– КАК ВАС ЗОВУТ?
– Это указано на бумаге, которую я вам дал, – ответил Эрик и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Выйдя из здания и оказавшись на тротуаре, Эрик остановил проезжавшее мимо старомодное колесное такси и приказал водителю – человеку – отвезти его в ТМК.
Пятнадцать минут спустя он снова входил в такое родное теперь серое здание, направляясь по знакомому коридору в свой собственный кабинет.
Мисс Перс, его секретарша, изумленно заморгала:
– О, доктор Свитсент… я думала, вы в Чиенне!
– Джек Блэйр здесь? – Он заглянул в смежную комнату, но не нашел никаких признаков присутствия своего помощника. Однако у дальней неосвещенной стены он заметил затаившегося Брюса Химмеля со своей тележкой в руке. – Чем закончился скандал с Публичной библиотекой Сан-Диего? – спросил его Эрик.
Перепуганный Химмель поднялся на ноги.
– Я подал на апелляцию, доктор. Я не сдамся так просто. Как вы снова оказались здесь?
– Джека вызвал мистер Вирджил Акерман, – сказала Тил Перс. – Вы выглядите усталым. Наверно там, в Чиенне, у вас много работы. Такая ответственность Ее голубые глаза с длинными ресницами излучали симпатию, а ее большие груди, казалось, даже немного подались вперед материнском, заботливом порыве. – Выпьете чашку кофе?
– Конечно! С удовольствием! – Он уселся за свой стол и позволил себе на минуту расслабиться, вспоминая подробности прошедшего дня. Казалось странным, что все, произошедшее с ним, в конце концов снова привело его сюда, в его собственное кресло. “Не было ли ото своего рода концом? Не окончилась ли на этом его маленькая – или не такая уж маленькая – роль в скандале, разыгравшемся между тремя расами галактики? Четырьмя, если считать этого бесформенного парня с Бетельгейзе… похоже, что закончилась. Кажется, эта ноша упала наконец с его плеч. Звонок в Чиенну Молинари – и на этом все, он опять вернется к Вирджилу Акерману и будет потихоньку заменять орган за органом по мере их износа. Но остается еще Кэти. Не здесь ли она, в клинике ТМК? Или в госпитале Сан-Диего? Возможно, она пытается вернуться к прежней жизни, несмотря на наркоманию, и продолжает работать у Вирджила. У нее есть характер; она не сдастся до конца”.
– Кэти нет здесь? – спросил он Тил Перс.
– . Я узнаю, доктор, -Она повертела пуговицу своего костюма. – Вот ваш кофе, у вас под рукой.
– Спасибо. – Он с благодарностью сделал глоток. Это было почти совсем как в старые добрые времена; его кабинет всегда был для него оазисом, где все излучало уверенность и благополучие и где он мог укрыться от бурь его неустроенной семейной жизни. Здесь он мог притворяться, что люди могут быть чуткими и отзывчивыми, что взаимоотношения между ними могут быть дружескими и естественными. И все-таки этого ему было мало. Должна быть еще близость, даже если она угрожает стать разрушительной Взяв перо и бумагу, он записал по памяти формулу антидота против Джи-Джи 180.
– Кэти в изоляторе на четвертом этаже, – сообщила мисс Перс. – Я и не знала, что она больна. Что-нибудь серьезное?
Эрик передал ей сложенный листок бумаги.
– Передайте это Джонасу. Он знает, что это такое и что с этим делать. – Он прикидывал, стоит ли зайти к Кэти и сказать про антидот. Его терзали сомнения, хотя он сознавал, что правила приличия обязывают его поступить именно так. – Ну хорошо, – сказал он, вставая. – Я пойду к ней.
– Передавайте ей привет, – крикнула ему вслед; Тил Перс, когда он уже брел по коридору.
– Конечно, – пробормотал он.
В изоляторе четвертого этажа он отыскал Кэти, Она сидела, откинувшись в кресле, скрестив босые ноги. На ней была белая хлопчатобумажная рубашка. Кэти читала журнал. Она выглядела постаревшей и поникшей; было заметно, что она приняла большую дозу успокоительного.
– Наилучшие пожелания, – сказал он, подходя, – от Тил.
Медленно, с заметным усилием, Кэти подняла глаза и направила на него взгляд.
– Какие новости для меня?
– Антидот уже здесь. Или скоро будет. Все, что осталось сделать “Хазельтин Корпорейшн” – это упаковать партию и отправить ее сюда,.Дело нескольких часов. – Он попытался ободряюще улыбнуться; это ему не удалось. – Как ты себя чувствуешь?
– В данный момент прекрасно. Из-за твоей новости. – Она была на удивление неразговорчива. – Это сделал ты, правда? Нашел его для меня. – Затем, вспомнив, она добавила: – О, конечно. И для себя тоже. Но ты мог мне и не говорить. Спасибо, дорогой. “Дорогой”. Это выражение больно его задело.
– Я вижу, – тщательно подбирая слова, сказала Кэти, – что в глубине души ты меня все еще любишь, не смотря на то, что я тебе сделала. Иначе ты бы…
– Конечно, я бы так и поступил; ты думаешь что я чудовище? Лекарство должно быть доступно для. всех, кто пострадал от этого проклятого снадобья, Даже для лилистарцев. Лично я считаю, что производство заведомо ядовитых, вызывающих наркотическую зависимость препаратов является преступлением против человечества, – Он помолчал, добавив про себя: “А тот, кто использует этот наркотик против других – преступник, заслуживающий того, чтобы быть повешенным или расстрелянным”. Я ухожу, – сказал он. – Улетаю обратно в Чиенну, Мы еще увидимся. Желаю удачного лечения. – Он добавил, пытаясь, чтобы его слова не прозвучали как желание причинить боль: – Ты должна знать, что произошедшие физические изменения не обратимы, ты должна это четко осознавать, Кэти.
– Насколько старой я выгляжу? – спросила Кэти.
– Ты выглядишь настолько, сколько тебе лет, тридцать пять.
– Нет, – покачала она головой, – я видела себя в зеркале.
– Позаботься О том, чтобы все, кто попробовали наркотик той ночью вместе с тобой, в тот первый раз, получили антидот, хорошо? Я доверяю тебе это сделать.
– Конечно. Они мои друзья. – Она повертела в руках журнал. – Эрик, я не могу теперь рассчитывать на то, что ты будешь со мной жить, с такой, какой я теперь стала. Вся сморщенная и,… – она запнулась и замолчала.
Ему следовало воспользоваться шансом. Он сказал:
– Ты хочешь развода, Кэти? Если хочешь, я дам его тебе. Но лично я… – Он заколебался. Насколько далеко может зайти это лицемерие? Что требуется от него сейчас? Его будущее Я, его соратник из 2056, умолял его освободиться от нее. Разве не говорит все это за то, чтобы он это сделал, и, если возможно, прямо сейчас.
Кэти сказала тихим голосом:
– Я все еще люблю тебя. Я не хочу развода, Я попытаюсь обращаться с тобой лучше – обещаю.
– Должен я сказать честно?
– Да, – сказала она, – ты всегда должен говорить честно.
– Позволь мне уйти.
Она взглянула на него. Отблеск старого чувства, того яда, который вытравил теплоту из их взаимоотношений, загорелся в ее глазах, но теперь в нем уже не было прежней силы. Ее наркомания плюс успокоительные препараты ослабили ее; та сила, которую она выплескивала на него, подавляя его и удерживая рядом с собой, исчезла. Пожав плечами, она произнесли:
– Что ж, я просила тебя быть честным, и я получила, чего хотела. Мне следует быть довольной.
– Значит ты согласна? Ты начнешь бракоразводный процесс?
Кэти осторожно сказала:
– При одном условии. Если тут не замешана другая женщина.
“ – Так оно и есть, – Он подумал о Филис Акерман, это не стоило принимать во внимание. Даже в населенном призраками мире Кэти.
– Если я что-нибудь узнаю, я опротестую развод; я не пойду ни на какие уступки. Ты никогда не избавишься от меня – это я тоже обещаю.
– Значит, мы это уладили. – Он почувствовал, как громадный груз соскользнул с его плеч в бездонную пропасть, оставив ему только свою маленькую и вполне земную часть, которая была под силу обычному человеческому существу. – Благодарю, – сказал он.
– Спасибо тебе, Эрик, – сказала Кэти, – за антидот. Посмотри, какой полезной оказалась моя наркомания, мое многолетнее увлечение наркотиками В конечном итоге все это позволило тебе избавиться от меня. Сделало хоть что-то хорошее.
Ни за что в жизни он не смог бы определить, сказала она это серьезно или издевалась над ним. Он решил спросить о чем-нибудь еще.
– Ты собираешься, когда почувствуешь себя лучше, возобновить свою работу в ТМК?
– Эрик, со мной может произойти нечто необычное. Когда я находилась под воздействием наркотика в прошлом,… – она остановилась, затем, сделал усилие, продолжила: – Я отправила Вирджилу по почте электронную деталь. Обратно в тридцатые годы, Вместе с запиской, в которой я написала, что с ней делать и кто я такая. Чтобы он вспомнил обо мне поздно Как раз сейчас.
Эрик сказал:
– Но… – и замолк.
– Да? Что? – Ей даже удалось сосредоточиться на том, что он сказал. – Я сделала что-то не так? Изменила прошлое и нарушила нормальный ход событий?
Ему было трудно решиться, на то, чтобы сказать ей. Но она все равно узнает, как только попытается проверить сама. Вирджил никогда не получит никакой детали, потому что, как только Кэти ушла из прошлого, деталь ушла вместе с ней; Вирджил если и получил в детстве конверт, то пустой, а скорее всего, не получил ничего. Эрику было невыносимо тяжело.
– Что с тобой? – с трудом спросила она, – Я могу сказать по выражению твоего лица – я знаю тебя слишком хорошо, – что я сделала что-то плохое.
– Я просто удивлен твоей изобретательностью. Послушай. – Он присел рядом с ней и положил руку на плечо. – Не слишком рассчитывай на то, что этот случай окажет большое влияние на твою жизнь; Вирджила, даже с большой натяжкой, нельзя отнести к типу людей, способных испытывать благодарность.
– Но попытаться стоило, ведь правда?
– Да, – сказал он, выпрямляясь. Он был рад прервать разговор на этом месте.
Он попрощался с ней, похлопав ее по плечу еще раз, и направился к лифту и далее в кабинет Вирджила Акермана.
Вирджил взглянул на входящего Эрика и закудахтал:
– Я слышал, что ты вернулся, Эрик. Садись и рассказывай, Кэти выглядит очень плохо, правда? “Хазельтин” не смог…
– Послушайте, – сказал Эрик, захлопнув дверь. Они были одни. – Вирджил, можете вы перевезти Молинари сюда, в ТМК?
– А что случилось? – тревожно спросил Вирджил, нахохлившись. Ерик рассказал ему вес. Выслушав, Вирджил сказал:
– Я позвоню Джино. Мне достаточно намекнуть, мы понимаем друг друга с полуслова. Он приедет.
Возможно, немедленно. Когда он действует, он действует быстро.
– Тогда я останусь здесь, – решил Эрик. – Я не буду возвращаться в Чиенну. Наверное, мне лучше вернуться в гостиницу и оставаться с Дегом.
– Возьми с собой пистолет, – сказал Вирджил. Он поднял трубку видеофона и произнес: – Соедините меня с Белым домом, Чиенна. – Эрику он сказал: – Даже если линия прослушивается, они ничего не узнают; они не смогут понять, о чем мы разговариваем. – В трубку он сказал: – Я хочу говорить с Секретарем Молинари; это говорит лично Вирджил Акерман.
Эрик сидел и слушал. Все шло хорошо. Он мог позволить себе отдохнуть. Быть просто наблюдателем.
С экрана видеофона донесен пронзительный, почти истеричный голос оператора телефонной станции Белого дома: – Мистер Акерман, доктор Свитсент у вас? Мы не можем его найти, а Молинари, я хотел сказать мистер Молинари мертв, и его не могут оживить. Вирджил уставился на Эрика.
– Я выезжаю, – сказал Эрик. Он был ошеломлен. И ничего больше.
– Слишком поздно, – сказал Вирджил. – Держу пари. Оператор завопил:
– Мистер Акерман, он мертв уже два часа. Доктор Тигарден ничего не может сделать, а…
– Спросите, какой орган отказал, – сказал Эрик. Оператор услышал.
– Сердце. Это вы, доктор Свитсент? Доктор Тигарден говорит, что лопнула аорта.
– Я возьму с собой искусственное сердце, – сказал Вирджилу Эрик, Оператору он приказал: – Скажите Тигардену, чтобы он поддерживал температуру тела насколько возможно низкой, хотя я уверен, что он это уже делает.
– У нас есть тут на взлетной площадке на крыше скоростной корабль, – сказал Вирджил, – Тот самый, на котором мы летали в Вашин-35; это, безусловно, лучшее из того, что мы можем достать.
– Я сам выберу сердце, – решил Эрик. – Я пойду к себе в кабинет; вы не могли бы пока подготовить корабль? – Теперь он был спокоен. Одно из двух: или уже поздно, или еще нет. Он прибудет вовремя или нет. Спешка сейчас не имела большого значения.
Вирджил, переключая видеофон на внутреннюю сеть ТМК, произнес: – 2056, в котором вы были, не относится к нашему миру.
– Очевидно, нет, – согласился Эрик. И побежал к лифту.
Глава 13
На взлетной площадке, расположенной на крыше Белого Дома, его встретил Дон Фестснбург, бледный и заикающийся от волнения.
– Г-где вы были, доктор? Вы никому не сообщили, что уехали из Чиенны; мы думали, что вы где-то здесь. – Он шагал впереди Эрика, направляясь к ближайшему входу в здание.
Эрик, с искусственным сердцем в портфеле, следовал за ним.
У дверей спальни Секретаря их встретил Тигарден, он выглядел изможденным.
– Какого черта, доктор, где вы были?
“Я пытался положить конец войне”, – подумал Эрик, Вслух он просто спросил: – До какой темпе-ратуры вы смогли его заморозить?
– Обмен веществ почти полностью приостановлен; вы думаете, я не знаю, как поступать в таких случаях? У меня есть инструкция, которая вступает в действие автоматически с того момента, как он теряет сознание или умирает и не может быть оживлен. – Он вручил Эрику листы бумаги.
С первого взгляда Эрик заметил этот основной и важнейший параграф инструкции. Никаких искусственных органов. Ни при каких обстоятельствах. Даже если это единственный шанс для выживания Секретаря Молинари.
– Это обязательно? – спросил Эрик.
– Мы консультировались у верховного прокурора, – сказал Тигарден. – Да вы, конечно, знаете, что любой искусственный орган можно трансплантировать только по письменному разрешению пациента.
– Почему он это сделал?
– Я не знаю, – сказал Тигарден, – Вы не попытаетесь его оживить без применения искусственного сердца, которое, как я вижу, вы захватили с собой? Это единственное, что нам осталось. – Его голос был полон горечи и безнадежности, – То есть ничего. Он жаловался на сердце незадолго до того, как вы пропали; говорил вам, я сам это слышал, что он почувствовал, как лопнула его аорта. А вы просто ушли, – Он осуждающе посмотрел на Эрика.
– В этом вся сложность лечения ипохондриков, – сказал Эрик, – никогда не знаешь, что принимать за чистую монету. -
– Ладно, – с прерывистым вздохом сказал Тигарден, – и все-таки я этого не понимаю. Повернувшись к Фестснбургу, Эрик спросил:
– Что с Френекси? Он знает? С едва уловимым оттенком нервозности Фестенбург ответил: – Конечно.
– И как он отреагировал?
– Выразил соболезнование.
– Я полагаю, вы не допустите прилета сюда новых кораблей с Лилистар? Фестенбург сказал:
– Доктор, ваше дело лечить вашего больного, не заниматься политикой.
– Ходу моего лечения очень помогло бы, если бы я знал…
– Доступ в Чиенну прекращен, – уступил Фестенбург. Ни одному кораблю, кроме вашего, не было разрешено приземлиться здесь после того, как это произошло.
Эрик подошел к кровати и посмотрел на Джино Молинари, затерявшегося среди переплетения прводов и приборов, поддерживающих его температуру и измеряющих сотни параметров по всему телу. Грузная короткая фигура была едва видна; его лицо почти полностью скрывало совсем недавно разработанное устройство, отслеживающее мельчайшие изменения в работе головного мозга. Именно мозг необходимо было сохранить любой ценой. Можно восстановить все, кроме него.
Восстановить можно все – если воспользоваться запрещенными Молинари искусственными органами. В этом было все дело. Упрямство замкнувшегося на идее самоуничтожения невротика отбросило медицину на столетие назад.
Одного взгляда на раскрытую грудную клетку лежащего перед ним человека было достаточно, чтобы понять – положение безнадежно. В областях, не связанных с трансплантацией, Эрик был не более компетентен, чем Тигарден. Вся его работа была основана на возможности замены выбывших из строя органов.
– Давайте еще раз посмотрим этот документ. – Он снова взял бумагу у Тигардена и изучил ее более внимательно. Безусловно, такой умный и предусмотрительный человек, как Молинари, должен был предоставить какую-то альтернативу пересадке. Он просто не мог этого не сделать.
– Приндла уже известили, – сказал Фестенбург. – Он стоит наготове перед телевизионной камерой, чтобы выступить когда, или если, станет ясно, что оживить Молинари не удастся. – Его голос звучал неестественно безразлично; Эрик взглянул на него, пытаясь понять, какие чувства испытывает в действительности этот человек.
– Что вы думаете об этом параграфе? – спросил Эрик, показывая Тигардену документ. – О вводе в действие робота-двойника, которого Молинари использовал в видеофильме. О показе его по телевидению сегодня вечером.
– Что вы имеете в виду? – спросил Тигарден, перечитывая параграф. – Передачу речи по радио мы конечно устроим. Что касается самого двойника, то я совершенно не представляю, что с ним сейчас. Может быть, Фестенбург знает. – Он вопросительно повернулся к Фестенбургу.
– Этот параграф, – ответил тот, – не имеет никакого смысла. Буквально. Например, мы не имеем понятия, на что способен этот робот, лежащий в настоящее время в замороженном состоянии. Мы не сможем разобраться, что имел в виду Молинари, у нас слишком мало времени. В этой проклятой инструкции сорок три параграфа; мы не в состоянии выполнить их все одновременно, разве нет?
– Но вы знаете, где…
– Да, – перебил Эрика Фестенбург, – я знаю, где хранится робот.
– Выведите его из законсервированного состояния, активируйте его, как написано в инструкции которая, как вам известно, обязательна для выполнения.
– Активировать его – и что дальше?
– Он скажет вам это сам, – ответил Эрик, “И будет говорить еще годы и годы, – добавил он про себя. Потому что в этом – весь смысл документа. Не будет никакого объявления о смерти Джино Молинари, потому что, как только робот-двойник будет активирован, это будет не соответствовать действительности, И, мне кажется, ты знаешь об этом, Фестенбурп”.
Они молча обменялись взглядами.
Обращаясь к сотруднику Секретной службы, Эрик сказал:
– Я хочу, чтобы четверо из вас сопровождали его, пока он будет заниматься активацией. Простая предосторожность, но я надеюсь, что вы поддержите меня в этом.
Сотрудник кивнул и сделал знак группе своих коллег; они встали за Фестенбургом, который выглядел растерянным и слегка испуганным. Он нехотя отправился выполнять поручение, четверо агентов последовали за ним.
– Что вы думаете еще об одной попытке хирургического вмешательства? – спросил доктор Тигарден. – Вы не хотите попробовать? Пластиковый заменитель может…
– Молинари в данной временной последовательности, – сказал Эрик, – почти полностью изношен. Вы не согласны? Для него настало время выйти из нее, он хочет именно этого. Нам необходимо признать этот факт, как бы мы этому не противились. Молинари основал династию, состоящую из него самого.
– Эта копия Молинари не может занять его место, – запротестовал Тигарден. – Это машина, а закон запрещает…
– Вот почему Молинари отказывался использовать искусственные органы. Он не может проделывать то, что делал Вирджил, заменяя один орган за другим, потому после этого он мог стать уязвимым сточки зрения этого закона. Но теперь это уже неважно. – Он подумал про себя: “Приндл не является наследником и преемником Мола и Дон Фестенбург тоже, как бы ему этого ни хотелось. Я не думаю, что династия будет вечной, но, по крайней мере, этот удар она вынесет. А это уже не мало”
После паузы Тигарден сказал:
– Вот зачем его хранили в законсервированном состоянии. Теперь я понимаю.
– И он выдержит любую проверку, которую вы захотите предпринять. Вы, или министр Френекси, или любой другой, включая Фестенбурга, который догадался обо всем еще раньше меня, но не Смог ничего поделать. Вот что выделяет это решение из всех других; даже зная, что происходит, вы все равно ничего не можете изменить. Это доведенная до логического конца концепция политического маневрирования. Ужасался ли он задуманным? Или восхишался? Он еще не успел разобраться. Это было слишком неожиданное решение, этот тайный сговор Молинари С самим собой. Эти манипуляции с бесчисленными рождениями заново, проведенные со свойственной только ему ошеломляющей быстротой.
– Но, – запротестовал Тигарден, – этим самым другой временной континуум остается без Секретаря ООН, Что мы приобретаем в этом случае, если…
– Тот, кого пошел активировать Дон Фестенбург, – сказал Эрик, – наверняка происходит из миpa, в котором Мола не выбрали на этот пост. В котором он потерпел поражение, и Секретарем ООН стал кто-то другой. Таких миров, если принять во внимание минимальный перевес, полученный Молом над своим соперником при голосовании, должно быть достаточно много.
В том другом мире отсутствие Мола не будет иметь большого значения, поскольку там он просто еще один побежденный политический деятель, возможно, даже уже отошедший от борьбы. Как раз в том состоянии, чтобы быть свежим и отдохнувшим. Готовым наброситься на министра Френскси.
Задумано превосходно, решил Эрик. Мол знал, что его изношенное тело рано или поздно дойдет до состояния, исключающего всякую возможность восстановления любым способом, кроме замены органов на искусственные. Какой бы из него был политический стратег, если бы он не задумывался о том, что будет после его смерти? Без этого он был бы просто вторым Гитлером, который не хотел, чтобы страна его пережила.
Эрик еще раз просмотрел оставленный Молом документ. Все было изложено предельно ясно. Следующего Молинари было абсолютно необходимо вводить в действие. А этот следующий, в свою очередь, позаботится о том, чтобы обеспечить замену себе. Теоретически это могло продолжаться до бесконечности. Могло ли?
Все Молинари, во всех временных континумах, стареют с одной и той же скоростью. Это может продолжаться лет тридцать-сорок. Самое большее.
Но этого достаточно, чтобы вывести Землю из войны.
И это было единственным, что имело значение для Мола. Он не пытался стать вечным, бессмертным, Он был просто заинтересован в выполнении своего долга. То, что произошло с Франклином Д. Рузвельтом в последнюю мировую войну, не должно было произойти с ним. Молинари выучился на ошибках прошлого, и действовал соответственно. Он нашел блестящее и яркое, присущее только ему решение данной политической проблему.
Это объясняло, почему форма Секретаря ООН и газеты, показанные ему Фестенбургом, были поддельными.
Без этого они вполне могли оказаться реальностью. Уже одно это оправдывало то, что сделал Молинари.
Часом позже Джино Молинари вызвал его в свой кабинет.
Раскрасневшийся, источающий юмор Мол в новой с иголочки форме сидел, откинувшись в кресле и не торопясь рассматривал Эрика.
– Так, значит, эти негодники не хотели меня оживлять, – прогрохотал он и рассмеялся. – Я знаю, что вам пришлось на них надавить, Свитсент; я все это предвидел. Здесь не было ничего случайного. Вы верите мне? Или вы думаете, что оставалась щель, в которую они могли ускользнуть, особенно этот Фестенбург – он очень умен, знаете ли. Я им просто восхищаюсь. – Он рыгнул. – Послушайте меня. Это Дону не по зубам.
– Мне кажется, у него почти получилось, – сказал 3pak.
– Да, – согласился Молинари, став серьезным, – Почти. Но в политике всегда так. Именно это и делает ее интересной. Кому нужно что-то гарантированное? Только не мне. Кстати, эти видеоролики уже передаются, как и планировалось; я уже отослал беднягу Приндла обратно в его подвал, или где он там обретается. – Молинэри снова расхохотался.
– Я правильно думаю, что в вашем мире…
– Мой мир здесь, – оборвал его Молинари; заложив руки за голову, он покачивался в кресле, глядя ил Эрика незамутненным взглядом.
– В параллельном мире, откуда вы пришли…– произнес Эрик.,.
– Чушь!
– Вы потерпели поражение в борьбе за пост Секретаря ООН; это правда? Мне просто интересно. Я не собираюсь обсуждать это с кем бы то ни было.
– Если вы соберетесь, – сказал Молинари, – я прикажу Секретной службе утопить вас в Атлантическом океане. Или выбросить в открытый космос. – Он помолчал. – Я был избран, Свитсент, но эти недоноски вышибли меня из кабинета, сварганив билль о недоверии. В связи с Договором о Мире. Конечно, они были правы; я не должен был в это ввязываться. Но кому охота иметь дело с четырехрукими блестящими жуками, которые не умеют даже разговаривать толком и которым приходится вечно таскать с собой переводной ящик, наподобие ночного горшка?
– Теперь вы знаете, – настороженно сказал Эрик, – что это необходимо. Достичь взаимопонимания с ригами.
– Конечно, Но теперь это легче понять. – Глаза Мола стали темными и внимательными. – Что у вас на уме, доктор? Давайте посмотрим. Как это они говорили в двадцатом веке? Постучим по крыше и посмотрим не выскочит ли… какая-то штуковина.
– В Тиуане все подготовлено для вашего контакта с ригами.
– Черт, я не собираюсь в Тиуану; это грязный городишко – там только по бабам таскаться, тринадцатилетним. Даже моложе, чем Мэри.
– Значит вы знаете про Мэри? – Неужели она была его любовницей и в параллельном мире!
– Он нас представил друг другу, – вежливо сказал Молинари. – Мой лучший друг, назвал он меня.
Тот, которого сейчас хоронят, или что они там делают с трупом. Это меня не интересует, лишь бы его не было здесь, У меня уже есть один, этот, весь изрешеченный пулями, в контейнере. С меня довольно одного; они действуют мне на нервы.
– Что вы с ним собираетесь делать? Молинари обнажил зубы в широкой усмешке.
– Вы, кажется, не поняли, верно? Это предыдущий. Тот, который был перед только что умершим. Я не второй; я третий, – Он приложил руку к уху, – А теперь послушаем, что там у вас – я жду.
– Гм, вам необходимо отправиться в Тиуану к Вирджилу Акерману. Это не должно вызвать подозрения. Мое дело устроить вашу встречу так, чтобы вы могли спокойно поговорить. Я думаю, мне это удастся. Если, конечно,…
– Если Корнинг, главный резидент Лилистар в Тиуане, не доберется до вашего рига первым. Слушайте, я отдам приказ Секретной службе его нейтрализовать. Пока лилистарцы будут его вызволять, пройдет достаточно времени. Мы можем сослаться на их деятельность по отношению к вашей жене, на то, что они сознательно сделали се наркоманкой. Это будет хорошим предлогом. Вы согласны? Да? Нет?
– Это подойдет. – Он снова почувствовал себя совершенно измотанным, даже больше, чем прежде. “Этот день никогда не кончится”, – подумал он; прежняя тяжелая ноша снова пригибала его к земле.
– Я, кажется, вас не слишком воодушевил, – сказал Молинари.
– Напротив. Просто я смертельно устал. – А ведь еще надо ехать обратно в Тиуану, чтобы доставить в ТМК Дег Дал Ила из его комнаты в гостинице “Цезарь”; впереди еще столько дел.
– Кто-нибудь доставит, – проницательно сказал Молинари, – этого рига из гостиницы в ТМК вместо вас. Дайте мне адрес, и я прослежу, чтобы все было в порядке. Вам не нужно больше ничего делать – напейтесь или подыщите себе новую подружку. Или примите еще порцию Джи-Джи 180 и сделайте еще один визит в будущее. Найдите способ развлечься. Как себя чувствует ваша наркомания? Покончили с ней, как я вам советовал?
– Да.
Молинари поднял свои густые брови.
– Черт побери. Любопытно; я думал, что это невозможно. Вам помог ваш контакт с ригами?
– Нет, я получил антидот из будущего.
– Как идет война? Я в отличие от вас не перемещаюсь во времени по вертикали, я двигаюсь только вбок, по параллельным мирам.
– События развиваются не лучшим образом.
– Оккупация?
– Большая часть территории Земли.
– А что со мной?
– Похоже, вам удалось ускользнуть в Ватин-35. Вы продержались довольно долго в надежде на помощь армии ригов.
– Я полагаю, на это у меня были причины, – решил Молинари. – Как ваша жена, Катерине?
– Антидот…
– Я имею в виду ваши отношения с ней.
– Мы разводимся. Это решено.
– Хорошо, – деловито кивнул Молинари. – Напишите для меня адрес, а в обмен я напишу вам одно имя и адрес. – Он взял ручку и бумагу и быстро написал что-то. – Родственница Мэри. Двоюродная сестра. Играет на второстепенных ролях в телесериалах. Девятнадцать лет. Не слишком молода?
– Противозаконно.
– Об этом можете не беспокоиться. – Он перекинул Эрику записку. Она осталась лежать на столе, – В чем дело? – закричал на него Молинари, – Пристрастие к этому наркотику настолько затуманило ваши мозги, что вы не способны уразуметь, что у вас только одна жизнь, и она движется только вперед, а не вбок и не назад? Вы ждете, что вернется прошлый год или чего-то в этом роде?
Эрик дотянулся до записки.
– Вы совершенно правы, Я уже давно жду прошлое года. Но, кажется, он уже не вернется.
– Не забудьте сказать, что это я вас послал, – Молинари и широко улыбнулся, наблюдая, как Эрик складывает записку в бумажник.
Была ночь, Эрик шел по темной боковой улочке, держа руки в карманах и раздумывай, не сбился ли он с дороги. Он не был в Пасадене, Калифорния, уже много лет.
Перед ним темным пятном на фоне ночного неба показалось жилое здание, окна горели в темноте, как глаза какого-то животного. “Глаза, – подумал Эрик, – это зеркало души, но дом есть дом. Что скрывается за ними? Пухленькая – а может и не пухленькая – черноволосая девушка, чьи претензии ограничиваются ролью в двух-трехминутных сюжетах коммерческой рекламы или в чем-то наподобие этого, о чем упомянул Молинари, Которая нужна, чтобы помочь подняться на ноги после болезни, пародия на супружество, взаимопомощь и защиту”. Он вспомнил о Филис Акерман и их недавней беседе по дороге в Вашин-35. “Если я действительно хочу просто заново воспроизвести очередной слепок образца супружества, запечатленного в моем подсознании, мне нужно обратиться к ней; Филис достаточно похожа на Кэти, чтобы мне понравиться. И это мы оба понимаем. И достаточно непохожа, чтобы казаться – просто казаться – чем-то новым. – Внезапно его захватила одна мысль. – Эта девущка из Пасадены; я не сам ее выбрал. Это сделал Молинари. Поэтому есть шанс избавиться от старого клише. И я получу что-то по настоящему новое, а не кажущееся таким”.
