— Не называй… нельзя… как ты? — ему почудились голоса. Но он заставил себя остаться на месте. Лучше замереть, пока не пройдет опасность; если бежать, можно попасться — к тому же все будет напрасно.

— Я… — кажется, она плакала.

— Что ты, не надо, — он очень боялся, что она не сдержится и разрыдается в голос. Но не хотел уходить.

— Расскажи…

Она шептала все свои обиды, кажется, забыв, что она не одна, что не самой себе она открывает душу. Он слушал.

— Не надо, не плачь… Ты не упала с крыла — просто жизнь идет, как должна идти. Может быть, тебя ведут к счастью…

Она сбивчиво шептала еще — и он разобрал самое важное.

— Я понял тебя… Прости. Больше здесь нельзя оставаться. Если сможешь — не выдавай нас.

Он хотел бы взять ее за руку, но мешали кусты.

— Прощай… Я не смогу прийти больше.

— Эшара… — кажется, она прикусила кончик косы, чтобы не заплакать.

Он черным мотыльком полетел обратно, едва не натолкнувшись на стражу.

Руки были исцарапаны до самых плеч, одежда местами порвана.

Пришлось опрокинуть лампу, чтобы одежда загорелась. Отговорился случайностью… А руки скрыли рукава лаа-ни. Только бы его не позвали сегодня… Он знал, за чем послать слуг, чтобы составить целебную мазь. Но это все утром…

Он упал на лежанку — и долго не мог заснуть. Потом провалился в ядовитый туман.

Проснулся от прикосновения. Рядом сидел Хиани и смотрел на него; потом снова провел пальцем по свежей царапине. Усмехнулся. Заметив, как Йири прикусил губу, улыбнулся ласково — и выскользнул прочь. Только полог слегка колыхнулся.

В этот день Йири никуда не позвали. Он жадно вглядывался в лица слуг: будь серьезные новости из Западного крыла, он бы понял. Если бы заметили одну Соэн ночью в той части сада, она была бы наказана не очень серьезно. Но если бы услышали разговор, из нее бы вытрясли имя. Она не казалась сильной, южная девочка. Но даже если бы она промолчала, узнав, что ее обвиняют, он бы сам рассказал все. Потому что виновным считал себя.

А Хиани следил за ним своими черными продолговатыми глазами, и в них было знание.

Йири пришел к нему под утро, когда не было опасности невольно поведать что-то посторонним ушам. Тот, как обычно, был ласков, словно дворцовый кот, и столь же непроницаем. Кутался в теплое покрывало — он не терпел холода.

Йири долго смотрел на сидящего рядом, а после неторопливо и сухо рассказал все. Про стену, письмо, — все, кроме того, как там живется Соэн. Этого Восточному крылу знать не надо.

— А ты смелый, — усмехнулся Хиани. — Совсем ничего не боишься?

— Ты выдашь меня?

Тот скорчил забавную рожицу.

— На что тебе Соэн? Не так уж она красива.

— Мне ее жаль.

— Ты еще умеешь жалеть? — это был не вопрос, удивление. — Да… Я сразу понял, что в тебе есть нечто… занятное.

— Ты меня выдашь, — говорит он почти спокойно. — Но сначала тебе хочется поиграть вволю. Я не мышь, Хиани. А ты не кот. И не ласка. Мы люди…

— Что-то хочешь мне предложить за молчание?

— Жизни не покупают.

Хиани рассмеялся.

— Неужто? Хорошо… посмотрим.

И аккуратно оторвал один лепесток у стоящей в вазе хризантемы.

Йири решился. Какая безумная звезда стояла над ним в тот день?

— Вы позволите мне говорить?

Солнечный прекрасно владеет своим лицом, но сейчас на нем читается удивление — подала голос ваза или занавеска? Так не бывает.

— Говори.

— Я сделал то, чего делать нельзя… — смотрит отчаянно — настолько испуган, что взгляд кажется вызовом. — Эта девушка была в Восточном крыле только три дня. Она не выходила оттуда. Вашим приказом ее спустили вниз. Ее имя Соэн.

— И что же?

— Мы… успели сдружиться, и я нашел способ увидеться с ней.

Лицо Благословенного не меняется.

— Продолжай, — того не интересуют детали.

Становится очень холодно. Но он говорит не останавливаясь — если прервется, больше не сможет. Не хватит духу.

— Ей плохо там. Над ней… издеваются. Говорят, что она упала, не взлетев.

— И что же? Позволить ей уйти?

— На остров Белый?! Нет, — вырывается у него. — Но неужели… никто… не заслужил такого подарка — девушку из Западного крыла?

— О чем вы говорили? Уж не назвала ли она имя того, к кому желает попасть?

Голос ровный, почти приветливый. А Йири уже почувствовал — все, что он сделал и сказал, страшная ошибка. Такого тут не прощают. Он почти и не пытается оправдаться. Голова опущена, вздрагивают туго переплетенные пальцы.

— И я, и она… знаем, о чем у нас нет права говорить.

— В этом я не уверен. Как и в чьем-то праве здесь находиться.

Йири закрывает глаза, понимая, что просить уже и не о чем, и бесполезно. Да и сил больше нет.

— Тебя научили покорности, — слышит он голос Благословенного, сухой и холодный. — Но не научили знать свое место. Вы оба останетесь, где были. Но больше ни слова о чем-то подобном.

Он возвращается — слышно, как падает на лежанку. Одно короткое, глухое рыдание. Хиани — пасмурней осеннего дня. В первый раз он не решается подойти.

Их и вправду не тронули. Однако наказаны были неуследившие. Некоторые знали — что-то произошло. Только подробности остались никому не известны. Да и не посмели бы сплетничать.

Но обитателям Восточного крыла рассказали. Йири узнал, сколько человек и как именно заплатили за его безумный поступок.

— Я знаю, она не была тебе дорога. Почему ты решился на это? — только раз спросил Хиани.

— Это мое дело, — в первый раз Йири ответил ему так холодно и спокойно, почти как Благословенный. И после несколько дней молчал.

— Если достиг вершины, нет смысла цепляться за нее. Достаточно знать, что ты — лучший. И исчезнуть.

— Почему?

— Чтобы остаться лучшим.

Йири серьезно смотрел на него.

— Ты правда так думаешь? Но ведь это значит — один, или не иметь никого рядом?

— А никого по-настоящему близкого и не будет. Лучшими восхищаются, их ценят, хотят держать при себе или, напротив, стоять возле них. И всё.

— Это неправильно. Но тебе проще жить… а кому умирать проще — не знаю.

Нечасто они так разговаривали. Каждый раз Йири казалось, что он начинает понимать, каков Хиани на самом деле. Потом это ощущение уходило, а Хиани становился почти врагом. Медлительным, текучим, ленивым — с беспощадно острым языком. Он был единственным, кто порой говорил неожиданное.

Йири знал, что летом комнаты украшали огромными алыми маками. Надевали безрукавки — тэй, шелковые штаны и лаа-ни , как и в доме Отори, и в Саду Нэннэ. и не было различия в покрое, словно все Несущие тень одного пола. Одежды были различных оттенков меда, почти без вышивок — тонкие плети растений и змейки ползли по горловине. Зато ткань стоила больше, чем все одежды господина Отори.

Порою Йири казалось, что жить в крестьянской лачуге он бы теперь не смог. Ему давно не приходилось мерзнуть. Он привык, что вода будет горячей, как только он пожелает. О пище и говорить не стоило — ее было вдоволь, причем лучшей, чем он когда-либо представлял, рассказывая сестренкам о сказочных пиршествах фей в золотых дворцах. В конце концов, ему просто было приятно смотреть на вещи, которые его окружали — они были необыкновенно изящны.

А по ночам ему теперь ничего не снилось. Дни были странными — прозрачная паутина и одновременно — вата, мешающая видеть и слышать.

Рисовал иногда — но мысли путались, и линии выходили неправильными. Он сплетал их, словно лозу или нити, не заполняя контуры цветом; цвет растекался по линиям, словно вода.

Он любил ходить в купальню один, хоть это далеко не всегда получалось. Вода успокаивала и нашептывала странные сказки. Нравилось смотреть, как сверкают капельки воды на коже — они казались росой или звездами, живущими своей, чуждой людям жизнью.

Он привык к ароматам Восточного крыла — Благословенный любил легкие цветочные и фруктовые запахи, ненавязчивые и светлые.

Одна из девушек — соседка Йири — обожала запах роз и правдами и неправдами добыла флакончик розового масла; держала его в шкатулке возле кровати.

Йири порой удивлялся, как быстро другие приживаются на новом месте и, оставаясь послушными, умеют брать лишь приносящее радость. Он все еще чувствовал себя здесь чужим.

Свои обязанности исполнял, не думая — они не были трудными; но постоянное напряжение, боязнь ошибиться не отпускали. Кому, когда и куда идти — указывали носившие черное с золотой вышивкой. Больше они не говорили ничего. Все необходимое появлялось словно само собой, слуг встречали редко — с ними зачастую не могли обменяться и парой фраз.

Иногда Йири видел гостей Благословенного — но даже лиц не запоминал. Несущие тень смотрят только на хозяина — но помнят всех. Йири же образцом не был.

Повелитель относился к ним, как к чему-то среднему между слугами, вещами и домашними животными.

Длинными были дни.

Умер старый правитель сууру. Трон унаследовал его сын, избранный отцом среди других сыновей — таковы были традиции сууру-лэ. В связи с этим объявили дополнительный набор в войско — про характер молодого наследника лестного говорили мало. Из Дома Асано на Островке оставался Шену — и отпрыски младших ветвей. Ханари был отправлен следить, как продвигается обучение новобранцев из бедных семей.

Прервался один из родов Тайо, Высоких — сыновей не осталось, одни дочери. А они мало что значили. В остальном тихо пока было в стране и на Островке.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.