казалось, исчезли: сейчас он выглядел моложе.
      – Теперь не будете ли вы столь любезны пройти с нами...
      Он показал в сторону двери. Джорди покрутил головой и увидел, что по обе стороны от него стояли два громадных охранника; их бронзовые черепные бугры на лбах сверкали в обрамлении косматой гривы темных волос, ниспадавших до пояса.
      – Клингоны... – беззвучно прошептал он и повернул голову, чтобы осмотреться, пока охранники подталкивали его к выходу. – Это клингонский корабль...
      Четверка вышла в грязный, тускло освещенный коридор. Соран шел впереди, его внимание было целиком поглощено зажатыми в руке старинными часами.
      – Вы очень проницательны, мистер Ля Форж, – сказал он с отсутствующим, раздраженным видом. – В Академии Звездного Флота действительно дают неплохое образование, не так ли?
      Взгляд Сорана стал таким жестким, что Джорди в какой-то момент испугался, что его ведут на экзекуцию. Но вскоре они вошли в транспортный отсек.
      Соран первым шагнул на платформу и резким тоном отдал распоряжение:
      – Активировать.
      Один из охранников шагнул за консоль, его пальцы забегали по клавишам. Джорди попытался повернуть голову в надежде засечь координаты, но второй охранник встал прямо за ним, закрывая обзор.
      Телепорт жалобно заскулил. Изображение Сорана начало блекнуть, затем появилось снова в разряде искр. Лицо ученого помрачнело от гнева, когда охранник неистово застучал по контролям. Очертания Сорана снова мигнули, затем он исчез, но Джорди все же успел прочитать слово на его губах: "СЛАБОУМНЫЕ..."
      Затем его самого затолкали на платформу. Клингонский корабль растворился, и на его месте появились гладкие, сияющие перегородки транспортного отсека "Энтерпрайза". Джорди мельком успел заметить, как Пикар дематериализовался рядом с ним; и затем он шагнул вперед и упал, обессилев, на колени у ног ожидавшей его доктора Крашер...

* * *

      На поверхности Веридиан-Три Пикар взглянул на сиреневое небо и подумал об Эдеме, каким он был прежде, чем там появился человек. Не было слышно никаких звуков воздушных каров, никаких шумов работающих заводов или голосов людей; насколько хватало глаз, никаких признаков городов или кораблей, взмывающих в небо по направлению к горизонту. Единственное, что мог слышать капитан, – это шорох каких-то млекопитающих, раздававшийся из буйной листвы, сладкоголосое пение птиц, а все, что он мог увидеть, были облака, горы, стволы древних деревьев.
      Он посмотрел вниз и понял, что стоит на пыльной глиняной поверхности плато, которое было окружено зеленой растительностью. Перед ним, напротив большой нависавшей скалы, был возведен помост – единственный признак вмешательства разумных существ в жизнь этого рая.
      Инстинктивно он повернулся и увидел Сорана, который спокойно смотрел на старинные карманные часы. Ученый закрыл крышку, убрал часы и улыбнулся Пикару.
      – Вы, должно быть, думаете, что я сумасшедший... – Внешне он казался спокойным и собранным, но слабое подрагивание уголков губ и боль, которая отражалась в глазах, выдавали ту борьбу, которая сейчас происходила в душе этого человека.
      Пикар глубоко вздохнул, заколебался, затем решил сказать правду:
      – Да, такая мысль у меня возникала. Голубые глаза Сорана несколько потемнели, хотя улыбка не изменилась.
      – Думайте, что хотите, капитан. – Он повернулся и пошел прочь в направлении помоста. Пикар сделал шаг вперед:
      – Соран.., я понимаю, вы прошли через пытки боргов.
      Ученый остановился и обернулся, с подозрением уставившись на капитана:
      – Вам-то какая забота?
      – Я.., я сам прошел через это. – Пикар заколебался, тщательно подбирая слова, не только из-за Сорана, а потому, что ему тоже было трудно рассказывать об этом. Говорить о таком испытании даже с лучшим другом было бы нелегко. Он видел, что его слова и та пылкость, с которой он произнес их, повлияли на Сорана. Ученый, хмурясь, смотрел на него. Капитан продолжил:
      – Они схватили меня. Сделали таким же, как они. Использовали против Федерации... – он запнулся от боли при воспоминании об этом. – Это почти уничтожило меня. Но я выжил. Мне помогли.., мои друзья... – он сделал еще один шаг к Сорану и протянул руку. – Соран.., не дайте тому, что случилось с вами, уничтожить вас. Мы можем помочь...
      Такая сильная горечь отразилась на лице Сорана, что он не смог полностью справиться с гримасой боли, – Я ценю вашу озабоченность, капитан. Но это не имеет ничего общего с самоуничтожением. В действительности как раз наоборот. – Он собрался с силами и снова попытался изобразить нечто вроде улыбки. – Простите, если я не поверю, что вы оказались здесь лишь потому, что так беспокоитесь за меня. Единственная причина, по которой вы спустились сюда, ясна: вы далеко не уверены в том, что можете уничтожить мой зонд. Вот вы и прибыли, чтобы попытаться отговорить меня от моих ужасных планов... – он сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность сказанного, затем произнес с мрачной иронией:
      – Удачи вам!
      Ученый повернулся спиной к капитану и уверенно направился к помосту. Пикар двинулся за ним. Яркая вспышка ослепила его и отбросила назад с такой силой, что он упал навзничь на твердую глиняную поверхность плато. Удар вышиб воздух из его легких. Капитан подождал, пока дыхание восстановится, затем медленно сел и несколько раз моргнул, пока его зрение не восстановилось.
      Силовое поле, конечно! Но оно быстро исчезло из поля зрения, невидимым куполом окружая Сорана, причем, как подозревал Пикар, вместе с помостом. Капитан рывком встал на ноги и осторожно шагнул в направлении того, что, как он надеялся, было границей поля.
      Внутри купола Соран намеренно не обращал на него внимания, хмуро глядя на небо, а затем перевел взгляд на прибор, который лежал на ладони.
      Пикар ударил носком ботинка по глине, наблюдая за тем, как поднявшиеся с поверхности частицы пыли заискрили, когда поле отбросило их. Он был решительно настроен добраться до Сорана.., и если не с помощью слов, то как-нибудь еще попытаться проникнуть сквозь купол.
      – В этом нет нужды, Соран, – сказал он. – Я уверен, что мы можем найти другой способ отправить вас в нексус.
      Ученый не реагировал.., просто стоял, бледный, в черной форме, похожий на чернокнижника, повернувшись спиной к Пикару и внимательно наблюдая за информацией, которая аккумулировалась на его ладони. Он нажал несколько кнопок.., и Пикар вздрогнул, когда маленькая платформа для запуска зондов вынырнула из подпространства рядом с Сораном.
      Ученый медленно двинулся к платформе запуска, шагнул к ее контрольной панели и начал работать. Спокойно и бесстрастно, как будто он просто рассказывал коллеге, как обращаться с этой платформой, он произнес:
      – Я провел почти восемьдесят лет в поисках другого пути, капитан. Это единственная возможность. – Он заколебался, затем полуобернулся к Пикару, искренняя улыбка заиграла на его губах:
      – Конечно, вы можете отправиться со мной. Вообразите себя исследователем. Вот вам шанс исследовать то, что никогда не испытывал человек. – Тон Пикара стал ледяным:
      – Нет, если это означает смерть для двухсот миллионов жителей Веридиан-Четыре.
      Соран отшатнулся: казалось, он был поражен словами Пикара.
      "Так.., все-таки, – подумал Пикар, – я задел за живое..."
      Но ученый быстро справился с этим невольным порывом. Умело рассчитанное спокойное выражение снова появилось на его лице.
      – Как хотите, – сказал он непринужденно и повернулся к своему прибору.
      – Соран... – Пикар смягчился, и голос его стал не таким суровым. – Я знаю, что вы потеряли жену и всю семью при нападении боргов. Я знаю, что это такое, – потерять семью, почувствовать себя одиноким. Таких, как вы, немало. Но побег в нексус не возвратит их вам...
      Соран резко вскинул голову, его глаза пылали гневом:
      – Вы не правы, капитан! Вы не были там, у вас нет ни малейшего представления о том, что такое нексус, на что он способен! Всех, кого вы когда-либо теряли, капитан.., вы всех их можете вернуть. И даже больше того...
      – Так вот почему?.. – прошептал Пикар. – Вы собираетесь вернуть их всех назад. И вы сделаете все, убьете кого угодно, чтобы только вернуть их...
      Ученый молчал и просто смотрел на Пикара какую-то долю секунды с выражением крайнего волнения, затем быстро отвернулся.
      – Интересно, – медленно сказал Пикар, – знала ли ваша жена Леандра, когда выходила за вас замуж, что связывает свою судьбу с человеком, способным на массовые убийства?
      Соран не отводил глаз от своей консоли. Но Пикар заметил, как что-то темное и уродливое промелькнуло на его лице. Капитан надавил сильнее:
      – Когда вы укладывали своих детей спать.., как вы думаете, они предполагали, что в один прекрасный день их отец убьет миллионы людей так же небрежно, как целует их перед сном?
      Наконец, Соран прервался и поднял голову. На какое-то мгновение в его глазах появилось нечто похожее на угрызения совести, воспоминания нахлынули на ученого. Пикар почувствовал надежду. Но все это тут же обратилось в прах: глаза Сорана снова стали пустыми.
      – Хорошая попытка! – прошептал он хриплым голосом и вернулся к своей работе.

* * *

      В тот же миг, когда он проснулся в темноте, Джорди ля Форжа охватил беспричинный страх, что он снова на борту клингонской "хищной птицы". Соран ожидал его в тишине, к которой примешивались шум вибрации корабля и оглушительное тиканье часов, и на этот раз в голосе ученого не было жалости, когда он сказал: "Боюсь, что ваше время истекло, мистер Ля Форж. Давайте-ка попробуем полные шесть минут, как вы на это смотрите?"
      Джорди открыл глаза, хватая ртом воздух, но это движение тут же перешло во вздох облегчения оттого, что он увидел вокруг себя знакомую обстановку больничного отсека "Энтерпрайза". Он несколько раз мигнул, отгоняя остатки сна.
      Он очень испугался, оказавшись на борту "хищной птицы".., но боль и Соран отвлекали его от этого. Теперь же, когда он был в безопасности, страх подступил с новой силой: он мог запросто погибнуть! Джорди отвел эту мысль, когда улыбающаяся доктор Крашер склонилась над биокроватью и засунула за ухо пряди своих каштановых волос.
      – Как ты себя чувствуешь?
      Он улыбнулся ей в ответ, чувствуя, что физическое состояние вполне позволяло вернуться к работе:
      – Просто отлично!
      Она кивнула.
      – Не беспокойся, необратимых повреждений не было. Лишь несколько рубцов на стенках артерий и небольшая сердечная недостаточность. Мы извлекли нанозонд, и я думаю, что с тобой все будет в порядке, но хотела бы провести еще несколько тестов.
      – Спасибо, док, – сказал он и рывком сел на кровати. Джорди мог понять по выражению ее лица и голосу, что с ним действительно все было в порядке и что она, как обычно, очень уж осторожничала и перестраховывалась.
      Доктор отошла в сторону, и Джорди увидел стоявшего за ней андроида.
      – Дэйта!
      Тот улыбнулся. Джорди хотел было спросить, удалили ли эмоциональный чип.., но в этом не было необходимости. Глаза андроида были обеспокоенными, на его лице отразилась озабоченность, смешанная с раскаянием.
      – Так ты не вынул эмоциональный чип после всего, что случилось?
      – Нет. Он вплавился в мою нервную сеть. Его демонтаж был бы крайне сложным.., так что я пытаюсь справляться с эмоциями. – Дэйта тяжело вздохнул. – Это не так легко. Я очень беспокоился за тебя, Джорди.
      – Все в порядке! – Джорди обвел комнату руками. – Я здесь и в норме.
      – Это еще не все, – Дэйта сделал паузу и опустил глаза. – Я позволил Сорану похитить тебя. Я мог остановить его, но не сделал этого. И если бы ты умер...
      – Но я жив, Дэйта! Все кончено, и я в порядке!
      Андроид посмотрел на Джорди, выражение его лица было жалким:
      – Мне очень жаль, что я подвел тебя. Я вел себя необычно в последнее время.
      Поддаваясь внутреннему порыву, Джорди хлопнул друга по плечу.
      – Нет, вполне обычно. Ты вел себя как человек... – он остановился. – Я понимаю. Когда Соран пытал меня, я боялся. Смерть – очень уж страшная вещь, Дэйта! Это нормально – бояться ее.
      Андроид озадаченно склонил голову, что тут же напомнило Джорди о том, прежнем Дэйте, и он улыбнулся.
      – Я согласен, – задумчиво сказал андроид. – Но до того, как мне имплантировали чип, это не имело никакого значения. – Он сделал паузу. – Я все еще не понимаю этого, даже когда испытываю эмоции. Что такого ужасного в том, чтобы просто прекратить существование? – Джорди пожал плечами:
      – Не знаю. Страх перед неизвестным, может быть.., или, возможно, это просто потому, что так силен наш инстинкт выживания.
      – Но это ужасно! – сказал Дэйта. – Я создан так, что переживу всех на борту этого корабля, и все же мне становится жутко при мысли о том, что постепенно, в один прекрасный день я.., перестану существовать. И что я должен буду потерять всех своих друзей. – Он многозначительно посмотрел на Джорди:
      – Как вы справляетесь с этим?
      Инженер ответил не сразу.
      – У нас нет выбора, насколько я понимаю. И.., честно говоря, большую часть времени мы стараемся просто не думать об этом, – он заколебался, – но, вероятно, нам нужно делать как раз обратное. Это заставило бы нас ценить каждый момент жизни.., и наших друзей. – Он улыбнулся андроиду и взял его за руку.
      И в этот миг увидел, как выражение беспомощности на лице Дэйты медленно превратилось в искреннюю улыбку.

* * *

      – Я установил подключение, – сообщил навигатор Корак.
      Б-Этор быстро переглянулась с сестрой и улыбнулась с облегчением. До этого момента она не очень-то доверяла Сорану: слишком уж много добродушия скрывалось за ледяным бешенством в его глазах. Однако сила и глубина его взгляда привлекала ее.., несмотря на то, что он был хилым человечком, представителем расы, которую она никогда не находила привлекательной. Физические данные Сорана не казались исключением: он был тощим, жилистым, низкорослым по клингонским стандартам. Но было в нем что-то интригующее: коротко постриженные ярко-серебряные волосы, полупрозрачная кожа, светлые глаза.
      Эти глаза.., они светились силой, которую она редко видела даже у самых решительных клингонских мужчин. Его глаза пылали, когда он ударил Б-Этор. Она уважала эту силу его взгляда.., так как знала, что мало кто мог бы похвастаться такой же, за исключением их с сестрой. Ее жизнь была подчинена одной страсти: увидеть, как семья Дюрас вернет себе власть. Теперь с помощью Сорана она станет свидетельницей того, как это осуществится. И более того: с оружием на основе трилитиума сестры Дюрас могли завоевать гораздо большее пространство, чем то, которое принадлежало клингонской Империи, их наследственным владениям. С такой мощью Галактика будет принадлежать им.
      Она чуть было не убила Сорана, когда тот ударил ее; но даже в гневе она не могла не восхищаться тем, кто осмелился оскорбить ее на ее мостике, на виду у всей команды.
      Она надеялась, что может доверять ему. Потому что в противном случае, несмотря на все свое восхищение этим мужчиной, она лично проследит за тем, чтобы он не ушел от них живым.
      – Выведи это на экран, – приказала Лурса.
      Б-Этор замерла в кресле. Статические разряды заполнили видовой экран, затем постепенно все прояснилось.., экран был абсолютно белым. Ничего, кроме белого цвета, и на мгновение она почувствовала приступ ярости. Соран солгал, он предал их!..
      Через мгновение она вздохнула с облегчением, когда поняла, что они смотрели сейчас на потолок одного из помещений "Энтерпрайза". Улыбка расплылась по лицу Б-Этор, когда сидевшая рядом Лурса сказала:
      – Он работает...
      – Где он сейчас? – требовательно спросила Б-Этор.
      Вместо ответа все пространство экрана заняло женское лицо. Оно было таким бледным и гладким, что казалось Б-Этор обнаженным, незаконченным, как у недоразвитого младенца. Женщина наклонилась, показывая в улыбке свои ненормально-мелкие зубы, ее длинные, красивые волосы свисали, как сияющие занавески.
      Б-Этор скривилась в гримасе:
      – Человеческие самки такие отвратительные... – Женщина начала что-то говорить, но голоса не было слышно. Лурса и Б-Этор наблюдали за тем, как голова женщины исчезла; вскоре на экране появился странный андроид с золотистыми глазами. Он тоже беззвучно начал говорить.., и тут женщина возвратилась и начала проводить что-то похожее на медицинские тесты, пока, наконец, Б-Этор не заерзала нетерпеливо в своем кресле и не выругалась шепотом себе под нос.
      Но и она, и ее сестра продолжали внимательно смотреть на экран. Слишком многое – вся Галактика – было сейчас поставлено на карту. Наконец, вид изменился: теперь на экране были коридоры "Энтерпрайза". Б-Этор почувствовала надежду.., но тут показалась роскошная каюта, видимо, для частного пользования. Вскоре сестры уже смотрели расширенными глазами на каскад струящейся воды.
      – Он купается! – прорычала Лурса. Б-Этор с раздражением смотрела на экран, когда там показалась пара черных ног, вынырнувших из-под воды. Она повернулась к сестре:
      – Я думала, что он главный инженер...
      – Так и есть, – безутешным голосом ответила Лурса.
      – Ну, и когда же он собирается заняться своим делом?
      Б-Этор замолчала, но вдруг Лурса ударила ее по руке, чтобы привлечь внимание, затем указала на экран. Вид снова переменился: теперь экран был заполнен туманом и каплями влаги. Б-Этор подалась вперед, переполненная ожиданием, когда черная рука показалась из тумана... Затем стерла капли влаги с экрана, чтобы лучше рассмотреть лицо Ля Форжа.
      Она откинулась на спинку кресла и застонала в изнеможении.

* * *

      На другом мостике Билл Райкер чувствовал какое-то неясное беспокойство, наблюдая на экране за "хищной птицей". Он понимал причины, по которым Пикар хотел телепортироваться на поверхность Веридиан-Три, но никоим образом не доверял сестрам Дюрас. Не то, чтобы он боялся прямой атаки, – клингонский корабль не мог тягаться с таким, как "Энтерпрайз", – просто знал, что Б-Этор и Лурса были способны на любую подлость. И он никак не мог выкинуть из головы мысль о том, что что-то было упущено, что-то сделано не так, как надо.., и это не имело отношения к капитану.
      Возможно, Диана тоже чувствовала это.., или просто понимала состояние Райкера. В любом случае он ощущал на себе взгляд ее темных глаз, которые с беспокойством изучали его. Он не ответил ей взглядом, а сосредоточил все внимание на Ворфе, который хмуро изучал показатели на своем мониторе.
      – Что-нибудь обнаружили, мистер Ворф? – он склонился над консолью. Клингон покачал головой:
      – Нет, сэр. Я все еще не могу найти капитана. – Райкер повернулся, когда двери турболифта открылись. Дэйта шагнул вперед на мостик и направился к свому посту. Настроение андроида полностью изменилось с момента их последней встречи. Губы Дэйты изогнулись в искренней улыбке, походка была уверенной, поступь – твердой.
      – Дэйта, – сказал Райкер, – сенсоры не могут проникнуть через ионосферу планеты: слишком большое количество помех. Ты не мог бы найти способ просканировать планету на признаки форм жизни?
      Дэйта устроился на своем месте и поднял глаза на старшего офицера; его улыбка стал еще шире.
      – С удовольствием, сэр! Я просто обожаю сканировать на признаки форм жизни. – Он тут же приступил к работе, напевая себе под нос: "Формы жизни.., крошки, формы жизни.., где вы, формы жизни?.."
      Райкер ошеломленно открыл рот: он не смел обернуться, чтобы не увидеть глаз Дианы. Но случайно его взгляд встретился со взглядом клингона, в котором отразилась такая мука, что Билл быстро отвернулся, чтобы не разразиться диким хохотом.

* * *

      Пикар осторожно двигался по глиняному плато, время от времени подбрасывая носком пыль и наблюдая за тем, как ее частицы сталкивались с замкнутой стеной силового поля. Над головой небо все еще ярко сияло, залитое Веридианским солнцем.., но это, как опасался капитан, было ненадолго: Соран склонился над контрольной панелью запуска, полностью поглощенный своим делом. Если его в ближайшее время не остановить...
      – Соран! – громко позвал капитан, но ученый не поднял голову от панели.
      – Я знаю, что вопреки всему в вас еще осталось сострадание. Вы могли убить моего инженера...
      Не сводя взгляда с панели, Соран грубо прервал его:
      – У меня не было времени.
      – Я не верю этому, – Пикар сделал еще несколько шагов, обходя поле по периметру, и умудрился еще раз незаметно ударить по поверхности. Частицы пыли и комки глины врезались в поле разноцветным взрывом искр, затем упали на песок. – Было одинаково легко и убить его, и позволить ему уйти. Соран.., у вас были жена и дети. Они погибли в результате бессмысленной трагедии. Вы что, не видите, что становитесь тем, кого больше всего презирали? То, что вы собираетесь сделать, не отличается от того, что сделали борги с вашим миром. Двести тридцать миллионов жен мужей, детей...
      Продолжая внимательно смотреть на контроля запуска, ученый, наконец, ответил.., с такой холодной отстраненностью в голосе, что Пикара внутренне передернуло.
      – Вы правы, – сказал Соран. – И были времена, когда я не смог бы причинить никому боль. Затем пришли борги.., и показали мне, что если и есть что-либо постоянное в этой Вселенной, так это только смерть. – Он сделал паузу, чтобы ввести команду, затем продолжил в том же духе светского разговора:
      – Позже я начал понимать, что все это не имеет никакого значения. Мы все умрем так или иначе. Единственный вопрос – это как и когда. Вы тоже, капитан. Вы можете заразиться смертельной болезнью или погибнуть в сражении...
      Он поднял глаза и устремил на капитана взгляд, казалось, пронзивший ему сердце:
      – ..или сгореть в огне заживо.
      Пикар замер от неожиданности. Соран сошел вниз с платформы запуска и двинулся в сторону капитана. Он остановился прямо напротив него с другой стороны поля и насмешливо сказал:
      – Вы выглядите пораженным, но здесь нечему удивляться. Я был в нексусе, капитан. Я многое знаю о людях. – Он наклонился ближе; его глаза были полны той отчаянной силы, которую впервые Пикар увидел в баре "Десятку вперед", а голос превратился почти в шепот:
      – Вы разве не чувствуете, как время нагоняет вас? Оно, как хищник, подкрадывается незаметно. Вы можете попытаться убежать от него с помощью докторов, медицины, новых технологий. Но в конечном счете время собьет вас с ног.., и убьет. – Он закончил, губы скривились в горькой усмешке.
      Пикар опустил глаза, будучи не в силах отрицать правоту утверждений Сорана: он сам чувствовал ту же горечь и тот же гнев, когда думал о несправедливости смерти. Он попытался найти контраргументы, но слова, которые приходили на ум, казались бессмысленными, пустыми.
      – Мы все смертны, Соран. Это правда нашего существования.
      – Уродливая правда! – воскликнул Соран со страстью. – Отвратительная правда! – Он сделал паузу; гнев на его лице сменился возбуждением. – Что, если я скажу вам, что нашел другую правду?..
      – Нексус, – произнес Пикар. Промелькнувшая на лице Сорана улыбка была подтверждением.
      – Я потратил последние восемьдесят лет, разговаривая с другими выжившими с "Лакула" об их ощущениях в нексусе, исследовал его, пытался понять. Время не имеет там значения, – сказал он с интересом; от горечи в глазах не осталось и следа. – У хищника нет зубов. Подумайте об этом, капитан: порядок, который считался незыблемым во Вселенной с момента возникновения жизни, исчез. Нет больше смерти, нет страданий... – Он в ожидании смотрел на небо, лицо его внезапно озарилось солнечным светом и надеждой. Затем Соран повернулся спиной к Пикару и поспешил к платформе запуска.
      Пикар наблюдал за ним с ощущением поражения. Он больше не мог спорить с убийственной логикой Сорана; единственной возможностью остановить его было попытаться найти путь через силовое поле. Он бросил еще один взгляд на ученого, чье внимание было полностью сконцентрировано на контрольной панели запуска, затем пошел дальше по периметру поля. Вскоре он заметил большое старое дерево, стоявшее точно на границе силового поля, и осмотрел его ствол вплоть до огромных, кривых корней, которые растянулись узловатыми щупальцами по земле. Один из самых больших поднимался на несколько дюймов над поверхностью земли, образуя маленькую арку, через которую просматривался дневной свет.
      Пикар небрежно наклонился, чтобы поднять камешек, и бросил его в сторону Сорана. Поле вспыхнуло, и Пикар увидел то, что внезапно дало ему безумную надежду: силовой купол распространялся до самого края корня.., но не закрывал образовавшуюся арку.
      Словно почувствовав опасность, Соран поднял голову при раздавшемся треске разрядов.
      – Осторожнее, капитан! Мне будет жаль, если вы пострадаете.
      Губы Пикара вытянулись в тонкую линию. Ирония в голосе ученого означала, что если все пойдет, как он рассчитал, капитан будет уничтожен образовавшейся шоковой волной.
      – Спасибо, – холодно ответил Пикар и стал ждать, пока Соран снова не займется своими кнопками, прежде чем кинуть еще один камешек.

* * *

      На мостике "хищной птицы" Б-Этор сидела и скалилась на экран, который сейчас демонстрировал бесконечную череду коридоров "Энтерпрайза". Она подняла глаза, когда ее сестра, которая не вытерпела и ушла с мостика некоторой время назад, возвратилась.
      – Где он сейчас? – спросила Лурса.
      – Не знаю, – рыкнула Б-Этор. – Он купался.., теперь он бегает по кораблю... Он, должно быть, единственный инженер в Звездном Флоте, который не занимается своими прямыми обязанностями!
      Лурса села в кресло рядом с ней со стоном разочарования. Когда она устроилась поудобнее, вид на экране сменился: теперь инженер обогнул угол и двинулся мимо небольшой таблички с надписью "ИНЖЕНЕРНЫЙ ОТСЕК" над входом в помещение.
      Б-Этор с возбуждением наклонилась вперед:
      – Ну, наконец-то!
      Они наблюдали за тем, как инженер приблизился к еще одному человеку форме, который шагнул к нему и начал что-то говорить. Б-Этор нахмурилась, пытаясь прочитать слова по губам. Ее познания в стандартном языке были весьма внушительными, и ей удалось уловить слова "диагностика" и "генераторы".
      Вид переместился снова, и на экране возникло то, что побудило Б-Этор подвинуться на самый краешек кресла: ряд мониторов и большое графическое изображение "Энтерпрайза". Затем вид снова начал уходить влево.
      – Вот оно! – Лурса заерзала в кресле и сжала запястье сестры. – Повторный просмотр с временным индексом четыре к девяти.
      Пальцы Б-Этор быстро запорхали по контролям на подлокотнике ее кресла. Картинка на ее маленьком мониторе и на основном экране переместилась, чтобы еще раз показать ряд мониторов и графическую диаграмму звездного корабля.
      Лурса коснулась диаграммы на маленьком мониторе Б-Этор:
      – Выделить эту секцию и увеличить. – Б-Этор снова заработала пальцами, увеличивая масштаб графического изображения "Энтерпрайза". Лурса наклонилась над монитором так низко, что на нем стали появляться капельки влаги от ее дыхания, и начала, глядя на диаграмму вслух читать:
      – Их щиты оперируют на модуляции два-пять-семь и четыре десятых... – она поднялась из кресла и посмотрела на Б-Этор; на ее губах играла триумфальная улыбка.
      – Настройте частоту наших торпед! – распорядилась Б-Этор, и ее голос был полон нескрываемого триумфа. – Два-пять-семь и четыре десятых! – Она ответила сестре ликующей улыбкой, так как эти слова только что предрешили уничтожение "Энтерпрайза" и победу дома Дюрас.

      – Сэр, – веселое настроение Дэйты сменилось озабоченностью, андроид повернулся в сторону Райкера. – Я засек какие-то аномальные подпространственные волны в основном инженерном отсеке. Это может быть...
      Конец фразы Райкер так и не услышал. Корабль резко дернулся в сторону левого борта, бросая его на подлокотник командного кресла. Он удержался, умудрившись повернуться лицом к основному экрану, где меркли последние вспышки взрывов, открывая обозрению "хищную птицу" на фоне Веридиан-Три. Райкер увидел, как ярко сияющие торпеды вновь оторвались от корабля клингонов и неумолимо устремились в сторону "Энтерпрайза".
      Он едва успел схватиться за ручки кресла до того, как следующий удар, подобно раскату грома, потряс корабль.., с такой невероятной силой, что когда все закончилось, он был удивлен, что корпус не развалился пополам.
      Перекрывая визг сигнала красной тревоги, прозвучал голос Ворфа:
      – Они нашли возможность пробить наши силовые щиты!
      – Приготовить фазеры и ответить на огонь! – распорядился Райкер.
      На мониторе сверкнули защитные экраны "хищной птицы", поглощая удары фазеров звездного корабля.
      "Безнадежная ситуация", – понял Райкер еще до того, как увидел очередные фотонные торпеды, которые сверкнули на видовом экране, направляясь в их сторону. Без щитов "Энтерпрайз" будет разорван на части.
      Корабль снова дернулся под его ногами; консоль управления взорвалась фонтаном искр, швырнув оператора на палубу.
      – Диана! – крикнул Райкер. – Возьми руль! Выведи нас с орбиты!
      Трой вскочила со своего кресла и ринулась по сотрясаемой палубе к рулю. Через секунды Веридиан-Три исчезла с видового экрана, но клингонский корабль гнался за ними по пятам. "Не помогло", – подумал Райкер, глядя на ослепительное сияние следующих приближавшихся торпед. Лурса и Б-Этор нашли способ проникнуть через их защитные экраны и нейтрализовать превосходящую огневую мощь "Энтерпрайза". Теперь настало время Райкера возвратить долг.
      Когда корабль снова подбросило, раздался панический крик Дэйты:
      – Корпус пробит на палубах с тридцать первой по тридцать пятую!
      – Ворф! – Райкер сделал паузу и судорожно сжал подлокотники, когда от еще одного удара тряхнуло мостик; над головой мигнуло искусственное освещение. – Это старый клингонский корабль. Что мы о нем знаем? Есть там слабые места?
      Ворф обхватил консоль и держался, пока корабль раскачивало.
      – Это "хищная птица" класса D-12. Они были сняты с вооружения из-за дефектных плазменных спиралей.
      – Плазменных спиралей? А мы можем как-нибудь использовать это?
      – Я не вижу, как, – ответил Ворф. – Плазменная спираль является частью их механизма перехода в подпространство.
      – Дэйта! – Райкер повернулся в сторону андроида с неожиданной вспышкой вдохновения. – А разве дефектная плазменная спираль не будет реагировать на какой-нибудь ионный импульс?
      – Возможно... – Дэйта нахмурился, обдумывая ответ, и вдруг с энтузиазмом воскликнул:
      – Да! Если мы пошлем ионный импульс низкого уровня, это может снять спираль и запустить их механизм перехода в подпространство. Отличная идея, сэр!
      Ворф кивнул, соглашаясь с оценкой.
      – Когда начнется их переход, защитные экраны будут сняты.
      – Верно, – сказал Райкер. – И они будут уязвимы, по крайней мере, в течение двух секунд. – Он посмотрел на андроида:
      – Дэйта, замкнись на плазменной спирали!
      – Нет проблем, – уверенно ответил андроид. Он бросился к перегородке, снял панель и начал перестраивать цепи с нечеловеческой скоростью.
      – Ворф! – Райкер повернулся к клингону. – Приготовьте фотонные торпеды к залпу. Нам нужно ударить по ним в то самое мгновение, когда они начнут переход.
      – Есть, сэр! – Ворф начал работать над своей консолью.
      – Мы успеем сделать только один выстрел, – продолжил Райкер. – Цельтесь в их основной реактор. При небольшом везении их искривляющее ядро взорвется.
      – Я ввел частоту их спирали, – сообщил Дэйта от перегородки. – Инициирую ионный импульс...
      Мостик снова резко качнулся. Райкер удержался, схватившись за свое кресло, и дернул головой от удара, когда кормовая консоль взорвалась, осыпая их градом обломков и заполняя комнату дымом.
      – Быстрее!..

* * *

      Мгновением раньше на мостике "хищной птицы" Б-Этор улыбалась старшей сестре, опьяненная триумфом. Соран оказался стоящим союзником: он не только дал им оружие неимоверной мощи, но и выдвинул план уничтожения "Энтерпрайза". Кто отныне посмеет противостоять им? Б-Этор позволила себе немного помечтать о том, как она, седая, с лицом, изрезанным морщинами, станет рассказывать детям и внукам историю о том, как они с сестрой, не имея ничего, кроме древней "хищной птицы", уничтожили большой звездный корабль Галактического класса...
      Палуба резко дернулась под ее ногами. Она бросила взгляд на рулевого, который быстро доложил:
      – Небольшие повреждения покрытия левого борта. Наши экраны держат. – Ее улыбка стала еще шире:
      – Стреляй по собственному усмотрению... – Она с восторгом наблюдала, как торпеды находили свою цель, соскребая раскаленный металл с корпуса "Энтерпрайза". "Да, командующий Райкер, ты поступил мудро, когда посоветовал своему капитану не доверять нам! Теперь ты убедился в правоте собственных слов".
      Рядом с ней тихо смеялась Лурса, получая истинное удовольствие:
      – Цельтесь в их мостик!
      – Полный залп фазеров! – добавила Б-Этор. Они наслаждались преимуществом достаточно долго. Теперь пришло время нанести смертельный удар.
      Навигатор тихо вскрикнул: его лицо выражало такой непередаваемый ужас и удивление, что Б-Этор резко повернулась в кресле в его сторону. Эйфория сменилась внезапным беспокойством.
      Навигатор поднял на нее глаза, которые были полны паники:
      – Мы начинаем переход!
      – Что? – прохрипела Б-Этор.
      – Госпожа! – закричал рулевой. – Наши экраны сняты!
      Не было времени для того, чтобы отдать распоряжение. Она потрясенно смотрела на видовой экран, который показывал группу торпед, устремившихся в их направлении.., затем бросила на сестру полный горечи взгляд.
      Мостик затрясся от удара, который был таким резким и сильным, что Б-Этор не смогла сохранить равновесие, удержаться в своем кресле и упала. Вокруг нее, распростертой на палубе, взрывались консоли, объятые пламенем, падали тела, кричали члены команды; и тут послышалось гудение, которое раздавалось откуда-то из чрева корабля. Этот звук усиливался, пока палуба под ней не перестала дрожать, пока не начали стучать ее зубы. Она мгновенно поняла, что искривляющее ядро сейчас взорвется, что не было никакого шанса на спасение. Она, корабль и все, кто находился на нем, превратятся в пыль.
      Но даже теперь она не чувствовала грусти.., это была достойная смерть, смерть воина. Единственное, что было, – это глубокое сожаление (они ведь так близки были к победе) и сильное чувство раздражения по поводу человека, которого звали Вильям Райкер.

* * *

      Райкер поднял руку, заслоняясь от ослепительного взрыва на видовом экране, когда "хищная птица" превратилась в крутящиеся обломки.
      – Да! – ликующе воскликнул Дэйта. Райкер не тратил времени на веселье по этому поводу, а надавил на свою сигналившую комброшь.
      – Мостик – Ля Форжу. Командир, у меня здесь проблема. Внутренние блокираторы были прорваны. Мне нужно...
      Раздался шипящий звук, как будто связь была прервана слабыми статическими разрядами. Райкер нахмурился.
      – Мистер Ля Форж?..
      Где-то вдалеке он услышал крик Джорди:
      – Утечка охладителя! Все на выход! – Затем раздались звуки бегущих по палубе ног и крики людей.
      – Мостик! – позвал Джорди, его голос был крайне нервным и дыхание еще не восстановилось после бега. – У нас другая проблема. Через пять минут будет пробой искривляющего ядра. Я ничего не могу с этим сделать!
      – Понятно, – сказал Райкер. Он заколебался на мгновение, не больше, затем повернулся к рулю:
      – Диана, всех эвакуировать в дисковую секцию. Мистер Дэйта, приготовьтесь к тому, чтобы разделить корабль.
      Он двинулся к капитанскому креслу с ощущением нереальности происходящего и мрачно нажал контроль, запустив сигнал тревоги, который он надеялся никогда не услышать, кроме как во время тренировок.

* * *

      Под густой кроной дерева Пикар сделал паузу, ожидая момента, когда Соран будет полностью поглощен работой, затем бросил еще один камень в арку, образованную корнем. Маленький снаряд пролетел мимо цели и вспыхнул разрядами силового поля.
      Соран вскинул голову; Пикар сидел с отсутствующим видом на ближайшем валуне и терпеливо ждал, когда внимание Сорана снова будет сконцентрировано на его занятии.., затем бросил затвердевший комок глины с решимостью ребенка, бросающего камешки в воду. Этот также был отброшен в сторону полем.
      Капитан поднял голову и увидел глаза Сорана, смотревшие на него с раздражением:
      – Вам что, больше делать нечего? – Пикар промолчал и просто стал ждать другого удобного случая. Когда Соран снова склонился над контрольной панелью запуска, он кинул еще один камень в направлении корня.
      Этот попал точно в цель. Камешек ударился о песок, затем подпрыгнул и прокатился под аркой, которую создавал корень, оказавшись внутри силового поля.
      Пикар еле сдержался, чтобы не запрыгать от радости, чтобы не выдать ее выражением лица, затем пустыми глазами посмотрел на ученого.
      Соран закончил работу с контролями и шагнул от панели управления, насмешливо глядя на Пикара:
      – Вы уверены, что не хотите отправиться со мной?
      – Абсолютно.
      Соран пожал плечами, но в его глазах на миг появилось выражение грусти.
      – Выбор за вами. Теперь прошу прощения, капитан. Меня ждет свидание с вечностью, и я не хочу опоздать.
      Он повернулся и начал взбираться по помосту в направлении вершины скалы.
      Больше уже не оставалось времени для аргументов и взаимных убеждений. Пикар бросился на землю и полез под корень. Он выдохнул весь воздух из легких, использовал всю силу ног для того, чтобы вжаться в песок так плотно, как только возможно.
      Места было очень мало. Он просунул голову внутрь купола силового поля и успел продвинуть плечи под арку, когда разряды ослепительно вспыхнули прямо перед его глазами. Вспышка на этот раз была необычайно сильной. Когда поле затрещало, он невольно дернулся, затем затих, тяжело дыша, и посмотрел вверх в направлении помоста.
      Черно-белая фигура Сорана замерла.
      Пикар с силой оттолкнулся ногами и проскользнул вперед по песку, но было слишком поздно.
      На вершине помоста Соран повернулся в его сторону, затем рывком вскинул что-то с бедра.
      "Фазер", – узнал Пикар, и кровь, казалось, замерла в его жилах. Он попытался откатиться, попробовал высвободить ноги из-под корня. Но путы крепко держали его, в то время как мир вокруг снова растворился в сияющей, смертельной вспышке света.

* * *

      Джорди со всех ног бежал по коридорам инженерного отсека. Несмотря на хаос вокруг, на мелькающие тела, крики, визг клаксона, он ничего не слышал, кроме своего тяжелого дыхания и биения сердца. Его сознание, казалось, отделилось от тела, которое сейчас совершало движения чисто инстинктивно. Чем быстрее он мчался, тем медленнее для него тянулось время, тем больше охватывало его чувство нереальности происходящего.
      За время службы на "Энтерпрайзе" он пережил многое из того, что не могло привидеться ему даже в самых страшных снах, что не под силу было вообразить даже обладателю самой буйной фантазии. Но, несмотря на все тренировки, все приготовления на случай именно этого ужасного момента, он никогда не верил в то, что такое может произойти: Джорди не мог представить себе, что в один прекрасный день ему доведется увидеть облако белого раскаленного газа, которое закроет искривляющее ядро, что всем им придется спасаться и что он будет последним нырять под опускающиеся изоляционные двери.
      Тело его похолодело от страха, но странное спокойствие охватило сознание: он воспринимал каждое мгновение происходящего с почти невыносимой ясностью. Джорди видел каждый миллиметр перегородки, палубы, каждую консоль, мимо которой пробегал, и в его мозгу пульсировала лишь одна мысль, – что он никогда больше не увидит этого. Он осознал и почти смирился с мыслью о бренности собственного бытия еще тогда, когда сидел в темноте, слыша лишь голос Сорана и тиканье часов. Теперь он думал, что готов к смерти.., но был совершенно не способен воспринять другое: что "Энтерпрайз" тоже смертен, что инженерный отсек – часть корабля, в которой он провел лучшие годы своей жизни, – может быть уничтожен в течение ослепительных миллисекунд. Он неожиданно вспомнил Монтгомери Скотта и то, как старый инженер рассказывал о горе, которое пережил после потери первого "Энтерпрайза"...
      Где-то там, впереди, за движущимися фигурами в формах, раздался звонок, и вторая изоляционная дверь начала медленно опускаться. Джорди поднажал из последних сил, зная после долгих лет тренировок, что у него остались считанные секунды (точнее – девятнадцать), чтобы добежать до гражданского коридора. Он словно слышал громкое тиканье часов Сорана и мягкий голос ученого:
      "Время истекает, мистер ля Форж..."
      Увеличив скорость, он налетел на бегущую впереди темноволосую женщину со знаками различия лейтенанта. Это была Фарэл, с которой он прослужил последние несколько лет. Они часто шутили по поводу того, что в течение последних пятидесяти тренировок по отработке эвакуации им всегда удавалось последними покинуть инженерный отсек. К тому же Фарэл бегала неуклюже, вперевалку – как утка. "Бегущим клоуном" назвала она себя в прошлый раз, и Джорди скривился, вспомнив эти слова. Фарэл споткнулась и обернулась к бегущим сзади. Сейчас в ее расширенных, искрящихся глазах не было веселья. Увидев Ля Форжа, она протянула руку.
      – Нет! – закричал Джорди, отмахиваясь от нее. – Вперед! Не останавливайся! – "Чем больше времени займет эвакуация, тем в большей опасности будет диск..."
      Но Фарэл осталась на месте, пока Джорди не поравнялся с ней, и они ринулись вперед изо всех сил, так, что колени и локти мелькали на бегу. Изоляционная дверь уже наполовину опустилась, когда они приблизились. Там столпилась небольшая группа инженеров, пытаясь пробраться под ней. Джорди пригнул голову и на полном ходу врезался в них, пропихивая людей через исчезающий проход.
      Они высыпали в гражданский коридор, где группа пятилетних ребятишек (некоторые из них прижимали к себе самодельные, ярко раскрашенные бумажные машинки) выходила из классной комнаты. Кто-то из детей смотрел на взрослых широко раскрытыми глазами, кто-то, не стесняясь, плакал, в то время как учителя, женщина и мужчина, пытались их успокоить. Многие кричали, завидев родителей, которые тут же хватали детей на руки и неслись дальше по коридору. Учителя также подхватили двоих подопечных на руки и пустились бежать. Джорди замедлил свое передвижение ровно настолько, чтобы успеть взять на руки круглолицую, с большими глазами девчушку, которая прижимала к себе плюшевого медведя. Она крепко обхватила Джорди за шею. Он почувствовал, как что-то мягкое прошуршало по его спине, и, когда девочка начала ныть, понял, что она только что уронила свою игрушку.
      Сейчас уже не было времени, чтобы вернуться назад или просто произнести слова утешения. Медведь теперь стал частью прошлого, частью воспоминаний, – как и весь инженерный отсек. Со временем девочка перестала плакать и уткнулась своим мокрым от слез личиком в плечо Ля Форжа. Фарэл бежала рядом с испуганным мальчиком на руках. За ними по палубе шелестели разбросанные клочки цветной бумаги. Учительница впереди замешкалась, пытаясь поудобнее подхватить ребенка, и чуть было не упала. Джорди бросился к ней и поддержал свободной рукой.
      – Быстрее! Вперед!
      Женщина снова пустилась бежать, держась вместе с остальными, пока они не добрались до небольшой группы людей, которые ожидали своей очереди, чтобы залезть в открытую трубу Джеффриса. Сначала взрослые запихивали детей. Почти доведенный до истерики отец взывал к своему упрямому ребенку, который никак не решался залезть в трубу:
      – Давай, Джеффи! Ползи! Я сразу за тобой!..
      Сокрушающемуся отцу, наконец, удалось затолкать сына внутрь, затем он полез туда сам. Джорди и Фарэл шагнули вперед и положили двух последних детей во входное отверстие, затем помогли забраться туда оставшимся взрослым.
      Теперь настала очередь его и Фарэл. Она заколебалась и взмахом руки предложила Джорди идти первым. Обиженный этим Ля Форж запихнул лейтенанта внутрь и только потом залез сам. Он задержался, чтобы вручную закрыть за собой люк, отчетливо осознавая, что закрывал сейчас путь к тому, что скоро станет прошлым.
      Когда люк закрылся с последним громким щелчком, Джорди ударил по своей комброши.
      – Все, мостик.., мы все ушли! – И он тут же отключил связь, прежде чем Райкер смог бы услышать его сокрушенный вздох.

* * *

      На мостике Райкер сам невольно вздохнул, но это был вздох облегчения после получения известий от Джорди. Он повернулся, случайно встречаясь взглядом с Трой. Она наблюдала за ним с напряжением, ожидая следующей команды. Рядом с ней Дэйта, похоже, полностью контролировал свои эмоции.., но вид у андроида был такой, словно он вот-вот покроется потом – если бы это было возможно. Он торжественно смотрел, стоя у своей консоли.
      – Одна минута до взрыва искривляющего ядра.
      – Начать последовательное разделение, – распорядился Райкер, затем повернулся к Трой:
      – Двигатели на полный импульс, как только он закончит.
      Андроид приступил к работе. Райкер наблюдал за видовым экраном, который показывал, как дисковая секция "Энтерпрайза" медленно начала отделяться от корабля. Он стал считать про себя секунды, понимая с каждым прошедшим мгновением, что они будут на опасно близком расстоянии, когда это произойдет.
      – Разделение завершено, – сказал, наконец, Дэйта. – Десять секунд до взрыва искривляющего ядра.
      Трой забегала пальцами по контролям:
      – Запускаю импульсные двигатели... – Изображение боевой секции корабля на экране начало медленно уменьшаться. Райкер продолжал свой безмолвный отсчет, вцепившись руками в кресло в ожидании взрыва, которого нельзя было избежать. Но несмотря на все его приготовления, он отшатнулся при виде ослепительной вспышки света, когда взорвалась боевая секция. Корабль дернулся, но с ними все было в порядке, с облегчением осознал Райкер. Защитные экраны держали...
      И тут палуба резко накренилась вперед, сбрасывая Билла с его кресла. Он упал, ударившись плечом о спинку кресла Трой, и приземлился на палубу на все четыре точки. Райкер попытался встать, но был тут же снова брошен на пол. С большим трудом он добрался-таки до своего кресла, пытаясь осознать то, что происходило. С кораблем что-то было не так. Он сотрясался и гудел, но не так, как это было обычно под огнем противника. Ощущение очень походило на.., свободное падение. Билл оперся о подлокотник своего кресла и выпрямил спину:
      – Доклад!
      Он повернулся вовремя для того, чтобы увидеть, как Трой уцепилась за консоль и вползла в свое кресло. Она уставилась на показатели на руле, и выражение крайней встревоженности появилось на лице советника:
      – Пульт управления рулем вышел из строя!
      Страшная догадка внезапно пронзила его, заставив посмотреть на видовой экран. Райкер был человеком, который как нельзя лучше подходил на роль командира, который никогда не пасовал под давлением обстоятельств. Он не позволял себе колебаться даже в самых безнадежных ситуациях. Однако то, что он увидел на экране, заставило замереть от ужаса.
      Трой взглянула туда же и увидела это: поверхность Веридиан-Три устремилась к ним с неимоверной быстротой.
      Никто на мостике не смел произнести ни слова, наблюдая за происходившим. Никто, кроме Дэйты, который, не сдержавшись, воскликнул, выразив мысль, владевшую всеми:
      – Ох, дерьмо!..

* * *

      Пробираясь по трубе Джеффриса вслед за смутно видневшейся впереди Фарэл, Джорди начал чувствовать, что его сердцебиение и дыхание постепенно возвращались к нормальному ритму.
      Им удалось добраться до диска. Появилась надежда, что все-таки удастся выжить. Но он не останавливался и не замедлял движения. Процедура эвакуации требовала, чтобы они направлялись в самую защищенную секцию корабля и приготовились к шоковой волне от взрыва искривляющего ядра. Все зависело от того, насколько далеко, они смогут уйти от боевой секции. Джорди постарался вспомнить, сколько же времени прошло с того момента, как они эвакуировали инженерный отсек. Три минуты? Четыре? Ответ он получил почти сразу: труба завибрировала и резко дернулась вправо, отчего он и все остальные рухнули на правую стенку и соскользнули по гладкой поверхности вниз. Это длилось секунду, не более.
      "Слава Богу", – чуть было не сказал вслух Джорди, думая о том, что все закончилось.., что худшее уже позади.
      Но прежде чем он смог облечь свои мысли в слова, корабль дернулся снова, и это странное движение начало усиливаться, труба тряслась все сильнее и сильнее.
      – Что, черт подери?.. – в сумраке он увидел, как Фарэл обернулась к нему.
      Он мгновенно понял с болезненной, ужасной уверенностью, что именно произошло: взрыв бросил корабль на орбиту ближайшей планеты. Не было никаких шансов, если, конечно, атака клингонов не вывела из строя так называемые толкатели, – что отдельные части диска выдержат удар о поверхность. Но даже при благоприятных обстоятельствах многие погибнут.., и не было никакой возможности узнать заранее, кто это может быть.
      – ВРЕМЯ ИСТЕКАЕТ, МИСТЕР ЛЯ ФОРЖ...
      Панический шепот прокатился по трубе, когда те, кто находился в ней, застыли от ужаса. Дети начали громко хныкать. Джорди собрал всю свою волю, вспомнил о Пикаре – человеке, который был для него самым большим авторитетом, и громко скомандовал:
      – Продолжать движение!
      Темные фигуры впереди начали снова медленно двигаться. Через несколько секунд он уже схватил протянутую руку Фарэл и выпрыгнул из трубы в залитый ярким светом коридор. Корабль раскачивался и вибрировал так сильно, что нужно было прилагать усилия, чтобы сохранить равновесие. Джорди казалось, что он стоит на голографической модели морского корабля девятнадцатого века в самом центре тайфуна.
      Каким-то образом Джорди удалось удержаться на ногах, чтобы направить волну движущихся людей вниз по коридору. Перед ним спешили вперед двое учителей, согнувшись над своими маленькими подопечными; расставив руки в стороны подобно крыльям, они подталкивали малышей вперед. Джорди схватил руку темноволосой девчушки, которая потеряла медведя, и поспешил в голову группы, выкрикивая распоряжения.
      – Сюда! – он махнул в сторону ближайших офицерских кают.
      Ля Форж первым подбежал к входу и остановился, отпустив руку девочки. Учительница схватила ее и юркнула внутрь, в спасительную безопасность гостиной, где она устроилась сама и устроила ребенка, уцепившись за ковер и прикрепленную болтами к полу мебель. Джорди остался перед входом, помогая людям проталкиваться внутрь, жестами показывая тем, кто был еще в коридоре, что нужно спешить. Фарэл присоединилась к нему и начала помогать регулировать движение.
      – Сара! – отчаявшийся было отец выхватил из толпы золотоволосую девочку, прежде чем ее втолкнули внутрь, и унес прочь.
      Джорди и Фарэл стояли у входа, пока коридор не опустел, затем сами бросились внутрь, присоединяясь к толпе взрослых и детей. Ля Форж упал на ближайшее свободное место на ковре и оказался нос к носу с той самой девчушкой, которая потеряла медвежонка; ее глаза блестели от слез. Лицо малышки покраснело, темные, прямые волосы спутались, а в глазах было столько горя, что Джорди почувствовал сострадание, на мгновение забыв о собственном страхе и думая лишь о девочке. Он сжал ее маленькую, мягкую ручонку и подвинулся поближе к ее уху, так, чтобы она смогла его услышать сквозь писк клаксона и рев корабля:
      – Все хорошо. Все будет хорошо. Просто держись и не отпускай...
      – Моя мамочка! – захныкала малышка. – Я не знаю, где она...
      – А где она работает? – спросил Джорди.
      – В инженерном отсеке.
      – Тогда с ней все в порядке. – Он погладил ее шелковистые волосы. – Всем удалось выбраться из инженерного отсека. Я сам проверил.
      – Но где она? – Слезы покатились по ее круглым щечкам. – Я не могла найти ее...
      – Спорим, что я знаю, где она, – сказал он и почти улыбнулся при виде внезапной надежды, которой озарилось лицо ребенка. Он еще раз провел рукой по ее волосам. – Где-нибудь рядом, волнуется за тебя.
      – Мы все умрем? – неожиданно спросила она с такой определенностью, что Джорди отшатнулся.
      – Нет, – сказал он, слабо веря в это. – Это самая безопасная часть корабля. Все будет в порядке.
      Это была, конечно, ложь: что бы там ни произошло, ничего уже не будет в порядке. Но он был бессилен что-либо сделать, чтобы помочь детям или себе. Все они сейчас были во власти сил, гораздо более могучих, чем человеческие. Его страх сменился смирением. Джорди устроился поудобнее на ковре, глубоко вздохнул и стал ждать.

      На мостике Диана Трой изо всех сил прижималась к рулевой консоли и держалась за ее края, чтобы не быть брошенной вперед. Дрожь корабля стала такой сильной, что ей пришлось сжать челюсти, когда зубы начали стучать. Она чувствовала странное спокойствие и отстраненность, хотя вид приближающейся поверхности Веридиан-Три пробудил в ней такой первобытный ужас, что ощущение это было чисто физическим. Ее кожа стала холодной и покраснела от напряжения, пульс стучал в одном ритме с вибрацией корабля... Но мозг настолько оцепенел, что был не в состоянии фиксировать этот страх.
      На мостике были слышны только писк клаксона и гудение корабля, все молчали, ожидая решения своей участи. Дэйта работал над своей консолью, пытаясь замедлить падение. Скоро, знала Трой, наступит момент, который решит их судьбу, – миг выбора между аннигиляцией и выживанием, – и напряжение на лице андроида отражало все это. Она подняла голову так, чтобы было удобно наблюдать за меняющимся выражением лица Дейты. Было такое ощущение, что перед ней открылась вся гамма эмоций всех членов команды мостика одновременно: страх, с трудом скрываемая паника, решимость, слабая надежда...
      Она обернулась и посмотрела на Ворфа, который не посмел встретиться с ней взглядом. Трой понимала и чувствовала, что клингон не испытывал страха – только стремление встретить смерть мужественно и внутреннюю гордость. Если придет смерть, он примет ее с достоинством воина. Клингон не будет тратить время на раскаяние.., но Трой не могла не испытывать разочарования, сожаления о том, что для них двоих все закончится.
      Она повернула голову и встретилась глазами с Биллом. При виде Дианы выражение его лица на мгновение смягчилось. Трой слабо улыбнулась, она так хорошо умела читать все по его лицу, что не было смысла проникать в мир чувств Райкера. В его глазах было сожаление; их свет говорил о том, что ему хотелось бы сейчас иметь хоть немного времени, чтобы доказать, что предсказанный вариант будущего был ошибочным.
      Будущее действительно казалось ей сейчас несправедливым: они не должны были умирать все вместе. Удар распылит корабль, если его падение не удастся как-то замедлить. Но она отчетливо осознавала, что будущее, которое их ожидает, именно таково.
      Дэйта, наконец, поднял голову от своей консоли, и слабые признаки облегчения на его переполненном страхом лице пробудили в ней надежду.
      – Я перераспределил искусственный источник питания на подачу энергии к толкателям, – сказал он Райкеру. – Чтобы выровнять наше падение...
      – Этого будет достаточно? – крикнул Райкер.
      – Не уверен, сэр. Толкатели получили небольшие повреждения. Нет времени на то, чтобы попытаться их отремонтировать. Вероятность того, что они откажут, составляет примерно сорок процентов...
      – И шестьдесят процентов, что они сработают. Придется положиться на это. – Райкер наклонился, держась за ручку кресла одной рукой и другой нажимая на комконтроль. – Всем приготовиться к удару!
      Трой бросила последний взгляд на экран и замерла от удивления. Там больше не было видно зеленой и голубой поверхности Веридиан-Три.., только лиловое небо.
      Она легла вперед на свою консоль. Дрожь корабля усиливалась до тех пор, пока способность мыслить окончательно не покинула Трой, которая теперь едва могла равномерно дышать.., она просто держалась слепо, бездумно, когда консоли вокруг нее взорвались...
      Уловив резкий визг, она попыталась поднять голову, но гравитация сильно придавила ее. Она оперлась щекой о консоль и повернула голову в сторону визга, напоминавшего человеческий.
      В шуме вибрации и облаке дыма она отчетливо увидела источник звука: дальняя перегородка сминалась и корчилась, как будто была сделана из листа бумаги. Это был крик рвущегося металла, крик корабля. Она посмотрела на экран и увидела мешанину зеленого и коричневого цветов. Тряска охватила ее ноги, такая же сильная, такая же раскаленная, как молния, и через мгновение распространилась по всему ее телу. "Удар", – поняла Трой, и в ту же секунду, когда эта мысль посетила ее, она была мгновенно сметена прочь из ее оцепеневшего мозга и заменена кромешной тьмой, когда ее бросило вверх и вперед в направлении экрана...

* * *

      Соран поднял свой разрыватель и начал всматриваться в облако пыли и дыма у самых корней дерева, где Пикар извивался, пытаясь пролезть под силовым полем. Ученый спрыгнул вниз на один уровень, держа оружие, готовое к стрельбе. Он был полон ярости. Не было времени, совершенно не было времени заниматься фазером! Ему нужно было убить этого человека сразу, как только он появился, чтобы уберечь себя сейчас от лишних хлопот.
      "Но нет, это, должно быть, просто слабость. А какой смысл? Скоро на тебе будет кровь двухсот тридцати миллионов... С чего тебе было жалеть этого?"
      Ветер усилился, рассеивая туманную пелену, чтобы показать опаленную землю на том месте, где лежал капитан.
      Но Пикара там не было...
      Расстроенный Соран стал оглядываться по сторонам сквозь летящие клочья дыма. Никаких признаков капитана...
      Но небо над ним засияло с таким неожиданным, давно забытым великолепием, что заставило Сорана замереть и уставиться вверх. Змея сияющего радужного света метнулась по небу, ослепляя его своим величием, маня красотой, и его расширенные глаза наполнились слезами.
      Нет времени. Не было времени искать Пикара, не было времени ни для чего, кроме как взобраться на помост и приготовиться к исчезновению из этого темпорального ада.
      Соран полез вверх, его глаза стали невидящими из-за ослепительного сияния ленты, из-за слез. Его душа, минуту назад еще отягощенная мыслью о грядущей гибели жителей Веридиан-Четыре, Пикара, тех, кто был на борту "Энтерпрайза", теперь стала легкой, как пушинка, защищенной от всего бренного предвкушением того, во что он сейчас собирался погрузиться.
      Леандра...
      О чем была та земная притча? О бриллианте, о бесценной жемчужине. О том, что обладание ею было дороже всего на свете. Конечно, в отличие от всех других, он понимал сказку. Нексус стоил любого количества жизней: кто мог назвать цену вечному раю? Он улыбнулся, поднимаясь еще на одну ступень, представляя себе прикосновение ладони Леандры, мягкой, прохладной ладони, к его щеке.
      Он откинулся назад, когда что-то твердое и быстрое столкнулось с его челюстью.
      Ботинок. Каким-то образом ему удалось удержаться и не упасть, он оперся одной рукой о помост и посмотрел вверх, на Пикара, который был на один уровень выше него и спускался вниз.
      Соран издал яростный вопль и прыгнул вперед с отчаянием сумасшедшего. Он поймал Пикара за плечи и потянул вниз; оба они скатились на два уровня, сцепившись в смертельном объятии.
      Соран выкинул руку вперед, готовый сжать шею капитана, размазать его мозги по помосту. Он кричал, не слыша собственных слов, и голос его был переполнен ненавистью:
      – Восемьдесят лет.., восемьдесят лет!..
      Он неистовствовал до тех пор, пока не оказался на капитане, – кричащий, с красным лицом, почти бездыханный; растопыренные пальцы хищно потянулись к горлу капитана. Но решимость Пикара ничуть не уступала гневу Сорана; он схватил его запястья мертвой хваткой и прижал руки к телу. Соран извивался, пронзительно крича из-за своей беспомощности, из-за неумолимого бега времени.
      И тут Пикар взглянул на небо. Соран увидел, как блики от ленты заиграли на лице капитана, заметил страх в глазах противника.
      И в это мгновение, когда Пикар заколебался, ученый ударил. Хватка капитана ослабла на мгновение, всего лишь на мгновение, но именно это и было нужно Сорану. Он освободил руку и с силой нанес капитану удар в челюсть.
      Пикар покатился и, несмотря на усилия Сорана поймать его, пролетел.., один уровень, второй, цепляясь руками за помост в попытке задержать падение, пока, наконец, не оказался на пыльной поверхности плато.
      Соран подбежал к краю помоста и прыгнул. Он не хотел, чтобы Пикар упал не так близко к платформе запуска, которая мягко гудела, готовясь отправить зонд в цель.
      Сейчас остались секунды. Только секунды...
      Соран кое-как поднялся на ноги и кинулся на Пикара, который сделал обманное движение, уходя от ученого, и бросился мимо него к платформе. Но прежде чем он смог добраться до нее, пусковой механизм повернулся и зонд скользнул на свое место. Пикар метнулся вперед в дикой отчаянной попытке.., но было слишком поздно. Послышался неожиданный рев, когда зонд, прогремев, подобно раскату грома, взметнулся в небо.
      "Поздно, Пикар. Для тебя, для меня, для Вселенной.., мы все опаздываем..."
      Соран наблюдал за снарядом, безмолвный от переполнявшей его радости.

* * *

      Пикар тоже наблюдал за ним, стоя на коленях на песке рядом с платформой запуска. Зонд изогнулся по совершенной траектории вверх, в направлении сияющего солнца. Капитан заслонил глаза рукой от света и наблюдал до тех пор, пока он не исчез из вида, затем рывком встал на ноги.
      Он не собирался умирать на коленях.
      Было очень горько встать лицом к лицу с собственной смертью вот так, почти сразу же после потери Робера и Рене. Но мысль о том, что он подвел свою команду, которая могла быть поймана шоковой волной от взрыва солнца, и двести тридцать миллионов неизвестных ему обитателей ближайшей планеты...
      Над головой не стало неба, и на планету опустились сумерки, как при затмении солнца. Деревья, окружавшие их, только что полные жизни, внезапно стихли. Одинокая птица издала робкий крик, который эхом отразился от ближайших гор и смолк. Пока Пикар стоял, глядя вверх, Соран снова начал взбираться на помост на фоне темнеющего неба, которое было исполосовано кривыми дрожащими и мечущимися линиями чистой темпоральной энергии. Оказавшись на вершине сооружения, Соран поднял лицо к небу. Сияние ленты залило светом его черты, освещая исступленное лицо святого.
      В сгущавшемся мраке ветер быстро усиливался и начал поднимать пыль с поверхности плато. Лента приближалась, освещая плато сверхъестественным светом, наполняя воздух странными электрическими разрядами; распространился запах озона, как после удара молнии, и волосы на затылке Пикара встали дыбом. Он инстинктивно начал пятиться назад до тех пор, пока его спина не уперлась в помост.
      Некуда было бежать, негде спастись. Он закрыл глаза, корчась под градом песка, который засыпал его лицо, от оглушительного треска ленты, от света, такого яркого и такого многоцветного, что он ослеплял его, несмотря на то, что глаза были закрыты.
      И тут сила воздействия ленты возросла настолько, что ни один человек не смог бы выдерживать это. Он закричал в агонии от этого оглушительного рева, от яркого сияния и ослепительной красоты.
      И в это же мгновение больше не стало Пикара, не стало Сорана, не стало Веридиан, не было больше ничего, даже пустоты. Только кромешный мрак...

* * *

      Диана Трой вдохнула дым и закашлялась, затем дернулась от внезапной резкой боли в области ребер и окончательно пришла в себя. Она шевельнулась и осознала, что выброшена из своего кресла и сейчас лежит поверх консоли, так что ее плечи и руки свисают вниз. Дэйта сидел, наклонившись вперед над навигационной консолью, рядом с Дианой, его руки все еще сжимали ее лодыжки. Очевидно, он удержал ее от столкновения с видовым экраном. Похоже, Дэйта почувствовал ее движения и тоже начал оживать. Он выпрямился, разжал руки и помог ей спуститься с консоли.
      – Советник? С вами все в порядке? – сам Дэйта казался целым и невредимым. Его волосы были взъерошены, глаза расширены в шоке.
      Она кивнула, хотя ее ноги все еще дрожали, и снова скорчилась, когда приступ боли опять пронзил ее тело: видимо, было повреждено ребро и порваны мышцы плеча. Слава Богу, на корабле было тихо и земля под ее ногами была твердой.
      На мостике стоял смог от оплавленных консолей, но было странно светло. Трой краем глаза взглянула на сияние и поняла, что лучи света доходили до нее профильтрованными через дым. Сначала она подумала о том, что, возможно, волшебным образом восстановилось аварийное освещение. И тут она подняла глаза вверх и увидела через пелену дыма солнечный свет, который проникал внутрь, в разбитый купол мостика. Две птицы подлетели и уселись на краю дыры, с любопытством осматривая тех, кто был внизу.
      – Я думаю, мы приземлились, – прошептала Трой.., самой себе. Дэйта уже ушел прочь и помогал другим подниматься на ноги. Она повернулась и на палубе увидела Ворфа, который пытался сесть. Очевидно, он был выброшен через тактическую консоль.
      И тут Трой заметила Райкера, который неподвижно лежал лицом вверх рядом с командным креслом. Его шея была неестественно вывернута, глаза открыты, пустой взгляд устремлен на разорванный купол.
      – Мой Бог... Билл! – она бросилась к нему, совершенно уверенная, что он мертв, и упала на колени.
      – Со мной все нормально, – прохрипел он. – Просто наслаждаюсь видом... – он медленно и осторожно сел на палубе. – Доклад...
      Дэйта появился из пелены дыма с Ворфом, который шел рядом.
      – Все системы вышли из строя, сэр, – сообщил андроид. – Я не знаю, как выдержали остальные части корабля. Но на мостике жертв нет. Только небольшие повреждения.
      – Хорошо, – сказал Райкер. Он дотянулся до спинки вывернутого командного кресла и, игнорируя предложения помощи со стороны Дианы и Дэйты, рывком встал на ноги. – Эвакуировать мостик и организовать поисковые группы из всех членов персонала, которые серьезно не пострадали.
      – Есть, сэр. – Дэйта повернулся и направился в сторону аварийного выхода; Ворф и Трой последовали за ним.., и замерли на месте, когда свет угас и на мостике стал сгущаться мрак.
      "Солнечный закат", – сразу подумала она; возможно, это означало лишь наступление ночи. Но темнота опустилась слишком внезапно, даже неестественно быстро, и когда Трой остановилась в нерешительности, земля под ее ногами начала дрожать.
      – Соран, – прошептал Билл с чувством поражения, с такой горечью, что у Трой перехватило дыхание.
      "Шоковая волна", – поняла она. Сорану удалось запустить зонд. Они потерпели катастрофу и выжили только для того, чтобы теперь погибнуть под шоковой волной.
      – Итак, – сказал спокойно Ворф рядом с ней, – капитан был прав: будущее изменилось. – Он сделал паузу. – Это не бесчестная смерть. – Он повернулся к Трой и сказал еще мягче:
      – Если вам суждено умереть, я рад, что умру вместе с вами.
      – Я могу сказать то же самое. – Райкер выдавил улыбку, но его глаза были пусты. – Интересно, капитан... – он оставил фразу незаконченной. Трой хотела улыбнуться в ответ, посмотреть в глаза своих друзей в последний раз, но не смогла. Темнота сгущалась, пока весь мостик не утонул в непроглядном мраке.
      Дрожь под ногами усиливалась, и скоро начало казаться, что это небольшое землетрясение. Трой покачнулась, протянула руку и вцепилась в Ворфа, чтобы удержаться на ногах. Он обнял ее одной рукой и крепко прижал к себе.
      – Но это неверно, – сказала она вдруг с неожиданной уверенностью.., с такой же уверенностью, которую почувствовала тогда, когда Пикар рассказал ей о своем видении будущего, о том, что она умрет и наступят годы вражды между Ворфом и Биллом. Она знала тогда, чувствовала всем сердцем, что это будущее не осуществится.
      Точно так же она знала со всей определенностью, что это будущее было не правильным, что ей и всей команде "Энтерпрайза" не было суждено умереть вот так, вместе...
      – Это неверно. – Ее слова были поглощены усиливавшимся ревом шоковой волны. Поверхность закачалась, как штормовое море, бросая ее и Ворфа на палубу.
      – Это неверно, – повторила Трой даже тогда, когда корабль начал вибрировать и земля под ними стала горячей. Это была ее последняя мысль даже когда перегородки вокруг нее засияли раскаленным металлом и форма на ее теле загоралась.
      "Это неверно... Это неверно... Это неверно..."

      Тьма была непроглядной. Пикар глубоко вздохнул и собрался с мыслями. В какой-то миг головокружительной затерянности в пространстве он постарался, но не смог вспомнить, кто он такой и откуда пришел. Соран, Веридиан-Три, энергетическая лента.., воспоминания казались такими далекими, как полузабытый сон.
      И самым худшим из всего этого было то, что он не знал, где находится. Он не был слеп. Казалось, что его глаза были просто закрыты мягкой повязкой, которую он не мог снять, потому что кто-то ласково, но цепко придерживал его руки.
      Маленькие ручонки схватили его за низ форменной куртки, за брюки на коленях и тянули вперед, медленно ведя за собой по пушистому ковру. Он мгновенно понял по запаху, по ощущению пола под подошвами, что это был не "Энтерпрайз".
      И все же ему было здесь так же хорошо, как и там, может быть, даже лучше. Несмотря на замешательство, он не ощущал страха. Тяжелые двери со скрипом открылись, и он почувствовал движение воздуха, пропитанного запахами. Пикар вдохнул его, словно пробуя на вкус, определяя ароматы: сосна, мускатный орех, яблоки, корица. И запах, который он помнил со времен своего детства: жареный гусь...
      Пикара провели вперед еще на несколько шагов, затем неожиданно руки отпустили его. Он остановился, покачиваясь.
      – Что такое? Где я? – в его голосе не было даже оттенка негодования, просто любопытство.
      Кто-то дернул узел на его затылке. Повязка спала. Пикар мигнул, ослепленный калейдоскопом ярких цветов; когда глаза привыкли к свету, он увидел, где находится.
      Это была большая, с высокими потолками, гостиная, в каких обычно собирается вся семья. Обстановка указывала на Францию двадцать пятого века, а в центре комнаты стояла огромная рождественская елка, расцвеченная огнями. Пикар открыл рот от восхищения. Сложенные под елкой, которая была по меньшей мере на метр выше него, лежали подарки всевозможных размеров и форм, обернутые в золотую, красную и зеленую фольгу. Свежие ветви остролиста украшали деревянные перила лестницы и камин, где в огне пылал традиционный рождественский деревянный чурбан.
      И посреди всего этого праздничного убранства стояли пятеро детей, улыбающиеся в предвкушении веселья, и во все глаза смотрели на него.
      Пикар с интересом посмотрел на каждого из них. Эти дети были незнакомы ему; он никогда не видел их раньше, и все же.., он знал их. Две девочки и три мальчика, и все глядели на него влюбленными глазами и светились лучезарной улыбкой.
      Самой старшей была тринадцатилетняя Оливия: за последние несколько лет девочка вытянулась и стала стройной. Здесь был и семилетний Мэтью, с щеками круглыми как яблоки: он унаследовал блестящие математические способности своей матери. Здесь был Мэдисон, которому исполнилось десять, у него были черные волосы, как у отца, он увлекался военной историей; рядом стояли Томас, его близнец, и Мими, малышка пяти лет, самая обожаемая дочка своего отца.
      Он смотрел на них с восхищением и осознавал, что это его дом, его дети и что он любил каждого с такой силой и нежностью, каких никогда прежде не испытывал.
      – Продолжайте...
      Голос прозвучал откуда-то сзади. Он резко повернулся и увидел свою прелестную пленительницу – золотоволосую, стройную, которая улыбалась ему полными любви зелеными глазами.
      Он никогда не встречал ее и все же знал, что этим очаровательным существом была Элис, его жена в течение последних шестнадцати лет. И они разговаривали друг с другом по-французски.
      – Скажи что-нибудь! – потребовала Элис с притворной нетерпеливостью и опустила руку ему на плечо. – Они ждут.
      Он вздохнул, переполненный чувствами, затем тихо рассмеялся:
      – Я.., я не знаю, что сказать...
      Оливия, которую, как хорошо знал Пикар, по весьма важным причинам братья называли "Босси", попросила:
      – Папа, скажи: "Счастливого Рождества!"
      – Счастливого... – он заколебался, обводя взглядом комнату. – ..Рождества...
      Самая маленькая, Мими, издала радостный крик и принялась аплодировать. Другие дети последовали ее примеру. Элис подалась вперед и звучно поцеловала его в щеку. Ошарашенный, он позволил ей подвести себя к большому старому креслу.., точной копии кресла Робера в фамильном поместье, того, в котором он никогда не позволял сидеть никому, даже Рене.., и уж, конечно, своему брату, Жану-Люку. Пикар поклялся себе, что когда уйдет в отставку, закажет себе такое же и поставит в своей гостиной.
      И кресло было здесь.
      Пикар устроился на нем со вздохом удовлетворения: именно таким удобным он себе всегда представлял кресло Робера, – и стал наблюдать за тем, как детишки ринулись к елке и начали шумно разворачивать подарки.
      – Это тебе!
      – А где мой?
      – Надеюсь, это именно та книга, которую я просил...
      – Отнеси это папе!
      Ощущение полного удовлетворения и покоя мягко окутало его. Он обменялся счастливым взглядом с Элис, затем снова посмотрел на суетившихся, смеющихся детей с ощущением столь полной и совершенной радости, что его губы расплылись в улыбке.
      Малышка Мими встала рядом с ним и положила свою маленькую ручку на подлокотник его кресла.
      – Ну разве эта елка не красива, папа? – Пикар протянул руку и погладил ее мягкие волосы.
      – О, да, – ответил он, удивленный, как легко и просто пришли эти слова ему на ум. Это казалось так естественно, словно каждую минуту из последних шестнадцати лет он провел в этом доме, с этой женщиной, словно он любил эту девочку со дня ее рождения. – Да, это все потрясающе красиво! Все.
      Он разговаривал с Мими, а другие дети уже собрались вокруг них; Мэтью, который стоял с почти военной выправкой, вынул из-за спины руку, в которой был обвязанный лентой сверток, и протянул его отцу:
      – Это от всех нас.
      – Спасибо, – искренне сказал Пикар. – Не могу себе даже представить, что бы это могло быть...
      Он снял ленту, развернул оберточную бумагу и открыл коробочку. Внутри, упакованный в материю, лежал резной прибор, отливая медью и полированным деревом. Пикар осторожно вынул его и поднес к свету. Это была прекрасная вещь, та, которая использовалась моряками девятнадцатого века, чтобы прокладывать путь по звездам. Улыбка чистейшего восторга медленно расплылась на его губах.
      – Это сак-тан! – возбужденно воскликнул Томас.
      Пикар усмехнулся:
      – Ты, наверное, говоришь о секстанте. Он к тому же очень красивый.., и, похоже, сделан в восемнадцатом веке. А где вы его раздобыли?
      Мими игриво склонила голову набок.
      – Это секрет.
      – Ох, секрет! – Пикар принял таинственный вид. – Ну что ж, это удваивает ценность подарка. – Он по очереди посмотрел на каждого из детей. – Спасибо! Спасибо вам всем...
      В порыве чувств Мими забралась в кресло и обняла его за шею. Другие тоже бросились обнимать и целовать своего отца.
      – Счастливого Рождества, папа!
      – Я люблю тебя, отец!
      – Счастливого Рождества!..
      Радость охватила его, захлестнула полностью – настолько сильно, что теперь она уже казалась материальной, словно вещь, которую можно было схватить и сжать в руке...
      ЭТО БЫЛО, КАК БУДТО БЫ Я БЫЛА ВНУТРИ РАДОСТИ. КАК БУДТО БЫ РАДОСТЬ БЫЛА МАТЕРИАЛЬНОЙ ВЕЩЬЮ И Я МОГЛА ОБЕРНУТЬ ЕЕ ВОКРУГ СЕБЯ... Изображение Гуинан вспыхнуло в его сознании. Они разговаривали с ней давным-давно, в какой-то другой Вселенной, о ком-то, о...
      Соран.
      Он тут же отогнал мысль о нем, заставил себя возвратиться в настоящее, к любви и счастью, которые окружали его.
      Мими сползла с него и ринулась за остальными детьми к разложенной куче подарков. С улыбкой глядя на эту сцену, Элис шагнула к его креслу.
      – Я пойду приготовлю ужин. Они будут умирать с голоду уже через минуту. – Она направилась в сторону кухни, но по дороге повернула голову и бросила ему через плечо:
      – Да, Робер и остальные скоро подойдут.
      Пикар резко поднял глаза.
      – Робер?..
      Она посмотрела на него с оттенком любопытства:
      – Конечно! Какое же Рождество без одной из знаменитых рождественских историй твоего брата?
      Слезы появились в его глазах. Он мигнул, проглотил комок в горле и, наконец, обрел дар речи. Его сердце забилось от внезапного предчувствия.
      – И Рене. Он и... – Он сделал паузу, перебирая воспоминания, которые приходили неизвестно откуда, но уж точно не из его головы. – ..Катя. Они придут?
      Да, Катя. Да, именно так ее звали. Высокая молодая женщина с рыжими волосами, с ярко выраженными азиатскими чертами лица. Он присутствовал на их свадьбе два года назад. Мими была там в качестве "цветочной девочки".
      – Конечно! Мари говорит, что у них есть сюрприз для всех нас.
      Мими подняла глазенки от свертка, который держала в руках:
      – Сюрприз? Будут еще подарки? – Элис улыбнулась дочери:
      – Конечно, они обязательно принесут подарки, малышка, не беспокойся! Но сюрприз... Боюсь, что пройдет еще восемь месяцев или около того, прежде чем ты сможешь играть с этим "сюрпризом". – Она многозначительно посмотрела на Пикара и подмигнула, прежде чем удалиться.
      Он устроился поудобнее в своем кресле и смотрел, как дети принялись играть полученными в подарок игрушками. Это было ни с чем не сравнимым удовольствием. Он ничего больше не хотел – только сидеть вот так и наблюдать за этой сценой вечно. Все, на чем бы ни останавливался его взгляд, приводило Пикара в восторг. Довольная Мими возилась с интерактивной ручной энциклопедией, которую он выбрал для нее в качестве подарка и тщательно завернул в разноцветную фольгу. Под елкой ждала своей очереди крошечная коробочка в золотой обертке, которую Элис еще не обнаружила: этот подарок он собирался преподнести ей сегодня вечером после того, как дети пойдут спать. Это был доставшийся ему в наследство от отца бриллиантовый кулон.
      И сияющая елка... Каждая игрушка, висящая на ней, имела свою историю. Там было много бесценных старинных рождественских украшений, принадлежавших его родителям. Робер наконец-то согласился расстаться с некоторыми из них. Пикар улыбнулся, увидев то, что напомнило ему о детстве: старинный Санта-Клаус из посеребренного стекла. У него был отбит нос еще с тех пор, когда девятилетний Робер нечаянно опрокинул елку, бросившись в возбуждении к сложенным под ней подаркам. А еще на елке были любимые мамины белые голубки, сделанные из настоящих перьев, с веточками остролиста в клювах.
      Это что?
      Он подался вперед, чтобы получше разглядеть на самой верхушке дерева украшение, которое не смог узнать. Это был стеклянный пустотелый шар, освещенный изнутри тем, что казалось похожим на крохотную звезду. Пока он наблюдал, звездочка мигнула, потускнела, затем просто потухла, испустив волну мерцающего света. Пикар напрягся в своем кресле.
      Шоковая волна! Он был сейчас в безопасности, но где-то там Веридианская звезда была уничтожена и сотни миллионов погибли от удара возникшей шоковой волны.
      Возможно, вместе с теми, кто был на борту "Энтерпрайза".
      Страшная мысль так резко разрушила ту радость, которая окружала его, что это казалось невыносимым. Чтобы не думать, отвлечься, он встал и отошел к ближайшему окну. Снаружи тихо шел снег, падая с неба, покрывая землю Франции белым ковром. Вид захватил его на некоторое время. И тут он снова заметил это отражение в оконном стекле: умирающую внутри стеклянного шара звезду.
      Он не мог спастись от нее. Как ни хотел Пикар снова обрести чувство абсолютного спокойствия и полного счастья, он не мог смириться с тем, что они были куплены за море крови. Двести тридцать миллионов жизней.., потому, что ему не удалось остановить Сорана.
      – Нет, – сказал он, подавляя то чувство, которое влекло его к играющим детям, к радости. – Это неверно. Этого не может быть на самом деле...
      – Это настолько реально, насколько ты сам этого хочешь.
      Он замер при звуке голоса.., действительно знакомого голоса, того, который он слышал в другой реальности. Он повернулся и увидел Гуинан; она выглядела так же, как в тот день на корабле, когда он разговаривал с ней о Соране.
      – Гуинан.., что происходит? Где я? – Ему вдруг пришло в голову, что все происходит после смерти – его смерти, и физическая оболочка сменилась духовной. Но ведь он не умер. И собственное тело казалось ему совершенно твердым, он ощущал это.
      Ее ответ был таким, которого он ожидал:
      – Ты в нексусе.
      – Это... – он обвел взглядом гостиную. – ..нексус?
      – Для тебя, – сказала она. – Это то место где ты хотел быть.
      Пикар покачал головой:
      – Но у меня никогда не было жены, детей, дома – такого, как этот...
      Понимающая улыбка появилась на ее губах:
      – Радуйся им, Жан-Люк!
      – Гуинан... – Он нахмурился от неожиданной мысли, когда воспоминания о его прежней жизни вдруг потоком ворвались в его сознание. – Что ты здесь делаешь? Я думал, что ты была на "Энтерпрайзе"?
      – Я и так на "Энтерпрайзе". Но я также и здесь. – Увидев его непонимающий взгляд, она добавила:
      – Думай обо мне как.., об эхе той Гуинан, которую ты знаешь. О части ее, оставшейся здесь.
      – Оставшейся?..
      – Когда "Энтерпрайз-В" телепортировал нас с "Лакула", мы частично были переправлены в нексус. Транспортатор замкнулся на нас, но каким-то образом каждому удалось оставить часть себя позади.
      – И Сорану?.. – спросил Пикар.
      – Всем нам, – ответила она мягко.
      – Где он сейчас?
      – Там, где ему хотелось быть...
      – Папа!
      Пикар повернулся при звуке голоса Томаса. Мальчик что-то конструировал из маленьких соединяющихся блоков. Это была игрушка, с которой его отец в свое время провел много счастливых часов. – Папа, помоги мне построить замок!
      Он вздохнул, вновь испытывая желание вернуться в сладкие объятия мечты, но взял себя в руки.
      – Одну минутку! – улыбаясь, ответил он сыну. Затем вновь повернулся к Гуинан и с благоговением произнес:
      – Это мои дети! Мои дети...
      Она с любовью посмотрела на них.
      – Да. Они великолепны, не так ли? Ты можешь вернуться назад, чтобы посмотреть на их рождение.., или последовать вперед и увидеть своих внуков. Время не имеет здесь значения.
      Элис просунула голову в дверь комнаты, затем так же быстро исчезла.
      – Ужин готов! Пошли! Ваши дядя, и кузены уже здесь, и они голодны!
      Радостные крики раздались из-под елки: игрушки тут же были забыты, смятая бумага легко отброшена в сторону ногами – дети наперегонки побежали в столовую.
      Пикар посмотрел в примыкающую к гостиной комнату, и взгляд его выхватил расплывчатые фигуры людей, подходивших к длинному столу. Кто-то из них засмеялся, и послышался резкий, глубокий горловой звук.
      Робер. Пикар закрыл глаза, пытаясь подавить нахлынувшие чувства. Он был в нексусе, и это означало, что двести тридцать миллионов погибли. И ради чего? Ничто из того, что он видел, не было реальным. Это не могли быть Робер и Рене – ведь в действительности они мертвы. Там, в реальной Вселенной, его сочтут погибшим, уничтоженным шоковой волной. И Лурса, и Б-Этор могут очень просто завладеть мощным оружием, чтобы снова убить сотни миллионов.
      Младший из мальчиков, Мэтью, задержался, вцепившись в отца своей теплой маленькой рукой:
      – Папа.., ты идешь?
      Пикар посмотрел вниз, на ясное, нежное лицо ребенка. Теплая волна захлестнула его, наполнила до краев его душу удовлетворенностью, спокойствием, как не смогли бы никакие лекарства, никакой наркотик. Он повернулся спиной к Гуинан и позволил мальчику повести его за собой: шаг, потом второй – вперед, к веселью и счастливым голосам, которые раздавались из соседней комнаты.
      Они прошли мимо елки. Вновь блекнущий огонь звезды в стеклянном шаре привлек его внимание.
      Он остановился как вкопанный. Мэтью с любопытством посмотрел на него:
      – Что-то не так, папа?
      – Нет. – Пикар склонился к сынишке и нежно погладил рукой его по щеке. – Все хорошо, Мэтью. Мне просто нужно.., спрятать подарок для мамы, чтобы я смог отдать его после ужина. Иди! Иди без меня... – Карие глаза Мэтью были так похожи на глаза его отца и светились такой наивностью, такой любовной озабоченностью, что на мгновение Пикар склонил голову и заколебался. Но затем выпрямился и отпустил руку мальчика. Мэтью бросился в другую комнату. Пикар повернулся.
      – Гуинан, – сказал он с внезапной поспешностью, – могу я покинуть нексус? – Она ошалело моргнула:
      – Почему ты хочешь уйти отсюда?
      – Могу или нет?
      – Да, – медленно выдавила она. – Куда бы ты отправился?
      Он смутился:
      – Я не понимаю...
      – Я сказала тебе, что время не имеет здесь значения. Если ты покинешь нексус, то сможешь отправиться куда угодно.., и попасть в любое время.
      Слабая улыбка озарила лицо капитана.
      – Я точно знаю, куда бы хотел отправиться.., и в какое время. Назад на плато Веридиан-Три, прежде чем Соран уничтожит звезду. Мне нужно остановить его! – Он заколебался:
      – Только скажи мне, прежде чем я отправлюсь... Здесь только часть тебя. Значит, ты также и на корабле. Если ты все еще здесь, тогда.., с кораблем все в порядке, ведь так? Он, должно быть, избежал шоковой волны?
      Все следы улыбки исчезли с ее лица. Какое-то время она печально смотрела на него, прежде чем ответить:
      – Нет, Жан-Люк.
      Пикар закрыл глаза, когда из столовой снова донесся смех Робера. Наконец, он обрел дар речи:
      – Тогда это решено. Я собираюсь вернуться.
      Она нежно положила руку ему на плечо:
      – Почему ты думаешь, что в этот раз все будет по-другому? Что, если ты снова потерпишь поражение?
      – Ты права. – Он выпрямился и решительно расправил плечи. – Мне нужна помощь, Гуинан.., ты не смогла бы отправиться со мной? Вместе мы могли бы...
      – Я не могу покинуть нексус. Я уже есть там, помнишь?
      Он сокрушенно опустил голову, пытаясь найти другое решение вопроса, другой путь, а когда снова поднял глаза, Гуинан загадочно улыбалась:
      – Но я знаю того, кто тебе нужен...

* * *

      – Боже мой! – воскликнул Маккой с восторгом, глядя через дырочку в двери. – Они все там, Джим! Выглядит как собрание отставников Звездного Флота.
      Джеймс Кирк посмотрел еще мгновение через прозрачную стену своей спальни на ночные огни залива Сан-Франциско. Лодки мелькали, скользя по черной воде под небом цвета индиго. Он повернулся, улыбаясь, к доктору:
      – Спок пришел?
      У доктора, когда он прижался к дверному "глазку", было лицо ребенка, который подсматривал за родителями, прячущими под елкой подарки к Рождеству. Казалось, он помолодел за последние годы: то, что он стал дедушкой, и выход в отставку благотворно повлияли на Маккоя. Его волосы были по-прежнему совершенно седые, но мешки под глазами, казалось, уменьшились и морщины на лице теперь стали не такими глубокими.
      – Да, он здесь. Сидит в первом ряду. Скотти там тоже вместе с ним.., и Ухура, и Чехов. – Он сморщил лоб, не отрывая глаз от отверстия. – Но кто эта женщина, которая сидит по другую сторону от Спока?
      – Женщина? – Джим подошел к доктору, – Ты шутишь?
      – Высокая женщина, рыжие волосы. Ты думаешь, она не имеет никакого отношения к нему? – Маккой отодвинулся в сторону, давая Джиму возможность взглянуть.
      Кирк приложил глаз к "глазку" и застыл. Находившаяся за дверью гостиная была освобождена от мебели и убрана белыми розами и гортензиями. Небольшой подиум был установлен в одном ее конце, а напротив стояли ряды стульев, которые уже все были заняты. Это была комната, которую он любил, но никогда не ценил так, как сейчас, когда она была заполнена самыми дорогими для него людьми. Он улыбнулся, увидев своих друзей в первом ряду: все они выглядели таки ми же отдохнувшими и свежими, как Маккой. Даже Спок, на лице которого, как всегда, не было ни одной морщинки и потому казалось, что он просто не имел возраста. Спок сидел на втором месте от прохода, причем по одну сторону от него сидел Скотт, а по другую – таинственная женщина. Она была землянкой, яркой, стройной, со светлыми глазами, с длинными медно-золотыми волосами, которые ниспадали прямо на ее плечи. Пока Джим наблюдал, она наклонилась и прошептала что-то Споку на ухо. Вулканец выслушал внимательно и бесстрастно, затем кивнул.
      – Будь я проклят, – сказал тихо Джим и улыбнулся от удовольствия. – Он ведь спрашивал меня, можно ли привести друга...
      – ДРУГА? – Доктор оттолкнул его в сторону, чтобы еще раз взглянуть. – Ты имеешь в виду, что он привел свою девушку?
      – Я этого не говорил, – запротестовал Джим, совершенно не способный скрыть улыбку.., не только потому, что Спок привел женщину, но оттого, что просто радовался, глядя на происходящее, осознавая сам факт, что это была его брачная церемония и что он находится здесь, в этом замечательном месте, рядом вместе с Маккоем. – Ты, как всегда, сразу кидаешься делать выводы. Может быть, она – его коллега, ученый?
      – Только слепой может так говорить! – Маккой оторвал взгляд от двери и поднял на Джима свои ярко-голубые глаза. В них было гораздо больше счастья и искр смеха, чем Джим когда-либо до этого замечал в Маккое. Доктор, казалось, чувствовал то же, что и Джим, и был преисполнен радости, восторгаясь по поводу всего, что видел вокруг, хотя им удалось сделать всего лишь по глоточку шампанского "Дон Периньон", бутылку которого доктор протащил в комнату. – Я и представить не мог, что в один прекрасный день увижу, как Спок приведет свою девушку. Нужно сказать Кэрол, чтобы бросила ему букет.
      – Она не собирается нести букет, – сказал Джим.
      – Придется. Там достаточно цветов. Она могла бы симпровизи... – Маккой отшатнулся, когда кто-то попытался толкнуть дверь снаружи. – Ну что ж, священник, наконец, здесь.
      Он шагнул назад, позволяя Хикару Зулу войти в комнату.
      – Капитан! – Джим крепко пожал руку молодому мужчине в форме и похлопал его по плечу. – Рад тебя видеть!
      Зулу изобразил улыбку, показывая ряд абсолютно белых зубов. На его смуглом лице почти не было морщин, так же, как и на лице Спока, а волосы на затылке только-только тронула седина.
      – Прошу прощения за задержку, сэр. Я опоздал из-за.., небольшого дельца.
      – Нет проблем. – Он взял со шкафчика свой запотевший бокал шампанского и игриво поднял в салюте. – Мы так хорошо проводили время, что нам было совершенно наплевать, когда же начнется само бракосочетание.
      – Говори только за себя, – сказал Джим.
      Зулу засмеялся.
      – Что ж, думаю, мы можем начать, как только пожелаем. Все уже здесь. – Он сделал паузу:
      – Вы уверены, сэр, что мистер Спок будет не против того, чтобы я проводил церемонию? Я просто подумал...
      – Ты должен бы уже знать, что Спока невозможно оскорбить, – поспешил ответить Маккой, задорно улыбаясь Джиму. – К тому же у него теперь есть девушка.
      Брови Зулу от удивления резко прыгнули вверх:
      – Девушка?
      – Девушка, – ответил Маккой в ту же секунду, когда Джим поправил их:
      – Друг.
      Зулу в замешательстве перевел взгляд с Маккоя на своего бывшего капитана.
      – Да... Вселенная никогда не перестает удивлять меня. – Он указал в сторону двери. – Джентльмены, не начать ли нам?
      Маккой быстро отпил шампанского и с силой поставил бокал на место, так, что раздался звон.
      – Ну что, рванули, – сказал Джим. Он последовал за Зулу и Маккоем в другую комнату и на подиум, задерживаясь только для того, чтобы кивнуть каждому из друзей – Скотту, Чехову, Ухуре и в особенности Споку, чье стоическое выражение лица сменила слабая тень улыбки, когда он встретился глазами с Джимом. И еще там был его брат Сэм со своей женой Аурелан и с сыном Питером, высоким и бородатым – он выглядел до невозможности взрослым в форме Звездного Флота, и Билл Дэккер, и его отец Гари Митчел со своей семьей, и две дюжины других знакомых и любимых Кирком людей. Все это наполняло его непередаваемой, почти невозможной радостью.
      Он не чувствовал ни малейшего волнения, только пребывал в особом приподнятом настроении, когда Зулу занял свое место рядом с подиумом. Джим встал напротив него, рядом с Маккоем в качестве свидетеля, затем повернулся лицом к собравшимся.., и улыбнулся, завидев в проходе Кэрол, которая появилась из двери с другой стороны комнаты.
      Она была в белом, похожая на розы, которыми был украшен проход. Небольшая гортензия благоухала в ее волосах. Ее щеки горели, глаза излучали радость, сияли, когда она шла рядом с тем, кто сопровождал ее.
      За мгновение до того, как она встретилась взглядом с Джимом, Кэрол рассмеялась от каких-то слов, которые ей прошептали на ухо, и посмотрела на своего золотоволосого свидетеля, на "эскорт" – своего сына – с откровенной любовью и обожанием.
      В этот миг Дэвид тоже посмотрел на мать. А затем поднял голову, чтобы взглянуть на тех, кто ожидал их, – на Зулу, Маккоя и своего отца.
      В те краткие минуты, когда Джим встречался с сыном, он ощущал неприступную враждебность, которая, казалось, постоянно исходила от парня. Дэвид всегда вел себя вызывающе грубо и несдержанно по отношению к отцу.
      Но в этот момент в голубых глазах сына не было злобы. Он улыбался и понимающе глядел на Джима: это был взгляд, который могли понять только двое мужчин, любивших одну женщину. Затем Кэрол подняла глаза и улыбнулась...
      – Стоп! – прошептал Джим в приступе невыносимого блаженства, такого сильного, что уже не мог вынести его. Он закрыл глаза:
      – Больше не надо...
      Все было именно так, как должно было случиться. Он не помнил, как все началось, но со временем научился не интересоваться этим и теперь запросто и без всяких сомнений отправлялся в прошлое, чтобы исправлять его. Все те члены команды, которых он когда-то терял в экспедициях, сейчас были живы и в безопасности, все не правильные решения, принятые им за многие годы, пересматривались, всеми возможностями, которые он когда-либо упускал, теперь можно было воспользоваться. Боли, которую он когда-то причинил любимой, больше не было, и на смену ей пришло счастье. Иногда этой женщиной была Кэрол, иногда – Рут. Однажды он возвратился в далекое прошлое, к Эдит Килер, и сделал невозможное: уберег ее от гибели, не нарушая при этом хода истории.
      При мысли об этом его переполняла радость. Хотя теперь он не мог вспомнить, когда же Вселенная превратилась в волшебный сон (это могло быть год назад, век, тысячелетие), Кирк все еще хранил смутные воспоминания о другой реальности, о действительно существовавшем прошлом. Он помнил "Энтерпрайз-В" и свои последние минуты на его борту, когда он регулировал дефлекторные цепи и потом спешил назад по коридору. И, конечно же, сам взрыв.
      Когда он впервые появился здесь (или где-то еще, потому что места все время менялись), то думал, что умер, – умер и попал на какие-то загадочные небеса. Через некоторое время он пришел к заключению, что его занесло в какую-то темпоральную аномалию по воле энергетической ленты.
      В любом случае это не имело значения. Он больше не задавался вопросами: он просто принял это и получал удовольствие.
      – Больше не надо, – прошептал он, и даже пока говорил, чувствовал, как пол менялся под его ногами: теперь это был не мягкий ковер, а твердая земля; он ощущал дуновение ветра и прохладу. Когда он открыл глаза, то уже стоял среди покрытых снегом гор – огромных исполинов под голубым сиянием неба – и улыбался.

      – Но я знаю того, кто тебе нужен, – сказала Гуинан, и Пикар невольно обернулся, услышав резкий крик. На фоне яркого безоблачного неба ястреб кружил над головой, отбрасывая тень от широких крыльев на замерзшую землю под ногами.
      Пикар вдохнул холодный, свежий воздух, который пах сосной, обернулся, нахмурившись, чтобы спросить Гуинан, что случилось с его детьми, его домом.., и обнаружил, что стоит в одиночестве на маленькой равнине, окруженной покрытыми снегом горами. "Земля", – инстинктивно подумал он, но, в отличие от дома, который он только что покинул, здесь не было ничего знакомого.
      Он поежился от прохлады и медленно повернулся, пытаясь охватить взглядом окружающую его картину. За спиной под каменным навесом приютилась грубая крестьянская изба. Он начал обходить ее, раздумывая, искать ли вход, знакомиться ли с обитателями этого жилища. Затем услышал звуки ударов, которые доносились из-за утла.
      Нет. Это были не удары. Кто-то колол дрова.
      Пикар быстро завернул за угол.., и остановился как вкопанный, открыв рот от изумления.
      Какой-то мужчина и в самом деле колол дрова. Офицер Звездного Флота в форме начала века – точнее, он был без куртки, в рубашке с закатанными рукавами, чтобы свободнее управляться с топором.
      Более того: это не был обычный офицер Звездного Флота, каких множество. Густая копна каштановых волос с небольшой проседью, карие глаза, которые светились умом, крупные, красивые черты – да, это лицо Пикар сразу узнал по многочисленным голографиям, которые видел в аудиториях Академии.
      – Джеймс Кирк! – выдохнул он, осознав это до конца только после того, как слова сорвались с его губ. Его сознание отказывалось воспринимать тот факт, что живая легенда сейчас вот так просто стояла перед ним. Но возможно ли? Ведь Кирк погиб три четверти века назад....
      Затем он вспомнил: "Энтерпрайз-В". Соран. Энергетическая лента... Значит, тогда Кирк не погиб при взрыве, а прямо переправился в нексус, так же, как и Пикар.
      Кирк взмахнул топором; лезвие, сверкнув серебром на солнце, гладко вошло в чурбан у его ног, и сухое дерево отвалилось со смачным треском. Внезапно он остановился и поднял раскрасневшееся, покрытое потом лицо, чтобы изучающе посмотреть на Пикара. В его глазах светился откровенный интерес. Пикар знал этот взгляд: он был точно таким же, каким он сам смотрел на Элис и детей вокруг сияющей рождественской елки.
      – Прекрасный день, не правда ли? – вопрос был не просто попыткой завязать разговор. Кирк посмотрел на безоблачное небо, на горы, на зеленые леса с таким блаженством, что Пикар чуть было снова не заразился его эйфорией.
      – Да. Да... – Он подавил чувство восхищения, которое начало было подниматься в нем, и сосредоточился на мысли о тех, кто погиб, в то время как он переместился сюда: о команде "Энтерпрайза" и миллионах обитателей Веридиан-Четыре.
      Кирк весело указал на деревянный чурбан, который лежал на земле у стены дома.
      – Вы не могли бы?..
      Пикар моргнул, на мгновение стушевавшись.
      – О, конечно! – Он шагнул, поднял деревяшку и установил ее у ног Кирка.
      – Капитан... – он заколебался, ища самые сильные, откровенные слова, чтобы объяснить свою ситуацию и то, как ему нужна помощь Кирка, чтобы ослабить хватку нексуса, которой лента держала знаменитого капитана. – Вы понимаете, что...
      – Минутку! – вдруг возбужденно крикнул Кирк, глядя куда-то поверх плеча Пикара. – Кажется, что-то горит!
      Он бросил топор и метнулся к дому.
      Пикар обернулся. Дым валил из одного из открытых окон. Кирк заскочил вовнутрь, оставив дверь открытой. Пикар последовал за ним и остановился в дверном проеме, чувствуя внезапную неловкость: ведь это был чужой дом, пусть даже и созданный воображением Джеймса Кирка.
      Дверь на кухню привела его в.., девятнадцатый век. Американский Запад, как понял Пикар по обстановке, правда, с кое-какими предметами, относящимися к двадцать третьему веку. Медные сковородки висели над старинной железной плитой, на которой грелся помятый, хорошо вычищенный чайник. Рядом стояла компьютерная консоль модификации, вышедшей из употребления еще в начале века, на ней лежали блокнот и переговорное устройство, которое Пикар видел только в музее Звездного Флота.
      Источником дыма была большая железная сковородка, которая подгорела на плите. Кирк подбежал к ней, схватил, но тут же отдернул руку от горячей ручки, затем нашел висящее недалеко полотенце. Он обмотал им руку и успешно схватил сковороду, отмахиваясь от дыма, затем опустил ее вместе со всем содержимым в старинной формы раковину для мытья посуды.
      – Похоже, кто-то готовил яичницу, – промурлыкал Кирк себе под нос, затем поднял голову и встретился взглядом с Пикаром, который все еще стоял в дверях. – Входите! Все в порядке. – Он указал на окружавшую его обстановку:
      – Это мой дом.., или, по крайней мере, был моим. Я продал его несколько лет назад.
      Пикар вошел и решил перейти прямо к делу:
      – Я Жан-Люк Пикар, капитан ЗВЕЗДНОГО КОРАБЛЯ "ЭНТЕРПРАЙЗ"...
      Пока он говорил, старинные часы начали отбивать время, напомнив о Соране. Кирк отвлекся, направился к расположенной рядом полке и с удивлением посмотрел на источник звука – антикварные каминные часы с сияющей золотой поверхностью.
      – Эти часы!.. – восхищенно прошептал Джим, наклонился и благоговейно провел пальцами по полированному темному дереву, – Я подарил их Боунзу... – счастливая улыбка расплылась по его лицу, когда он повернулся к Пикару. – Он сказал, что это самый лучший подарок из всех, какие он когда-либо получал за свою жизнь.., за исключением своих внуков.
      – Капитан! – резко продолжил Пикар, надеясь отвлечь Кирка от его воспоминаний. – Я из того времени, которое вы считаете будущим. Двадцать четвертый век...
      Кирк с готовностью кивнул, давая понять, что услышал, но великолепие окружающей обстановки снова быстро завладело его вниманием. Он замер при неожиданном звуке лая, затем расплылся в широченной улыбке, когда огромный пес ворвался в открытую дверь и бросился к нему, виляя хвостом.
      – Джейк! – Кирк присел на корточки и обнял животное, которое принялось отчаянно лизать щеки своего хозяина; затем пес уселся, скалясь до ушей и высунув язык. – Джейк, ты, мерзкий старый дурень!.. Как ты здесь оказался? – Кирк посмотрел через плечо на Пикара, поглаживая рукой собаку:
      – Он умер семь лет назад.
      Расстроенный Пикар открыл было рот, чтобы начать говорить, но другой голос.., женский, настойчивый, но игривый, донесся откуда-то сверху, со второго этажа:
      – Ну, давай же, Джим! Я умираю с голоду. Сколько ты еще собираешься возиться в этой кухне?
      Кирк поднялся и повернулся на звук голоса; губы его приоткрылись от удивления.
      – Это Антония, – произнес он сам себе. Потом посмотрел на плиту и на подгоревшую сковородку в раковине, слегка хмурясь от вдохновения, которое снизошло на него. – Минуточку...
      Кирк двинулся к выдвижному ящику и открыл его, обращаясь к Пикару.
      – Будущее... О чем вы говорите? Это прошлое. – Словно в доказательство своих слов он вынул из ящика подкову, обвязанную маленькой красной ленточкой. – Это было семь лет назад. В тот день, когда я сказал ей, что возвращаюсь в Звездный Флот.
      Он поднял глаза и посмотрел куда-то мимо Пикара, обращаясь к каким-то далеким незримым воспоминаниям, затем шагнул к раковине и взялся за ручку сковородки.
      – Это были ктарианские яйца. Ее любимые. – Его лицо потускнело, стало мрачным. – Я приготовил их для нее, чтобы смягчить удар.., и я дал ей это. – Он поднял руку, в которой была подкова.
      Пикар нетерпеливо шагнул вперед.
      – Я знаю, каким реальным все это вам кажется, – сказал он, думая об Элис, о маленькой Мими, о ее личике, на котором играли блики от сверкающей елки. Видеть кого-то другого под действием чар нексуса было своего рода откровением. Теперь, когда Пикар был вдалеке от собственных фантазий, он мог заметить, какими иллюзорными, какими фальшивыми они были. – Но это не так. В действительности это не ваш дом. Мы оба были пойманы своего рода темпоральным нексусом.
      – Соус! – вдруг воскликнул Кирк с неожиданным вдохновением. Он указал на чулан слева от Пикара:
      – Там бутылка соуса на второй полке слева, сразу за мускатным орехом.
      И тут же он опустил подкову на стол и начал соскребать подгоревшую яичницу, затем включил плиту и поставил сковороду на огонь.
      Пикар застыл в нерешительности. Получить помощь Кирка оказалось сложнее, чем он ожидал. Он хотел было отказаться сотрудничать, настоять на том, чтобы сейчас Кирк уделил вниманием ему.., однако инстинкт подсказывал, что нужно быть терпеливым. Он ведь, в конце концов, не терял времени, играя в одиночку: Гуинан сказала, что он сможет вернуться за мгновение до того, как Соран запустил зонд.
      Он слабо вздохнул и, взяв с, полки соус, передал Кирку. Пикар помолчал, наблюдая за тем, как Кирк вынул два яйца из старенького холодильника и разбил их на отчищенную сковороду, затем достал лопатку из ближайшего выдвижного ящичка и начал помешивать.
      – Как давно вы здесь? – спросил Пикар, просто чтобы поддержать разговор. Возможно, если ему удастся подыграть фантазиям Кирка, он добьется большего успеха.
      Кирк плеснул соуса на готовящиеся яйца.
      – Не знаю. – Он немного нахмурился, пытаясь вспомнить. – Я был на "Энтерпрайзе-В".., в дефлекторной комнате... – Он остановился и передал лопатку Пикару. – Помешайте пока, пожалуйста.
      Кирк двинулся к шкафчику, открыл его и начал расставлять тарелки на подносе для завтрака. Немного удивляясь собственной реакции, Пикар подавил волну негодования, которая возникла как ответ на приказ другого капитана, и послушно начал помешивать яичницу.
      – Перегородка передо мной исчезла, – небрежно продолжал Кирк, как будто такие события происходили с ним каждый день, – и вот я оказался здесь с топором в руках... – Он улыбнулся. – С тех пор я побывал и в нескольких тысячах других мест. Сначала с трудом мог верить во все это.., но потом привык. – Он вернулся назад к плите и взял сковороду у Пикара:
      – Спасибо.
      – Исторические записи говорят о том, что вы погибли, спасая "Энтерпрайз-В" от энергетической ленты почти восемьдесят лет назад, – сказал Пикар. Он подумал, что Кирк отреагирует на это, но довольная улыбка по-прежнему оставалась на лице капитана.
      Кирк вскинул голову, несколько удивленный, но ни в коей мере не отвлекся от своего приятного занятия.
      – Так вы говорите, что это двадцать четвертый век.., и я мертв? – произнося это, он снял сковороду с плиты и разложил яичницу по тарелкам, затем поставил небольшую вазу с цветами на поднос.
      – Не совсем так. Я сказал, что это своего рода...
      – ..Темпоральный нексус. – Улыбка Кирка стала еще шире. – Да, я слышал вас. – Он положил горячую сковороду в раковину и, повернувшись к подносу, нахмурился. – Чего-то не хватает...
      Словно в подтверждение его слов два кусочка тоста выпрыгнули из старинного тостера на стойке. Кирк улыбнулся, глядя на них с восторгом, положил по одному на каждую из тарелок и пошел к выходу из кухни с подносом в руках.
      Пикар последовал за ним; неожиданное отчаяние охватило его при мысли о том, что его шанс ускользает.
      – Капитан, – сказал он так твердо, как только мог, – мне нужна ваша помощь. Я хочу, чтобы вы покинули нексус вместе со мной.
      Кирк ничего не ответил, просто направился через обширную гостиную к деревянной лестнице. Пикар шел рядом, хотя было совершенно ясно, что Кирк хотел избавиться от своего незваного гостя.
      – Нам нужно отправиться на планету под названием Веридиан-Три, – продолжил он, – и остановить человека, который собирается уничтожить звезду. Миллионы судеб зависят от этого.
      Безразличие в глазах Кирка охладило его. Капитан пожал плечами и небрежно сказал:
      – Вы говорили, что история считает меня погибшим. Кто я такой, чтобы спорить с историей? – Пикар не смог скрыть гнева в голосе:
      – Вы офицер Звездного Флота, и у вас есть долг...
      Кирк резко остановился у подножья лестницы, повернулся лицом к другому капитану, его голос и выражение лица стали жесткими.
      – Не нужно читать мне лекцию. Я уже спасал Галактику в то время, когда ваш дедушка еще пачкал подгузники. И откровенно говоря, я думаю, что Галактика в долгу у меня! – Он сделал паузу, пытаясь обуздать свою ярость. – Я был когда-то таким же, как вы, – тут он, кажется, в первый раз действительно увидел Пикара. – Так был занят своим долгом и обязанностями, что ничего не видел перед собой, кроме мундира. И что же я получил в итоге? Пустой дом. – Тень упала на его лицо, он посмотрел на вершину лестницы. – Не в этот раз.
      Он прошел мимо своего знакомого.
      – Я собираюсь подняться по этим ступенькам, войти в спальню и сказать Антонии, что хочу жениться на ней. На этот раз все будет по-другому.
      И он взошел вверх по лестнице и исчез за дверью спальни, оставляя молодого капитана в одиночестве.
      Пикар решительно вздохнул и последовал наверх. Только на мгновение он задержался в нерешительности перед дверью спальни, стукнул по ней один раз и распахнул.
      Он застыл в дверном проеме. Не было никакой спальни, где должна была находиться мистическая Антония: это вообще была не комната, а старый сарай. Солнечный свет пробивался через щели в потолке, вилы и лопата висели на гвоздях, вбитых в противоположную стену. Пикар шагнул вперед, ступая на грязный пол, и вдохнул запах домашнего скота.
      Прямо перед ним стоял Кирк, держа в руках поднос с завтраком, и смотрел на все такими же удивленными глазами.
      – Это не похоже на вашу спальню, – сухо сказал Жан-Люк.
      – Нет, – ответил Кирк. Улыбка медленно расплылась по его лицу. – Нет, это не спальня. Это гораздо лучше.
      – Лучше?
      – Это сарай моего дедушки в Айове. – Кирк побежал вперед к стойлам, где находились лошади. Одна из них, уже оседланная (ее шкура была чернее угля), заржала, узнавая того, кто наклонился, чтобы погладить ее по шее. – Я поехал кататься на этой лошади девять лет назад.., в весенний день. – Вдохновленный, он побежал к дверям сарая и открыл их настежь; за ними простирался зеленый, залитый солнцем ландшафт. – Именно так. Если не ошибаюсь, это именно тот день, когда я впервые встретил Антонию.
      Он повернулся к Пикару:
      – Этот ваш нексус очень способный. Я могу начать все сначала, сделать это по-другому.
      Кирк поспешил назад к лошади, вскочил в седло и выехал из сарая.
      Пикар смотрел на постепенно исчезавших вдали лошадь и всадника только одно мгновение, затем снял со стены другое седло и нашел лошадь для себя. На этот раз он следовал за Кирком на почтительном расстоянии, постоянно держа капитана в поле зрения. Они проехали через чистую речушку, через рощу, состоявшую из древних дубов, и выехали на равнину, покрытую зеленой травой.
      Издали он наблюдал за тем, как Кирк, не замедляя хода, погнал своего скакуна во весь опор в направлении широкого оврага. В последнее мгновение, уже на самом краю, лошадь в красивом высоком прыжке пролетела по дуге над оврагом и приземлилась на другой стороне. Кирк немного придержал лошадь, затем остановил ее и повернулся, чтобы посмотреть на овраг, оставшийся за спиной. Он нахмурился, затем развернул лошадь и вновь помчался к оврагу, чтобы прыгнуть еще раз.
      Капитан сделал второй прыжок, однако на этот раз не двинулся с места и, нахмурившись, сидел в седле, глядя на Пикара, который приближался к нему.
      Кирк снова посмотрел на овраг; выражение его лица было печальным, на нем отразилось замешательство.., и впервые не было заметно никаких следов эйфории, возбуждаемой нексусом. Пикар почувствовал, как в нем зашевелилась надежда, но молчал, тогда как его компаньон пытался разобраться в своих чувствах.
      – Я прыгал через эту канаву, должно быть, раз пятьдесят, – наконец, спокойно сказал Кирк. – И каждый раз у меня душа уходила в пятки. Но не теперь. Потому что... – он сделал паузу, болезненно восприняв те слова, которые за этим последовали, – ..это все не настоящее. – Он поднял руку, заслоняя глаза от солнца, и посмотрел куда-то вдаль, в сторону холма. Пикар взглянул в том же направлении и увидел маленькую стройную женщину, которая вела под уздцы лошадь.
      – Антония?
      Кирк грустно кивнул.
      – Она тоже не настоящая, не так ли? Здесь нет ничего.., ничто здесь не имеет смысла... – Он печально посмотрел вокруг себя. – Это как своего рода.., небесное ныряние. Возбуждение на несколько минут, но в итоге ты ничего не сделал. Ты ничего не изменил... – Тут его взгляд упал на Пикара, и впервые он смотрел на стоявшего рядом человека внимательно, с интересом.
      – Капитан "Энтерпрайза", а? – он посмотрел на другого мужчину дружеским взглядом, его губы ни на дюйм не изогнулись в улыбке, но из уголков глаз потянулись лучики.
      – Именно так, – Пикар улыбнулся с облегчением, удивляясь тому, что эта информация все же отложилась в памяти Кирка.
      – Скоро на пенсию?
      – Я еще не планировал.
      – Что ж, разрешите сказать вам кое-что! – заявил Кирк с такой неожиданной страстью, которая стала для Пикара доказательством того, что теперь, по крайней мере, перед ним настоящий человек. – Не давайте им повышать вас, не позволяйте им перевести вас, и пусть никакая сила не отберет у вас капитанский мостик корабля. Потому что пока вы там, вы можете что-то изменить.
      – Не обязательно стоять на мостике звездного корабля, – твердо возразил Пикар, благодарный за то, что наконец-то его слова внимательно слушали. – Идемте со мной! Помогите мне остановить Сорана! Измените все снова. – Он сделал паузу, тон его голоса был таким же, как мгновением раньше у Кирка. – Вы правы: ничто здесь не реально, ничто не имеет значения. Но двести тридцать миллионов тех, кто погиб, когда Веридианское солнце было уничтожено.., они были реальными. Такими же, как и моя команда...
      Кирк наклонился вперед, выражение его лица было заинтересованным:
      – Команда "Энтерпрайза-D"?
      Пикар опустил глаза и коротко кивнул.
      – Все погибли, когда корабль был пойман шоковой волной от уничтожения солнца.
      Кирк отвернулся, посмотрел на женщину и просидел так молча некоторое время. Затем он повернулся и взглянул на Пикара; улыбка медленно озарила его лицо.
      – Кто я такой, чтобы спорить с капитаном "Энтерпрайза"? – Он сделал паузу, и насмешливые огоньки, такие же, какие Пикар обычно видел у Райкера, сверкнули в его глазах. – Как там было название планеты? Веридиан-Три?
      – Именно так, – сказал Пикар, испытывая невероятное облегчение оттого, что наконец-то добился успеха.
      – Насколько я понимаю, шансы не в нашу пользу и ситуация мрачная?
      – Можно и так сказать, – согласился Пикар.
      Кирк слабо вздохнул.
      – Конечно, если бы Спок был здесь, он сказал бы, что я иррациональный, нелогичный человек, раз собираюсь отправиться на такое дело... – Внезапно его лицо просияло:
      – Похоже, будет весело!
      И он последовал за Пикаром, даже не взглянув на приближающуюся женщину.

      – ТЕПЕРЬ ПРОШУ ПРОЩЕНИЯ, КАПИТАН. МЕНЯ ЖДЕТ СВИДАНИЕ С ВЕЧНОСТЬЮ, И Я НЕ ХОЧУ ОПОЗДАТЬ, – сказал Соран.
      Пикар быстро осмотрелся. За тысячную долю секунды до этого он скакал на лошади вместе с Джеймсом Кирком, глядя на зеленую равнину. Теперь же он снова был на пыльном плато, сидя на валуне в тени огромного дерева; в его руке были зажаты камешки. Над головой светило веридианское солнце, обдавая мягким теплом его кожу. Джеймса Кирка нигде не было видно. Прямо перед ним Соран, лицо которого светилось маниакальным предвкушением, повернулся и начал взбираться по помосту в направлении вершины скалы.
      Больше уже не оставалось времени для аргументов и взаимных убеждений.., не было времени для того, чтобы оглядываться по сторонам, спрашивая себя, действительно ли Джеймс Кирк покинул нексус. Пикар бросился на землю и полез под корень, молясь про себя, чтобы ему не пришлось увидеть, как мрачная история повторится снова. Места было очень мало. Он просунул голову внутрь купола силового поля и успел продвинуть плечи в арку, когда разряды ослепительно вспыхнули прямо перед его глазами. Вспышка на этот раз была необычайно сильной.
      Когда поле затрещало, он невольно дернулся, затем затих, тяжело дыша, и посмотрел вверх в направлении помоста. Черно-белая фигура Сорана замерла. Пикар с силой оттолкнулся ногами и проскользнул вперед по песку, но было слишком поздно. На вершине помоста Соран повернулся в его сторону, затем рывком вскинул что-то с бедра. "Фазер", – узнал Пикар. Он сделал вдох, закрыл глаза и залег...

* * *

      Соран поднял свой фазер и начал всматриваться в облако пыли и дыма у самых корней дерева, где Пикар извивался, пытаясь пролезть под силовым полем. Ученый спрыгнул вниз на один уровень, держа, оружие, готовое к стрельбе. Он был полон ярости. Не было времени, совершенно не было времени заниматься фазером! Ему нужно было убить этого человека сразу, как только он появился, чтобы уберечь себя сейчас от лишних хлопот.
      "Но нет, это, должно быть, просто слабость. А какой смысл? Скоро на тебе будет кровь двухсот тридцати миллионов... С чего тебе было жалеть этого?" Ветер усилился, рассеивая туманную пелену, чтобы показать опаленную землю на том месте, где лежал капитан.
      Но Пикара там не было...
      Расстроенный Соран стал оглядываться по сторонам сквозь летящие клочья дыма. Никаких признаков капитана...
      Но небо над ним засияло с таким неожиданным; давно забытым великолепием, что заставило Сорана замереть и уставиться вверх. Змея сияющего радужного света метнулась по небу, ослепляя его своим величием, маня красотой, и его расширенные глаза наполнились слезами.
      Нет времени. Не было времени искать Пикара, не было времени ни для чего, кроме как взобраться на помост и приготовиться к исчезновению из этого темпорального ада.
      Соран полез вверх, его глаза стали невидящими из-за ослепительного сияния ленты, из-за слез. Его душа, минуту назад еще отягощенная мыслью о грядущей гибели жителей Веридиан-Четыре, Пикара, тех, кто был на борту "Энтерпрайза", теперь стала легкой, как пушинка, защищенная от всего бренного предвкушением того, во что он сейчас собирался погрузиться.
      Леандра...
      О чем была та земная притча? О бриллианте, О бесценной жемчужине. О том, что обладание ею было дороже всего на свете. Конечно, в отличие от всех других, он понимал сказку. Нексус стоил любого количества жизней: кто мог назвать цену вечному раю? Он улыбнулся, поднимаясь еще на одну ступень, представляя себе прикосновение ладони Леандры, мягкой, прохладной ладони, к его щеке.
      Он откинулся назад, когда что-то твердое и быстрое столкнулось с его челюстью.
      Ботинок. Каким-то образом ему удалось удержаться и не упасть; он оперся одной рукой о помост и посмотрел вверх, на то, чего не могло быть. Незнакомец. Но что было странно: Сорану казалось, что он видел его голографии много раз. Человек с каштановыми волосами с проседью, в мундире офицера Звездного Флота, который Соран не видел в течение почти века...
      И в эту мелькнувшую миллисекунду ученый взвыл, когда из глубины его воспоминаний наконец-то всплыло имя.
      Джеймс Кирк. Это капитан Джеймс Кирк, тот, который умер, когда "Энтерпрайз-В" был пойман энергетической лентой. Предположительно погибший.., но ясно, что Кирк, должно быть, был переправлен вместо этого в нексус. Но что он делает здесь?..
      Соран рванулся назад и схватился за ступеньку обеими руками. Но прежде чем он смог подняться, Кирк ударил снова. Соран рухнул, упал на спину с резким криком и лежал так, беспомощный, несколько мгновений; ветер обдувал его лицо. Было видно, как над головой, в небе, приближалась энергетическая лента, ослепляя многоцветной яркостью.
      Кирк спрыгнул на землю рядом с ним, подняв небольшое облако пыли, и схватил руки Сорана, прежде чем ученый смог дотянуться до фазера у себя на поясе. Человек был силен, но сила Сорана была порождением отчаяния сумасшедшего. Он высвободился из захвата с диким ревом и краем глаза увидел Пикара, который стоял рядом с контрольной панелью установки запуска.
      Странная мысль промелькнула в его сознании:
      Пикар каким-то образом побывал в нексусе и нашел там помощь, понимая, что не может одновременно перепрограммировать установку запуска и отвлечь Сорана. Но как Пикар мог побывать в нексусе? Разве что.., разве что...
      Разве что он, Соран, добился-таки успеха. Если только он уже нашел путь в объятия Леандры. Горечь охватила его: тогда он должен быть сейчас с ней, а не здесь. И не отбиваться от нападавшего призрака.
      Кирк ударил, когда Соран снова попытался дотянуться до своего фазера. Ученый взвыл от отчаяния и потянулся к горлу капитана...
      Тем временем Пикар сражался с платформой запуска. Обозначения на контрольной панели были написаны непонятными инопланетными иероглифами, возможно, эль-аурианскими, и полдюжины экранов демонстрировали лишенные смысла визуальные изображения и графики. Он пялился на них несколько секунд, затем бросил взгляд вверх, на приближающуюся энергетическую ленту, понимая, что у него не было никакого шанса, кроме как начать наугад нажимать на кнопки.
      Он так и сделал: начал нажимать на все клавиши, начиная с одного края консоли и продвигаясь к другой ее стороне. Нажатие на первые шесть кнопок не принесло очевидного эффекта; Пикар продолжал нажимать кнопки в надежде активировать новый экран, найти новую панель, найти какую-нибудь возможность повлиять на запуск.
      Наконец он дотронулся до кнопки, и экран сверкнул, на нем появилось изображение Веридианского солнца, пойманного в перекрестие прицела. Возбужденный Пикар начал нажимать на все кнопки, которые, как ему казалось, должны были изменить курс зонда.
      И вдруг установка запуска зонда и контрольная панель ушли в подпространство.
      Пикар отшатнулся, поняв, что смотрит на пустое место и на землю, которая ушла на метр у него из-под ног. Он обернулся в сторону Кирка и стал свидетелем короткого, но жестокого поединка между ним и Сораном. Фазер был выбит из руки ученого и отброшен на песок, а двое мужчин, согнувшись в боевых стойках, ходили кругами вокруг него.
      Внезапно Соран прыгнул к оружию; Кирк перехватил его и нанес такой жесткий и сильный удар кулаком в челюсть Сорана, что тот оказался отброшенным назад.
      Ученый упал, потеряв сознание. Кирк встал над ним, тяжело дыша и с гримасой боли на лице потирая спину.
      – Кирк! – окликнул Пикар. – В его правом кармане есть контрольная панель!
      Кирк вскинул голову, поднял одну бровь при виде капитана, который стоял в воздухе, затем наклонился и вынул панель из кармана Сорана. Он нахмурился и начал работать с прибором; по счастью, он был не таким сложным, как основная контрольная панель. Он нажал всего лишь несколько контролей, прежде чем платформа запуска возникла из подпространства.
      Пикар тут же вернулся к своим отчаянным попыткам, и ему даже в голову не пришло взглянуть в сторону Кирка, когда тот сказал с удовлетворенностью в голосе:
      – Двадцать четвертый век не такой уж крутой!
      Послышался пронзительный, чудовищный звук фазера; Пикар в ужасе поднял глаза и увидел, как Кирк упал на песок; клубы дыма поднимались от его мундира на спине. Соран поднялся – его глаза были ужасающе холодными – и направил оружие на Пикара.
      Послышалось жужжание, затем рев, за которым последовала вспышка пламени, которая заставила Пикара поднять руку, чтобы заслониться от внезапного жара. Зонд, прогрохотав, взметнулся вверх, в Веридианское небо, подобно большой темной птице.
      Соран замер, наблюдая за снарядом, а у Пикара захватило дух от надежды и страха.
      Зонд летел прямо на Веридианское солнце.., затем сделал резкий, крутой поворот и уклонился в направлении поверхности Веридиан-Три. На лице Сорана застыло выражение скорби, когда зонд исчез где-то в джунглях. Прошла секунда, вторая, и затем стая птиц вспорхнула вверх, когда громадное далекое пламя взрыва озарило Веридианское небо.
      Соран уронил фазер на землю и бросился вверх по помосту. Он взбирался, пока не достиг вершины скалы, и стоял там, на высоте, вытянув руки вверх, он хватал ими воздух и хрипел, как сумасшедший, как будто бы изо всех сил пытаясь поймать ленту, полосой пересекшую небо. – Леандра!..
      Пикар, не обращая внимания на Сорана, бросился к Кирку. Рана от разрывателя на спине капитана была глубокой. Настолько глубокой, что были видны опаленные внутренние органы. Пикар наклонился и мягко схватил запястье Кирка. Пульс раненого капитана был учащенным, но очень слабым, еле уловимым, кожа холодной и влажной: он был в шоке. Когда Пикар осторожно перевернул его на неповрежденную сторону, его веки задрожали.
      Даже если бы Кирка немедленно переправили в больничный отсек, вряд ли что-нибудь можно было сделать, поскольку рана, вероятнее всего, была смертельной. Все же Пикар не мог смириться с тем, что сейчас так ясно видел и отчетливо осознавал: что он вытащил Кирка из рая только для того, чтобы тот погиб.
      – Неееет!.. – взревел Соран, и Пикар поднял глаза вверх и увидел, как тот хватается за воздух.., в направлении далекой ленты, которая теперь уже медленно, но верно удалялась.
      Окончательно сломленный, ученый поднял сжатые в кулаки руки к вискам и согнулся пополам, словно охваченный предсмертной агонией. И тут его дикий взгляд упал на двоих у подножья помоста. Это был, как понял Пикар, взгляд человека, который перешагнул границу полного сумасшествия.
      – Вы! – раздался истерический, ломающийся крик Сорана. Он бросился вниз, соскочил на два уровня и бросился с помоста на Пикара.
      Пикар почувствовал страх... Нет, он не боялся Сорана, но просто понял, что для него остался только один путь. Он больше не мог оставить ученому возможности разрушать и убивать.
      Он поднял валявшийся недалеко от Кирка фазер и выстрелил.
      Заряд попал падающему Сорану прямо в грудь. Он упал.., он был мертв еще до того, как коснулся поверхности, и капитан не мог надеяться на то, что нашел успокоение, которого так жаждал. Тело Сорана глухо ударилось о землю. Послышался слабый, резкий звук бьющегося стекла. Что-то яркое и сияющее выкатилось из его кармана и остановилось на песке рядом с ученым: его карманные часы, только теперь их хрустальная поверхность была разбита.
      Пикар повернулся к Кирку и обхватил его голову руками. Глаза раненого открылись, он хрипел, дыхание было слабым.
      – Хороший выстрел...
      Кирк кашлянул, закрывая глаза от боли. Маленькие капельки крови выступили на его запекшихся губах.
      – Я найду способ связаться с "Энтерпрайзом", – сказал Пикар, зная, что он не мог найти такой возможности, что все было безнадежно, что легендарный капитан на этот раз действительно умирал. Эта мысль наполнила его странной грустью. Несмотря на то, что он всегда считал Джеймса Кирка умершим, несмотря на мимолетность их встречи, он чувствовал глубокую родственную связь с этим человеком. – Все будет в порядке.
      Кирк заговорил снова – так тихо, что Пикару пришлось наклониться к его губам, чтобы расслышать:
      – Мы сделали это? Мы изменили?..
      – Да. – Пикар сделал глубокий вдох и проглотил комок в горле. – Спасибо.
      – Это самое меньшее, что я мог сделать.., для капитана "Энтерпрайза"... – скорчившись от приступа боли, он кашлянул еще раз, и глубокий булькающий звук раздался в его легких. Кровь заполнила рот и струйкой потекла с губ.
      – Попытайтесь держаться, – поспешно сказал Пикар. Он сжал холодную руку умирающего в своей руке.
      Кирк отрешенно смотрел в небо, солнечный свет освещал его черты. Потом боль и страдания, казалось, оставили его, и выражение его лица стало умиротворенным.
      В далеких джунглях стая птиц начала щебетать.
      – Все в порядке... – Кирк сделал слабую попытку пожать руку другого капитана.., стараясь, как осознал Пикар, успокоить своего компаньона. – Я пережил достаточно для сотни жизней...
      Слабая улыбка озарила его лицо:
      – Это было весело...
      И он умер, сделав последний, удовлетворенный вздох на руках Пикара.

* * *

      Диана Трой вдохнула дым и закашлялась, затем дернулась от внезапной резкой боли в области ребер и окончательно пришла в себя. Она шевельнулась и осознала, что выброшена из своего кресла и сейчас лежит поверх консоли, так что ее плечи и руки свисают вниз. Дэйта сидел, наклонившись вперед над навигационной консолью, рядом с Дианой, его руки все еще сжимали ее лодыжки. Очевидно, он удержал ее от столкновения с видовым экраном. Похоже, Дэйта почувствовал ее движения и тоже начал оживать. Он выпрямился, разжал руки и помог ей спуститься с консоли.
      – Советник? С вами все в порядке? – сам Дэйта казался целым и невредимым. Его волосы были взъерошены, глаза расширены в шоке.
      Она кивнула, хотя ее ноги все еще дрожали, и снова скорчилась, когда приступ боли опять пронзил ее тело: видимо, было повреждено ребро и порваны мышцы плеча. Слава Богу, на корабле было тихо и земля под ее ногами была твердой.
      На мостике стоял смог от оплавленных консолей, но было странно светло. Трой краем глаза взглянула на сияние и поняла, что лучи света доходили до нее профильтрованными через дым. Сначала она подумала о том, что, возможно, волшебным образом восстановилось аварийное освещение. И тут она подняла глаза вверх и увидела через пелену дыма солнечный свет, который проникал внутрь, в разбитый купол мостика. Две птицы подлетели и уселись на краю дыры, с любопытством осматривая тех, кто был внизу.
      – Я думаю, мы приземлились, – прошептала Трой ., самой себе. Дэйта уже ушел прочь и помогал другим подниматься на ноги. Она повернулась палубе увидела Ворфа, который пытался сесть. Очевидно, он был выброшен через тактическую консоль.
      И тут Трой заметила Райкера, который неподвижно лежал лицом вверх рядом с командным креслом. Его шея была неестественно вывернута, глаза закрыты, пустой взгляд устремлен на разорваный купол – Мой Бог, Билл! – она бросилась к нему, совершенно уверенная, что она мертв, и упала на колени.
      – Со мной все нормально, – прохрипел он. – Просто наслаждаюсь видом... – он медленно и осторожно сел на палубе. – Доклад...
      Дейта появился из пелены дыма с Ворфом, который шел рядом.
      – Все системы вышли из строя, сэр, – сообщил андроид. – Я не знаю, как выдержали остальные части корабля. Но на мостике жертв нет. Только небольшие повреждения.
      – Хорошо, – сказал Райкер. Он дотянулся до спинки вывернутого командного кресла и, игнорируя предложения помощи со стороны Дианы и Дэйты, рывком встал на ноги. – Эвакуировать мостик и организовать поисковые группы из всех членов персонала, которые серьезно не пострадали.
      – Есть, сэр. – Дэйта повернулся и направился в сторону аварийного выхода; Ворф и Трой последовали за ним.
      На полпути она остановилась как вкопанная, ослепленная не физическим шоком – следствием падения, но словно витавшим в воздухе призраком присутствия чего-то другого. Реальность заколебалась в ее сознании; на мостике внезапно сгустились сумерки.
      "ШОКОВАЯ ВОЛНА", – осенило ее с неожиданно подступившей паникой. Она услышала приглушенное гудение и подняла глаза к пробитому куполу. Птицы щебетали, купаясь в теплом солнечном свете. Небо было ярким и спокойным. Она сделала глубокий вдох и содрогнулась всем телом освобождаясь от призраков и от страха. По какой-то непонятной причине она почувствовала сейчас то же, что и тогда, когда капитан рассказал ей о возможном варианте будущего, которое касалось ее: ощутила, что ей дается еще одна жизнь.
      – Диана? – Билл шагнул к ней, на его лице была озабоченность. – С тобой все в порядке?
      Ворф и Дэйта остановились и повернулись к ней.
      Она посмотрела на них, заметив беспокойство в глазах Билла, и внезапно ее охватило чувство благодарности за то, что она жива и окружена дорогими ей людьми, ощущение драгоценности этого мига.
      – Да, – ответила Трой мягко, когда, наконец, ей снова удалось обрести голос, и улыбнулась. – Да, Билл.., все просто отлично.

* * *

      На пыльном плато Пикар вырыл могилы для Кирка и Сорана фазером, от которого они оба погибли. Он похоронил Сорана рядом со скалой, где ученый построил помост, который, как он планировал, должен был вернуть ему жену и детей.
      Кирка он похоронил в тени древнего дерева, в том месте, откуда открывался вид на джунгли и на чистое небо. К тому времени, когда он установил последний камень на могиле капитана, небеса покраснели и наступили багровые сумерки. На горизонте над деревьями и горами Веридианское солнце опускалось все ниже и ниже, струи его лучей окрасили белые могильные камни лилово-оранжевым светом.
      Долгая миссия была закончена, Пикар вытащил булавку – знак отличия капитана корабля – из своего кармана и прикрепил ее на вершине могилы. В первые минуты, когда он осознал, что Кирк умирает, Пикар испытал невыносимое чувство вины. Ведь это именно он заставил Кирка сменить вечное счастье в нексусе на смерть. Но он знал, поняв это из встречи с капитаном, что Кирк не смог бы поступить иначе.
      И жертва Кирка, которую он принес так радостно, так легко, освободила Пикара от жгучего желания вернуться к Рене и Роберу, к его ненастоящей жене и детям. Он вспомнил гнев на лице Гуинан:
      Я НЕ ХОТЕЛА УХОДИТЬ... ВСЕ, О ЧЕМ Я МОГЛА ДУМАТЬ, – ТАК ЭТО О ТОМ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД...
      Но когда он стоял, подняв руку в салюте, над могилой Джеймса Кирка, и глядел на красочный Веридианский закат, то чувствовал лишь облегчение оттого, что ему удалось вернуться назад, в реальность.
      Кирк понимал это. Существование в нексусе не имело ни смысла, ни цели. Вечно – да, но не реально. И хотя жизнь за пределами нексуса была временным, быстро проходящим феноменом, это только придавало каждому ее мигу больше ценности, больше остроты.
      Воздух был прохладным; Пикар стоял так несколько минут, думая о том, что и он, и миллионы других были должниками Джеймса Кирка. И тут он взглянул вверх при звуке ревущего двигателя и заметил что-то бледное на фоне сумеречного неба.
      Шаттл с "Энтерпрайза"! Он приземлился грациозно и мягко на площадке неподалеку от скалы, не подняв пыли. Пикар быстро пошел мимо деревьев, чтобы встретить прибывших, и появился в тот самый момент, когда крышка люка открылась и показались ля Форж и Ворф.
      Ворф выпрыгнул первым, щуря глаза в сгустившихся сумерках, чтобы рассмотреть своего командира.
      – Капитан, с вами все в порядке?
      – Да, – устало сказал Пикар.
      – А что с Сораном? – спросил Ля Форж, замявшись в дверном проеме.
      Пикар заколебался, думая о двух оставшихся за спиной могилах, скрытых деревьями и кустарником. Без сомнения, в будущем он подробно доложит о том, что произошло с ним на плато и в нексусе, что случилось с Джеймсом Кирком и Сораном.., но сейчас он хотел всего лишь возвратиться на корабль и отдохнуть.
      – Вам не нужно больше о нем беспокоиться. – Он двинулся к входу в шаттл.., и остановился, покосившись в тусклом свете на небольшую повязку, которой был обмотан лоб Джорди, на рваную форму Ворфа, на опаленные вмятины в боку шаттла.
      – Были проблемы с клингонами?
      Ля Форж переглянулся с Ворфом; несколько мгновений царило гробовое молчание: видимо, никто из них не хотел отвечать. Наконец, Джорди тяжело вздохнул:
      – Можно и так сказать...

* * *

      Бортовой журнал капитана. Дата по звездному летоисчислению 48650.1.
      "Звездный корабль "Фарагут" прибыл на орбиту и начал телепортировать выживших с "Энтерпрайза" на борт, чтобы переправить назад на Землю.
      Наши потери были малозначительными.., но, к несчастью, сам "Энтерпрайз" не может быть восстановлен".

* * *

      Пикар сделал паузу, занося записи в бортовой журнал, и посмотрел через открытый дверной проем на нескончаемый поток персонала в коридоре... Кто-то из членов команды нес личные вещи, которые им удалось спасти из своих кают, некоторые тащили уцелевшее оборудование, другие несли раненых на носилках. Освещенный лишь аварийными огнями, коридор вел в направлении открытого люка, за которым простиралась зеленая равнина и залитое светом солнца небо Веридиан-Три.
      – Компьютер, – сказал Пикар, поворачиваясь в своем кресле к окну, в котором виднелись вершины далеких гор, – закончить записи. Мне бы хотелось чашечку чая "Эрл Грэй". Горячего. – Он оперся локтями о полированную поверхность стола в конференц-зале. Его собственная каюта была превращена в обломки, и у него до сих пор не было времени покопаться в них. Вместо этого он был занят работой здесь, в одном из немногих мест, где функционировала связь и компьютеры корабля.
      – Этот сорт в настоящее время недоступен, – прогудел компьютер. – Выбор сортов чая ограничен: банчу, ежевичный или Тиреллианский мятный.
      Пикар вздохнул:
      – Ладно, не надо.
      Неожиданная тень упала на стол. Он поднял глаза и увидел Гуинан: она улыбалась, стоя в дверях.
      – Рада видеть тебя снова. – Казалось, она оставалась прежней даже в этом хаосе и ужасные события совсем не затронули ее.
      – Я тоже рад тебя видеть, – он ответил ей улыбкой. – Я хотел спросить...
      – Я знаю... – выражение ее лица стало загадочным. – И я хотела извиниться за то, что недооценивала тебя, Жан-Люк. За то, что боялась, что ты не вернешься.
      – У меня были причины. Веридиан-Четыре. Эта команда.., и ты, Гуинан. – Он заколебался. – Почему ты мне все тогда не рассказала? – Он развел руки, обводя поврежденную комнату и то, что было за открытой дверью.
      Она ответила не сразу, а прислушалась к резким, серебряным голосам птиц снаружи. Гуинан повернулась к окну и сказала:
      – Некоторым вещам суждено случиться. Так, тебе было суждено спасти Веридианскую звезду. И это... – она обвела взглядом окружающую картину. – Это тоже должно было произойти.
      – Но несколько членов команды погибли, – сказал тяжелым голосом Пикар. – Мы потеряли семнадцать...
      – Да... – Гуинан грустно кивнула, в ее глазах отразилось понимание. – И именно так все должно было произойти. Смерть не всегда поражение, Жан-Люк. Это – часть рождения, это путь, которым идет Вселенная. – Она сделала паузу. – Я была в местах, где жители плакали при рождении и праздновали смерть. Наверное, это не такая уж плохая идея – воспринимать все в развитии.
      – Так значит, мне было суждено спасти Веридиан-Четыре и большую часть команды, – сказал Пикар, – но не этих семнадцать?.. – Он еле заметно покачал головой:
      – Если бы ты только мне сказала...
      Она перебила его:
      – ..ты вернулся бы в еще более далекое прошлое, чтобы спасти их в любом случае. Я знаю. Именно поэтому я не сказала тебе. – Она печально, устало вздохнула. – Иногда это не легко – знать о каких-то вещах. – Она подняла глаза и огляделась по сторонам. – Я буду скучать по этому кораблю...
      Пикар кивнул. Чувство глубокого облегчения от того, что он спас население Веридиан-Четыре и свою команду, было омрачено потерей этих семнадцати и потерей корабля. Он горевал по нему.., не так сильно, конечно, как по Роберу и Рене, но все же чувствовал скорбь.
      Однако он не ощущал злобы и гнева от потери, как тогда, когда услышал о смерти своего брата и племянника. Опыт, приобретенный им в нексусе, и встреча с капитаном Кирком изменили его, помогли оценить то, что было временным, то, что мелькало и уходило в небытие.., как раз из-за его непостоянности.
      – Я хочу поблагодарить тебя, – сказал он Гуинан, – за то, что ты помогла мне в нексусе. За то, что познакомила меня с Кирком. – Голос его смягчился, и он сказал ей то, что еще не открыл никому:
      – Он вернулся сюда, на планету, со мной и погиб, помогая остановить Сорана.
      – Я знаю, – сказала Гуинан очень тихо; на этот раз в ее взгляде не было веселья. – Это тоже должно было произойти. Иногда Вселенная может быть очень справедливой. Он умер так, как всегда хотел, – изменяя ход событий.
      При этих словах Пикар резко поднял голову, вспоминая последний вопрос, который задал ему Кирк; затем его губы расплылись в еле заметной улыбке:
      – Я надеюсь, что когда придет мое время, Вселенная будет так же добра ко мне.
      Она потянулась через стол и положила свою теплую руку на его.
      – Я думаю, что так и будет, Жан-Люк, – сказала она и улыбнулась. – Так и будет...

      Диана Трой стояла посреди руин грузового отсека, сканируя их своим трикодером в поисках признаков жизни.
      Как никто другой, она осознавала, насколько близко они все на этот раз подошли к порогу смерти. Созданная воображением картина того, что могло произойти, как и видения, посетившие ее на мостике вскоре после катастрофы, все еще не отпускали Диану, возникая в ее сознании с ужасающей реалистичностью.
      В то же время она чувствовала себя освобожденной, помолодевшей после того мимолетного прикосновения смерти. Это помогло ей вспомнить, что было самым важным, и избавиться от тревоги за Ворфа и Билла и не волноваться о том, что скрывало будущее.
      Она разговаривала с ними обоими и поняла, что они чувствовали то же, что и она: были просто благодарны судьбе за то, что остались живы, и хотели, чтобы любые отношения развивались естественно, своим путем.
      С момента катастрофы она успела поговорить со многими членами команды, пытаясь помочь им справиться с эмоциями. Удивительно, но создавалось впечатление, что капитан словно родился заново. Трой ожидала, что потеря "Энтерпрайза" ударит по нему с удвоенной силой, но Пикар воспринял это нормально и, казалось, справился со своей скорбью по поводу смерти племянника и брата.
      В гораздо большей степени она была озабочена состоянием Дэйты. В этот момент Диана стояла рядом с ним, глядя на обломки разрушенных перегородок и оголенные, перепутанные цепи.
      Выражение лица андроида было несколько встревоженным, но он держал себя в руках, направляя трикодер на груду обломков.
      – Я хотел бы поблагодарить вас, советник, за то, что вы помогаете мне в поисках. Это очень благородно с вашей стороны.
      – Нет проблем, Дэйта. – Она подняла глаза от своего трикодера и улыбнулась ему. – Я уже выяснила все, что только было можно. Боюсь, что больше мне ничего не сделать.
      – Вы справляетесь со своими потерями очень достойно. Гораздо лучше, чем я... – Он грустно вздохнул, переходя в другую зону разрушения, и снова начал сканировать.
      – Это другое, Дэйта. Я потеряла всего лишь вещи... Но меня чрезвычайно впечатляет то, как ты справляешься с этим.
      Андроид кивнул и сказал с легким оттенком искренней гордости:
      – Это было сложно, но я уверен, что держу ситуацию под контролем.
      – Так ты решил не снимать эмоциональный чип?
      – Теперь нет, – сказал Дэйта, глядя на руины. – Сначала я был не готов к непредсказуемой природе эмоций.., но после того, как испытал двести шестьдесят одно эмоциональное состояние, я уверен, что научился контролировать свои чувства. – Он расправил плечи с такой трогательной и наивной решимостью, что Диана еле сдержала улыбку. – Они больше не смогут управлять мной.
      – Что ж, Дэйта, – одобрительно ответила Трой, – надеюсь, что... – она остановилась как вкопанная, так как ее трикодер засигналил, и посмотрела на показатели. – Здесь! – Она возбужденно махнула андроиду:
      – Мне кажется, я что-то нашла!
      Дэйта поспешил к ней, его глаза были расширены от ожидания и надежды.
      Трой повернула свой трикодер так, чтобы он юг посмотреть на показатели.
      – Есть признак жизни, очень слабый. – Андроид передал ей свой трикодер и наклонился к источнику излучения – упавшей перегородке, которую он тут же отбросил в сторону рывком нечеловеческой силы. Под ней лежали куски металла и разбросанное содержимое контейнерных хранилищ: скомканная форма, ботинки, какая-то еда, медицинские принадлежности; все это Дэйта начал раскапывать с поразительной быстротой, пока, наконец, не добрался до куска пластиковой панели.
      Он отодвинул ее прочь, и под ней оказалась Пятно, безопасно укрывшаяся под обломками. Она посмотрела на андроида и издала горловой заунывный звук.
      – Пятно! – Дэйта нагнулся и, схватив кошку, уткнулся лицом в ее рыжую шерсть. Она тут же начала мяукать – так громко и с таким удовольствием, что Диана тут же восторженно засмеялась.
      – Я очень, очень счастлив, что нашел тебя, Пятно, – пробормотал Дэйта, прижимая животное к груди.
      – Еще одна семья соединилась! – Трой не смогла сдержать улыбки. Она прошла среди груд мусора и встала рядом с согнувшимся андроидом, наклоняясь, чтобы погладить Пятно.
      Дэйта повернулся, показывая золотистые глаза, полные слез; улыбка Трой моментально погасла.
      – Дэйта, – спросила она спокойно, одновременно удивленная и тронутая чувствами андроида, – с тобой все в порядке?
      Он неловко пожал плечами, отчего капля упала с его щеки:
      – Не уверен, советник. Я счастлив видеть Пятно.., а почему-то плачу. Чип, наверное, сломался. – Трой мягко положила руку ему на плечо:
      – Нет, Дэйта. Я думаю, что чип работает отлично.
      Он посмотрел на нее и улыбнулся сквозь слезы.

* * *

      Пикар стоял, склонившись над тем, что осталось от его каюты, перебирая в руках остатки прошлого.
      Он понял из общения с Сораном, что глупо держаться за то, чего уже нет и что нельзя вернуть, ведь все это было преходящим.
      Здесь было много из того, что ему принадлежало, а теперь казалось уничтоженным, – вещи, которые он ценил, по которым будет скучать. Сейчас, однако, они казались ему незначительными в свете того опыта, который он приобрел, пройдя рядом с нами и напоминает, что нужно дорожить каждым мгновением жизни.., потому что оно больше не повторится. Мы ведь, в конечном счете, смертны.
      Какое-то мгновение Райкер молчал; затем знакомый шаловливый огонек зажегся в его глазах:
      – Говорите за себя, сэр! Я собираюсь жить вечно.
      Капитан улыбнулся ему, когда они шагнули от руин его каюты на разрушенный мостик. Тень упала на лицо Райкера, когда он посмотрел на капитанское кресло.
      – Я всегда думал, что в один прекрасный день займу это кресло...
      – У вас все еще остается шанс, – сказал Пикар. – Что-то я сомневаюсь, что это последний корабль с именем "Энтерпрайз". – Он заколебался на мгновение, в последний раз обводя взглядом мостик, чтобы запечатлеть его в памяти навсегда, затем коснулся своей комброши.
      – Пикар – "Фарагуту". Двоих на борт.
      Капитан выпрямился, услышав мягкое жужжание транспортатора, и стоял, не шевелясь, наблюдая за тем, как прошлое исчезало у него на глазах.