Глава 14

Второй обитатель камеры, человек, растянувшийся на скамье лицом к стене, видимо, пытался заснуть, однако осуществление этого намерения представлялось делом непростым, поскольку комнату ярко освещал ослепительно сияющий под потолком мощный светильник. По цвету волос и контурам фигуры лежащего Хэл понял, что это тот самый смуглолицый молодой человек, который в большинстве случаев оказывался впереди него на всех этапах сложной и нудной процедуры, совершавшейся над ними с той минуты, как они сошли с борта челнока.

После того как дверь закрылась, смуглолицый ожил, скатился со скамьи, встал на ноги и, подойдя к двери на цыпочках, взглянул в маленькое окошечко в ее верхней части. Кивнув самому себе и повернувшись лицом к Хэлу, он, осторожно ступая, направился к нему, сложил на ходу ладонь трубочкой, приставил ее к правому уху и предупреждающим жестом показал на потолок.

– Эти проклятые Богом существа, – проговорил он громко и отчетливо, одновременно беря Хэла за руку и ведя его в тот угол, где было оборудовано отхожее место, – специально так устраивают свои камеры, чтобы лишить нас возможности соблюдать даже самые элементарные правила приличия. Могу я попросить вас оказать мне любезность постоять там, где вы сейчас находитесь, и на минутку повернуться ко мне спиной?.. Спасибо, брат. Как только вам понадобится такая же услуга с моей стороны, я окажу ее вам незамедлительно…

За время его монолога они успели дойти до места назначения. Он открыл краны умывальника, дернул ручку смывного бачка унитаза и притянул голову Хэла к самым кранам, из которых в раковину хлестала вода. Пошевелив пальцами обеих рук перед глазами Хэла, он зашептал ему в самое ухо, уверенный, что плеск льющейся воды надежно заглушает слова:

– Ты умеешь разговаривать на пальцах?

– Нет. Но я умею читать по губам и достаточно быстро обучаюсь. Если ты будешь беззвучно произносить самые необходимые слова, четко двигая губами, и одновременно показывать мне их значение на пальцах, то через некоторое время мы сможем общаться таким образом.

Выпрямившись, смуглолицый кивнул. И пока они по-прежнему стояли около раковины, в которую из кранов с шумом лилась вода, он стал шевелить губами, обозначая слова.

– Меня зовут Джейсон Роу. А как твое имя, брат?

– Ховард Иммануэльсон, – пригнувшись, прошептал ему в самое ухо Хэл. Джейсон пристально взглянул на него. – И тебе вовсе не нужно артикулировать слова медленно и подчеркнуто отчетливо, – продолжал Хэл. – Двигай губами так, как если бы ты нормально разговаривал со мной, и я без труда пойму тебя. Только не забывай при этом смотреть на меня.

Джейсон снова кивнул. Он поднял правую руку с вытянутыми и слегка раздвинутыми большим и указательным пальцами, а остальные пальцы прижал к ладони.

– «Да», – произнес он, беззвучно шевеля губами. Хэл кивнул, повторив жест на своих пальцах. Когда несколько минут спустя Джейсон закрыл краны и узники, отойдя в противоположный конец камеры, сели на стоящие друг против друга скамьи, Хэл уже запомнил обозначения слов «да», «нет», «я», «ты», «идти», «стоять», «спать», «охрана» и добрую половину букв алфавита. Они сидели в том углу камеры, который располагался справа от двери, поэтому любому, заглянувшему в дверной глазок, было бы трудно понять смысл их занятий.

Повернувшись лицом один к другому и сдвинувшись как можно ближе, они начали вести разговор, на первых порах медленно, поскольку Хэл был вынужден изображать большинство нужных ему слов по буквам. Но скорость их беседы возросла, когда Джейсон стал угадывать нужное Хэлу слово прежде, чем тот успевал обозначить его до конца, и сообщал ему знак этого слова. Количество усвоенных Хэлом знаков быстро возрастало, что, как он сумел понять, поразило Джейсона. Однако Хэл не делал попыток объяснить ему этот феномен. В сложившейся ситуации едва ли следовало сообщать, что его мнемонические и коммуникативные способности ведут свое происхождение от соответствующих способностей экзотов. Хэлу показалось, что поначалу их разговор принял несколько странный характер, и он был рад, что мог скрывать свою неосведомленность в том, о чем говорил его собеседник, под предлогом недостаточного запаса усвоенных им знаков слов.

– Скажи, брат, ты поборник веры? – спросил Джейсон, когда они уселись друг против друга.

Хэл лишь какую-то долго секунды помедлил с ответом. На первый взгляд, не существовало таких причин, по которым любой квакер не мог бы ответить на такой вопрос утвердительно. Однако то, что подразумевал Джейсон, задавая свой вопрос, могло требовать весьма обстоятельного уточнения.

– Да, – ответил он знаком, ожидая, что Джейсон пояснит смысл вопроса.

– И я тоже, – сказал Джейсон. – Но ты можешь радоваться, брат. Я не думаю, что те, кто держит нас здесь, имеют хоть малейшее подозрение, что мы относимся именно к тем людям, которых они ищут. Это всего лишь часть кампании, которую они проводят по всему городу, чтобы предстать в выгодном свете в глазах сатанинского отродья, появившегося здесь с визитом.

– С визитом? – изобразил Хэл по буквам. При последних словах Джейсона он весь напрягся. Впервые у него под ложечкой появилось ощущение холода и ноющей боли. Слова «сатанинское отродье» были теми самыми словами, которые употреблял Авдий, когда имел в виду Иных. Конечно, было бы слишком необоснованно предполагать, что Иным или кому-то из Иных, интересовавшихся им на Коби, удалось установить маршрут побега и настичь его здесь, в Цитадели. Но если все же исходить из предположения, что они действительно выследили его, то вполне можно допустить, что нашелся пилот, согласившийся пойти на больший риск при прохождении фазовых сдвигов, чем получивший неплохую мзду за Хэла владелец грузового транспорта, и сумевший за счет этого оказаться в городе на день или два раньше него.

– Так они говорят, – молча ответил губами Джейсон.

– Когда он появился здесь?

Джейсон с любопытством взглянул на Хэла.

– Значит, ты слышал об этом и знаешь, что это мужчина, а не женщина?

– Я… – Хэл воспользовался недостаточным знанием языка знаков как предлогом, чтобы скрыть свой промах, – я подумал, что в город новых традиций, такой как этот, они скорее всего пошлют мужчину, а не женщину.

– Возможно, именно это и послужило причиной. Как бы там ни было, похоже, что он находится в городе не больше двадцати стандартных часов. – Джейсон неожиданно улыбнулся. – Я неплохо умею выуживать разного рода сведения у тех, кто меня допрашивает. И кое-что узнал. Они, в свойственной им подхалимской манере, называют его Великим Учителем и, готовые пресмыкаться перед ним, намереваются передать ему нескольких поборников веры в качестве жертв по случаю его прибытия.

– В таком случае почему я должен радоваться? Обстановка мне кажется неподходящей для этого.

– Ну почему же? Сейчас они не уверены, что знают, кто мы такие. И поэтому не станут показывать нас ему, потому что все они перед ним – как побитые собаки. Их бросает в дрожь от одной только мысли о том презрении, которым они покроют себя в его глазах, если совершат ошибку. Таким образом, у нас будет время. А за это время мы совершим побег… – Он почти весело взглянул на Хэла. – Ты мне не веришь? – просигналил он губами. – Ты сомневаешься, что я могу настолько доверять тебе, чтобы сообщить о своем намерении бежать, да? А как ты думаешь, брат, почему я открыл тебе эту свою тайну?

– Я не знаю, – сказал Хэл.

– Потому что случилось так, что я знал Ховарда Иммануэльсона, чьими документами ты воспользовался. Правда, в близкой дружбе мы не состояли, просто оба входили в число наиболее успевающих студентов нашей группы в Саммерсити. А потом он отправился на Культис, чтобы приобрести навыки работы за пределами своей планеты. Мне известно, когда и при каких обстоятельствах он появился на Коби, а также и то, что он там умер. Но он был поборником веры, и главная цель всех его странствий состояла в очищении и укреплении своего духа, чтобы по возвращении на родину суметь принести пользу всем нам. Ты улетел с Коби по его документам. Кроме того, ты слишком быстро освоил язык жестов, а это может означать только одно – что ты знал его и пользовался им прежде. Тебе нужно быть более осмотрительным, брат, пока ты находишься здесь. Старайся не показывать, что знаешь слишком многое и осваиваешь незнакомое слишком быстро. Даже у некоторых богоотступников хватит ума, чтобы сделать из этого правильные выводы. Ну а теперь скажи мне, как твое настоящее имя и почему ты оказался здесь?

Мозг Хэла напряженно работал.

– Я не могу, – показал он знаками. – Мне очень жаль.

Несколько секунд Джейсон с сожалением смотрел на него.

– Раз ты мне не доверяешь, то и я не могу доверять тебе, – сказал он. – И не смогу взять тебя с собой, когда убегу отсюда.

– Мне очень жаль, – повторил Хэл знаками. – Я не имею права сказать тебе об этом.

Джэйсон вздохнул.

– Ну что ж, пусть будет так, – подвел он итог разговору. Он встал, прошел к противоположной скамье и лег на нее лицом к стене, приняв ту самую позу, в какой его застал Хэл, когда вошел в камеру. Несколько минут Хэл сидел неподвижно, глядя на Джеисона, затем попробовал последовать его примеру и тоже растянулся на скамье. Однако в этом он потерпел неудачу. Его плечи оказались гораздо шире скамьи, и самое большее, чего ему удалось добиться, это найти положение весьма шаткого равновесия, при котором даже секундная расслабленность грозила обернуться падением на пол.

В конце концов он оставил свои попытки улечься на скамью, сел на нее, прислонившись спиной к стене, и, подтянув к себе ноги, сложил их так, что его тело приняло позу лотоса. Колени и значительная часть ног оказались при этом висящими в воздухе, но зато центр массы тела переместился ближе к тому краю скамьи, который прилегал к стене позади него, и теперь он мог отдыхать, не опасаясь свалиться вниз. Он опустил расслабленные руки на бедра и слегка сгорбился, чтобы со стороны казалось, что принял он эту позу бессознательно и она является для него делом привычки, а не результатом тренировки. Затем он вывел свое сознание из режима упорядоченного мышления. Спустя несколько секунд очертания камеры начали расплываться в его глазах, и она исчезла из его поля зрения… Он спал.

Их разбудил громкий лязг внезапно распахнувшейся двери. Охранник еще только входил в нее, когда Хэл уже был на ногах. Краем глаза он заметил, что Джейсон также стоит у своей койки.

Вошедший охранник был худощавым и высоким, хотя и не таким высоким, как Хэл; на его лице с резкими, грубыми чертами застыло надменное выражение; черную милицейскую форму украшали капитанские ромбы.

– Так, хорошо, – проговорил он, глянув на арестантов. – На выход!

Они вышли. Тело Хэла еще не восстановило после сна своей обычной гибкости, но мозг, немедленно среагировавший на происходящее, работал на полную мощность. Хэл старался не смотреть на Джеисона, создавая видимость того, что между ними не происходило никаких разговоров и что они вообще не познакомились друг с другом. Он заметил, что и Джейсон не смотрит в его сторону. Их вывели в коридор и приказали идти туда, откуда, как подсказывала Хэлу память, его препроводили в камеру.

– Куда мы идем? – спросил Джейсон.

– Молчать! – почти ласково приказал капитан, не глядя на него и не меняя выражения лица. – Иначе, когда все это закончится, я подвешу тебя за запястья на часок-другой, ренегатское отродье.

На этом попытка Джеисона поговорить с капитаном закончилась. Они прошли по нескольким коридорам, затем на грузовом лифте поднялись в ту часть здания, где, как помнил Хэл, располагались службы управления этого учреждения. Охранник подвел их к группе примерно из двадцати других таких же, как они, узников, сгрудившихся перед открытыми дверями комнаты, где у противоположной стены находился помост с установленным на нем столом, перед которым было оставлено свободное пространство. С торчащего из помоста флагштока вяло свисало полотнище флага Объединенных Сект – белый крест на черном поле.

Оставив их среди других заключенных, капитан отошел к группе из пяти милиционеров, выполнявших роль охраны, и стал с ними беседовать. Некоторое время все они так и стояли – капитан, охранники и заключенные. Время шло, но ничего не происходило.

Наконец из отдаленного коридора, расположенного под прямым углом к тому, где находились все собравшиеся, донесся звук шагов по гладкому, отполированному полу. Из-за поворота показались три человека. У Хэла на мгновение перехватило дыхание. Двое, в обычных повседневных костюмах, несомненно представляли местную администрацию. А между ними, возвышаясь, шел Блейз Аренс.

Приблизившись к заключенным, Блейз быстро оглядел всех; дойдя до Хэла, его взгляд на мгновение остановился, очевидно потому, что Хэл заметно выделялся ростом среди всех окружающих. Почти не задерживаясь, Блейз прошел мимо и направился к двери, сокрушенно качая головой; этот жест явно относился к сопровождающим его представителям местного начальства.

– Глупцы, – говорил он им, проходя на расстоянии вытянутой руки от Хэла. – Ох, и еще раз глупцы! Неужели вы думали, что на меня может произвести впечатление тот жалкий сброд, который вы подобрали на улицах, и что меня, как какого-нибудь примитивного диктатора, могут позабавить государственные казни или публично проводимые пытки? Подобные затеи приводят лишь к потерям энергии. Сейчас я покажу вам, как делаются серьезные дела. Приведите их всех сюда. – Охранники, услышавшие его слова, уже бросились выполнять приказание, прежде чем один из сопровождающих Блейза обернулся и махнул рукой капитану. Всех заключенных привели в комнату и поставили в три ряда лицом к помосту, где двое спутников Блейза теперь стояли позади стола, а сам Блейз наполовину сидел, наполовину возлежал на нем. Но даже в такой нарочито картинной позе он выглядел властно и элегантно.

При появлении Блейза у Хэла засосало под ложечкой; теперь это ощущение усилилось. Он прожил большую часть жизни под крышей родного дома и имел надежную защиту; он вырос, даже не имея представления о том, что бывает такой страх, который стискивает грудь и делает бессильным все тело. Потом внезапно он встретился со смертью, и одновременно – с такого рода страхом. И вот теперь состояние, вызванное тем ужасным моментом, опять овладело им при новой встрече с этим высокорослым, властным человеком, расположившимся перед ним на помосте.

Он не боялся квакерских властей, лишивших его свободы. Ведь, в конце концов, они были людьми. А он твердо усвоил правило, что для любой проблемы, возникшей во взаимоотношениях людей, можно найти приемлемое решение, если только хорошенько поискать. Но в лице Блейза он встретил существо, уничтожившее сами основы его внутреннего, личного мироздания. Страх все больше охватывал его, парализуя и тело и дух, а сознание, еще сохранившее способность трезво оценивать происходящее, предупреждало, что, как только страх полностью подчинит его себе, он покорится воле судьбы. Тогда Блейз узнает, кто он такой, и все будет кончено.

Он воззвал о помощи. И в ответ из его памяти возникли призраки трех старых учителей.

– Человек, с которым ты столкнулся, не более чем сорняк, пышно цветущий лишь один летний день, – прозвучал в его сознании резкий голос Авдия. – Не более чем короткий ливень на горном склоне, обрушившийся на скалу. Скала – это Бог, она вечна. Дождь проходит, и как будто его и не было. Держись за скалу и не обращай внимания на дождь.

– Он не может ничего такого, чего бы я тебе когда-нибудь не показывал, – раздался мягкий голос Уолтера. – Он только копирует мастерство, достигнутое другими мужчинами и женщинами, многие из которых умеют использовать его гораздо лучше, чем он. Помни, что любой человек обладает не более чем человеческим разумом и телом. Забудь о том, что он старше и опытнее тебя. Сконцентрируй свое сознание только на его подлинной сущности, на его реальных, далеко не безграничных возможностях.

– Страх – это всего лишь один из видов оружия, – сказал Малахия. – Сам по себе он опасен не более, чем остро отточенное лезвие. Воспринимай его так же, как и любое другое оружие. Когда оно направлено на тебя, отклонись, чтобы оно тебя не коснулось, а потом перехвати и держи под контролем ту руку, что его направляет. Оружие, отделенное от руки, становится просто еще одной вещью в мире, заполненном самыми различными вещами.

Блейз окинул взглядом выстроившихся внизу перед помостом узников.

– Послушайте меня, друзья мои, – обратился он к ним вкрадчивым голосом. – Посмотрите на меня.

Все, включая Хэла, обратили на него свои взгляды. Он видел лицо Блейза, его тонкие аристократические черты, живые карие глаза. Затем, по мере того как Блейз продолжал смотреть на них, его глаза стали расширяться, пока не заполнили собой все видимое пространство.

Навыки, приобретенные в результате длительных тренировок под руководством Уолтера, сработали рефлекторно. Мысленно Хэл сделал шаг назад, отступив от всего, что он видел, на расстояние вытянутой руки. И сразу же все вокруг него стало располагаться и происходить как бы на двух уровнях. На одном уровне он стоял вместе с остальными заключенными, оцепеневшими под взглядом Аренса подобно животным, выхваченным из темноты лучом яркого света. Но одновременно существовал и другой уровень, где он сознавал, что над его свободной волей совершается попытка насилия, орудие которого прячется за этим ярким светом, и где он делал отчаянные попытки противостоять этому насилию.

Он думал о скале. В своем сознании он сформировал образ горного склона с вырубленным в нем алтарем, на котором горел вечный огонь. Скала и огонь… Неприкосновенные. Вечные.

– Я должен извиниться перед вами, мои друзья, мои братья. – Блейз говорил проникновенным тоном, обращаясь ко всем собравшимся. – Произошла ошибка, из-за которой вас заставили страдать, но так не должно быть. Однако эта ошибка произошла естественным образом, а мелкие ошибки с вашей стороны усугубили ее. Спросите вашу совесть. Найдется ли здесь среди вас хоть один, кто не знал бы за собой поступков, которых не должен был бы совершать…

…Первые капли дождя, словно туман, начали застилать алтарь и горящий в нем огонь. Но он по-прежнему горел, а скала стояла непоколебимо. Голос Блейза продолжал струиться. Дождь усилился, теперь он яростно набрасывался на скалу и на светильник в алтаре. На горных склонах день померк, но свет, пробивающийся сквозь тьму, позволял видеть, что скала, как и прежде, стоит на месте.

Блейз доверительно указывал всем им путь к более полноценной и счастливой жизни, путь, на котором они обретут веру в то, о чем он им рассказывал. А для этого им следует признать свои прошлые ошибки и позволить повести себя по верному пути к своему светлому будущему. Эти слова сулили теплое и уютное убежище от всех бурь и невзгод, его дверь была приветливо распахнута им навстречу. Но к сожалению, Хэл должен остаться снаружи, один на горном склоне, под яростным ледяным ливнем. Ему придется изо всех сил прижаться к скале, чтобы ветер не смог сбросить его вниз, и единственной его отрадой станет чистый свет горящего в темноте, но не дающего тепла светильника.

Постепенно он стал замечать, что ветер больше не крепчает, что дождь, который с каждой минутой лил все яростнее, перестал усиливаться и темнота теперь уже не сгущается. И в глубине его существа стала подниматься какая-то новая, незнакомая прежде теплая волна. Она росла, ширилась и вот уже с радостным триумфом захватила его целиком. Он ощутил в себе такую внутреннюю силу, какой не чувствовал никогда прежде, и, движимый этой силой, он шагнул обратно, слил воедино существовавшие до этой минуты два уровня своего бытия и теперь, уже без всякой защиты, снова смотрел прямо в глаза Блейзу Аренсу.