- Политические разговоры разгорячили кровь у множества людей, сказал Пол. - Всюду, куда только не зайдешь. Сейчас важно не терять головы.
      - Правильно, - согласился Чилдэн. - Спокойствие и порядок. Чтобы все пришло к привычной устойчивости.
      - Период, наступающий после смерти вождя, очень критичен в тоталитарном обществе, - сказал Пол. - Отсутствие традиций и созданных средним классом учреждений в своем сочетании... - Он осекся. - Давайте лучше бросим говорить о политике, как в прежние студенческие годы.
      Роберт Чилдэн почувствовал, как вспыхнуло его лицо, и низко склонился над принесенным Бетти полным бокалом, чтобы скрыть от хозяина свое смущение. Какую ужасную глупость он сморозил в самом начале, совершенно неуместными и категорическими суждениями о политике; нагрубил хозяевам дома своим несогласием, и для того, чтобы спасти вечер, понадобился весь присущий им изначально такт. Сколь многому мне еще необходимо учиться, подумал Чилдэн. Они такие элегантные и хорошо воспитанные. А я - просто белый варвар. Этого нельзя оспаривать.
      На какое-то время он весь ушел в себя, медленно потягивая виски из бокала, стараясь сохранять на лице притворное выражение якобы испытываемого им при этом удовольствия. Мне нужно всецело следовать их примеру, решил он. Соглашаться всегда и во всем.
      Однако паника не оставляла его. Мой ум, размышлял он, помутился из-за выпитого спиртного. И из-за усталости и нервов. Удастся ли собраться с духом? Все равно, больше меня сюда уже никогда не пригласят. Поздно что-либо предпринимать. Его охватило отчаянье.
      Бетти, вернувшись из кухни, снова расположилась на ковре. Какая она все же привлекательная, подумал Чилдэн. Стройное тело. У них фигуры - само совершенство; ни жира, ни выпячивающихся выпуклостей. Ей не нужно ни бюстгальтера, ни корсета. Мне надо тщательно скрывать свое вожделение. Причем, чего бы это не стоило.
      И все же время от времени он не мог удержаться, чтобы не бросить украдкой взгляд в ее сторону. Полюбоваться прелестным темным цветом его кожи, волос и глаз. Мы выпечены всего лишь наполовину по сравнению с ними. Нас вынули из печки для обжига до того, как мы были полностью готовы. Старый миф аборигенов. Здесь он звучит как правда.
      Я должен думать о чем-нибудь ином. Найти какую-нибудь нейтральную тему для разговора. Взгляд его блуждал по комнате, пытаясь отыскать, за что можно было бы зацепиться. Молчание становилось все более тягостным, напряженность была невыносимой. О чем же, черт побери, говорить? О чем-нибудь безопасном. Взор его остановился на книге в черном невысоком шкафчике из тикового дерева.
      - Я вижу, вы читаете "И саранча легла густо", - произнес он. - Я много о ней наслышался, только вот напряженная работа все не позволяет самому уделить ей какое-то внимание. - Поднявшись, он подошел к шкафчику, чтобы взять книгу, тщательно сверяя каждое свое движение с выражением их лиц. Они, казалось, даже одобряли такой поворот в характере общения, и поэтому он осмелел еще больше.
      - Детектив? Извините меня за дремучее невежество. - Он стал листать книгу.
      - Вовсе не детектив, - сказал Пол. - Совсем наоборот, весьма своеобразный вид беллетристики, ближе всего, пожалей, к жанру научной фантастики.
      - О нет, - возразила Бетти. - Нет здесь никакой науки. Действие ее разворачивается не в будущем. А научная фантастика имеет дело с будущим, с тем, в частности, будущим, где наука продвинулась далеко вперед по сравнению с нашей. В книге отсутствуют какие-либо логические посылки сути ее содержания.
      - Но, - сказал Пол, - в ней рассматривается альтернативное настоящее. Существует много достаточно хорошо известных научно-фантастических романов такого рода. - Обращаясь к Роберту, он пояснил. - Простите мое упорство в данном вопросе, но, как об этом знает моя жена, я уже в течение очень долгого времени являюсь восторженным поклонником научной фантастики. Она стала моим хобби еще в раннем детстве. Мне тогда еще не было и двенадцати лет. Это было в самом начале войны.
      - Понимаю, - как можно вежливее произнес Роберт Чилдэн.
      - Вам хотелось бы взять у нас почитать "Саранчу"? - спросил Пол. Мы в скором времени ее прочтем, через денек-другой, не позднее. Поскольку моя контора расположена в самом центре, неподалеку от вашего замечательного магазина, я бы с удовольствием мог занести ее к вам в обеденное время. Он замолчал на какое-то время, а затем, повинуясь какому-то знаку Бетти, продолжал. - Мы с вами, Роберт, могли бы отобедать вместе, пользуясь этим случаем.
      - Благодарю вас, - произнес Роберт. Это все, что он был в состоянии вымолвить. Ленч в одном из расположенных в центре фешенебельных ресторанов для бизнесменов. Он и этот элегантный современный высокопоставленный молодой японец! - глаза его затуманились. Но он продолжал осматривать книгу и только кивал головой. - Да, - сказал Чилдэн, - это делает книгу весьма интересной. Мне бы очень хотелось прочесть ее. Я стараюсь всегда быть в курсе того, что широко обсуждается. - Было ли уместным такое его высказывание? Признание того, что его интерес заключается в модности данной книги? Похоже было на то, что слова его прозвучали довольно пошло. Он не знал, что и подумать, но чувствовал, что это оказалось именно так. Нельзя вынести суждения о книге только на том основании, что она стала бестселлером, - сказал он. - Мы это прекрасно знаем. Многие бестселлеры оказываются жуткой халтурой. В данном случае, однако... - он замялся в нерешительности.
      - В большинстве случаев это верно, - заметила Бетти. - Усредненный вкус действительно прискорбно низок.
      - Как и в музыке, - поддержал ее Пол. - Отсутствует, например, интерес к самобытному американскому народному джазу. Роберт, вам нравятся, скажем, Банк Джонсон или Кид Ори, или другие такие же? Исполнители раннего диксиленда? У меня целая дискотека такой старинной музыки, собрание оригинальных записей фирмы "Дженет".
      - Я, должен признаться, не очень-то знаком с негритянской музыкой, произнес Роберт. Хозяева дома, казалось, были не очень довольны таким заявлением. - Я предпочитаю классику. Баха и Бетховена. - Это, безусловно, для них более приемлемо. Он теперь ощущал некоторое чувство обиды. Неужели от него ожидали, что он станет отрицать великих мастеров европейской музыки, не стареющих со временем классиков, в пользу нью-орлеанского джаза, который играли в кабаках и забегаловках в негритянском квартале.
      - Я, пожалуй, поставлю избранные мелодии нью-орлеанских королей ритма, - начал было Пол, собираясь выйти из комнаты, но встретив предостерегающий взгляд Бетти, остановился в нерешительности и пожал плечами.
      - Обед почти готов, - сказала Бетти.
      Вернувшись, Пол снова уселся на ковер. Несколько, как показалось Роберту, надутым тоном, он пробормотал:
      - Джаз из Нью-Орлеана - это самая настоящая американская народная музыка, какая только существует. Она зародилась на этом материке. Все остальное пришло из Европы, вроде английского происхождения баллад под гитару в стиле "кантри".
      - Это непрекращающийся предмет спора между нами, - улыбаясь Роберту, заметила Бетти. - Я не разделяю его пристрастия к раннему джазу.
      Все еще продолжая держать в руках "И саранча легла густо", Роберт Чилдэн спросил:
      - Какого же рода альтернативное настоящее описывается в этой книге?
      Бетти, задумавшись на мгновенье, произнесла:
      - Такое, в котором Германия и Япония проиграли войну.
      После этого наступило общее молчание.
      - Время ужинать, - сказала Бетти, грациозно поднимаясь на ноги. Пожалуйста, проходите, два голодных, очень занятых делами джентльмена. Она проводила Роберта и Пола к столу, уже накрытому белой скатертью, с расставленными на нем столовым серебром, фарфоровой посудой, огромными салфетками из грубой ткани, в которых Роберт распознал старинные американские подгузники для новорожденных. Серебро тоже было явно американского происхождения. Чашки и блюдца производства "Ройал Альберт", темно-синие, с золотыми ободками. Совершенно великолепные. Он не мог не смотреть на них без нескрываемого профессионального восхищения.
      Тарелки, похоже, были японскими. Точно сказать он не мог, так как это выходило за пределы его компетентности.
      - Это фарфор "Имари", - пояснил Пол, заметив его интерес. - Из Арита. Считается первоклассной продукцией. Япония.
      Они заняли места за столом.
      - Кофе? - спросила у Роберта Бетти.
      - Да, - ответил он. - Спасибо.
      Вскоре все они были уже поглощены обедом. Роберт нашел еду восхитительной. У Бетти были выдающиеся кулинарные способности. Особенно ему понравился салат. Авокадо, сердцевинки артишоков, приправленные каким-то неизвестным ему голубоватым сыром... слава богу, они не предложили ему настоящую японскую еду, блюда из перемешанных овощей и кусочков мяса, которыми он так был сыт по горло за все эти послевоенные годы, они ему настолько опротивели, что он не смог бы вынести даже вида креветок или моллюсков.
      - Мне хотелось бы узнать, каким, как предполагает автор, был бы мир, если бы Германия и Япония проиграли войну?
      Ни Пол, ни Бетти не решились ответить сразу. Только спустя некоторое время Пол произнес:
      - Он очень сильно отличался бы от нашего. Об этом лучше прочесть в книге. Если же вы об этом будете знать заранее, то у вас может испортиться впечатление от книги.
      - У меня есть непоколебимые убеждения на сей счет, - сказал Роберт. Я часто размышлял над этим. Мир был бы намного хуже. - Он слышал, что слова его звучат твердо, даже жестко. - Намного хуже.
      Слова эти, казалось, очень удивили хозяев. Может быть, тон, с которыми они были произнесены.
      - Повсюду бы господствовал коммунизм, - продолжал Роберт.
      Пол понимающе кивнул.
      - Автор, мистер Абендсен, разбирает этот вопрос - касательно беспрепятственного расширения владений Советской России. Но так же, как и в первой мировой войне, будучи даже среди победителей, второразрядная, большей частью крестьянская Россия снова садится в лужу. Остается таким же огромным посмешищем, вспомните хотя бы войну Японии с ней, когда...
      - Нам всем пришлось пострадать, заплатить немалую цену, - сказал Роберт. - Но мы делали это из самых добрых побуждений. Чтобы предотвратить всемирный потоп со стороны захлестывающих земной шар славян.
      - Я лично, - тихо произнесла Бетти, - не верю всем этим истерическим бредням насчет "всемирного потопа" со стороны любого народа, будь то славяне, китайцы или японцы, - она безмятежно глядела на Роберта. Полностью владея собой, она обязательно хотела выразить свои чувства. Пятна краски, темно-пунцовые, появились на ее щеках.
      На какое-то время разговор за столом затух.
      Я снова опростоволосился, отметил про себя Роберт Чилдэн. Никак не могу оставить в покое эту тему. Потому что она повсюду: в книге, которую я случайно снял с полки, в коллекции грампластинок, в этих подгузниках добыче, награбленной завоевателями самым мародерским образом у моего народа.
      Надо смотреть фактам в лицо. Я все пытаюсь вообразить себе, что эти японцы и я ничем друг от друга не отличаемся. Но даже когда я восхвалял их победы в войне и говорил о поражении своей страны - даже тогда мы не находим общей почвы под ногами. Оказывается, что вполне определенные слова для меня прямо противоположны тому, что значат они для них. У них мозги какие-то другие. И души тоже. Вот ты являешься свидетелем того, как они пьют кофе из чашек английского тонкостенного фарфора, едят с помощью американского серебра, слушают негритянскую музыку. Все это на поверхности. Преимущество богатства и власти делает все для них доступным, но в принципе это всего лишь заменители в виде исключения.
      Даже "Книга Перемен", которую они запихивают нахально нам в глотки, даже она из Китая. Заимствованная ими черт знает когда. Кого они дурачат? Себя? Наворованные слева и справа обычаи, еда, одежда, разговоры, походка, даже то, например, с каким они особым смаком поедают печеную картошку, приправленную кисло-сладким соусом, это традиционное старинное американское блюдо, пристегнутое ими к своей упряжке. Но никого они этим не одурачат. И меня меньше, чем другого.
      Только белые расы наделены даром творчества, продолжал размышлять он. И тем не менее я, чистокровный представитель одной из них, должен унижаться перед этой парочкой. Подумать только, как все было бы, если бы победили мы! Их бы стерли с лица земли, сегодня не было бы никакой Японии, а США упивались бы своей единоличной властью над всем остальным огромным миром.
      И еще: я должен обязательно прочесть эту книгу, эту "И саранча легла густо". Это мой патриотический долг, судя по тому, что о ней говорят.
      - Роберт, - тихо обратилась к нему Бетти, - вы совсем ничего не едите. Неужели пища не так приготовлена?
      Он сразу же набрал вилкой салата побольше.
      - Нет, - сказал он. - Скажу честно, я за многие годы не ел более восхитительной пищи, чем эта.
      - Спасибо, - произнесла Бетти, явно польщенная его словами. - Я так старалась приготовить настоящую... Закупки, например, делала на крошечных американских базарчиках, расположенных вдоль проспекта, где находятся торговые миссии, понимая, что это подлинные американские продукты.
      Вы довели до совершенства приготовление наших родных американских блюд, подумал Роберт Чилдэн. То, о чем многие толкуют, в самом деле правда: у вас безграничные способности к имитации яблочного пирога, кока-колы, прогулки после киносеанса, Гленна Миллера... вы способны сварганить из жести и рисовой бумаги законченную искусственную Америку. Бумажная мам в кухне, бумажный дэд читает газету. Рисовый бэби у их ног. Все-все.
      Пол молча наблюдал за ними. Роберт Чилдэн, заметив вдруг внимание к себе со стороны японца, прервал ходы своих размышлений и снова принялся за еду. Интересно, он может читать мои мысли? Я знаю, что сохранял надлежащее выражение лица. Вряд ли он догадывается, о чем я думаю.
      - Роберт, - произнес Пол, - поскольку вы родились и выросли здесь, пользуетесь характерными для уроженцев США оборотами речи, то я, пожалуй, мог бы получить от вас некоторую помощь в отношении одной книги, смысл которой вызвал у меня определенные трудности. Это роман тридцатых годов американского автора.
      Роберт слегка поклонился.
      - Книга эта, - сказал Пол, - весьма редкая, но я, тем не менее, располагаю одним ее экземпляром. Автор ее - Натаниэль Уэст. Называется "Мисс Лонлихартс". Я с наслаждением прочел ее, но так до конца и не уловил, что же хотела сказать Уэст в этом романе. - Он с надеждой посмотрел на Роберта.
      - Я... я не читал, как мне кажется, этой книги, - не сразу признался Роберт Чилдэн. И подумал при этом, даже ничего о ней не слышал.
      На лице Пола отразилось разочарование.
      - Очень жаль. Это совсем небольшая книга. В ней рассказывается о человеке, который ведет колонку в ежедневной газете; он постоянно испытывает душевные муки по самым различным поводам, пока явно не сходит с ума от этого и ему кажется, что он Иисус Христос. Не припоминаете? Может быть, читали очень давно?
      - Нет, - сказал Роберт.
      - У автора очень необычная точка зрения в отношении страдания, продолжал Пол. - Исключительно своеобразное понимание смысла мучений без особых на то причин, проблема, с которой сталкиваются все религии. Религии, подобные христианству часто провозглашают, что страдания это расплата за совершенные грехи, Уэст, похоже, добавляет дополнительные к прежним представлениям соображения, касающиеся этой проблемы, пытается доказать, что страдания без видимой причины еще могут быть обусловлены тем, что герой его - еврей.
      - Если бы Германия и Япония проиграли войну, - сказал Роберт, то миром бы сегодня правили евреи. Из Москвы и с Уолл-стрита.
      Оба японца, муж и жена, съежились от его слов. Они, казалось, постарели, поблекли, замкнулись в себе. Даже по самой комнате, казалось, пробежал какой-то холодок. Роберт Чилдэн остро ощутил свое одиночество. Теперь он ел один, не находясь больше в их обществе. Что же такое сотворил теперь? Что послужило причиной подобного непонимания друг друга? Тупая неспособность понять совершенно чуждый им язык, западный склад мышления? Что-то не то ляпнул, а они обиделись. Какая трагедия, усмехнулся он в душе, продолжая ужинать. И все же - что можно предпринять в его положении?
      Прежнюю ясность - ту, что была у него всего лишь пару секунд тому назад - нужно было вернуть любой ценой. Только теперь он начал по-настоящему понимать всю ее важность. Роберт Чилдэн сейчас не чувствовал себя столь же неуютно, как чуть раньше, потому что в сознании его начала зарождаться некая нелепая мечта. Пришел я сюда в предвкушении чего-то особенного. Почти что юношеский романтический туман в голове одурманивал меня, когда я поднимался сюда по лестнице. Но реальность нельзя оставлять без внимания. Нам нужно взрослеть.
      Теперь ему стало представляться, что это все - прямой обман, прямо вот здесь. ОНИ ЗДЕСЬ НЕ СОВСЕМ ЛЮДИ. Они надевают на себя одежду, но подобно обезьянам, наряжаются как в цирке. Они умны и способны к обучению, но это все, что умеют.
      Почему тогда я так стараюсь им во всем угодить? Только потому, что они являются победителями?
      Во время этой встречи выявились серьезные недостатки моего характера. Но с этим уже ничего не поделаешь. Я просто стремлюсь к... ну, скажем, к безошибочному выбору меньшего из двух зол.
      Что я всегда делал - это старался не выбиваться из общего русла потока внешних событий. Потому что так безопаснее; ведь в конце-то концов, победители они... они и повелевают. И, как я полагаю, и дальше будут поступать именно так. Потому что нет никакого смысла навлекать на свою голову всякие несчастья. Они прочли американскую книгу и хотят, чтобы я ее им растолковал; они надеются, что я, представитель белой расы, в состоянии разжевать для них понятный ответ. И я пытаюсь это сделать, хотя, если бы читал эту книгу, то несомненно ответил бы им.
      - Пожалуй, когда-нибудь я загляну в эту "Мисс Лонлихартс", - сказал он Полу. - И тогда смогу растолковать ее смысл.
      Пол слегка поклонился.
      - А пока что я слишком перегружен работой, - сказал Роберт. - Позже, возможно... я уверен, что мне не потребуется много времени для того, чтобы ее прочесть.
      - Не потребуется, - не очень-то довольным тоном тихо произнес Пол. Это небольшая книга. - Они оба, и он, и Бетти, опечалены его словами, подумал Роберт. Неужели и они ощущают непреодолимую пропасть между ними и мною? Надеюсь, ощущают. Они заслуживают это. Стыдно - просить других, чтобы им разжевали, что хотел сказать автор в своей книге.
      Теперь он начал получать от ужина еще большее удовлетворение.
      Остаток вечера прошел вполне гладко. Когда Роберт Чилдэн покидал квартиру Казоура в десять часов, его все еще не покидало чувство уверенности в себе, которое он обрел во время ужина.
      Спускаясь по лестнице, уже не обращал никакого внимания на встречавшихся ему по дороге японцев - жильцов этого дома, которые направлялись в общие ванны или возвращались из них и которые могли заметить его и посмотреть вслед. Он вышел на темный вечерний тротуар, окликнул проезжавший мимо велокэб и в таком настроении поехал к себе домой.
      Мне всегда очень хотелось узнать, каким у меня получилось бы общение с некоторыми из моих клиентов в неофициальной обстановке. И вот, пожалуйста. Все получилось, в конце концов, не так уж плохо. И, подумал он, этот опыт мне весьма пригодится в моем бизнесе.
      Очень благотворно во всех отношениях встречаться с людьми, которых ты опасаешься. И обнаруживать, что они из себя представляют на самом деле. Тогда страх проходит.
      Размышляя на подобные темы, он прибыл в район города, где жил, и оказался наконец у своей собственной парадной. Расплатившись с "китаезой"-водителем велокэба, поднялся по знакомой лестнице.
      В передней его квартиры сидел незнакомый ему человек. Белый мужчина в пальто расселся на его диване и читал газету. Увидев в дверях изумленного Роберта Чилдэна, отложил газету, лениво поднялся и засунул руку во внутренний нагрудный карман пальто. Достал оттуда бумажник и развернул его перед лицом Чилдэна.
      - Кемпейтай.
      Это был один из "пиноков". Служащий государственной полиции правительства в Сакраменто, организованной японскими оккупационными властями. Какой ужас!
      - Вы - Роберт Чилдэн?
      - Да, сэр, - ответил он. Сердце его бешено колотилось.
      - Недавно? - заглянув в папку с бумагами, которую он извлек из лежащего на диване портфеля, - вам нанес визит один мужчина, белый, представившийся в качестве доверенного лица одного из офицеров имперского флота. Последующее расследование показало, что это не так. Не существует ни такого офицера, ни такого корабля.
      - Верно, - произнес Чилдэн.
      - К нам поступило заявление, - продолжал полицейский, - о шантаже, который имеет место на территории, соседствующей с заливом. Этот малый явно к нему причастен. Вы могли бы его описать?
      - Небольшого роста, довольно смуглый... - начал Чилдэн.
      - Смахивает на еврея?
      - Точно! - воскликнул Чилдэн. - Теперь до меня это дошло! Хотя тогда я как-то просмотрел это.
      - Вот его фотография. - Сотрудник Кемпейтая протянул ему снимок.
      - Это он, - сказал Чилдэн, тотчас же узнав своего посетитель... У него не было ни малейших сомнений, только он был несколько напуган быстротой, с какой Кемпейтай оказался способен разобраться в этом деле. Как это вам удалось найти его? Ведь я не сообщал о нем, однако позвонил своему оптовику, Рэю Келвину, и сказал ему...
      Полицейский взмахом руки заставил его замолчать.
      - У меня есть один документ, который вы должны подписать, вот и все. Вам не нужно будет появляться в суде. Это требуемая законом формальность, которой заканчивается вся ваша причастность. - Он протянул Чилдэну лист бумаги и авторучку. - Здесь утверждается, что к вам подходил этот человек и что он пытался ввести вас в заблуждение, выдавая себя за другого, и так далее в том же духе. Прочтите документ. - Полицейский отвернул манжет своей рубахи и посмотрел на часы. - По существу здесь все верно?
      По существу - было верно. У Роберта Чилдэна не было времени тщательно изучить бумагу, да к тому же его немало смущало то, что произошло в тот день. Но он знал, что человек этот выдавал себя за другого и что это каким-то образом связано с попыткой вымогательства. Да и, как сказал сотрудник Кемпейтая, этот человек был евреем. Роберт Чилдэн глянул на фамилию под фотографией. Фрэнк Фринк. Урожденный Фрэнк Финк. Да, он определенно был евреем. Это мог бы сказать каждый о человеке с такой фамилией, как Финк. И он ее поэтому поменял.
      Чилдэн подписал бумагу.
      - Спасибо, - сказал полицейский. Он собрал свои вещи, нахлобучил шляпу, пожелал Чилдэну спокойной носи и удалился. Все это заняло каких-то несколько минут.
      Я не сомневаюсь в том, что его разыщут, подумал Чилдэн. Что бы он там не затевал.
      У него отлегло от сердца. Быстро же они работают, вот молодцы.
      Мы живет в обществе законности и правопорядка, где евреям не дано обводить вокруг пальца людей доверчивых. Мы защищены.
      Не знаю, почему это я сразу не распознал его характерные расовые черты, как только увидел? Очевидно, меня очень легко ввести в заблуждение.
      Я просто не умею обманывать, решил он, и это оборачивается моей беспомощностью. Если б не существовало закона, я был бы целиком в их власти. Он мог бы убедить меня в чем угодно. Это одна из разновидностей гипноза. Они способны контролировать все общество.
      Завтра же надо пойти и купить эту книгу, "И саранча легла густо".
      Будет очень интересно посмотреть, как автор описывает мир, в котором правят евреи и коммунисты, в котором Рейх лежит в руинах, а Япония, без сомнения, является одной из провинций России; в которой Россия, фактически, простирается от Атлантического океана до Тихого. Интересно, а не описывает ли он - как его там зовут? - войну между Россией и США? Занятная книга, подумал он. Странно, что никому не пришло в голову написать ее раньше.
      И что еще - она помогает нам лучше осознать, насколько нам повезло. Несмотря на все очевидные неудобства... нам могло быть намного хуже. Этой книгой преподан великий моральный урок. Да, здесь у нас сейчас у власти японцы, а мы - побежденная страна. Но нам нужно смотреть вперед; нам нужно строить. Из этого вытекают великие свершения, такие, как колонизация планет.
      Сейчас должны передавать последние известия, сообразил Чилдэн. Удобно усевшись, включил радиоприемник. Возможно, уже избран новый рейхсканцлер. Он испытывал воодушевление и предвкушение чего-то важного. Лично мне этот Зейсс-Инкварт кажется наиболее энергичным. Наиболее способным осуществлять смелые начинания.
      Я бы хотел побывать там, подумал он. Может быть, когда-нибудь и разбогатею настолько, что смогу съездить в Европу и поглядеть на все, что там совершено. Стыдно быть в стороне от того, что там происходит. Застряв здесь, на западном побережье, где ничего не происходит. Где история проходит мимо нас.
      8
      В восемь часов утра фрейгерр Хуго Рейсс, рейхсконсул в Сан-Франциско, вышел из своего "мерседес-бенца" модели 220-Е и проворно взбежал по ступенькам консульства. За ним поднялись двое молодых мужчин - сотрудников министерства иностранных дел. Дверь уже была открыта кем-то из персонала Рейсса, и он, не задерживаясь у входа, прошел внутрь, приветствуя поднятием руки двух девушек-телефонисток, вице-консула герра Франка, а затем, уже в приемной консула - личного секретаря Рейсса, герра Пфердехуфа.
      - Фрейгерр, - произнес Пфердехуф, - как раз сейчас из Берлина поступает шифрованная радиограмма. Под грифом Один, - это значит, что послание срочное.
      - Спасибо, - сказал Рейсс, снимая пальто.
      - Десять минут назад звонил Краус фон Меер. Ему хочется, чтобы вы связались с ним.
      - Благодарю, - ответил Рейсс, усаживаясь за небольшой столик у окна своего кабинета, снял салфетку с завтрака, обнаружил на подносе горячую булочку, омлет и сосиски, налил горячего черного кофе из серебряного кофейника, после чего развернул утреннюю газету.
      Звонивший ему Краус фон Меер был шефом "Зихерхайтсдинста" на территории ТША. Его штаб-квартира была расположена под фиктивной вывеской, в здании аэровокзала. Отношения между Рейссом и Краусом фон Меером были весьма натянутыми. Сферы их полномочий скрещивались в бесчисленных случаях - такая политика, несомненно, умышленно проводилась заправилами из Берлина. У Рейсса был еще и почетный чин майора СС, вследствие чего юридически он был подчиненным Крауса фон Меера. Этот чин был ему пожалован несколько лет назад, и уже в то время Рейсс разглядел причину такого внимания со стороны СС, однако ничего не мог с этим поделать. Не будучи ниже по должности фон Меера, ему приходилось молча сносить такое положение.
      Газетой, доставляемой "Люфтганзой" и прибывающей в шесть часов утра, была "Франкфуртер Цайтунг". Рейсс внимательно перечитал всю первую страницу. Фон Ширах под домашним арестом, сейчас, возможно, уже умерщвлен. Скверно. Геринг пребывает на учебно-тренировочной базе Люфтваффе в окружении закаленных ветеранов войны, переданных толстяку. К нему совершенно не подобраться. Никому из наймитов СД. А что делает доктор Геббельс?
      По всей вероятности, находится в самом сердце Берлина. Полагаясь, как всегда, на свой собственный ум, на свою способность уговорить или разубедить кого угодно в чем угодно. Если Гейдрих пошлет взвод убийц, чтобы покончить с ним, он, скорее всего, уговорит их переметнуться на его сторону, сделав их сотрудниками министерства пропаганды и народного просвещения.
      Рейсс мог представить себе доктора Геббельса в данный момент в квартире какой-нибудь сногсшибательной киноактрисы, пренебрежительно глядящего на марширующие внизу, под окнами, подразделения вермахта. Ничто не пугает этого карлика. Геббельс всегда насмешливо улыбается... продолжая щекотать грудь прекрасной дамы левой рукой, в то время как правая пишет статью для сегодняшнего выпуска "Энгриффа".
      Мысли Рейсса прервались стуком секретаря.
      - Я прошу прощения. Краус фон Меер снова на проводе.
      Поднявшись, рейсс подошел к письменному столу, снял трубку:
      - Рейсс слушает.
      В трубке раздался сочный баварский говор местного шефа СД.
      - Что слышно новенького в отношении этого типа из абвера?
      - Гм, промямлил он, пытаясь выяснить, кого именно имеет ввиду Краус фон Меер. - Насколько мне известно, в данный момент на тихоокеанском побережье имеется то ли три, то ли четыре "типа" из абвера.
      - Того, что прибыл сюда "Люфтганзой" на прошлой неделе.
      - О, - произнес Рейсс. Зажав трубку между плечом и ухом, вынул портсигар. - Он здесь так и не появился.
      - Что он сейчас делает?
      - Боже милостивый, откуда мне знать? Спросите у Канариса.
      - Было бы желательно, чтобы вы позвонили в министерство иностранных дел и велели связаться с рейхсканцелярией и передать тому, кто поддерживает связь с адмиралтейством, выступить с требованием, чтобы абвер или отозвал своих людей отсюда, или давал нам полный отчет о том, что они тут делают.
      - Вы не можете это сделать сами?
      - У нас такая неразбериха...
      Они полностью упустили этого человека из абвера, решил Рейсс. Им местному СД - было велено кем-то из штаба Гейдриха следить за ним, а они упустили клиента. А теперь хотят, чтобы я их выручил.
      - Если он появится здесь, - сказал Рейсс, - я велю кому-нибудь к нему пристроиться. Можете на меня положиться. - Разумеется, шансов на то, что этот человек зайдет сюда, было ничтожно мало - если они были вообще. И они оба это прекрасно понимали.
      - Он, несомненно, прибыл под фиктивным именем - не унимался Краус фон Меер. - Нам оно, естественно, неизвестно. У этого малого аристократическая внешность. Примерно сорока лет. Настоящее имя - Рудольф Вегенер. В звании капитана. Он из одной старой, известной своими монархическими взглядами семей из Восточной Пруссии. Поддерживается, вероятно, Папеном в "Системцайт". - Рейсс устроился поудобнее за столом, видя, что Краус фон Меер и не думает прекращать монотонно бубнить в трубку. - Единственный ответ, какой приходил на ум, этим монархистам-любителям кортиков - так урезать бюджет флота, чтобы они не могли себе позволить...