Падение Башен

Джерин крутнулся.

— Ты не понимаешь! С кем воюем мы? Мы не знаем?! По ту сторону радиационного барьера нечто безымянное. Почему мы воюем?

— Потому что... — начал надоевший голос от бара.

— Потому что, — перебил его Джерин, — мы должны воевать. Торомон дошел до такого состояния, что его излишества должны быть связаны с чем-то внешним. Наши законы стали строже якобы для того, чтобы остановить беззакония. Наша наука опередила нашу экономику. Но на самом деле законы ужесточились для того, чтобы поставлять рабочих в рудники. Рабочие будут добывать больше тетрона, все больше горожан останется без работы и будут нарушать законы; чтобы выжить. Десять лет назад до аквариумов, рыба была в пять раз дешевле, чем сейчас. Безработных в Тороне было четыре процента, а сегодня они составляют двадцать процентов от городского населения. Четверть нашего города голодает. И каждый день прибывает все больше людей. Что мы будем с ними делать? Университеты увольняют профессоров, чья наука не подходит для лишения людей работы. Что мы будем с ними делать? Пошлем воевать. Постепенно рудники завалят нас тетроном, его будет слишком много даже для аквариумов и гидропонных садов. И мы будем использовать его для войны.

— А что потом? — спросил Тил.

— Мы не знаем, с кем воюем, — повторил Джерин. — Может, мы будем сражаться сами с собой, но не будем знать этого. Судя по истории, во время войны каждую сторону держали в неведении относительно другой, или говорили им ложь вместо правды. Но правда может быть... — его голос оборвался.

— Какой же у вас план? — спросил Тил. У стойки опять засмеялись.

— Каким-то образом мы должны спасти хотя бы часть от грядущего уничтожения. Лишь немногие из нас знают все, знают, что надо делать.

— Что? — снова спросил Тил.

Джерин неожиданно повернулся.

— Выпьем! Выпьем все!

Все оживленно двинулись к бару.

— Какой у вас план? — снова спросил растерявшийся Тил.

— Я расскажу тебе, — почти шепотом ответил старик, — но не сейчас... — он опять обернулся назад. — Пить до дна!

Трое мужчин, уже получивших стаканы, одобрительно закричали.

— Вы со мной, друзья? — спросил старик.

— С тобой! — крикнули еще шестеро, стукнув стаканами по столу.

— Мой план... — начал Джерин. — У всех есть стаканы? Еще один круг на всех!

Раздались общие крики одобрения.

— Мой план... понимаете, он не совсем мой, это лишь малая часть великого плана. Мой план — похитить принца Лита из дворца. Это та часть, которую должны выполнить мы. Вы со мной, друзья?

Поднялся крик. Кто-то у стойки затеял драку. Голос Джерина пробился сквозь шум, заставив его на несколько секунд утихнуть, и перешел в затихающий шепот:

— Вы должны быть со мной! Сегодня ночью! Я... Я так планировал.

Тил нахмурился, а Алтер покачала головой. Старик закрыл глаза. Рэра встала рядом с ним.

— Ты сам заболеешь от этого крика. Давай, я отведу тебя наверх, в твою комнату.

Когда она повернула старика к лестнице, гигант со шрамом встал, пристально поглядел на Джерина и осушил свой стакан. Джерин кивнул, тяжело вздохнул и позволил Рэре вести его. Тил и Алтер смотрела ему вслед. Пьющие снова зашумели.

Глава 3

Она сделала запись в блокноте и взяла жемчужную застежку, которой скрепляла плечи своего белого платья.

— Мэм, я причешу вас? — спросила горничная.

— Одну секунду. — Кли повернулась к интегральным таблицам, определила дифференциал субкосинуса А плюс В и перенесла его в блокнот. — Можешь начинать. — Она отодвинулась в гамаке и подняла с шеи темную массу волос.

Горничная взяла это эбеновое богатство и потянулась к концу серебряной цепочки с нанизанными через каждые полтора дюйма жемчужинами.

— Мэм, что вы там рисуете?

— Надеюсь установить инверсию субтригонометрических функций. Мой учитель в университете открыл непрерывные функции, но никто еще не доходил до обратных.

Горничная вплела цепочку и воткнула гребень в каскад волос, упавших на плечо Кли.

— А... а что вы будете делать с ними, когда найдете?

— Да-а, — сказала Кли, — действительно, они будут совершенно бесполезны. Когда-нибудь мы найдем им применение, но пока они бесполезны. Но интересны.

— Наклоните голову чуть влево, мэм. Вы будете выглядеть превосходно. — Пальцы ловко сделали волну в волосах. — Прямо замечательно.

— Надеюсь, что Тумар придет. Без него будет скучно.

— Но ведь король приедет, — сказала горничная. — Я сама видела карточку его согласия.

— Мой отец будет радоваться этому больше, чем я. Мой брат ходил в школу вместе с королем до... до коронации Его Величества.

— Удивительно! — сказала горничная. — Подумать только! Они дружили!

Кли пожала плечами.

— Мэм, вы видели бальный зал? А все закуски из рыбы. Знаете, это самая мелкая из тех, что выращивает ваш отец.

— Знаю, — улыбнулась Кли. — Не думаю, что я когда-нибудь съем в своей жизни хоть одну папину рыбу. Это прямо ужасно. Но считается, что она очень хорошая.

— Очень хорошая, мэм, очень. Ваш отец замечательный человек Он выращивает такую хорошую, крупную рыбу. Но правда ведь, она чем-то отличается отстой, что привозят с побережья. Я пробовала, так что знаю.

— А в чем разница? — спросила Кли.

Горничная задумалась:

— Не знаю, мэм. Но каждый скажет, что разница есть.

* * *

Замок на парадной двери помнил отпечаток его большого пальца. В этот момент Джон говорил:

— Пока ты был прав. Да, я верил тебе. Выбора у меня немного. — Он был в кладовой отцовского дома — Я буду верить тебе. Какой-то своей частью, во всяком случае. Почти пять лет назад меня посадили за глупость, которую я сделал, и я, при всем желании не смог себя убедить, что в этом повинен я один. Я не собираюсь сваливать вину целиком на Оска — шальной случай и все такое... Но я хочу только выбраться из этого. Я хочу быть свободным. Я шел почти на самоубийство, пытаясь бежать с рудников. И два человека, вероятно, умерли, помогая мне. Да, ты вывел меня из этого безупречного стального кладбища, и я пошел в обратную сторону, к радиационному барьеру. За это спасибо. Но я все еще не свободен и все еще хочу свободы больше всего на свете. Да, я знаю, ты хочешь, чтобы я что-то — сделал, но я не понимаю, что именно. Ты обещал рассказать. Ладно. Но ты мотаешься в моей голове, так что я не свободен. Если дело в том, чтобы повиноваться тебе, то я это делаю. Но предупреждаю: если я увижу еще одну трещинку в стене, еще один проблеск света — я воспротивлюсь попытке пробиться, и к дьяволу тебя. Потому что, пока ты здесь, я все еще заключенный.

Свет в кладовой закачался. Джон был за высоким шкафом с фарфоровой посудой. Кто-то вошел в кладовую. На углу шкафа показалась рука, широкая с черными волосами, украшенная браслетом с голубым стеклом не правильной формы. Когда дверь открылась, рука исчезла из виду. Звон тарелок на полках, скольжение фаянсовой посуды, и голос:

— Здесь все в порядке. Неси эту.

Дверь закрылась. Джон шагнул вперед. Все здесь было ему знакомо. Вот дверь в главную кухню Он вышел и медленно пошел по холлу к столовой. В холле стоял стол красного дерева, на нем свободной формы скульптура из алюминиевых прутьев и стеклянных шаров. Она была ему незнакома. Раньше здесь стояла голубая керамическая ваза. Глазурь ее была вся в трещинах. Комбинация бирюзы и пламенеющего красного стола казалась слишком богатой, слишком чувственной. Он разбил эту вазу. Разбил нечаянно. Он вспомнил свою первую реакцию: удивление, что глазурь покрывала керамику только снаружи. Ему было тогда четырнадцать лет. Он вошел в семейную столовую и остановился. Когда использовался бальный зал, сюда никто не мог бы войти. Здесь слышалось нежное тиканье часов. Все полки были уставлены отцовской коллекцией хронометров. Он посмотрел на полки вровень с его глазами. Когда он в последний раз был в этой комнате, полки были выше. Свет из двери падал на циферблаты, одни с ноготь величиной, другие больше его головы. За пять лет прибавилось много новых, подумал он.

Когда ему было восемнадцать лет, он стоял в этой комнате и рассматривал тонкий двойной развилок энергетического ножа. Позднее в королевском дворце, с тем же ножом он испытал внезапный страх обнаружения. Страх перешел в панику. Паника осложнилась растерянностью, а растерянность снова перешла в страх. Страх тянул его вниз, а когда Джон пытался бежать через сводчатый коридор, ноги его как бы прилипали к полу. Он наткнулся на статую в нише, довернулся к преследовавшему его стражнику и метнул белую иглу анергии. Плоть стражника зашипела, стала опадать и Джон сразу обессилел. Его легко взяли. Неумеха, подумал он. Не пальцы — он справлял многие из этих часов, когда отец приобретал их в разных, стадиях поломок — а мозг. Его эмоции не были тонкими и обнаженными, а стрелы злобы или страха падали вокруг него без фокуса или без видимого источника. Отвращение или любовь, когда он испытывал их, были нечеткими и легко превращались одно в другое.

Затем пять лет тюрьмы. И первое резкое ощущение пронзило его мозг: желание, боль, агония по свободе. Планы побега были замысловаты, но тонки, как трещинки на голубой глазури Желание побега давило на желудок, и когда они втроем ждали под дождем у лестницы, желудок невыносимо сжимало. А потом...

А потом — что заставило его потерять других? Почему он пошел не в нужном направлении? Неумеха! А ведь он хотел освободиться и от этого. Теперь он думал: может он хотел освободиться от всего, что было связано с тюрьмой.

Позднее на горизонте появилось свечение, вспыхивающая дымка за холмами. Возле Джона были скелеты древних деревьев. Почва была как бы усыпана горстями чего-то черного. На горизонту виднелся черный скелет города. Башни за балкой поднимались на фоне перламутровой дымки. Среди них виднелась сеть дорог, Тилфар.

Затем он заметил металлическую нить, идущую из города в его направлении, но отклоняющуюся вправо. Она шла с полмили мимо него и исчезала в джунглях позади него. Тилфар! Название пришло в его мозг, как звук, связанный со струнами его сознания. Радиация! И снова название города, как бы громко прозвучало а его голове. Он остановился, поняв, что слышал голос... Голос! Лорд Пламени. Он отчетливо слышал это...

В бальном зале заиграла музыка. Он выглянул в. коридор. Навстречу шел парень в фартуке с пустым подносом.

— Простите, сэр, — сказал парень. — Гостям не полагается быть в этой части дома.

— Я искал... — Джон кашлянул.

— Да, понимаю. Вернитесь в зал и выйдите в коридор через третью дверь слева.

— Спасибо. — Джон улыбнулся и пошел по коридору. Он вошел в бальный зал через высокий арочный альков, где стояли белые столики с подносами с икрой красной рыбы на кружочках тостов, пирожками с белым, красным и темным рыбьим мясом, рыбным филе, нарезанными полосками и закрученными в виде раковин, креветками с рыбным фаршем.

На возвышении оркестр из десяти инструментов давал легкую музыку. Немногие гости затерялись в зале. Джон пошел через него.

Там и сям стальные фонтаны источали голубую или розовую жидкость на горки колотого льда. У каждого фонтана была полочка со стаканами. Джон взял стакан и наполнил его. Пошел дальше, потягивая напиток.

Глашатай возвестил о прибытии мистера Килора Да с сопровождающими. Все головы повернулись, и через секунду множество блестящего зеленого шелка и голубой сетки на вершине мраморной лестницы распалось на четырех дам и их эскорт.

Джон глянул на балкон, идущий вокруг второго этажа здания. Невысокий джентльмен в строгом костюме прошел в нескольких ярдах от него.

Отец! Потрясение было такое же, как при осознании Тилфара. Волосы отца стали реже, сам он заметно отяжелел. Отец был уже на другом конце зала, проверял официантов. Это было так знакомо и причиняло боль.

Зал начал наполняться. Джон обратил внимание на одного гостя, рыжеволосого молодого человека в военной форме. На плечах была эмблема майора. Джон некоторое время следил за ним. Молодой человек ничего не ел и не пил, только прохаживался мимо балконной лестницы. Ждет, подумал Джон и дошел уже до двери, когда глашатай объявил:

— Его Величество Король.

Зашуршали платья, люди повернулись и отступили от лестницы. Король и высокая рыжеволосая женщина, явно старше его на несколько лет, появились на мраморных ступеньках. Пока они спускались, народ справа и слева кланялся. Джон наклонил голову, когда заметил, что дама, сопровождавшая короля, смотрит прямо на него. Он снова взглянул, ее изумрудный шлейф уже заворачивал влево. Эмблема на ее накидке говорила, что она герцогиня.

Старый Кошер прошел между склонившимися гостями и поклонился. Бледный молодой король пожал ему руку.

— Ваше Величество... — начал Кошер.

— Да, сэр?

— Я не видел вас с тех пор, как вы были школьником.

Король бледно улыбнулся. Кошер поспешно продолжал:

— Я хотел бы представить вам мою дочь, потому что это ее вечер. Ее зовут Кли.

Старик повернулся к балконным ступеням, и глаза толпы повернулись с ним.

Она стояла на верхней ступеньке, в белом платье с жемчужными застежками на плечах. Черные волосы, перевитые серебряной цепочкой с жемчугом, падали на плечи. Она спустилась и, улыбаясь, прошла вперед и встала рядом с отцом.

— Моя дочь Кли, — сказал старый Кошер. Он поднял левую руку, и оркестр заиграл интродукцию к танцу перемены партнеров. Джон смотрел, как король обнял Кли за талию. Он видел, как военный шагнул было вперед, но остановился. Перед Джоном внезапно возникла женщина в дымчато-сером платье, улыбнулась и спросила:

— Вы танцуете?

Джон улыбнулся и обнял ее за талию. По-видимому, с военным произошло то же, потому что Джон увидел его танцующим.

Кли и король кружились и кружились, белое с белым, брюнетка с блондином. Па танца возвращались к Джону, как вспомнившаяся поэма: поворот, наклон, разделение пары и соединение снова. Когда дама делает шаг назад, а кавалер кланяется, он на мгновение теряет ее из вида, но платье ее всегда шуршит именно так. Да, именно так! Весь этот день был наполнен воспоминаниями, пять лет забыты, и все узнавалось с такой живостью, что потрясало Джона. Музыка дала сигнал к смене партнеров, платья закружились в пестром калейдоскопе, и вот Джон танцует с черноволосой дамой, бывшей минуту назад партнершей майора. Глянув влево, он увидел, что майор сумел получить в партнерши Кли. Придвинувшись ближе, он услышал:

— Я уж думала, что ты так и не подойдешь. Я так рада, — говорила Кли.

— Я подошел бы раньше, но ты была занята, — отвечал Тумар.

— Ты бы мог подняться наверх.

— Когда я появился здесь, я не думал, что у нас будет возможность поговорить.

— Ну что ж, теперь она у нас есть. Но мы скоро сменим партнеров. Что случилось с теми самолетами-разведчиками?

— Все покалечены. Ничего не видели. Они вернулись на базу. Никакого рапорта. Как насчет пикника, Кли?

— Мы можем устроить его...

Взрыв музыки означал смену. Джон надеялся, что будет танцевать с сестрой. Ой видел, что ее белое платье повернулось к нему, но заслонилось изумрудным сверканием и Пламенем красного дерева. Он стал танцевать с герцогиней. Она была почти одного роста с ним, и смотрела на него с улыбкой не то дружественной, не то циничной. Она двигалась легко, и он только подумал, что должен тоже улыбнуться, как музыка объявила о смене. За мгновение до того, как герцогиня отвернулась, он отчетливо услышал ее слова:

— Желаю удачи, Джон Кошер.

Он остановился и глядел ей вслед. Когда он повернулся к своей новой партнерше, его глаза заполнила белизна. Это была Кли. Он должен был танцевать, но стоял неподвижно. Она вопросительно взглянула ему в лицо и вдруг ахнула. Сначала Джон подумал, что ее голова снова исчезла, но взглянул в ее широко раскрытые глаза и шепнул:

— Кли!

И ее рука прикрыла раскрывавшийся рот.

Неужели? Неумеха! подумал он, и это слово отозвалось болью в руках и груди. Надо потянуться к ней, танцевать... но музыка вдруг смолкла, и томный голос короля громко сказал:

— Леди и джентльмены, граждане Торомона, я только что получил послание Совета, которое вынуждает меня известить вас, моих друзей и верноподданных. Совет просит меня дать согласие на официальное объявление войны. Непредвиденные обстоятельства сделали необходимым, чтобы мы начали немедленные действия против самых злых врагов за барьером. Поэтому я заявляю перед вами всеми, что империя Торомона будет воевать!

В возникшем молчании Джон взглянул на сестру, но она исчезла. Кто-то крикнул в микрофон:

— Да здравствует король!

Крик подхватили. Музыканты заиграли снова, партнеры сменились. Смех и разговор входили в его уши, как волна, как крошащийся камень.

Джон потряс головой. Но он ведь был в собственном доме, его комната на втором этаже, он может подняться туда и лечь. И у его постели должен быть медный ночной столик и книга, которую он читал прошлой ночью...

Он вышел из бального зала, пошел по коридору и вдруг вспомнил, что его комната, вероятно, больше не его, и прошлая ночь была пять лет назад. Он остановился перед одной из гостиных. Дверь была открыта и он услышал женский голос:

— Не можешь ли ты сделать что-нибудь с его индексом рефракции? Если он хочет сделать какую-то работу ночью, нельзя же ему появляться и исчезать, как вспышка света. — Молчание. Затем:

— Хорошо, но ты же не думаешь, что он расскажет больше, чем знает? Прекрасно. Так я и сделаю, тем более сейчас, когда война объявлена официально.

Джон вошел в комнату. Изумрудный шлейф прошелестел по более тусклой зелени ковра, когда она обернулась. Блестящие волосы, скрепленные двумя коралловыми гребнями, спадали на плечи. Ее улыбка показывала слабое удивление. Очень слабое.

— С кем вы разговаривали? — спросил Джон.

— С нашими общими друзьями, — ответила герцогиня. Они были одни в комнате.

Через Минуту Джон сказал:

— Что они хотят от нас? Это измена, не так ли?

Герцогиня сузила глаза.

— Вы это серьезно? Вы называете изменой уберечь этих идиотов от самоуничтожения в войне с безымянным врагом, с кем-то таким могущественным, что и мы можем быть уничтожены одной его мыслью. Вы помните, кто этот враг? Вы слышали имя. Только три человека в Торомоне знают его, Джон Кошер. Так что мы единственные, кто несет полную ответственность. Ответственность за Торомон. Вы имеете какое-нибудь представление об экономике государства? Ваш отец ответствен за добрый кусок ее. Однако, дело идет к тому, что если он закроет свои аквариумы, это вызовет панику, равную разрушению экономики уже известными причинами. Империя катится к хаосу, как снежный ком, и это должно удержать ее от войны. Вы можете назвать предупреждение этого изменой?

— Как бы мы это ни называли, но выбора у нас мало.

— С людьми вроде вас я не так уверена, что это неплохая мысль.

— Видите ли, — сказал Джон, — я был заперт в тюремном руднике на пять лет. Все, чего я желал, ушло. Осталось только желание свободы. Сейчас я вернулся в Торон, но я не свободен и все еще жажду свободы.

— Прежде всего, если бы это не было нужно им, вы не были бы так свободны, как сейчас. Если после дня в чистой одежде и прогулки по свежему воздуху вы не считаете себя на дороге к тому, чего хотите, тогда я сменю некоторые свои идеи. Я тоже кое-чего хочу. Когда мне было семнадцать лет, я работала летом в аквариуме вашего отца. Девять часов в день я проводила с металлической ложкой, величиной с вашу голову, очищая дно цистерны. Я очищала то, что не брали даже стеклянные фильтры. К вечеру я так уставала, что могла только читать. И я читала. Главным образом, историю Торомона. Я много читала о ранних экспедициях на материк. Затем в первую зиму после окончания школы я жила в рыбачьей деревне на краю леса и изучала обычаи лесного народа. Я делала наброски их храмов, пыталась составить карту их кочевых перемещений. Я даже написала статью о их временных убежищах, она была опубликована в университетском журнале. Джон Кошер, я хочу, чтобы Торомон был свободен от своих самоограждений. Возможно, из-за моего происхождения из королевской семьи, я эмоционально легче постигла смысл Торомонской истории. Но я хотела большего. Поэтому я шла дальше. Торомон должен взять себя за шиворот и встряхнуть, я бы это сделала. Вот чего я хочу, Джон Кошер. Я жажду этого так же сильно, как вы жаждете свободы.

Джон помолчал, затем сказал:

— Чтобы получить то, что мы хотим мы должны делать более или менее одно. Ладно, я с вами. Но вы должны объяснить мне некоторые вещи. Я очень многого не понимаю.

— Мы оба многого не понимаем. Но мы знаем одно: они не с Земли, они не люди и идут издалека. Из непостижимого далека.

— Чего они хотят?

— Они хотят помочь нам, помочь Торомону, если мы поможем им. Как, я не вполне понимаю. Я уже устроила похищение принца Лита.

— Похищение? Зачем?

— Потому что, если мы пройдем через все это, Торомону понадобится сильный король. Я думаю, вы согласитесь, что мой кузен Оск никогда таковым не будет. Он болен. А при любом сильном напряжении... кто знает, что может случиться. Подпольные группы недов примутся разрушать все, что сделает правительство, как только начнется война. Сейчас я работаю, через одного такого неда. Лит пойдет туда, где он сможет стать сильным человеком, правильно тренированным, так что, если с Оском что-нибудь случится, Лит вернется и будет кому провести правительство через кризисы. Но как мы поможем им — я не знаю.

— Понятно, — сказал Джон! — Каким образом они захватили вас? Так же, как и меня?

— Они вошли в контакт с вами неподалеку от Тилфара, верно? Они перестроили молекулярную структуру некоторых ваших наиболее хрупких белков и сделали общий ремонт вашей субкристаллической структуры, чтобы радиация не убила вас. К несчастью, это имело неприятный побочный эффект — понижение вашего индекса рефракции на пару пунктов, из-за чего вы пропадаете при тусклом свете. Я получила подробное описание вашего побега как раз от них. Это держало меня всю ночь на кончике стула. Со мной сконтактировались так же неожиданно и с теми же словами: Лорд Пламени. Итак, первым вашим заданием будет...

В другой комнате Кли сидела на голубой бархатной подушке, сложив руки на коленях.

— Пожалуйста, извините, Тумар, — сказала она. — Но я расстроена. Это было так странно. Когда я танцевала с королем, он рассказал, что видел во сне моего брата. Но я не задумалась над этим. Просто болтовня. А затем, когда я в третий раз сменила партнера, я увидела — лицо — могла бы поклясться, что это было лицо Джона. Этот человек не стал танцевать, он просто смотрел на меня, а потом назвал по имени. Тумар, это был его голос, только чуточку ниже. Ах, это, наверное, — не он, потому что он был слишком высок и худ, но так похож... Как раз в это время король держал свое сообщение. Я повернулась и убежала. Все это казалось психозом... Нет, не беспокойся, я в полном порядке, я думаю, что это никак не мог быть Джон, но все равно это нервировало меня. А тут еще то, о чем мы говорили утром...

— О чем? — спросил Тумар. Он стоял рядом, заложив руки в карманы, и терпеливо слушал.

— Насчет привлечения всех студентов к военной работе. Но, Тумар, я работаю над собственным проектом, и больше всего на свете хочу, чтобы мне дали спокойно работать над ним. И я хочу видеть тебя, хочу на пикник. Я уже близка к решению своей проблемы, и вдруг все прекратить и работать над прицелом в траекторией снаряда... Тумар, в том и прелесть абстрактной математики, что она не имеет дело со всякими такими вещами. А тут — и ты, может быть, уедешь, и я улечу, и это тоже плохо. Было ли когда-нибудь, что ты держал в руках вещи, которые хотел, и вдруг наступает ситуация, когда ты видишь, что они вот-вот улетят навсегда?

Тумар провел рукой по волосам и покачал головой.

— Было время, когда я хотел многого. Мальчишкой на материке я хотел еды, работы и кровати, у которой все четыре ножки стоят на полу. Вот я и приехал в Торон. И получил все это. И получил тебя, и думаю, что больше мне нечего желать, и это не так уж плохо.

— Я вот думаю... — напала она, — так ли уж он похож на моего брата...

— Кли, насчет твоего брата я хотел сказать тебе позднее. Может, не следовало тебе говорить об этом сейчас, но ты спрашивала, будут ли брать в армию заключенных, и если будут, то освободятся ли они после службы. Ну, и я кое-что выяснил. Их возьмут, и я послал рекомендацию, чтобы твоего брата взяли в числе первых. И получил меморандум от карательного чиновника. Твой брат умер.

Она подняла на него глаза, стараясь удержать рыдание.

— Это произошло прошлой ночью, — продолжал Тумар. — Он и двое других пытались бежать. Двоих поймали, и нет никакого шанса, что третий мог уйти живым.

Помолчав, она сказала:

— Давай вернемся в зал. — Они пошли к двери. — Хорошо, что ты сказал об этом. Не знаю... может быть, это был знак... знак, что он умер. А может быть, знак... нет, этого не было. Ничего этого не было.

Они снова спустились по лестнице в бальный зал в радостную музыку.

Глава 4

За несколько часов до этого Джерин дал Тилу плод кхарбы. Мальчик видел крапчатые дыни вокруг гостиницы, выглядывая Алтер. Не найдя ее, он пошел по улице. Ему перебежал дорогу кот, державший в зубах что-то серое, бьющееся. Затем Тил увидел опрокинутый мусорный бак, кучу украшали филигранные рыбьи кости. Над крышами башен Торона разливалась голубизна. Обогнув квартал, Тил увидел на углу Рэру. Она останавливала случайных прохожих.

— Ваша судьба, сэр. Я разверну ее перед вами, покажу ваше будущее, как в серебряном зеркале...

Человек прошел мимо. Рэра повернулась к проходившей женщине:

— Мэм, за часть деньги перед вами развернется ваша жизнь, ваш разрисованный ковер, и вы увидите свою судьбу... всего за четверть деньги.

Женщина улыбнулась, но покачала головой.

— Вы, похоже, приехали с материка, — крикнула ей вслед Рэра. — Удачи тебе в Новом Мире, сестра. — И тут же повернулась к мужчине в темно-зеленой униформе.

— Сэр, за одну деньгу я распутаю нити вашей судьбы...

— Проходите, леди, — сказал человека униформе. — Здесь предсказывать судьбу не разрешено.

— Но у меня есть лицензия! — рука ее нырнула в складки серых лохмотьев.

— Не трудитесь, леди, просто уматывайте отсюда! — он дал ей тычка, и Рэра пошла прочь.

— Сын электрического угря! — ворчала она. — Вот и попробуй прилично жить!

— Хочешь кусок? — спросил подошедший Тил.

Рэра покачала головой, и они пошли обратно в гостиницу.

— Ты не знаешь, где Алтер? — спросил Тил. — Я искал ее, но в гостинице ее нет.

— А ты смотрел на крыше?

Они вошли в гостиницу и Тил поднялся наверх. Он открыл трап в потолке и подтянулся к пыльному краю.

Алтер свесила голову с трубы, идущей от дымохода к поддерживающей трубе.

— Что ты делаешь? — спросил Тил.

— Тренируюсь.

— В чем?

Она схватилась за трубу, перевернулась в воздухе, вытянув прямые ноги вниз.

— Это мой номер. Я акробатка.

Она взмахнула ногами так, что ее лодыжки почти коснулись рук, снова быстро спустила их и закончила тем, что перенесла себя на трубу. Затем бросила ноги назад — Тил ахнул, думал; что она сейчас упадет вниз, под трубу. Выгнулась, и снова спустилась в гигантском круге. Она сделала еще круг, затем, согнувшись наверху, пропустила трубу под колено, сменила направление и неожиданно оказалась сидящей на трубе.

— Здорово, — сказал Тил. — Как ты это делаешь?

— Нужно быть достаточно сильной, чтобы поднять свой вес. Может быть, немного сильнее. А все остальное вопрос времени.

— Значит, я тоже мог бы?

— Хочешь попробовать? Иди сюда. Хватайся за трубу.

Тил вылез и достал до трубы.

— Теперь подтянись и закинь левую ногу вокруг трубы.

Он взмахнул ногой, промахнулся и попробовал снова.

— Когда закидываешь ногу, откинь голову назад, — учила она.

Он так и сделал, просунул ноги через руки и вдруг почувствовал, что труба скользит под его согнутым коленом, и он повис на руках и на левом колене.

— Теперь выпрями правую ногу и качни ее вверх в вниз три раза, а затем качни по-настоящему сильно. Только не сгибай ногу, а то упустишь момент.

Он махнул ногой третий раз, напряг мышцы бедра, в вдруг небо скользнуло над ним, а тело понеслось вверх в обратном направлении от движения ноги.

— Гоп, — сказал он и почувствовал, что ее рука держит его запястье. Он сидел на трубе, вытянув вверх ногу. — Ты этого и хотела?

— Конечно. Теперь ты оседлал трубу. Это называется посадкой с колена.

— Что теперь делать?

— Выпрями руку. Вытяни одну ногу назад.

Сделав это, он почувствовал ее руку на своем колене.

— Эй, — сказал он, — я теряю равновесие.

— Не беспокойся, я тебя держу. Держи руки прямо. Если не будешь повиноваться инструкциям, то размажешь мозги по крыше. Семь футов — не очень высоко, но для головы очень неприятно. Теперь, когда я скажу «три», лягни ногой, которую я держу, вперед, голову откинь назад как можно дальше.

— Раз...

— И что будет?

— Ты слушай меня. Два... Три!

Тил откинулся и лягнул ногой. А Алтер в это время дала его ноге дополнительный толчок. Небо и даже крыша быстро двинулись на него, а затем отошли, он переместился мимо крыши и даже смеющегося лица Алтер, и снова все стало на свои места. Почувствовав, что останавливается, он согнулся и закрыл глаза. Рука Алтер была на его запястье, и он снова сидел на трубе.

— Ты сделал двойной обратный круг, — сказала она — И сделал очень хорошо. Но повторения не будет. Теперь слезай.

— А как я слезу?

— Выпрями руки. Эту руку переставь сюда, — она показала место по другую сторону его ноги. — Так. Теперь сними ногу с трубы, наклонись вперед и медленно перекатывайся.

Через мгновение ноги его задели крышу. Он встал и потер руки.

— Ну вот, теперь ты знаешь, что сделать можешь, остальное пойдет легче. Ты сделал меньше чем за пять минут три трюка. Это очень хорошо для первого раза.

— Спасибо, — сказал Тил. — Да, я ведь искал тебя, хотел дать тебе кое-что. Надеюсь; что не сломал. — Он вытащил из кармана нанизанные на узкие ремешки раковины. Было сделано три петли, каждая длиннее предыдущей, раковины разнесены в стороны и удерживались на месте крошечными ремешками. — Джерин дал мне ремешок, и я все это приладил. Это ожерелье, видишь?