— Я вас не знаю.
И тут он увидел посох из айронита.
— Агент Лиги, — произнес робот. — Вы тот, кто прорвался через заграждения. — Третий. Вы явились сюда. И не уйдете обратно.
Его неуклюжие металлические пальцы шарили среди предметов на столе, затем в ящике. Он нашел пистолет и неловко его поднял.
Толби выбил его, и он, звеня, покатился по полу.
— Беги! — закричал он роботу. — Беги!
Робот оставался недвижимым. Посох Толби опустился на его «голову».
Хрупкий сложный мозговой блок робота был разнесен на куски. Катушки, провода, реле посыпались на его стол. Все механизмы были разбиты.
Робот приподнялся в кресле, затем накренился и осел, растянулся во весь рост на полу. Многочисленные детали покатились во все стороны.
— Великий Боже, — произнес Толби, увидев все это впервые.
Трясясь, он наклонился над остатками машины.
— Да, ну и развалюхой же он был!
Его окружили служащие.
— Он убил Борса!
Изумленные потрясенные лица.
— Борс мертв!
Медленно подошел Фаулер.
— Вы убили его, все в порядке. Все кончено.
Толби стоял, сжимая в руках свой посох из айронита.
— Бедняга, — произнес он кротко. — Абсолютно беспомощный. Он сидел здесь, а я пришел и убил его. У него не было возможности спастись.
В здании начался настоящий бедлам.
Охваченные горем солдаты и чиновники бродили, как потерянные. Они натыкались друг на друга, собирались в группки, что-то восклицали и отдавали бессмысленные приказы.
На Толби никто не обращал внимания. Фаулер собирал остатки робота.
Подобно Шалтай-Болтаю, сброшенному со стены, он никогда больше не взберется наверх.
— Где женщина? — спросил Фаулера Толби. — Агент Лиги, которую они привели.
Фаулер медленно выпрямился.
— Я проведу вас.
И он повел Толби по забитому людьми холлу в то крыло здания, где находился госпиталь.
Сильвия встала, опасливо всматриваясь в двух мужчин, вошедших в комнату.
— Что происходит?
И тут она узнала своего отца.
— Папа! Слава Богу! Так это ты сбежал!
Толби захлопнул дверь, чтобы избавиться от хаоса звуков в коридоре.
— Как ты себя чувствуешь? Как твоя нога?
— Поправляется. Что случилось?
— Я убил его. Робота. Он мертв.
На мгновение воцарилось молчание. Снаружи, в холле, служащие носились взад и вперед. Новость быстро распространялась.
Растерянные солдаты оставляли свои посты и слонялись без дела, собираясь в плотные группки под стенами здания.
— Все кончено, — сказал Фаулер.
Толби кивнул.
— Знаю.
— Они устали сидеть на корточках в своих стрелковых ячейках, — пояснил Фаулер. — Они будут растекаться по домам. Как только узнают новость, начнут дезертировать и бросать свое снаряжение.
— Хорошо, — проворчал Толби. — Чем скорее, тем лучше.
Он прикоснулся к винтовке Фаулера.
— Вы, я надеюсь, также.
Сильвия стояла, глубоко задумавшись.
— Ты полагаешь…
— О чем ты?
— Не сделали ли мы ошибку?
Толби устало вздохнул.
— Зачем об этом думать?
— Он делал то, что считал правильным. Они построили свои дома и фабрики. Это целый мир. Они избавились от многих богов. Я наблюдала за всем этим в окно. Это заставило меня думать. Они сделали так много. Так много.
— Они сделали много оружия, — заметил Толби.
— У нас тоже есть оружие. Мы убиваем и разрушаем. У нас есть все их недостатки и совсем отсутствуют их преимущества.
— У нас нет войны, — тихо ответил Толби. — Среди этих холмов находятся десять тысяч человек. Все они были готовы драться, защищая свой маленький мирок. Они бы сбрасывали бомбы и смертоносные вирусы, если бы получили приказ. Но теперь они не станут сражаться. Скоро все они откажутся от борьбы.
— Вся эта система быстро распадется, — согласился Фаулер. — Он уже и так почти потерял управление. Больше не в его силах было поворачивать часы вспять.
— Как бы то ни было, — пробормотала Сильвия, — свою работу мы выполнили. — Она улыбнулась. — Борс делал свою работу, а мы свою. Но время было на нашей стороне.
— Верно, — согласился Толби. — Мы сделали свою работу и никогда не пожалеем об этом.
Фаулер ничего не добавил. Он стоял, засунув руки в карманы, молчаливо глядя в окно. Его пальцы что-то нащупали. Это были три неповрежденные синапсические катушки. Исправные элементы памяти мертвого робота, взятые им из разбросанных остатков.
Может быть, когда-нибудь, — подумал он. — Когда изменятся времена.